Журналисты не отдыхают

Описание: ...для тех, кто только начинает...

zhenis M
Автор темы, Новичок
zhenis M
Автор темы, Новичок
Возраст: 49
Репутация: 929 (+1419/−490)
Лояльность: 1050 (+1230/−180)
Сообщения: 1097
Зарегистрирован: 16.11.2011
С нами: 12 лет 4 месяца
Имя: Женис
Откуда: Казахстан
Отправить личное сообщение ICQ

#1 zhenis » 01.08.2013, 15:08

С согласия Щербицкого Алексея Юрьевича выкладываю на нашем форуме его произведение "Журналисты не отдыхают"
Страница автора: http://samlib.ru/s/sherbkakow_a_j/
Аннотация:
Циничный и беспринципный журналист оказывается в апреле 1917 года в Петрограде. Он не собирается спасать Россию . Но журналисты не отдыхают. Остается ввязаться в игру...

Журналисты не отдыхают
Вот уж дела, сажа бела
И проснулся после пьянки
Простая классовая война
Тут различные встречи случаются
Как меняют историю
Точка поворота
Вот уж дела, сажа бела
Утро началось гнусно. Дело в том, что вчера я попал под фуршет. А это - немногим меньше тяжело, чем попасть под поезд. В общем, состояние у меня было очень хреновое. А тут ещё халтурой надо заниматься. Дело в том, что в одной очень известной и навороченной питерской FM радиостанции возник раздрай и раскол. Она раскололась на две. Вот одна из половин и наняла меня, чтобы обгадить вторую. Я приперся, чтобы уточнить подробности. Разумеется, опохмеляться перед работой я не стал - так что настроение было ужасным. А тут ещё моя собеседница была явно дамой из богемы - она в самом деле верила, что её сторона - правая. Так что она пачкала мне мозги долго и упорно. А ведь мне-то какая разница? Если бы меня наняли её противники - я бы работал на них.
Но, наконец, я в жутком раздражении выполз на улицу Жуковского, а ней вышел на Литейный в размышлении, где бы выпить.
И тут... Послышался крик:
-- Эй, журналист!
Я поглядел на кричавшего. Это был здоровенный длинноволосый мужик в кожаной куртке. Я его знал. Серега был весьма известен в художественной среде и носил кличку Полярный Лис. А иначе... Вы поняли, как его звали. Он являлся специалистом по художественной обработке металла. И изготавливал и в самом деле потрясающе красивые вещи. Но при этом кузнец - он и есть кузнец. Тем более, что Серега срочную службу отбывал в ВДВ. Так что если случается выпить, набить кому-нибудь морду или пройтись по бабам, то он в этом деле был всегда первым.
- Что делаешь? - Спросил Сергей после рукопожатия.
- Да вот думаю, где сто грамм выпить. Пошли?
- Сто грамм - это хорошо, но недостаточно. Пошли со мной, сегодня в "Поллитре" открытие выставки моего друга. Там и выпьем, а заодно, может, ты что-то и напишешь.
"Поллитра" - это художественная галерея "Палитра", которая находится на Литейном, возле Невского. Там вообще весело. А уж если в вернисаже участвуют дружки Сереги - то мало водки точно не будет.
На торжество мы опоздали. Точнее - пришли в самое время, когда кончились торжественные речи и все стали бухать. Я набулькал себе водки, добавил грейпфрутого сока и решил поглядеть-таки картины. Всё-таки я не алкоголик, а журналист.
В первом зале мне ничего не понравилось. Нет, всё-таки Никита Сергеевич Хрущев был прав, обозвав авангардистов "пидарасами". Меня авангардные ляпы достали уже по самое не могу.
А вот дальше... Это были небольшие картины, размером примерно в А4, выполненные в реалистической манере. Художник явно был большим мастером. Но изображал он Санкт-Петербург начала ХХ века. Причем, в основном, тогдашние рабочие районы. Я даже узнал одно место на Выборгской стороне. Произведения были блестящими.
Но при этом картины были очень мрачными. От них веяло какой-то угрозой.
- Ну как тебе картинки, журналист? - раздался голос из-за спины.
Я обернулся и увидел Серегу с пластиковым стаканчиком, а рядом с ним - парня обликом "а-ля Билл Гейтс".
- Блестяще. -- ответил я.
Сергей показал на своего спутника.
- А вот это Антон, он автор.
Я пожал ему руку и сказал:
- Ваши картины мне и в самом деле очень нравятся. Атмосфера схвачена. Вот ведь кажется - сейчас из-за угла выйдет отряд красногвардейцев...
- О! вот за что я тебя люблю, что ты, в отличие от других журналюг, понимаешь толк в искусстве, -- заорал Сергей, -- пойдем в соседний зал!
Он подхватил меня под руку и потащил в следующий зал. Там были так же картины Антона. Одна была куда больше, чем остальные. Вот к ней-то меня Серега и тащил. На полотне были изображены пять молодых парней, одетые как рабочие начала ХХ века. Они стояли на какой-то улице, явно на рабочей окраине. На руках у них были красные повязки, а на плечах - карабины. В небе в пролете улицы поднималось яростное багровее солнце. А смотрели эти ребята очень пристально... Вроде как - тебя сейчас пристрелить или пока поживи? Я подошел поближе и увидел название картины: "Солнце за нас".
- Сильно... - оценил я.
- Вот как надо товар свой продвигать! - начал шуметь уже явно нетрезвый Сергей. - Авангард уже всех достал. Да и всякая белогвардейщина - тоже. А вот он... Говорили, одна деятельница, демократка, блин, уже устроила истерику, требуя закрыть выставку. А у него выставка только началась, а две картины проданы!
- Да дело не в том. Я и в самом деле так думаю, -- сказал Антон.
Ну, а дальше, как водится, началась пьянка. Так уж вышло, что мы зацепиоись языком с Антоном, и сели с бутылочкой водки в углу местного заведения. Антон меня очень заинтересовал. Дело в том, что художники обычно крайне невежественны во всем, что не относится к их житейским делам. Хуже их только джазовые музыканты. А вот Антон был исключением. Он много читал книг по истории России начала ХХ века. И явно по взглядам был "красным". Я тоже много читал по этой теме. Но никаких особых взглядов у меня на историю Гражданской войны у меня не было. Красные были героями. Белые были героями. Махновцы были героями. Чтим память всех. Тем более, хрен там поймешь, кто за кого воевал. Как мне в одной сибирской деревне дедок с вершины сопки на местности показывал тогдашнюю обстановку:
- Вон там были белые, вон там красные, а вон там наши...
В итоге они скорешились с большевиками и раскатали белых. Но ведь могло и наоборот выйти?
Но Антон был убежденным человеком.
- Вот ты представь, сейчас идиоты говорят о том, что Корнилов мог бы победить. Да как бы он победил, если большевики его формирования распропагандировали? Да, может он мог бы взять Петроград. Но войска распропагандировали бы потом. Он хотел устроить диктатуру. Но кишка у него была тонка.
Я вспомнил своего деда, который защищал Сталинград и брал Кёнигсберг. А он был членом ВКП(б) с 1917 года. Да уж, против таких людей у Корнилова шансов не имелось.
Всё вышло как всегда. Мы переместились на Загородный проспект, то ли в квартиру, то ли в мастерскую. Антон куда-то исчез. А обстановка вокруг была уже сильно веселая. Зайди сюда свежий человек, так он был и не понял, кто тут веселится - художники, бизнесмены или сантехники. В общем, я решил по-тихому свалить. И вышел на лестницу. Когда я спускался, на глаза попалась открытая дверь. Нет, чтобы пройти мимо, но журналиста всегда тянет на приключения. Я заглянул внутрь. Квартира была явно не находившийся в процессе ремонта, но не была она и бомжатником. И тут я наступил, вот уж выпивший дурак, на фиолетовую тень на полу. А дальше - полный отруб.

Добавлено спустя 4 минуты 34 секунды:
И проснулся после пьянки
Я открыл глаза и обозрел окрестности. Надо мной был потолок - это уже ничего. Значит, не в садике вырубился. На стене были обои - значит, не в ментовке. Тоже хорошо. Но вот обстановка... Это был типичный "мещанский модерн". Я в этом деле понимаю, у меня недалеко от дома есть мебельная комиссионка. Я туда нередко заходил. Так вот, все находившиеся в комнате предметы, казалось, вышли из неё. Блин, что я, дрыхну в декорации для какого-то фильма о начала ХХ века. Я вытащил из-под одеяла руку и совсем офигел. Это была не моя рука! Для начала - я в последние несколько лет отдыхал в северных территориях нашей страны. А тут рука была покрыта тропическим загаром. Но это бы ладно. Я видел здоровенную руку человека, который явно с детских лет занимался тяжелым физическим трудом. А я-то, честно говоря, таковым занимался лишь в стройотрядях. А в последнее время только мышку двигал. Перевернув руку, я увидел следы мозолей. Такие бывают только у рабочих.
Я высочил из койки - и тут понял, что одет в белье, которое не носил после армии. Но размышлять об этом было некогда, я метнулся к зеркалу. М-да. На меня смотрела мрачная морда. Я-то сам шатен, особо внешне ничем не примечательный. А тут на меня глядел брюнет с пронзительными зелеными глазами. Морда такая, что в темном переулке я бы с ним не хотел повстречаться. Правую щеку моего отражения украшал рваный шрам. Такие остаются, когда зашивать рану приходится уж в очень полевых условиях. И эта рожа была покрыта тропическим загаром.
Попал... Я ринулся к окну. Благо, в комнате был эркер или фонарь - ну, в общем, что-то выдающееся из корпуса дома и позволяющее осмотреть местность.
Так. По крайней мере, я в Питере, и, возможно, в той самой квартире, в которую черт меня занес. Вдалеке виднелся памятник декаданса - "башня любви", расположенная на Пяти углах. А что ещё? На Загородном - трамвайные рельсы. И опоры силовых проводов. А на окрестных домах - реклама - "Петровъ и сынъ. Ситецъ"*. Для подтверждения обстановки по улице, весело звякнув, проехал трамвай. Такие я видал, и даже на них ездил на разных питерских праздниках. Итак? Трамвай запустили в Питере в начале ХХ века. Революционных реалий на улице не видно. Значит, я в начале века?
(*В дальнейшем все цитаты я буду приводить в современной орфографии)
Для начала я осмотрел костюм, аккуратно висящий на стуле возле кровати. Обычный такой костюм черного цвета. Тут же имелась белая рубашка, которая и нечто вроде длинной узкой ленты, которую этот тип, видимо, таскал вместо галстука.
Возле кровати стояли ботинки. Они очень напоминали "вибрамы", в которых я в молодости ходил по горам. Да, и судя по всему, мой предшественник тоже их не для понта купил. Очень характерные царапины свидетельствовали, что товарищ в горах бывал.
Я натянул штаны и уселся поразмышлять. Но тут в дверь раздался стук. И тут мой новый организм отреагировал очень весело. Рука метнулась под подушку и выхватила пистолет.
- Кто там?
- Так вы ж, господин, как вчера изволили приехать, велели газет купить и прямо с утра вам доставить.
Я сунул пистолет обратно и открыл дверь. На пороге стоял халдей. Они всегда одинаковы, в каком веке не живешь. Он мне протягивал пачку газет, а в другой руке держал кучку монет.
- Вот, купил, как вы приказали, а вот сдача.
Я нашел в кучке серебра монету и дал ему. Видимо, дал много, поскольку халдей расплылся в улыбке.
- Если что надо, так вы ко мне обращайтесь, меня Петром зовут.
Вот времена меняются - а халдеи те же. Во всех местах, где я бывал в командировках, они предлагали решить вопросы, "что надо". Под "надо", разумеется, понимались девки. Эта общность гостиничных служащих как-то меня успокоила. В конце-то концов, тут тоже русские люди живут.
Едва дождавшись, пока закроется дверь, я поглядел на газеты. Первая была "Петроградские ведомости" от 15 апреля 1917 года.
От, это я угодил! Хотя, во всем есть и свои положительные моменты. Сейчас в стране полный бардак. Господа демократы разогнали Охранное отделение и жандармский корпус. Так что вряд ли кто-то заинтересуется тем, что я очень отличаюсь от аборигенов. Это ведь в книжках "попаданцы" оказываются хоть во времена Петра Великого, хоть князя Ярослава Мудрого - и всюду канают под своих. На самом-то деле даже в этом времени я чужой человек. Не так говорю, не так двигаюсь - да много чего. Это я заметил по реакции халдея. Но сейчас ко мне прикапываться явно никто не станет. Уже плюс.
Итак, что мы имеем? Я попал в чужое тело. В книжках писали, что там можно покопаться и найти чужой разум. Но как я как я не старался, ничего, кроме собственных воспоминаний я не обнаружил. Однако, от товарища, в которого я внедрился, что-то осталось. Это реакции. И они мне очень не нравились. Они принадлежали явно не самому законопослушному человеку. В самом деле, кто на автомате при стуке в дверь выхватывает пистолет? Революционер или уголовник. Но революционеры всех статей в это время были самыми почетными людьми. Уголовник? Так ведь господа демократы вместе с Охранным развалили заодно ещё и Сыскное отделение. Так что опасаться мой клиент мог только иных уголовников. Вот это мне очень не нравилось.
Но ладно. Что вышло, то вышло. Для начала я полез под подушку и достал пистолет. Это была самозарядная машинка калибром примерно девять миллиметров. А, на рукоятке видна фирма "Colt". И тут я вспомнил. Я читал об этом пистолете в Интернете. Это же Кольт 1911 года! Который в армии США был на службе до середины 80-х годов ХХ века. И из которого стреляли друг в друга братва Аль-Капоне и прочие ублюдки. Руки автоматически вынули и вставили обойму. Я ЗНАЛ, что смогу этот пистолет разобрать и собрать.
Кроме того, под подушкой обнаружился бумажник. Что меня тоже не грело. Такие вещи прячут под подушку люди, часто ночующие там, где ценным вещам могут "приделать ноги". Кстати, там же имелись и наручные часы - здоровенные, размером с компас, который я когда-то носил в туристских походах.
Но с часами ладно, поглядим бумажник. Только теперь я осознал, почему у блатных на жаргоне он называется "лопатник". В самом деле - потертое кожаное изделие имело размер примерно с рабочую часть саперной лопатки. А что там у нас. В одном из отделов я увидел ксиву. Блин, я ещё и янкес! Ричард Блэк. 1895 года рождения. Хотя, может, это и липа. Ну, хоть английский я знаю хорошо. Тут же лежала журналистская корочка на то же имя. На ней была моя нынешняя морда и документ свидетельствовал, что я являюсь корреспондентом газеты "Solidarity", штат Техас, город Даллас.
А вот это знак судьбы. Такую газету я знал. Дело-то в чем? Я вырос без отца, который свалил из семьи вскоре после моего рождения. Нет, мужиком он был порядочным и честно платил алименты. И даже помог мне поступить на журфак, что в начале восьмидесятых было совсем не просто. А мама, являлась очаровательной женщиной, которой возраст только украшал. В начале девяностых она на какой-то научной тусовке встретилась с американцем. У них началась любовь-морковь. Да и время было для ученых сами знаете какое. В общем, мама отъехала в город Даллас. Меня тоже звали, но я решил, что в Америке хватает и своих журналистов. Ну, а в гостях в славном городе Далласе я бывал. И там у моего отчима имелся друг, Ричард. Он увлекался историей родного края. И, разумеется, был очень рад встретить нового человека, которому можно поездить по ушам. Что от янкесов не отнимешь - это добросовестности. Если уж они взялись занимаются какой-то проблемой - то изучают её всерьез. Вот и Ричард знал по теме всё. При этом он был достаточно циничным человеком - и рассказывал мне не "глянцевую" историю штата, а так, как оно было на самом деле. Про забастовки, про бандитов, про продажность чиновников, про подлость предпринимателей... А память у меня журналистская, то есть, очень хорошая.

onestjonhes M
Новичок
onestjonhes M
Новичок
Возраст: 53
Репутация: 693 (+8340/−7647)
Лояльность: 1033 (+2948/−1915)
Сообщения: 4361
Зарегистрирован: 07.01.2011
С нами: 13 лет 2 месяца
Имя: Александр
Откуда: Пермь

#2 onestjonhes » 01.08.2013, 15:14

Сегодня, кстати, автор выложил небольшую проду.

Женис, ИМХО, в начале стоило бы указать ссылку на авторскую страничку.
Самый простительный недостаток человека - легковерие.
В деле распространения здравых мыслей не обойтись, чтобы кто-нибудь паскудой не назвал (c) Салтыков-Щедрин

zhenis M
Автор темы, Новичок
zhenis M
Автор темы, Новичок
Возраст: 49
Репутация: 929 (+1419/−490)
Лояльность: 1050 (+1230/−180)
Сообщения: 1097
Зарегистрирован: 16.11.2011
С нами: 12 лет 4 месяца
Имя: Женис
Откуда: Казахстан
Отправить личное сообщение ICQ

#3 zhenis » 01.08.2013, 15:18

onestjonhes писал(а):Женис, ИМХО, в начале стоило бы указать ссылку на авторскую страничку.
Дык вы же в разделе книги выложити ссылку. Я и подумал - зачем повторяться

Так вот про газету "Solidarity" он упоминал. Это было достаточно популярное профсоюзное издание. Которое выступало за единство всех работяг - белых, черных и латиносов. Что вообще-то для начала ХХ века было сильно. Тогда все группировались по своим тусовкам. Но всё-таки газета была не настолько радикальной, чтобы её корреспондент имел такие привычки обращения с оружием. Я вот служил в Советской Армии, так ведь не в спецназе - и таким штукам не был обучен.
Дело всё больше пахло Америкой. Ксивы, конечно, можно, подделать. Но если уж лепить фальшак, то логичнее сделать удостоверение чего-то типа "New York Times", а не техасской профсоюзной газеты.
В другом кармашке бумажника обнаружились деньги. Ещё царские. Так, четыреста пятьдесят пять рублей. Ну, хоть это хорошо. Хоть в ближайшие дни не придется применять пистолет, чтобы требовать у буржуя кошелек.
Но всё-таки - кто я такой? Я стал осматривать свои вещи. С костюма взять было нечего.
Возле двери висело черное пальто и черная шляпа. С большими полями, но не "стетсон". В Техасе многие в таких ходят и в моё время. Ощупав карманы пальто, я наткнулся в одном из них на нож. Раскладуха, судя по своеобразной форме - "наваха". Нож был острым, как бритва. Да уж, тип, в которого я вселился был опасным парнем.
За спинкой кровати стояло нечто вроде саквояжа, только размером побольше. Я взял его за ручку - тяжело. Вот ведь как идет прогресс. Уже есть электричество, по земле ездят автомобили, в небе летают самолеты. А нормальную сумку с ремнем, чтобы носить на плече, почему-то изобрести не додумались.
Итак, что там есть?
Первое, что я достал, были разные туалетные принадлежности - бритва, мыло, полотенце и так далее. В книжках про попаданцев герои всегда парятся на тему, что не умеют пользоваться опасной бритвой. Но пока что ещё работают парикмахерские, где бреют. Что тут ещё? С боку лежали какие-то газеты и письма. Их я отложил. Дальше - пара смен белья. Потом - грубая шерстяная рубаха синего цвета. А дальше я увидел... джинсы. Хорошие такие, с черным кожаным ремнем. Разве что, не было лейбла на заднице. Нет, я знал, что джинсы производятся к этому времени уже полвека. Но сейчас это - исключительно рабочая одежда. В которым зайти в приличное место было так же, как в советское время - в ватнике и кирзачах. Ну вот вы потащили бы через половину мира спецовку, если вы не рабочий? А товарищ, в которого я вселился, явно был кем угодно, но не рабочим.
Но вопрос снялся, когда я увидел дальше интернациональную пролетарскую кепку. (Хотя, в России рабочие носят картузы?). Тогда понятно. Конспирация, батенька. Напялил эту рубашку с джинсами и кепкой - и ты уже простой работяга.
На дне оказалось две коробки с патронами. Блин, ну только ещё пары гранат не хватало для полного комплекта. Парень был точно отмороженный на всю голову.
Потом я взялся за газеты. Рассудив, что человек обычно везет издания, которые соответствуют его взглядам. Две газеты были на непонятном мне языке. Вроде бы, на испанском. Но на нем я знаю только "но пасаран", "бессаме мучо" и несколько ругательств, которые слышал в Техасе. Газеты назывались "Libertad". Ну, это что-то вроде "свобода", это даже совсем тупой поймет. Но такой заголовок может иметь газета самой разной направленности. А вот третье издание было на английском. Издание называлось тоже с претензией - "Star of the liberty", "Звезда свободы". Начав читать передовую, я офигел. Это был анархизм в самом оголтелом варианте. Типа мочи всех, а потом разберемся. Да уж, попал...
Далее я взял имеющиеся два конверта. Один был без всяких надписей и запечатан. Другой - незапечатан, на нем грубым, но четким почерком было выведено по-русски: "Михаил Финкельштейн, Кузнечный переулок, 4, вход с улицы, третий этаж."
Ну вот, где революционеры, там и Финкельштейны. А ведь не слабый парень, если он занимает целый этаж... Буржуй, наверное.
Я извлек письмо. Оно тоже было написано по-русски, явно иным почерком, чем тот, который я видел на конверте. Почерк был мелким, очень четким и правильным, лишенным разных завитушек, которые я видал в документах этого века. Явно, что человеку приходилось много писать.
Текст был таков.
"Дорогой Моня.
Представляю тебе хорошего человека, Ричарда Блэка. Он очень помог мне в одной истории. Он передаст тебе моё письмо. Помоги ему связаться с его друзьями.
Твой двоюродный брат Сёма"
А вот интересно, чем этот Ричард помог Сёме? Отбиться от бандитов или завалить конкурента?
Изучив документы, я присел на кровать и задумался.
Вопрос-то - что мне теперь делать? В книжках попаданцы обычно сразу бегут спасать Россию. Что я делать не собирался. Хотя бы потому, что не знал - как? Придумать промежуточный патрон и перепеть Высоцкого в этом времени как-то не светило. А маховик революции уже запущен. Нет, конечно можно пристрелить Ленина, Керенского, Корнилова, Деникина или кого там ещё. Но в кого именно стрелять? Я вот не знаю. А на всех даже двух моих коробок патронов не хватит.
Другой выход - свалить из России, пока не началось самое веселье. Благо, я служил в Армии связистом, я могу с закрытыми глазами разобрать и собрать любой аналоговый телефон, да и с прочим телефонным оборудованием умею разбираться. А работа телефониста сейчас престижная и хорошо оплачивается. Можно заодно и что-то изобрести - вроде АТС или дискового телефона.
Но я понимал, что никуда не уеду. Журналист - это диагноз. Как я буду жить, если не посмотрю на один из самых интересных моментов в мировой истории? Никогда себе этого не прощу. В конце-то концов, сбежать можно всегда успеть. Ведь даже Тэффи смогла выбраться, а уж я-то буду покруче неё. Я все-таки КМС по спортивному туризму и два года ездил автостопом - так что из разных ситуаций выбирался*.
(*Тэффи, Надежда Александровна Лохвицкая, русская писательница. ГГ вспоминает о её заметках о бегстве в 1918 году в эмиграцию. Пренебрежение ГГ основывается на том, что судя по этим заметкам, она была типичной "интеллигентной дамой" и ничего в реальной жизни не умела.)
Но чтобы там хорошо зажить, надо чем-нибудь отметится. К примеру, книжку накатать. Как это сделал Джон Рид*, написавший "Десять дней, которые потрясли мир". А вот ни фига - я сделаю круче, Риду останется только курить в сторонке. Но что для этого надо? Внедриться в среду революционеров. Это даже хорошо, что я теперь анархист. Эти ребята представляют россыпь мелких групп. Так что если даже я кого-то не знаю - ну, что же делать. Тем более, что я про американских анархистов кое-что знал. Про Эмму Гольдман, про Большого Билла** и про иных героев и бандитах.
(*Джон Рид. Американский журналист, тусовавшийся с большевиками во время Октябрьского переворота и написавший книгу об этих событиях -- "Десять дней, которые потрясли мир", ставшей мировым бестселлером.
**Тут ГГ несколько ошибается. Профсоюзный деятель Уильям Хейвуд по прозвищу Большой Билл анархистом не был. Он был радикальным социалистом, близким к большевикам. В 1921 году он эмигрировал в СССР, работал на разных должностях, в 1928 году умер и похоронен в Кремлевской стене. А вот Эмма Гольдман в самом деле являлась совершенно отмороженной анархистской.)
Значит, надо сочинять легенду. В своё время я написал несколько приключенческих романов. И всегда биографии героев придумывал с самого детства. Так было проще - понятно, какой персонаж в каком случае что скажет. Теперь приходилось выдумывать биографию себе. Я родился в Америке? Нет, не так, всё-таки я хорошо многое тут знаю. Человек, рожденный в Америке не знает, кто такой Пушкин и Лермонтов. Можно проговориться.
А, давайте так. Меня увезли в Америку в детстве. Папа занимался какими-то коммерческими предприятиями. Мама? Не знаю, куда-то исчезла в раннем детстве. А, вот, может, поэтому папа и рванул за океан. И почему-то его занесло в Техас. Жили неплохо, я учился в школе, а папа заставлял читать русскую литературу. Но вот, когда мне было 15 лет, папа склеил ласты. От чего? А хрен его поймет, в этом времени и от гриппа помирают. Наследства не оказалось, так что очутился я в стране "свободных возможностей" с голой задницей. Чем занимался? А всем и занимался. Я поглядел на свои руки. Да, вкалывал парень, в кого я вселился, немало. Ну, так и запишем. Нефтяником был, потом на электрика выучился, а после, когда совсем умным стал, подался в репортеры. А между всем приобщился к борьбе за рабочее дело. Я стал лихорадочно вспоминать, чем анархо-коммунизм отличатся от анархо-синдикализма. Но тут меня прошибла новая идея. Вот идиот-то! Мексика! Она рядом с Техасом, а у меня газеты на испанском языке. И загар... Порывшись в памяти, я вспомнил, что в Мексике с 1910 по 1917 год шла гражданская война. Ну, да, точно, один из самых хитовых рассказов Джека Лондона называется "Мексиканец". Там парень бьется на ринге насмерть, чтобы заработать деньги на оружие для повстанцев. А как этого типа звали, против которого они сражались? Диас. А, что-то помнится, были у повстанцев такие деятели как Сапата и Вилья. Вот только что они хотели? А, если подумать -- что могут хотеть нищие крестьяне а аграрной стране, где есть помещики, владеющие огромными землями, а власть продажна по самое не могу? Да то же, что и махновцы. Помещиков перерезать, землю поделить, начальство разогнать - и жить своим умом. Да и вообще, а ведь анархист, а этим ребятам на теорию было всегда наплевать.
Похоже, судя по испаноязычным газетам, моё тело что-там делало. А что оно могло там делать? Воевать.
Вот уж дела. Конечно, я служил, из Калаша стрелять умею. Но на самом-то деле на службе я больше с телефонами возился. А потом. Ну, бывал на войне. Так ведь в качестве журналиста, а не как боец. Ну, умею душевно врезать по морде. Так ведь тоже не особый специалист в этом деле.
Обычно в книгах про попаданцев в прошлом оказываются навороченные офицеры ФСБ или ГРУ, владеющие всеми видами оружия и рукопашного боя, заодно снабженные ноутбуками, в которых заложены все нужные сведения. А то и полные подразделения со всей тяжелой техникой. И попадают они напрямки к товарищу Сталину или к государю-императору. А вот мне-то куда? К этому пидору князю Львову*? Как-то не хочется.
(*Львов Георгий Евгеньевич, князь. На тот момент - председатель Временного правительства. ГГ не прав. Пидором Львов не был. Правда, являлся типичным либерастом.)
А у меня что выходит? Ну, может, тело, в которое я попал, что-то умеет, но на чужом не проживешь. А что моё? Только мозги. Ладно, идем к этому еврею.

Добавлено спустя 56 секунд:
На улице я увидел много интересного. К примеру, что вся "чистая" публика носила галоши. Для меня это был раритет, детское воспоминание о каких-то стишках. В моем представлении галоши носили только старушки в деревнях. Но потом я понял - а куда деваться? Ботинки вроде моих, пока что ещё не вошли в обиход. Как я вспомнил из Ильфа и Петрова, их стали носить только после Гражданской войны. А в ботинках на тонкой подошве попробуй, пошляйся по питерскому апрелю.
Но тут я заметил, что на меня очень обращают внимание. Буквально все прохожие пялились. Что такое? Ну, конечно, рожа у меня теперь протокольная, но ведь не настолько. А прикид... Так ведь это Питер, а не Урюпинск. Мало тут богемы, что ли?
Ответ нашелся, когда я подошел к дамской парикмахерской. Там вместо рекламы было выставлено большое зеркало. Я заглянул в него.
Тут мне помогло стадное чувство. Известно, если на улице любого города мира человек куда-то будет внимательно смотреть, то обязательно найдутся те, кто присоединятся. Так что нашлись деятели, которые тоже стали заглядывать в зеркало. И тут я понял. В данное время нет соляриев. Да и поехать туда, где вечное лето, тоже непросто. Война ведь идет. Впрочем, и в мирное время зимой загорать особо некуда было поехать. На Канарах и Багамах ещё ни черта нет.
Так что человек с тропическим загаром в апрельском Питере выглядел ну уж очень вызывающе.
Возле Пяти Углов околачивались местные органы правопорядка. Зрелище было жалкое. Топтались трое - двое в знакомых мне по фильмам сизых гимназистских шинелях. В центре стоял парень студенческого вида в черной шинели, и в такой же фуражке, на которой вроде бы были "молотки"*
(*Жаргонное название кокарды студентов технических вузов и инженеров - перекрещенные молоток и разводной ключ)
На плечах они имели карабины. Но я, не самый крутой боец, отобрал бы у них оружие без проблем. Салаги. Бардак, в общем.
Кузнечный переулок не особо изменился. И дом даже был зрительно знаком. В единственном подъезде с улицы торчал швейцар. Но он, в отличие от консьержек моего времени не стал докапываться, чего я сюда приперся. Направо от входа стояла стойка для галош - такая, которая пробудила у профессора Преображенского ненависть к пролетариату. Но времена пока были не такими веселыми, три пары галош на стойке имелись. Но мне снимать было нечего - и я двинул наверх. Когда я подходил на нужный этаж, так хлопнула дверь. И на меня буквально вывалился какой-то мужик. Он был одеть "чисто", но всё на нем -- пальто, шляпа и очки сидело как-то вкось. Он буквально в меня врезался, пробормотал что-то извинительное - и стремительно ринулся вниз.
Поднявшись на нужный этаж, я понял, что никакая это не буржуйская хата. Из-за полуоткрытой двери слышался треск печатной машинки. А возле двери висела табличка: "Газета Петербургский листок".
Слыхали мы про эту газетку. Она была примерно тем же, чем "Московский комсомолец" в наши времена. Читал я одного из авторов, он написал брошюру "Физиология Петербурга". Нечто вроде Гиляровского, но про наш город. Может, мне с ним и предстоит встретиться?
В предбаннике сидела ярко-рыжая веснушчатая девушка, отчаянно колотившая по клавишам печатной машинки. Я тоже на такой печатал. "Ремингтон" называется.
-- Привет, красавица. Как мне с Михаилом Финкельштейном повидаться?
Девушка ярко покраснела. Блин, надо фильтровать базар. Конечно, я типа дикий американец из Техаса, но не стоит нарываться на неприятности на пустом месте.
-- Вторая дверь налево, -- пролепетала машинистка.
Я пошел по указанному маршруту. Открыл дверь... И ощутил, что попал к своим. Это была редакция газеты. Да, тут не имелось компов на столах, но я ведь тоже начинал свою журналистскую деятельность, когда их не было. А вот аура ежедневной газеты просто-таки чувствовалась.

