Потешные войска комитета.

[mikimi]

Уважаемый Гурман! Вынужден с вами не согласиться. Бавыют такие варианты, что сам Аллах возьмёт в инструктора того, кто ему нужен и не посмотрит на вероисповедание, и найдёт аргументы для правоверных которые оправдают использование неверного в том деле в котором он соображает, а вот истые мусульмане этим похвастаться не могут. Пример - Афганистан. Как не враждовали персы с американцами, как не вопели о их дьвольской сущности в растлении истинноверующих, но инструкторов в Мешхеде держали, штатовским оружием банды экипировали и даже имел место случай когда бойцы ДШМГ в предполье погранзоны усомнились в принадлежности духам следующей в походном порядке на засаду банды душманов. Послали запрос в отряд, отряд запросил округ, округ - Москву. Моджахеды шли полностью одетые в форму штатовской армии и вооружённые их стрелковым оружием и миномётами. Даже каски на голове или пристёгнутые к тактическим ремням снаряжения имели характерные ремешки, обводы и обтянутость материей и "карманами". С рукавов не были срезаны стандартные нашивки сержантов армии США. На беду ДШМГ перед заброской к месту засады им показали психологический фильм по материалам Вьетнама, Южной Америки и тд. Где основными героями были амерские десантники в точно такой же форме и при конгруэнтном вооружении. Так что доклад в ГШ ПВ КГБ СССР звучал примерно так: "Мля! Американцы идут! В Афганистан вторглась 81-ая ВДД армии США! Что делать? Хреначить?" Командир ДШМГ не переживал, что разамочит всю колонну в пыль, он боялся начать третью мировую войну с США без разрешения сверху и своими действиями и нанести вред государству - СССР. Банда шла с территории Ирана. Ответ пришел как раз тогда, когда колонна зашла в пределы огневого мешка и был в лучших традициях империи:"Не волнует, кто прёт по нашей зоне оствественности!Если Американцы, то Буярьте американцев!" И Забуярили, все триста рыл там и легли. Единицы ушли в пыли и грохоте разгома и уничтожения. А Пакистан! - это пиндосовская вотчина со всем его рьяным исламизмом. А вы знаете, что турки несмотря на ненависть к евреям бесподобно сотрудничают с Израилем в военной области? А Саудовская аравия? Иордания? Египет? Так, что возможны варианты, очень даже возможны, и ещё более навороченные чем тут представлено.

[Ognejar]

Кроме того, в мире немало англоязычных шиитов и прочих мусульман.

[mikimi]

В ночном оптическом прицеле невозможно различить черты лица. Зелёная или желтоватая фигура излучающая тепло двигается в круге серого мерцания электрических импульсов, перечёркнутая визирными рисками и пунктиром измерения угловых величин. Тихо щелкает колёсико вертикальной или горизонтальной наводки, выбирая упреждение. Всё в зависимости от силы ветра, давления, направления стрельбы, влияния Земли, дальности, наличия или присутствия тумана, водной поверхности, качества патрона, пули, свойств винтовки, высоты, температуры, ветра. И самое главное - опыта снайпера. Для охотника этот процесс происходит самопроизвольно и почти неосознанно, как дыхание.
Первый выстрел самый простой - его противник не ожидает, поражение будет стопроцентным, поэтому можно выбрать цель. Прежде всего надо уничтожить самых важных и опасных людей в цепочке приближающегося врага. Это командир, его заместитель, связист и их штатный снайпер с пулемётчиком. Первым идёт следопыт, он не суть важен. Грязнов пытается вычленить эту четвёрку среди целей упорно продвигающихся в темноте к позициям пограничников. Иранцы не знают, что они уже давно под контролем и в их сторону направлены стволы шести пулемётов, трёх снайперок, двух гранатомётов, пяти Костров, и почти десяти автоматов.
- Леший, - так именуют теперь старшего прапорщика Грязнова в радиоэфире, - я Первый Залив, даю целеуказания. Как понял - приём? - в ответ три коротких щелчка тангентой в эфире.
- Третий в колонне - пулемётчик, седьмой в цепочке - связист, восьмой - предполагаем командир, задачи остальных определить трудно, Как понял приём? - снова три щелчка тангентой в ответ. Виктор Иваныч лежит со своим Валом и раздаёт цели. Ночных прицелов у нас только три. Один стоит на здоровенном чудовище. Это "Взломщик" больше похожий на противотанковое ружьё. Второй - на Вале, третий на СВД Файзуллы, четвертый есть в БТР. Но пока не начнётся стрельба без глушителей заводить БТР или его ВСУ, и врубать подсветку фары нельзя. Собственно раздавать-то нечего. Первым выстрелом из своего автоматического комплекса наш Леший уберёт связиста и постарается разбить станцию, которая висит у него за спиной. Вторым выстрелом, из этой же винтовки, Грязнов постарается уничтожить командира группы, следующего за связистом. Далее по реакции противника. Если сообразят, что к чему. То в дело вступит СВД Файзуллина и всей маскировке конец. После Файзуллы, задача которого - снайпер или пулемётчик, огрызнётся огнём всё, что у нас есть по пристрелянным секторам, если они двинут вперёд. А работать по целеуказаниям я своих орлов на стрельбище научил хорошо. Вот только не ночью стреляли. Главное, чтоб головы берегли, а патронов у нас хватает.
- Всем внимание, до цели четыреста метров, - раздаётся в наушниках голос майора, - Леший просит подпустить на двести.
Хлопок шампанского из "Вала" Грязнова прозвучал неожиданно и почти растворился в тарахтении дизеля и ночной песне шакалов. Приглушено и неразличимо щёлкнул затвор "Вала", выбрасывая горячую гильзу наполненную газами и подавая новый патрон СП6 из магазина в патронник снайперского автомата. Одна из движущихся фигур в моей оптике ночного бинокля подломилась и неуверенно начала валиться назад, на спину, притянутая тяжестью радиостанции к горной тропе. Грязнов всхлопнул толстым стволом девятимиллиметровой снайперской винтовки ещё раз и следующий за связистом комок света медленно упал рядом. Диверсанты среагировала мгновенно. Раз - и фигуры спрятались за укрытия и рассредоточились. Два - и открыто лежащие тела связиста и командира были утащены под прикрытие валунов в избытке валяющихся вокруг. Три - бабахнула СВД Файзуллина и голова пулеметчика, выявленная нашим снайпером и телевизором, скрылась за горным обломком с дыркой в черепе. В ответ раздался единственный выстрел, и по каске Файзуллы ударила пуля иранского снайпера. Нашего солдата швырнуло назад. Впечатление было такое, словно кувалдой залепили по голове защищённой стальным шлемом. Вал всхлопнул ещё дважды и погасил яркое свечение грудной фигуры в прицеле и ночном бинокле от высунувшегося из-за обломка скалы диверсанта с оптическим прицелом.
Стрелять по иранцам всем было бессмысленной тратой патронов. Больше всего, в темноте, напрягала тишина после выстрелов. И если нам было не уютно, имея тактическую карту. Мы видели своих противников, как на ладони. И зряче могли реагировать на любую их попытку нанести нам урон. То как же было всё непонятно тем, кто шёл нас уничтожать. Однако враги сообразили быстро - против них два точных ствола и максимум четыре - пять человек. Точки на экране телевизора задвигались и начали перемещаться на экране, с целью охватить справа и зайти выше позиции Грязнова. Диверсанты умело прятались на пересеченной местности. Их не испугала потеря сразу четырех основных боевых единиц из своего состава. Миномёт бухнул не громко, мина ушла почти вертикально. Разрыв ударил в тридцати метрах от самого передового иранца.
- Я Дервиш, ближе тридцать,- откорректировал мой первый выстрел майор, наблюдая яркую вспышку разрыва на телевизоре. Свет на мгновение ослепил датчики и залил белым цветом экран перед майором, но изображение тут же восстановилось. Вторая мина заставила диверсантов вжаться в щебень и камни, а осколки легко ранили, двоих. Диверсанты реагировали с похвальной быстротой. Красные точки на экране начали отступать перекатом, тщательно прячась на остановках за любое подходящее укрытие. Преследовать их было невозможно, но Грязнов ввел в действие свою противотанковую винтовку, как мысленно я обозвал его монстра. Трижды тишина была "разорвана в клочья" грохотом "Взломщика" и ещё три диверсанта поплатились за попытку уничтожить нашу заставу в темноте горной ночи. Тихо завёлся дизель БТР и Муха добавил шума и света разбавив ночную темень буханием крупняка. Иранцы поняли, что вляпались. Ночников у них много не было, но спорить с КПВТ ночной прицел которого с подсветкой свободно работал на четыреста метров никак было невозможно. Гильзы сыпались наружу, звеня и перекатываясь по броне, снаружи восемьдесятдвойки.
Ни один не сдался. Они умудрились разбить фару подсветки на БТР. За что поплатился ещё один пришлый солдат противника. Но вот разбить спутник у них никак не получалось.
- Олег, куда ты лупишь? Давай правее пятьдесят, - кричал мне майор в ухо через щекофон рации.
- Один снаряд огонь! – Окружко отпустил бомбочку в ствол миномёта и закрыл уши.
- Выстрел! – крикнул он в который раз, и присел, остальные из состава расчёта отреагировали почти также, только повернулись спиной к стволу. Шпок ударил по ушам тугой волной выстрела и сноп огня вылетел из кончика ствола унося три килограмма железа в сторону непрошенных диверсантов, - Откат нормальный, - выдал Окружко сообщение. Какой откат может быть у нашего миномёта я не понимал, но слова всплыли сами из памяти. А необходимость сообщения, что после выстрела с нашей мортирой всё окей и плита не сдвинулась была обязательной.
- Попал! - взорвался наушник голосом майора, - давай две - беглым! – азартно скомандовал он. «Ему там наши поползновения, как игра компьютерная на экране телевизора».
- Две мины беглым – огонь! – подносчик двигается между подающим ему с земли готовые мины погранцом и Окружкой, который выполняет роль заряжающего. Страшная эта штука разрыв мины. В радиусе восьми метров осколки полность выкашивают траву, в радиусе шестнадцати метров имеем стопроцентное поражение ростовых фигур. В тридцати метрах пятьдесят процентов личного состава обязательно попадут под метал осколков. Метёлка миномёта не дает возможности спрятаться за укрытиями. Но пятеро спецназеров всё-таки выскальзывают из огневого мешка и уходят по гребню одной из хребтин окаймляющих створ стрельбища. Пулемётчики и автоматчики остались лишь зрителями. Десять трупов брошенных поспешно отходящей пятёркой были нам слабым утешением. Ни одного документа, три заминированных мертвеца, амерские винтовки М-16А2 с подствольниками, пулемёт М-60, израильский узи, пять пистолетов «Беретта» с глушителями, боеприпасы, гранаты, разгрузки, ножи, часы, разбитые приборы внутригрупповой связи, ПНВ, три бинокля, пять мин «Клеймор», рейдовый рюкзаки, десять удобных и современных бронежилетов с карманами на них, аптечки и по мелочи много чего– достались нам. В погоню по темени пойти не решились. Опасно. Файзуллу отвели к Чернышу на заставу. Больше никаких потерь не было. Если бы не Кушак...

- Млять, - выругался утром майор, узнав итоги ночного столкновения после тщательного осмотра местности. Иранцы ушли и маячили пятью активными точками, медленно приближаясь по скатам и расщелинам к Кушаку. Остальные их группы стерегли гору, окружив её со всех сторон, и не трогались с места, - Заводи Бэтээр. Догоним по дороге и добьём на склоне, пока светло и они с другими группами не соединились. Далеко не ушли. Наверняка раненные есть, а оружие и боеприпасы тащат на себе. Подымай заставу в ружьё лейтенант. Этих надо всем скопом давить, а то вырвутся и уйдут, - сказал мне майор и сам направился в сторону урчащего дизелями бронетранспортёра.
Пришлось мне майору возражать.
- А если они мины поставили?
- Какие мины? Они по склону на нас шли и также отходили, - отмахнулся майор.
- А если дистанционно выставили?
- Где? В горах? Ты что Олег? Добить их не хочешь?
- Добить то я их хочу, Только вот солдаты у нас сутки нормально не спали. Они носом клюют в приклады. А против них ветераны. Вон как ушли. Без звука. Словно не мы у них выиграли бой, а они нам проиграли временно.
- Мы на войне, а не дома. А они не дети малые, - отбил мои аргументы майор зло и с нажимом в интонациях.
- А ты сам-то солдатом был, майор? - огрызнулся я и насупился. Майор укоризненно молчал, давая мне выговориться. У меня даже озноб по коже пробежал, как перед дракой в детстве. Удавил бы за своих бойцов. А он, ишь ты, их на этих волкодавов послать хочет. Хотя прав майор. Надо их выбить, - Ладно, только я поведу. А вы на связи у телевизора. А потом сутки отдыха, - безапелляционно предупредил я. Солдат поднимали и расталкивали с трудом. Прикорнули мои воины высокогорные, кто-где успел прислониться. Оружие обняли, как дети игрушки и сопят. Только сопят настороженно, разговаривают во сне, вскрикивают. Строились с неудовольствием.

