"Радуга над теокалли"

[Маргарита]

Роман в жанре мистического реализма, но везде пишу историческое фэнтези)
Главная проблема - переделывался : из обычного исторического романа в фэнтези, а потому могли потеряться нити, да и стилистика иной раз вызывает сомнение. Словом буду признательна комментариям. Роман дописан полностью. состоит из 3-х частей - 650 000 знаков.
С правилами выкладки ознакомилась, каждый день "кусок"))

Аннотация
Город Теночтитлан – колыбель империи ацтеков, которые начали покорять мир. Здесь правят боги войны. Всюду лики смерти и кровь людей, приносимых в жертву. Вера в богов, в жизнь ради богов, достигает наивысочайшего предела, и интересы человека, его чувства и мечты разбиваются о долг и веру.
Но живы знания древних народов, их несут маги-нагуали, проповедующие истинный путь мудрого человека, который должен творить добро и справедливость. Этот путь у каждого человека свой. Кто-то постигает его сразу, едва взойдя на жертвенную пирамиду, как Иш-Чель – пленница-майя; а кому-то требуются не только годы, но и дружба тоналя – «небесного покровителя» - тотемного животного, назначенного при рождении, как у Амантлана – предводителя ацтекских воинов-ягуаров.
Трудны пути героев в поисках истины и личного счастья.

Уходят ли цветы в царство смерти?
Правда, что мы идем,
правда, что мы идем!
Куда мы идем, ай, куда мы идем?
Там мы мертвы или еще живем?
Придет ли там еще раз
существование?

Несауалкойотл

ПРОЛОГ

Был полдень. Солнечные лучи начали нестерпимо жечь спины землепашцев, обрабатывающих свои поля. Наползала дневная жара. Уже давно не было дождей. Обмелевшие реки слепили белизной камней. Люди с надеждой, до рези в глазах, высматривали в безоблачном небе желанную дождевую тучу.
Однако, в покоях правителя приграничного города - государства Коацаока царила прохлада, она остужала пыл спорящих. Выяснение отношений между мужем и женой всегда явление неприятное для обоих, а если это касается их единственного детища и его будущего, то не вызывает сомнения, что в помощь себе каждый супруг призовет всех богов и вспомнит предков.
Семейная пара, которая бурно обсуждала проблемы сына, не была исключением, только вот ситуация с наследником выходила за рамки обычной семьи. Мужчина носил титул Великого человека, а попросту являлся халач-виником, то есть верховным правителем одного из городов-государств майя.
Основные черты его тяжелого нрава были словно вырублены на лице: крупный орлиный нос, с замершими крыльями, постоянно нахмуренные брови... Можно было бы и дальше перечислять отдельные детали внешности, но все они сводились к одному - халач-виник Копан являлся суровым властителем своего города. И если он что-либо решил, то только Ицамна - божественный покровитель всех майяских городов - мог повлиять на его мнение, а Копан правил долго - почти двадцать пять лет. За это время Ицамна всегда благосклонно принимал от него жертвы.
Халач-виник раздраженно метался по комнате. То он подбегал к окну, откуда открывался вид на город и его владения. Затем резко разворачивался и крупными шагами возвращался к жене, стоящей в глубине комнаты. Рядом с нею ощущался запах сожженных трав и свежей крови. В очередной раз халач-виник внимательно осмотрел женщину, на подоле ее белоснежной одежды ярко выделялись красные пятна. Значит, перед тем, как идти к нему и снова спорить, Уичаа, а именно так звали его жену и мать наследника, была в храме, где говорила с духами и приносила жертву богам.
Когда Копан подошел к женщине вплотную, запахи усилились и словно ожили. Они, проникали во внутрь него, будоража и поднимая изнутри совершенно неведомые ему чувства. Тут был страх, испытанный им лишь в далеком детстве; горечь, вперемешку со страшной болью, сжавшей сердце веревочным силком; и пугающая пустота, бездной разверзнущаяся у ног.
Правитель внимательно посмотрел жене в глаза. Они были расширены и полыхали. Заглянув в них, Копан реально ощутил силу и мощь потустороннего мира, его жар и властный напор. Создавалось впечатление, что невидимое покрывало, некая могущественная сеть жесткой хваткой окутала его, буквально парализовав и обездвижив члены. Он просто забыл, отринул от себя все мысли и чувства, оглох, ослеп и потерял способность говорить. Неведомая сила легко втянула халач-виника в омут распахнутых черных глаз Уичаа и закрутила в разноцветном вихре.
Копан полетел через голубые, черные, розовые и зеленые вихри, которые переплетались между собой и создавали коридоры, ниши, огромные арки. Он увидел страну майя, Коацаок в руинах. Жителей бегущих с детьми на руках от огромного огня пожарища. А над всем этим, в развивающемся плаще, с поднятыми к небу руками, главного жреца Ицамны. Потемнело. Халач-виник попал в грозовую тучу. Внезапно она исторгла потоки дождя, и Копан поежился, ощутив сначала приятную влагу, за которой тут же последовал ледяной холод. Он вздрогнул от частых и внезапных вспышек слепящих молний - гнева богов, и вернулся.
Словно пьяный, правитель отшатнулся от жены и отвернулся, чтобы прийти в себя, обрести спокойствие и равновесие. У него не было сомнений - боги через Уичаа приоткрыли ему тайну будущего, послали предупреждение. Но, Копан был смертным, не владел магией, а потому только испугался.
Вся его сущность, еще не пришедшая в себя после Откровения, не приученная к вхождению в потусторонний мир, к общению с богами и могущественными силами, взывала к немедленному успокоению. Его 'я' потребовало тишины и покоя. Уичаа, привычная к магии, быстрее мужа пришла в себя и резко атаковала Копана. Она посчитала, что правитель все понял, и теперь ей легко будет доказать свою точку зрения.
Но и теперь усилия Уичаа потерпели крах, хотя, Копан был вынужден признать - в чем-то она права. Однако, доказать что-либо мужу не получилось. То, что боги приоткрыли, Копан уже стряхнул с себя, отодвинул в глубину памяти, спрятал, чтобы возможно когда-нибудь над этим подумать. Ведь это боги жены из племени сапотеков показали ему будущее, а не Ицамна приоткрыл завесу тайны.
Внутри семьи халач-виник на упрямство жены смотрел снисходительно, даже когда она, усиленно сохраняя обычаи и ритуалы бога дождя и молний сапотеков Косихо-Питао, прививала такую же любовь их сыну Кинич-Ахава - предмету нынешнего спора. Но все, что пыталась сделать по-своему Уичаа, чаще всего заканчивалось ничем. Сын, по малолетству, соблюдал требования матери, однако, выйдя из детского возраста, резко пресек ее нежные увещевания, и признал, что есть только единый верховный бог-покровитель всех майяских городов и имя ему - Ицамна. В этом вопросе спорить с взрослым мужчиной, к тому же сыном Копана, было совершенно бесполезно. Подошло время его женить, Уичаа предложила заключить союз с девушкой из недавно возвысившегося рода мешиков, а Копан поддержал желание сына связать судьбу с майяским родом правителей Майяпана, из которого происходил сам.
Уичаа с трудом скрывала досаду после неудачной попытки приоткрыть мужу тайну будущего и предостеречь его от политических ошибок. Теперь же она лишь утвердилась в своем подозрении - на решение Копана повлияло, прежде всего, то, что будущая невестка приходилась халач-винику племянницей. Это решение пугало и раздражало Уичаа недальновидностью правителя Коацаока. Копан словно не желал замечать грядущее столкновение с народом Анауака. А ведь духи предупредили их об этом! Копан видел, чем все может закончиться!
Более того, реальность вторгалась в их жизнь и состояла в следующем - конфедерация трех племен, где руководящее положение захватили агрессивные мешики, активно демонстрировала свои воинственные и далеко идущие планы. Все народы плодородной и цветущей долины склонились перед их силой, а дальше шли земли диких отоми, сапотеков и города - государства майя. Куда направятся воины из Теночтитлана? Уичаа не питала сомнений - молодое государство мешиков постепенно расширяло свои границы, и ничто не могло остановить захват новых земель. Верховным божеством мешиков являлся Уицилопочтли - бог войны, и он требовал многочисленных ежедневных жертвоприношений, а их могла дать только война.
Создавшаяся обстановка угрожала благополучию их города - Коацаок был вратами в земли майя. Упорное сопротивление сына, молчаливое потакание юношеским причудам со стороны отца выводило женщину из себя. Несколько дней назад Кинич-Ахава известил родителей, что отправляется в Майяпан за невестой, и будет там ждать разрешения родителей и свадебных послов, а пока отработает за будущую жену положенный выкуп.
Но не это пугало Уичаа. Их сын мог еще вступить в брак, возникни политическая необходимость, но он был влюблен в свою невесту и не желал слышать о еще одном союзе, который мог предотвратить нашествие мешиков. Пока Копан не объявил официально своего мнения, оставалась надежда, но то спокойствие, с которым он терпеливо отвечал Уичаа, граничило с безразличием.
Она поняла, что решение правитель принял, а завеса тайны будущего, приоткрытая сегодня, не сыграла отведенную ей роль. Копан, в своей гордыне и желании следовать прежней политической линии, непреломляем. К тому же это ее боги, духи лесов и земли показали будущее. А правитель верит только своим жрецам...
Потеряв терпение, и решив положить конец мучительным раздумьям и бесконечным спорам, халач-виник резко встал и пошел к выходу. Там он остановился и твердо произнес:
- Я сегодня принесу жертву нашему великому богу Ицамне, если она будет принята, то завтра же на рассвете гонцы уйдут с моим разрешением на брак Кинич-Ахава и Иш-Чель в Майяпан.
Секунда... и только расписанный яркими красками занавес, качаясь, указывал, что помещение покинул правитель Коацаока. Уичаа осталась одна. Она проиграла.
- Ты погубишь нас! – выкрикнула Уичаа вслед, гневно топнув ногой.