Добавлено спустя 1 минуту 9 секунд:
В комнате находилось пять человек. Четверо видело за столами и что-то писали. Один стоял за чем-то вроде университетской кафедры и тоже чего-то строчил. Внимания на меня никто не обратил. Тоже дело знакомое. Пришел человек - сам скажет зачем. Нужного мне человека я вычислил сразу. Это был полноватый парень лет тридцати или чуть больше, что называется, вызывающе еврейской наружности. Ну вот просто готовая карикатура для какого-нибудь антисемитского издания. Одет он был в потрепанный синий костюм. Я подошел к нему.
-- Простите, вы господин Михаил Финкельштейн?
-- Да, это я.
А ничего парень! Он тут же "обрисовал" меня не хуже чем комитетчик.
-- У меня письма от вашего двоюродного брата.
Михаил пробежал глазами открытое письмо, второе сунул в карман пиджака.
-- Господин Блэк...
-- Можно Сергей Алексеевич Коньков.
Я решил представляться своим собственном именем.
-- У вас есть время? Так разрешите, я сейчас допишу и сдам статью про сегодняшнее заседание Временного правительства. А то редактор меня скушает без соли. Это займет не больше пятнадцати минут. А потом мы спокойно поговорим. Вот, если хотите, почитайте наш новый номер.
Я кивнул в знак согласия, я журналист тут же начал строчить на листе химическим карандашом. Писал он очень быстро, почти не задумываясь. Наш человек. На все ушло десять минут. После этого Михаил рванул на выход.
А я с интересом поглядел на газетную технику этого времени. Журналист писал на листах, примерно А4, но разорванных вдоль пополам. Поглядев на других газетных работников, я увидел, что они работают так же. А на фига? Потом я сообразил. Сейчас ведь в ходу высокая печать. То есть, ручной набор литер или линотип*, что, в общем одно и то же. А там текст не подожмешь, как в Пагемакере или Кварке**. Да, точно, в это время объем материала измеряется не знаках, а в строках. То есть, если напишешь больше, чем лезет в полосу, редактор сократит. А знаю, как сокращают - выкидывают самое интересное. Так что при умении можно навостриться писать в пятьдесят знаков на строку - как это в газетной колонке.
(*Линотип - устройство для высокой печати, позволяющее набирать и отливать целые строки. Вводное устройство напоминает печатную машинку. Так что можно в экстренном случае работать прямо с него. Среди советских журналистов была в ходу фраза: "кто не вводил новости в линотип, тот не журналист".
**Жаргонные названия профессиональных верстальных программ -- PageMaker и QuarkPress)
Михаил быстро вернулся.
-- Вы завтракали? - Спросил он.
-- Не успел.
-- Так давайте позавтракаем, а то тут от меня не отстанут.
И в самом деле, уже в коридоре к нему подскочил какой-то мужик.
-- Михаил Соломонович...
-- Слушайте, я таки имею право покушать?
Мужик отвалил.
-- Вот так всегда. Я как гой работал в субботу. А сегодня, как еврей, работаю в воскресенье.
-- Журналисты не отдыхают.
-- А вы тоже из наших?
-- Если вы про евреев, то нет, я русский. Если про журналистов, то да.
-- Да какой я еврей. Меня любой раввин проклянет. А вы ведь не политический эмигрант?
-- Нет, я уже в Америке присоединился к анархистам.
-- Так я и понял. А, вот и наше заведение.
Над дверью заведения красовалась надпись "Трактир Семенова".
Слово "трактир" у меня всегда вызывало ассоциации с чем-то разгульным. Так что подсознательно я ожидал увидеть тут пьяных хулиганов и девиц соответствующей профессии. Однако всё было очень чинно - белые скатерти на столах и немногочисленная приличная публика, которая явно не бухала, а культурно кушала. Мы уселись за столик, к нам подскочил халдей в белом фартуке.
-- Здравствуйте, Михаил Соломонович, что кушать будете?
-- Здравствуй, Андрей. Вот мой друг из Америки приехал, так что сообрази нам закуску и чайку покрепче.
-- Понял. Мигом сделаю.
Я не очень понимал, зачем начинать завтрак с чая. Между тем официант ставил на стол ветчину, язык, какое-то заливное и рюмки. Потом он притащил чайник емкостью примерно в поллитра.
Михаил наблюдал за мной, явно прикалываясь. И тут до меня дошло.
-- Сухой закон?
-- Именно он. Теперь я вижу, вы точно наш, быстро всё поняли. Да только какой он сухой? В Дононе или в "Вилле Родэ"* можно что угодно получить. Да только там такие цены, а я не Ротшильд. Можно самогон или денатурат купить вон там, на углу Кузнечного и Коломенской. Да и по рецепту в аптеке можно спирт купить.
-- А рецепт можно подделать.
-- Можно. Но не обязательно. Ведь доктора тоже люди и тоже хотят кушать. Ну, давайте за знакомство.
Между тем я офигевал. Дело в том, что я конце восьмидесятых год жил год у своей подружки в этом районе. А тогда, если кто помнит, была "горбачевщина" -- фактически "сухой закон". И вот как раз на углу Кузнечного и Коломенской был "пьяный угол", где в любое время суток можно было купить спиртное. Интересно жизнь складывается.
Мы приняли по второй.
-- Давайте по имени, как у журналистов принято?
-- Давайте, я так тоже в Америке привык.
Мы накатили по третьей.
-- Скажите, Михаил Соломонович...
-- Можно просто Михаил.
-- Ну тогда и меня зовите Сергеем. Так вот, что тут вообще происходит? Конечно, газеты я читал, но вы сами понимаете...
-- Что происходит? Бордель, извините за выражение! Правительство ни черта не может, кроме того, как болтать. Все интеллигенты визжат от восторга от свободы. А народ хочет мира и земли. Причем ни того не другого ему дать не смогут, даже если захотят.
-- С миром понятно, за займы надо расплачиваться.
-- дело не только в этом. Понимаете, наши политики - западники до мозга костей. Для них поссориться с Англией и Францией - это крушение всех жизненных представлений.
-- А с землей? Неужели в России так сильно влияние латифундистов.
-- Помещиков? Да нет. Но львиная доля имений заложена! А кому заложена -банкам. Так что если землю отдать крестьянам - банки вылетят в трубу. А выкупить обязательства помещиков денег нет. Так что это закончится плохо. В итоге придут к власти кто-нибудь вроде вас, или большевики. Слыхали про таких?
-- Это последователи Ленина? Так они не слишком влиятельны.
-- Пока. Но я бы на них поставил скорее, чем на вас. У вас с дисциплиной плохо. Но если вы её наладите....
Я внимательно поглядел на собеседника. Неужели тоже попаданец? Насколько я читал, весной семнадцатого все были в восторге от Временного правительства. А большевиков вообще всерьез не никто не воспринимал. Хотя... Во все времена были умные люди. В "перестройку" тоже были те, кто понимал, чем всё закончится. Просто т них отмахивались.
Между тем Михаил продолжал.
-- А если придете к власти, так не забудете, что вам помогал бедный еврей... Так, Сергей, вы хотите познакомиться с местными анархистами?
-- Да, хотел бы.
-- Ну, это легко можно сделать. Только вот такой вопрос. Я могу отвести вас на дачу Дурново, где у них что-то вроде клуба. А могу познакомить с одной группой рабочих, тоже с Выборгской стороны.
Блин! А я вот и забыл про дачу Дурново, которую анархисты захватили после Февраля. Но нам туда не надо. Вдруг попадется человек, побывавший в Америке. А если я войду в эту среду через, так сказать, низовую организацию, то никто мне предъяву кинуть не посмеет.
-- Ну эти клубы. Видал я салонных революционеров. Лучше уж с рабочими познакомиться.
-- Тогда это можно сейчас сделать. У них как раз скоро начинается собрание.
Мы допили и доели и вышли на Владимирский, где поймали извозчика. Он и повез нас на Выборгскую. Я с интересом глазел вокруг. В общем, Литейный проспект не сильно и отличался от того, что я видел в своем времени. Ну, реклама была иная, а дома те же. Только вот Большого Дома* не было. Вместо него находились какие-то обгорелые останки.
(*В здании на Литейном проспекте, 4 располагается ГУВД, а в свое время -- НКВД. Дом построен в 1932 году в конструктивистском стиле и выделяется своей высотой среди окрестных зданий. К тому же, в народе шутили, что из кабинетов этого дома видна Колыма.)
-- Окружной суд, -- пояснил Михаил - Сожгли во время революции.
-- Гы. Умные люди вели народные массы. Там ведь наверняка было множество уголовных дел.
А вот Выборгская сторона выглядела совсем не так, как я привык. Понятно, что не было коробки гостинцы "Санкт-Петербург". Да и крейсер "Аврора" ещё не стоял на знакомом месте. Но главным было другое. Многочисленные заводские трубы чадили черным дымом. Так а что делать - угольком топят.
За мостом местность поменялась. Это явно был другой мир. Тут по улицам двигались мужчины в сапогах, дешевых пиджаках и картузах и женщины в ситцевых платьях и платочках. И чем дальше мы ехали - тем больше в глаза бросалась вопиющая бедность. А ведь большевики и анархисты были в чем-то правы...
Но места всё же были знакомые. Мы свернули на Нобельский переулок и пролетка остановилась у заведения, на котором была надпись "Чайная". Я ухмыльнулся. В СССР в заведениях с таким названием пили совсем не чай. Михаил по-своему понял мою ухмылку - ведь мы тоже недавно вылакали поллитру "чая".
-- Это и в самом деле чайная. Тут никогда спиртного не подавали, даже до войны. Её открыл один купец-благотворитель. Думал, что рабочие будут сидеть за самоваром и отрешатся от крамольных мыслей. Вот они и сидят...
Мы прошли через большой зал и свернули куда-то в коридор. Михаил открыл одну дверь и кивнул мне.
Я общался с современными мне анархистами, а также знал историю. Так что не ожидал увидеть пьяную оргию. Но цивильность обстановки поразила даже меня. В большой комнате под керосиновой лампой сидело человек пятнадцать. На столе кипело два самовара, стояли стаканы, лежали баранки. Разве что, было очень накурено. Но в это время ещё не боролись за "здоровый образ жизни". Боролись за иное.
-- О! Миша, здорово! А это кто с тобой?
-- Разрешите представить, Сергей Алексеевич Коньков, анархист из Америки.
Дальше все пошло легко. Тут собрались, в основном, молодые парни, имелось четверо девушек. Судя по их виду, они были рабочими. Только один парень светился в фуражке и в какой-то униформе. Как я узнал позже - он учился в лесотехнической академии.
Меня они встретили душевно. Что меня изумило - они не так, чтобы очень расспрашивали про Америку. Нет, я им рассказал, что помнил, об американских анархистах. Они это приняли к сведению. Но явно было видно - ребята полагают, как пел Цой, "дальше действовать будем мы". У них были более важные интересы, чем какая-то там Америка. Вопрос шел об организации агитации на окрестных заводах.
Михаил откланялся и исчез, а я включился в обсуждение насущных анархистских дел.
-- Вот ты, американец, во вторник будет митинг на заводе Нобеля. Ты там сможешь выступить?
-- Конечно.
-- Тогда подходи к проходной к обеду.
Как-то так вышло, что с этого сборища я вышел в компании девушки по имени Светлана. Она сказала, что живет в центре - вот и вызвался её проводить. Мы шли по улице и болтали о всякой всячине, когда из какого-то закоулка вышло трое парней. В том, что это местные гопники, я понял сразу. Выглядели они забавно - на начищенных сапогах у них были резиновые галоши.
-- А вот госопдинчик с нашими девками гуляет, -- произнес один, в его руке сверкнул нож.
Тут снова заработали реакции моего реципиента. Я бы так быстро не успел бы выхватить пистолет. Единственное, что сделал я - так направил ствол перед ногами лидера. Мой реципиент явно стрелял сразу на поражение.
Грохнул выстрел.
Гопники поняли, что не с тем связались, но деваться им было некуда. Они бы драпанули - но сами себя загнали в угол.
-- Лечь на землю, суки! Ножи кидаем в сторону. Второй выстрел будет в лоб!
Я сам себе удивлялся. Все-таки я был простым парнем, а тут прямо киногерой.
Гопники, увидев, что на них приветливо смотрит произведение мистера Кольта, улеглись, двое выкинули ножи.
И тут Светлана заговорила отборным многоэтажным матом. Скосив глаза, я увидел, что она держит пистолет, вроде браунинг. Закончив высказывать разные светлые мысли о парнях, она перешла к делу.
-- Вы, гнойные твари, на анархистов напали? Вы знаете, что теперь с вами будет?
-- Извините, ну не опознали... -- прохрипел лидер.
-- Ещё раз увижу - п...ц вам будет. А сейчас лежите, мрази, пока мы до угла не дойдем.
Мы пошли дальше.
-- А что, анархистов на Выборгской стороне так уважают?
-- Конечно. Наших кого тронь, все поднимутся. А вот в Америке сразу так стреляют? Я ведь видела, что ты его хотел убить.
-- Да, в общем, жизнь там непростая.
-- Да... А я про Америку читала. А вот скажи, Джек Лондон наш человек?
-- Не совсем, он радикальный социалист, скорее ближе к большевикам. Но, в общем и целом - революционер.
Я ответил и задумался. Что-то здесь не так. Рабочая девушка этого времени, если хорошо в школе училась, могла из американских писателей читать Фенимора Купера или Майн Рида. А если уж очень продвинутая - то Брет Гарта или Марка Твена. Но Джек Лондон в это время в России был совершенно неизвестен. Его раскрутили большевики, потому что этого автора любил Ленин. Время, когда появился массовый спрос на героизм, пока ещё не настало.
Я осторожно заметил:
-- А я и не знал, что Джека Лондона переводили русский язык.
-- Так я на английском его читала.
Заметив моё изумление, Светлана жизнерадостно засмеялась и схватила меня за руку.
-- Ну, вот, я смогла тебя удивить. Я в гимназии училась.
-- Это в России так живут рабочие, что их дочери могут читать на иностранном языке художественную литературу?
-- Да на самом-то деле я не из рабочих. Я дворянка. Учусь на курсах. Мой отец - тверской помещик, причем, самое смешное, что его поместье даже не заложено. Так что я из семьи самых настоящих эксплуататоров.
-- Князь Кропоткин и Михаил Бакунин тоже не из пролетариев. А ведь ты ничем не отличаешься от своих подруг. А они-то рабочие?
-- Они-то да. Ткачихи. А я в детстве мечтала стать актрисой. В любительских спектаклях играла. А потом мой отец, он, конечно, реакционер, но умный человек, мне и сказал откровенно. Дескать, если бедные девушки идут в актрисы, это понятно, они хотят пойти в содержанки. А тебе зачем? Я подумала и поняла, что в актрисы идти и в самом деле смысла нет. Но кое-чему научилась.
За разговором мы вышли на трамвайную остановку. Вскоре и трамвай подъехал. М погрузились и продолжили беседу.
-- А твой отец и в самом деле реакционер?
-- Да. Но он, в отличие от других, честный циник. Другие лицемеры. Они всё кричат о благе России, а на самом деле думают только о своих интересах. А отец говорит просто: так уж сложилась судьба, что я дворянин и богатый помещик. Я хочу таковым и оставаться. Он и Столыпина терпеть не может. Я слышала его разговор с нашим земским врачом, тот либерал. Так отец говорил: Столыпинские реформы породят класс людей, которые меня сожрут. А мне это не надо. А я от всего от этого подалась в анархистки.
-- А для чего ты изображаешь рабочую?
-- Ты знаешь, если мужчина интеллигент, на заводах все равно будут его слушать. Вот у нас Николай, студент, так очень успешно выступает. А вот девушка... Рабочие махнут рукой. Дескать, барышня.
-- А ребята-то знают, что ты из дворян?
-- Конечно, знают. Что я, своим врать буду? Да и руки у меня... У других девчонок знаешь, какие мозоли? Они на ткацкой фабрике работают.
Дальше мы заговорили о литературе. Светлана интересовалась поэзией. А в эту эпоху поэты популярны, так что "скажи мне, какого поэта ты читаешь - и я скажу, кто ты".
Я спросил:
-- А вот я слыхал, что в России есть такая поэтесса Анна Ахматова...
-- Буржуазная стерва. Не зря ведь от неё муж, Николай Гумилев, в Африку сбежал.
Как оказалось, литературные пристрастия у Светланы были своеобразные. Она любила Гумилева, но так же ценила футуристов, особенно Маяковского и Василия Каменского. Про второго, я честно говоря, и не слыхал. А вот Светлана к последнему относилась куда с большим восторгом, чем к хорошо известному мне Маяковскому.
-- Он ведь не только поэт. Он авиатор! Сейчас-то уже много летчиков, но он был одним из первых.
Тут меня пробило. Ну, захотелось выпендриться перед девушкой. Если уж мне не перепеть Высоцкого, то можно пересказать Роберта Рождественского. Я был воспитан при СССР и советскую поэзию люблю.
Были воздухоплаватели.
Шик и почет.
Как шкатулки из платины -
Наперечет.
Гордецы. Командоры
Застольных шумих.
Суеверны, как вдовы.
Красивы, как миф.
Кавалеры, гусары.
Знатоки мишуры.
Непременно усаты.
Абсолютно храбры.
Кожей курток похрустывая,
Шли навстречу громам.
Словно в ложе прокрустово,
Влезали в "Фарман".
И летали, касатики!
И кричали, паря.
Были выше Искакия.
Были выше царя!
Уговоров не слушались,
И, познав круговерть,
Обрывались и рушились
На Российскую твердь
Уходили до срока
Без чумы, без войны.
Чаще в землю намного,
Чем в большие чины.*
(*Роберт Рождественский. "Первые".)
-- Здорово! Типичный футуризм. Это ты написал?
Отступать уже было некуда и я взял авторство на себя.
-- Только ты как-то из отдаления смотришь. Будто это не ты видел. Впрочем, ты ведь из Америки.
За таким вот высокдуховным разговором мы сошли с трамвая и оказались на улице, которая в моё время носило имя мятежника Рылеева. Сейчас она называлась Пантелеймоновской.
-- А ты где живешь? - Спросила меня Светлана.
-- В гостинице, названия на знаю, но она на Загородном проспекте.
-- Ты что, купец-миллионщик, чтобы в гостинице жить?
-- Так я первый день в Петрограде, куда мне ещё?
-- Ладно, тут я могу тебе помочь. Я меня одна подруга из курсов с квартиры съехала, хозяйка сейчас её сдает. Посиди вот в трактире, попей чаю, я скоро вернусь. А то моя хозяйка, старая дева, требует, чтобы у меня в гостях не было мужчин.
Я успел выпить чашку чая, когда нарисовалась Светлана. Честно говоря, я её сразу и не узнал. Теперь это была интеллигентная девушка в строгом английском костюме и какой-то навороченной шляпке. Что самое интересное, на ней были очки.
-- Ты что плохо видишь?
-- Да нет, для создания образа.
-- Понятно. В Америке это называется "имидж".
Двинулись на трамвай и в итоге круг моего путешествия по Питеру почти замкнулся. Мы оказались на улице Достоевского. К моему удивлению, она и сейчас носила это название*. Вот тут-то я знал каждый дом.
(*Улица была названа в честь писателя в 1912 году. До этого называлась Ямская)
Встретила нас дама бальзаковского возраста, которая отнеслась ко мне очень доброжелательно. За комнату запросила 17 рублей в месяц "при прислуге". То есть, хозяйская горничная у меня будет убирать и должна была подавать чай. Можно было договориться и об обедах, но я от этого отказался, потому что жизнь мне явно предстояла бурная - и возвращаться на обед у меня времени не было.
Я сперва несколько ошалел от такого сервиса, но потом прикинул. Это в моем времени у каждого имеется газовая или электрическая плита и микроволновка. А вот в этом времени как заварить чаек? Надо, по минимуму, разжечь самовар. Я уж не говорю, если захочется покушать. Тогда вообще печку надо разжигать. А для этого нужно что-то горящее. Типа дров. То есть, об этом должна голова болеть*. Так что я ещё дешево отделался.
(*Вообще-то среди интеллигенции было принято готовить чай или кофе на спиртовке. Но ГГ об этом не знает).
В общем, с хатой разобрались. Но тут я озадачил свою подругу вопросом - а где можно купить или взять напрокат печатную машинку? Повторять страдания книжных попаданцев, которые мучились от писания пером, я не собирался. Вот почему ни один из них, оказавшийся во времена Сталина, не попросил подогнать ему печатную машинку? Это, конечно, не ноут, но и не перышком карябать.
Как выяснилось, машинки давались напрокат по вполне божеской цене. Я взял "Ремингтон", знакомый мне и по той жизни. Тяжелая, зараза, но ладно.

onestjonhes M
Новичок
onestjonhes M
Новичок
Возраст: 53
Репутация: 693 (+8340/−7647)
Лояльность: 1033 (+2948/−1915)
Сообщения: 4361
Зарегистрирован: 07.01.2011
С нами: 13 лет 2 месяца
Имя: Александр
Откуда: Пермь

#4 onestjonhes » 01.08.2013, 15:30

zhenis писал(а):Я и подумал - зачем повторяться
Ради порядка. Да и удобней искать будет.
Самый простительный недостаток человека - легковерие.
В деле распространения здравых мыслей не обойтись, чтобы кто-нибудь паскудой не назвал (c) Салтыков-Щедрин

zhenis M
Автор темы, Новичок
zhenis M
Автор темы, Новичок
Возраст: 49
Репутация: 929 (+1419/−490)
Лояльность: 1050 (+1230/−180)
Сообщения: 1097
Зарегистрирован: 16.11.2011
С нами: 12 лет 4 месяца
Имя: Женис
Откуда: Казахстан
Отправить личное сообщение ICQ

#5 zhenis » 01.08.2013, 15:44

Простая классовая война
-- Вот нам говорят, что нужна война до победного конца. А вот зачем вам война? - Я обратился к одному из рабочих.
-- Вот тебе она нужна?
-- Да на хрена мне она!
-- Вот именно. Вам она не нужна. Она нужна только буржуям, которые на ней наживаются. Так что все поднимаемся против этой власти!
Я выступал на митинге на одном из заводов Выборгской стороны. Если уж вступил в анархисты, то надо это дело отбивать. Благо, я читал про методы Троцкого и Гитлера и говорить на публике умел.
Но тем не менее, мы с красными не ссорились. Работяги отнюдь не поддерживали Временное правительство. Собственно, имелись две силы, которые были на Выборгской стороне популярны - анархисты и большевики. Остальные сюда даже не совались. Иногда я с большевиками сталкивался. Мы относились друг к другу как две спортивные команды на соревнованиях. Я это хорошо понимал. В молодости я занимался горными лыжами в спортивном обществе "Спартак". А при Советской власти были спартакиады, в которых участвовали все предприятия, которые числились в этом обществе. И каждому хотелось победить. У тамошних начальников были за это какие-то "пряники". Так что они делали? Нас, серьезных спортсменов, распихивали по командам их предприятий. Нам-то что? Лишний раз прокатиться. Так вот, с большевиками мы общались точно так же, как я со своими ребятами на этих соревнованиях. Каждому, понятно, хочется победить. Но ребята-то свои...
Вообще-то, когда мы с большевиками сталкивались, было весело. Рабочие явно смотрели на это как на бесплатный цирк. Но тут-то против меня большевики были слабоваты. Я участвовал во множестве дискуссий, как телевизионных, так и реальных. И отлично знал, как тут действовать. Главное - не доказать свою правоту, а обгадить оппонента. Но всё шло, в общем, в рамках мира и дружбы.
А я стал совсем уже не тот. Я отложил в сторону свой костюм и надел джинсы, которые тут воспринимались совершенно спокойно. Ну, штаны из дерюги, обычное дело. Кроме того, я надел свою пролетарскую кепку, а так же купил желтую кожаную куртку, которая тут называлась "шведской". В этом времени в кожанках ходили представители разных технических профессий. Например, машинисты. Это не только и не столько "водители паровоза". На каждом заводе имелась паровая машина, которая приводила в движение станки. Вот машинисты эти паровики и обслуживали. Работа была денежной, так что я в своей кожанке выглядел как успешный представитель рабочего класса.
В среде анархистов я уже получил кликуху "Американец".
Стоит рассказать и о других делах. Когда я припер в свою комнату печатную машинку, то тут же отправился за учебником грамматики. Прочитав его, я долго и грязно ругался матом. А потом проникся сочувствием к большевикам, которые, придя к власти, отменили старую орфографию. Нет ну, это же надо. В моё время особо глупые рекламщики ставили в конце слов дурацкий и совершенно никому ни на фиг ненужный "еръ". Но с этим-то знаком можно разобраться. Вбивай его в конце слов, заканчивающихся на согласную, и все дела. Но я обнаружил пятнадцать правил, которые усложняли правописание по сравнению с тем, которым я знал! А я, между прочим, стопроцентно грамотный. Я не из того быдла, которое не знает разницы между "не" и "ни". И не знает, где их писать вместе, а где раздельно.
Но вот тем не менее. Особая головная боль оказалась с буквой "ять". Она вообще не подчинялась никаким правилам. Где-то её, суку позорную, надо ставить, а где-то нет. Ну, что ж, разобрались и с этим. Питерские журналисты и не с тем разбираются.
Так что я стал писать статейки в "Петербургский листок", что приносило мне некоторый доход. Благо там я тоже проходил как американец, а иностранцев в России отчего-то любят.
Да, Светлана стала моей любовницей. Не сразу, не те времена, но тем не менее.
А ещё я наведался на Комендантский ипподром. Дело-то в чем? Хотелось немного подучиться в таком деле как езда на коне. Я, в общем, умел ездить верхом. Был у меня друг, который держал лошадей. Он зарабатывал тем, что предлагал их гражданам для проката. Но на самом-то деле он был вроде Невзорова, двинутый лошадник. Так что друзей он всегда приглашал покататься. Так что я в седле более-менее сидеть умею. Но хотелось большего. Ведь по легенде, я из Техаса. То есть, ковбой. На самом-то деле и в этом времени не все техасцы были наездниками. Рабочие-нефтяники, возможно, вообще к лошадям не приближались. Но вот ты объясни это людям, воспитанным на Карле Мае*.
Вот я и собрался на Комендантских ипподром. Тоже было открытие. Я, разумеется, знал о знаменитом аэродроме, но вот об ипподроме не слыхал**.
(*Карл Май - немецкий автор очень популярных в начале ХХ века романов про индейцев. Уже в другое время в ГДР по его романам сняли фильмы - и герой этих произведений, благородный индеец Виннету, стал популярен в СССР. Самое смешное, что Карл Май побывал в США лишь в очень преклонном возрасте, да и то - не бывал дальше Восточного побережья. То есть, он писал о том, о чем понятия не имел. Но народу нравилось.
**Комендантский ипподром был разобран на дрова во время Блокады. Впоследствии не восстанавливался. ГГ об этом не знает.)
А было интересно. Этот самый ипподром находился в районе, в котором я жил в своё время. До него пришлось долго ехать. Для начала - не трамвае за номером 23 до Приморского вокзала. Оказалось, что в эти времена в Сестрорецк ведет абсолютно своя частная линия, вообще не сообщающаяся с главной, которая Питер-Выборг. А другая этой линии была на Озерки, где имелась и станция главной дороги. Нет, большевики правы! Такой бардак надо прекращать!
Но тем не менее, я поехал на поезде до станции "Скачки". Ипподром находился примерно посредине Коломяжского шоссе и улицы Матроса Железняка моего времени. Вход был примерно там, где было место последней дуэли Пушкина. Но там пока ещё не стояло памятника. Я-то эти места хорошо помню, мы школе тут бегали на занятиях по физкультуре.
Я обшел огромное задание ипподрома и уперся в конюшню, над которой висел плакат "Прокат лошадей". Возле неё находилось нечто вроде полосы для конкура*. А рядом стоял пожилой седой мужик с явно военной выправкой и усами, лишь чуть поменьше, чем у Буденного.
(*Конкур - вид конного спорта, который заключаются в преодолении разных препятствий)
Я договорился о прокате на два часа -- и мужик вывел мне гнедого коня. И тут снова пошла память моего тела. Я проверил подпругу, а потом взлетел в седло и поехал. Мой "реципиент" ездил классно. Кони вообще-то -- сильно западлистские ребята. Они всадника пробуют на слабость. Хотят скинуть и так далее. С ними надо побороться. А вот этот подо мной шел ровно. А я разошелся, попробовал разные аллюры, а потом даже рискнул прыгнуть через один из барьеров.
Накатавшись, я сдал коня хозяину. Он спросил:
-- Простите, господин, а где вы учились верховой езде? Я вижу, что вы не любитель. Но ваша посадка не похожа ни на кавалерийскую, ни на казацкую, ни на черкесскую. Уж я-то знаю, я вахмистр, я пятнадцать лет служил сверсхсрочником в драгунах.
А вот они, откуда эти усы. Буденный ведь тоже служил на сверхсрочной в драгунском полку. Мода, может, у них была такая?
-- Так я в Америке, в Техасе был. Там и научился.
-- То-то я вижу что-то знакомое... Буффало Билль. Видал я его в Питере...
--Давайте не будем говорить про эту мразь*.
(*Буффало Билл - авантюрист, охотник, участник геноцида индейцев. Написал про свои "подвиги" несколько книг. Впоследствии создал цирковое театральное шоу "Дикий Запад", с которым бывал и в России. Именно об этом и идет речь. У автора, как и у ГГ, этот тип вызывает омерзение.)
-- Ну не будем, так не будем. А ты мне, парень, нравишься. Из тебя выйдет хороший кавалерист.
В общем, я получил половинную скидку на использование коня вахмистра Щербины.
А, что я ещё натворил? 20 апреля, строго по графику, разразился политический кризис. Кадет Милюков провякал, что Россия собирается продолжать войну. А оно было кому-то надо? Правильно - оно было никому ни на фиг не надо. Так что мы все вышли на улицу. Но у наших ребят, шедших под черным флагом, было моё ноу-хау. Дело в том, что анархисты, с которыми я связался, были, в общем, нормальными ребятами. Они не только говорили о политике. Кроме того, это была просто тусовка. Ребята сошлись вот на этом деле. А заодно и они любили и попеть. Это в моё время поют только после очень большой выпивки. А в данное время хоровое пение было нормальным коллективным досугом. И вот тут-то я подсуетился. А я исполнил написанный через 10 лет "Гимн рабочего фронта".
И так, как ты рабочий,
Не верь, что поможет другой.
Свободу себе добудем в борьбе
Своею рабочей рукой.
Марш левой, два-три!
Марш левой лва-три!
Встань в ряды, товарищ, к нам.
Ты войдешь в единый рабочий фронт,
Потому что рабочий ты сам.
Песня понравилась. Ещё бы она не понравилась, это одна из лучших в истории левых песен. И вот мы с этой песней вышли. А произведение-то немецкое. А у немцев, все общественно-полиические песни маршевые. Ну, вот такая у них народная традиция, любят ребята помаршировать. Даже в моё время - группа "Рамштайн" -- это маршевая музыка. Так что мы как-то начали идти в ногу. А потом эту песню подхватили в других колоннах. Мы исполняли её уж я не помню сколько раз. Нашелся и какой-то оркестр, который подключился. Так что громыхающие сапогами демонстранты выглядели серьезно. Я что-то такое читал, что Корнилов во время апрельского кризиса хотел стрелять в колонну рабочих. Но вот в ЭТУ он бы точно не посмел. И не стреляли.
Но ничего особенного не произошло. Прошли себе и прошли. Мало ли я и в своем времени бывал на демонстрациях.
После демонстрации ко мне подбежали какие-то люди богемного вида.
-- А вы не можете отдать нам ноты этой песни?
Нот я не знал. В школе учительница музыки пыталась нас им научить - но без особого успеха. Так что для меня эти значки являлись китайской грамотой.
Но они как-то разобрались без нот -- и удались, играя великую песню рабочего движения.
Придя на анархистскую тусовку, я обнаружил там очень мрачные настроения. Причина была вечной - финансы поют романс "а нас больше нет ни хрена". А при этом создавался какой-то проект по созданию общей анархисткой газеты. В общем, ребята были в мрачном настроении.
-- Может, экс сделать? - подал кто-то голос.
-- Петросовет против эксов, а против него не попрешь.
Тут я просто не мог молчать.
-- Ребята, среди вас есть тот, кто может на своем предприятии поднять рабочих на забастовку?
-- Я могу. - Отозвался белокурый крепыш Андрей.
-- А что там у вас за дела?
-- Так вроде выгодный заказ получили.
-- Начинай мутить забастовку.
***
Управляющий заводом Николай Антонович Волобуев находился в очень раздраженном состоянии. Нет, ну вот что в самом деле происходит? Получен хороший заказ, за который уже взятку заплатили сто тысяч. А тут забастовка. Если завод встанет, от убытки будут просто чудовищными. И тут в дверь вошел странный, очень загорелый человек в черном костюме.
-- Добрый день. Я представитель профсоюза "Индустриальные рабочие мира"*. Мне ваши рабочие доверили представлять их интересы.
(*Индустриальные рабочие мира (IWW) - революционная синдикалистская организация, весьма влиятельная в тот момент в США. Она позиционировала себя как международная. В РИ в России имелись структуры IWW, после Октябрьского переворота они примкнули к большевикам.)
-- Мы выставляем вот такие требования. Гость протянул бумагу.
Волобуев прочитал и схватился за голову. Рабочие требовали всего и сразу.
-- Но вы ведь понимаете, что это невозможно.
-- А вы вот это им объясните. Рискните. - усмехнулся гость.
Что-то в повадке визитера было не то. Он явно чего-то ждал.
Волобуев вздохнул и спросил:
-- Сколько вы хотите?
-- Пятьдесят тысяч. Наличными. И прямо сейчас.
***
Деньги я получил. Даже на пять тысяч больше. Лишнюю пятерку я без комплексов распихал себе по карманам. В конце концов, я не нанимался бороться за рабочее дело за бесплатно. Пять штук мы располовинили между местным профсоюзом и анархистами. Более всего я боялся, что у ребят сорвет крышу от таких денег. Но ничего, всё было нормально.