[mikimi]

- Становись, - дальше я им не смог команду подать, - Боря проверь наличие по головам, - не по уставу скомандовал я сержанту.
- Все товарищ лейтенант, за исключением повара, дневального, дежурного, связиста, двух наблюдателей и санинструктора, - да, прибавилось у нас в санчасти раненых.
- Рравняйсь! Смирррна! Вольно! - всё-таки командую я, приветствую своих уставших подчинённых и опуская правую ладонь вниз.
- Скажу просто. Все устали. Поэтому мне нужны десять человек, чтоб с почётом проводить наших ночных гостей. Это они расстреляли чарлинцев и хотели расправиться ночью с нами. Елену Ивановну вы видели. Объяснять надеюсь не надо. Добить их надо товарищи солдаты. Мне нужен водитель на БТР, два пулемётчика, гранатомёт, два снайпера и расчёт к миномёту. В близкий контакт входить с противником не будем. Используем превосходство в дальности стрельбы из КПВТ и миномёт. Вопросы есть? - вопросов не было, строй молчал, ожидая моего решения, - Вопросов нет.
- Прапорщик Грязнов, сержант Цуприк, ефрейторы Пирмухамедов, Файзуллин, Шакиров, Окружко, Швец, Бойко, Петров, Бец, Черныш, Шустрый - на месте. Остальные вычистить оружие, переснарядить магазины, привести внешний вид в порядок, разобраться по сменам на постах и отдыхать. Старший в расположении на время отсутствия сержант Цуприк. Разойдись, - забряцало оружие антабками и карабинами. Вспухли негромкие разговоры между расходящимися солдатами. Боря возмутился.
- Тащ лейтенант - сержант Цуприк, - обиженно и по уставному обратился он, задерживая остальных, - разрешите с вами?
- Отставить тащ сержант, - Боря отвернул лицо в сторону и покраснел буряковым цветом. Шея даже сквозь загар пышела бордовым огнём обиды. Пришлось быстро отправить всю мою группу преследования грузиться во главе с Грязновым, а мне остаться с Борей. Он повернулся ко мне спиной, шмыганул носом и вытер рукой слёзы, выкатившиеся из глаз.
- Боря, мля, не время сейчас. Приеду - поговорим. Ты присмотри за народом. Кроме тебя у меня заместителей нет. Всё на нас.
- Есть, тащ лейтенант. Разрешите идти? - он так ко мне не повернулся. Стеснялся соплей своих. А ведь не игрушку просил у меня, а боевой выход. Придётся его потаскать по камням, но в следующий раз. А я чую низом своей спины, что будет у нас этих разов ещё много.
Пирмухаммедов как всегда светился из своего лючка белыми зубами. Грязнов серьёзно сидел на башне. Файзулла улыбался с перевязанной башкой под новой каской, обнимая одной рукой винтовку, а другой держался за поручень на броне. Шустрый суетился внизу у колёс, выясняя напоследок, не дать ли ещё чего про запас. Вместо дяди Феди, новый водитель вопросительно смотрел на наши сборы из кабины мыльницы, в кузове которой расположился миномёт с минами, расчётом и пулемётчиком. Черныш перебирал свою сумку в десанте БТР и отпихивал рукой в сторону длинный ствол «Взломщика», который бережно держали на коленях Швец и Шакиров. Бойко поправлял рацию и удерживал штырь антенны, чтоб не цеплялся в тесноте боевой машины.
Майор ушёл на связь следить за обстановкой и координировать наше движение относительно отступавших диверсантов. Далеко они не ушли. Мы их догнали как раз напротив развалин «Чарли», уничтоженной ими. Там и поставили миномёт. Муху усадили за КПВТ. Я остался у нашего орудия. Грязнов с Файзуллой, Шакировым, Швецом и Бойко двинулись за БТР, который медленно катил под управлением стажёра к подножию Кушака, всё выше и выше задирая толстый ствол крупняка с раструбом пламегасителя на конце стального хобота. На склоне было тихо, безлюдно, мирно и безветренно как на кладбище ночью. Иранцы по нашим правилам играть не желали. Ну да мы их спрашивать не собирались. Майор начал корректировать ещё до первого выстрела по склону из миномёта. Народ был зол, устало безразличен к судьбе противника, желал отомстить и щадить воинов ислама никто не думал. Они тоже не собирались сюсюкать с нашей любительской, по их мнению, командой.


Но это вам не полусонных пограничников в сумерках расстреливать. Мы, конечно, не такие профессионалы как вы, но мозги на наших учебных пунктах вправили каждому не хуже чем в спецназе ГРУ. И если в умении активно воевать, наступая, у нас опыта с гулькин нос, то науку жалить и тут же уходить на безопасную дистанцию мы уже освоили. А больно кусать не получая сдачи мы теперь можем, хоть и не безупречно, но качественно. Дальность стрельбы из миномёта позволяет мне безнаказанно поливать лазутчиков трёх килограммовыми минами на дистанции три километра. При их разлёте осколков в тридцать метров имеем сто процентов поражения для не укрытого от огня мортиры противника.
- Лейтенант, Ты из миномёта хоть раз стрелял? - вопрос не повышает мой авторитет, но правда на войне лучше, чем завышенные амбиции. Живее буду.
- Ну. Теоретически и на полигоне в расчёте мины к стрельбе готовил, на показных стрельбах в училище, - майора мой опыт не радует, но хоть что-то.
Понятно, Это хорошо. Значит, заряды ты в курсе как присобачивать? - делает вывод он и продолжает, - Первую мину постарайся с перелётом положить, - инструктирует майор на прощанье с сомнением в моих способностях совладать с этим оружием. "Блин, интересно из чего он не стрелял в своей жизни?" - Соображаешь почему? - ждёт ответа мой наставник по боевой подготовке.
- Нуу, - тяну я, - чтоб пристреляться наверно? - мой лепет вызывает улыбку у старшего по званию.
- Правильно, запомни место разрыва и сколько открутишь на винте вертикальной наводки перед вторым выстрелом. После второго взрыва проведи мысленно прямую линию между двумя точками на склоне - это и есть твоя биссектриса-директрисса стрельбы. Только миномёт не двигай с места и, теперь, исходи из величины делений открученных на шкале вертикали, - тоже мне - теорема Ферма. Я и сам так могу додуматься.
- Ага, - слова срываются с губ в нетерпении попробовать науку майора на практике.
- Да не спеши ты. После этого точно будешь знать на глазок, сколько метров тебе даст, например опускание ствола на пять делений. Затем, то же самое сделай, сдвинув ствол миномёта влево или вправо на два деления по горизонтали, запомни, а лучше запиши. Это и будет твоя таблица стрельб. Не забывай про заряды. И главное, не только этих перебить и из миномёта научиться стрелять, а чтоб остальные нас всерьёз приняли. Надо их в одну кучу собрать и пока наши мины не закончились на складе вымести их из предгорья. И ещё старайся бить по ним с перелётом в пять метров.
- Это ещё почему? - никак не могу сообразить я и зеваю, спать хочется, как на лекции по ПВР в училище.
- Ты там не зевай, лейтенант, а то вмиг в рот стальная ладошка в кулаке со свинцовой начинкой прилетит. Если снаряд рванёт на склоне с превышением, то разлёт осколков вниз будет эффективнее тех, что полетят вверх по склону. И по углу и по скорости, и дальности разлёта. И путь вверх ты им режешь сразу, а внизу им от нашего Грязнова и крупняка Мухи никуда не деться. Понял? - понял я плохо, но запомнил. На прощанье собрал всех возле колоды с водой и личным примером сунул голову в холодную воду. Полегчало ненадолго, но азарта и неудовлетворённости тем, что мы их ночью не добили, прибавило.
Что-то не лежит у меня сердце к расправе над этими рэмбами от ислама. Но солдаты ждут, что я снова решу проблему, как и прежде, по трудовому, выжимая из себя и других пот в тяжелой военной работе. Поэтому миномёт установлен трубой обращённой на склон Кушака. Двадцать мин с прикрученными зарядами и вставленными вышибными патронами, лежат за позицией. До лёжки диверсов не менее полутора километров. За нами тыловое охранение с пулемётом в обломках Чарли. Между мной и горой - стоит наш БТР, за которым изготовились к стрельбе старшина со "Взломщиком" и Файзулла с СВД. Внутри бронемашины Ибрагим водит туда-сюда стволом КПВТ и пытается высмотреть иранских ниндзев среди камней и редких арчух уцелевших на склоне. В ушах слышен голос майора координирующего наши действия. Если бы не телевизор и Кушаковские спутники мы бы их тут и с фонарями не отыскали бы. Но сегодня боженька за нас и наш миномёт. Ствол которого, БТР и куча камней на склоне стараниями майора, сидящего на заставе, выравниваются на одной линии между собой. Первая мина с удовольствием уходит в черноту утробы ствола.
- Выстрел! - предупреждает заряжающий и приседает, открыв рот и зажав уши.
- Шпук, - отвечает ему наше орудие и вышвыривает подарок на склон Кушака. Поздравляет не прошеных гостей со встречей с советским восьмидесятидвухмиллиметровым миномётом.

[mikimi]