[ZLOY_GAD]

Солнечные лучи начали нестерпимо жечь спины землепашцев

Хм земледельцев, насколько я помню ацтеки, майя, инки не пахали.

что в помощь себе каждый супруг призовет всех богов и вспомнит предков.

Своих и так же своих предков. Хотя маловероятно, мужчина был главней и мог диктовать что ему хочется.

Основные черты его тяжелого нрава были словно вырублены на лице

Хм а лёгкого нрава на спине? Коряво, обдумайте другое для описания.

крупный орлиный нос, с замершими крыльями, постоянно нахмуренные брови...

Бедный орёл. Ещё и крылья связали. Подумайте как перефразировать.
Пока всё.
Скоро ещё подкину тапочек.

[ZLOY_GAD]

жесткой хваткой окутала его, буквально парализовав и обездвижив члены

Лишнее ИМХО.

[Маргарита]

К вопросу о том что мужчина мог диктовать условия. У майя женщины даже в вопросах политики имели те же права. что и мужчины. По факту - равноправие))) И доказанный факт.

[ZLOY_GAD]

К вопросу о том что мужчина мог диктовать условия. У майя женщины даже в вопросах политики имели те же права. что и мужчины. По факту - равноправие))) И доказанный факт.

Я не сомневаюсь, но всё же у майя был свой институт брака. И думаю в важных вопросах всё же решал мужчина.
Напомнило старый анекдот.
- Мой мужчина решает все важные вопросы.
- Какие?
- Кто выиграет в футбол.

[fox2trot]

Семейная пара, которая бурно обсуждала проблемы сына

Вы забыли жрецов. Любые вопросы семьи и брака только с одобрения жрецов.
Металитет у индейцев был своеобразный, где-то похож на японский. Цена жизни равнялась нулю. В основном индейские цивилизации кастово-прагматичные, традиционалистские, с сильным фаталистским уклоном. Колесных повозок у них не было не из-за того что они не знали колесо, а именно из-за вышеперечисленных особенностей культур.

[Маргарита]

Семейная пара, которая бурно обсуждала проблемы сына

Вы забыли жрецов. Любые вопросы семьи и брака только с одобрения жрецов.
Металитет у индейцев был своеобразный, где-то похож на японский. Цена жизни равнялась нулю. В основном индейские цивилизации кастово-прагматичные, традиционалистские, с сильным фаталистским уклоном. Колесных повозок у них не было не из-за того что они не знали колесо, а именно из-за вышеперечисленных особенностей культур.

Конечно жрецы. а также расположение звезд и принесение в жертву - нужно или нет заключать брак, гадание на бобах и т.д. Но интересы семьи и династии зачастую были сильнее мнения жрецов. Верно? Здесь такой именно случай.

Колесо в этих местах знали задолго до майя и ацтеков, еще в прошлом веке в раскопках была найдена детская игрушка на колесиках.))

Менталитет восточный? Согласна. Но вот какое животное они бы впрягли в повозку?))

[fox2trot]

Конечно жрецы. а также расположение звезд и принесение в жертву - нужно или нет заключать брак, гадание на бобах и т.д. Но интересы семьи и династии зачастую были сильнее мнения жрецов. Верно? Здесь такой именно случай.

Гм, наверное я некорректно выразился. Жрецы это фактически серые кардиналы. Ситуация сходна с Египтом, где верховный правитель фараон, наместник бога и т.д. и т.п. но без одобрямс жрецов он рисковал раньше времени оказаться в усыпальнице, что неоднократно и происходило в истории Та Кем.

Менталитет восточный? Согласна. Но вот какое животное они бы впрягли в повозку?))

Странный вопрос. Человек ессно. Многие азиатские народы и не только, особенно кочевники, не затрудняли себя таким вопросом, даже при наличии тяглового скота. Да и сейчас вроде, самобеглых колясок полно, а рикши почему-то не переводятся.
Ламы между прочим, ничуть не хуже ослов таскают всякие тележки. Кто им мешал делать это на 1000 или 2000 лет раньше ?

[Маргарита]

Да, никто не мешал. Вопрос интересный, но никогда не задумывалась почему не использовали колеса)
Просто основная масса городов располагалась вокруг озер - лучше использовать каноэ. Если шли воевать, то использовались специальные посты, где могли получить необходимое. Шли всегда налегке, где-то у меня был перечень "имущества" воина для похода. Если обычный путник хотел есть, закон позволял взять еду с поля, вдоль которого он шел. Дороги были хорошие. Носилки были. трон таскали... Возможно, когда-нибудь и на этот вопрос найдется ответ.

[fox2trot]

Да, никто не мешал. Вопрос интересный, но никогда не задумывалась почему не использовали колеса)

Причина проста и банальна - колесо это круг. Круг - священный символ солнца. Т.е. все все дискообразные предметы священны и земли им касаться нельзя. Это при том что дороги были и хорошие дороги, мощеные камнем на основных направлениях, не намного хуже чем у римлян. У славян реки тоже служили основными транспортными артериями и для мобильности широко использовались вьючные лошади т.к. по лесным тропинкам и дорогам колесные повозки не очень то хорошо проходят. Но это отнюдь не мешало широко использовать колесные тележки в городах или там где это возможно, особенно на стройках. Они даже эргономикой не пренебрегали.

[Маргарита]

Большое спасибо всем, кто заглянул!
Вывешиваю следующий кусок. Мне кажется, что он немного затянут и местами "сладковат".