Добавлено спустя 3 минуты 39 секунд:
Тут различные встречи случаются
Скучно, господа. Ну, вот, вроде деньги есть. И работа имеется. По протекции Михаила я стал писать в "Петербургский листок", там мои статейки регулярно выходили. Но... Анархисты - это как-то не очень интересно. А дела-то раскручиваются веселые. Надо внедряться в боьшевики. Но вот просто так идти не очень хотелось. Набегаешься, пока считаешься салагой. А значит - надо как-то себя зарекомендовать... Есть одна мысль. Только надо с Михаилом поговорить.
Я притащился в особняк Ксешинской. Охрана тут была вообще никакая - я вот так просто проперся и никто меня не остановил. На втором этаже я встретил знакомого, Андрей его звали. Это был большевик, с которым мы встречались на заводах.
-- Здорово! Что ты у нас тут делаешь?
-- Есть дело. Против вашей партии задумана провокация. А мы ведь, в конце концов, одно дело делаем. С кем тут у вас можно по этому делу поговорить?
Антон повел меня по дебрям особняка. Перед одной дверью он остановился.
-- Погоди, я зайду и о тебе расскажу.
Он зашел к комнату и вскоре вышел.
-- Заходи.
Я зашел. За столом сидел Иосиф Виссарионович Сталин.
Конечно, он был не таким, как на бесчисленных портретах, но и его фотографии данного времени я видал. Ну вот, теперь я настоящий попаданец, встретился со Сталиным. Правда, про командирскую башенку на Т-34 ему рассказывать пока не стоит.
Сталин закурило папиросу. Да-да, никакую не трубку - и повел беседу.
-- Здравствуйте. Меня зовут Иосиф Висссарионович. Я редактор газеты "Правда". А вы, анархист, Сергей Александрович Коньков по кличке Американец. Который подарил всем нам очень хорошую песню. А также выдоил из заводчиков пятьдесят тысяч рублей. Вы способный человек.
Так, информация у товарища Сталина неплохо поставлена. Судя по всему, он не только газету редактирует.
-- Так песня не моя. А насчет этих денег... В САСШ это называется профсоюзный рэкет и это дело достаточно распространено*.
(*Вообще-то слово "рэкет" тогда ещё не было известно. Его ввел в обиход знаменитый бандит Аль Капоне, который раскрутился в двадцатые годы, во времена "сухого закона". Но подобные методы пополнения профсоюзной кассы были в САСШ в то время весьма популярны.)
-- Да мы тоже в 1905 году подобным занимались. А вы какого толка анархист?
-- Да я вообще-то не совсем анархист. Просто в САСШ таких, как вы, большевиков, нет. Социалисты - это соглашатели, вроде здешних меньшевиков. Нет, среди социалистов тоже есть хорошие ребята, но они - невлиятельное меньшинство. Так что пришлось идти в анархисты.
-- Да, это бывает сказал Сталин и не помолчал. Возможно, он услышал в моем ответе что-то своё. Я всегда подозревал, что Сталин пошел в большевики не от любви к марксизму, а потому что больше было некуда.
-- Мне передали, что вы хотите рассказать что-то важно для партии.
-- Да. Мы все революционеры и занимаемся одним делом. Так что удар по вам - это удар по всем. Вы наверняка знаете, что я журналист. Так вот по нашим каналам, я узнал, что готовится провокация. Нечто вроде дела Мясоедова*.
(*Сергей Николаевич Мясоедов, полковник. В 1915 году был казнен по обвинению в шпионаже в пользу Германии. Его дело было откровенно и грубо сфальсифицировано. Скорее всего, для того, чтобы военная контрразведка, которая работала отвратительно, отчиталась хоть в каких-то успехах.)
Владимира Ильича Ленина обвинят в шпионаже.
Сталин явно напрягся. Видимо, он тоже по своим каналам что-то знал.
-- И когда, вы думаете, это случится?
-- Тут я точных сведений не имею, но ведь можно рассудить логически. Они дождутся выгодного случая.
-- А какой, вы думаете, может быть случай?
-- Никто не скрывает, что Временное правительство готовит наступление на фронте. И ни для кого не является тайной, что оно нужно только отработка долгов перед западными партнерами.
-- Цинично, но верно, -- усмехнулся Сталин.
-- Наступление провалится. Вы не хуже меня знаете, какие настроения на фронте. Солдаты умирать не пойдут. В Питере на улицу выйдут возмущенные рабочие. Настроения сейчас на заводах крайне радикальные. Я знаю, я только вчера там выступал. И вот представьте, рабочие массы придут к вам вот сюда. И что вам останется? Если вы откажетесь их возглавить, то, как говорят японцы, потеряете лицо. Если согласитесь - то станете мятежниками и вас можно за это привлечь. А вот тут-то и всплывут сведения про немецкую разведку. Сами понимаете...
Сталин некоторое время прокручивал информацию. Потом он внимательно поглядел на меня.
-- Сергей Алексеевич, но мы ведь пришли не только для того, чтобы нам это сообщить...
Вот усатая зараза! Просчитал меня. Не зря он выбился в Вождя и учителя.
-- Да именно так. Как говорится в одной английской балладе "Не нападенья надо ждать, а первому напасть".
Надо развернуть кампанию в прессе. Вот примерное содержание статей.
Я протянул Виссарионовичу текст статьи. Он удивленно поднял брови - в это время машинопиью мало кто владел, так что печатные черновики были не приняты. Погрузился в чтение и несколько раз хмыкал. Вообще-то Сталин не соответствовал знакомому по литературе образу бесстрастного человека. То ли мемуаристы приврали, то ли он ещё этим не овладел.
А почитать, честно говоря было что. В этом мире журналисты ещё не овладели высоким искусством демагогии в той мере, в которой её освоили акулы пера в начале XXI века. Тут либо писали правду, либо откровенно брехали. А вот тонко смешивать эти вещи пока не научились. Я же в своей пилотной статье смешал то, что знал из истории, факты, которые подкинул мне Михаил, а остальное придумал, используя свои знания из "лихи девяностых". Суть сводилась к тому, что члены Временного правительства просто-напросто отрабатывают английские и французские деньги - и расплачиваться намерены кровью солдат. Я даже решил ввести в местный обиход термин "откат".
-- А тут всё правда? - Спросил Сталин.
-- Ну, не всё... Но на войне как на войне. Что они сделают? Станут подавать в суд за диффамацию*?
(Это слово объединяло понятия "клевета" и "оскорбление личности"?)
Так это нам на руку. Люди ведь всегда рассуждают - "нет дыма без огня". Потому-то и надо бить первым.
-- Ну и нравы в Америке. Впрочем, вы правы, на войне как на войне. А почему столько месса уделено Керенскому?
-- Так князь Львов обречен. Как и другие министры-капиталисты. Народ их сметет и без нашей помощи. А вот Керенский. Социалист, к тому же он говорить красиво умеет. Очевидно, что буржуазия поставит его, чтобы обмануть народ.
-- Да, тут я с вами согласен. И как вы предполагаете действовать? Как я понимаю, "Правда" должна остаться в стороне?
--Да, а то уж будет всё шито белями нитками. Надо действовать через буржуазную прессу. Впоследствии можно выступить с комментариями, так сказать, по материалам прессы. С "Петроградским листком" у меня договоренность есть, там это хоть завтра напечатают. С остальными можно договоримся. Правда, кое-где придется заплатить. Можете отправить со мной товарища, чтобы вы не думали, что я хочу на вас нажиться.
-- Я так не думаю. Вы слишком умный человек, чтобы пытаться обмануть большевиков. Вы явно можете заработать на жизнь более безопасным способом.

onestjonhes M
Новичок
onestjonhes M
Новичок
Возраст: 53
Репутация: 693 (+8340/−7647)
Лояльность: 1033 (+2948/−1915)
Сообщения: 4361
Зарегистрирован: 07.01.2011
С нами: 13 лет 2 месяца
Имя: Александр
Откуда: Пермь

#6 onestjonhes » 01.08.2013, 15:59

zhenis писал(а):- Да, это бывает сказал Сталин и не помолчал. Возможно, он услышал в моем ответе что-то своё. Я всегда подозревал, что Сталин пошел в большевики не от любви к марксизму, а потому что больше было некуда.
Да, это бывает, - сказал Сталин и не помолчал. Возможно, он услышал в моем ответе что-то своё. Я всегда подозревал, что Сталин пошел в большевики не от любви к марксизму, а потому что больше было некуда.
Самый простительный недостаток человека - легковерие.
В деле распространения здравых мыслей не обойтись, чтобы кто-нибудь паскудой не назвал (c) Салтыков-Щедрин

zhenis M
Автор темы, Новичок
zhenis M
Автор темы, Новичок
Возраст: 49
Репутация: 929 (+1419/−490)
Лояльность: 1050 (+1230/−180)
Сообщения: 1097
Зарегистрирован: 16.11.2011
С нами: 12 лет 4 месяца
Имя: Женис
Откуда: Казахстан
Отправить личное сообщение ICQ

#7 zhenis » 01.08.2013, 16:04

[b]Как меняют историю [/b]
Затеянная нами кампания прошла даже успешнее, чем я рассчитывал. Многие журналисты стали поливать грязью Временное правительство совершенно бесплатно. Вообще, складывалось впечатление, что гласность и демократия снесла у местных жуналюг крыши почище, чем в "перестройку". В самом деле. В мою кампанию почти совершенно бесплатно (ну не считать же платой ужин в не самом дорогом ресторане) включилась "Биржевка". А ведь она последовательно поддерживала "временных". Но не удержались. Но более всего отличился сам Керенский. Он задвинул речугу на каком-то сборщие демократической общественности в дворянском собрании, там, где моё время была Филармония. Я и до этого слышал его выступления, благо поговорить он любил. Вообще-то ораторское мастерство Александра Федоровича на меня впечатления не производило. Возможно, я слишком циничен. Но "чистой" публике нравилось а некоторые дамы были в экстазе. Так вот, Керенский долго и нудно пытался "отмазаться", сбивчиво и туманно упоминал каких-то врагов революции. В общем, если кто-то сомневался до его выступления, что у него рыльце в пушку - о теперь то всем было ясно. Теперь только время от времени подогревать скандал. После этого "временные" выступать против какого-то уже не посмеют. Всегда можно сказать - это вы от своих делишек внимание отводите. Но эффект оказался куда сильнее.
... В этот день я зашел трактир, тот самый в котором был с Михаилом в первый день своего пребывания в этом времени. Я часто заходил сюда пообедать. И увидел журналиста. Миша очень помог мне в организации газетной кампании. За бесплатно, просто из любви к искусству. Вообще взгляды этого парня были своеобразные. Царскую власть он не любил, а вот демократов искренне ненавидел. Свою позицию он пояснял.
-- Я видел всю эту сволочь в Государственной Думе. Толку от них не будет.
Сейчас перед журналистом стояли чайник и тарелка с колбасой был явно нетрезв.
Вообще-то мой приятель трезвенником не являлся, но и к пьянству, а тем более одиночному, склонен не был.
-- Заметив меня Михаил махнул мне. Я подсел к нему. Подскочивший Андрей поставил передо мной рюмку, журналист плеснул мне.
-- Ну, давай - предложил он.
-- Что-то случилось? Спросил я когда мы выпили и закусили.
-- Да как тебе сказать... Знаешь, что мы с тобой натворили? Из-за отменили наступление на фронте!
-- То есть... Неужели на фронте так внимательно читают газеты.
-- Вообще-то читают. Наши статьи, особенно перепечатали многие солдатские газеты. Но главное иное. Слухи.
-- Солдатский телеграф.
-- Хорошее название. Именно так. Мне рассказывал один человек, он военный корреспондент, сегодня я фронта приехал. Так вот, по его словам, все солдатики уже точно знают, сколько кто миллионов получил каждый из членов Временного правительства. Этот человек говорит, что офицеры просто боятся говорить о наступлении. Какой-то комиссар приезжал, пытался агитировать, так его на штыки подняли. В общем, Брусилов завил, что с такими солдатскими настроениями он наступать отказывается. Теперь его, наверное, снимут, но что толку-то?
-- А кого прочат?
-- Говорят о Корнилове. У него знаешь, какая кличка? Лев в головой барана.
-- Глупый. Да нет, упрямый.
-- Так чего пьешь-то? Наступление всё одно провалилось бы. Так что сколько мы солдатских жизней спасли. Если Бог есть, нам это зачтется.
-- Так-то оно так, просто несколько не по себе от масштабов, того, что мы учинили. Два каких-то репортера - и вмешались в историю.
А в самом деле. Я никогда не принадлежал к тем, кто считал себя представителями "четвертой власти". Для меня журналистика была интеллектуальной игрой, за которую к тому же платят деньги - и никогда не верил, что мои писания могут что-то изменить. А вот оказалось - могут.
Так, но что дальше? Не будет провала наступления, возможно, не будет и июльских событий. А значит, Ленин не поедет в Разлив. Ну и что с того? А вот что. В моем времени удар по большевикам сильно замедлил их рост. А тут... Значит, и Корнилов, скорее всего, выступит раньше. В мое время самые глупые распускали версию, что Лавра Георгиевича подставил Керенский. Но это неправда. Как спасителя России его стали раскручивать уже с весны. Что же, есть ещё один вариант выпендриться...
На следующий я отправился в Публичку. Времена были наивные - так что никто не требовал всяких там читательских билетов - я просто прошел в газетный зал. Дело предстояло муторное. Это в мое время - ввел что надо в поисковик - и готово. Но начинал журналистскую деятельность до Интернета.
На выдаче стояла очень девушка в очках очень серьезного вида.
-- Добрый день, меня интересуют основные газеты за последние два месяца.
-- Вас интересует что-то конкретное?
-- Да, только не что, а кто. Генерал Корнилов Лавр.
Библиотекарша поглядела на меня с явной неприязнью. Тоже левая, что ли? Я поспешил пояснить:
-- Я работаю в "Правде", а противников надо знать.
Девушка тут же оттаяла.
-- Так вы большевик?
-- Сочувствующий.
-- Минутку.
Библиотекарша достала какую-то картотеку.
Интересно. А ведь именные указатели появились только при Советской власти. Ничего хитрого в них нет, но ведь этим надо заниматься. До революции просто не считали нужным. Надежда Константиновна Крупская, конечно, та ещё стерва, но для библиотек она сделала немало.
-- А у вас на всех деятелей есть каточки?
-- На известных на всех. Люди ведь сейчас интересуются политикой. А ведь есть и малограмотные. Надо помогать людям разобраться.
Вскоре я получил листок, на котором были выписаны названия и номера газет, также подшивки.
-- А вы приходите к нам.
-- Ой, да я как-то на баррикады не гожусь...
-- На баррикады найдется кому идти и без вас. Но главная-то битва будет потом. Вы правильно сказали, что сейчас много неграмотных. Вот их и придется обучать. Тут много людей потребуется. Без этого вся наша борьба не имеет смысла...
В тот же день я постучался в кабинет к Сталину. Я той поры, как мы с Михаилом раскрутили кампанию по черному пиару, я стал регулярно печататься в "Правде". Во-первых, тут, оказывается, платили гонорары. Правда, раза в три меньше, чем в "Петроградском листке", но всё же. Но самое главное не это. Мотаясь по заданиям я мог поглядеть партию изнутри. И убедился, что многие гадости про большевиков - миф. Во-первых, большинство было рабочими и русскими. И это были вполне вменяемые люди, а не отморозки уголовники. В большинстве - молодые ребята. И хотели они простой вещи - нормально жить. Причем, дело не только в размере труда. Многие рабочие, особенно на Путиловском и Обуховском заводах, железнодорожники, электрики, получали много. Но рабочего человека в эти времена считали быдлом. Человек с рабочими мозолями считался существом второго сорта. И каждый чинуша с кокардой на фуражке смотрел на него сверху вниз. Как, впрочем, и в моё время. А многие с Той с таким подходом были несогласны.
Не зря в претензиях к буржуям главным был не размер оплаты. Рабочие требовали сокращения рабочего дня. И обосновывали свою позицию просто:
-- А когда сумеешь книжку почитать или в театр сходить, если горбатишься по двенадцать часов?
Итак, я вошел кабинет Виссарионовича.
-- Здравствуйте, Сергей. Судя по вашими виду, вы меня снова чем-нибудь поразите.
-- Примерно.
Я положил перед ним вчерашнюю "Биржевку", в которой была красным отчеркнута статья о Корнилове, написанная чуть не со щенячьим восторгом. Слеом положил большую таблицу.
-- Вот смотрите, это названия основных буржуазных газет, а вот число а вот по неделям - число статей, рекламирующих генерала Корнилова. А вот график. Как видим, их число резко растет.
Честно говоря, я долго думал, рисовать график или нет. Но потом вспомнил, что когда я в Гори был в музее Сталина, экскурсовод говорила, что когда Виссарионович вылетел из семинарию, он устроился в Тифлисскую обсерваторию кем-то вроде лаборанта. И занимался как раз тем, что чертил графики.
Сталин поглядел на моё творчество с интересом. В это время в гуманитарных дисциплинах математические методы были пока не известны.
-- Интересный метод подачи сведений.
-- В Америке привык. Там любят наглядность.
-- Вы считаете, это не случайно?
-- Иосиф Виссарионович, вы боролись с царской властью, которая предпочитала действовать грубой силой. Но теперь так уже не получится. Надо настроить определенным образом общественное мнение. Я это знаю по САСШ.
Судя по виду Сталина, его мои выкладки не очень поразили. Впрочем, у меня были подозрения, что большевики знал о корниловском выступлении заранее. А что тут удивляться? Я уже достаточно покрутился в этом времени, чтобы убедиться - здешние офицеры решительно не умели держать язык за зубами. Так что завести своих людишек в Ставке было нетрудно.
Вечером я забежал за новостями в "Петербургский листок". Увидев меня, Миша оживился.
-- Хорошо, что ты зашел.
Пойдем в трактир, там у меня встреча с одним человеком. Он предлагает он в курсе наших подвигов - и теперь предлагает нам издавать свою газету.
-- Спонсор?
-- Кто-кто?
-- Ну, в Америке называется человек, который готов финансировать какой-либо культурный проект. Но жизнь показывает, что спонсорам всегда что-нибудь надо.
-- Вот это у него и спросишь.
В трактире на этот раз мы взяли не сорокаградусного, а нормального чаю. Вскоре подтянулся спонсор. К моему удивлению, он оказался не евреем, а греком, солидным мужчиной лет сорока с дорогом костюме.
-- Костанди Александр Викторович, - представился он и без предисловий перешел к делу.
-- Итак, господа, я предлагаю профинансировать издание ежедневной газеты, с тем, чтобы вы её редактировали. Наборе сотрудников можете не стесняться.
-- Направленность издания?
-- Радикально социалистическое.
Так, и дождались, появились чьи-то деньги на борьбу за права трудового народа. Впрочем, не наплевать ли?
Александр Викторович, а чем ваш интерес? Честно говоря, вы не производите впечатление убежденного революционера.
-- Интерес чисто финансовый. Я беседовал с Михаилом Соломоновичем на политические темы и я согласен, что левые идеи будут пользоваться все большей популярностью. А "Правда" и другие большевистские и анархистские газеты слишком уж академичные. Понятно, что их издают интеллигенты, которые сного лет сидели в эмиграции и привыкли писать для таких же. Разве что, господин Сталин удачно пишет. Проще надо чтобы рабочие понимали.
-- А вы не боитесь, что мы с вашей помощью придем к власти?
-- И что? Я бывал до войны во Франции и Германии и знаком с тамошними
социалистами, которые входят в парламент, а возможно войдут и в правительство. Вы знаете, все эти господа говорят радикальные лозунги, а когда оказываются у власти, становятся весьма умеренными. Вы, к примеру, в курсе, что недавно в Петроград приехал господин Кропоткин?
-- Конечно, я ходил его встречать?
-- Вот. Был анархист, революционер, а теперь очень умеренный человек.
Я про себя подумал, что если история пойдет, так как в моем варианте, разочарование господина Костанди будет жестоким. Впрочем, кое-что, возможно, он заработать и успеет. Не все знают, что большевики не сразу закрыли все "буржуазные" газеты. Некоторое выходили аж до осени 1918 года. А эсеровские и меньшевистские даже дольше.
-- Ну что же, давайте займемся работой.
Мы с Мишей стали думать над названием. Сперва я я предложил просто и без затей - "Новая газета".
-- Не пойдет. Есть "Новое время", а это буржуазное издание. Может "Единство"?
-- А давай - "Рабочая окраина".
-- А что красиво и со значением.
Вот так мы вписались в газетное дело. Миша встрял с энтузиазмом, заявив, что работать а бульварном "Петроградском листке" ему надоело. Оттуда же он перетащил нескольких журналистов, остальные согласились работать за гонорар. А принципе идея была верной - ребята из "Листка" знали, как писать для народа. С организационными делами трудностей не было. Костанди попросту купил какую-то желтую газетенку, расположенную, кстати неподалеку, на Стремянной улице. Так что мы даже любимый трактир могли не менять. Тираж стремительно позел вверх и - и скорее достиг двухсот тысяч - и это был явно не предел. Костанди разошелся так, что даже приобрел автомобиль - "Рено". Авто не имелось даже у "Петроградского листка", не говоря о "Правде". Я предложил ноу-хау, распорядившись написать на бортах логотип нашего издания. Так в этом мире пока почему-то никто не поступал.
Кстати, пристроил я туда работать и Светлану. Она совершенно спокойно отнеслась к тому, что я, так сказать, поменял цвет с черного на красный. Другие анархисты, кстати, тоже. Они были сторонниками Кропоткина, так что никаких принципиальных разногласий с большевиками у них не наблюдалось. Единственное что их напрягало - так это большевистская партийная дисциплина. Так что они смотрели просто - если кто хочет лезть в это дело - так флаг ему в руки. Дескать, всё равно когда нгастанет время пойдем в одном строю...
Товарищ Сталин также отнесся к нашей затее, в общем, положительно.
-- Это неплохая идея. Нам может пригодиться популярное левое издание, не связанное с партией.
Про себя я подумал, что такое издание, скорее всего, может пригодиться самому Сталину в его внутрипартийной полемике. В самом деле - можно ведь напечатать в нашей газете статью, разумеется под псевдонимом - а потому размахивать газетой на партийной дискуссии - дескать, видите - что пишут...
Строго по графику, 26 июля начался VI съезд РСДРП. Только на этот раз он был вполне легальным. Мероприятие произвело на меня сильное впечатление. В мое время считалось, что большевики были структурой вроде военной части - командир приказал, а остальные берут под козырек и бегут исполнять. Конечно, я уже убедился, что это, мягко говоря, не совсем так. Но я не мог представить, НАСКОЛЬКО это не так. Споры на съезде кипели как чайник, причем позиции различались очень серьезно. Одни предлагали прямо сейчас выйти из зала и даже без перекура идти делать революцию. Позиция других сводилась к тому: ребята, а может, мы как-нибудь без резких действий обойдемся? Типа народ всё одно рано или поздно пойдет за нами. А ведь делегаты представляли конкретные организации с разных концов страны. И озвучивали их мнение, а не своё. Как мне пояснили в клуарах, с этим было строго. К тому, кто начал бы нести отсебятину, по возвращении в родную организацию могли применить разные виды партийного воздействия - в том числе и дубинами по ребрам.
Но более меня умилило то, что множество времени было потрачено на базары о перспективах революции в Европе. Ну, в натуре, самое время!
Главным событием съезда было принятие в партию Троцкого. Причем, сразу же пропихнули наверх, правда, в отличие от моей истории, не ЦК, а только в кандидаты.
Вообще-то биография Давыдыча прока что шла идентично моей истории. Напомню, что ранее большевиком он до этого не был. Меньшевиком, впрочем, тоже. Он известным веществом болтался между этими течениями.
Революция Троцкий встретил в США. Судя по материалам, которые я читал в моем времени, в Америке он собрался осесть насовсем. Но когда у нас началось, он таки сорвался в Россию.
Правда, тут вышел облом. В Канаде британские власти сняли его с парохода и пихнули в концлагерь. Через некоторое время, правда, выпусти, и Троцкий добрался до Питера. Но он опоздал - все места были уже заняты. Давыдычу не удалось попасть даже в Исполком Петросовета. Троцкий пытался затеять какую-то свою структуру, но успеха на имел.
Пришлось идти на поклон к Ленину.
Тот предложил Давыдычу что-то вроде испытательного срока - дескать, идите, ребята, и занимайтесь пропагандой среди рабочих. Троцкий взялся за дело с энтузиазмом. Он постоянно мотался в Кронштадт. Я там в этот времени несколько раз бывал. Место было веселое. С самой революции там образовалась Кронштадтская коммуна, которая вообще никому не подчинялась. Ещё бы! Большинство морячков сочувствовали анархистам. Но, впрочем, Троцкого они тоже отлично принимали.
Но главной его вотчиной был цирк "Модерн". Это деревянное здание располагалось в Александровском саду на Петроградской -- там, где в моё время находился театр "Балтийский дом". Митинги там шли каждый день - и посещали их, в основном, рабочие с Выборгской стороны.
Я несколько раз бывал на выступлениях Троцкого. И убедился - всё многочисленные хвалебные высказывания об ораторском таланте Троцкого не передают того, что я увидел в реальности. Как оратор он был велик. В моём времени я не видел никого, кто доставал был ему хотя бы до колена. И народу нравилось. Атмосфера в зале напоминала мне ранние концерты Кинчева. Разве что люди смирно сидели, а не прыгали. Но эмоциональный накал был тот же самый. А ведь, в отличие от Кинчева, у Давыдыча не было аппратуры и даже простого микрофона. Да и цирк ходили не сопляки, а вполне солидные рабочие. Кстати, работницы тоже ходили. Некоторые являлись семьями, вместе в грудными детьми.
Зрелище было феерическое. Электрические лампы этого времени давали неяркий и желто красный свет. К тому же никаких ограничений для курильщиков не существовало. Поэтому дыма было не меньше, чем на концертах рок-групп восьмидесятых*.
(*В восьмидесятые использование дымов в качестве сценического эффекта было повальной модой. Потом это как-то сошло на нет.)
А на арене зажигал Троцкий... Я даже исправил упущение того времени - договорился с киношниками, которые это сумели заснять. Заодно и записали аудиоряд. Может, повезет - и я сумею дожить до звукового кино...
В общем, заслуги Троцкого перед большевиками были несомненны даже если не принимать в расчет версию об американских деньгах, которые Давыдыч подогнал Ленину. По крайней мере, на съезде никто особо не возражал, что его сразу пихнули так высоко. А ведь, как я сказал, это были не семидесятые, где на съезды приезжали в ладоши хлопать. Тут если что не нравилось - так возражали, причем порой в очень энергичных выражениях. Нет, матом на публичных собраниях никогда не говорили, но русский язык и без мата велик и могуч.