- Перелёт двести, - слышу в наушниках. Как робот кручу на пять делений механизм вертикальной наводки и подаю команду, - Один снаряд - огонь! - ещё один разрыв вспухает на склоне на сто метров ближе первого. Звук доносится с опозданием. Нервы у нашего противника крепкие и в мужестве им не откажешь. Так ещё ж не вечер. Третий разрыв поднимает кучу пыли почти в центре группы валунов на склоне и почти сразу раздаётся сочный звуковой всплеск противотанкового ружья Грязнова, выстрел Взломщика сливается с хлыстом Файзуллы и короткой, бубнистой строчкой крупняка Пирмухамедова. Бас пулемёта замолкает на мгновение и снова рвёт мощью выстрелов куски камня с валунов на склоне.
- Два снаряда огонь! - командую и внимательно слежу, чтоб не дай бог, мой неопытный расчёт не устроил мне двойного заряжания. Беглый огонь бомбочек заволакивает разрывами и пылью стадо скалистых глыб на склоне, за которым прятались ночные, не прошеные гости. Если учесть, что мина выкашивает осколками траву в радиусе восьми метров, а наши снаряды рвутся довольно кучно, отклоняясь не более чем метров на тридцать, то шансы выжить для иранских спецов равны нулю. Разобрать что-то в этом облаке пыли на склоне невозможно. БТР откатывается к миномётной позиции, медленно вращая колёсами. Мы стоим, наблюдаем и ждём. На склоне нет никакого движения. Пока стоим, разные мысли лезут в не выспавшуюся голову.
Не хочу Кушак брать, солдат жалко, положат же пацанов спецназеры. Устали все. Воевать, это не в пентболе артистично хлопаться краской. А у меня их и так всего тридцать душ с тремя ранеными и женщиной. А если беженцы припрутся с комендатуры, или туристы гражданские загулявшие найдутся и получится не застава, а табор цыганский. Не может же быть, чтоб все погибли. И жить надо по-человечески, а мы воюем четвёртые сутки. А возле конюшни лежат привезённые с Арчабиля стройматериалы. А зима она только кажется, что далеко. Придёт и снегом завалит по козырьки системы... При воспоминании о системе, которой теперь нет. Мне хочется отомстить кому-нибудь, хоть иранцам, хоть туркменам, хоть Кушаку. Что ж они там - всё видели и ничего не сделали. На хер он нужен этот навороченный командный пункт, если толку от него для простого народа шиш и фига без масла? А денег, небось, в него вложили море, ресурсы туда конечно самые лучшие от народа оторвали. Отремонтировать бы заставу, систему поставить на столбы, дать отдых солдатам, обучить их воевать, как положено, а потом и подёргать тигра за хвост. Меня останавливает не отсутствие желания атаковать, а слова майора раздающиеся в наушнике щекофона.
- Первый я Залив. Не вижу противника на экране. Земля прогрелась, а визуально они были хорошо замаскированы. Напылил ты добросовестно своими минами. Движения на склоне нет. Дальние группы также исчезли с экрана. Предлагаю отступить к заставе и дождаться вечера. А эти, похоже, нам теперь не страшны. Приём, - оценил обстановку майор.
- Вас понял, начинаю отход, - отвечаю сразу сильно не заморачиваясь тем, что моё отступление больше похоже на бегство. Ничего, деды вон под Москвой не чурались днём отступить, а ночью отвоёвывали утерянные днём позиции. А следующим утром, снова оборонялись, пока немцы не вытесняли их своим преимуществом в качестве вооружения, связи, организации и опыта. Опять отступали, а ночью они отбрасывали фашистов на исходную. Такие вот тактические качели. Чем я хуже ветеранов. Отведу людей на заставу. Дам выспаться. Вечером Кушак выдаст обстановку с картинкой, а там видно будет. Пока я так соображаю, и наблюдаю, как неумело сворачивается моя миномётная батарея, состоящая из одного активного ствола, впереди под Кушаком происходит следующее: БТР потихоньку начинает сдавать задом, прикрывая отход моих снайперов. Проверять, что там с воинами ислама на склоне после устроенной миномётом мясорубки у нас желания нет. Опасно. Эти разведчики обучены всяким подлостям с минами, а у меня ни одного хорошего сапёра нет. А люди мне дороже любопытства. Да и так ясно всё. Если бы выжил кто, в том маленьком преддверии ада, которое мы устроили только что, то хотя бы побежал в сторону или пополз. А там мёртво и неподвижно между валунами, как в предполье преисподни уже в течение часа. Хорошая это штука ротный миномёт в горах. Я слыхал, что даже в составе спецгрупп нашего родного КГБ в Афгане были минометные группы, правда не ротных миномётов, уж больно могуч он для спецназера и тяжёл, а поменьше, как у амеров до пятидесяти или шестидесяти миллиметров в калибре. Пока я так мыслил, водитель подогнал свою мыльницу. Мортирку разобрали. Вежливо и нежно уложили в кузов. БТР прикрыл бортом место погрузки. Пирмухаммедов вылез из башни и проворно соскочил на землю.
- Тащ летенант. Расход - пятьдесят крупняка и ноль на ПКТ. Машина к бою готова, - хитрит водило, -А смотреть пойдём на горку? - ну дитё дитём, интересно ему. Рожа вся в копоти. Грязнов аккуратно грузит внутрь машины Взломщика и оборачивается, улыбаясь, когда слышит вопрос Мухи. Однако все, кто находится рядом, с интересом прислушиваются к происходящему. Водило перестаёт материть Швеца, что не может закрыть задний борт шишиги из-за того, что ручки замков кривые. Черныш беспокойно глядит мне в рот, с тревогой ожидая ответа. Его интерес санинструктора в том, что никто пока не ранен и все живы. Царапины и ушибы, рваные афганки и сбитые ноги не в счёт. Файзулла стоит, опёршись и переложив вес тела на СВД, глаз не сводит. Бойко перестал шуршать за моей спиной радиостанцией и отпустил гибкий штырь антенны на свободу его натянутой тросиком вертикали. Шакиров сидит на броне и делает вид, что вопрос Мухи и ответ на него ему не интересен, вертит в руке магазинную спарку автомата. Окружко - мой внештатный артиллерист стоит с Бецом и Петровым в кузове, держась за железные распорки для тента. Тихо рычат в холостую движки БТР и ГАЗ-66. Народ ждёт моего решения. Грязнов отрицательно двигает влево-вправо головой, высказывая своё мнение. Отходим не спеша, с расстановкой, приглядывая в восемь пар глаз за склонами огромной горы.
Боря встретил нас у здания без особого рвения. Радости от того, что мы прибыли все живые и здоровые у него в интонациях, движениях и мимике не просматривалось. Пока народ выгружался и взбивал пыль, прыгая с мыльницы и БТР на землю, сержант вяло доложил и печально уставился на третью пуговицу моей выцветшей афганки. Ковкузнец и он же фельдшер по лошадям и остальной живности, что есть заставе - Архипов, шёл мимо с ведром к фуражному складу за овсом. Пока передвигался, смотрел на нас с Борей, но стоило мне повернуть голову и перехватить его взгляд на нас, как он отвернулся "пряча глаза". И пошёл дальше, стараясь не смотреть в нашу сторону. Связист - Сашка Бойко, всегда торчал в окошке комнаты связи и его улыбающаяся лицом рожа светила ярче, чем полуденное солнце. Теперь на лице у близнеца не было даже счастья по поводу прибытия брата с боевого выхода и без единой царапины. Володька попытался узнать у родственника причину такого настроения, когда поднялся на крыльцо. Хотел войти в помещение и сдать радиостанцию с батареями и антенной. Но в окошко-то короче.
- Сань, чо случилось? - спросил он в открытое окно. Володька зыркнул на меня с тоской. Я как-то сразу вспомнил, что многие знания и печали обусловлены, а связисты на заставе по умолчанию слышат более остальных и даже подслушивают, чтоб быть в курсе всех событий. И знают больше других. Подслушивать у связистов называется - контролировать качество связи в режиме реального разговора двух и более абонентов. И аморальным безобразием не считается вовсе. А что знает связист на заставе, то знает и дежурный. Не сможет же он столько полезной и бесполезной информации в себе держать. Обязательно дежурному скажет. Если весть плохая, то посетовать вместе и придумать выход из положения. Если данные хорошие то порадовать или потребовать выкуп за информацию, неважно чем - сгущёнкой ли, архарьими рогами, хмырём на кухне, работой в каптёрке связи - да придумает хитрюга. Но держать в себе не будет. Тогда Боря -ключ к настроению Бойко.

[mikimi]

- Да ничо. Давай "ящик", я батарею на заряд поставлю. Антенна цела? - снова сверкнул белками и тут же убрал глаза, встретившись с моими зрачками. Вот это номер! Похоже, война была здесь, а не у нас там, у подножия Кушака.
- Обижаешь, я ж тебе не стрелок какой-нибудь, - Бойко В. забрал у Шурика эР- триста девяносто вторую и с облегчением скрылся в полумраке помещения Узла связи.
- Грязнов - разберись с разгрузкой. Чистить оружие, снарядить магазины, набить коробки. Экипажу заправить ленту крупняка на полную. Муха - ТО БТР. Потом всем есть и спать, кроме тех, кто в наряд.
- Сейчас сделаю тащ лейтенант, - Грязнов взялся на нарезание конкретных задач, а я посмотрел на Борю, всё ещё стоящего передо мной. Только смотрел он в сторону конюшни, как будто я ему неприятен и он мной брезгует. Хрена се заявочки! Знать бы, за что такой бойкот! Но говорить с сержантом надо лично и без посторонних глаз.
- Цуприк! - официально командую я, - за мной!
- Куда? - недовольно говорит мне Боря.
- На конюшню, хочу лошадей проверить, - без интонаций, ровно бросаю за спину и иду к воротам конского дома, в котором кроме лошадей сейчас никого нет. Архипов ещё не вернулся с ведром с овсяного склада. Мы зашли в тень здания. Архипов не зря почти жил здесь. Половина строения была выправлена руками солдата, и у каждой лошади было своё место под отремонтированной "крышей", кормушка, седло с оголовьем над её апартаментами и попона. Но не это меня интересовало сейчас.
- Боря, млять, что за цирк? Почему от меня личный состав нос воротит, как от проштрафившейся шлюхи в борделе? Что тут у нас случилось? - сержант отворачивает своё лицо в сторону и молчит. Пауза затягивается. Я жду.
- А вы у своего майора спросите, тащ летенант, - наконец выдавливает он.
- И что у него спросить? Боря, блин я там не с девчонками на танцы ходил, толком объясни, - Боря вздыхает, держит руки за спиной и начинает колоться.
- Телек на связи. А там кроме майора - Бойко. Телефоны в трубке "Сокола" орут громко, а слух у маленького связиста отменный. Вот он разговор Кушака с майором и подслушал пока тот, громкость не убавил на стойке.
- И что он услышал? Ну не тяни Боря! - шиплю я потому, что Архипов уже отошёл от стены склада и сейчас будет метров пятьдесят спускаться к колоде с водой с двумя наполненными овсом вёдрами.
- Нае... обманул он нас с Кушаком. Нету, там спецотряда охраны. Там учёные сидят, да четыре офицера. И всего их там не больше дюжины. Офицеры не боевые - техники, кроме одного - коменданта. Ну, ещё зам его.
А если в одном обманул, то и насчёт остального народ ему не верит. А вы с ним. А вы его слушаетесь. Всё, что он говорит - вы делаете. А Федя вон в санчасти лежит, Косучук- пулемётчик весь в осколках перевязанный. А Кушак этот его - полный 3,14обман. А мы тут задницы рвём. Файзулла кричит во сне после того, как снайпер ему каску поправил на голове. Виски поседели у татарина. Чарлинцев вырезали целиком. Елена Ивановна на десять лет старше выглядит. А этот ходит, и планы строит, как ему гору нашими руками взять, - Боря высказывает нагоревшее в душе и выявленное предательство со страстью патриота заставы. Измена, обида и презрение сквозит в каждой интонации, каждой гласной и согласной букве. Я его не прерываю. Даю выговориться. А потом предлагаю следующие.
- Значит так, товарищ старший сержант, - мой заместитель удивлён официально-уставным тоном в конюшне среди махающих за нашими спинами хвостами лошадей. Это хорошо, - Грязнова, Шустрого и себя любимого ко мне на крыльцо. Все дела бросить. Пойдём с майором поговорим. И это, второго снайпера, нашего вон туда в обломки офицерского домика посадишь. Только перед этим ко мне его, на инструктаж.
- Зачем снайпера? - Боря озадачен ещё более чем.
- Для тренировки. А он долго с Кушаком разговаривал?
- Да пока вы назад ехали с Чарлинской заставы, минут сорок,- ни буя себе! И даже не подошёл после прибытия, не поинтересовался, не пожурил и не похвалил. Что ж он там такое узнал? А говорить не хочет.
- Давай Боря, шевелись, - Боря уходит, оглядываясь на меня, но всё больше ускоряется в сторону летней конюшни, где Грязнов протирает свой Вал и руководит чисткой оружия. Я, для собственного успокоения, загоняю патрон в ствол своего штатного ПМ и ставлю пистоль на предохранитель. По старой ещё привычке моего соседа по купе в вагоне поезда - опера, вынимаю магазин из пистолета и добавляю в освободившееся место ещё один патрон. Мне приятно, а врагу неизвестно, что у меня на один патрон в пистолете больше. Сую его за подсумоки с магазинами, всё ещё висящие на моей груди после нашей поездки. Пустую кобуру прячу за спину, двинув по ремню. Поверяю, как выходит нож из самодельных ножен и выдвигаю его на миллиметр за защёлку замка, чтоб выходил из своих апартаментов на бедре без усилий.
Шепчу снайперу на ухо задачу. Мой приказ прост, если майор дёрнется, или я подам условный сигнал бить его, даже если будет опасность кого-то из нас ранить. Ввожу в курс дела Грязнова и Шустрого. Каптёр скрипит зубами. Недоверие к нам дело убыточное. Грязнов вначале сомневается, а потом даёт снайперу и всем дельный совет - где кому и как стоять при нашем "совещании", или сидеть. Стрелок уходит со своей винтовкой в сторону офицерского туалета, что возле ДОСов. А мы идём в санчасть, где сейчас находится наш гость, который или утаил от нас часть информации, или ввёл нас сознательно в заблуждение.
- Олег, ты что? - тихо спрашивает меня, Грязнов впервые назвав по имени, - он же раненный?
- А если я посчитаю, что Кушак мне, тебе и остальным на хрен не нужен? Ты прикинь Виктор Иванович, кто будет вами рулить если меня случайно кондратий хватит, или пуля вдруг вылетит из левого виска? Старший по званию, согласно устава. А кто у нас тут старший по званию? Товарищ майор, который без документов, которому верим на слово и у которого опыта по уничтожению людей, как у бродячей собаки вшей. А я, просто за свою шкуру переживаю. Если он нас расстраивать не хотел и извинится, то это одно, а если начнёт на себя власть брать, то земля ему пухом,- жестоко говорю я и удивляюсь своей расчётливости и пренебрежению к жизни человека которого спас. Мне он по прежнему менее дорог, чем любой солдат или Грязнов среди моих бойцов. Он на нас смотрит, как на инструмент в своих руках. Правда никогда не настаивает, но черту проводит, где с ним лучше не связываться. А вооружился как? И я же сам ему всё притащил. Он свой арсенал даже носить весь не может, а подиж ты - разложился, как милитарист перед схваткой с аборигеном. Чего он боится - нас? Вот и побеседуем с позиции силы. А Шустрый возле двери подежурит, чтоб Черныш глупости не начал делать и никто нам не мешал. Ну ничо, ничо,ничо - как говорит один из моих хохлов. Нам бы день продержаться, да ночь простоять. День мы уже выиграли. А вот ночь будет, та ещё ночь. Спецназ мстит за своих с упорством кровников. А мы их довольно постыдно расколошматили. Как в тире. Теперь за нас возьмутся всерьёз. А мне при таком раскладе измена за спиной не нужна. Комбинации майора веру солдат в командира убивают. Может у них там так принято, в КГБ бывшем, а у нас, на заставе, этот номер не проходит. Придётся ему это пояснить. И если надо разоружу к едрене фене. Тоже мне Лоуренс Аравийский сыскался. Но чёртов майор оказался снова умнее меня. Хорошо их там учили в Высшей Школе Комитета и на спецкурсах. Но водить нас всех за нос - не есть хорошая благодарность за то, что мы его шкуру из под арчабильских стволов вытащили.
Майор сидел на кровати, прислонившись спиною к стенке. Кровать стояла торцом к дальнему окну кубрика. Амуниция аккуратно разложена, расставлена около и развешена на быльцах солдатской кровати, тумбочке и табуретке.
- Доложили, значит? - начал первым он.