Далеко на востоке майя построили грозный город Майяпан, а правившая в нем династия Кокомо сделала его самым богатым и могущественным. Правящее семейство было очень воинственным и жадным. Они вынуждали правителей Ушмаля и Ицмаля считаться со своим желанием главенствовать на полуострове. Им платили дань по первому требованию - только бы не видеть у стен городов и селений военные отряды из Майяпана. Трудолюбие простых крестьян и руки рабов превратили земли Кокомо, отвоеванные у леса, в цветущий сад.
По этой земле благоденствия шел караван. Давно уже позади остались развалины непокорного города Чичен-Ицы - бывшей столицы гордых тольтеков. Заросли высокой травой ее полуразрушенные за три столетия теокалли, посвященные древним богам, и только ветер закручивает и весело гоняет пыльное веретено по прямым и широким проспектам. Чичен-Ица был вечным напоминанием всем майя о несокрушимом могуществе рода Кокомо, захватившем его и предавшем огню.
Страх и ужас охватывал простых жителей, когда вдали они различали приближающихся воинов - вестников семьи Кокомо - знак недовольства и требования беспрекословного повиновения. Это было и с нашим караваном. Только когда он подходил к селению достаточно близко, майя с усилием перебарывали дрожь и вспоминали, что год назад через их селение также следовал караван, спешащий на ежегодный праздник, посвященный богине радуги и луны - Иш-Чель.
Путники двигались к острову Косумель, где располагался один из храмов богини, который ежегодно посещала одна из дочерей правителя Майяпана, названная в ее честь. И не было женщины из знатной семьи майя, которая бы столь соответствовала своему имени.
Как внезапно возникшая на небе радуга вызывает у землепашца умиление и восторг своей неповторимостью и совершенством, так дочь правителя Майяпана одним своим присутствием могла сосредоточить на себе внимание окружающих. У нее была не только светлая кожа, но и огненные волосы, за что она получила при рождении свое имя. Был ли это результат многочисленных кровных династических браков в роду Кокомо, игра природы или дар богов, но все майя свято верили, что живая Иш-Чель - это сама богиня радуги. И она сошла на землю, чтобы в эти тяжелые годы войн и усобиц дарить смертным, смотрящим на нее, простую радость приобщения к прекрасному.
Жители с радостью откладывали дела и выходили на обочину мощеной камнями дороги, чтобы поприветствовать Иш-Чель, которую несли четверо воинов в открытых носилках. Майя с восторгом рассматривали живой образ своей богини, убеждаясь, что она по-прежнему очень красива, изящна и у нее все те же огненные волосы. С каждым годом наряд девушки становился все пышнее и богаче - он явно демонстрировал вызывающую мощь и богатство семьи Кокомо. Здесь было и многоцветие птичьих перьев и ожерелья из самых редких камней, и необыкновенно тонкая ткань одежд самой Иш-Чель и ее приближенных, которых всегда было не меньше сотни.
Большая часть свиты состояла из грозных телохранителей, единственной одеждой которых были белоснежные набедренные повязки, не скрывающие сильные мускулы воинов; остальное сопровождение гордо носило шкуры ягуаров.
Замыкала караван группа хмурых воинов, сопровождающих еще одни носилки, почти всегда занавешенные тонкой белоснежной тканью. В них несли самую красивую рабыню - жертву богине Иш-Чель. Она всегда была так же, как и дочь правителя, богато одета, на шее, запястьях, в ушах сияли драгоценности из сокровищницы госпожи, которые после ритуала отходили храму на Косумели. Ее купали и лелеяли. Она не знала ни в чем отказа в последние месяцы жизни.
Чаще всего, будущей жертве давали дурманящий напиток, после которого она со счастливой улыбкой смотрела на мир затуманенными глазами, словно, уже сейчас, здесь на земле, видела свою будущую веселую беззаботную жизнь после смерти в чертогах богини. С этой улыбкой рабыне предстояло взойти на жертвенный камень теокалли - пирамиды, на которой строились храмы. Именно там ее юное и красивое тело, еще не знавшее любви и материнства, должно было отпустить свою душу. А девушка была счастлива, она с радостью исполняла возложенную на нее миссию.
Внимательно рассмотрев кортеж Иш-Чель, жители принимались за свои насущные дела, в очередной раз, убедившись, что все в их мире постоянно, а власть и сила рода Кокомо незыблемы.
Караван, обогнув селение, приблизился к берегу - месту постоянных остановок паломников, следующих на остров Косумель, который виднелся в море. Стоянка для пришедших была уже обжитой: выложенные камнями площадки под навесы для ночевки, большие ямы и огромные кучи хвороста для костров. Деревянные мостки на берегу с привязанными длинными лодками и толпы галдящих гребцов, наперебой предлагающих свои услуги.
Многочисленная свита Иш-Чель суетливо готовилась к ночлегу – нужно удобно расположить госпожу, чтобы она хорошо отдохнула, так как на следующий день им предстояло переправиться в больших каноэ на Косумель. Только раз в году на острове в центральном храме богини Луны и Радуги отмечался грандиозный праздник, в котором стремились участвовать верующие. Люди плыли в надежде получить исцеление от недугов - добрая богиня Луны была сведуща в медицине. Ее мудрые жрецы знали толк в травах и спасли многих безнадежных. Они помогали даже женщинам, желающим, но не подарившим своим мужьям наследников.
Попасть на остров одновременно с земным воплощением богини считалось особой удачей, поэтому на стоянке к каравану Иш-Чель до конца дня присоединялось множество паломников. Одни люди устраивались на ночлег. Другие пытались договориться с лодочниками, потряхивая кожаными мешочками, в которых хранились кусочки драгоценных камней или зерна чоколатля для обмена за переправу. Более опытные просились в каноэ к счастливцам, которые уже обеспечили себе место среди первых отплывающих. Прибывшие утром, самые мудрые, спокойно готовились ко сну. Стоянка представляла собой пеструю, гомонящую, постоянно перемещающуюся массу людей. Было уже за полночь, когда лагерь полностью успокоился, доверив свой покой охранникам из свиты дочери Кокомо.
Утром люди пробудились от совершенно нехарактерного шума - это был не треск хвороста, который бросали в костер, горевший всю ночь, или шорох шкур, которые вновь собирали в тюки до следующего ночлега. Это был совершенно невообразимый шум: крики женщин, топот ног, ругательства мужчин. Ко всему этому примешивался ужас - девушка, которую приготовили в жертву богине - исчезла. Весть разнеслась мгновенно. Воины, охранявшие рабыню, лежали мертвыми. Следов совершивших убийство не было, как и ни какого шума ночью.
Когда Иш-Чель поинтересовалась, в чем дело, на стоянку опустилась тишина. Испуганного жреца, сопровождающего кортеж, вытолкнули из толпы приближенных. Голос у него дрожал сильнее, чем он сам, потому что жрец лихорадочно пытался найти подходящие слова для объяснения совершенно необъяснимому явлению. Но вот он, наконец, их нашел и тонко пропищал, пытаясь совладать с собой, одновременно стараясь не потерять мысль, не дрожать и не делать паузы.
- Моя несравненная госпожа... Возможно, Иш-Чель решила принять жертву раньше, на рассвете... Может быть, чтобы ты не совершала морского путешествия...
- Но... праздник только вечером! Как объяснить это знамение? - Лицо земной Иш-Чель оставалось невозмутимым. Только легкая тревога плескалась в ее светлых глазах, подведенных синей краской. Она не понимала происходящего и внимательно смотрела на жреца, который не знал, что ей ответить. Служанки вообще жались друг к другу и молчали.
От группы приближенных отделился воин, уверенным шагом подошел к госпоже. Соблюдая положенный ритуал, юноша, слегка поклонился, испросив тем самым разрешение говорить, и, приложив руку к груди, насмешливо произнес:
- Над знамением нашему служителю нужно будет подумать, а вот то, что девушка для приношения исчезла бесследно, то в этом нет сомнения, моя госпожа...
По мере того, как до Иш-Чель доходил смысл сказанного, она пыталась осознать его, но случившееся было настолько неожиданным, что скрыть удивление и растерянность не удалось. Ее округлившиеся от удивления голубые глаза встретились со смеющимися глазами воина. Чтобы скрыть растерянность она решила рассердиться:
- Кажется, происходящее тебя только забавляет, Кинич-Ахава! А ведь жертва должна быть принесена!
- Да? Если я не ошибся, то в этот раз твоя богиня получила не одну, а восемь лучших воинов твоего отца, моя госпожа!..
- Нет, нет...- забеспокоился оживший перепуганный жрец, испуганно взмахнув руками, - Они не могут считаться принесенными в жертву, господин, ведь... кровь не пролилась на жертвенный камень, да и час для ритуала не тот.