[b]Точка поворота[/b]
До Луги на нашей редакционной машине мы добирались четыре часа. Дорога, кстати, была не такой уж и плохой - примерно как в дачном поселке моего времени, где жил мой приятель, у которого я часто гостил.
Долго, конечно, но иного выхода не было. Нам уже сообщили, что возле Ямбурга железнодорожные пути забиты вагонами километров на десять. Поезда, разумеется, не ходили. Если бы я ехал только со Светланой, мы бы, конечно, без проблем раздобыли какой-нибудь паровоз. Благо железнодорожники ценили обе газеты, в которых я трудился.
Но с нами ехал наш редакционный фотограф Коля Кухарский. А что такое фотограф в те времена? До появления "лейки" было еще десять лет. А вообще-то компактные фотоаппараты стали пригодны для серьезной съемки только в тридцатых. Пока же аппарат представлял довольно тяжелый ящик, да плюс к нему - деревянный трехногий штатив. Так что фотографам было нелегко. Я их понимал. Был у меня период в жизни, когда я бегал по пересеченной местности с "Бетакамом"* на плече. Тоже тот еще гроб. И ведь нынешние аппараты были не менее хрупкими, чем "Бетакам".
(* "Бетакам" популярный стандарт для профессиональных видеокамер, их все видали. До сих пор является самым распространенным на телевидении, хотя постепенно и вытесняется цифровками. Бетакамовская камера достаточно тяжелая и весьма массивная. Таскаться с ней - примерно то же, что с ручным пулеметом. Только камера более хрупкая. Журналисты на всегда могут воспользоваться услугами оператора, иногда приходится снимать самим.)
Так что машина была необходима.
А чего мы поперлись в эту самую Лугу? Наблюдать встречу рабочих и матросских отрядов с казачками генерала Крымова.
Корниловщина началась в этой истории примерно на две недели раньше. Так, знаменитый манифест Корнилова появился в печати 12 августа*.
(* В РИ обращение Корнилова появилось 23 августа).
Первоначально история шла несколько иначе. Всё-таки у власти было не левое правительство Керенского, старое - князя Львова, которое оставалось кадетским, хотя к этому моменту изрядно разбавленное левыми. Так что генерал действовал гораздо решительнее и жестче. Он просто потребовал поставить его во главе страны. Впрочем, манифест был примерно тем же самым. Из него я понял, что прозвище Корнилова - "лев с головой барана" -- вполне оправданно. В данном документе Корнилов обещал запретить забастовки на железной дороге, поставить на всех крупных станциях военные суды, которые давили выступления силой оружия.
Ну не идиот ли? Да где он рассчитывал взять столько солдат, готовых стрелять в рабочих? Не 1905 год стоял на дворе. И вообще. Это ж надо додуматься до такого - попытаться наехать на ВИКЖЕЛЬ, мощный профсоюз железнодорожников, у которого было полно амбиций -- и сдаваться он не собирался. К тому не знал генерал, что кроме обычной забастовки бывает и итальянская*. Не говоря уже о саботаже.
(* Итальянская забастовка - форма рабочей борьбы, при которой рабочие начинают работать, строго следуя всем инструкциям. Обычно в этом случае работа замирает.)
Так что он в любом случае получил в случае прихода к власти полный паралич транспорта. И значит - ни о каком продолжении войны, о котором он так пекся, речь уже не шла бы.
Да и то сказать. Ни один вменяемый политик не грозит репрессиями ДО прихода к власти. Представьте, что Гитлер году эдак в тридцатом честно бы говорил: вот придем к власти, все профсоюзы и партии, кроме своей, запретим, всех несогласных посадим в концлагеря, промышленность и военных поставим под свой полный контроль? Я сомневаюсь, что у нацистов в этом случае что-нибудь бы получилось.
Любой политик, идущий к власти, обещает всем всего и побольше. А уж дорвавшись и укрепившись... Вот тогда и можно начинать. Дескать, извините, ребята, но обстоятельства вынуждают кое-кого посадить, а кое-кого шлепнуть... Такая позиция позволяет разбить потенциальных противников по одиночке. Пока мочишь одних, другие сидят на заднице смирно, веря, что до них не доберутся. Именно так Гитлер и поступил. Сначала разобрался с коммунистами, затем с социал-демократами и профсоюзами, следующие на очереди правые оппозиционеры. А потом уже без проблем построили военных и промышленников.
Что касается князя Львова, то он блеял что-то невнятное. Дескать, так нельзя делать, переть против демократического правительства нехорошо...
Люди, не подкованные в политике, сочли главу Временного правительства трусом и тряпкой. Подкованные же расценили ситуацию по иному - князь попросту сливал власть Корнилову. Чисто по интеллигентски. Собирался жевать сопли до того момента, когда корниловцы не вошли бы в Петроград. А там заявил бы - дескать, ничего не поделаешь, мы подчиняемся силе...
Разумеется, среди членов левых партий, в Петросовете и вы профсоюзах, подкованных в политике товарищей имелось достаточно. И они уж постарались объяснить своё понимание ситуации остальным. Тем более, что большевики явно и без меня знали всё заранее. Так что мероприятия у них были разработаны. Мигом газеты и агитаторы по предприятиям стали призывать к сопротивлению.
А дальше пошло так же, как и в моей истории. Был образован Комитет народной борьбы с контрреволюцией. Комитет включал по три представителя от большевиков, меньшевиков и эсеров, пять представителей от Советов и Союза крестьян и по два представителя от Центрального Совета профсоюзов и Петроградского Совета. Филиалы чуть ли не мгновенно возникли по всей стране. Тут же началась и массовая мобилизация всех, кого только можно. Первыми двинулись солдаты, из Кронштадта подоспели матросы. Рабочие не отставали. Откуда-то у них появились не только винтовки, но и пулеметы. Впрочем, понятно, откуда. Во время революции революционные массы разгромили Арсенал - и растащили пропасть оружия. Вот это оружие и всплыло. Впрочем, тем, у кто в те бурные дни не сумел ничего притырить, мосинки раздавали прямо на Сестрорецком заводе. Впрочем, главную роль сыграл ВИКЖЕЛЬ, членам которого очень не понравилось, что Корнилов обещал их построить и злостно поиметь. Они наглухо забили вагонами все три направления, по которым двигались корниловцы.
Тем временем народные массы отправились рыть окопы, а навстречу эшелонам двинулись толпы агитаторов. В городе настроения были интересные. Никто не смел даже пикнуть в поддержку Корнилова. Я лично выдел, как одному такому хорошо одетому господину увлеченно били морду. Кстати, как оказалось впоследствии, город был набит офицерами-корниловцами, которые должны были устроить поддержку изнутри. Но они ничего ровным счетом не сделали. И не потому что испугались. Всё обстояло куда проще. Люди, которые Корнилова и подтолкнули - к примеру, А.Путилов - решили офицеров проспонсировать. И, видать, хорошо проспонсировали. Потому что те элементарно нажрались. Потом оказалось, что питерский командр корниловцев, генерал Сидорин прочно окопался в кабаке "Вилла Родэ", который находился недалеко от места, где в моё время находилась станция метро "Черная речка". Цены в этом шикарном кабаке были запредельными даже до войны, а теперь они вообще потрясали воображение. Генерал, короче, дорвался и чуть ли не безвылазно сидел там три дня.
Вот такая обстановка сложилась на 15 августа. И мы ехали в Лугу, куда двигался 1 казачий корпус вместе с непосредственным командиром этого дурдома - генералом Крымовым.
Мы несколько опоздали. Переговоры многочисленного городского гарнизона, который был на стороне Комитета и казаков уже закончились. Последние, впрочем, особо и не выдрючивались, хотя именно это направление считалось самым опасным - ведь тут было командование. Но... Эшелоны страшно растянулись. В самом деле. Казачья сотня - это 123 сабли. Конечно, на войне могло быть меньше, но эти казаки в последний год в боях не участвовали, они занимались охраной тыла и отловом дезертиров. Тап вот, нормальный вагон - это "40 человек иди 8 лошадей". Плюс нужен транспорт для имущества части. То есть одна сотня - один состав. А поезда не могут идти вплотную один за другим. К тому же дорогу-то обслуживали члены всё того же ВИКЖЕЛя! Они всячески тормозили продвижение. Так что корпус растянулся на огромном расстоянии. Так что все преимущества были у гарнизона.
А тут в атаку двинулись агитаторы. И что оказалось? А то, что господа путчисты не потрудились объяснить казачкам, зачем, собственно, их везут в Петроград. Генералы-с. Что этому быдлу что-то объяснять. В общем, оказалось, что горячи речи и направленные на эшелоны пулеметы подействовали очень хорошо. Так что к нашему приезду шел митинг, готовый перейти в братание.
Мы с ходу включились в процесс. Светлана производила сильное впечатление. Она в последнее время сменила имидж - щеголяла в черной кожаной курке и красном платке, завязанном наподобие банданы. На пояс она нацепила кобуру с наганом, который заменил ей браунинг. Я слегка поучил её стрелять, так что револьвер у неё на поясе был не простым украшением. Вообще-то я думал, что такая мода пришла позже. Но, в конце-то концов, кто ведь её придумал. Возможно, что вот именно такие богемные валькирии революции.
Кстати, с этой курткой вышел анекдот. Я уже говорил, что кожанки носили рабочие, чья профессия была связана с техникой. Ну, ещё солдаты автоброневых войск и летчики. Все эти ребята были весьма крупными. А Светлана была девушкой весьма субтильной. Недаром на фотографиях времен Гражданской войны, в отличие от кинофильмов более поздних времен, большевистские девушки одеты в кожанки, которые им явно велики.. К тому же в магазин, который торговал этой халабудой, моя подруга явилась в своем "учительском" прикиде. Представьте реакцию приказчика - явилась барышня и требует суровую мужскую одежду... Он аж вспотел, пока подобал куртку ей по размеру. Зато теперь Светлана вводила казаков в полную прострацию. Они укреплялись в мысли, что если в Питере такие девки, то они явно ввязались во что-то не то...
В общем, вскоре началось братание. Разумеется, откуда-то нашлась водка, так что взаимопонимание было достигнуто полное. Об этом писать и это снимать уже не стоило, так что нам пора было в обратный путь.
Разница с моим временем была только в том, что генерал Крымов застрелился прямо в Луге. (В том варианте он пустил себе пулю в лоб после разговора с Керенским).
Когда мы въехали в город, то стали замечать, что на улицах творится что-то не то. Наблюдались группы рабочих и солдат, с оружием и без. Одни о чем-то возбужденно совещались, другие решительно двигались по направлению к центру. По поводу вторых я решил, что это рабочие возвращаются из окопов. Телеграф и телефон-то имелись - так что слухи о том, что корниловцы не прошли могли уже давно дойти. Однако, что-то было не так. Чувствовалось -- люди идут не ОТКУДА-ТО, А КУДА-ТО.
Разница опытному человеку видна сразу. Сравните, к примеру, людей идущих на футбольный матч и с него... Светлана это тоже заметила.
-- Слушай, прямо как в революцию.
-- Может, идут митинговать по поводу, что Корнилова отогнали? - спросил Семен, наш шофер.
-- Да не похоже. Вот какие лица решительные. Может, тормознуть, расспрсоить?
Но я не согласился.
-- Да на кой черт! В редакции всяко знают больше.
Семен резко ускорил движение. Оно понятно - ему тоже было любопытно. Вообще-то в это время все работники газет, даже уборщицы, очень гордились своей причастностью к прессе. А потому работали они на совесть.
Чем ближе к центру, тем больше становилось на улицах возбужденных людей. "Чистая" публика была озабочена не меньше пролетариата. Время от времени попадались стихийные митинги, на выступали какие-то ораторы. На углу Забалканского и Сенной площади солдаты кого-то пинали ногами.
-- Всё точно. Как в революцию было, прокомментировала Светлана.
-- А что никаких плакатов не видно?
-- Так в феврале их сперва тоже не было.
Когда мы достигли редакции, а велел шоферу и фотографу оставаться в машине. Чуяло моё сердце, что рабочий день только начинается. Мы со Светланой орванули вверх по лестнице.
В редакции было на удивление пусто. Впрочем, понятно. Большинство журналистов разъехались еще в утра. Ведь было еще два направления наступления Корнилова - его части тормознули под Вырицей и под Ямбургом, который в моё время был Кингисеппом. Кто-то поехал туда. Кто-то под Гатчину, где рыли окопы... В общем, на месте была машинистка и ответсек Александр Георгиевич, старый газетный волк. В отличие от большинства старых журналистов, которые уже давно равнодушны ко всем на свете сенсациям, он не утратил молодого задора. Потому-то и пошел в нашу газету.
-- Александр Георгиевич, что происходит? - Заорал я с порога.
-- Вы сядьте, друзья. ТАКОЕ лучше слушать сидя.
...Когда я услышал новость, то понял, что опытный газетчик был прав. Сенсации подобного масштаба я не знал.
Дело было в следующем. Неделю назад правительство Германии обратилось лично к князю Львову с предложением начать переговоры о перемирии и начале мирных переговоров. Точнее, звучало это как-то иначе. Ведь перемирие обычно предлагает слабейший, а Германия таковой себя не считала. Так что формулировка была хитрее. Но суть была именно в этом. А Львов, сука позорная, это предложение скрыл. Расчет понятен. Он ждал Корнилова, который никаких переговоров с немцами не стал бы вести. И вот именно сегодня это всплыло - и новость быстро распространилась по городу. Так что волнения стали понятны.
-- А это не утка? - Спросил я. С немцев станется, они могут и не то запустить.
-- Похоже нет. Михаил Маркович давно уже в Мариинском*. Он оттуда звонил, говорил, члены правительства и представители Петросовета вырвали у Львова признание. Говорит, что теперь там самое интересное... А возле дворца потихоньку соббирается народ. Пока тихо.
-- Скоро будет громко - хмыкнул я. Вот только подойдут ребята из окопов. Они и поактивней и, что самое главное, отправились воевать. А уж раз отправились, так кураж-то куда девать?
(* Первоначально Временное правительство располагалось в Мариинском дворце. В Зимний его перевел Керенский с его дешевыми понтами. Поскольку тут Керенский не главный, то переезда не случилось.)
Я подвел итог. Ладно, я с фотографом еду к Мариинскому.
-- А я?! - Спросила Светлана.
-- А ты остаешься в резерве. Мало что ещё случится и придется туда бежать. А чтобы было не скучно - дозвонись до Петросовета и до Ксешинской узнай, что там у них.
-- Так большевикам тебе звонить сподручней.
-- Ага, чтобы они меня припахали. Они знают, что я уехал в Лугу, кстати, им я статью тоже обещал. Но раз такое дело - то история с Корниловым явно уйдет с первой полосы на третью.
Сбегая по лестнице, я удивлялся причудливости жизни. В самом деле - утром казалось, что выступление Корнилова - это тема минимум на неделю. А теперь?
Только почему так вышло? Ладно, об этом подумаем потом. Пока надо выполнять свою работу.
-- Сергей Алексеевич, как заезжать будем? - спросил меня шофер.
-- Давай по Малой Морской, к "Астории".
Через некоторое время автомобиль, раздвигая идущих к площади людей и отчаяяно клаксоня, подобрался к гостинице. По пути кто-то пытался возмущаться на "буржуев" -- но логотип газеты делал своё дело. Наиболее буйных одергивали товарищи.
-- Ты чего тут фордыбачишь? Это наши!
Кто-то наоборот - нас приветствовал.
-- Пропесочьте этих гнид, товарищи газетчики!
Двери гостиницы были, понятное дело закрыты. Но стал туда ломиться.
Вы думаете, главное качество, необходимое журналисту - это умение писать? Сто раз фигня! Главное для журналиста - это наглость. Так что когда какой-то тип в форме швейцара открыл-таки мне дверь, я стал махать у него перед носом американской журналисткой ксивой, которую всегда носил с собой на всякий случай - и с жутким акцентом заорал, что я есть американский журналист и мы как союзники имеем право знать, что происходит.
-- Так от нас вы что хотите, -- спросил швейцар, сраженный моим напором. Впрочем, представители этой профессии во все времена прогибались перед иностранцами. Да и не только они. Депутаты тоже.
-- Я есть должен делать фотографий! Вы должен дать мне место, откуда я смогу их делать.
Швейцар пустил меня и Колю внутрь, тут подбежал какой-то холеный тип рангом повыше. Это вам не гостиница, где я очнулся в этом мире. Здесь всё на уровне. Но этому обер-халдею тоже не пришло в голову, что вообще-то он мне ничего не должен. Тем более, что вид у меня был совсем не американский - переодеваться, я, понятно не поехал.
Но меня провели в какой люкс на третьем этаже, вынырнувший откуда-то халдей рангом пониже, но тоже в приличном костюме и галстуке, распахнул большое окно. Площадь отсюда была как на ладони.
-- О-кей! - величественно бросил я и глянул в окно. Картина была следующей. Площадь - Синий мост и дальше, метров на пятьдесят за памятник Николаю, была заполнена народом (садика перед Исаакием в эти времена не было). Но толпа представлялась достаточно жидкой. Знамен и лозунгов тоже имелось в наличии немного.
Коля между тем меня подвинул и становил свою аппаратуру и начал съемку.
-- Готово. - Доложил он мнут через пятнадцать.
Мы вернулись к машине.
-- Коля, ты садись в авто, мчи в редакцию и делай снимки. Я тут ещё погуляю.
"Рено" развернулся и покатил обратно. Я же двинул в народ.
Толпа была и в самом деле редкой, особой организации на чувствовалось. Но собрание на площади состояло не из отдельных единиц, а из групп разной величины. Люди стояли, так сказать, по коллективам. Тут были, в основном рабочие. Солдат было меньше. Большинство самых активных служивых находились на дальних подступах к городу.
-- Товарищ журналист, что там слышно? Правда, что немцы мир предложили, в временные его похерили? -- окликнул меня кто-то.
--Именно так. Подробностей не знаю, сам только приехал из Луги, где Корниловцев встречали.
-- И как там?
-- Нормально. Казаков генералы обманули. Когда бойцы правду узнали, никто против народа идти не захотел.
Народ стал собираться вокруг меня. Это мне не понравилось - митинговать в мои планы не входило.
-- Так что теперь будет? - Начались вопросы.
-- Товарищи, я здесь для того, чтобы разобраться. Мы попытаемся ещё сегодня выпустить экстренный номер, читайте "Рабочую окраину", мы пишем только правду.
После этого мне удалось оторваться от толпы. Тут я заметил подходящий с набережной Мойки отряд солдат, двигавшихся в относительном прядке. Так, кажется, это начинают подтягиваться защитники города.
Постепенно я продвинулся ко дворцу. Возле него топталась жидкая цепочка юнкеров. Они также перекрывала Новый переулок и Вознесенский проспект. С той стороны тоже улицы были наверняка перекрыты. Глядя на юнкеров, я мысленно показал фигу моим современникам.
В моё время, благодаря скулежу Вертинского, озвученного Гребенщиковым и Жанной Бичевской, в народе сложилось представление о юнкерах, как о высокодуховных "мальчиках", которых пьяная матросня колола штыками. Так вот, передо мной стояли в цепи совсем иные ребята. Это были здоровенные парни лет по двадцать пять--тридцать с нормальными рабоче-крестьянскими рожами.
Дело-то в чем? Юнкерами называли и тех кто учился в школах прапорщиков. А туда в шестнадцатого года стали брать наиболее способных, и, разумеется, наиболее лояльных унтеров. Эти парни руководствовались не высокими идеями, а конкретным интересом. Ведь для них получить погоны - значило выйти в люди, перейти в совершенно иной социальный статус. Табель о рангах ведь никто не отменял. Офицер был человеком с чином. То есть благородием*. И чин этот сохранялся при любом раскладе. А чин в России - это было очень серьезно. Уважение к нему было вбито на уровне подсознания.
(* Человек имевший даже самый низший, чин XIV класса, имел право на обращение "ваше благородие". После Февральской революции титулования отменили. Но менталитет указами не отменишь)
А ведь если война закончится, юнкеров тут же демобилизуют. Так что они были одними из самых ярых сторонников войны. Тем более, что сейчас-то они сидели в тылу.
Парни явно были фронтовиками, но, тем не менее, нервничали. А может, как раз потому, что были фронтовиками. Между толпой и цепью было метров пятнадцать. Ребята отлично понимали, что если вдруг на них ломанется вооруженная толпа, их не спасет ничего. Ещё более растерянным был поручик, метавшийся позади цепи. Даже с моей позиции было видно, что на его лице был написан знаменитый вопрос: "что делать?"
И тут я увидел Мишу. Он, вышел из подъезда и, воровато озираясь, двинулся за цепью. Намерения его были ясны - он хотел выйти Новым переулком на Казанскую. Причины понятны. Он имел ценную информацию и не желал ей делиться. А ведь плонятно, что выйди он на площадь, тут же набежит народ станет выпытывать - что там как. А люди должны получать информацию из нашей газеты! Так что заранее выпускать её в город было совсем ни к чему. Я поднял руку. Миша, даром, что в очках, меня заметил и сложил руки крестом, а потом ринулся по переулку. Я его понял - и двинул по набережной Мойки. Мы встретились на углу Казанской и Демидова переулка.
-- Ну, что там? Мне Георгич сказал, что Львов сознался.
-- Да давно уже. Его другие члены правительства заставили. Люди из Совета подошли уже позже.
-- А что, они против войны?
--Не смеши. Но амбиции-то у политиков превыше всего! Обидно им стало, что их оставили в стороне. Львов сам дурак. Надо было с кем-то поделиться сведениями. А теперь всё. Правительство вылетело в отставку. Теперь нами будут руководить меньшевики и эсеры.
-- А кто главный? Надеюсь, не Керенский?
-- Не он но тоже интересно. Чернов у нас председатель правительства!
Вот енто да! Чернов был фигурой, куда более одиозной, чем Керенский. В моей истории он во втором составе ВП был министром земледелия, а потом - председателем Учредительного собрания.
Но не в этом дело. Чернов являлся одним их четырех человек, учредивших партию социалистов-революционеров. Кроме того, он являлся в первые годы века идеологом терроризма. Правда, сам-то сидел за границей аж до Манифеста 17 октября. Речи говорить он, кстати, тоже любил.
-- Ты на машине? - Спросил Юра.
-- Нет, я Колю с фотографиями на ней отправил.
-- Ладно, ловим извозчика, у нас куча дел. Самое крайнее - на завтра на рассвете экстренный номер должен выйти. А лучше - сегодня.
-- А если эти, с площади, пойдут на штурм?
-- Не пойдут. Там, внутри, есть люди из Советов. И на подмогу со Смольного* люди мчатся. Они народ успокоят.
(В Смольном находился Центральный исполнительный комитет советов (ЦИК). В РИ большевиков они пустили, так сказать, на правах субаренды. Кстати, именно поэтому в октябре 1917 года мысль штурмовать Смольный членам Временного правительства даже в голову не приходила. Они помнили Корнилова.)
-- А ведь Советы сегодня спокойно могли бы взять власть...
-- Можно подумать, что ты не знаешь руководство наших советов, -- гадко засмеялся Миша. - Они могли бы взять власть и в феврале. Только зачем им это нужно. Впрочем, попомни мои слова - скоро их всех выкинут к чертовой матери и заменят твоими товарищами с Ксешинской.
Я снова подивился прозорливости моего приятеля. Я-то про процесс большевизации советов знал...
-- Кстати Миша, когда будешь писать передовую, вспомни слова Гучкова про европейскую семью.
-- Это какие? А, вспомнил. "Мы должны все объединиться на одном - на продолжении войны, чтобы стать равноправными членами международной семьи". Эти?
-- Вот именно. Развей тему, что ради того, чтобы наших либералов в Европе приняли бы за своих, они готовы положить новые сотни тысяч русских людей.
--Да, это хорошая мысль. Обязательно проведу её в статье.
Изготовление экстренного номера - это дикий дурдлом, гонка со временем. В моем времени такого уже не делали - на фига, если ТВ всё равно опередит? Но тут это было в порядке вещей. Так что ребята работали в формате аврала, но четко и слаженно. Впрочем, когда я работал в отделе новостей на телевидении, мы и не такое девали. Мы успели. В одиннадцать часов вечера номер вышел. И тут же пошел в продажу. Несмотря на позднее время, его раскупали со свистом, начиная чуть ли не от ворот типографии. Потому что мы оказались первыми. Тем более, мы сумели отразить два важнейших события дня - и оба из первых рук. И к тому же их связать. Я уже давно ввел практику пока ещё неизвестных здесь хэдлайнов - то есть надписей над заголовком, отражающих самое важное. На этот раз хедлайн гласил: "Корниловщина и либерализм - две стороны одной медали".
А ведь ещё пришлось писать материал ещё и для "Правды". Создав его, я отправился туда на извозчике. Как оказалось, торопился я зря. Потому что у них и конь не валялся. Нет, Сталин бы газету выпустил. Но ЦК требовал отразить именно их мнение. А оно никак не могло сложиться. В конце концов, Виссарионович послал их подальше, но время было упущено.
А я вышел на свежий воздух и побрел по Троицкому мосту. Несмотря на дикую усталость, в голове продолжал вертеться главный вопрос: так что же случилось, вашу мать! И постепенно ответ начинал находиться...
Я вспомнил, что в германском руководстве было в 1917 году две группировки. Одни выступали за то, что вывести Россию из войны, заключив в ней сепаратный взаимовыгодный мир. Здесь рулили дипломаты и стратегическая разведка, которая обреталась под "крышей" МИДа. Другие, а это были военные, хотели и дальше воевать на два фронта. Они продолжали верить в победу. В моей истории верх вязи вояки, кайзер в июле повыгонял всех сторонников мира с важных постов. А почему? Так ведь после провала июньского наступления стало очевидно: воевать Россия не способна. А значит -- на фига тогда с ней заключать какие-то соглашения. Надо просто подождать, пока ситуация дойдет до ручки. Что и вышло. Но в этой истории наступления не было! Конечно, немецкая разведка отлично знала, что происходило в русских войсках. Но ведь донесения разведки никогда не воспринимались как истина в последней инстанции. Тем более, в эти времена, когда шпионская деятельность еще очень сильно отдавала кустарщиной. А если главари разведки и в самом деле примыкали к сторонникам заключения мира - так ведь большой вопрос, что они докладывали "наверх".
Между прочим, по сравнению с союзниками Российская армия смотрелась в этой истории не так уж и плохо. В мае на Западном фронте французские солдатики после бездарно проваленного наступления, прозванного "мясорубкой Нивеля" бунтовали только в путь. Волнения охватили 54 дивизии, а с фронта за несколько дней сдернули аж 20000 солдат. Порядок, правда, навели, но тем не менее... Кстати, немецкая разведка это дело откровенно прошляпила. А ведь немцы имели шанс очень неплохо наподдать французам, пока у тех царил полный бардак.
Так что, если подумать, нечего удивляться, что во Втором рейхе миротворцы взяли верх. Ведь русская армия сковывала 49% германо-австрийских войск. Поучалось - немцы решили удвоить свои силы на западном фронте. Ведь, как ни крути, для Германии главным фронтом бал Западный. Начиная войну, она собиралась воевать прежде всего с Францией. А остальные, ну, разве что, кроме Австро-Венгрии, могли вести себя ну очень по-разному.
В общем, дело кончилось хорошо и почти не больно. Народные массы удалось успокоить. Благо, Чернов числился типа революционером. Тем более, что Виктор Михайлович принадлежал к меньшинству социалистов-революционеров, которые всегда выступали против войны. Он даже присутствовал на знаменитой Циммервальдовской конференции*.
(*Международная социалистическая конференция в Циммервальде. Проводилась 5-8 сентября 1915 года наиболее радикальными российскими и европейскими социалистами, занявшими резко антивоенную позицию. Собственно, именно с неё начинается история Коминтерна.)
Хотя революционером он давно быть перестал. Да, по-моему, никогда им и не был. Как и многие в начале века, он рассчитывал, что власть испугается террора и пойдет на демократические реформы. Но, как бы то ни было, вернувшийся в Питер вооруженный народ вел себя довольно мирно. Возможно, они "перегорели" в ожидании корниловцев. Хотя несколько офицеров были убиты, а кое-то количество получило травмы разной степени тяжести. Это те, кто имел глупость громко на улицах говорить, что сепаратный мир является предательством.
По этом поводу, кстати, я разразился статьей в "Рабочей окраине", под псевдонимом, разумеется. Она называлась "Кого мы предали?" В ней я поведал о своеобразном поведении союзничков, которые всю войну нас откровенно на нас ездили. Сведений из будущего я практически не использовал. Хватало и всем известных фактов. Просто в этом времени мышление у людей было другое, менее циничное - никто не мог поглядеть на вещи под таким углом. Сталин мою статью очень хвалил - он-то сразу понял, кто автор. Я продолжал сотрудничать с "Правдой" -- и мои материалы Виссарионович читал постоянно. Кстати, статья понравилась и Ленину. Хотя он был без понятия, что её написал сотрудник партийной газеты, с которым он вежливо здоровался при встречах в редакции. Ильич всем показывал материал, говоря - вот учитесь, как надо вести агитацию.
Статью перепечатали многие газеты, в ответ правые подняли вой. Дело тут даже не в моих талантах. Просто прямо выступать против мира было чревато. "Новое время" попробовало - так в её редакции устроили небольшой погром. И, судя по тому, как он проходил, никто его специально не организовывал. Ну, достала народ война! А наезжать на мою статью - это была вроде как литературная полемика. Хотя, честно говоря, никаких внятных аргументов выставить оппоненты не сумели--- всё тот же бред про всех уже доставшие общечеловеческие, прочтите "европейские гуманистические ценности", "святость союза" и так далее.
Сразу же после разгрома корниловщины всплыли сведения про офицерскую "пятую колонну" в городе. Кинулись ловить генерала Сидорина, который все основные события просидел в "Вилле Родэ". Но он, как и в моей истории, скрылся в неизвестном направлении с большой суммой денег.
По доходившим до нас сведениям, разнообразные представители Антанты и их местные подельщики метались по городу ошпаренными кошками, щедро раздавая деньги. В последнем особенно преуспели американцы - просто у них денег было больше. Я ждал, когда дойдет очередь до нас. Я дождался. Примерно через неделю после смены правительства Миша я увился в редакцию очень довольный.
-- Ты знаешь, я тут виделся с одним мистером. Он предлагал мне сто тысяч долларов сразу и хорошие деньги дальше, если я переду на сторону противников мира.
-- А ты?
-- За кого ты меня принимаешь? - Слегка обиделся мой коллега.
-- Я принимаю тебя за умного еврея. Тебе бы помешали сто тысяч? Взял бы - и послал бы их к черту. Они бы что, в суд на тебя бы подали.
Миша несколько опешил.
-- А что, в Америке так принято?
-- В Америке это нормальная деловая этика. Надул партнера, но если всё по закону - ты герой. Украл, не поймали - значит, ты герой.
Миша помолчал, а потом сказал без своей обычной иронии.
-- Это что ж за мир такой? В царской России, конечно, и обманывали друг друга, и воровали, но хотя бы этим не гордились. Хотя... Всякая сволочь, разжиревшая на военных подрядах, как раз гордится тем что нажилась на солдатской крови. Знаешь, я начинаю понимать большевиков и анархистов.
Но вообще-то союзнички, по крайней мере, пока, поделать ничего не могли. Выступать за продолжение войны было просто страшно. С фронта стали доходить сведения, что тех из офицеров, кто рискнул назвать сепаратный мир предательством, солдаты просто выводили на бруствер и расстреливали.
С немцами новое правительство довольно быстро установило связь. Официального перемирия пока не объявили, но боевые действия на фронте практически полностью затихли. В Питере спешно собирали делегацию для мирных переговоров. Которые, вот уж смех, должны были состояться в Брест-Литовске. В делегацию были включены представители от ЦИК. Большевики туда не попали. Точнее - они и не слишком стремились попасть. Пара большевиков имелась только в неопределенном статусе "наблюдателей". Такая была у них хитровыпендренная политика.
С большевиками вышло вообще интересно. Через два дня после августовского кризиса, как уже успели окрестить события, собралось ЦК, причем в расширенном составе - кандидатов тоже пригласили. Меня там, понятное дело, не было, но партия - это та же деревня, там все и всё узнавали очень быстро.
А вопрос-то у большевиков стоял очень серьезный. Ведь по сути, перефразируя Высоцкого, из колоды у них утащили туза. Свою пропаганду большевики строили вокруг прекращения войны. Война если ещё и не прекратилась, но к этому всё шло. Потому что немцы, ничуть не скрываясь, стали снимать с фронта свои части, даже не дожидаясь начала переговоров. Видимо, у них на эти дивизии уже имелись какие-то планы, не связанные с Россией. Конечно, можно было бы заподозрить в этом какую-то особо изощренную военную хитрость - но такие навороты были не в стиле Первой мировой войны. Тем более, что немцы наверняка знали: уж что-что, а фронтовая разведка у Русской армии была поставлена великолепно.
Итак собрались большевистские главари о делах своих скорбных покалякать. И тут же, как и следовало ожидать, обнаружился полный разброд мнений. Разумеется, кто-то был за немедленное вооруженное восстание. Дескать, пока народ не остыл от "корниловской" мобилизации, надо действовать. Противоположную позицию озвучивали Каменев и Зиновьев. Они явно радовались, что дело так повернулось. Я всегда удивлялся - почему они вообще оказались в большевиках? У них была явно меньшевистская психология -- то есть, стремление избегать резких движений. Да и любых иных движений тоже. Эти двое товарищей стояли за переход на мирные рельсы -- вхождение в правительство, в котором большевикам предлагали пару портфелей - правда, далеко не самых важных. При этом было очевидно, что Каменев и Зиновьев сами не прочь стать министрами.
Неожиданно на палубу вылез Троцкий и закатил форменную истерику. Он кричал, что настоящие большевики не должны мириться с таким безобразием, как сепаратный мир, заключенный мелкобуржуазным правительством. Он провозгласил тезис, который в моей истории озвучил через полгода: "ни мира, ни войны". Черт его знает, с чего бы это его так понесло? То ли его очень обламывала мысль, что перспектива мировой революции отодвигается в туманную даль. То ли он и в самом деле имел какие-то обязательства перед американцами. Так или иначе, шумел Давыдович сильно.
Но тут вступил Сталин. Я под его началом работал - и из ряда оговорок заметил, что Троцкого он сильно не любит. Хотя, вроде бы, до 1917 года они не встречались.*
(* ГГ не совсем прав. До 1917 года Сталин и Троцкий пересекались два раза. Первый раз - в Лондоне, на V съезде РСДРП, 13 мая-1 июня 1907 года. Тогда большевики и меньшевики в последний раз собрались в рамках одной партии. В статье об этом съезде Сталин назвал Троцкого "красивой ненужностью". Второй раз они пересеклись в 1912 году в Праге, на квартире одного социалиста. Другое дело - что встречаться-то они встречались, но так и не познакомились.)
Сталин высказался в том смысле: а кто ты такой, чтобы рассуждать о настоящих большевиках? Типа нашлось такое борзое яйцо, которое учит весь курятник.
Троцкий сильно обиделся и ушел, хлопнув дверью.
Были там и другие экзотические предложения - вроде того, чтобы переместить основную деятельность за границу.
И тут взял слово Ленин. Ильич всегда так действовал - он сперва внимательно выслушивал всех, то есть, составлял представление о том, какой расклад сил и лишь потом выступал.
-- Не стоит забывать, товарищи, что заключение мира не решает никаких архиважных вопросов. Аграрный вопрос ни Временное правительство решить не сможет. Не сможет его решить и Учредительное собрание. Не сумеет оно справиться и с экономикой, которая стремительно приближается к полному краху. А ведь стоит помнить, товарищи, солдаты станут возвращаться с фронта домой, а это люди боевые. И они начнут решать аграрный вопрос самостоятельно.
Сталин вставил свои пять копеек.
-- К тому же, по ряду оценок, Россию в скором времени ждет страшный кризис. И я склонен этим оценкам доверять.
Вот я за этой репликой Сталина стоял я. Дело-то в том, что в те времена знали только кризисы перепроизводства. О чисто финансовых кризисах, таких как Великая депрессия, в это время понятия не имели. Хотя Россия бодрым шагом шла именно к финансовому краху. С самой революции начал надуваться "финансовый пузырь". Дорвавшиеся до полной свободы гешефтмахеры ринулись спекулировать. На бирже во множестве стали появляться ценные бумаги с искусственно завышенным курсом. Такой курс можно поддерживать только одним способом - выпуская новые ценные бумаги, которые ничем не обеспечены. Шла увлеченная торговля воздухом. По сути, это та же пирамида. А чем кончают пирамиды, все знают. В США причины Великой депрессии были именно в этом. Доигрались, блин. Америке конца двадцатых мало не показалось, там чуть дело не дошло до бунта. А уж Российской экономике образца 1917 года вышел бы полный трендец. В моей истории большевики пришли к власти раньше, чем началось.
Ленин продолжал:
-- Мы большевики, а не анархисты. Мы умеем ждать. Так что подождем, пока мелкобуржуазные правители окончательно не обанкротятся. Единственная опасность - это возможность повторения корниловщины. Вот тут мы должны сохранять бдительность.
В общем, так и решили. Потому-то большевики и не стали лезть в разные структуры. Ведь если ты вошел в правительство - значит, несешь ответственность за его действия. А критиковать - это всегда проще. И народу нравится.
А с Троцким получилось совсем смешно. Он хлопнул дверью и политическом смысле. Через неделю после заседания верхушки большевиков в меньшевистской газете "Новая жизнь" появилась статья Троцкого. Вот уж история шутки шутит. Ведь именно в данном издании в моей истории в октябре появилось знаменитое заявление Каменева и Зиновьева, в котором они заявляли о своем несогласии с курсом большевиков на вооруженное восстание. А в этом варианте выступил Давыдыч. Он упрекал большевиков в "эсеровщине". Дескать, вместо того, чтобы готовить мировую пролетарскую революцию, они сделали упор на мужичков. Это типа полное отступление от марксизма, а Ленин и его подельщики - беспринципные авантюристы. По большому счету, это было заявление о полном разрыве. Видимо, меньшевики оценили таланты Троцкого и позвали его к себе. Собственно, они всегда были ему ближе. Ведь для них европейские рабочие были интереснее собственного народа. Главным противоречием между ними и Троцким являлось отношение к войне. Но ведь меньшевики-то не были сторонниками "войны до победного конца". У них была позиция: раз идет война, надо воевать. А раз она вроде как заканчивается, то и слава Богу.
-- До свидания, Лев Давидович, так оно, пожалуй, и лучше -- подвел я итог, прочитав статью.
Теперь обратно его уже точно не возьмут - даже если он публично перецелует в задницу всё ЦК. Так что в историю он теперь точно не попадет. Я плохо представлял, как могут развиваться события, но вот нутром чуял, что большевики и здесь проявят себя по полной. Потому что больше было некому. Болтовня прекраснодушных идиотов о каком-то демократическом развитии России вызывала у меня веселье. Страна шла вразнос - и вопрос стоял лишь в том, кто наведет порядок.
Всякие придурки типа Корнилова, претендующие на то, чтобы стать "сильной рукой" -- не имели силы. Вот если бы кто-нибудь додумался до идеологии типа той, которую продвинет Муссолини - тогда другое дело. А так... Но при любом раскладе меньшевики останутся кучкой соплежуев. Зато может, в этом варианте истории он проживет подольше. Ну, да и черт с ним.
Нельзя сказать, что большевики сидели без дела. В Питере и в других городах они внаглую стали формировать Красную гвардию. Причем, выходило это у них куда лучше, чем в моей истории. Здесь в эту увлекательную затею влилось и некоторое количество младших офицеров. Причина проста. Эти ребята были офицерами военного времени. Так что понимали, что в скором времени им придется снимать погоны. А многие из них, кроме как воевать, ни черта больше не умели. В то, что большевики придут к власти, в этом варианте истории верили даже меньше, чем в моем. Большинство, тех, что считал себя умными, думали, что Ленин и его сторонники "успокоятся" и станут нормальной оппозиционной партией. Никого не настораживала занятая ими позиция "неучастия". Впрочем, после августовского кризиса началась активная политическая возня - и все думали о фракциях, коалициях, декларациях и резолюциях. И если большевики от этого устранились - так и ладно. Меньше народу - больше кислороду.
Так вот, об офицерах. Они видели, что большевики создают боевые отряды. Но формально Красная гвардия предназначалась для борьбы с криминалом в рабочих районах. Тут сказать что-то против было невозможно. Криминала и в самом развелось как грязи, а милиция "временных" была ни на что не способна. И ведь красногвардейцы и в самом деле весьма успешно боролись со всякой шпаной и прочей уличной преступностью. А заодно учились действовать совместно. Правда, соблюдением закона они на слишком заморачивались. Так, на Выборгской и Невской заставах отловленных грабителей отправляли купаться в Неву с чем-нибудь тяжелым на шее. Так что вскоре в рабочих районах стало безопаснее, чем в центре.
Многие офицеры глядели на это и думали - красногвардейские отряды со временем могут начать жить самостоятельной жизнью. Стать, к примеру, основой новых правоохранительных структур. И в них можно получить хорошее место...
Кстати. В моем времени я много читал о великолепном презрении офицеров к жандармам и полицейским. Но пообтешись здесь, я убедился, что в этом больше позы. Да, офицеры не подавали жандармам руку. Но если была возможность - с удовольствием переходили в жандармы. И в полицейские тоже. Там платили гораздо больше. Другое дело - не всех туда брали. Так что, возможно, этот снобизм был просто проявлением зависти?
И вот эти парни натаскивали красногвардейцев. Благо рабочие - не солдаты. У них не было рефлекторной ненависти к офицерам.
Впрочем, были среди этих ребят и идейные люди. Например мой приятель Андрей Савельев.
Я познакомился с ним ещё до корниловщины. Как-то был на митинге в одном из сильно большевизированных полков. И среди солдат обнаружил человека с погонами штабс-капитана. Парень, не старше меня, нынешнего, стоял, опираясь на палочку, покуривал и слушал ораторов.
В самом факте появлении офицера на митинге ничего необычного не было. Случалось - они заглядывали послушать. Но обычно вокруг них образовывалась своего рода "полоса отчуждения". А вот этого явно считали своим. Хотя и не фамильярничали, а относились со всем уважением.
Я обратился к стоявшему рядом со мной солдату:
-- Слышь, браток, я вот там что за благородие стоит?
-- Да какое это благородие? Это штабс-капитан Савельев, начальник нашей пулеметной команды. Он из скюбентов. Был на фронте, "Владимира" и "Анну" третьей степени с мечами имеет. В конце прошлого года его сюда перевели после госпиталя. Он уже был большевиком, когда у нас появился.
После митинга я познакомился с этим штабсом - и мы довольно быстро подружились. Как оказалось, Андрей учился в Политехе, в партию вступил в 1912 году. А потом началась война.
-- Когда мне повестку принесли, я пошел в комитет. Спрашиваю - что делать? То ли уходить в нелегалы, то ли идти в армию. Они мне говорят - тебя ведь наверняка пошлют на курсы прапорщиков, вот и иди. Нам свои грамотные командиры пригодятся. Наивные они, конечно были. Из моего выпуска почти никого и не осталось в живых. Но, в итоге они оказались правы.
Андрей как технически подкованный попал в пулеметчики. Воевал лихо, участвовал в Брусиловском прорыве, а в сентябре шестнадцатого получил очень неприятное ранение в ногу. После чего к строевой стал негоден.
-- Вот теперь я здесь. Место удачное. Пулемет - это не мосинка, тут технические знания нужны. Так что у меня, в основном, рабочие. Хорошими пулеметчиками я партию обеспечу.
Теперь Андрей в свободное от службы время занимался подготовкой красногвардейцев. К этому он привлек и кое-кого из своих солдат.
К красногвардейцам присоединились и мы со Светланой. Время нынче такое... С мосинкой у меня не получилось "на автомате", как с пистолетом. Видимо, мой реципиент это оружие в руках не держал. Однако, когда разобрался, стал стрелять очень даже ничего. Хотя в армии я из Калаша стрелял... как связист. Интересно, а их чего стрелял мой реципиент в Мексике? Из винчестера или из маузеровской винтовки, которые немцы поставляли мексиканским повстанцам?
Светлана, кстати, тоже показала большие способности. С "Максимом" вышло сложнее, но в конце концов куда-то попадать я научился. Как и из ручного "Льюиса" -- ну, из которого товарищ Сухов валит банду Черного Абдуллы. Эту машинку тут звали "трубой". Хотя, насколько я помнил, главной бедой "ручников" было отсутствие к ним патронов.
Я уже не собирался куда-то сваливать, как в начале своей жизни в этом мире? И не потому, что я проникся большевистскими идеями. Но вот не хотел. Да, несмотря на то, что история переменилась, перспективы были мрачные, была большая вероятность сложить голову. Но я понимал - ТАКОЙ жизни у меня не будет нигде больше. Так что будем идти до конца.
Как-то мы сидели в трактире за чаем и беседовали, о бедующих боях. Андрей как фронтовик ни в коей мере не разделял идиотского взгляда большевиков, анархистов и других левых, что армию может заменить "всеобщее вооружение народа".
-- Это Энгельс такую идею развил. Так ведь он знания-то свои вынес с американской Гражданской войны. А там обе армии были любительскими.
-- Это точно, -- согласился я. - До войны во всех САСШ армия составляла 12 тысяч человек. А в самый пик войны - под ружьем стояли два миллиона.
-- Я об этом и говорю. А сколько хоть северяне, хоть южане продержались бы против нормальной европейской армии? Нет, под конец-то они научились воевать, и даже освоили множество новых по тому времени тактических приемов. Но первый год... Глаза бы не глядели. Так что нам надо думать, что делать с армией...
Потом мы заговорили о возможной гражданской войне. Андрей тут тоже не строил иллюзий, он-то знал офицерскую среду.
-- Там очень много корниловцев и сочувствующих.
-- Слушай, но ведь почти всех кадровых офицеров выбили...
-- Зато те, кто пришли, хотят быть святее папы римского. Они-то как раз и стали самыми ярыми блюстителями традиций. Тем более, это я большевик. А среди офицеров кого только нет. Разве что монархистов мало. Так что многие против нас пойдут. И война будет не такой как эта. Больших армий ни мы, ни наши противники собрать не сможем, значит фронтов не будет. Значит, будет маневренная война.
И тут у меня родилась одна мысль...
-- Кстати, насчет тактических приемов. Я вот сам не видел, но слышал, что мексиканские повстанцы в подрессоренную повозку, вроде нашей извозчичьей пролетки, ставили пулемет Максима. Только у американского варианта станок в виде сошек...
Андрей помолчал и выдал:
-- Слушай, а ведь это здорово получится! Знаешь в чем беда этого пулемета на станке Соколова? У него очень нежное сочленение ствола со станком. Так что при быстрой езде на неподрессоренной оно расшатывается. Так что пулемет приходится разбирать. А вот если на бричке... Черт! Да ведь это будет получше, чем броневик.
-- А чем лучше? Броневик ведь железный...
-- Железный-то он железный, да только эта консервная банка в каждой луже застревает. А уж по полю он может ехать только в идеальных условиях. А вот бричка, дело другое. Пойдем!
-- Куда?
-- Да в полк! Надо попробовать!
Чаевничали мы недалеко от казарм, так что вскоре были на месте.
Нет, ну каким же продвинутым оказался мой друг! Дело в том, что военные обычно консервативны. Взять ту же тачанку. Её изобрели махновцы. Потом идею подхватили красные. И вот белые это ноу-хау не использовали. Видимо, по уставу не положено. Хотя, возможно, консерватизмом Андрей не страдал, потому что не был профессиональным военным, а являлся недоучившимся инженером?
Андрей ворвался в расположение части и начал распоряжаться. Бричка у них была, и, к счастью, приспособленная для запряжки пары лошадей. Вскоре её запрягли. Притащили пулемет, коробку с лентами и взгромоздили это дело на упряжку. Ехать предстояло далеко. Андрей не давал свои бойцам расслабляться - так что они постоянно ездили на стрельбище, расположенное где-то в районе Гражданской дороги, которая в моё время стала проспектом. Там же упражнялись в стрельбе и красногвардейцы. А казармы располагались на Выборгской стороне.
Пока мы этим занимались, трое солдат отловили двух извозчиков, на которые мы погрузили штук пятнадцать мишеней.
-- Господин штабс-капитан, а дозвольте с вами! Всё одно вам надо мишени ставить. - Подлетел младший унтер-офицер, кряжистый мужик с Георгиевским крестом. Я его знал. Как и командир, он был фронтовиком, и тоже оказался в тылу после ранения. Его вообще хотели списать вчистую, но он уговорил его оставить. Не из любви к армии. Но одна рука у него очень плохо действовала, какой из него работник? К тому же мужик был вдовцом, детей тоже не было. А тут и революция подоспела...
-- Да ладно, Сидоренко, поехали.
Послышалось ещё несколько таких просьб. Оно понятно - жизнь-то в казармах скучная. Да и как я услышал, один боец сказал другому:
-- Наш командир просто так гонять не станет. Если что придумал, то интересное.
Вообще-то среди пулеметчиков было много энтузиастов своего оружия. То ли это мой друг их так воспитал, то ли они такими сами стали. Но желающих вышло много, так что по Большому Сампсоньевскому бегали солдаты и тормозили всех извозчиков. Пару раз ссадили каких-то буржуев. Так что двинулись мы большой процессией.
...Отстрелялись отлично. Первый заход сделал Андрей, самостоятельно додумавшись до классического приема "с налету с повороту". Потом попробовали ещё несколько наиболее уважаемых пулеметчиков.
-- Эх, ну здорово вы, господин штабс-капитан придумали!
-- Э-э, да на фронте разве такое применишь. Против окопов... -- подал голос какой-то скептик.
-- Война - она разная бывает. Я четырнадцатый год помню. Там бы такая штука ой как пригодилась. А самое главное - нам иная война предстоит. Когда с земелькой будем разбираться - ты думаешь, помещики так тебе её отдадут? Держи карман! Повоевать придется.
В общем, идея тачанки вроде бы приобрела своих первых сторонников.
Особое задание Я продолжал сотрудничать в 'Правде'. По той причине, что это давало мне выход на партийные структуры, которые вообще-то были для чужих закрыты. Тем более, работать под началом Сталина... И вот, когда я с очередной раз был в редакции главной большевистской газеты, на пороге своего кабинета появился Виисарионович. -- Сергей, можно вас попросить зайти ко мне. Я зашел внутрь и присел. Судя по всему, разговор предстоял очень серьезный. Сталин закурил папиросу и начал. -- У нас есть к вам одно очень серьезное дело. Оно касается не только нашей партии, оно касается всех. Для начала прочтите. Я прочел статью в какой-то газете. Фамилия автора мне ничего не говорила. Но в это время чуть не все писали под псевдонимами. Там развивались идеи, которые с начала войны выдвигал Кропоткин, а ещё раньше - Михаил Бакунин. Суть была в том, что есть народы, склонные к свободе и прогрессу, а есть те, у которых в крови страсть к диктатуре. К первым автор причислял русских, французов, англичан и американцев. Ко вторым - немцев, австрийцев, венгров и турок. Тема была понятна. Не хватало только сентенций, что первые народы - сплошь носители высокой культуры и духовности, а вторые - варвары. Хотя это было более характерно для кадетских писаний. Здесь же наезд шел 'слева'. Получалось так, что сторонники мира на самом-то деле реакционеры. Они загоняют Россию в противоестественный союз, после которой ни о каком прогрессе и свободе речь уже не пойдет. Россия станет придатком Германии будет плясать под её дудку. А после неизбежного поражения последней 'вместе с немцами окажется на задворках цивилизации'. -- Интересная статья, да и написано неплохо, -- сказал я. -- Тут интереснее всего то, кто автор. Это Борис Савинков. -- Ничего себе... Я в юности увлекался черной романтикой терроризма, так о Савинкове читал достаточно много. Был я знаком с деятельностью Савинкова и в этом времени. Этот человек был фигурой очень мутной. После разоблачения Азефа он фактически отошел от дел. Шатался по Парижу, пьянствовал и устраивал групповухи с девками. Заодно занимался литературой. Вроде бы именно тогда его завербовала английская разведка. С началом войны Савинков занял ура-патриотическую позицию, а после революции вернулся в Россию и стал комиссаром Северо-Западного фронат. Его политические взгляды понять было сложно, но он явно был сторонником 'сильной руки'. Под какими знаменами эта рука должна быть Савинкова, кажется, не очень волновало. Я только не понял - хотел ли он сам стать самым главным, или его более привлекала роль серого кардинала. В этой истории он, правда, не засветился в корниловском выступлении. Правда, как пояснил Сталин, по сведениям большевиков, он всё же там шустрил. Просто осторожнее действовал. Виссарионович пояснил: -- Савинков зашевелился и начал играть в какие-то собственные игры. А он явно работает на Антанту. Только не очень понятно - на англичан или на французов. В партии эсеров положение Савинкова шаткое, вроде бы его собрались исключать. Но он может увести с собой некоторое количество людей. Он мастер саморекламы. Подавляющее количество членов ПСР вступили туда недавно, знают о его биографии из 'Записок террориста'. Так что для них Савинков -- герой. Я чуть не брякнул: да пристрелить этого ублюдка! Но прикусил язык. Большевики в таких советах не нуждались. Если бы хотели пристрелить - так обошлись бы без моей помощи. Между тем Сталин продолжал: -- Хорошо бы сделать так, чтобы его репутация оказалась бы сильно подмоченной. Вы это умеете. Я задумался. Просто обличить его как войнопевцана иностранные деньги - это слабо. Тем более, козырь про 'немецкие миллионы' большевиков хоть в этом мире не появлялся, но вполне мог быть использован. Надо что-то покруче. А! А если попробовать обвинить его в сотрудничестве с охранкой? Эту структуру в России не любили все. В том числе и те, чьи интересы она вроде бы защищала. И уж совсем терпеть не могли её секретных сотрудников. И, надо сказать, для такого отношения были все основания. Уже дело Азефа продемонстрировало, что охранка играла в какие-то собственные игры. И кто стоял за убийствами Плеве и великого князя Сергея Михайловича, было непонятно. Но окончательно всех добило убийство Столыпина. Никто не сомневался, что Богрова направляли люди из охранки. Я, кстати, тоже не сомневался. Это я изложил Сталину. И добавил: -- После разоблачения Азефа ведь было очень много высказываний насчет того, что Савинков тоже провокатор. Сталин кивнул. -- Это верно. Когда я был в ссылке в Сольвычегорске, там имелся один эсер, который был свято в этом убежден. Да и не он один. Виссарионович не стал спрашивать меня о такой мелочи, есть ли у меня доказательства. Он поинтересовался чисто техническим вопросом: -- Как вы думаете это делать? Как в случае с Керенским? -- Нет. Повторяться - это не наши методы. Мы сделаем по-другому. Издадим брошюру, можно на ней поставить иностранные выходные данные. Например, американские. У нас вышедшие за границей издания уважают больше. Обеспечим, чтобы эта брошюра попала кому надо. А дальше все могут со спокойной совестью на неё ссылаться. Мы тоже. Причем, и 'Окраина', и 'Правда' могут начать защищать Савинкова. Вы ведь понимаете - защищать можно так, что выйдет похуже, чем самое оголтелое обвинение. Сталин усмехнулся. -- Ну, да. Как адвокат в 'Братьях Карамазовых'*. -- Примерно. (* Имеется в виду описание суда над Дмитрием Карамазовым, которое является очень злой сатирой на состязательный суд. Суть в том, что адвокат, увлекшись собственным красноречием, фактически топит своего подзащитного.) -- Что ж, попробуйте. Если надо будет кому-то заплатить, то вы не стесняйтесь... Вот чем мне нравятся евреи - что через них можно выйти на очень разных нужных людей. Особенно если эти люди являются представителями той самой национальности. Так что Миша, с энтузиазмом воспринявший новое задание, потратил всего четыре дня, чтобы найти очень ценного свидетеля. Им оказалась некая Анна Семеновна Дворкина, дама лет сорока со следами былой красоты. Впрочем, может, её было и меньше. Но каторга никого не красит. А Анна Семеновна не припухала в ссылке как большевики, а мотала срок на Акатуе. Она и рассказала много интересного. ...Как известно, Савинков был типом очень обаятельным и менял любовниц как перчатки. Дело, в общем, не самое редкое, но имелась у Бориса Викторовича одна милая особенность. После расставания все женщины испытывали к нему искреннюю и ничем не замутненную ненависть. Впрочем, что с него взять, с ницшеанца хренова. Наша собеседница была как раз из таких. Савинков склеил её в 1904 году. Причем девушка была не членом партии. Так, тусовалась в кругах передовой молодежи. От большой любви кинулась в активную борьбу за рабочее дело. Ну, а дальше всё по сценарию. Любовь прошла, завяли помидоры, а вскоре Анну забрали и влепили семь лет каторги, которые она и отсидела. Как водится, она решила, что во всех её бедах виноват именно Савинков - и также вполне разделяла убеждение, что парень-то был стукачком. Разумеется, никаких доказательств у неё не имелось, но она припомнила много разных мелочей, которые при определенном освещении выглядели очень двусмысленно. В частности - наплевательское отношение Савинкова к конспирации. На самом-то деле ничего странного в этом не было. Главным требованием Азефа к охранке было то, чтобы никого из его ближнего окружения не трогали. Что понятно. Если всех вокруг гребут, а тебя нет - тут и последний придурок догадается, что дело нечисто. Но какое нам было дело до того, как там обстояло в реальности? Мы ведь не правды доискивались, а дерьмо собирались лить на клиента. К этому добавили и историю побега Савинкова из севастопольской тюрьмы, которая без всяких натяжек выглядела очень странно. Дело было так. В 1906 году он приехал в Севастополь с намерением организовать убийство какого-то большого начальника. Но его арестовали. Времена были суровые - уже существоали столыпинские чрезвычайки. Так что его без долгих разговоров приговорили к смерти, и на следующий день должны были подвесить высоко и коротко. Однако для начала казнь перенесли, а потом он сбежал. Сам Савинков утверждал, что его подельщики подкупили охрану. Это всегда вызывало у меня недоумение. Ведь он был не каким-нибудь карманным воришкой, а одним из самых опасных террористов. Вряд ли в Российской империи было всё уж настолько продажно, что невозможно было найти надежную охрану. Да по идее всё местное начальство должно было лично ночевать под дверями его камеры! И вообще - за пару-тройку дней обеспечить подкуп... В общем, дело и в самом деле было темное. А при понятно каком освещении выходило и вовсе нехорошим. Ко всему этому Миша добавил сведения и о деятельности Савинкова после революции, какие-то его игры с разными коммерческими структурами. В общем, у нас получался образ темного и совершенно бессовестного авантюриста, которого волнует только его собственное благополучие. Брошюру мы накатали в четыре руки за три дня. Миша, кстати, волне оценил преимущества печатной машинки. При такой работе она была просто незаменима. Конечно, ноут был бы лучше - но он со мной в прошлое не попал. Так что мой напарник заявил, что начнет учиться печатать и заведет себе какой-нибудь 'Ундервуд' или 'Ремингтон'. После этого оставалось лишь сдать это нашу писанину в печать. С этим проблем не было. В городе существовало множество мелких типографий, в которых можно было напечатать абсолютно что угодно - демократия царила совершенно запредельная. Так уж вышло, что в типографию отправился я. Издатель, пожилой мужик, который, кажется ничему не удивлялся, принял заказ. Оставалось лишь договориться о цене - торг в таких местах был уместен. Однако вышло по иному. Мастер печатного дела стал наискосок просматривать текст, сначала лениво, потом всё более внимательно. Минут через сорок он обратился ко мне. -- Вы хотите это издать за свой счет? -- Ну, да. -- У меня есть другое предложение. Я плачу вам две тысячи, а вы передаете все права мне. Эта книжка будет неплохо продаваться. Меня подобное, понятно, вполне устраивало. Я только выговорил условия, что сто экземпляров таки передадут мне. Работали в типографии быстро - всё было готово через две недели. Мы через своих знакомых обеспечили, чтобы книга оказалась в редакциях, у нужных журналистов и деятелей партии эсеров. И пошло веселье. Шум поднялся даже больше, чем в первую нашу черную пиар-компанию. Дело было даже не в Савинкове и не в наших талантах. Просто как-то с новостями стало не очень. Перемирие с немцами и австрияками было подписано и начались переговоры. Интереснее вышло с Турцией. Ей союзники сказали - дескать, мы с Россией намерены мириться, а вы как хотите. Туркам ничего иного не оставалось, как тоже подписывать перемирие. А больше особых новостей и не имелось. Хотя это было явное затишье перед бурей. Причем, скандал развивался уже без нашей подачи. Началась грызня среди эсеров. У них в партии обстановка и так была далека от идеальной. С одной стороны, многие хотели выпереть Савинкова. С другой - явно намечался раскол с левой фракцией. Судя по всему он должен произойти куда раньше, чем в мой время. Уже сейчас Мария Спиридонова и её ребята находились в глухой оппозиции. А тут ещё полезли личные обидки. В процессе полемики кто-то что-то не то сказал... Я включился в дискуссию, выступив в 'Правде'. 'Мы не считаем приведенные в брошюре факты убедительными и не допускаем мысли, что Савинков являлся провокатором. Однако давайте задумаемся - а почему такие брошюры появляются? Деятельность БО под руководством провокатора Азефа и в самом деле вызывает много вопросов. Да, они убивали отъявленных реакционеров, которые являлись и нашими врагами. Но, если говорить откровенно, такие люди как Плеве и в.к.Сергей Александрович были не самыми умными нашими врагами. Они были убиты, возможно, по указанию куда более умных слуг царского режима, которые претендовали на их места. Так, на освободившееся место пришел Столыпин, который залил страну кровью рабочих и крестьян. Принесли ли эти теракты пользу революции?' Ну, и так далее в том же духе. Миша в 'Рабочей окраине' написал в том же духе. Заодно он проехал по его повести 'Конь бледный' и роману 'То, чего не было', напомнив, что эти произведения уж никак нельзя назвать революционными. 'Савинкова интересовала не революция, а он в революции. Так что нет ничего удивительного, что после начала войны Савинков занял шовинистическую позицию. У него никогда не было глубоких убеждений.' В общем и целом, своего мы добились. Популярность Бориса Викторовича в ПСР упала чуть ли не до нуля.