[mikimi]

Знакомьтесь, уважаемые читатели, личный состав пограничной заставы "ЧаЕк", прототипы главных героев, и практически полностью состав заслона заехавшего невзначай в Иран за колуном. ПОД Буквой "Ч" - Бадья, развалился на коленях парней - Шустрый. В фуражке: ДЖ по заставе - пока ещё сержант Боря Цуприк. Справа окно комнаты связи, слева стёкла -аккумуляторной.

Вид заставы с вышки часового


Ефрейтор Шакиров - летел с вышки, самый ближний на фотке - ушёл в Афган.
За ним снайпер - Файзулла - откомандирован в ДШМГ Афган.
Далее ефрейтор Кабашный - оператор стрельбища
Шурка Назарук
Дядя Федя браво разряжает автомат.
Шендрик - тоже отметился.

Тащ летенант на данных фотках отсутствует.

[mikimi]

В фуражке и галстуке - Лейтенант Юрий Владимирович Осипов, будущий подполковник. ЭТО мы его в Афган провожаем, в ММГ. Прототип главного героя.

До всегда открытой оружейной комнаты, пятьдесят метров, семь секунд, три дверных проёма, две ступени крыльца и два поворота коридора.

[mikimi]

- А ты думал - никто не узнает? - Грязнов сделал шаг вправо, к простенку между оконными проёмами. Боря сдвинулся влево и оперся плечом на стену в углу. Я остался перед майором в центре.
- Да просто не знал, как сказать. Решил, что так лучше будет, а то ещё не поверишь, - спокойно сказал особист, грустно наблюдая наши перемещения, - Проблема у нас Олег и большая.
- У нас или у вас Геннадий Петрович? - губы сами сжимаются в сомнительную гримасу на лице.
- Теперь у всех, - как-то трагично говорит контрразведчик и морщится, при попытке поменять позу.
- Так поделитесь, товарищ майор без документов, - зло говорю я. Мне начинает надоедать бесполезность информации в словах собеседника. А у меня дел по горло. Левый, правый, тыл, застава, а тут ещё и граница прорезалась.
- Дрянь дело лейтенант, спешить надо, - оптимизма во фразе нет и в помине. Констатация факта. Мне почему-то становится не весело. Этот майор хоть и обманул нас, но он ни разу не ошибся в предсказании действий противостоящего нам противника.
- На Кушаке, - начал он, - до взрыва находилась группа управления из десяти человек. Работали только со спутниками. Траектории, возвышения, связь, проходимость команд управления, устойчивость. Четыре охранника, комендант и повар. Весь секретный объём объекта, закрыт и опечатан на консервацию до особого случая. Продукты доставлялись раз в месяц. И при необходимости менялся сменный персонал. С очередной доставкой груза должны были прибыть офицеры для стопроцентной расконсервации и подготовки объекта к использованию. Пять офицеров отвечали каждый за свой участок подземной базы. Но коды доступа находились только у одного. У меня. Я могу только предположить, что после ядерного подрыва, кто-то на той стороне решил реализовать разведданные по Кушаку. Только силёнок у них со страху не хватило.
- Это почему?
- Ты же в курсе про систему минновзрывных колодцев на всех стратегических проходах из бывшего СССР в Иран? - я киваю, об этой системе даже солдаты знали. Им специально рассказывали на занятиях, когда доводили обстановку на линейке.
- Так вот, управление зарядами сохранилось, и американцы их взорвали. Только у них мог быть доступ. В результате подрывов проходы для тяжёлой техники в горах оказались перекрыты. Авиация практически уничтожена из-за выведенной из строя электроники. Но кому-то там за перевалом очень нужен Кушак. Бомбовый удар был избирательным по нашей территории, и тем, кто выжил - тоже нужен Кушак, как гарантия безопасности. Иранцы послали своих стражей, чтоб не допустить усиления смены, разведать пути и систему обороны объекта. Сразу после удара, вокруг горы были активизированы минные поля и ловушки, но основная система обороны сейчас пассивна. Если её активировать, то никакой спецназ или тяжёлая бронетехника горе не страшны. С Кушака, шутя можно разнести в прах армию. Иранцы не отступят. У смены, сутки назад, закончились продукты. Поэтому они нарушили секретность и вышли с нами на связь. Мы для них такой же золотой ключик, как и они для нас. Против нас сейчас осталось четыре группы спецназа. И нам надо прорваться наверх. Вот и всё.
- И какие гарантии того, что это не брехня? - прапорщик начинает смотреть на майора другими глазами, полными интереса и надежды. Умеет же майор говорить людям то, что они больше всего хотят услышать.
- Свяжитесь сами, только говорите по защищённой линии на "высокой стойке".
- А если вы сговорились? - майор игнорирует мой вопрос.
- Иранцы усиленно разбирают завалы на горной дороге, ведущей к нашему объекту. После бомбардировки прошло пять суток, уже почти шесть. Если не поторопимся, то они проведут тяжёлую технику через перевал и отрежут смену на Кушаке окончательно. Затем пройдут минные заграждения и начнут штурм. Без кодов допуска и управления Гора - это просто бетонный муравейник набитый современным оружием, средствами связи, складами и ресурсами. И высота горы, лейтенант, четыре тысячи восемьсот метров. Объём этой громадины неимоверен. Геологический срез позволяет быть уверенным в возможности устоять перед мощью прямой ядерной атаки. Нам бы только успеть пока они не пригнали тяжёлую технику, а иначе ни у нас снизу , ни у них сверху, на горе - шансов никаких.
- А почему не передать коды по рации на вершину и активировать оборону склонов? - я уже стал на его сторону.
- Не выйдет, нужен человек-ключ, с отпечатками, и биоданными для подтверждения ввода.
- Ну и дурак же ты майор. Мы что чужие? Совсем вы там заигрались в свои игры. Сам теперь на боевом расчёте моим солдатам и пояснишь свою сказку. А иначе один туда пойдёшь. Кстати, а какие биоданные нужны для подтверждения?
- Радужка и ладонь. Живая. Мёртвую аппарат распознает.
- Понятно. Вопросы есть? - Грязнов отрицательно вертит головой. А Боря задаёт свой главный вопрос.
- А, правда, что домой оттуда можно позвонить?
- Правда, Боря, оператор сказал, что они выборочно били. Основные промышленные районы и ресурсосодержащие области оставили целыми. Так что позвоним, хоть куда.
- Ну, майор, ты и зверюга. Сам себя не боишься? - примирительно спрашиваю я.
- Я, таких как ты, боюсь, молодых да шустрых.
- Боевой расчёт в девятнадцать часов. Не придёшь - принесут.
- Ага, не сомневаюсь.
- Как Кушак брать будем? Геннадий Петрович?
- Тут покумекать надо. Давай после боевого расчёта прикинем что, к чему, лейтенант?
- Лады, а где Елена Ивановна? - только сейчас я замечаю её отсутствие.
- В бане, Черныш организовал.
- Тогда через два часа на Боевом, - Боря вышел первым, довольный, и погнал делиться новостью с остальной братией, мы ему не мешали. Пусть. Солдат осознающий то, за что он воюет, как личную цель сам выложится полностью и товарищу не даст шлангом прикинуться.

[mikimi]