Кинич-Ахава поморщился - его раздражал трусливый жрец.
- Тебе мало восьмерых молодых мужчин?
- Но эта земля не освещена и не то время...- испуганно лепетал жрец, для которого происшествие начало принимать неприглядную и пугающую окраску. Теперь он думал только о том, как обезопасить себя от гнева халач-виника Кокомо и втолковать беспечным господам суть произошедшего. Но была одна проблема - он не знал и никак не мог придумать, как ее решить. Пропажа рабыни - это пустяковое дело в городе, где никто не будет проверять, ту или не ту рабыню принесли в жертву. А здесь уже ничего не скрыть, да еще и объяснить, растолковать нужно правильно. Но, как?.. Его язык отказывался говорить то, что ждали паломники.
- Послушай, это мы и сами знаем. Объясни, что делать дальше? - властный голос Кинич-Ахава наконец-то пробился сквозь пелену страха, и жрец понял, что может сыграть в этой истории довольно почетную роль. Он знал, что госпожа, нося имя богини, старательно изучила все ритуалы, посвященные ей, и могла трактовать любые знамения едва ли не лучше его. Он видел, с каким испугом и надеждой Иш-Чель смотрела на своего брата и жениха. Оставалась слабая надежда сохранить лицо и обратить ситуацию себе во благо.
Кинич-Ахава растерянный взгляд невесты был хорошо знаком. Сколько раз он его встречал, когда совсем юная Иш-Чель сталкивалась с неизвестным! Этот взгляд требовал совета и поддержки, смущаясь своей беспомощности. Он вселял в Кинич-Ахава уверенность в себе, как мужчины, главы их будущей семьи. Ему нравилась покорность и беспомощность будущей жены, стремящейся переложить решение важных вопросов на него - это было залогом их будущего мирного и счастливого существования, когда они станут супругами.
Жрец, уже с трудом скрывая свой страх - ему очень не хотелось брать на себя ответственность, жалобно пропищал, быстро подыскивая слова:
- Моя несравненная госпожа, нам нужно срочно найти другую жертву... я хотел сказать рабыню. То, что бывшая рабыня... жертва исчезла - плохой знак и... но богиня милостива к тебе и мы...
- Так займись этим! - перебил жреца Кинич-Ахава. Жрец с поклонами, скрывая радость, что избавлен от пытки что-либо объяснить, шустро скрылся в толпе.
- Мне нужно поговорить с братом. Займитесь все делом!
Прислуга разошлась, тихо перешептываясь. Все с усердием занялись своими обязанностями. Брат и сестра остались наедине. Иш-Чель пригласила Кинич-Ахава присесть рядом с ней на шкуры. Он сел достаточно близко, чтобы можно было говорить, не повышая голоса. Но свое копье продолжал держать одной рукой и изящно на него опирался. С детских лет ему внушали, что воин с оружием не расстается даже во сне.
- Ты испугалась? - участливо спросил сестру Кинич-Ахава. Большие глаза Иш-Чель наполнились слезами. В ответ она кивнула - мысли ее были в смятении. Собравшись с духом, ответила, мысленно благодаря Кинич-Ахава за ту паузу, которую он дал:
- Это плохой знак. Я хотела просить богиню дать нам счастье, а теперь... - в ее голосе было столько грусти, что Кинич-Ахава был вынужден срочно найти слова, которые смогли бы ее ободрить. Он нежно погладил руку сестры, стремясь выиграть время. Посмотрев по сторонам, улыбнулся:
- Свое счастье мы будем делать сами. Боги столько лет были к нам милостивы. Скоро мы совершим свадебный обряд, и ты станешь моей женой, в Коацаоке родятся наши дети.
- Но гонцов от твоего отца все еще нет... - Иш-Чель задумчиво взглянула на жениха, и через секунду ее светлые глаза подернулись дымкой - она уже погрузилась в себя, не слыша и не видя ничего вокруг.
Иш-Чель вошла в мир духов, в который начала убегать еще в детстве. Она не нуждалась в принятии специальных напитков, чтобы погрузиться в транс. При ее появлении, начинали играть золотые блики, переливаясь только нежными красками - так волшебная страна приветствовала ее. Откуда-то появлялось легкое дуновение, оно создавало ощущение полета. Яркие всполохи становились разноцветными. Они мягко и плавно превращались то в ступеньки, то в дорожки, или вдруг возникало каноэ, украшенное дивными цветами. И тогда казалось, что Иш-Чель скользит между миллиардов воздушных разноцветных радуг, раздвигает их руками, ощущает ласковое тепло, от чего на душе становилось легко и спокойно.
Именно тут она всегда получала ответы на вопросы, находила покой и душевное равновесие. Но сейчас ее мир, ее убежище, не было прежним - пропала золотая гамма, исчезло легкое дуновение. Основной цвет был лиловым, не таким темным, как при грозовых тучах на закате, но ощущение тревоги, предчувствия беды коснулось Иш-Чель, напугав и расстроив.
Растерянность взяла свое, она заметалась, пытаясь услышать внутри тихий шепот предостережений, но этого не было... Только краски, словно ощутив тревогу, сгустились, не давая ей вырваться к далекому светлому пятну вдали... И тут же раздался голос, не принадлежащий ее миру. Он совершенно не соответствовал ему, был слишком реален и груб, яростно вторгаясь, мешая понять, что не так, что ускользает от нее... и разрушил незримые стены.
- Это очень серьезный шаг - у моей семьи нет больше наследников, и ты это знаешь. Трудный выбор для моего отца, а он должен печься о благополучии государства.
- Я боюсь быть нежеланной в твоей семье. Ты говорил, что твоя мать хочет другого союза - произнесла Иш-Чель, словно внимательно слушала все, что говорил ей жених.
- Так вот что тебе не нравится! Ты начинаешь ревновать?! - Кинич-Ахава довольно улыбнулся.
- Да! И совершенно не скрываю! Я не хочу тебя делить ни с кем! С детских лет мы знаем друг друга, всегда вместе... Я хочу всегда быть с тобою!
- Я - будущий правитель, я - воин. Мы не будем всегда вместе. Будут походы!..
- Новые и новые рабыни, потом они будут становиться твоими наложницами и женами, а как же наша любовь?
- Иш-Чель, наш брак, по счастливой случайности, озарен этим чувством, но я буду вынужден думать о своей стране, и если брак будет выгоден, то он будет заключен, и столько раз, сколько нужно!
- Значит, чистая случайность?! И ты будешь брать себе других жен?! - лицо Иш-Чель от негодования раскраснелось, большие глаза сузились в маленькие щелочки. Она наивно полагала, что любовь Кинич-Ахава дает ей право надеяться на безоблачное счастье, которое исключает присутствие соперницы, но выходило наоборот. Поистине в мире незыблемо все! Иш-Чель готова была расплакаться. Да, побег рабыни давал о себе знать. Похоже, богиня Радуги считает их брак ошибкой, поэтому и не захотела неугодной жертвы. Выложив все начистоту, Иш-Чель вскочила. Она была готова отдать новое указание двигаться домой в Майяпан, но Кинич-Ахава, потрясенный - впервые он увидел невесту такой, резко дернул ее за руку и повернул к себе:
-Ты ведешь себя как маленькая девочка! Пропала рабыня, подумаешь, какое происшествие! Скорее всего, у нее был любовник, который и выкрал ее. А ты пытаешься со мною поссориться!
- Я не пытаюсь! Я уже поссорилась!
- Не думал я, что у тебя такой скверный характер, очевидно, приближение нашей свадьбы тебя сильное нервирует! Но стоит ли разговаривать на повышенных тонах, да еще на глазах прислуги?
- Мой характер тебя не касается, Кинич-Ахава, я больше не желаю выходить за тебя замуж, так что ты с ним больше не столкнешься! И вообще, уважаемый брат, отправляйся в свой дорогой Коацаок! Я не желаю тебя больше видеть! Отпусти меня! - Иш-Чель пыталась вырвать руку, но задержалась на месте. Она сообразила, что уйти должен он - ведь прогоняли его. Кинич-Ахава просто не мог поверить, что стоящая перед ним разгневанная женщина - его сестра Иш-Чель. Он пытался сообразить, как выпутаться из данной ситуации и остаться на высоте:
- Ты что, на солнце перегрелась?!
- Это тебя уже не касается!
- Ну, точно - удар! - Кинич-Ахава протянул руку и коснулся ее высокого лба, но Иш-Чель резко убрала голову в сторону и покачнулась. Он вовремя ее поддержал, и воспользовался ситуацией:
- Эй, женщины! Госпоже плохо, уложите ее на носилки!
- Это мои люди. Я сама отдам им приказание!- прошипела змеей Иш-Чель, меча молнии в сторону жениха.
Эти слова оказались последней каплей, истощившей терпение Кинич-Ахава. До сих пор жених пытался обратить в шутку неудачную беседу о будущем супружестве. По началу он не мог понять, что никто не будет считаться с личными желаниями не из легкомысленных побуждений, а потому что так надо. Получив отпор, отказ, затем ссору, он впервые увидел, что Иш-Чель, при случае, может воспользоваться любым своим правом, а особенно правом голоса.
Воистину, майя слишком много разрешают своим женщинам!
Но ситуацию необходимо срочно брать под контроль:
- Послушай, Иш-Чель, ты - женщина, я - мужчина, и приказы теперь буду отдавать я! - он больно сжал запястья ее рук. На красивом лице девушки появилось не выражение боли, а твердая решимость ему противоречить. Он, скрывая свой испуг, подумал, что же ему еще ждать от этой совершенно незнакомой Иш-Чель.
Ждать не пришлось, гнев прорвался наружу:
- Стража! Мы возвращаемся домой и смотрите, чтобы Кинич-Ахава и близко не подходил к моим носилкам!.. Хотя... не так! Кинич-Ахава отправляется к себе домой, а мы отправляемся на Косумель!
- Женщины, я сказал вам, что вашей госпоже плохо и ее нужно уложить в носилки!
К несчастью Иш-Чель, приближенные боялись ее меньше, чем Кинич-Ахава. Он, в качестве выкупа за невесту, нес службу роду Кокомо и занимал положение начальника охраны у дочери правителя. Это было удобно для молодых людей, которые могли перед свадьбой находиться много времени вместе и лучше узнать друг друга. Теперь это удобство сыграло с Иш-Чель злую шутку - естественно, слуги бросились выполнять указание начальника стражи.
Не обращая внимания на сопротивление госпожи, рабыни осторожно подхватили Иш-Чель и уложили ее в носилки. Тем временем Кинич-Ахава доложили, что удалось купить рабыню, которая почти соответствует вкусам богини Иш-Чель. Оставалось только следовать к храму.
Руководя караваном паломников, Кинич-Ахава старательно избегал попадаться на глаза Иш-Чель, решив дать ей время остыть и одуматься. Гордость его была задета. Он готовился стать правителем, наблюдая за своим отцом, приезжая в Майяпан к родственникам. Собственно, все его время было поделено на занятия военным искусством и изучением государственного строя, а лишь то малое время, что оставалось, принадлежало невесте. Естественно он считал, что жена правителя должна стать верной подругой, послушной, уравновешенной, и самое главное, сдержанной женщиной. Сегодняшнее происшествие показало, как мало он знал свою избранницу.
Кинич-Ахава переживал их ссору, с одной стороны, он не сказал ничего, чтобы противоречило общепринятой морали. С другой, получить в жены ревнивицу - глупость, которую можно не совершать. Но тут ему вспомнился кроткий тон Иш-Чель, ее уступчивость, деликатность... В конце концов, она знала, что он пользовался услугами рабынь и наложниц, и никогда не устраивала сцен ревности. А все потому, что ни одна из женщин не могла завладеть его вниманием больше, чем Иш-Чель. Похоже, что у невесты действительно просто плохое самочувствие, и она расстроена пропажей рабыни. Но пройдет праздник, жертва будет принесена и у них все будет хорошо.
Его отсутствие устраивало Иш-Чель, которая решила сосредоточить внимание на предстоящем празднике. Но мысли о женихе не давали покоя и продолжали мелькать в голове. Девушка поняла, что в их отношениях появилась трещина из-за ее наивного желания стать единственной женой. Но только это. По ее мнению, давало надежду на счастье. Она выросла в семье, где было четырнадцать братьев от трех жен. Женщины никогда не ладили между собой. Братья все споры решали дракой до крови. Такая же враждебность была и в отношениях ее отца с младшими братьями. В их роду, в их семье каждый стремился к власти.
Они были Кокомо - семейством, постоянно враждующим, считающим смыслом жизни войну и власть, готовым проливать реки крови. Это было нормальным явлением. Так жили все, но Иш-Чель мечталось совсем о другом. Невестой она могла позволить любой каприз - в семье ее баловали, а вот женой, похоже, слова не дадут сказать. Это ее не устраивало. Но любовь шептала, что у нее все будет хорошо, не так как у других... И Иш-Чель решила успокоиться, а потом снова посетить свой мир, где надеялась получить ответ...
Праздник на Косумели начинался с облачения рабыни в белоснежные тончайшие одежды. Прислужницы Иш-Чель украшали девушку ожерельями, серьгами, браслетами. Не забывали о своей работе жрецы - они поили будущую жертву дурманящим настоем.
В определенное время все затянули унылую песню. Ритуальные дудки подхватили жалобный мотив, который бередил душу. Все двинулись к храму. Теокалли стояло на высоком холме, вокруг которого змейкой вилась мощеная дорожка.
Иш-Чель, продолжая испытывать недовольство, шла в процессии за носилками с жертвой, спокойно воспринимая визг свирелей и грохот барабанов. Жрецы суетились в толпе, поднося всем дурманящий напиток в маленьких, всего на глоток, глиняных плошках. Одурманенные и разгоряченные отваром, паломники начали петь все громче и громче, простирая руки к небу, где всходила полная золотая луна. Вскоре основная масса народа уже выкрикивала почти бессвязные слова: кто молитвы, кто личные просьбы. Небо стало бездонно черным, тогда к звездам взметнулось пламя факелов. Причудливые тени искажали лица верующих, превращая их в уродливые маски, с перекошенными от крика ртами, и глазами, горящими безумным фанатичным огнем, в котором отражался большой костер на теокалли.
Перед Иш-Чель возник один из жрецов с напитком. Сначала она хотела оттолкнуть протянутую руку с глиняной плошкой, но желание получить расслабление и полностью раствориться в празднике пересилило. Она поняла, что в этот раз без напитка не сможет войти в транс и услышать слова богини. Одним жадным глотком плошка была осушена. Девушка сразу же ощутила, как прозрачная жидкость охлаждающей влагой проникает в каждую напряженную клеточку тела, действуя поначалу успокаивающе, а затем пробуждая бурную жажду к веселью. Иш-Чель было известно, что еще несколько мгновений и плохое настроение уйдет, а вместо него обрушится пьянящая волна восторга и радости предвкушения от скорой встречи с богиней-покровительницей. Эта волна позволит ей увидеть праздник таким, каким она его знала и любила с детских лет.
Все окружающее примет таинственные очертания, резкие тени смягчатся под волшебным серебристым светом Луны. Громкая музыка в ушах обретет гармонию и нежность, слившись в чудесный мощный гимн сотен голосов, обращенных к ней, добрейшей богине-исцелительнице. Непроизвольно Иш-Чель начала двигаться в такт мелодии, кружась в давно известном ритме. Прикрыв глаза, она ступила на высокую лестницу теокалли, где ей был знаком каждый камень под ногой. Душа стала рваться вверх к вершине храма, а ее хозяйка с восторгом и упоением начала четко выполнять каждое дикое движение ритуального танца. Недалеко от себя Иш-Чель увидела будущую жертву. Та тоже пыталась выполнять требуемые движения, но это скорее напоминало агонию тела, у которого руки и ноги не слушались замутненного напитком рассудка. Казалось, что рабыня устала, и единственное ее желание - лечь и уснуть.
Шаг за шагом процессия поднималась к площадке на теокалли, а Луна постепенно подходила к назначенной точке, заливая все вокруг волшебным струящимся светом. Вот и вершина. Паломники остановились.
Рабыню, обессиленную и ослабевшую, подхватили и уложили на большой жертвенный камень. Храмовые прислужники ловко и быстро привязали веревками руки и ноги девушки к выступам жертвенника. Из храма вышел главный жрец. Следом за ним его помощники.
Все подняли лица к полной Луне. Женщины затянули очередной гимн. Иш-Чель подали большую золотую чашу. Теперь ей предстояло подойти к жертве, и не только наблюдать, но и принимать активное участие в ритуале. Чаша была тяжелой, Иш-Чель пришлось приложить усилия, чтобы уверенно держать ее двумя руками. Медленно дочь Кокомо приблизилась к центральной группе. Жрецы замерли, с волнением следя за движением божества на небе, высчитывая последние мгновения ожидания.
Случайно посмотрев на жертву, Иш-Чель встретилась с ее безразличным взглядом. Рабыня не шевелилась, только тонкие пальцы привязанных рук едва подрагивали, пытаясь нащупать веревки. Главный жрец поднял руки к Луне, блеснул нож, на миг хор и грохот барабанов смолк - ритуал подходил к завершению.
Внезапно взгляд жертвы прояснился, и она, смотря прямо в глаза Иш-Чель, прошептала одними губами:
- Полюби вместо меня...- нож в ловких руках быстро пронзил грудь. Из неостывшего тела вынули сердце. Капли крови обагрили жертвенный камень, паломники впали в экстаз, всех вновь оглушили свирели и барабаны... Иш-Чель собрала кровь жертвы в чашу, подошла к краю теокалли и, подняв ее на вытянутых руках, обратилась к Луне:
- Моя богиня! Прими жертву! Будь благосклонна и щедра к нам! Подари мне великую любовь... Сделай так, чтобы я была единственной у моего мужчины!..
'Ты получишь это...' - прозвучал внутри Иш-Чель голос так знакомый ей и любимый. Богиня приняла жертву.
Транс достиг своего пика, передав чашу с кровью, Иш-Чель удалилась внутрь храма в отведенные ей покои. Она чувствовала, что теряет сознание.
А Луна радостно заливала округу серебристым покоем.