zhenis M
Автор темы, Новичок
zhenis M
Автор темы, Новичок
Возраст: 49
Репутация: 929 (+1419/−490)
Лояльность: 1050 (+1230/−180)
Сообщения: 1097
Зарегистрирован: 16.11.2011
С нами: 12 лет 4 месяца
Имя: Женис
Откуда: Казахстан
Отправить личное сообщение ICQ

#8 zhenis » 02.08.2013, 05:14

Огонь на поражение
Как-то субботним вечером я выступал на Выборгской стороне, возле Ниточной мануфактуры, в двухэтажном деревянном доме, где располагалось что-то вроде рабочего клуба. Заправляли здесь большевики - вот и сейчас в зале сидело пять красногвардейцев с винтовками.

Кстати, я недавно тоже стал членом РСДРП(б). Не то, чтобы я очень туда рвался - но когда вступить предлагает Сталин и он же обещает рекомендацию... Откажешься - не поймут. Впрочем, я решил, что хуже не будет. Если большевики победят - мне это пригодится. А если в этой истории они проиграют - так меня всё одно шлепнут как их человека - независимо от наличия партийного билета. Так что в данной момент я занимался партийной работой - беседовал с рабочими на политические темы.

Дело это было непростое. Рабочие, несколько успокоившись после начала мирных переговоров, снова начали активно проявлять недовольство. Экономика продолжала разваливаться, начались перебои с продуктами. Новое правительство оказалось ничем не лучше старого. Большевики поступили очень мудро, что в него не вошли. Имелось и много иных причин - но рабочие были уверены, что буржуи нарочно расшатывают ситуацию потому, что им не нравятся фабзавкомы и прочие достижения революции. Так что наиболее нетерпеливые начали задавать большевикам вопрос: а что ждем, ребята?

Между тем у большевиков в мозгах было полное смятение. Ведь в чем вообще-то заключался их стратегический план? Воспользоваться недовольством войной - а когда народ дозреет, раскочегарить восстание и захватить власть. Потом обратиться к пролетариям других воюющих стран. Предполагалось, что их приход к власти запустит цепную реакцию. И ведь это были не голые фантазии - во Франции-то весной солдатики бузили...

Но особо рассчитывали на Германию. Что понятно. Ни для кого не являлось секретом, что эта страна находится на грани голода. Думали - чуть подтолкнуть - и массы поднимутся.

С войной большевики круто пролетели. Как оказалось - с немецкими массами тоже. Недавно руководители большевиков попросили ребят из шведских социалистов нанести визит в Германию и поглядеть, какие в народе настроения. Те съездили, прислали подробный отчет и ворох немецких газет. Они теперь лежали в редакции "Правды", в кабинете Сталина, снабженные переводами. Так что о результатах это миссии я кое-какое представление имел. Ситуация в Германии была такой.

После вступления в войну САСШ в тылу уже мало кто верил в возможность победы. Там ещё не докатились до обстановки, которая в моей истории сложилась к концу 1918 года - "мир любой ценой". Но народ просто тупо тащил воз войны, ни на что не надеясь.

Всё изменилась после начала мирных переговоров с Россией. Вообще-то немецкая пропаганда во время войны не хватала звезд с неба. Но тут она показала класс. К примеру, о России писали следующее. Дескать, представители франко-еврейского капитала руками всяких там Витте навязали Николаю неверный политический курс, который и привел к вступлению России в абсолютно ненужную ей войну. Когда император это понял и решил начать мирные переговоры, те же самые силы его спихнули и посадили своих ставленников. Но, наконец, в России пришли к власти трезвомыслящие силы...

Но главное не в этом. А в том, что народу сумели вернуть веру в возможность победы! В Германии ощущался мощный подъем - у нас стало вдвое больше войск, теперь надо поднапрячься и раздолбать на хрен лягушатников и лимонников, а заодно и янки. Так что, по крайней мере, на некоторое время, о революционных настроениях в Германии можно было забыть. А насчет новой генеральной линии шли бесконечные споры.

Всё это и приходилось разъяснять горячим парням в Выборгской стороны.

Когда я вышел из клуба, было уже темно. Трамвай ходил по Лесному проспекту, к нему я и направился по Бабурину переулку. И тут я ощутил очень сильное чувство опасности. Точнее это не я - это явно осталось от моего реципиента. Вообще я уже несколько дней ощущал, что за мной следят. Но - ощущение-то было, а я не подпольщик. Так что никого не выпас. А вот теперь это чувство было очень сильным. На всякий случай я расстегнул куртку, чтобы в случае чего можно было быстро достать кольт.