Додумать мне не дали солдаты гурьбой стоящие вокруг Шустрого на крыльце. Грязнов, шедший за мной, остановился и поглядывал из-за плеча. Я давно чуял, что моему подразделению чего-то не хватает. Особенно когда возвращался на заставу со стороны той или иной дороги. А теперь я понял: вот нам чего надо всем. Очень. А то как еду, так и помню. А как на заставу ввалимся, так заботы и проблемы давят в злобе своей и приходится оставлять на потом, то что стоит сделать не жалея сна. Этаким добрым пауком, к которому сходятся все тропки и дорожки раскинулась застава меж двух водоразделов. Она, уютно расположилась у горных подножий. Раскинулась паутинами пересекающихся путей, системы, МЗП, спотыкача старой, ещё ртутной ЭСЗ, морщинами расщелков и шапкой ОППЗ над ней справа. Я гляжу на знакомые, как родной дом очертания и меня гложет мысль, что чего-то в этом облике не хватает. Вроде, как прячемся мы, что ли в собственной погранзоне, где каждый камешек ночью обойду без ПНВ и ФАСа с закрытыми глазами и не споткнусь. Знамя. Почему над моей суверенной территорией нет этого маленького атрибута государственности, справедливости и порядка? "Ну что ж, Будем исправлять недостатки по мере их выявления" - парторг комендатуры так говорил, когда я служил солдатом. Исправим. Пускай знают, кто в погранзоне хозяин. И Шустрый, похоже, больший патриот, чем я. И его инициатива или будет мной наказуема, что вряд-ли, или поощрена незамедлительно. Ведь не пожалел времени, сшил флаг со товарищи вместо собственного сна, личный штандарт заставы сотворил. А то, что сотворил, а не сделал как ремесленник это, несомненно.
- Шустрый это ты из чего флаг сделал? - с угрозой говорит из-за моего плеча старшина и показывает пальцем на выглаженное, без единой морщинки, полутораметровое полотнище, разложенное на перекошенном столе возле флагштока. Мы стоим на крыльце и глазеем, как каптёр обмётывает последними стежками крепления знамени. Слева от крыльца ажурная антенна для "Сокола-М", а справа самодельный флагшток из длинной трубы с двумя катушками. Одна вверху, а вторая внизу.
- Так из чего было, тащ старший прапорщик, - отвечает, подняв голову на нас, стоящих на крыльце, над ним каптенариус.
- Ну, белое, я так понимаю, ты из простыни сделал, которую у меня с НЗ утащил..., - начинает Виктор Иванович, но его перебивает голос Пирмухамедова сверху, почти от самого неба.
- Серый, бляд, сколько мне исчо тут сидеть? Верёвку свяжи, руки устали, - наверху, над заставой, почти на уровне кончика штыря антенны качается на конце трубы флагштока маленький и лёгкий Ибрагим, обвив её своими руками и босыми ногами.
- Ё - забыл, - каптёр кидается к двум концам верёвок и пропускает их под нижний ролик, натягивает и завязывает шнуры вместе хитрым рыбацким узлом, - Слазь, теперь не развяжется, - командует он Пирмухамедову и тот медленно перебирает руками по трубе вниз, спускаясь на землю. Не знаю даже что и сказать. Не солдаты, а реввоенсовет на своих двоих, только кожанок не хватает и крейсера "Аврора" в Чулинке. Шустрый снова отвечает Грязнову. Я безмолвствую, разглядывая произведение искусства солдатской мысли.
- Виктор Иванович, - наглеет Шустрый вежливо, - Я ж маленький кусочек отрезал. Смотрите, отут подвернули, сделали заподлицо, чтоб нитки не распускались, а оттут - пришили к синему куску. Видите двойной шов, крепкий, никаким ветром не порвёт, нитка вчетверо собрана, - Шустрый демонстрирует шов спустившемуся с крыльца Грязнову. Солдаты смотрят встревожено за действиями старшего прапорщика. Оно и понятно, вручную шили. Небось, все пальцы искололи, уйму времени потратили, - вдруг Грязнов их порыв сейчас зарубит на корню своим снайперским авторитетом. Каптенармус расхваливает изделие и поясняет.
- Беда в другом была, тащ прапорщик, - укорачивает каптёриус звание Грязнова, - на заставе синего материала нет! Хоть трусы на клаптики режь! - услыхав такое, меня, как начальника, тут же обуревает бес поиска. И действительно, кроме трусов армейских, никакой материал, что есть в моей памяти, на синь полосы Российского символа государства не тянет по цвету. А при приёме должности я основательно прошерстил все склады, а привезённое имущество вещевой службы принимал лично. Улыбка сама расползается по лицу, не смотря на загруженность мозга проблемами, связанными с Кушаком и Иранскими притязаниями к нашему подгорному комплексу. От же смекалка ж у них, у моих пограничников. Пока Шустрый расплывается словами, междометиями и эпитетами перед Грязновым в описании трудностей пошива, я пытаюсь отгадать, где он взял синий материал для среднего лоскута трёхцветного стяга далёкого от нас Отечества. Отгадать никак не удаётся.
- Покрасил что-ли? - выдаёт свою версию Грязнов и грубо мнёт пальцами синюю материю флага на столе.
- Товарищ старший прапорщик, - обиженно заявляет каптер, видя, как топорщится помятая лапой старшины ткань, - Только погладили, помнётся же!
- Да нет, - сам себе и остальным, а в основном мне, говорит Грязнов, - фабричная покраска.
- Шустрый - колись! Где такие большие трусы достал? - не выдерживаю я, и чувствую затылком, как от смеха валится на стул за моей спиной один из ефрейторов Бойко за окном комнаты узла связи. Остальные тоже хохочут всласть, кроме меня с Грязновым. Уже девять моих бравых воинов стоит вокруг крылечка, стола и флагштока и наслаждаются нашей со старшиной неосведомлённостью и выражениями удивления и бессилия командирских лиц. Пирмухамед согнулся напополам и сел на бетон крылечка в припадке, представив трусы, из которых вырезали полосу для государственного флага Российской Федерации. Повар держится за Борю плечом, чтоб не упасть, руками он пытается обуздать и показать размер нижнего солдатского белья, который, как мы сказали, отыскал и порезал каптёр для создания развевающегося имиджа наших потешных войск над заставой. Смех косит наши ряды так, что и мы с Грязновым тоже степенно ржём от образа моего предположения. Наконец веселье утихает, и каптёр раскрывает загадку.
- Та всё просто - аккумуляторная.
- Шо аккумуляторная? - одновременно со старшиной спрашиваю я. Разгадка на поверхности. Я поворачиваюсь к окошку аккумуляторной комнаты, откуда на меня смотрит ефрейтор Володька Бэць (Бец) облачённый в синий халат - принадлежность всех технарей. Их как имущество прямого расхода даже на склад не сдают по накладной, а напрямую отдают командирам тех отделений, или вообще кидают в дверь аккумуляторной. Аккумуляторщик с фланга придёт и начнёт уровень электролита проверять в батареях - разберётся.
Однако красного материала на заставе тоже нет. Но красная полоса прикрыта крепкой, прижжёной до коричневого цвета во многих местах плотной тряпочкой, через которую Шустрый и гладил последнюю часть знамени на столе. Эта полоса почти вдвое шире пришитых к ней сверху белых и синих кусков вместе взятых, поэтому композиция выглядит несколько непривычно. Когда прапорщик убирает высохшую под утюгом тряпку, я просто балдею от увиденного мной рисунка. Правая рука начинает автоматически подниматься к виску. Виктор Иванович также застывает в изумлении и держит на весу гладильную ткань, открывшую красную бархатистость основания знамени, над которым пришиты белая полоса старой солдатской простыни и кусок халата заставского техника. На раритетном шёлке, толи бархате, в обрамлении богатой бахромы, золотом чёткой вышивки горит герб Союза Советских Социалистических Республик, с колосьями обвитыми алой парчой, на которой даже можно прочитать надпись: "Пролетарии всех стран соединяйтесь!" на всех пятнадцати языках союзных республик. Земной шар,повёнутый Северным полушарием с картой СССР на нём. А наверху звезда, серп и молот посредине глобуса. Аккуратным полукругом над гербом легко читается гвардейская надпись: "За нашу Советскую Родину!" Мало того, две кисти на шнурах золотого плетения свешиваются с торца красного полотна, там где намертво вшито солдатскими руками ухо через, которое будет пропущен шнур флагштока. Грязнов не верит своим глазам и вопросительно поворачивается ко мне.
- Вот это да! Деж он его взял? - вопрос чисто риторический, но каптёр хитро перекидывается с Борей на крыльце, понимающими взглядами и отвечает на полном серьёзе.
- На дембель берегли, это ж наше. Переходящее. Мы его последними на комендатуре завоевали. Оно и пылилось в каптёрке на полке. А как оружие и боеприпасы выдавать начал, тут оно и свалилось сверху мне на голову. Думал запрятать. А тут ничего красного не нашлось. Та, и когда тот дембель у нас теперь будет. Зато мы теперь как настоящая воинская часть. Со своим знаменем. Как прадед говорил. У них на фронте если знамени нет, то всех расформировывали и по разным частям рассылали. А нам нельзя по разным частям. Мы тут застава, а не шурупы какие-то.
- Молодец Шустрый! - хвалю я его, а он краснеет.
- Так то все, тащ летенант: связисты вон - халат нашли, стрелки кроили и шили, Боря придумал, Бойки шнур принесли, Бондарь катушки отремонил, Муха наконечник повесил. Вы, небось, и не заметили? - точно. Мы поднимаем вверх головы и видим, что на конце флагштока торчит никелированный наконечник древка с серпом и молотом в остроконечной плавности обвода конуса завершенного остриём пятиконечной звёздочки. Вот он, почему там так долго висел - Муха. Он навершие для красоты прилаживал и крепил.
- Тогда так, орлы высокогорные, провести проверочный подъём флага, посмотреть, что всё держится и не сорвётся. Затем спустить, оставить на шнуре, а на Боевой расчёт строиться здесь. Будем флаг подымать. Пусть знают супостаты, кто в погранзоне хозяева - мы российские пограничники! - мой пафос не остаётся без одобрения, даже майор выбрался на крыльцо и с удивлением изучает знакомые цвета и рисунки на новом знамени пограничной заставы "Чайка".
- Ну, вы даёте, погранцы! - восхищается он, читая слова, вышитые на красном "фундаменте" флага с забытым благоговеянием перед символом могучего государства, - Охринеть! Даже бахрома есть! А ведь прав твой каптёр лейтенант! - неожиданно хвалит он Шустрого с грустью в голосе, и последний краснеет, как первоклассник у доски, получивший единственную в классе отличную оценку за выполненный урок. Мы уходим соображать, как взять Кушак без потерь и лишений, а народ гомонит у крыльца, обсуждая штандарт, который весомо плывёт вверх по шнуру к конечной точке и торжественно шевелит на ветру тяжёлыми золотыми кистями вдоль алого крепкого шёлка. Теперь, официально обозначенные, мы часть государственной структуры, власть и закон на этой территории. И если кто полезет, то он будет иметь дело не с теми, кто боится высунуться из развалин, а с войсковой частью двадцать один ноль три, индекс "Т" - Потешных Войск Федеральной Службы Безопасности Российской Федерации! Шустрый опускает знамя, но народ не расходится, щупает шёлк, трогает жёлтые помпоны праздничных кистей.
- Бойко? - орёт Петров-дежурный.
- Я, - недовольно отвечает Сашка, высовываясь из окошка, - Что надо?
- Отвечаешь за прапор до Боевого! Усёк?
- Легко, - подтверждает связист и серьёзно кладёт на подоконник свой АКСУ с двойной перевязью присоединённых магазинов, звякнув при этом антабкой о воронёный ствол автомата. Практически над заставой будет развеваеться знамя СССР, только сверху к нему пришиты солдатскими руками белый и синий лоскуты. Но две трети флага мощно и весомо отражают солнечный свет золотом и кумачом, напоминая о том откуда мы все родом. И не только нам, но и тем кто растопырился в нашу сторону своими воинскими колоннами с Иранского заграничья. Я отдаю должное новому флагу приветствуя его правой ладонью и ухожу думать думы с майором. Старшина остаётся на крыльце укоризненно глядя на Шустрого. Тот жмёт плечами и разводит руками. Грязнов машет правой рукой и на секунду останавливает её у виска благословляя материю на шнуре. Затем уходит за мной. Ну, вот и обозначились. Теперь бы день простоять, да ночь продержаться.

[mikimi]

Знамя это хорошо. Пусть боятся. А нам надо справиться с четырьмя группами спецназа по пятнадцать головорезов в каждой. Итого, шестьдесят мордоворотов, обученных, стреляных, битых и опытных. Правда, нас, с лошадьми и собаками, пятьдесят погранцов. И у нас БТР, миномёт, четыре пулемёта и пять снайперок. Но этого мало. Мы им на один зуб на серпантине горной дороги. Придётся брать подступы к горе опытом майора, внезапностью, смекалкой и информацией с голодного Кушака. Кому-то придётся остаться здесь, чтоб корректировать наши передвижения с подвижками противника. На боевом расчёте, после подъёма флага, я ставлю странную и необычную для нашего ремесла задачу.

- Приказываю всем выспаться! Вольно! Вопросы есть?

- Есть, тащ лейтенант, а кто останется? - вопрос зависает в воздухе, как топор в руке палача над плахой с предназначенными в жертву однополчанами.

- Решим! Подъём в пять. В шесть - начало движения. Загрузить и проверить технику с вечера. Доклад о готовности в двадцать один тридцать. В двадцать два - отбой, - солдаты расходятся. На месте остаётся, ефрейтор Кушниренко. Народ заинтересовано поглядывает на смотрящего на меня исподлобья дембеля.

- Тащщ лейтенант, разрешите обратиться! – батюшки светы неужто меня дембель за командира признал? По тому с каким трудом выговорил эту фразу на виду у всех Кушниренко, я понимаю, что что-то серьёзное. Оно ведь как – он на заставе больше полтора года прослужил, а я всего год.

Так, что я для него только по штатке командир. Был. Все вокруг занимаются вроде своими делами, но на самом деле внимательно слушают.

- Разрешите часовым у заставы остаться в прикрытие старшине, дизелю и пауку? – вот тебе и дембель, ведь эти четверо считай смертники. Знамя над заставой будет как кость в горле у любого, кто полезет через границу. И обозначит точку, где мы находимся, а иначе как? Так и подумают. И прежде или во вторую очередь постараются этот прапор и всех вокруг него завалить, чтоб не тревожило своим преобладанием красного цвета пространство вокруг. Следовательно залепят по заставе от всей души, чтоб не выделялась в серости предгорий. Похоже, что солдат это понимает.

- Вадим, ты ж дембель, ты тут больше всех отслужил, я тебя планировал первым и отпустить, а оттуда ты и вы вряд ли выберетесь если что не так пойдёт, - тихо начинаю я пояснения земляку, так, чтоб остальные не расслышали.

- Тащ лейтенант, отож и я так подумал, что я у нас лучше всех подступы знаю, и если что, то мимо меня ни одна муха не проскочит. А курбановских я засеку за пару километров, если полезут. Разрешите, тащ лейтенант, лучше меня всё равно никто не сможет. Я и горки и щели вокруг знаю как свои пять пальцев, если прижмут я всех наших выведу куда хочешь и без проблем. Мы ж тут и с вами и с прошлым начальником заставы охотились много, - вот и часовой мне нашёлся на «вышку». А связистом Иванов Серёга останется. Уже решили между собой пауки эту проблему.

Бондарь за дизелиста и останется с пулемётом. Один РПГ отдадим Кушниренко на "вышку", с автоматом вдобавку ему там будет веселее. Страшина со снайперкой и Иванов с автоматом на связи. Вот они и останутся изображать наше подразделение.

Дел по горло. Обхожу всех лично. Муха снаряжает вторую ленту КПВТ, тщательно выравнивая патроны в звеньях, чтоб не перекосило. Его наводчик набивает ленту ПКТ с помощью машинки Ракова и тоже внимательно осматривает патроны.

- Муха! ЕТО не забудь сделать? - ору в люк броника.

- Есть тащ лейтенант!

- Савкин, собаки готовы? Мясо и воду для них собрал?

- Так точно, тащ лейтенант, - отвечают мне на собачнике.

- Архипов, придётся их отпустить, - говорю я ковкузнецу о наших лошадях, - там конюшни нет.

- А как же они пить будут? - переживает за лошадей Архипов. С ним вместе Бондарь, и они нарушают мой приказ. Они всю ночь изобретают, пробуют и проверяют работу специального клапана, который открывает кран, как только вода в колоде уходит ниже определённого уровня. И закрывается, как только вода начинает заливать края высокого бетонного корыта. Им помогают два стрелка и наш старшина.

- Справитесь? Там пять тонн, им на месяц хватит, - Бондарю про дизель надо будет утром напомнить. Пригодится ещё. Не всё ж нам на горе отсиживаться. Кандидатуры тех, кто будет прикрывать нашу вылазку и останутся здесь медленно и неуклонно вырисовываются в мыслях. Это дизелист - без него нет света. Это связист - без устойчивой связи нашему плану труба. Это оператор телевизора, как мысленно я обзываю того, кто будет нашими глазами. Кроме Грязнова я не могу найти никого другого более подходящего на выполнение этой задачи. А ещё им очень нужен будет один наблюдатель для охраны. Вчетвером они должны будут изображать половину нашей заставы, И когда иранцы поймут, что их тут всего четверо, только бог и мы сможем им помочь выбраться живыми, прорвавшись на Кушак. Поэтому здание заставы и дизельная, за ночь превращаются в долговременные огневые точки с кучей боеприпасов и вооружения, собранных внутри помещений.