[Маргарита]

fox2trot! Спасибо за интересную беседу) Да, вы правы)
А насчет органики у ацтеков еще будет. как же без нее, но мы пока в стране майя)

К стати, у ацтеков не только в культе солнца идет "перекличка" с другими этносами. Так "введение - крещение" младенцев для Уициллопочтли весьма напоминает некоторыми элементами Масленицу и Крещение). Когда-то это меня очень озадачило

Что-то у меня не получается делать отступы, извините за сплошной текст.

[fox2trot]

А насчет органики у ацтеков еще будет. как же без нее, но мы пока в стране майя)

Гм, не органики, а эргономики. Это художественное направление промышленного дизайна т.е. чтоб было красиво и удобно.

К стати, у ацтеков не только в культе солнца идет "перекличка" с другими этносами. Так "введение - крещение" младенцев для Уициллопочтли весьма напоминает некоторыми элементами Масленицу и Крещение). Когда-то это меня очень озадачило

Меня тоже в свое время озадачил ряд сходных обычаев, дат и прочего, вплоть до некоторых элементов орнамента. Такое впечатление, что истоки общие. Копать правда глубоко не стал. Увы, времени совсем нет.

[Маргарита]

Можно предположить логическую цепочку)
Индейцы - выходцы из Азии, это уже доказано. но Азия-то большая.
Если колыбель человечества находилась в районе Тигра и Ефрата, то отсюда и корни (ноги и т.д.),
мифы о Потопе, похожие ритуалы. Только у ацтеков (мешиков) еще примешиваются мотивы, которые некоторые ученые соотносят с Атлантидой.
Как считаете?

[asmund_torm]

Можно предположить логическую цепочку)
Индейцы - выходцы из Азии, это уже доказано. но Азия-то большая.
Если колыбель человечества находилась в районе Тигра и Ефрата, то отсюда и корни (ноги и т.д.),
мифы о Потопе, похожие ритуалы. Только у ацтеков (мешиков) еще примешиваются мотивы, которые некоторые ученые соотносят с Атлантидой.
Как считаете?

Эээ... Маргарита, а Вы сторонница традиционной истории, или допускаете существование затонувших материков?

[Маргарита]

Тот, кто пишет в жанре мистического реализма не может не верить в существование затонувших материков и некогда великих цивилизаций, нагуализм, параллельные миры, и то, что мы не одни во вселенной)

[fox2trot]

Эээ... Маргарита, а Вы сторонница традиционной истории, или допускаете существование затонувших материков?

Кому как не вам уважаемый asmund_torm, знать что традиционная история почти на 90% ложь и подтасовки. Т.ч. мы вольны трактовать ее в рамках доступных фактов так как нам удобно. Ессно, хотелось бы знать больше о наших корнях, хотя бы потому что например мои личные изыскания в этом плане привели меня к парадоксальным результатам - працивилизация была. Уровень знаний у них был выше чем у нас сейчас. Сужу об этом хотя бы по тому факту, что у них были системы ИИ, принцип работы которых аналогичен мозгу и даже квантовые компьютеры, которые сейчас только в зачаточном состоянии уступают им по скорости обработки информации (НЕ ЕДИНИЧНОЕ БЫСТРОДЕЙСТВИЕ, А ИМЕННО ОБРАБОТКА МАССИВА. Это принципиально разные вещи.) Причем это не некие изыскания, а факт. Я лично, на основании некоторой информации из древнеславянского наследия, сделал в качестве эксперимента прототип матричного процессора. Полностью возможности оценить не могу т.к. все буквально почти "на коленке", но то, что по скорости обработки массивов на частоте 16 МГц он оставляет далеко позади двухядерный 2,3 МГц, это факт. Частное соотношение колеблется от 1:3 до 1:5, общее, в зависимости от задачи 1:10 - 1:16 Это при том что весь девайс настолько угребищный, что смотреть страшно. Вот так вот. Откуда это ? Не за что не поверю что подобные знания возникли на пустом месте или случайно.

[Маргарита]

Часть I. СТРАНА МАЙЯ. ПРИГРАНИЧЬЕ.