И ведь не зря! Позади меня раздался грохот копыт - и из какого-то переулка вылетела и повернула в мою сторону извозчичья пролетка. Я обернулся и выхватил пистолет. И не зря. Пролетка замедлила ход и с неё спрыгнули два офицера с револьверами в руках. Я стал стрелять первым. Один кувыркнулся сразу, словив две пули. Другой успел выстрелить, но он ещё двигался по инерции после прыжка, так что мазанул. Я вот я не промахнулся.

Уже после я удивлялся, что был совершенно спокоен. Видимо, это тоже работали привычки боевика, в которого я вселился.

Между тем извозчик оказался в неприятной ситуации. Пролетка - не автомобиль, чтобы сдать задом. Да и резко развернуться они не может. Впрочем, в этом переулке и машине развернуться было бы непросто.

Так что извозчику оставалось смотреть в дуло направленного на него кольта.

-- Продолжая держать водителя кобылы на прицеле, я подошел к нему и прыгнул в коляску.

-- Так, дядя, без резких движений, мой пистолет смотрит в твой затылок. Сейчас мы едем обратно, откуда я вышел.

Тот не стал вступать в дискуссии. Мы сделали круг по Тобольской улице и вернулись к клубу. Рабочие ещё не разошлись, они явно слышали выстрелы, теперь возле входа стояли и озирались красногвардейцы.

-- Что тут такое? - Полетели вопросы.

-- На меня напали. Офицеры. Пытались шлепнуть.

-- И что?

-- Да вон, там, за в переулке мертвые лежат. Надо бы сходить, посмотреть, кто, забрать документы. Да и трупы не нужны... Вот пролетку возьмите. Вылезай дядя, приехали - я ткнул стволом в бок извозчика. Хотя я были уверен, что это ряженый. Надо быть полным дебилом, чтобы подрядить на такое дело местного "таксиста".

-- Неужели это благородия с казарм шалят? - Подал голос кто-то

Недалеко находились казармы Литовского полка, того самого, где служил мой друг Андрей.

-- Не похоже, они на вот на этом приехали.

-- Ладно, что болтать, пошли! - Подал голос один из красногвардейцев. Судя по ухваткам, он был из тех, кого вернули с фронта*.

(* К 1916 году правительство таки сподобилось начать перевод промышленности на военные рельсы. В связи с этим фронта вернули квалифицированных рабочих. Конечно, тех, кто остался жив.)

Один из красногвардейцев сел на облучок, остальные двинули пехом.

Тем временем вокруг собрался народ. Тут подал голос дядя Антон - седоусый рабочий, член РСДРП ещё в пятого года. Он кивнул на "извозчика".

-- А я ведь его знаю. Он в Охранном филером был.

Народ стал поглядывать на моего пленника очень нехорошо. Большинство рабочих до революции ни в каких партиях не состояли, так что с "гороховыми пальто"* не сталкивались. Но на заводах были свои стукачи - "хозяйские". Администрация вербовала людишек, чтобы те сообщали о намечающихся забастовках и прочем. Так что подобных типов они очень не любили.

(* Охранное отделение долгое время располагалось на Гороховой улице, отсюда такое прозвище филеров.)

-- Ладно, есть тут какая-нибудь комнатка. Побеседовать с ним надо.

-- Да мы сами с ним сейчас побеседуем! - Крикнул какой-то парень.

-- Тихо, товарищ, тут дело серьезное.

Комната нашлась, тут раньше было что-то вроде конторы. Я поставил один из стульев в дальний угол, а сам сел за стол, положив на него пистолет. Черт их знает, этих ребят с охранки. Приходилось читать, что они изучали джиу-джитсу.

-- Ну, что, давайте рассказывайте. А то видите - пролетариат очень хочет с вами пообщаться. Вы ведь понимаете, что это для вас кончится купанием в Неве с чем-нибудь железным на шее. Кто вы такой? Кто эти люди?

-- Онуфриев Ефим Петрович. Семнадцать лет работал в Охранном. Потом революция началась. Работы не стало. Да что там работы! На улицу было лишний раз страшно выйти. Перебивался с хлеба на квас. А пару месяцев назад встетил одного, из эсеров.

-- Имя?

-- Не знаю, мы ж их знали по кличкам, которые сами и давали. Порядок такой был. Но знаю, что он не из террористов, а из легальных. Но мы ж за ними всё равно присматривали. И выходило как в деревне - мы их знали, они нас.

-- И что?

-- И струхнул, но он заговорил по-доброму. Мол, что было, то было. А есть возможность подработать. Я и стал подрабатывать.

-- А кто были остальные?

-- Этих я не знаю.

-- И что делали?

-- Так что и раньше. Несколько раз они что-то перевозили в саквояжах - то по городу, два раза в Москву. Деньги, наверное. Моя задача была - проследить, нет ли слежки. Оно понятно - до чужих денег охотников всегда много. А недавно они принесли брошюру, которая про Савинкова. И велели найти, откуда она появилась. Я вас и нашел - по типографии.

"Кажется, это называется, Сережа Коньков зарвался. Впрочем, кто ж знал, что сразу будут стрелять", -- подумал я.

-- И что?

-- Они не говорили, что хотят вас убить, говорили - собираются побеседовать в тихом месте. Иначе я б не пошел на такое дело. Я-то знаю, как большевики мстят. Ну, вот, я за вами следил. Видел, как вы зашли. Дал рубль пацану, он в клуб сходил, сказал, что вы там надолго. Я этих вызвал. Они в ресторане "Эрнест" сидели, что на Каменоостровском.

-- И как вы их вызвали?

-- Так в Выборгской части* есть телефон. Кое-кто там до сих пор сидит, хотя и непонятно, что делают. А у меня там знакомые. В "Эрнесте" тоже есть телефон, клиентов к нему можно позвать. Эти подъехали на извозчике, пересели на мою пролетку. А дальше мы стали вас ждать.

(* Часть - нечто вроде РУВД. Выборгская часть находилась возле Гренадерского моста, то есть примерно в полукилометре от места действия.)

-- Слушайте, а эти офицеры - они настоящие или ряженые?

-- Настоящие. И не из тех, кто в Питере сидит. Но и не окопники. Скорее всего -штабные, где-нибудь на уровне дивизии.

-- Где эти ваши наниматели обретаются?

-- Не знаю. Они всегда сами ко мне приходили.

Так, вроде этот тип не врет. А что с ним делать-то? А, рискнем.

-- Ладно, я думаю, что мы друг другу пригодимся. Тем более...

-- Да уж понимаю, что я лишний свидетель. И вряд ли дожил бы до сегодняшнего утра.

-- Вот и имейте в виду. Адресок можете указать, и если перемещаться станете, предупредите, где меня найти вы знаете. Вы понимаете, что бежать вам некуда.

-- Да уж понимаю.

Я проводил Онуфриева до выхода. У входа стояла пролетка - ребята, видимо, уже разобрались с трупами. Впрочем, вряд ли они особо заморачивались. Кто искать-то будет? Их дружки? Так с Красной гвардией они воевать не посмеют. Тем более за нас расположенный неподалеку Литовский полк. Полиция вообще бессильна - да и она на красногвардейцам предъявы кидать не рискнет. Так что экс-фидер отбыл. А дядя Антон протянул мне удостоверения.

Так, два поручика, штабисты из 46 пехотной дивизии. И бумаги, свидетельствующие, что они командированы по делам службы. Неплохо придумано. Меня бы шлепнули - и растворились бы на фронте.

То, что незадачливые киллеры оказались офицерами, меня не удивляло. Среди этих ребят, надевших погоны во время войны, было много эсеров. Ну, а объяснить, молодым парням, почему меня надо грохнуть - для эсеров старого закала - раз плюнуть.

Но всё равно получались какие-то дилетантские забавы. Люди сидят в кабаке, применяют довольно идиотскую тактику. Хотя... После разоблачения Азефа боевиков у эсеров практически не осталось. А уж у Савинкова - тем более. Вот и приходится им работать с теми, кто есть. В том, что за всем этим стоял Савинков, я не сомневался. Но только вот чем я так его задел?

Соловейчик M
Новичок
Соловейчик M
Новичок
Возраст: 36
Репутация: 403 (+451/−48)
Лояльность: 1172 (+1175/−3)
Сообщения: 765
Зарегистрирован: 27.01.2013
С нами: 11 лет 2 месяца
Имя: Игорь
Откуда: Кемеровская область.
Отправить личное сообщение

#9 Соловейчик » 02.08.2013, 11:34

zhenis писал(а):Неожиданно на палубу вылез Троцкий и закатил форменную истерику. Он кричал, что настоящие большевики не должны мириться с таким безобразием, как сепаратный мир, заключенный мелкобуржуазным правительством. Он провозгласил тезис, который в моей истории озвучил через полгода: "ни мира, ни войны". Черт его знает, с чего бы это его так понесло? То ли его очень обламывала мысль, что перспектива мировой революции отодвигается в туманную даль. То ли он и в самом деле имел какие-то обязательства перед американцами. Так или иначе, шумел Давыдович сильно.
А может грохнуть Троцкого по тихому,а? :du_ma_et:

zhenis M
Автор темы, Новичок
zhenis M
Автор темы, Новичок
Возраст: 49
Репутация: 929 (+1419/−490)
Лояльность: 1050 (+1230/−180)
Сообщения: 1097
Зарегистрирован: 16.11.2011
С нами: 12 лет 4 месяца
Имя: Женис
Откуда: Казахстан
Отправить личное сообщение ICQ

#10 zhenis » 02.08.2013, 14:59

Соловейчик писал(а):А может грохнуть Троцкого по тихому,а? :du_ma_et:
Это вряд ли. ГГ не спецназер. :nez-nayu:

Sled F
Новичок
Sled F
Новичок
Возраст: 52
Репутация: 275 (+294/−19)
Лояльность: 280 (+346/−66)
Сообщения: 176
Зарегистрирован: 15.12.2010
С нами: 13 лет 3 месяца
Имя: Мария
Откуда: Санкт-Петербург
Отправить личное сообщение

#11 Sled » 02.08.2013, 20:27

Хорошая весчъ получается... Оригинальная. На тему подписалась, буду отслеживать.
Лязг танковых гусениц известил Европу,что русские пришли каяться и вряд ли, на этот раз, согласятся уйти не прощёнными...

zhenis M
Автор темы, Новичок
zhenis M
Автор темы, Новичок
Возраст: 49
Репутация: 929 (+1419/−490)
Лояльность: 1050 (+1230/−180)
Сообщения: 1097
Зарегистрирован: 16.11.2011
С нами: 12 лет 4 месяца
Имя: Женис
Откуда: Казахстан
Отправить личное сообщение ICQ

#12 zhenis » 03.08.2013, 03:50

Мы с тобой пройдем по кабакам
Когда я появился в Ксешинской, Сталин ещё был на своем месте. Все знают, что он являлся ярко выраженной "совой". Но в это время Сталин ещё не был самым главным, он не мог принудить всех остальных придерживаться того режима работы, который ему был удобен. Так что мне не очень было понятно, когда он спал.

Без долгих предисловий я изложил ему сегодняшние события, затем протянул документы офицеров.

-- 46 пехотная дивизия, что-то знакомое, -- сказал Сталин. Он задумался и продемонстрировал, что его память - не хуже, чем компьютерный "винчестер".

-- Вспомнил. Именно с этой дивизии в июне начались беспорядки в связи с предстоящим наступлением.

-- Значит, эти офицеры могли быть и не эсерами, а корниловцами. Им объяснили, что именно я самый опасный противник возобновления войны.

-- А что вы вообще об этом думаете, товарищ Сергей?

-- То, что это дело Савинкова, у меня нет никаких сомнений. Правда, мне совершенно непонятна его мотивация. Нелепо предположить, что это обида. Всё-таки он серьезный человек. Я бы понял, если бы, допустим, я нес рукопись в типографию. Но раз уже брошюра вышла... Ведь в случае успешного покушения "Правда" или "Рабочая окраина" могли тут же заявить, что автором брошюры являюсь именно я. И в глазах всех моё убийство явилось бы лучшим доказательством истинности обвинений. Отмыться он бы не смог.

-- Может, он предполагал, что у вас есть более серьезные документы.

-- Маловероятно. Савинков сам работал журналистом. Он должен понимать, что в подобных играх козыри выкладывают сразу.

-- Значит, есть нечто такое, что заставило его пойти на риск ещё сильнее замарать репутацию.

Сталин взял со стола эту самую брошюру и задумчиво её пролистал.

-- Я думаю, вы затронули некую тему, важность которой сами не поняли. И я думаю, это касается не прошлого, а современности. Тогда, кстати, можно предположить, что вас и в самом деле хотели не убить на месте, а похитить, чтобы допросить.

-- Ну, мне бы от этого было не легче. После таких допросов в живых не оставляют. Ну, что ж, давайте я этим и займусь.

-- Я согласен. Если возникнут сложности - тут же обращайтесь, помощь будет.

В середине следующего дня я подошел в "Рабочую окраину". Разумеется, от товарища я ничего скрывать не стал.

-- Надо же! На нашу работу уже отвечают пулями. Это радует.

-- Ты радуйся, что это я пошел в типографию. Ты бы от них не отбился. Так что следи за собой, будь острожен. По темным переулкам не ходи. А лучше, как большой начальник, езди домой на авто. И лучше постоянно меняй маршруты.

-- Учту. А ты, как я понял, решил докопаться до истины.

-- А как же. Я такие вещи не прощаю. Тем более, что для газеты это тоже интересная тема. Кстати, Витя Королев здесь?

-- Недавно где-то бегал.

Витя Королев был одним из сотрудников, которых Миша переманил из "Петроградского листка". Его специализировался примерно на том же, что и Гиляровский - то есть, на всяких темных проявлениях повседневной жизни. Только если, как я читал дядя Гиляй был здоровенным веселым человеком, то Витя - худым и вечно мрачным парнем. Причем, несмотря на "сухой закон", он был постоянно слегка поддамши.

Журналиста я нашел на его месте. Судя по всему, он в настоящее время испытывал творческий кризис.

-- Витя, вы знаете ресторан "Эрнест"?

-- Этот бордель? Конечно.

-- Почему бордель?

-- Потому что там не только ресторан.

-- А... Досуговый центр, так сказать. А в нем вы кого-нибудь знаете? Мне нужно попытаться получить сведения о кое-каких посетителях этого заведения. Можно и заплатить.

-- Обойдемся так. Если бы я всем своим информаторам платил, мне никаких гонораров бы не хватило. Только стоит заехать к вам, чтобы вы переоделись. Всё-таки гм... приличное место.

Вскоре мы катили на извозчике по Каменоостровскому. Я тут бывал уже не раз, современный вил проспекта продолжал производить на меня сильное впечатление. Для начала - по нему ходил трамвай. Но это ладно, главное иное. Тут не было, как в мое время, множества скверов. Между знакомыми с той жизни зданиями в стиле модерн и эклектики тянулись дощатые заборы, за которыми виднелись некие деревянные сооружения не слишком эстетичного вида. Причем, возведены были эти халупы, судя по их виду, недавно. Такой была вся Петроградская сторона.

Дело-то в чем? Петербург начался именно с Петроградской. Тут построили крепость, а возле неё - первые в городе церковь, кабак и гостиный двор. Но потом город стал расти по другим направлениям, а Петроградская захирела, поскольку до неё было сложно добираться. Как говорили, лет двадцать назад она была похожа на какой-нибудь уездный город N, а не на район столицы империи.

Однако в 1903 году был построен Троицкий мост - и Петроградская оказалась рядом с самым центральным центром города. И получилось примерно так же, как в компьютерной игре SimSity* после удачного хода - на убогой окраине тут же, как грибы, стали расти навороченные дома, рассчитанные на очень небедных людей, украшенные разными архитектурными излишествами. Кстати, особняк Кшесинской был построен именно тогда.

(*SimSity - популярная экономическая стратегия. Задача геймера - строить город и обеспечивать его функционирование.)

И всё бы хорошо, но началась война. С её началом в стране было запрещено каменное строительство. А построиться на Петроградской успели не все, кто купил земельные участки. Чтобы использовать их хоть как-то, владельцы начали клепать халупы. Так что Каменоостровский проспект не производил впечатление фешенебельной улицы.

По дороге Дима меня просвещал по поводу заведения в которое мы направлялись. Это был и в самом деле многофункциональный досуговый центр. Имелся ресторан, дико дорогой. Причем, в одном зале вечером была концертная программа, в другом можно было посидеть спокойно. Отдельные кабинеты, понятно, тоже имелись. И места, где можно девку поиметь. Словом, все условия для культурного отдыха.

Девки тоже были на разных потребителе. Имелись обычные б...ди с "желтым билетом"*.

(* Желтый билет - удостоверение, которое проститутке выдавали вместо паспорта. Главной его особенностью были отметки о ежемесячном медицинском осмотре)

Но тусовались тут и птицы более высокого полета - те, кого называли кокотками. Это была элита шлюх. Они были "безбилетными". Причем, если появление с проституткой на какой-нибудь тусовке было чисто панковской выходкой, то с кокоткой, или даже с двумя - типа круто. Этих девиц порой брали и в долгосрочную аренду.

Мы пересекли Карповку и оказались на Аптекарском острове.

-- А вон и "Эрнест", показал рукой Дима.

Длинный, как глиста, дом цвета морской волны резко выпадал из пейзажа тем, что был двухэтажным, хотя и каменным. Напротив-то громоздились три неслабых дома в шесть совсем не "хрущевских" этажей. Увидев здание ресторана, я с трудом удержался, чтобы не заржать в голос. Я его прекрасно знал! Как и то, что в нем был бардак. До второй половины семидесятых годов ХХ века в доме находился Ждановский райком КПСС. Старожилы помнили, его прежний статус. Так что на Петроградской очень любили шутить: "вывеска сменилась, а учреждение то же самое".

Мы вылезли с пролетки и направились к стеклянным дверям. Стоящий возле входа швейцар поздоровался с Димой, а меня прощупал как локатором - и как-то подчеркнуто почтительно меня поприветствовал. Хотя костюм мой был не из дорогих, да и прибыли мы не на авто и даже не на лихаче. Наверное, он принял меня за "делового"*.

(* Деловой - бандит)

-- Трифон, Полина здесь? - Спросил мой спутник дверного стража.

-- Здесь, вон в углу сидит.

Зал, отделанный роскошно, но достаточно безвкусно, был почти пустым. Только в углу сидела симпатичная брюнетка в сиреневом платье. Она была вполне в местном массовом вкусе - то есть с выдающимися формами.

-- О, Димочка! - обрадовалась закричала издали девица.

-- Привет, Полина. Хочу познакомить тебя со своим другом, его Сергей зовут. Он поговорить с тобой хочет.

-- А он не лягавый?

-- Да какие сейчас лягавые, всех разогнали. Он революционер, из Америки, из Техаса.

Полина поглядела на меня с большим интересом.

-- Тот-то вы такой загорелый. Как моряк. А кольт у вас есть?

-- Есть. Показать?

-- Не надо, я боюсь оружия, я так спросила. Пойдем в кабинет, если надо поговорить.

-- Погоди... -- И обратился ко мне: -- У вас есть десять рублей?

Я протянул царскую красненькую. Они продолжали ходить, хотя и появилось убожество, которое в моей истории называли керенками. Тут их обозвали попросту фантиками.

Он исчез где-то в глубине зала - и вскоре появился, таща с собой три бутылки "Цимлянского". Меня несколько удивил способ добывания напитка в ресторане. Как и цена - слишком уж дешево. В подобных заведениях бутылка вина стоила рублей 50*. Не говоря уже о том, что это вино было совсем не изысканным - нечто вроде "Ркацители"** советского времени.

(* Напомню, что в период российского "сухого закона" дорогие рестораны имели право торговать спиртным. Правда, цены там были...

** "Ркацители" -- дешевое сухое вино времен СССР. Не слишком качественное, но всё же не бормотуха. Было популярно среди богемы.)

Эти мысли я высказал.

-- Так это мне по дружбе. Как журналисту.

-- Чтобы ты писал о них положительные материалы.

-- Да, нет, чтобы я о них вообще не писал...

Ну, да, творческая манера Димы и моего друга Миши были похожи - в том смысле, что писать о чем-то или о ком-то положительные материалы было выше их сил.

Кабинет располагался на том же этаже, надо было пройти по коридору. Это было место не для секса, а для выпивки и закуски - тут находились стол и шесть стульев. На стене видели зеркало какой-то дурно написанный пейзаж.

Как оказалось, бутылки были уже открыты, Дима ловко разлил напитки по бокалам.

Кода выпили за знакомство, я перешел к делу.

-- Полина, вы вчера тут были?

-- Ну, да.

-- Я вы не заметили двух поручиков? Вот этих.

Я показал ей два портрета, которые Светлана перерисовала в фотографий на удостоверениях.

-- Ну-ка. Вроде, были. Смешные такие. Погодите, так их ведь Фрол обслуживал. Я его сейчас позову.

-- А ему надо что-то дать.

-- Нет, у нас свои дела.

А, понятно, вечный как мир тандем. Девица разводит клиента или клиентов на выпивку. А когда те нахрюкаются - официант может водку более дешевого сорта подать, может разбавить, да и обсчитать тоже.

Полина выскочила за дверь и вскоре вернулась с представительным мужчиной лет под сорок в белом костюме. Пить вино он не стал. Говорил он не халдейски, то есть с бесконечными прибавлениями "-с", а по человечески. Видимо потому, что мы не были клиентами.

-- Фролушка, помнишь вчера два офицерика сидели, мои друзья ими интересуются.

-- Как же. Помню. Шустовкий коньяк пили. Я удивился даже. Наше заведение не для поручиков.

-- А может, они из богатых семей, на войну-то всех посылают...

Фрол усмехнулся.

-- Я-то понимаю, кто есть кто. Этим такие заведения непривычны. Да и когда первый раз я их видел, так их Юрий Маркович угощал.

-- А кто это?

-- Как сказать... Из тех, кто в войну разбогатели. Юрий Маркович Соловейчик. Часто у нас бывает. Он на подхвате у Красильникова работает. Это серьезный коммерсант.

-- Тоже ваш клиент?

-- Иногда бывает, но редко.

-- А про этих парней...

-- Вчера они как пришли, сказали, что им могут по телефону позвонить. Харитонову, сказал, позвонят. Сидели, пили. Потом и в самом деле им позвонили - так они тут же и ушли. Я видел, на извозчика вскочили. У нас вечером всегда стоят...

-- А в первый раз, когда они были с Соловейчиком.

-- Угощались они. Да, там еще один был. Усатый, с узким лицом, обликом - джентльмен. Я его с Юрием Марковичем нередко видел.

-- Не этот? Я показал фотографию Савинкова.

-- Именно.

Нет, ну это ж надо! Великий конспиратор, блин. То ли его крутизна - это миф, то ли он уже совсем оборзел в условиях демократии. Хотя... Террористы во главе со знаменитым Карлосом-Шакалом в 1975 году обсуждали свои планы захвата штаб-квартиры ОПЕК в шикарных ресторанах, причем спорили в полный голос. А ведь теракт-то удался... Да и вообще ребята Шакала отличались совершенно запредельным раздолбайством. И что с того?

Все эти сведения я привез Мише. Тот наморщил лоб.

-- А ведь что-то было про Красильникова.

Он стал листать брошюру.

-- Ты в конце смотри, это ведь явно нынешние дела.

-- Погоди, так, вот оно. Да только ничего хорошего. Компанию "Красильников и К" я приписал для просто для числа. Подкинул мне кто-то сведения, что с этой фирмой связан Савинков - вот я и вставил. Я даже не знаю, чем они занимаются.

-- Заодно и узнаешь. Дело-то видишь какое. Сталин прав - ты случайно затронул какой-то гадючник. Так что нам хотя бы нужно узнать, что это такое.

-- Вот так всегда! Одни пьют вино в кабаках с девками, а мне так тащиться общаться с разными гешефтмахерами.

-- Так кому с ними общаться, как не еврею?

-- Я-то еврей, а они форменные жиды. Общаясь с ними, а понимаю тех евреев, которые шли в черносотенцы. Надеюсь, хоть вы-то их всех расстреляете. Хотя такая сволочь всегда успевает сбежать. Ну, а поехал.

Миша убыл в дебри, где водились мелкие финансовые спекулянты, которые хотя и в самом деле редкими гнидами, но у них при определенном умении можно получить любую информацию о деловой жизни. Причем, как правило, правдивую.

Вернулся Миша часа через два.

-- В яблочко! - Заявил он с порога. - Этот самый Красильников уже двенадцать лет ведет разные дела с Туманным Альбионом. Но всё равно непонятно. Ведет и ведет. Мало ли. К тому же, это не особенная тайна.

-- Ну, во-первых, момент сейчас интересный. Савинкова явно выпирают из партии. И ведь кто знает, чей именно это был контакт. Может, Борис Викторович хотел его утащить с собой и опасался, что товарищи по партии это не поймут. К тому же там может быть двойное дно. Каша-то я думаю, заварилась из-за нашей страсти к демагогии.

Я перечитал абзац, где упоминалась фирма Красильникова. В самом деле, выглядело так, что автор знает гораздо больше, чем пишет. Многие друзья моей юности любили Бориса Гребенщикова. Так ведь у него примерно так же в песнях. Набор фраз - но создавалась иллюзия, что за этим скрыта некая великая мудрость. Я многому у БГ научился.

Сталин принял результаты наших раскопок к сведению. Потом закурил и изрек.

-- Я думаю, вам не стоит изображать из себя джигита и мстить самому. Вы теперь не анархист-одиночка. А партия обиду, нанесенную своему члену, не простит.

Я понимал, что у товарища Сталина появились далеко идущие планы. Скорее всего, главным тут были деньги. В самом деле, а заем они нужны Савинкову? Большевикам нужнее.

Оно и лучше. Ведь на самом-то деле я был никаким не боевиком, а вполне мирным человеком. Вообще-то я стал пытаться научиться входить в "боевое состояние" по желанию. И что-то даже начало получаться. Но до завершения работ было далеко.

* * *

Человек неприметной внешности, выглядевший подгулявшим мастеровым, стоял, привалившись к стене дома на углу Котловской набережной и Малой Зелениной улицей. Ничем особенным он не выделялся из пейзажа. В этой части Петроградской водилось много рабочих - в том числе и подгулявших. Впрочем, это была не Выборгская сторона - на улице виднелись не только представители пролетариата, но и люди в чиновничьих фуражках и господа в хороших деловых костюмах. Проехал ломовик с каким-то грузом, управляющий ей мужик всеми силами старался оправдать выражение "ругается как извозчик".

Но вот в перспективе улицы показалась пролетка. Это был лихач - явление в данных местах редкое. Главным отличием лихачей были хорошие лошади, подрезиненные колеса и покрытая дорогим лаком пролетка. Особого выигрыша ни в комфорте, ни в скорости поездка на них не давала. Зато стоила раза в три дороже, чем на обычном "ваньке". Так что на лихачах ездили те, кто хотел выпендриться. Но это был не тот район, где имело смыл пускать пыль в глаза.

Лихач подкатил к дому, напротив которой подпирал стену человек. Из него выскочило двое людей с саквояжем. Они исчезли в дверях неприметной конторы. Спустя пять минут они вышли, сели в экипаж - и он двинулся на набережную.

Человек отлип от стенки и двинулся по улице, через дом свернув в трактир. Внутри весьма приличного заведения он подошел к сидевшей в углу компании из трех мужчин в деловых костюмах. Один был крепкий молодой блондин парень, остальные двое -- мужчины кавказского вида. На столике перед ними стояли две пары чая*, блюдце с колотым сахаром и чашки.

(* Чай в трактирах подавали в двух фарфоровых чайниках. В одном была заварка, в другом кипяток. Поэтому и говорили "пара чая".)

Внимания на эту тройку никто не обращал. Питер вообще город многонациональный, а в округе гнездилось множество контор разных фирм. Так что тут всякие люди бывали.

Вошедший присел за стол.

-- Прибыли. На лихаче.

-- Вот обнаглели! - бросил блондин. Прямо из английского посольства, да ещё на лихаче.

-- Иногда отсутствие конспирации бывает даже лучше, -- заметил один из кавказцев. Говорил он практически без акцента.

Парень промолчал, он-то знал что эти грузины знают о конспирации в то раз больше его.

Да и болтать было некогда. Четверо поднялись и двинулись на выход. Они подошли к той самой конторе. Блондин скрылся в арке двора, а трое остальных вломились в дверь. Внутри шла обычная деловая жизнь. Несколько сотрудников сидели, уткнувшись в бумаги.

В руках у вошедших тем временем оказались офицерские наганы.

-- Всем руки на стол! И не двигаться! Живее!

Конторские труженики выполнили приказ. Налетчики двинулись вглубь помещения, оставив в контре того, кто стоял на улице. На всякий случай. Хотя грузины, у которых это дело было далеко не первым, отлично знали, что нет на свете дураков, готовых рисковать головой за хозяйское добро. В небольшом коридоре они чуть ни не столкнулись с амбалом, бегущим с револьвером в руках к месту действия. Один из грузин попросту ударил его рукояткой в лоб. Амбал ушел в отключку, второй налетчик забрал у него револьвер и оба продолжили движение.

Налетчики ворвались в кабинет, где сидел благообразный господин.

-- Вы кто?

-- Непонятно, да?

-- Вам деньги нужны? Хорошо.

Он встал из-за стола и стал открывать сейф. Что-то грузинам показалось неправильным. Как-то уж больно легко он расставался с деньгами. Но тут всё выяснилось. Возле стены стоял стеллаж, на котором громоздились разные папки. Он внезапно сдвинулся в сторону. Из образовавшегося прохода влетел ещё какой то тип и грохнулся посреди комнаты. В руках у него был саквояж. Следом появился блондин.

-- Через черный ход уйти хотел, гад. А там проходной двор на соседнюю улицу.

Увидев такой поворот дела, хозяин кабинета оцепенел и покрылся смертельной бледностью. Один из грузин с иронией бросил:

-- А ты давай открывай. Нам и то что лежит в сейфе пригодится.

Вскоре четверка выскочила из конторы и направилась в сторону набережной. Там из ждала коляска. Двое с саквояжем вскочили в неё и отбыли, остальные добрались до Малой Котловской улицы и свернули на неё. Если бы кто-нибудь и стал их преследовать, тут это было бесполезно.