Старшина не жалеет мин и растяжек вокруг здания и щедро окружает этими смертоносными игрушками окоп часового над заставой и прилегающей местностью. Почти все стрелки помогают. И застава копошится движением людей в темноте и в шнырянии по территории лучей фас-фонарей, как взбудораженный улей взбесившихся пчёл. Если смотреть со стороны, то мы жутко испугались и укрепляем свою оборону, не глядя на время дня и не полагаясь на обычные средства и методы защиты заставы от внезапного нападения. Таким образом, мой приказ об отдыхе и отбое исполняется только в два часа ночи. И то не всеми. Повар Будько делает выпечку хлеба. Он тоже не останется и поедет с нами. Сухпая из деликатесных консервов с НЗ девятой заставы хватит с лихвой на месяц сидения в обороне. Только в пассивной обороне. Наш УР не выдержит и одной слаженной атаки профессионалов от войны. Одна надежда на дальность и удачу при прорыве утром на гору. Водители укрепляют днище кузова Газ-66-го, для того, чтобы я мог вести огонь из миномёта, не покидая машины, с коротких остановок. Черныш таскает свои бинты, тюбики, вату, препараты, инструменты сразу в четыре места одновременно: в окоп часового, дизельку, на заставу и в четыре наших машины, которые пойдут в колонне по горной дороге навстречу засаде спецназеров от Аллаха. Он пытается обучить оказанию первой медицинской помощи всех тех, кого не будет с ним рядом при движении к объекту нашего каравана. Водилы обвешивают дверцы бесхозными бронежилетами, вытащенными Шустрым на свет божий. Укрепляют борта КАМАЗА и мыльницы. Проверяют воду, масло заправку. Берут с собой запасные канистры с маслом и водой, проверяют запаски и шанцевый инструмент. Солдаты и сержанты набивают магазины патронами, накидывают пачки в вещмешки, распихивают гранаты в подсумки и карманы. Аккумуляторщик - Володька Бец, доливает в банки дистиллированную воду. 'Сокол-М' со своими стойками должен обеспечить нам победу при прорыве на вершину. Бойки, оба брата, ещё раз проверяют радиостанции и ставят на зарядку батареи. А утром мне нужны будут все шесть. Три останется на заставе: у часового, дизелиста и старшины. Три разойдутся по трём машинам. Уазик останется на заставе для людей, что будут обеспечивать наше движение. Старшина загоняет его в Чулинку и маскирует в пещере, которую мы обнаружили при проведении следовой работы с собачниками ещё год назад. Завтра это делать будет некогда. Завтра у нас последний и решительный бой. А сегодня, нам бы ночь продержаться и день простоять. Застава затихает около трёх часов утра, впадая в тревожный и заслуженный трудом отдых долгожданного сна.

А спецам будет не так уж и весело. Они расположились внизу, у подножия. В самом начале серпантина одна группа и три других находятся на вершинах воображаемого квадрата, в который вписано немалое по периметру подножие горы. И только две группы смогут одновременно противостоять нашему нападению. Причем второй группе придётся очень быстро 'скакать' по склону на помощь первой. На которую мы вывалим всю свою огневую мощь. Будем бить их по частям. И победа зависит только от нашей слаженности и расторопности, точности и хладнокровия в принятии решений. Утром на юго-востоке отчётливо слышится рокот тяжёлой техники, которую иранцы используют для расчистки проходов. Они тоже не спят ночью. Торопятся.

Только у нас на службу и в разведке на боевой выход так будят личный состав. Лично, каждого. По дружески, но требовательно, толкая в плечо рукой. - Серёга, вставай, подъём! Ренат, просыпайся! Архип вставай, лошадей покормить надо успеть! Муха- подъём - грей движки и Петрова растолкай! Петров, блин - встал, а то на свечку поставлю! Шустрый, поднимайся Серый! Близнец - не сиди, мотай портянки! Иван - меняй Бойко на связи, - фас-фонарь дежурного медленно переходит от одного пограничника к другому. Он оставляет офицеров и прапорщиков напоследок, вопреки приказу будить нас за двадцать минут до общего подъёма, как требует устав. Жалеет, когда ещё выспимся теперь? Только мы уже на ногах. А майор, тот похоже и не ложился. Застава ворочается звуками в темноте сумерек, и начинает рычать выхлопами дизелей, хлопать дверьми, бухать сапогами, мерцать вспышками фасов, как огромное существо встающее и потягивающееся перед утренней охотой. А охота нам предстоит знатная. Ночь мы выстояли. Теперь, нам бы день продержаться...

[master_iuda]

зря они так со знаменем. Лучше уж повесили бы просто Советское знамя без всякого триколора.

[mikimi]

зря они так со знаменем. Лучше уж повесили бы просто Советское знамя без всякого триколора.

Уважаемый master_iuda каждый в праве выбирать свою реальность. О распаде СССР было заявлено на весь мир. Наиболее логично бояться врага существующего, а не канувшего в лету. А то что знамя на две трети красное память заассоцирует в правильном направлении и ваша реакция тому подтверждение.

[mikimi]

А наш майор знает своё дело, пока мы загружаем, проверяем, консервируем, прячем, снаряжаем, заправляем, заполняем и переживаем, именно он составляет наш план боя, внимательно отслеживая по телевизору проявившиеся с вечерней прохладой красные точки вражеских групп. Он вычисляет расстояние между группами противника, длину каждого витка серпантина, меряет прикидывает. Спрашивает Елену Ивановну о том рельефе, который будет ждать нас после прохождения Чарлинских развалин. Ведёт переговоры к оператором на Кушаке.
- Я - Дервиш, как вы там? Приём!
- Я - Куш- один, нормально воды полно. Приём, - да, снежная шапка на кушаке не тает даже летом.
- Увеличить-ка мне северо-восточную тыловую группу. Приём, - запрашивает он гору
- Работаю, - лаконично отвечают ему сверху
- Достаточно... - каждый на заставе приближает утро своими делами. Особист с красными глазами будит меня за полчаса до общего подъёма. Он наверно вообще не спал. Одет по-походному, пока без бронника, но я его на него навешу лично, если сам не оденет.
- Вставай Олег, беда! - трясёт меня он за плечо.
- Ну, что там ещё? - сонно возмущаюсь я и смотрю на светящиеся стрелки командирских часов. Пять утра. Блин!
- Гавно дело, пехота иранская в пешем порядке подходит на линейку. Вчера они остановились в посёлке. А сегодня, не дожидаясь рассвета, начали выдвижение. Пока пошла разведка и дозоры с сапёрами. Они боятся минных полей. Около четырёхсот человек в основной колонне. За ними основные силы и тылы. Ещё больше. Гул техники громче, им осталось разбросать километров шесть до выхода на грунтовку. В посёлке установили батарею. Похоже, этот пушки способные стрелять активно-реактивными снарядами на дальность до сорока километров. ЮАРровская, толи НАТОвская разработка. Когда рассветёт, то вся эта масса попрёт ускоренным маршем на поддержку четырёх диверсионных отрядов охраняющих дорогу, ведущую на гору. Они также перегруппировались. Слились в два отряда и поднялись на два витка серпантина вверх по склону. Дистанция между отрядами около двух километров. Предполагаю минно-взрывную засаду, и не одну на серпантинной дороге. Одна надежда на то, что будут взрывать радиометодом, путём передачи радиосигнала на взрыватель фугаса.
- И что, такой взрыв не так сильно разнесёт в щепки наш БТР? - шучу неудачно я, зашнуровывая ботинки в свете фас-фонаря.
- Нет, - усмехается майор, - очкарики с Кушака поставят такие помехи по всем диапазонам, кроме телевизионного, что ни одна волна стандартных взрывных пультов НАТО и производства других наших вероятных недругов не сможет работать. Наши частоты будут чисты, как вода в горном ручье.
- Вы еще стихами мне обстановку доведите. Как мы прорываться будем? Я так понял, что минное поле это не самое страшное? Так?
- Ну, это просто, мы их растянем и сожмём одновременно. Минные поля мы просчитали, прокрутив видеозаписи действий иранцев за последние семь дней. У них нет тяжёлого оружия. Максимум - ручные гранатомёты, если мы их выбьем с дистанции не менее 1000-800 метров, то, как минимум БТР, прорвётся вверх без особых проблем. А наш миномёт и запас мин позволяют на это надеяться, даже если ты будешь мазать из своей трубы по их грудным фигурам, но не далее чем на сорок метров. В бронике у нас раненные и Елена Ивановна. А если он займёт позицию выше, чем эти моджахеды аятолл, то своим пулемётом прикроет нас пеших. И если иранцы подобьют грузовики на серпантине, тогда ноги в руки и наверх по склону. А на бездорожье точно мин нет. Наши минные поля дезактивируют при подходе к ним. Ну, вот и вся диспозиция. Я в БТР впереди, ты позади - в мыльнице старший, Боря посредине - в КАМАЗЕ. Командовать парадом буду я, с твоего разрешения, - майор достал каску, и водрузил на голову.
- Слышь, Геннадий Петрович? - окликаю я своего тактика и стратега.
- Чего тебе Олег? - оборачивается он
- Если бронежилет не оденете, Муха с места не сдвинется, - предупреждаю я.
- Понял, одеваю, - пока мой новоявленный главнокомандующий-начальник штаба скидывает с себя ремни и натягивает бронник у колёс Бэтра, ноги сами выносят меня к колоде с водой.

И вот тут меня пробивает. Я вспоминаю лекции и рассказы наших офицеров с кафедры тактики. Спецназ всегда нагребает, что полегче, попроще и поубийственнее. А о минах "Клеймор" не слышал только глухой военный. Они, конечно, не то, что наши МОНки. Но идею срисовывали с этой американки. А со времён Вьетнама она хуже не стала. А Нам и одной хватит, чтоб превратить в хлам КАМАЗ, ГАЗ-66 или колёса БТР. А пешком, с батальоном пехоты на хвосте, батареей самоходок за спиной, с раненными бойцами "на руках" рвать когти на высоту Кушака, с наседающим спецназом, дышащим в затылок это та ещё работа. Туда, где вход в подземное царство майора надо добраться раньше, чем дальнобойные орудия за водоразделом получат целеуказания по нашей трёхвымпельной колонне. В общем, отступать некуда, большая у нас погранзона, но ещё останется Виктор Иванович с тремя солдатами, которые практически сами вызвались остаться на заставе живыми заложниками победы нашего предприятия. И если Бобко не успеет активизировать всё, что там у него есть жуткого и страшного из российского арсенала подземелья, то полягут мои добровольцы смертью храбрых на мою душу и сердце. И быть мне за них в ответе пока живой. А пока я соображаю, что много мин они с собой притащить не могли. Боеприпасы, вода, пища, оружие, минимальные удобства: спальник, коврик, свитер, бумага туалетная чёрт их дери. Да, а что вы думали. В пустыне свои ягодицы листиком не вытрешь. Потому как нету листиков. А камешком подтираться, это сноровка нужна, как у пастухов в горах. А где её спецназеру взять? Вот и прикинем - сколько у них мин с собой? Вьючных животных они с собой брать побоялись, чтоб не следить и маскировку передвижения не нарушать. Шли на неделю - не меньше. Боекомплект наверняка взяли двойной.
- Бойко, - ору в сумерки, требуя к себе одного из братьев-связистов.
- Я! - слышу в направлении окна комнаты пауков.
- Рацию ко мне! Связь с Кушаком - быстро! - Володька, кажись, поди, разбери утром, кто из близнецов топает ко мне с радиостанцией и бубнит на ходу в микрофон, вызывая на связь соседей сверху.
- Куш, у тебя база данных в компе по подразделениям вероятных супостатов есть? Приём! - без объяснений спрашиваю я.
- Есть. Что надо? - там понимают вопрос не праздный, у меня уже движки прогрелись. Осталось сунуть голову в колоду с водой на счастье и вперёд, "за орденами".
- Спецы иранские, стандартное вооружение и численность группы? - оператор Куша зачитывает ответ с экрана своего монитора. Ну, надо же - знакомые Тактико Технические данные, где-то я их уже слышал. В ориентировках. Точно.
- Да тут не густо. Силы специальных операций вооруженных сил Ирана. В сухопутных войсках Ирана к силам специальных операций относятся воздушно-десантные бригады 23-й воздушно-десантной дивизии Специального назначения, которые предназначены для выполнения диверсионно-разведывательных задач на Закавказском и Туркестанском направлениях. Численность личного состава бригады - около 4000 человек, в основном унтер-офицеры и офицеры. Команда А (основная тактическая единица по выполнению специальных задач) состоит из двенадцати секций, каждая из которых насчитывает двенадцать унтер-офицеров и офицеров. Команда В включает четыре секции по двенадцать человек в каждой, и предназначена для действий в горах. Команда С состоит из двух секций по двенадцать человек и предназначена для обеспечения выполнения задач секций команд А и В. На вооружении одной ДиверсионноРазведывательной Группы численностью шесть-десять человек могут находиться следующие МинноВзрывныеСредства: один-два кумулятивных заряда для уничтожения стационарных объектов; * три-четыре мины многоцелевого назначения для избирательного поражения агрегатов РакетныхКомплексов и транспортных средств в движении; три-четыре магнитные мины для уничтожения техники при скрытой их установке; * четыре-шесть противопехотных осколочных мин для поражения личного состава подразделений охраны и обороны; * один-два портативных заряда разминирования для проделывания прохода в минном поле системы заграждения БСП. При выполнении поставленных задач разведчики-диверсанты могут иметь ПУ ПТУР с дальностью стрельбы до один-четыре километра. Всё. Понравилось? Приём.
- Да, спасибо. Изменения на горе есть? Приём, - какой тут понравилось к черту. Не густо у него! Нам и половины хватит, а тут в четырёхкратном размере. И, явно, секция В пожаловала в полном составе. Остальные идут походным маршем. Это Головная Походная Застава бригады. За ней авангард и основные силы, тылы. Грамотно идут, гады. Как на учениях.