Коацаок поразил свадебный караван угрюмостью и тишиной. Не было народа в ярких праздничных одеждах. Никто не выкрикивал приветствий новобрачным. Что-то произошло. Это чувствовалось даже в воздухе. Он жарким покрывалом душило город.
- Мешики прислали послов...- первое, что услышали Кинич-Ахава и Иш-Чель от Копана, который встретил молодую пару во внутреннем дворике их дворца. Халач-виник был настолько встревожен происходящим, что забыл произнести приветственную речь. Угроза придавила его крепкие плечи, а весь вид показывал, что Копан тщетно пытается найти выход достойный его особы.
Уичаа тоже не скрывала своего страха, а жизнерадостный вид невестки вызвал в ней раздражение. От свекрови Иш-Чель лишь достался недовольный взгляд. Уичаа сообщила молодым, что народ Анауака собирается покорить их город, и Коацаок уже потерял драгоценное время. Подтверждением были послы, прибывшие несколько дней назад с требованием 'договора о дружбе', которым мешики навязывали свою волю. Это была их обычная тактика захвата территории. Теперь Коацаоку предстояло пройти дорогой многочисленных покоренных городов. Спасения не было.
- Через пятнадцать дней мешики явятся за выкупом, - закончила Уичаа.
- Много ли они хотят, моя госпожа? - Иш-Чель попыталась придать голосу и тону глубокое почтение. Ее не смутил злой взгляд свекрови.
- Ровно столько, чтобы мы стали их рабами. Весь урожай этого года, драгоценности, золото... боюсь, что даже, если мы выплатим выкуп, то мешики все равно сделают нас своими тлаймати, и мы будем работать на нашей земле, как простые рабы! - Уичаа с трудом сдерживала негодование. Слова она словно бросала, не глядя ни на кого. Иш-Чель знала, что свекровь не одобряет их брак, но открытая неприязнь ее удивила.
- И самое главное - мы не будем править Коацаоком. Мешики поставят своего наместника, а мы...- Уичаа махнула рукой.
- Неизвестно что они сделают с нашей семьей... - подал голос Копан.
- Зачем думать о том, что они сделают с побежденными? Нужно готовиться к войне и с оружием встретить их! У нас хватит сил отстоять наш город! - Кинич-Ахава с первой минуты решил, что никому не позволит быть хозяином в Коацаоке.
Это его земля, его город!
Уичаа с гордостью и одновременно с грустью взглянула на своего сына. В очередной раз она убедилась в своей правоте - ее видения начали сбываться: сын не допустит унизительного примирения с мешиками. Копан молчал, а Кинич-Ахава не понимал отца, его безразличия к происходящему.
- Мы не можем сидеть и просто ждать, что будет! Нужно укреплять стены города. Я сам этим займусь. Мы отдадим все силы и жизни, но не город!
- Быть может, мы смогли бы уплатить выкуп, Кинич-Ахава? В городе много богатых людей, сомневаюсь, что при мешиках жить им будет лучше. Они просто обязаны внести свою долю - Коацаок и их город, не стоит прятать драгоценности в хранилище. Они могут послужить всем, - тихо предложила Иш-Чель.
Кинич-Ахава с благодарностью кивнул головой. Он принял ее поддержку.
- Богатые люди будут богатыми и при мешиках, если им удастся сохранить свое добро. А, чем сильнее будет сопротивление жителей, тем страшнее будет борьба за Коацаок и ужаснее воины, которые войдут в него...- наконец высказался Копан.
С прибытием сына силы духа ему не прибавилось, даже наоборот, он окончательно растерялся. В глубине души правитель не хотел войны. Он бы приложил все силы, чтобы откупиться, но здесь сталкивалось нежелание расстаться с богатством семьи. Это его не устраивало и подтачивало изнутри, забирая последние силы. Ко всему неотступно преследовали предсказания, увиденные с помощью Уичаа. Он упорно оттолкнул их, поверив своим жрецам, и вот теперь надвигается крах - разве можно противиться воле всесильных духов?.. Сопротивление бесполезно - ведь тайные силы показали ему, что Коацаок будет погребен, но как же спасти свое имущество, свою власть, жизнь, наконец?!
- Мы должны действовать! Что толку рассуждать о том, какими будут ацтеки, когда войдут в город? Мы должны делать все, чтобы этого не допустить! - Кинич-Ахава не понимал безразличия отца. В чем же дело, почему халач-виник ничего не предпринимает? Ведь он всегда был хорошим воином и мудрым правителем, почему сейчас Кинич-Ахава видит перед собою разбитого человека, который даже не пытается скрыть свою панику? Сколько бы сейчас не было сказано слов, видимо, поддержки от правителя не получить.
И что делать?
Попытаться, прикрываясь именем халач-виника, подготовить город к обороне, взять власть в свои руки... а не будет ли это изменой? Но если от этого зависит будущее города, его жителей? Если правителя поразила какая-то неведомая болезнь, посланная духами, то может ли он, его сын и наследник бездействовать? Но тогда на него ложится ответственность за жизни граждан. Кинич-Ахава к этому был готов и решил отбросить сомнения.
- Если мы не откупимся... - попыталась вставить Уичаа, но сын перебил ее, не заметив, потому что его увлекла сама идея:
- Мы должны выиграть время, это поможет нам отстоять город. Мы дадим мешикам выкуп, поторгуемся, попытаемся уменьшить его, а тем временем подойдут братья Кокомо. Связанные узами родства они просто обязаны прийти на помощь!
- Ты забываешь, что на все воля богов, сын мой, они должны подтвердить твое предложение. А мы бессильны перед их решением... - развел руками Копан. Кинич-Ахава внимательно посмотрел на отца и увидел лишь смирение и страх. Страх в глазах правителя?! Больше у наследника не было сомнений, что именно на нем лежит вся ответственность за город.
- Я готов испросить волю богов, выступить на совете старейших и убедить их в правильности моего решения! Но я не собираюсь сидеть и ждать мешиков! Я буду готовить город к войне! И какое бы решение не вынесли наши жрецы - город я не сдам!
Кинич-Ахава резко повернулся спиной к родителям, и кивком головы приказал Иш-Чель идти за ним. Он понял, что отец не будет предпринимать какие-либо действия, мать настроена враждебно к невестке и также не может ничего предложить. Оставалось спросить волю богов и надеяться только на себя.
'Мой отец болен, его рассудок помутился, мой долг взять правление на себя и защитить город! А моя мать? Что случилось с нею? Неужели ненависть к семье отца затмила ей разум? '
Кинич-Ахава быстрым шагом преодолел анфилады комнат и прошел в свои покои, которые теперь должен был разделить со своей молодой женой. Супруги молчали, пока слуги помогали им принять омовение после дороги. Сменили одежду и принялись ужинать.
Иш-Чель все это время с интересом оглядывала комнату, в которой ей теперь предстояло жить. Это просторное помещение, где окна выходили на запад и открывали вид на горы, особенно красивые при закате солнца. Стены комнаты были занавешены шкурами животных, добытых Кинич-Ахава на охоте. Висели маски богов и богинь, кое-где поблескивали ножи, и стояли копья. Комната была чисто мужской, строгой, без излишеств. Единственным предметом с изящными линиями оказалась жаровня, принесенная для обогрева по ночам.
Когда супруги, наконец, остались после ужина одни, Иш-Чель решила прервать задумчивость мужа:
- Если Ицамна скажет, что Коацаок должен подчиниться мешикам, ты подчинишься?
- Ицамна скажет то, что угодно верховному жрецу, а он принимает приношения от семьи халач-виника...
- Муж мой, ты прав в желании обратиться за помощью к моим братьям и отцу - они пришлют нам воинов. Мы будем готовить выкуп, оттягивать время...
- Это может не понравиться многим горожанам.
- Но, Кинич-Ахава, ведь твой отец - халач-виник Коацаока, ты - его сын. Мы все из рода Кокомо! Что же может не нравиться? Нужно использовать все средства. Очень жаль, что дядя в таком состоянии, иначе ему самому пришла бы в голову эта идея! Если ты не хочешь говорить об этом с народом, то позволь мне выполнить это? Никого не удивит, что дочь Кокомо желает обратиться к своим родным за помощью.
- Я не могу тебе запретить выступить и сообщить родным о нашей беде, но послание должны одобрить и поддержать граждане и жрецы.
- Завтра я обращусь к народу. Не думаю, что мое предложение вызовет недовольство. В городе достаточно здравомыслящих людей.
- Делай, как считаешь нужным. Я не против твоей помощи. Но, думаю, имеет смысл поговорить с матерью. Она должна мне объяснить, что случилось с отцом! - Кинич-Ахава подошел к висевшему на стене мешочку и достал из него разноцветные нити для узелкового письма. Присев на ложе, он поманил жену к себе. Взял в руки нить, которая должна стать основой и протянул ее Иш-Чель. Она присела и сосредоточенно стала составлять послание, сплетая и завязывая на разноцветных нитях узелки.
- Я хочу спросить, ты не обращалась к своей богине? Может быть, ты сможешь приоткрыть тайну, что тут происходит и что нас ждет? - улыбнулся жене Кинич-Ахава, какие-то смутные сомнения еще остались у него, а, зная возможности Иш-Чель, доверяя ей, он хотел рассеять их, и как можно быстрее.
- Я пыталась, но после пропажи жертвенной девушки у меня ничего не получается... просто странно, я всегда могла в любое время уйти туда... и вот столько времени, а я не могу этого сделать... не пускает... Возможно, я утратила свой дар, став твоей женой...
- А что ты тогда увидела? Что-то важное ведь?
- Мой мир изменился, от него ничего не осталось, исчез покой... и цвета, они перестали сиять! Я даже боюсь, что, когда снова попаду туда, я больше не увижу той красоты! - в светлых глазах Иш-Чель заблестели слезы, Кинич-Ахава обнял ее и приободрил:
- Видимо, твой мир предупредил тебя, что над нашим будущим нависла угроза, видишь, мне нужно готовиться к войне. Но, когда все закончится, твой мир снова будет сиять красками!..
Семейная пара не заметила, что за нею наблюдают из потайного окошка, которое представляло собой маску бога - покровителя семейного очага.
Подслушивающий понял, что самое важное он услышал, ничего интересного не предвидится, и скромно удалился. Это был молодой мужчина, один из прислужников жреца бога дождя Чаку. Он осторожно выскользнул из неприметного коридора и быстрыми шагами, почти бегом, направился в храм Чаку, чтобы сообщить своему господину важную информацию.

[Маргарита]

жесткой хваткой окутала его, буквально парализовав и обездвижив члены

Лишнее ИМХО.

Ваши замечания учтены, правки в основной текст внесла.
Еще раз спасибо)!

[Маргарита]

Часть I. СТРАНА МАЙЯ. ПРИГРАНИЧЬЕ.