В тот же день господин Соловейчик направляясь из своего любимого ресторана "Эрнест" домой на Большой проспект, бесследно исчез. Больше никто его не видел. А Савинков ушел в подполья, сволочь такая.

zhenis M
Автор темы, Новичок
zhenis M
Автор темы, Новичок
Возраст: 49
Репутация: 929 (+1419/−490)
Лояльность: 1050 (+1230/−180)
Сообщения: 1097
Зарегистрирован: 16.11.2011
С нами: 12 лет 4 месяца
Имя: Женис
Откуда: Казахстан
Отправить личное сообщение ICQ

#13 zhenis » 03.08.2013, 07:11

Единственно чего я не понимаю это таймлайн. Судя по событиям должен быть август, но я чот сомневаюсь. Июньское наступление сорвано ГГ, значит статьи были в конце мая - начале июня. Затем сразу же срыв наступления Корнилова на Петроград (в реале это вообще август месяц) и кризис кадетского Временного Правительства, правда без расстрела рабочих демонстраций ( в реале июльский кризис). Вот сижу и думаю - у автора какой месяц вообще?

onestjonhes M
Новичок
onestjonhes M
Новичок
Возраст: 53
Репутация: 693 (+8340/−7647)
Лояльность: 1033 (+2948/−1915)
Сообщения: 4361
Зарегистрирован: 07.01.2011
С нами: 13 лет 2 месяца
Имя: Александр
Откуда: Пермь

#14 onestjonhes » 03.08.2013, 07:26

zhenis писал(а):Вот сижу и думаю - у автора какой месяц вообще?
Где-то лето.
Самый простительный недостаток человека - легковерие.
В деле распространения здравых мыслей не обойтись, чтобы кто-нибудь паскудой не назвал (c) Салтыков-Щедрин

Sverm M
Администратор
Sverm M
Администратор
Возраст: 63
Репутация: 5060 (+5119/−59)
Лояльность: 1 (+1/−0)
Сообщения: 3950
Зарегистрирован: 22.11.2010
С нами: 13 лет 4 месяца
Имя: Сергей
Откуда: Красноярск
Отправить личное сообщение

#15 Sverm » 03.08.2013, 10:27

zhenis, если автору нужны обсуждения и коментарии, то зря вы тогда вывалили это все практически за раз и одной кучей. ИМХО размещать лучше частями не более 30 кб. и не чаще пару раз в сутки.
ЗЫ ссылку на страничку автора перенес в первый пост.
Проблема этого мира в том, что воспитанные люди полны сомнений, а идиоты полны уверенности.. ©

Виктор M
Новичок
Аватара
Виктор M
Новичок
Возраст: 54
Репутация: 46 (+46/−0)
Лояльность: 1244 (+1294/−50)
Сообщения: 114
Зарегистрирован: 03.12.2010
С нами: 13 лет 3 месяца
Имя: Виктор
Откуда: Киев
Отправить личное сообщение

#16 Виктор » 05.08.2013, 16:36

zhenis писал(а):Сталин закурило папиросу. Да-да, никакую не трубку - и повел беседу.
? :-)
zhenis писал(а):-- Да, это бывает сказал Сталин и не помолчал.
? :sh_ok:
zhenis писал(а):А почему столько месса уделено Керенскому?
?
zhenis писал(а):Из-за отменили наступление на фронте!
Из-за нас отменили наступление на фронте!
?
zhenis писал(а):Наши статьи, особенно перепечатали многие солдатские газеты.
? :du_ma_et:
zhenis писал(а):Мне рассказывал один человек, он военный корреспондент, сегодня я фронта приехал.
?
zhenis писал(а):Я той поры, как мы с Михаилом раскрутили кампанию по черному пиару, я стал регулярно печататься в "Правде".
Я с той поры, как мы с Михаилом раскрутили кампанию по черному пиару, стал регулярно печататься в "Правде".
?
zhenis писал(а):Мотаясь по заданиям я мог поглядеть партию изнутри.
Мотаясь по заданиям я мог поглядеть на партию изнутри.
Мотаясь по заданиям я увидел партию изнутри.
Мотаясь по заданиям я смог увидеть партию изнутри.
?
zhenis писал(а):Причем, дело не только в размере труда. Многие рабочие, особенно на Путиловском и Обуховском заводах, железнодорожники, электрики, получали много.
? :du_ma_et:
zhenis писал(а):А многие с Той с таким подходом были несогласны.
? :sh_ok:
zhenis писал(а):Итак, я вошел кабинет Виссарионовича.
И так, я вошел в кабинет Виссарионовича.
zhenis писал(а):Слеом положил большую таблицу.
?
zhenis писал(а):Но потом вспомнил, что когда я в Гори был в музее Сталина, экскурсовод говорила, что когда Виссарионович вылетел из семинарию, он устроился в Тифлисскую обсерваторию кем-то вроде лаборанта.
?
zhenis писал(а):Он предлагает он в курсе наших подвигов - и теперь предлагает нам издавать свою газету.
Он в курсе наших подвигов - и теперь предлагает нам издавать свою газету
?
zhenis писал(а):Так, и дождались, появились чьи-то деньги на борьбу за права трудового народа.
Так, вот и дождались, появились чьи-то деньги на борьбу за права трудового народа.
?
zhenis писал(а):Понятно, что их издают интеллигенты, которые сного лет сидели в эмиграции и привыкли писать для таких же.
?
zhenis писал(а):Миша встрял с энтузиазмом, заявив, что работать а бульварном "Петроградском листке" ему надоело.
?

Все не осилил.
Очень много опечаток, похоже текст не вычитан совершенно, несколько сыроват. И есть у меня подозрение, что автор еще будет сам вычитывать, уж очень много ошибок.


Но книга очень интересная, к сожалению плюсик мне система не дает поставить. Ставлю прямо здесь :)

+1
... быть нормальным не нормально ...

onestjonhes M
Новичок
onestjonhes M
Новичок
Возраст: 53
Репутация: 693 (+8340/−7647)
Лояльность: 1033 (+2948/−1915)
Сообщения: 4361
Зарегистрирован: 07.01.2011
С нами: 13 лет 2 месяца
Имя: Александр
Откуда: Пермь

#17 onestjonhes » 07.08.2013, 09:43

Самый простительный недостаток человека - легковерие.
В деле распространения здравых мыслей не обойтись, чтобы кто-нибудь паскудой не назвал (c) Салтыков-Щедрин

vorobei M
Новичок
vorobei M
Новичок
Возраст: 64
Репутация: 3522 (+4474/−952)
Лояльность: 24415 (+24463/−48)
Сообщения: 5003
Зарегистрирован: 11.01.2011
С нами: 13 лет 2 месяца
Имя: Сергей Воробьёв
Откуда: г. Тула
Отправить личное сообщение Сайт

#18 vorobei » 07.08.2013, 10:28

Вообще то у автора меняются не только ссылки на проду, но и "прямая ссылка" на общий файл.

Поправил первый пост темы, оставил там ссылку только на страничку автора, а не на произведение. А то сколько ни правь, а на следующий день ссылка не работает уже...

zhenis M
Автор темы, Новичок
zhenis M
Автор темы, Новичок
Возраст: 49
Репутация: 929 (+1419/−490)
Лояльность: 1050 (+1230/−180)
Сообщения: 1097
Зарегистрирован: 16.11.2011
С нами: 12 лет 4 месяца
Имя: Женис
Откуда: Казахстан
Отправить личное сообщение ICQ

#19 zhenis » 07.08.2013, 11:09

vorobei писал(а):Поправил первый пост темы, оставил там ссылку только на страничку автора, а не на произведение. А то сколько ни правь, а на следующий день ссылка не работает уже...
Спасибо большое.
onestjonhes писал(а):Женис, выговор
Понял, но я же не виноват, что так получается. Я ведь из Казахстана и захожу на самиздат через анонимайзер.
Прода от 7.08.
Деревенское веселье
И с армии едут в родные края
Дембеля, дембеля, дембеля.
...
Домой приду - порядок наведу.
Все кабаки и магазины обойду.
(Дембельская песня)
Мирные переговоры с немцами продолжались. Поначалу гансы потребовали себе Латвию. На что получили фигу под нос. Забавно, что большевики оказались в патриотическом мейнстриме. В "Правде" вышла статья Сталина, суть которой сводилась: а хрен вам, а не Латвия. Типа не отдадим латвийский пролетариат в лапы германского империализма.
Но немцы и не особо настаивали. В этой истории они до Риги дойти не сумели, так что их претензии выглядели беспочвенными.
Зато они выдвинули тему про то, что собираются "до конца военных действий" контролировать Польшу. На этом высунулись правые, которые попытались устроить истерику. Но она получилась какой-то вялой. В самом деле. Ещё первое Временное правительство провозгласило, что предоставит независимость Польше после окончания войны. Так что разница-то какая? Пусть там сидят немцы. И долбятся с Пилсудским и его подельщиками. Мне такой расклад понравился. Я вот лично никогда не сочувствовал интернет-националистам. Ну, тем, которые считают, что главное дело русского народа - это воткнуть триколоры/красные флаги во всё, что только можно, включая южноамериканские пирамиды. Этим людям я всегда советовал для начала поиграть в "Цивилизацию" Сида Мейера*. Там очень четко становится понятно - захватить-то просто, а вот удержать... В общем, ну эту Польшу.
Так что переговоры затянулись исключительно по поводу уточнения границ.
(* По мнению автора, Сид Мейер - гений. Он сумел грамотно смоделировать исторические процессы на уровне доступной всем игрушки. До появления его произведения я говорил: читайте Адама Смита и Карла Маркса. Теперь проще - я нажимаю на клавишу мышки и предлагаю поиграть.)
А на фронте дело обстояло так. Точнее, никакого фронта уже давно не было. Солдаты с той и другой стороны шлялись друг к другу в гости. Разумеется, выпивали и братались. Происходил взаимовыгодный обмен. У немцев было хреново с продовольствием, так наши ребята на консервы выменивали часы и прочие произведения сумрачного германского гения.
Кроме того, солдатские Советы подняли вопрос о сокращении армии. Вообще-то демобилизация такого количества солдат - это была задача, которой не знала история. Ведь это не просто так -- "бери шинель, пойдем домой". Солдату надо на чем-то до дома добраться. Не пешедралом же ему валить. Ему нужна в путь какая-то еда. А под ружьем стояли шесть миллионов человек! Демобилизация в 1905 году, когда солдат было куда меньше, обернулась полным бардаком, который без особых затей перешел в революцию*. А что выйдет сейчас?
(* ГГ читал мемуары А.И.Деникина, "Путь русского офицера". Вообще, произведения генерала Деникина полезны для тех, кто визжит о том, что революции произошли из-за каких-то там масонов. Почитайте. Очень хорошо прочищает мозги.)
Так вот, солдатские советы принимали решения об отправке какого-то числа солдат домой. Это устраивало всех. Солдат - понятно почему. Офицеров - потому что они уже боялись поворачиваться спиной к солдатам. Пусть уж лучше самые буйные отвалят. Данное дело веселило и интендантов и прочую тыловую сволочь. Советы ведь, договорились, что дембель должен получить продовольствие на всю дорогу домой. А тут, вы понимаете, имелось много интересных моментов. Так или иначе, солдаты пошли домой. Это не было "стихийной демобилизацией" моей истории. По крайней мере, пулеметы с собой не тащили. Но... В родную сторону шли боевые солдаты, люди, прошедшие жуткую войну. Они совершенно не ценили жизнь. Ни свою, ни чужую.
* * *
По дороге к деревне Шапки, Рязанской губернии, шел человек. Это был рослый и плечистый мужичина в солдатской форме. Правда, без погон. Солдаты, ушедшие на дембель, тут же срывали свои знаки разлия. Дело понятное. Их достала бессмысленная война - и они хотели стать штатскими.
Но в этом человеке чувствовалась властность. Да, Фрол Михайлович был старшим унтер-офицером. В армию он ушел ещё до войны. Женился он, как и большинство крестьян, рано, в восемнадцать лет. Правда, в отличие от остальных, кого выдавали родители по своему разумению, женился он по любви. Но жена умерла родами. И ребенок не выжил. А Фрол сильно её любил. Так что от тоски подался в охотники.*
(* Охотник - доброволец. В Российской империи в армию призывали в 21 год. Вообще-то, призывали не всех, а примерно треть военнообязанных. Даже во время войны была призвана только половина военнообязанных мужчин. Но желающие могли идти служить и раньше призывного возраста, их называли охотниками. Охотнику полагалась особая лычка на погонах.)
А потом началась война. Воевал Фрол лихо. Он был пластуном, то есть, разведчиком. И немцев порезал и потаскал в плен много. За что получил два Георгиевских креста. Но потом Фрол задумался: а зачем это всё? Немцы с той стороны были такими же, как он. И зачем мы с ними убиваем друг друга?
В общем, Фрол, заинтересовался политикой. Из разных политических программ больше всего ему понравились анархисты. В самом деле - земля должна принадлежать тем, кто на ней работает. И уж мы сами разберемся, что там и как. Так и только так.
Фрол подошел к деревне. Вид она имела похуже того, когда он видел её, уходя в армию. Да уж, скольких мужиков убили... Его дом был пятым справа от главной улицы. Под лай собаки Фрол вошел в родную избу.
Его даже не сразу узнали. Но мать-то поняла и слегка примлела. Из угла поднялся отец. Бросилась на шею Елена, младшая, сестра.
-- А где Маша?
-- Так она у Васильевых и живет. Всё убивается по своему Кольке.
Маша была старшей сестрой Фрола. Её выдали замуж за соседа, Кольку Васильева. Его убили в пятнадцатом году. Об этом Фрол знал из писем.
-- Есть тут кто тут вином торгует? - спросил Фрол.
-- Ну, да Кондратий Иваныч, -- подала голос мама.
-- Ну так, Елена, вот тебе деньги, купи "гуся"*. Ну, забеги в лавку, купи себе и матери пряников и чего ещё.
(* Гусь, иначе, "четверть" - бутылка объемом примерно в три литра. Точно -- 3,0748 литра. Прозвище получила из-за длинного горлышка, она в самом дел напоминает тушку гуся. Надеюсь, в России, при слове "бутылка" не возникает вопрос, какую жидкость заказал дембель.)
Фрол достал бумажник и протянул сестре деньги. Отец поморщился. Отношение к деньгам очень хорошо видно, когда человек расплачивается. Крестьяне, у кого деньги зарабатывались тяжелым трудом и были политы потом, доставали деньги долго, точно прощаясь с каждым рублем. А Фрол небрежно сунул несколько купюр, даже не посмотрев на их значение. Он заметил недовольство отца, но виду не подал. Ну, как можно объяснить, что для него деньги - это клочки бумаги. Он-то был на фронте! Где не убьют тебя сегодня - так убьют завтра. Что тут стоят деньги? То, что он совсем не такой, Фрол заметил как только отъехал от фронта. Там-то все были свои. Даже ненавидимые офицеры. Но тут было всё неправильно. Люди о чем-то болтали. Хотя зачем болтать? Передернул затвор - и все дела.
Сестра двинулась из хаты за покупками, а Фрол поставил на стол и начал разгружать свой сидор.
Там обнаружился цейсовский бинокль.
-- Это я у одного немецкого офицера взял. Ему-то уж он точно был не нужен. Он совсем мертвый был, после того, как я его бебутом* уделал.
(* Вид кавказского кинжала. Очень удобный для неожиданной атаки. Был весьма популярен в Российской армии. Моду ввели казаки, её переняли разведчики других частей. Но со времен Февральского переворота бебут таскали и матросы-анархисты.)
Между тем вернулась сестра, купившая выпивку. А мать поставила закуску. Тут растворилась дверь и вошел сосед, Дмитрий Прохоров. Он был в четырнадцатом году призван, а в пятнадцатом у него взрывом австрийского снаряда оторвало половину левой руки. Так что его списали по чистой. Но вот какой из него теперь работник?
-- Садись, сосед. Давай выпьем за то, что остались живы.
Выпили. Закусили.
Потом выпили ещё, поговорили о хозяйстве. Которое летело ко всем чертям. Но главный вопрос висел в воздухе. В деревне вот так с кондачка к серьезным вопросам не переходят. Наконец после третьей, созрели. Отец задал главный вопрос:
-- А что там, в столице, о земле думают?
-- Ни черта они там не думают! Болтают, мать их. А вот мне умные люди сказали - права не дают, их берут.
-- И что?
-- Да то, что надо брать землю. Слышь, Митрий, сколько тут наших, фронтовиков? -- -- Ну вот я, Семен Коньков недавно пришел, братья Назаровы тоже, и ещё человек пять. Да, есть ещё Мухин Петя. Только он... Он с фронта сбежал.
-- И молодец. Вот я свои два креста получил, ты руку потерял - а за что? У него ума хватило сбежать. В общем, так. Давай-ка пройдемся по этим ребятам и поговорим. А потом будем созывать мирской сход.
Мирской сход состоялся через два дня. Тема была одна - отобрать и поделить земли ближайшего помещика, Александра Старилова. Мнения на этот счет были очень разные. Старики очень неодобрительно глядели на буйных фронтовиков. В прежние времена такой молодежи и слова-то на сходе не было бы. Но... Связываться с ними было страшно. Эти - убьют и не заметят.
Фрол стоял и наблюдал за происходящим. Он имел большой опыт солдатских митингов, так что знал - главное слово - за последним. А пока что можно понаблюдать за тем, кто здесь и что. И происходящее Фролу не слишком нравилось.
Понятно, что Сенька и иные пьяницы драли глотку за то, что не только надо взять землю у помещика, но и разграбить его дом. Им другого и не надо. Пограбить и пропить. И это бы ладно, к помещикам Фрол не питал особой любви. Но вот то, что эту идею поддерживали подпевалы Ильи Григорьевича... Этот человек был кулаком. Держал лавку, но основные деньги делал на том, что давал односельчанам в долг. Понятно, с процентами. Он же скупал хлеб. Ведь как дело обстояло? Налоги осенью надо платить. А откуда у крестьянина деньги? Только с продажи хлеба. Цена на хлеб осенью самая низкая. Весной она ого как подскакивает. Но делать-то нечего. Несли Илье Григорьевичу хлебушек. Так что половина деревни была у него в кабале.
Сам кулак стоял в сторонке и участия в сборище не принимал. Бубнил только что, надо "решить всё по христиански". Фрол понял его позицию. Помещика пограбят, а он потом купит у мужиков самые ценные вещи. А вообще-то он ни при чем. Фрол был умным человеком, он прекрасно понимал, что если уничтожить помещиков, то вот такие кулаки сядут на шею.
Поэтому, дождавшись, пока митинговые страсти улеглись, он взял слово.
-- Делать будем так. Идем и делим землю. Но усадьбу Старилова не трогать! И ему тоже полагается надел. Как всем. Пусть поработает, как мы работали.
Идея была принята. За Фролом стояли фронтовики, с которыми спорить никто не хотел. Но вот получилось несколько иначе...
* * *
Александр Николаевич Старилов пребывал с утра в большом раздражении. Впрочем, это было в последнее время его обычным состоянием. Полковник в отставке так и не принял того, что случилось в феврале. Нет, он не был особым идейным монархистом - но царь символизировал определенный порядок. Того, что пришло взамен, Александр Николаевич не понимал и не принимал. Вдобавок и дочь... Выскочила за какого-то земгусара*, который околачивается в тылу. Старилов рассорился с дочерью ещё до революции. Теперь он постоянно пребывал в раздражении. Так что все соседи его избегали. Ну, в самом деле, зачем ехать в гости к человеку, который даже разговор о видах на урожай сводит к брюзжанию о политике.
А мужики стали какие-то странные. То, что не снимали шапки, это ладно бы - но они глядели выжидательно, точно чего-то ждали...
(* Общество земств и городов. Организация, возникшая с началом войны. Считалось, что она должна помогать армии. Члены Общества приравнивались к офицерам и освобождались от службы. То есть, это был легальный способ "откосить". С коррупцией в Российской империи дело обстояло не лучше, чем сейчас. Так что ясно, что за люди были в этой организации. Эти ребята носили полувоенную форму, поэтому их звали "земгусарами". Понятно, почему офицер презирает мужа своей дочери.)
И вот тут в гостиную вломился управляющий.
-- Барин, там мужики идут. Они хотят землю делить.
К усадьбе и в самом деле подвалила плотная толпа.
-- Ах вы!
Александр Николаевич схватил ружьё. Он даже не подумал, что оно не заряжено Да и патронов-то у него в доме не было. Но его вело раздражение. На весь этот мир. Помещик выскочил на крыльцо и повел ружьем.
-- Что приперлись, хамы?
И тут грохнул выстрел. У Старилова во лбу образовалась дырка - и он свалился на ступени своей усадьбы. Фрол убрал в карман револьвер. Он не хотел насилия, но он пришел с войны. Если на тебя наводят оружие, то единственный способ выжить - стрелять первым. Он так привык.
Гражданская война началась.

zhenis M
Автор темы, Новичок
zhenis M
Автор темы, Новичок
Возраст: 49
Репутация: 929 (+1419/−490)
Лояльность: 1050 (+1230/−180)
Сообщения: 1097
Зарегистрирован: 16.11.2011
С нами: 12 лет 4 месяца
Имя: Женис
Откуда: Казахстан
Отправить личное сообщение ICQ

#20 zhenis » 10.08.2013, 19:02

Прода от 10.08
Просто рано поутру в стране произошел переворот
Дембели, подтягивающиеся к родным деревням, были настроены очень решительно. По всей стране заполыхали помещичьи усадьбы. Хотя, в некоторых местах это было и раньше. В Гуляй-польском уезде ещё с июня окопался вернувшийся с каторги Нестор Иванович Махно. Он сразу пролез в главари местного Совета и стал наводить анархистский порядок. Всех представителей властей он просто посылал в известное место. Но тут-то дело шло как в моей истории. Но было и кое-что иное.

Страна заполыхала. И большевики тут были совсем ни при чем. Они-то в этом времени пока что не имели возможность издать "Декрет о земле". Но кого это волновало? На российских просторах главной была идея князя Кропоткина:

"Права не дают, их берут!"

Вот и брали, кто как мог. И противопоставить этому по первому времени было просто нечего. Честно, говоря, мечта крестьян поделить помещичью землю была иррациональной. Не так уж много, этой земли было. И, в общем и целом, никаких проблем "черный передел" не решал. Но это вы им попробуйте рассказать... А у людей желание выжить помещиков и поделить их землю было вбито в подсознание. Они уже пробовали в 1905 году - и те ребята, которые нынче вернулись с фронта, во время первой революции были детьми - они очень хорошо помнили "столыпинские усмирения". Как пороли и вешали. Вот вы попробуйте им объяснить, что это было государственной необходимостью.

Чернов отреагировал на эту ситуацию не как социалист, а как либераст. Он подписал Указ о формировании особых отрядов. Формально они должны были заниматься обеспечении продразверстки. Если кто не знает - продразверстку ввело ещё царское правительство летом 1916 года. Потом первое Временное правительство её подтвердило. Но ни у царя-батюшки, ни у князя Львова не хватило сил осуществить этот закон. Основное количество зерна находилось отнюдь не у крестьян, а у спекулянтов-перекупщиков. Которые справедливо рассудили - чем дальше идёт война, тем цены на хлеб станут выше. А при правильном хранении зерно может храниться несколько лет. Так что особо толку от продразверстки не было.

Но вот тут Чернов решил навести порядок. Он подписал Указ о создании, в общем-то, продотрядов. Хотя на самом-то деле, их главной задачей являлось не добыча хлеба, а "пресечения нарушения частной собственности". То есть, разборки с крестьянами. Отряды формировались быстро. К началу октября мир с немцами и их союзниками таки заключили. Гансы остались сидеть в Польше, граница была проведена почти точно по "линии Керзона", то есть по границам СССР 1939 года. Турки вообще не выеживались, у них не та была ситуация. Так что Турецкая Армения осталась за Россией.

Правда, они явно играли в какие-то игры. А что? Османская империя - страна с вековой историей. И ведь когда турки захватили Константинополь, то большинство представителей византийской элиты предпочли принять ислам и служить новым господам. А уж византийская дипломатия - это просто высший класс! Там такие интриги заворачивались... Так что традиции остались. Вот вспомним Крымскую войну. Она началась как русско-турецкая - и наши туркам неплохо вломили. Но потом ввязались европейцы, и русские проиграли. Но вот кто получил в результате больше всего выгод? Англичане и французы, положившие под Севастополем тысячи солдат и угробившие на войну огромные средства? Или турки, которые добились запрета существования Российского ВМФ на Черном море? Вот и решайте - кто в этой игре был дураком.

Вот и здесь турки явно играли в какие-то игры. Я догадывался, в какие, но этот мир уже очень отличался от моего, так что выводы я делать опасался.

А что касается продотрядов, то в них косяком поперли офицеры и ударники*. Одни из них мечтали "усмирить возомнившее о себе быдло", другие просто не видели для себя перспектив, кроме того, чтобы ещё повоевать.

(* Ударные батальоны. Начали формироваться в 1917 году из наиболее боеспособных солдат как части прорыва. Сперва это были и в самом деле элитные подразделения, но потом дело сгубила наша вечная "компанейщина". В ударники уже зачисляли кого попало, а они снабжались гораздо лучше, чем иные части. За что их очень не любили. Так что эти бойцы оказались "чужими среди своих".)

Эти ребята начали наводить порядок.

* * *

Фрол сидел за столом и думал тяжкую думу. Дело было плохо. В Никифоровку, что пятнадцати верстах, пришел отряд офицеров. Там пожгли помещика и разделили землю. Так вот, этот отряд повесил троих самых активных, потом прошелся по дворам и выгреб всё, что было можно. Деньги, правда, за зерно дали. Но кому нужны эти фантики? Интересно, что кулаков-то не тронули. Наверно, они откупились.

(* Факты дачи взяток представителям продотрядов имеются в огромном числе судебных дел советского времени. В иной истории вряд ли было иначе.)

И вот что теперь делать? Отряд шел в сторону Шапок. Что делать? Защищаться - так в деревне было очень мало оружия, и ещё меньше патронов. Бой не выдержать. Висеть в петле старший унтер-офицер тоже не хотел. Конечно, можно и сбежать. Но Фрол понимал - в этом случае он в свою деревню просто не посмеет возвратиться. Ведь у каждого будет до конца жизни стоять в глазах вопрос: ты, дескать нас подначил, а где был, когда пришлось за это отвечать?

И тут грохнула входная дверь. Вошел кряжистый человек в солдатской папахе и шинели. На плече он имел драгунский карабин, на поясе - деревянную кобуру "Маузера".

Человек, как положено, снял шапку и перекрестился на образа.

-- Здорово живешь, Фрол Михайлович! Не узнаешь меня? Ну, это понятно. Я в другом батальоне служил, но тебя-то на митингах видел. Матвей Герасимов меня зовут. Тут, слышно, у тебя плохое дело? ОфицерА идут?

-- Это верно.

-- А вот как ты смотришь, чтобы им хорошо врезать?

-- Было бы чем...

-- Люди есть? Об остальном не беспокойся. Мы, что надо, всё доставили. Пойдем на улицу, глянешь.

На улице имелось две телеги и одна бричка на которой стоял пулемет. Вокруг околачивалось человек пятнадцать людей, одного из которых Фрол сразу определил как офицера. Кроме того, был здоровенный человек в кожаной куртке с темным лицом и ещё один - с каким-то ящиков на треноге.

-- Вот, пришли мы тебе на помощь. Пятьдесят винтовок, патроны к ним. Да, знаешь, где взять помещичью бричку?

Это Фрол знал. После убийства помещика усадьбу всё-таки разграбили. Но Фрол отследил, кто и что утащил. Так бричку они нашли быстро, как и коней для неё. Приехавшие ребята быстро перетащили с телеги ещё один пулемет.

-- Вот и отлично, -- подал голос офицер. Так, говорите, отряд идет сюда с Никофоровки? Пусть идут. А предлагаю вот что...

Офицерский отряд двигался до размытой проселочной дороге. Их было около ста человек. Настроение в отряде было приподнятым. Тут были, в основном, корниловцы. Им очень нравилось, как они навели порядок и наказали деревенское хамьё. Впереди лежали Шапки, где не только умение разграбили, но и помещика убили. Это точно спускать нельзя. И тут из леска, до которого было саженей сто, раздались беспорядочные выстрелы. Пара офицеров свалилось, остальные быстро залегли. И тут на гребень холма, находившегося в тылу расположения отряда, выскочили две повозки. Они развернулись - и с них открылся шквальный пулеметный огонь. Офицеры оказались в очень скверном положении по ним стреляли спереди, им лупили в спину. И ведь укрыться было негде. Примерно треть бойцов было быбито в первые минуты. Потом... А потом офицеры стал бросать винтовки.

Я допечатал статью и испытал чувство глубоко удовлетворения. Всё-таки, это был мой первый реальный бой. Я сидел вторым номером у Андрея Савелеьва на одной из тачанок. Конечно, вряд ли кто-то из них мог что-то нам сделать, но всё-таки было страшновато. То есть, это я опасался, а мой реципиент-то был храбрее Наполеона, я чувствовал, что ему просто хочется кого-то замочить. Но вот именно в момент данного боестолкновения наши сознания как-то слились. Теперь мне было всё равно - винтовки там стреляют или пулемёты. Как мне сказал Андрей, "у тебя появился фронтовой кураж".

Но главным было, конечно, не то, что мы перестреляли какое-то количество офицеров и спасли деревню Шапки от военного суда. Главное то, что мы набрали пленных. А у нас имелся с собой кинооператор. Так что все, кто вопли на тему, "вы вонючее быдло" мы аккуратно засняли. А таких воплей было много. Ну вот не хотели представители интеллигенции признавать крестьян равными себе. Так что теперь мы это всё опубликовали в наших газетах с заголовками "Чернов примеряет народу столыпинский галстук".

* * *

В эшелонах с демобилизованными, идущими на Питер, было смутно. Там прочитали газеты, более-менее сорганизовались и собрали Совет.

-- Ну, вот что? -- Обратился большевик Кондрат Константинов к членам Совета, -- доигрались ваши эсеры? Против народа идут!

Другие члены Совета тяжело вздохнули. В самом деле, крыть было нечем. Эсеры и в самом деле доигрались. Левая фракция поспешила заявить о выходе из партии, но от этого было не легче. В народе эсеров называли "черновские ублюдки".

Константинов продолжал:

-- Итак, мы идём на Питер и устанавливаем свой порядок!

Трудно сказать, насколько в событиях тех дней посуетились большевики, а насколько они были следствиям творчества народных масс. Но у утра 17 октября на Царскосельский вокзал стали прибывать воинские эшелоны. Из них выгружались очень злые солдаты. Они строились в колонны и двигались по Гороховой улице. Юнкера попытались преградить им путь, но именно в это время почему-то начали подходить разнообразные корабли с Кронштадта, которые быстро захватывали ключевые городские точки. Тут на сцену вылез Военно-революционный комитет, в котором видели большевики, левые эсеры и анархисты. Большинство солдат питерского гарнизона поддержало ВРК. Мы ведь тут совсем ни при чем, правда ведь? В общем, восставшие массы без особых проблем заняли Мариинский дворец. Чернов, вот гад ведь, успел свалить. Фактически власть оказалась в руках большевиков.

Между тем я не тратил время даром. Я имел разговор со Сталиным.

-- Иосиф Виссарионович, очевидно, что большинство чиновников не примет новую власть. И они будут всячески нам противодействовать. Включая саботаж.

-- И что вы предлагаете?

-- Я предлагаю использовать моих друзей-анархистов. В конце концов, мы не имеем к ВРК прямого отношения, вы можете потом меня как-нибудь наказать за самоуправство.

-- Ну, да. Объявить вам партийное порицание. Но мысль вы высказали верную Я не возражаю.

Я пригласил на дело ребят с Выборгской стороны. Они были только рады - поскольку понимали, что оказываются как-то в стороне. Наша редакционная машина и примкнувший к ней грузовик носилась по городу как бешеная. Мы наводили порядок. Так, из книг я помнил, что работники Государственного банка в той истории объявили забастовку. И потому возникла проблема с выплатой рабочим наличных. Но тут мы не церемонились - и ввалились в главный офис этой компании.

-- Мы требуем ключи от сейфов.

-- Мы не признаем вашу власть, -- ответил какой-то седой чиновник.

Я нарочито не торопясь вытащил пистолет и выстрели поверх его головы.

-- Господин, сколько тут нужно трупов, чтобы вы поняли - мы не шутим? Мы сейчас будем выводить по одному человеку и расстреливать во дворе.

-- Это насилие!

-- Да. И мы к вам его применим в полном объеме. Вам две минуты на размышление. Время пошло.

Честно говоря, я не был уверен, хватит ли у меня и у моих ребят духу убивать беззащитных людей, которые лично нам ничего плохого не сделали. Но вообще-то я многие жизненные ситуации выиграл за счет блефа. Вот и тут я изображал из себя более крутого, чем крутые яйца и более страшного, чем Змей Горыныч. И мой оппонент сломался раньше отмеренного срока. Он бросил на стол связку ключей.

Вот так мы и развлекались. Но вечером меня вызвал Сталин.

-- Товарищ Сергей, в Киеве выступление националистов. Идут уличные бои с большевиками. Немедленно отправляйтесь на Царскосельский вокзал. Там вас ждут для поездки в Киев. Вы назначаетесь комиссаром.