- На горе нет, сидят тихо. А вот вокруг у линейки и за ней 3,14здец... Торопитесь парни, - просит меня щекофон рации и, даже сквозь бездушные схемы и провода, я слышу его надежду на то, что мы прорвёмся. Зашибись. Птура у них точно нет. РПГ с Чарли они прихватили. Заряды разминирования тяжёлые - хрен с собой потащишь, если надо быстро и скрытно. Остаются магнитные мины и противопехотные. На две группы это примерно двадцать штук, если по максимуму. А засада у них качественная может быть только одна. Да ещё с тыла от Куша прикрыться надо по их наставлениям. Тогда имеем два минных поля, и скорее всего управляемых и засаду. Точку засады мы знаем. Вероятные места расположения мин тоже знаем. Осталось посчитать свои снаряды к миномёту. У меня их сто восемьдесят три штуки. И положить их надо так точно, чтоб ни одна сука живой из своей засадной ямки не выскочила. И так быстро, чтоб вторая группа не успела прийти на помощь первой. Придётся мне кем-то жертвовать для разминирования. Пока я соображаю, как мне не дать смерти забрать своего бойца на серпантине, к колоде, возле которой я стою, подходят мои богатыри, увешанные амуницией и боеприпасами. Они подходят, вопросительно смотрят на меня, обходят меня с Бойком и, как сговорившись, суют по очереди голову в колоду с водой. Отфыркиваются, стряхивают воду, сбрасывают её капли руками со стриженых затылков и открытых лбов, охают, смеются и уходят. Аккуратно обходя нашу пару на погрузку. Во блин - новая традиция на заставе. На счастье, перед боевым - голову в колоду совать. Я ухмыляюсь этим предрассудкам и тоже, на всякий случай, чем черт не шутит, а ангел не брезгует, сую голову в колоду. Вода холодная, сонливость исчезает молниеносно. Согнувшись, чтоб жидкость не попала за шиворот, я сгоняю воду с головы на камень земли ладонями. Разгибаюсь и с удивлением обнаруживаю возле себя майора. Он, сунуть свою бошку в колоду не может. Раны, перевязи бинта и бронник не дают толком согнуть туловище в поясе. Он набирает воду руками и плещет себе на лицо.
- Товарищ майор, и вы туда же? - майор недовольно зыркает на меня. Вытирается кепкой, надевает её на голову.
- Я просто умылся на дорожку, - отвечает мне он, пожимая плечами.
- А, ну-ну, - киваю я, - по машинам?
- Да, ну ни пуха ни пера.
- К чёрту. По машинам! - ору злобно я и начинаю материть окружающих в дрожи предбоевого мандража. Кроме меня никто сильно и не орёт. Суеты нет, солдаты занимают свои места. Я обхожу каждую свою боевую машину. Считаю людей. Вроде всё пора ехать. Жму руку Грязнову, который провожает нас с дизелистом.
- Бондарь, за прапорщиком пригляди. Башкой мне за него отвечаешь, - говорю я, хлопая солдата по плечу.
- Есть, тащщ летенант, - виновато отвечает он и оценивающе смотрит на старшего прапорщика, как будто проверяет, влезет Грязнов в помещение дизельки или нет. Последний хмыкает.
- Ну, с богом Олег!
- Не, лучше с миномётом, - шучу я и карабкаюсь по колесу в бортовую мыльницу.
- Бойко, поехали, - Вовчик, толи Сашка, бубнит о готовности в гарнитуру. БТР, стоящий в колонне первым ревёт движком и разгоняется на подъёме горки опорного пункта. КамАЗ ждет, когда бронник перевалится за обратный скат и тоже с разгона выскакивает на ОППЗ, в тучу пыли, которую они подняли, врезается наша шишига, и мы материм водилу, вспоминая картошку. Майор начинает руководить колонной с головняка БТР. Проверяет связь с Кушаком и Грязновым. Сумерки рассвета медленно отступают перед машинами, рвущимися к подножию горы в том месте, где стоят разгромленные "Чарли". Мы можем позволить себе такую роскошь. Спутники не обманешь.
Но всё же: "Господи, иже еси на небеси. Да святится имя твое, да приидет Царствие Твое, да будет воля Твоя, яко на небеси так и на земли. Хлеб наш насущный - дасть нам днесь. И, прости нам долги наши, яко же и мы прощаем должникам нашим. И не введи нас во искушение, но избави нас от лукавого. Ибо твое есть царствие и сила, и слава во веки веков. Аминь!" - шепчет и трижды повторяет Виктор Иванович, бывший член КПСС с 1984 года, и малым крестом собранных в триединую щепоть пальцев правой руки трижды осеняет пыль, в которой скрылся наш караван. Бондарь смотрит на старшего прапорщика с пониманием. Тихо разворачивается и идёт к помещению заставы. Там у него вся его амуниция разложена. А Грязнов по любому заставит надеть и проверит. На Бога, как говорится, пограничник - надейся, а бронежилетом, боец, свою шкуру прикрывай. Грязнов поворачивается кругом и бежит на свой ЦБУ в комнату связи, откуда его уже зовёт Иванов Серёга, махая рукой в открытое окошко и прижимая другой рукой чёрный эбонит трубки "Сокола-М" к уху.

[mikimi]

Если вам кто-то скажет, что война дело простое и воевать легко, то не спорьте. Просто вспомните рваные наколенники, cбитые локти, содранную кожу на ладонях, мокрую от пота материю афганки на спине и скрежет песка на зубах. Кислый запах жжёного оружейного пороха, который впитался в каждое сочленение молекул одежды, тела и воздуха. Синяки, мелкие порезы и царапины, на которые не обращаешь внимания. Горячий от стрельбы ствол автомата, о который обжёг руку, случайно ухватившись за него, когда делал перебежку и переползал от места падения в сторону, чтоб не попасть попросту под пулю снайпера. Не замечаемый Звон, вылетающих из казённика автомата в замысловатом верчении - пустых и горячих гильз. Тот же грохот больших цилиндров от КПВТ о броню под стволом крупняка. Хлопки запалов ручных гранат, шипение замедлителя и звон отброшенного в сторону предохранительного рычага. Хрип горла от вдыхаемого пыльного воздуха. Мат, оттого, что не попадаешь, не глядя, в створ приёмника оружия, вторым перевязанным к первому изолентой магазином, когда закончились патроны и три последних трассера сообщили об этом быстрыми молниями. Невозможность унять дрожь рук при первых выстрелах. И грохот. Бас КПВТ, что не даёт выскочить и рассредоточиться, спрятаться от осколков бомб нашего миномёта иранцам. А ещё солнышко. И ощущение себя голого на виду у огромного склона горы возвышающейся над нами. А если ты ещё и не выспался, то повышенное давление крови внутри организма заставляет мозг работать с эффективностью без эмоционального компьютера, зомбированного адреналином. Грохот ящиков с песком и мелким щебнем горной осыпи, которыми буквально выложил и обвешал броню БТРа Пирмухамедов, как ножом по стеклу. Грязные лица бойцов моего расчёта тягающих ящики и мины к телу современной мортиры. Горячий ствол миномёта и шипение слюны случайного плевка заряжающего попавшего на смотрящую в небо трубу. Тяжёлый бег санинструктора и подносчика снарядов. Крики в микрофон оглохшего от какофонии связиста. Бешеные глаза майора корректирующего мой огонь. И моя собственная ругань, когда он высовывается более чем нужно из-за брони БТРа. Покрытые пылью серые сапоги и ботинки, потные дорожки катящейся солёной влаги и резь от своей собственной соли, попавшей со стриженой головы с потом в уголки глаз. И брошенные в горячке бронежилеты, чтоб не мешали быстрее двигаться в нарастающей жаре. Они нас просто не ожидали. Не верили, что мы найдём силы и ввяжемся сами в неравный бой с превосходящими по численности отрядами. Иранцы устроили засаду на втором витке поворота серпантина, чтоб и первый под огнём держать и совершенно уверенно уничтожить любого, кто им помешает. А я не жалел ни себя ни миномёт ни бойцов, которые и так выкладывались полностью, но я выжимал из них то на что они сами были способны, но об этом не знали. Миномёт развернули более чем в километре ниже засады, в течение минуты выгрузили и установили его опорной плитой в удобную ямку в грунте. Ещё через полминуты первая пристрелочная мина вылетела из ствола и грохнула на остывшем за ночь склоне. Четвёртая мина разорвалась в центре позиции диверсантов, и потом пошёл разброс влево. Вправо их не пускал крупняк Мухи, вниз, как и вверх, им спускаться было смерти подобно. Поэтому мы спешили. В один момент в воздухе оказались одновременно три мины. Первая ещё не упала, но была на излёте, вторая вылетела из ствола и достигла наивысшей точки полёта, когда третья, опущенная в ствол, покинула его с дымком сгоревшего пороха после вылета. Иранские спецы попытались разбить БТР из РПГ захваченного на Чарли, но на предельной дальности его прицельной стрельбы под жёстким обстрелом на уничтожение попасть в коробку БТР, водитель которой ожидает такого сюрприза и держит сцепняк на включенной скорости, есть задача не простая. Пирмухамед упредил гранатомётчика. Надкалиберная дура прошла мимо ширкнув в стороне. А я добавил ещё пять мин, щедро вспучивая пыль на повороте второго витка горного серпантина. Мы перестали вести огонь только по информации с Кушака.
- Первый, я - Куш, движения нет, живые потухли. Приём, - мы даже не сразу поняли, что первый раунд окончен и соперника впереди больше нет. Только мины.
- Стой, Окружко, отставить! - заорал на заряжающего, но Андрюха меня не слышал и отпустил ещё одну, неожиданную для всех мину, в ствол. Миномёт бабахнул. Окружко пожал безразлично плечами, - К машине, грузи миномёт! - все, кто был на позиции, кинулись к телу орудия. Двое обожглись. Оплели бронежилетами и, задыхаясь от ускорения, потащили к мыльнице. С трудом положили в кузов и бросились подбирать разбросанную амуницию.
- Быстрее, мля, быстрее, - торопили нас от БТР. Сломя голову бежали к машине пограничник из тылового охранения. Тяжело перевалились через борт КАМАЗа. Захрипели, хватая ртами воздух.
После беготни с тяжёлой плитой и двуногой думать совершенно не хотелось. Покрытые слоем пыли и разводами от вытирания пота рукавами, нашими мордами можно было пугать чертей в преисподней. Но времени на раскачку не было.
- Первый, Я - Куш, второй отряд разделился. Часть идёт перекатом вам на встречу, выше двести метров. Как понял приём? - озабоченно выдавал информацию Кушак. Грязнов не вмешивался. Переживал за нас на заставе. Бондарь сидящий у окна с видом на правый и дизельку орал время от времени вдоль половины заставского коридора, озабоченно снаряжая дополнительные магазины к автомату, чтоб хоть как то отвлечься от бурлящей внутри энергии.
- Ну что там у них? Серый, мля, не молчи, там мочилово слышно, а сейчас затихло! - взрывы мин при беглом огне сливались, наплывая звуком друг на друга, и отбивались грохотом эха от склонов. Тишина ударила неизвестностью по ушам хуже, чем шум далёкого боя.
- Нормально Маз! Пошли на серпантин! Засаду, похоже, разнесли! - радостно орал Иванов в раскрытую дверь. Грязнов, молчал, тяжело вздыхая время от времени. Самое опасное было впереди - мины и вторая группа, которая хотела охватить колонну с фланга и фронта, показательно расстреляв на склоне в незащищённый бок. Но им надо было бежать по камням и бездорожью почти два километра. А оружия способного нас достать у них не было.
Помехи! - зарычал майор в микрофон, запуская оператора на горе в работу с его самодельной РЭБ, и остановил БТР почти у самого поворота на следующий виток.
- Боря КАМАЗ сюда живо, - раздалось в наушниках, - Олег давай ближе спрячься за БТР, - командовал майор, оценив обстановку. Из БТР выкатился шустрый Ибрагим и помчался к КамАЗу, на ходу надевая каску и бронежилет. Орал что-то зло, махая руками Петрову, который сидел за рулём КАМАЗА.
- Боря, из КАМАЗа всех на мыльницу, - безрежимно командовал Бобко по рации, - Петрова сюда вместо Ибрагима. Бронежилеты ему на спинку сиденья и под жопу. Быстрее, мля! Они уже близко! - подгонял он всех. Наконец, стало понятно, что задумал майор. Пирмухамед виртуозно развернул дизельный КАМАЗ на узкой дороге и поехал первым объезжая БТР, но задним ходом своей машины - вперёд. Длинный кузов гружёной машины покоящийся на двух осях ехал, продавливая колёсами грунт и медленно, но уверенно заворачивал на следующий виток серпантина. Смысл был в том, что если там стоит растяжка или нажимной фугас, то взлетит на воздух кузов и разминирует нам дорогу вперёд. Водитель же обложенный бронежилетами имеет вполне хорошие шансы остаться при подрыве в живых, если конечно соляра в баке не сдетонирует. Но утро ещё только начиналось. Топливо было холодным и взрывоопасной смеси паров солярки в пустоте практически полного бака почти не было. И Пирмухамед справился. И на мину не наехал. Видно не зря нас Грязнов трижды перекрестил. Дважды нам уже повезло. БТР крался по следам КАМАЗА, как кошка на мягких подушках лап с открытыми люками, точно попадая в колеи, проложенные длинной, грузовой машиной. За БТР потянулись и мы на мыльнице. С той лишь разницей, что побежали за машиной пешком в две маленькие колонны, тяжко хлопая обувкой, но, не выходя за безопасную тропу двух колёсных коридоров. Бережёного и бог сбережёт. Умытые потом и пылью уже по третьему разу за два последних часа остановились у борта шишиги не в силах подняться в кузов. Отплёвывались, пытались быстро отдышаться. Держались за борта руками, согнувшись и положив на теплое железо вес корпуса тела. А майор не унимался.
- Бегом разворачивай миномёт! К бою, дохляки! Желудки - бееегом! Порву нах! Олег мля! Командуй летенант! В бога, душу твою мать! - обижаться на майора не было сил. Превозмогая, боль в боку схватил двуногу и потянул на себя. Сдвинуть не получилось. Зато солдаты, увидев мои тщетные усилия, подтянулись к открытому борту, двое забрались в кузов и в вшестером мы опустили миномёт прямо у заднего колеса ГАЗ-66. Дальше всё было как в тумане, но на автопилоте. Майор корректировал, я наводил, Окружко заряжал. Отпрыгивал в сторону, зажимал уши, открывал рот, кричал: "Выстрел!" предупреждая расчёт. А потом и отпрыгивать перестал. А когда закончились мины, стихли взрывы и стрельба из башни БТР, он даже не поверил и потянулся руками за следующей миной чтоб аккуратно опустить её в ствол.
- Всё, пиза и дёниц, кончились, Андрюха! Помогай! Не оставлять же его им! - кивал на Иран и орал я ему в ухо, отделяя трубу от двуноги и опорной плиты. Плиту оставили на дороге. Двуногу сбросили со склона, и она неуклюже ткнулась в камни, внизу кувыркнувшись в воздухе. Ствол закинули в кузов. Пустые ящики от зарядов, стартовых патронов и мин остались на дороге в беспорядке разбросанные вокруг плиты.
Пирмухамедов снова поменялся с Петровым местами, и почти проехал поворот на третий виток серпантина, но на этом наша удача, как и боеприпасы к миномёту закончилась. Взрыв подбросил кузов КамАЗа вверх и лишил обода двух задних колёс резины покрышек. Их пробитого топливного бака полилась соляра, впитываясь в грунт, камень и пыль дороги. Муха вывалился из кабины ошалевший, и слегка контуженный взрывной волной. У нас осталась только мыльница, но у неё в баке со стороны водителя, сзади за движком, почти под кабиной был бензин. И тот, кто поедет автоматически пихал бы смерти в рожу свои анкетные данные вне очереди, и с гнусными предложениями по имеющемуся наезду связи с вопросом извращения в понимании отношения её к выполнению своего служебного долга. И наших пожеланий в направлении спешившего к нам противника. Муха пытался снова пересесть за руль мыльницы. Но Петров послал его нах. Собрал бронежилеты, обложился ими, затянул ремешок каски и поехал, выворачивая задним бортом навстречу серпантину дороги. Машина подорвалась, проехав сотню метров от очередного поворота. Бензобак окрасил пламенем взрыва всю заднюю часть автомобиля и сорвал кабину со стопоров. Вышвырнул её перед передним бампером, перевернув и ударив крышей о землю. Бензин горел, приближаясь к перевернутой кабине. Петрова в бессознательном состоянии, но без видимых повреждений вытащили через боковую дверь и понесли на руках. Закинули безвольное тело на БТР.
- Ну, летенант, что делать будем? - сказал некурящий майор и попросил сигарету у Пирмухамедова. До вершины оставалось не менее половины пути. А сколько на нём осталось мин, было неизвестно никому. Разве, что перебитым миномётом и крупняком иранским спецам, так неудачно перекрывшим нам дорогу наверх.
- Чо стоим майор? Вперёд! - хриплю я, понимая, что другой альтернативы нет. Мы выносим всех, кто лежит в боевой машине наружу. Мужики терпят изредка постанывая. Спешим, сооружая из того, что есть - носилки, лопат всего набирается четыре. Остальных кладём на плащ палатки. Пирмухамед заучено обкладывается защитой. Разворачивает броник и двигает задом по дороге гораздо быстрее, чем делал это на КАМАЗе. Майор хромает рядом. Троих отправляю в тыл. Трое идут в голове нашей ползущей колонны. Нас отлично видно от линии государственной границы и пристрелочный залп иранских артиллеристов с закрытой позиции вспучивает грунт далеко внизу у подножия. Муха жмёт на газ, проскакивает целый виток дороги в одиночку, делает поворот вверх, проходит вперёд ещё две сотни метров задним ходом, и переключается на переднюю передачу, бросая свою машину вперёд - нам на встречу. Мы быстро соображаем и грузим наверх машины всех, кто не может идти и майора. Облепляем, как трамвай в Одессе перед матчем Черноморца. Тяжёлая машины виртуозно вписывается в два поворота доезжает до того места, где Муха прекратил своё "разминирование". На линейке снова бухает. Для нас добраться до Кушака теперь - вопрос времени. Но стопятидесятипятимиллиметровые пушки иранских самоходок снова дают залп, и разрывы вспухают посередине серпантина. Воздушная и звуковая волна бьет по коже и перепонкам. Похоже, артиллеристы-мусульмане забыли взять поправку на горы, разряжённый воздух и преломление света на высоте. Но они не идиоты и скоро додумаются, а пока мы успеваем сделать ещё один заход на крышу БТР и поднимаемся по дороге ещё на один виток вверх. Дышать становится трудно.
Поправил текст, без мата пожалуйста.
ZLOY_GAD