Коацаок поразил свадебный караван угрюмостью и тишиной. Не было народа в ярких праздничных одеждах. Никто не выкрикивал приветствий новобрачным. Что-то произошло. Это чувствовалось даже в воздухе. Он жарким покрывалом душило город.
- Мешики прислали послов...- первое, что услышали Кинич-Ахава и Иш-Чель от Копана, который встретил молодую пару во внутреннем дворике их дворца. Халач-виник был настолько встревожен происходящим, что забыл произнести приветственную речь. Угроза придавила его крепкие плечи, а весь вид показывал, что Копан тщетно пытается найти выход достойный его особы.
Уичаа тоже не скрывала своего страха, а жизнерадостный вид невестки вызвал в ней раздражение. От свекрови Иш-Чель лишь достался недовольный взгляд. Уичаа сообщила молодым, что народ Анауака собирается покорить их город, и Коацаок уже потерял драгоценное время. Подтверждением были послы, прибывшие несколько дней назад с требованием 'договора о дружбе', которым мешики навязывали свою волю. Это была их обычная тактика захвата территории. Теперь Коацаоку предстояло пройти дорогой многочисленных покоренных городов. Спасения не было.
- Через пятнадцать дней мешики явятся за выкупом, - закончила Уичаа.
- Много ли они хотят, моя госпожа? - Иш-Чель попыталась придать голосу и тону глубокое почтение. Ее не смутил злой взгляд свекрови.
- Ровно столько, чтобы мы стали их рабами. Весь урожай этого года, драгоценности, золото... боюсь, что даже, если мы выплатим выкуп, то мешики все равно сделают нас своими тлаймати, и мы будем работать на нашей земле, как простые рабы! - Уичаа с трудом сдерживала негодование. Слова она словно бросала, не глядя ни на кого. Иш-Чель знала, что свекровь не одобряет их брак, но открытая неприязнь ее удивила.
- И самое главное - мы не будем править Коацаоком. Мешики поставят своего наместника, а мы...- Уичаа махнула рукой.
- Неизвестно что они сделают с нашей семьей... - подал голос Копан.
- Зачем думать о том, что они сделают с побежденными? Нужно готовиться к войне и с оружием встретить их! У нас хватит сил отстоять наш город! - Кинич-Ахава с первой минуты решил, что никому не позволит быть хозяином в Коацаоке.
Это его земля, его город!
Уичаа с гордостью и одновременно с грустью взглянула на своего сына. В очередной раз она убедилась в своей правоте - ее видения начали сбываться: сын не допустит унизительного примирения с мешиками. Копан молчал, а Кинич-Ахава не понимал отца, его безразличия к происходящему.
- Мы не можем сидеть и просто ждать, что будет! Нужно укреплять стены города. Я сам этим займусь. Мы отдадим все силы и жизни, но не город!
- Быть может, мы смогли бы уплатить выкуп, Кинич-Ахава? В городе много богатых людей, сомневаюсь, что при мешиках жить им будет лучше. Они просто обязаны внести свою долю - Коацаок и их город, не стоит прятать драгоценности в хранилище. Они могут послужить всем, - тихо предложила Иш-Чель.
Кинич-Ахава с благодарностью кивнул головой. Он принял ее поддержку.
- Богатые люди будут богатыми и при мешиках, если им удастся сохранить свое добро. А, чем сильнее будет сопротивление жителей, тем страшнее будет борьба за Коацаок и ужаснее воины, которые войдут в него...- наконец высказался Копан.
С прибытием сына силы духа ему не прибавилось, даже наоборот, он окончательно растерялся. В глубине души правитель не хотел войны. Он бы приложил все силы, чтобы откупиться, но здесь сталкивалось нежелание расстаться с богатством семьи. Это его не устраивало и подтачивало изнутри, забирая последние силы. Ко всему неотступно преследовали предсказания, увиденные с помощью Уичаа. Он упорно оттолкнул их, поверив своим жрецам, и вот теперь надвигается крах - разве можно противиться воле всесильных духов?.. Сопротивление бесполезно - ведь тайные силы показали ему, что Коацаок будет погребен, но как же спасти свое имущество, свою власть, жизнь, наконец?!
- Мы должны действовать! Что толку рассуждать о том, какими будут ацтеки, когда войдут в город? Мы должны делать все, чтобы этого не допустить! - Кинич-Ахава не понимал безразличия отца. В чем же дело, почему халач-виник ничего не предпринимает? Ведь он всегда был хорошим воином и мудрым правителем, почему сейчас Кинич-Ахава видит перед собою разбитого человека, который даже не пытается скрыть свою панику? Сколько бы сейчас не было сказано слов, видимо, поддержки от правителя не получить.
И что делать?
Попытаться, прикрываясь именем халач-виника, подготовить город к обороне, взять власть в свои руки... а не будет ли это изменой? Но если от этого зависит будущее города, его жителей? Если правителя поразила какая-то неведомая болезнь, посланная духами, то может ли он, его сын и наследник бездействовать? Но тогда на него ложится ответственность за жизни граждан. Кинич-Ахава к этому был готов и решил отбросить сомнения.
- Если мы не откупимся... - попыталась вставить Уичаа, но сын перебил ее, не заметив, потому что его увлекла сама идея:
- Мы должны выиграть время, это поможет нам отстоять город. Мы дадим мешикам выкуп, поторгуемся, попытаемся уменьшить его, а тем временем подойдут братья Кокомо. Связанные узами родства они просто обязаны прийти на помощь!
- Ты забываешь, что на все воля богов, сын мой, они должны подтвердить твое предложение. А мы бессильны перед их решением... - развел руками Копан. Кинич-Ахава внимательно посмотрел на отца и увидел лишь смирение и страх. Страх в глазах правителя?! Больше у наследника не было сомнений, что именно на нем лежит вся ответственность за город.
- Я готов испросить волю богов, выступить на совете старейших и убедить их в правильности моего решения! Но я не собираюсь сидеть и ждать мешиков! Я буду готовить город к войне! И какое бы решение не вынесли наши жрецы - город я не сдам!
Кинич-Ахава резко повернулся спиной к родителям, и кивком головы приказал Иш-Чель идти за ним. Он понял, что отец не будет предпринимать какие-либо действия, мать настроена враждебно к невестке и также не может ничего предложить. Оставалось спросить волю богов и надеяться только на себя.
'Мой отец болен, его рассудок помутился, мой долг взять правление на себя и защитить город! А моя мать? Что случилось с нею? Неужели ненависть к семье отца затмила ей разум? '
Кинич-Ахава быстрым шагом преодолел анфилады комнат и прошел в свои покои, которые теперь должен был разделить со своей молодой женой. Супруги молчали, пока слуги помогали им принять омовение после дороги. Сменили одежду и принялись ужинать.
Иш-Чель все это время с интересом оглядывала комнату, в которой ей теперь предстояло жить. Это просторное помещение, где окна выходили на запад и открывали вид на горы, особенно красивые при закате солнца. Стены комнаты были занавешены шкурами животных, добытых Кинич-Ахава на охоте. Висели маски богов и богинь, кое-где поблескивали ножи, и стояли копья. Комната была чисто мужской, строгой, без излишеств. Единственным предметом с изящными линиями оказалась жаровня, принесенная для обогрева по ночам.
Когда супруги, наконец, остались после ужина одни, Иш-Чель решила прервать задумчивость мужа:
- Если Ицамна скажет, что Коацаок должен подчиниться мешикам, ты подчинишься?
- Ицамна скажет то, что угодно верховному жрецу, а он принимает приношения от семьи халач-виника...
- Муж мой, ты прав в желании обратиться за помощью к моим братьям и отцу - они пришлют нам воинов. Мы будем готовить выкуп, оттягивать время...
- Это может не понравиться многим горожанам.
- Но, Кинич-Ахава, ведь твой отец - халач-виник Коацаока, ты - его сын. Мы все из рода Кокомо! Что же может не нравиться? Нужно использовать все средства. Очень жаль, что дядя в таком состоянии, иначе ему самому пришла бы в голову эта идея! Если ты не хочешь говорить об этом с народом, то позволь мне выполнить это? Никого не удивит, что дочь Кокомо желает обратиться к своим родным за помощью.
- Я не могу тебе запретить выступить и сообщить родным о нашей беде, но послание должны одобрить и поддержать граждане и жрецы.
- Завтра я обращусь к народу. Не думаю, что мое предложение вызовет недовольство. В городе достаточно здравомыслящих людей.
- Делай, как считаешь нужным. Я не против твоей помощи. Но, думаю, имеет смысл поговорить с матерью. Она должна мне объяснить, что случилось с отцом! - Кинич-Ахава подошел к висевшему на стене мешочку и достал из него разноцветные нити для узелкового письма. Присев на ложе, он поманил жену к себе. Взял в руки нить, которая должна стать основой и протянул ее Иш-Чель. Она присела и сосредоточенно стала составлять послание, сплетая и завязывая на разноцветных нитях узелки.
- Я хочу спросить, ты не обращалась к своей богине? Может быть, ты сможешь приоткрыть тайну, что тут происходит и что нас ждет? - улыбнулся жене Кинич-Ахава, какие-то смутные сомнения еще остались у него, а, зная возможности Иш-Чель, доверяя ей, он хотел рассеять их, и как можно быстрее.
- Я пыталась, но после пропажи жертвенной девушки у меня ничего не получается... просто странно, я всегда могла в любое время уйти туда... и вот столько времени, а я не могу этого сделать... не пускает... Возможно, я утратила свой дар, став твоей женой...
- А что ты тогда увидела? Что-то важное ведь?
- Мой мир изменился, от него ничего не осталось, исчез покой... и цвета, они перестали сиять! Я даже боюсь, что, когда снова попаду туда, я больше не увижу той красоты! - в светлых глазах Иш-Чель заблестели слезы, Кинич-Ахава обнял ее и приободрил:
- Видимо, твой мир предупредил тебя, что над нашим будущим нависла угроза, видишь, мне нужно готовиться к войне. Но, когда все закончится, твой мир снова будет сиять красками!..
Семейная пара не заметила, что за нею наблюдают из потайного окошка, которое представляло собой маску бога - покровителя семейного очага.