Мы мирные люди. Но наш бронепоезд...
На Царскосельском вокзале меня ждал Андрей Савельев и незнакомый моряк по имени Никифор Сорокин.

Офицер был уже без погон.

-- Вот, Сергей, выдалось нам вместе повоевать. Хотя черт знает, как обращаться с этой железякой.

-- Ничего, Андрей Александрович, и не с тем управлялись.

Мы прошли на перроны - и там я увидел стоявший бронепоезд, на котором свежими буквами было написано "Балтиец".

В каждой избушке свои погремушки. Меня вот почему-то всегда привлекала история бронированных гусениц. В том мире я собрал множество книг, фотографий и фильмов о них. И, конечно прежде всего - о бронепоездах времен Гражданской войны. Ведь именно на этой войне они оказались более всего востребованы. Но их ведь до моего времени не сохранилось. Так что теперь я впервые видел предмет своего увлечения в натуре.

-- Где вы такого взяли? - Спросил я.

-- Под Псковом. Правда, половина экипажа разбежалась. Мы его пополнили из пулеметчиков Андрея Александровича и моряков. Ребята они боевые, артиллеристы хорошие. Правда, опыта службы не такой штуковине у них нет.

-- Ничего, нам не немецкие гренадеры будут противостоять.

Моряку явно тоже нравилась доставшаяся ему бронетехника. Выглядела она и в самом деле серьезно. Имелись две боевые двухбашенные орудийные бронеплатформыплатформы, вроде бы с трехдюймовками, ещё один броневагон с командирской башенкой, над которой висел красный флаг и бронепаровоз. Из бортов торчали пулеметы. Впереди виднелась пара контрольных платформ, груженых рельсами, шпалами и прочей железнодорожной халабудой.

При подходе к командирскому салону открылась броневая дверь и их него выскочил бравый морячок, одетый со всем шиком матросско-революционной моды: в клешах, которые вполне могли бы посоперничать с хипповыми и с пулеметными лентами через плечо. Разумеется, на одном боку имелась деревянная кобура с маузером, а на другом - бебут.

-- Товарищ командир, бронепоезд к отправке готов!

-- А с дисциплиной тут нормально, -- бросил я.

-- У меня не забалуешь, --бросил Соркоин. Революция - это конечно, а порядок в экипаже должен быть.

Мы залезли в командирский вагон. Я направился в нечто вроде купе, а Андрей с Сорокиным полезли по железной лестнице в командирскую башенку. Вскоре поезд тронулся.

Довольно быстро выяснилось, что езда на бронепоезде - это совсем не в СВ. Хорошо, что уже осень, эта коробка не нагревается солнцем. Но вообще-то я думал, что будет хуже.

Было время поразмышлять о произошедшем. С собой я имел жутко крутой мандат от ЦК, согласно которому я мог строить всех киевских партийцев. Я догадывался, почему послали именно меня. Я хорошо повеселился во время переворота. Но это не главное. Яне раз намекал Сталину на опасность "буржуазного национализма". И Сталин это хорошо понимал. Он-то много лет работал в Баку, где армян имелось немногим меньше, чем азербайджанцев. Поэтому, что такое агрессивный национализм, он хорошо знал. Когда националисты приобретают влияние, классовая солидарность как-то забывается.

Но вот что же произошло в Киеве? В том мире я часто бывал в этом городе, так что его историю неплохо знал. Да вчерашнего дня там дела шли так же, как в моей истории. Что там было? После февральской революции на Украине стала заправлять Центральная Рада. Её члены представляют весь украинский народ, но вообще-то они представляли только себя, никто их не выбирал. Это были типичные интеллигенты, лидеры которых набрались "незалежных" идей во Львове, то есть в Австро-Венгрии. А когда интеллигенты начинают играться в самостийность - это туши свет. Как известно, в моей истории они доигрались до того, что пригласили немцев, которые Верховную Ражу разогнали на фиг.

Но до определенного времени они действовали осторожно. В моей истории после Октябрьского переворота сперва вылезли большевики, которые три дня сражались со сторонниками "временных", представленных юнкерами и казаками. Незалежники оказались хитрее всех - они вылезли на палубу, когда обе стороны увязли в борьбе. Однако независимость они провозгласили далеко не сразу, сперва речь об автономии. А тут они сразу выпустили декларацию, в которой провозглашали суверенитет.

Вообще-то отношение большевиков к разным сепаратистам было странным. Они на всех углах кричали о "праве наций на самоопределение". Но всё-таки их позиция была позаковыристее, чем, к примеру, у беловежской шайки. С теми-то понятно - они развалили страну, чтобы каждый получил по кусочку власти. Собственно, нынешняя Рада от них ничем не отличалась. А вот большевики... Они явно рассчитывали, что всё равно их партия будет главной, что бы там не провозглашали. Ведь и в моей истории они отправились давить сепаратистов. Правда, тогда они создали альтернативное правительство в Харькове. Но сейчас, видимо, решили, что паровозы надо давить, пока они чайники. То же правильно. Если иных фигурантов Гражданской войны - красных, белых и махновцев -- я уважал, то к петлюровцам относился с омерзением. Они такого натворили, что глаза бы не глядели. Впрочем, Симон Петлюра у них был, вроде бы, пока что далеко не самым главным.

До Киева мы добирались больше трех дней. В это время поезда вообще ходили медленнее, а бронепоезд не может переть на всех порах. С рельсов сойдет. За это время мы с Андреем успели познакомиться с экипажем. Вообще-то пулеметчиков я более-менее знал, и они знали меня. Но моряки тоже оказались нормальными ребятами. Я боялся, что будут проблемы из-за традиционного флотского снобизма. Однако морячки, конечно, были круче всех крутых, но вот с пулеметами обращаться не умели. А Савельев-то набрал лучших. Так что особых трений в команде у нас не возникло. Да и Сорокин был очень серьезным командиром. Он-то имел боевой опыт - служил комендором на номерном миноносце. А они, в отличие от кронштадцев, реально воевали. В Кронштадте он оказался, прибыв по каким-то партийным делам, да вот с ходу и вписался в процесс. Кстати, от него я узнал, что "стихийное выступление народных масс" было не очень и стихийным. По крайней мере, в Кронштадте к нему готовились. Что и требовалось доказать. Большевики и в этой истории показали класс.

К Киеву мы прибыли ранним утром 21 октября. Я опасался, того, что националы перекроют мост через Днепр. Ведь стило разобрать рельсы и поставить несколько пулеметов, то нам пришлось бы изрядно там подолбиться. Но через реку мы перебрались без приключений и без них же добрались до вокзала. Я находился в командирской башенке, радом с Андреем. Сорокин же с утра пребывал в головной орудийной башне, заявив, что он тут стреляет лучше всех. При нашем приближении из здания вокзала начали стрелять. Врезал пулемет. По броне зазвякали пули. Тольку от этого, разумеется никакого не было.

Тут головная пушка повернулась и дала выстрел по вокзалу. Пулемет заткнулся.

-- Метко кладет Балтика, одобрил Антом и взялся за трубку телефона.

-- Сорокин, врежь им ещё пару раз, чтобы знали, к с кем связались.

-- Головное орудие грохнуло ещё два раза. Часть стены обвалилась.

-- Вот ведь гады, хорошее здание из-за них портим, -- буркнул мой друг.

Между тем в одном из окон появилась белая тряпка, которой кто-то размахивал.

-- Недолго мучилась старушка, -- прокомментировал я ситуацию.

Из вокзала перрон стали выходить люди и бросать винтовки. Красногвардейцы выпрыгивали и вагонов им навстречу. Я тоже присоединился.

Наши противники были в военной форме. Вроде бы русской, но с какими-то странными нашивками.

-- У куда теперь эту сволочь девать? - Бросил топавший рядом со мной матрос.

Однако проблема решилась. Из-за вокзала начали появляться вооруженные люди в гражданском, с красными повязками. Один из них подбежал к нам.

-- Вы из Питера? Нам телеграфировали... Мясоедов. Командир этого отряда.

-- Коньков, комиссар.

-- Вовремя вы. Мы оттуда, с площади наступали, а эти гады в вокзале засели с пулеметами. Никак их было не выковырять.

-- Слушай, товарищ, а кто они вообще такие? Я таких нашивок не видел.

-- А... Сичевые стрельцы. Добровольцы из австрийских пленных. Так что вояки не чета моим. Правда, против вашей монстры у них не пляшет.

Сечевики. Так, это уже интересно. Эти бойцы были из этнических украинцев, которые жили на территории Австро-Венгрии. Воевать с Россией у них особого желания не было - так что они довольно быстро оказывались в плену. Из них в Киеве стали формировать боевую часть. Беда толь в том, что националисты стали активно их обрабатывать в своем ключе. В моей истории именно сичевые стрельцы были самыми боеспособными частями у петлюровцев. Но тут, видимо, поработали недостаточно. Особо никто не хотел умирать. Однако, чего это они так резко возбухли? Чует моё сердце, что без Антанты не обошлось...

Сечевиков куда-то погнали, а мы с Савельевым и Сорокиным направились в революционный штаб. Он находился где-то в районе Бесарабки. В штабе, разумеется, царил полный бардак. Ничего иного я увидеть и не рассчитывал. Войнушка была та ещё. У красных было несколько тысяч человек, в основном, рабочие с "Арсенала". У националистов немногим больше. Самой главной силой было некоторое количество чехословаков. Телеграф и телефон контролировали большевики, вокзал вот мы помогли отбить. Однако националисты держали часть города, расположенную на холмах. Где и находилось здание Верховной Рады.

Казаки и юнкера никакой активности не проявляли. Однако была депутация от первых, они заявили о своем нейтралитете. Юнкеров же в городе было немного.

Воинские части тоже предпочитали не высовываться. Я отправились по ним, прихватив для авторитета Сорокина.

Дело шло туго. Здешние солдатики были куда менее распропагандированы. Местные большевики явно мышей не ловили.

-- А зачем нам тут воевать? Пускай хохлы сами долбятс! - Крикнули к примеру, на одном из митингов.

-- Зачем воевать говоришь? - Медленно сказал Сорокин. А вот смотри. Я сам питерский, я вот сюда приехал. А почему? В Питере взял власть народ. Для того, чтобы вышибить буржуев, помещиков и прочих кровопийц. Но ты думаешь они так просто и успокоятся? Шалишь! Слыхал, может, что офицерье отряды создает, порет и вешает мужиков, как в пятом году? Сейчас-то мы их гоняем поганой метлой. А если тут "независимые" обоснуются? Так они силы будут здесь накапливать, а в Россию бегать.

Тут влез я.

-- Поймите, товарищи, вся эта "назалежность" -- вранье. Просто баре увидели, что им под зад пинком дать собираются - вот и придумали сказку для простачков. Есть здесь украинцы? Вот что вам с русскими делить? Это буржуи вам мозги пудрят и делят трудовой народ на кацапов, хохлов и других.

Потихоньку процесс сдвинулся с мертвой точки. Авторитет нам придавало наше эффектное проявление в Киеве. Тем более, что слухи о нем сильно разрослись. Говорили, что у нас у в бронепоезде чуть ли не шестидюймовки, мы разнесли вокзал и перебили множество сечевиков. (Реально на вокзале было пять убитых и девять раненых). И что самое главное - поползли слухи, что мы готовы открыть огонь по городу а если откроем - то снесем его нахрен. Хотя, чтобы нанести заметные разрушения Киеву, маловато и линкора.

Вялотекущие бои шли до 24 октября. Основной контингент самостийников составляли студенты и какие-то типы мелкоуголовного вида. В конце концов, они остались только в здании Центральной Рады на Владимирской улице, но там засели сечевики и чеховловаки, а они были более серьезными парнями. А красногвардейцы и солдаты особо под пули не лезли. Наш бронепоезд больше участия в боевых действия не принимал. Правда, мы с Андреем не бездельничали. Мы строили народ в штабе. Он по военной части - я про прогандистско-организационный. Бардак-то развели, в основном, потому, что у каждого местного деятеля было свое мнение, которое тот холил и лелеял. А столичные мандаты значили много.

Как стать настоящим попаданцем
24 числа мы с Андреем шли неспешно шли по Театральной улице. Неподалеку слышались частые выстрелы - это продолжался бой за Центральную Раду. Еа кадетской топтались с десяток красногвардейцев, а посреди стоял броневик. Один солдат, весь в коже, как какой-нибудь байкер, копался в моторе, другой курил возле двери бронемашины.

Мы подошли, так сказать коллегам (мы-то тоже ездили на железяке) и разговорились.

Как оказалось, "Остин-Пулиловец", проходил ремонт на "Арсенале", вот теперь двигался в месту боя. Но рабочие слишком торопились ввести его в бой - и что-то недоделали. Шофер был местным, а вот пулеметчик - фронтовиком. Он тоже был "в починке" -- лежал в Киеве в госпитале. Уж собрался выписываться - как началось веселье.

И тут из угла, Кадетской вылетел автомобиль. Это был восьмицилиндровый "паккард" этим временам -- классная тачка. В нём сидели какие-то люди в военной форме. Вид броневика им явно не понравился, машина попыталась резко развернуться. Но не сложилась, тачка задела колесом какую-то торчащую возле тротуара чугунную тумбу и замерла. Тогда двое сиганули через борт и стали драпать, а один стал стрелять. Зря это он. Пулеметчик показал класс. Он буквально взлетел на своё боевое место - и через секунду открыл огонь. Расстояние было - метров пятьдесят, так что все четверо нарушителей спокойствия стали совсем мертвые. Красногвардейцы только начали снимать с плеча винтовки.

-- Пойдем-ка поглядим, что это за стреляющие автомобилисты, предложил я.

Трое из убитых были в форме сечевиков, а самый резвый, успевший уйти дальше всех - в полувоенном френче из хорошего сукна. Две Пули попали ему в спину, он лежал лицом вниз.

-- Сумели, видимо, драпануть из Рады, -- сказал Андрей и перевернул ногой того, который во френче. Его рожа показалась мне знакомой, но я не помнил, кто. Наверное, видел какие-то фотографии в Интернете.

-- Тут подошли красногвардейцы. Один из них вгляделся и этого типа.

-- И ведь я его знаю! - Сказал он. - Он из этих, руководства самостийников. К нам на завод приезжал, речи говорил про вольную Украину. Фамилия у него странная. А! Петлюра!

Он поглядел на второй труп. И этого знаю. Он главный из стрельцов. Коновалец его фамилия.

-- Повезло нам, -- покачал я головой.

-- А ты что-то них знаешь?

-- Слышал. Петлюра - самый дельный из их гоп-компании. Остальные интеллигенты. А этот - командир сечевиков.

Про себя я добавил, что Судоплатову придется присылать свою взрывающуюся коробочку кому-нибудь другому*.

(23 мая 1938 года лидер Организации украинских националистов Евгений Коновалец был убит в Роттердаме чекистом Павлом Судоплатовым с помощью бомбы, замаскированной под коробку конфет.)

Вот теперь я настоящий попаданец. Конечно, Петлюру убил не лично я, тем не менее. Остается взять в плен Колчака или Деникина.

Я подошел к пулеметчику.

-- Товарищ, ты сделал очень большое дело для революции, убил очень опасного её врага. Возьми на память. Я протянул ему часы. Не свои, конечно, мне они были и самому нужны. Но вчера, двигаясь за наступавшими красными, мы наткнулись на разграбленный часовой магазин. Возле него лежали два типа уголовного вида. Очевидно, красноармейцы строго выполняли поданный с моей подачи приказ - расстреливать мародеров на месте. В самом магазине лежал хозяин, похоже, зарезанный. Я решив, что хозяину товар не нужен, прихватить несколько часов - именно для награждения отличившихся.

Андрей согласился с тем, что отсутствие наград - большой недочет. Вот и пригодилось. А ведь теперь, возможно не будет не только петлюровщины, но и бандеровщины. ОУН без Коновальца, может, и не раскрутится.

К вечеру националисты сдались. Их главарей - Грушевского и Винниченко арестовали и ещё кое-кого арестовали, большинству же набили морды и отпустили.

Разговор с Винниченко вышел интересным. Он и в самом деле оказался типичным интеллигентом, двинутым на светлой идее самостийности, к тому же свято верующим, что "Запад нам поможет". И ведь в самом деле, начал помогать. За выступлением националистов стояли французы. Которым эти деятели пообещали возобновление войны. Причем, в лучших традициях Хлестакова, они заявляли, что едва придя к власти, выставят полумиллионную армию. Откуда они её возьмут, так и осталось неясным. Этим придуркам казалось, что над Киевом взовьется жевто-блакитый прапор, то сразу же толпы народа пойдут добровольцами.

На следующий день я решил прогуляться по Киеву. Это был третий крупный город, в котором я бывал в обоих временах. Питер в центре остался, в общем и целом, таким же. Подавляющее большинство знакомых мне домов находились на своем месте. Москва, в которой я несколько бывал по разным делам, была совершенно на себя не похожа, я центре даже в трудом ориентировался. С Киевом дело обстояло серединка на половинку. Крещатик, понятное дело, был совершенно иным - его разнесли во время войны и потом застроили "сталинским ампиром". А многие улицы были точно такими же. Интересно, что город особо и не отреагировал на факт трехдневных боев. Разрушений было не так уж и много, так что Киев зажил обычной жизнью.

Двигаясь вниз по Андреевскому спуску, а подавил в себе дурацкое желание заглянуть к Булгакову. Не знаю, что на меня накатило - потому что ни с Маяковским, ни с Есениным я знакомиться не пытался. Из великих литераторов я был знаком только с Алексеем Толстым - да и то потому что брал у него интервью о работе в Комиссии по расследованию деятельности царского правительства. А тут пробило. Но потом подумал - а что я ему скажу? Булгаков ведь ещё вообще ничего не написал и, скорее всего, даже не знает, что станет писателем.

А вот Подол производил очень сильное впечатление. Если закрыть глаза, то казалось, что ты в Германии. Конечно, это был не немецкий, а идиш. Евреев тут было не много, а очень много. Я как-то привык, что представители этой национальности являются либо коммерсантами, либо людьми творческих профессий, либо революционерами. А вот тут имелись самые разные. Одни были одеты как хасиды, которых я видел в Израиле, но имелись люди обычного рабочего вида, такого же как в Петербурге.

-- Товарищ комиссар! - Вдруг услышал я голос.

Я обернулся и увидел здоровенного парня я кожаном фартуке который перекуривал возле двухэтажного дома, на котором красовалась вывеска "Скобяные товары. Натанзон и сыновья". Рядом имелась ещё одна: "А.Натанзон. Изготовление ключей и другие слесарные работы". Парень вышел как раз из слесарной мастерской.

Я его узнал. На второй день нашего пребывания в городе, к красногвардейцам присоединился еврейский отряд человек в пятьдесят. То есть, евреи, разумеется, были в наших рядах и до этого, причем немало. Но этот отряд был мононациональным и хорошо вооруженным. Руководил им дядька лет сорока, мне сказали, что он имел отношение к еврейской самообороне пятого года. Большинство же составляла молодежь. Этот парень был вроде как сержантом.

-- Здравствуйте, меня зовут Арон Натансон. Вы тут по делам?

-- Да нет, решил поглядеть город. Не всё же революцией заниматься.

-- А не хотите ли зайти к нам, выпить по рюмочке? Мой отец очень рад будет с вами познакомиться.

Почему бы и не выпить? Тем более, с питерскими евреями я много общался. Но... Они были в значительной степени ассимилированными. Кое-кто даже идиш не знал. А тут они, так сказать в естественной среде обитания.

Мы прошли в гостиную, обставленную без особых затей. Вскоре откуда-то, видимо, из лавки появился хозяин, выглядевший более соответствовавший традиционным представлениям. Правда, одет он был не лапсердак, а в обычный пиджак.

-- Папа, познакомьтесь, это комиссар, тот который прибыл на поезда.

-- Очень рад, Самуил Мершевич.

-- Сергей Коньков.

-- А по отчеству?

-- Так я ещё молодой.

-- Послушайте старого человека. Вы - большой начальник и уважаемый человек. А значит, вас звать должны, как положено. Люди ведь не зря придумали отчества.

-- Тогда Сергей Алексеевич.

И ведь мужик-то прав, подумал я. Я-то общался, в основном, с журналистами и революционерами. У них по именам обращаться принято. Но теперь-то мы выходим на новый уровень. А в народе к этому относятся очень серьезно.

Между тем вышла полня дама и накрыла на стол. Я с любопытством поглядел, чем мы будем закусывать. Сала, конечно не было. Хотя мой друг Миша нормально трескал ветчину. Но в остальном - обычная южная закуска.

-- Давайте за знакомство.

Я много читал у авторов дореволюционного времени про "отвратительную еврейскую водку". Но то ли авторы были особенными эстетами, то ли, что скорее одну гнали для себя и хороших людей, а другую для продажи всем остальным. Ничего так. Особенно во время "сухого закона".

-- Сергей Алексеевич, вы даже не представляете себе, какую услугу вы оказали нам, когда прибыли с вашем поездом! Ваши местные товарищи... Ничего плохого сказать про них не хочу, но что-то у них не получалось. А вы приехали - и всё разом переменилось.

-- Вы боялись еврейского погрома?

-- Погром? Что погром? После пятого года мы научились кое-чему. Уехали бы к моему двоюродному брату, он в местечке живет, пересидели бы. Убытки, да. Но что ж тут делать. Но окажись эту люди у власти - получился бы сплошной погром!

Я изобразил недоумение.

-- Но я только вчера разговаривал в Винниченко. Он не произвел впечатление антисемита. Господин Винниченко не антисемит. И господин Грушевский тоже. Но вы подумайте, каждая власть должна провозглашать какую-то идею. А что они могут провозгласить. Самостийность? Да кому она нужна, кроме какого-то количества профессоров и увлеченных ими студентов. Крестьянину в деревне она не нужна. К тому же не так уж часто они видят русских. Помещик - украинец. Начальство - тоже. Вот и останется, что провозглашать борьбу с евреями. Нас не любят многие.

Арон встрял.

-- И ведь честно говоря, есть за что. Перекупщики на рынках - чуть ли не все наши.

-- Так всегда. Из-за какого-то количества поцев страдают все.

Между тем я пребывал в некотором обалдении. Это ведь надо! Простой владелец лавки, блестяще предвидел суть петлюровщниы, которой, возможно и не будет. Ведь Петлюра тоже не был антисемитом. Мало того, он как раз старался не допускать погромов. Но деваться-то куда? Это большевики и махновцы могли за них расстреливать. А Петлюра - нет. Потому что все бойцы бы разбежались. Благо выбор имелся. Тот же Григорьев, к примеру.

Потом я осторожно поинтересовался, почему Арон слесарит. Как я слышал, у евреев в "черте оседлости" было принято, что сын занимается тем же, что и отец. Да коммерсант - у него социальный статус повыше, чем у ремесленника.

Как оказалось, дело обстояло просто. Ну, нравились парню с детства возиться с железом! Поэтому папа повздыхал, повздыхал - и отдал Арона в ученики к такому же кустарю. Тем более, что имелся младший сын, которому можно передать дело. Да дело смежное. Самуил Гершевич держал, в общем-то хозяйственный магазин. А где продаются замки, там и ключи нужны...

Потом разговор принял более неожиданное направление.

-- Сергей Алексеевич, вы ведь член партии большевиков?

Я кивнул.

-- А вот, если не секрет, почему у вас нет никаких опознавательных знаков? Ваши товарищи во время боев носили красные повязки. Но ведь это неудобно. Да и вообще. Вы же мы, у нас на лицах не написано, в какой в организации.

-- Наверное, дело так обстоит потому что мы слишком долго скрывались от властей.

-- Но ведь вы уже с февраля ни от кого не скрываетесь.

Я подумал - а в самом деле - почему? А ведь в этом мире они не новость. Например, члены "Союза русского народа" до революции значки носили. Возможно, из "подпольного синдрома"? А ведь у нас много молодежи - и явно будет ещё больше. А молодняку нравится атрибутика. Недаром комсомольские значки-то ввели. Попробовать ввести. И, кстати, у большевиков сейчас вообще нет никакой атрибутики. Красное знамя - оно общереволюционное. Серп и молот пока не появился. Красная звезда -- тоже. К тому же её вроде бы придумал Троцкий. Так что у неё есть шанс вообще не появиться. А ведь оба символа - блестящие. На самом-то деле для того, чтобы знак был популярен - важно, чтобы он был простым. Вспомните самые хитовые символы ХХ века. Серп и молот, звезда, свастика, руны СС, пацифик, "анархия", "звезда Давида". А вот разные усложненные свастики, типа как была у баркашевцев - не канают. Или вот Троцкий впенюрил в серп и молот четверку как знак своего Интернационала - всё. Не смотрится.

И почему бы прямо сейчас не начать заниматься?

-- Арон, вы не можете принять срочный заказ?

-- Почему бы и не принять?

Достал блокнот и химический карандаш и нарисовал, что я хотел. Десять значков в виде развевающегося красного знамени. Пять красных звезд с серпом и молом и пять простых. Значки попросил сделать на винтах - помнил, как в армии такие пользовались жутким дефицитом. Ну и звезды как кокарды.

Заказ Арон сделал на следующий день. По его словам, далее шли не очень хорошо, причем заказы всё неинтересные. Взял всего три рубля, сказав, что на мне ему наживаться стыдно. Однако, дело обстояло интереснее. Слесарь использовал меня как рекламоноситель.

Потому что затея имела бешеный успех. Я перед поездкой в Киев сменил свою кепку на кожаную фуражку - она смотрелось более по-военному. Значок нацепил на лацкан куртки. Остальные оставил для того, чтобы в Питере показать кому надо. Но бойцам захотелось тоже. Я конечно, не делал тайны из того, где я это достал. Так экипаж бронепоезда отворился символикой в полном составе, а многоие прихватили ещё и для друзей. Киевляне то же, кто ринулся к Арону, кто стал делать сам. Так что он сделал на моей идее неплохой гешефт.

По возвращении в Питер я узнал, что за это время успели закончиться боевые действия в Москве. Они развивались примерно так же, как и в моей истории, только длились меньше. А всё было так же - красногвардейцы и юнкера увлеченно бегали друг за другом, красные слегка постреляли по центру и по Кремлю из пушек, потом приехали балтийские матросы и всех построили. Сдавшихся юнкеров, кстати, никто не расстреливал. Это оказалось очередным мифом. Моя идея с символикой, как и с партийными значками, вроде бы, получила одобрение и процесс по её утверждению пошел.

Но меня куда больше занимало иное. Я вспомнил про чехословацкий корпус. Ведь именно с его мятежа Гражданская война началась всерьез. В Киеве какие-то чехи были, но их оказалось немного. Эти части после подписания мира околачивались на Украине и никто не знал, что с ними делать. Другое дело, что воевать в Киев двинулись далеко не все. Но их должно быть гораздо больше, причем, я читал, что союзники пытались раскрутить вторую серию корниловщины, используя в качестве ударной силы именно чехословаков. Кстати, в этой истории засветился знаменитый писатель, а в это время английский разведчик Сомерсет Моэм.

С этим я отправился в Публичку, к уже знакомой мне библиотекарше. Она меня помнила. И взялась разыскивать сведения о чехословацких частях. У ней на военный части тоже была картотека. В это наивное время в газетах не писали "Н-ская часть в окрестностях города Н." Не понимали, что отслеживание и анализ закрытых сведений стоит множества шпионов. Так что писали открыто: кто, где и когда. К тому же во время войны приводились списки убитых и пропавших без вести офицеров. Многие начинали искать сведения много позже указанных событий. Так что картотека здорово помогала. Однако ничего о чехословацких частях найти почти не удалось. Упоминалась только какая-то "Чешская дружина". Но я-то знал, что подобные названия даются, когда из политических соображений хочется скрыть небольшую численность части. Больше сведений не было.

(* В РИ чесхоловацкая бригада, которая выросла из "дружины", участвовала в июльском наступлении 1917 года. Но так наступления не было, то она не "засветилась).

Девушка было очень расстроена тем, что не может мне помочь, потом её осенило.

-- Слушайте, а ведь в Петрограде есть представительство "Союза чехословацких обществ". Там точно должны знать.

В это представительство я отправился в своем цивильном костюме, отрепетировав иностранный акцент. Я косил под американца.

В офисе сидело несколько человек со знакомыми мне с прошлой жизни рожами типичных грантоедов. Ещё бы! Сидеть в Питере - лучше, чем в лагере, или вкалывать в батраках на помещика или кулака*. Тем более, что "Союз" финансировался из Франции, где сидели какие-то сепаратисты. Но и дружба с американцами им не мешала. Тем более, что халява явно закончилась.

(* В связи с массовым уходом работников из деревни на войну пленным было разрешено наниматься в батраки. Чаще этим пользовались крупные хозяйства.)

Один человек, пан Ковач, оказался из иного теста. До войны он был учителем и являлся убежденным панславистом. То есть сторонником теории братства всех славян, в котором Россия должна решать проблемы всех "братушек". Например, сейчас - воевать за независимость Чехословакии. Но он-то искренне верил в мир и дружбу. С войны Ковач сбежал в плен, едва только очутился на фронте.

По-русски он говорил отлично, лишь с некоторым акцентом. У "мистера корреспондента" акцент был куда сильнее.

Начал Ковач с жалоб на русское правительство, которое, по его мнению чехов и словаков "кинуло". Правда, говорил он очень обтекаемо. Дескать, как-то не очень хорошо вышло. Потом перешел именно к делам чешских пленных. Выходило, что они делись на четыре группы. Большинству было по фигу. Они сидели в плену и над ними не капало. Вторые, их было немного, интересовались большевизмом. Число их стало расти после начала мирных переговоров, когда стало ясно, что Россия воевать не будет. Третья хотели воевать. Именно они входили в чехословацкую бригаду. Она выросла в 1-ю Гуситскую стрелковую дивизию. В июле начали формировать вторую дивизию. Следующим логичным шагом было именно формирования корпуса. Не успели*. Самое смешное, что эти войска подчинялись... французам!

(* В РИ приказ о формирования корпуса был отдан Ставкой 26 сентября 1917 года.)

Положение этих ребят было незавидным. Власти Австро-Венгрии поставили их вне закона. То есть они могли вернуться на Родину не просто после победы Антанты, и в случае, если "лоскутную империю" разнесут на хрен. Теперь они рвались побыстрее свались из России, чтобы продолжать воевать в Франции. Но это было не так просто.

И наконец, имелись и те, кто был готов лезть в разные затеи в надежде вернуть Россию в войну.

Их Ковач осуждал - и, возможно, искренне. Особенно тех, кто ринулся сражаться вместе с украинскими с сепаратистами. Я ему об этом, понятно дело, сказал.

-- Это авантюра. Она ставит под удар всех остальных.

Сейчас чехословацкие части болтались на Украине. Правительство Чернова просто не знало, что с ними делать.

Что ж, дело обстояло лучше, чем в моем времени. Но надо предупредить Сталина, чтобы он этим занялся. Тем более, что тут он тоже стал наркомом пор делам национальностей. Надо их разделять и побыстрее выгонять пинками из страны. И разумеется, не делать таких глупостей как Троцкий, который в моей истории приказал их разоружить по дороге к Тихому океану. Представляете - в стране охваченной бардаком. Разумеется, они французам и белым агитаторам, что большевики собираются их выдать австрийцам.

* * *

Итак, к началу ноября 1917 года, хоть история и пошла иным путем, большевики всё же пришли к власти. Я не верил, что удастся обойтись без Гражданской войны. Хотя я надеялся, что в этом варианте она будет не такой страшной. Ведь многих толкнул в стан белых Брестский мир, который однозначно сочли предательством интересов России. А затем уже процесс пошел. Тут Брестский мир хоть и случился, но вышел совсем иным.

Только я опасался, что даже если большевики не совершат тех ошибок, которые совершили тогда, они совершат другие.


Вернуться в «"Песочница"»

Кто сейчас на форуме (по активности за 5 минут)

Сейчас этот раздел просматривают: 34 гостя