[Гурман]

Хорошо описано! Видно, что война это пот, грязь, кровь и легкие хочется выблевать. А не романтические мушкетеры, которые в мужественно-красивых позах, не напрягаясь надирают задницу врагам. Спасибо!

[Uksus]

Таки понял, что меня отталкивает... Название. Увы. Извините...

[mikimi]

Таки понял, что меня отталкивает... Название. Увы. Извините...

Уважаемый Uksus! Все в курсе, что название совершенно другое. Здесь изменено по личным соображениям. Настоящее название есть рефреном чуть не в каждом листе. Вот такой вредный, безпутёвый и внеобученный автор. Всё это... набрано на клавиатуре в качестве пробы, опыта, эксперимента. В войсках такие действия называются попутной тренировкой. Так, что извинения приняты. Только их смысл не понятен. То ли укор, то ли намёк, то ли ещё чего. Но внимание приятно, весомо греет душу и льётся елеем на сердце. Спасибо, что вообще читали.

[Тая_59]

- Быстрее, мля, быстрее, - торопили нас от БТР. Сломя голову бежали к машине пограничник из тылового охранения. Тяжело перевалились через борт КАМАЗа. Захрипели, хватая ртами воздух.

А сколько тут народа? Один или несколько?

[mikimi]

Красота вида, открывающаяся с двух тысяч пятьсот метров Кушака - беспредельно прекрасна. Только мы её не видим. В глазах радужные круги от нехватки кислорода и бешеной тяжести свинцовой усталости, которая начинает давить на нас вкупе с артиллерийскими снарядами, разрывающимися всё ближе и ближе на склоне. По нашей карте чужих минных полей здесь быть не может. Так высоко диверсы не поднимались. Наши минновзрывные заграждения дезактивированы. Но силы, силы на исходе. Только скорость БэТээРа может спасти нас от уничтожения на склоне, но дизелям тоже нужен кислород для работы. И тут иранцы поверили, что мы никуда не денемся с каменного подъёма наверх. Уничтожение нас - только вопрос времени. Не можем же мы мгновенно проскочить оставшиеся две с лишним тысячи метров вертикали до вершины. А вы знаете, что стопятидесятипятимиллиметровому снаряду не обязательно точно попасть в наш БТР. Достаточно рвануть рядом и взрывная волна так вертанёт тринадцатитонную коробку, что сразу пожалеешь, что не надел танковый шлемофон на голову и вообще, что полез на эту чертову гору. А осколки порвут в лохмотья, как минимум резину колёс. А попасть в нас на голом склоне это теперь больше похоже на стрельбу в тире, чем на войну. Самоуверенность, гордыня и пренебрежение противником вот, что никогда не должно посещать голову командира. А мы неверные, мы недостойны уважения правоверных и их внимания. А Госпожа Победа любит искусных, настырных и надёжных бойцов. Не знаю, как насчёт искусности, но настырностью мы стопроцентно перекрываем недостатки тактики, стратегии и численности нашего подразделения. Игра в салочки со снарядами шести орудий существенно сократила бы время нашей жизни на серпантине, но флаг, реющий над территорией внизу, как заноза в глазах собственного образа групп вторжения. Он и спасает нас от полного уничтожения на склоне. Ох, не зря боженька вложил эту идею в головы моих погранцов. Пока он есть, флаг - они нас не победили. И никому на иранской стороне не докажешь, что задача практически выполнена. Один глупый вопрос и тычок указательным пальцем персидского начальника в сторону золота бахромы, жёлтого благородства тяжёлых кистей и двух третей красной основы штандарта и терпи иранский полевой офицер презрение руководства по поводу своей некомпетентности и неумения победить три десятка солдат при более чем десятикратном превосходстве. И иранцы делают глупость, они переносят огонь трёх пушек на территорию заставы, над которой реет герб государства поставившего на колени фашизм. Месть - плохой проводник для разума. Но наше знамя на флагштоке им как кость в горле после гибели четырёх групп спецназеров. Первые снаряды поднимают столбы пыли на ближних подступах. Флаг и постройки отличный ориентир. Ещё два залпа и они накроют 'Чайку' беглым огнём. Точно так же, как я недавно завалил разрывами миномётных бомб дерзкую группу, что попыталась обойти нас сверху. Остатки спецов, отступили и теперь они корректируют огонь вражеской батареи. И мы на склоне, и застава внизу прекрасно им видны. Бессилие треплет нервы сильнее, чем усталость и ранения.
- Залив - я первый! Ответь Первому! Грязнов! Как слышишь? Приём! Леший, мля - ответь!
- Залив, Я - Леший на приёме! Приём, - спокойный голос Виктор Ивановича.
- Леший! Уходи с заставы! Немедленно, быстро! Всё брось! Иван, Дизель, Кушнир - исполнять! - я специально намекаю на то, чтоб хозяйственный и прижимистый старшина спасал жизни солдат, а не имущество, которое будет жалко бросать. Я точно знаю, что вся четвёрка меня слышит, - Бегом! Ём твою мать! Галопом мля - три креста в Чулинку! Флаг не снимай!!!Сотру нах до позвоночника! Марш-марш! - ору я в микрофон щекофона. 'Господи, дай им уйти от смерти', - прошу я провидение.
- Вас понял! Сполняю! Приём!
- Да беги ж ты уже! - кричу я в сторону заставы на склоне, - не до правил ведения радиопереговоров! И вижу, как от здания заставы и с сопки часового отделяются игрушечные фигурки и катятся вниз к баньке и дизельке. Очередной залп вспухает перевернутыми конусами взрывов со стороны границы перед самым зданием заставы. Антенна не выдерживает и валится уже во второй раз за последние семь дней. Но на этот раз на землю, а не на крышу заставы и перекрывает дорогу между футбольным полем и казармой. В стороны летят ошмётки старого искрошившегося асфальта, выбитые стальной арматурой. Флагшток гнётся, раскачивается пружиня и насмехается над иранскими артиллеристами после залпа! Машет им, дразня и махая своей яркостью на фоне серости и жары горной пустыни. Швы на флаге не выдерживают удара взрывной волны и рвутся. Две верхних полосы триколора вьются разноцветными хвостами и трепыхаются, а красная половина стяга солидно колыхается в насмешку над артиллеристами противника и разведчиками на Кушаке. Архип падает лицом в пыль и рычит, лошади на заставе разбегаются, но одна раненная упала и безуспешно кувыркается в пыли в попытках встать и убежать от ревущей и падающей с неба смерти. На линейке появляется походный порядок иранской пехоты и переваливает через водораздел границы, змеёй колонн, заполняя дорогу, ведущую к останкам Чарли.
Теперь назад пути нет. Только вперёд. Вверх.