#1 Дэн_Миллер » 16.10.2013, 17:21
Я буду заставлять себя писать и понемногу выкладывать, а вы придирайтесь, пожалуйста.
Когда закончится война
роман
Внимание, читатель.
Я не знаю, к какому жанру относится этот роман.
Фэнтези? Но дело происходит в мире, где магии чуть-чуть, на самую малость, больше, чем в нашем с вами мире.
Фантастический боевик? Но в романе нет ничего такого уж слишком фантастического, а стрелять, взрывать и вообще убивать я буду стараться как можно меньше. Время и без того будет описано достаточно жестокое, зачем же еще размазывать кровь и мозги по блистеру? У меня все равно нет желания подчеркивать крутость героев. Пусть они будут какие есть.
Ладно, будем считать, что перед вами - Science fantasy. В этот термин, при желании, можно воткнуть что угодно.
Самое забавное, что я не могу определить, кто у меня главные герои романа. Эрст-лейтенант Гиеди? Вряд ли. Ортис Лигон по прозвищу Комета? Не думаю. Две девушки с очень похожими именами, Сайха и Сахаль? Я их люблю, но не они двигают эту историю.
Логичнее было бы, если бы главными героями были полковник Менкар, баронесса Гиеди и Таиф, но они слишком редко появляются в романе. А жаль.
Так что мне проще считать, что главный герой романа – время. Время, когда закончится война. Хотя это слишком пафосно звучит, вы не находите?
Теперь о времени и месте, где это происходит. Время примерно соответствует 30 – 40м годам 20 века, но в другом мире, где нет исчисления ни от рождества Христова, ни от новой эры. Чтобы не путать вас и себя, я назначаю действие романа на 1939 год, но слегка маскирую эту дату: пусть это будет 11939 год от Дня Творения. И это не означает, что в том мире к их 11939 году история такая, как к нашему 1939, - но вот техническое и социальное развитие примерно такое же. А чтобы окончательно вас запутать, пусть Новый год у них празднуют в первый день весны. И акты о завершении войны высокие договаривающиеся стороны подписали аккурат в первый день нового, 39 года. Так что вам будет ясно: где 39 год – там мирное время, а где 38 – еще военное.
Что-нибудь еще надо добавить?
Ах да, попаданцы в романе не встречаются. И без них проблем хватает.
Ну что ж, тогда я начинаю свой рассказ.
В одной весьма славной Империи в шумной Столице, но на тихой-тихой улице жил да был старый-престарый колдун…
Впрочем, жить ему осталось не так уж много.
ПРОЛОГ. Каштановая аллея, 17.
1.
Всё получалось слишком легко, и в этом мог быть какой-то подвох.
Даже легенда, с которой пришлось, скажем так, повозиться и ему и аналитикам из отдела, пропала втуне.
Конечно, было отлично известно, что в доме и без того было мало слуг, а он к тому же специально выбрал послеполуденное время, когда в доме царило полное затишье: хозяин отдыхал, и прислуга пользовалась этим, чтобы устраивать свои личные дела.
Но кто-то же должен был оставаться у дверей, какая-нибудь горничная или еще кто-нибудь, чтобы открывать нечаянным посетителям и извещать, что хозяин не принимает.
На худой конец, можно было просто запереть парадное.
Однако когда он сделал соответствующее лицо, готовясь любезно изложить своё дело (да, благотворительность, вот моя визитка, нет, не назначено, но…) и позвонил, никто не откликнулся, хотя звонок прозвучал вполне отчетливо. И он позвонил ещё раз, глядя на неплотно притворенную, словно приглашающую распахнуть её, дверь, подумав о том, что тщательно разработанная легенда, кажется, не понадобится.
Никто так и не откликнулся и не полюбопытствовал, кто там топчется у дверей.
Было в этом что-то ненормальное.
Тогда он толкнул дверь и вошел. Не в его правилах было отступать из-за такой непонятной, но не более, мелочи, как изменение плана по ходу дела.
В тишине пустого дома любое движение производило раздражающий уши шум. Поскрипывал паркет, предательски шуршал толстый ковер под ногами, шелестела одежда, тщательно подогнанные, смазанные и вообще давно проверенные ботинки скрипели и отчего-то похлюпывали на ногах, хотя погоды-то стоят на редкость сухие, да и добирался он на место в машине. Даже дыхание, казалось, было хриплым, как у спринтера в конце дистанции. Весь дом должен был сбежаться, но никто даже не выглянул в коридор, чтобы узнать, что это за незваный гость грохочет в прихожей...
План дома он, разумеется, знал отлично и уверенно прошел прямиком в крыло, где находились комнаты хозяина.
Открыл дверь в кабинет и остановился на пороге, оглядывая.
Посреди кабинета в нарочито грубом очаге из дикого камня горел, потрескивая, огонь.
Все стены сплошь были уставлены шкафами, сквозь прозрачные двери которых видны были полки, заставленные книгами вперемежку со старинными поделками, фигурками, масками, вазами, хрустальными шарами и прочей атрибутикой, кажется, тоже магического толка ― ничего удивительного, стоит только вспомнить пристрастия и род занятий хозяина. Застекленная стена, выходящая на веранду, открывала замечательный вид на внутренний сад, настолько умело запущенный садовником, что создавал иллюзию совершенно дикого. Просторный, заваленный бумагами стол, за которым хозяин, надо полагать, работал, расположился так, чтобы при желании можно было отвлечься от работы, дать взгляду отдохнуть, глядя на дикую природу, пусть даже пока почти голую и какую-то мертвую. Дверь на террасу была приоткрыта, и в комнате было свежо, казалось, даже прохладнее, чем снаружи.
― А ты не торопишься, ― донесся голос.
2.
Незваный гость не вздрогнул от неожиданности. Он лишь повел глазами, заметив, что в одном из кресел, кругом расставленных возле очага, в том, что было повернуто спинкой к двери, кто-то сидит: на подлокотнике лежала ладонь, и был виден рукав. Оплошность. Хозяин, оказывается, ждал кого-то, а это не было предусмотрено. Кого-то важного или тайного ― оттого и в доме было пусто; отослал слуг - свидетели этой встречи были ему, надо полагать, без надобности.
Что ж, и это мало что меняло в планах.
Гость обошел кресло и стал в пяти шагах, глядя на хозяина. Лицо вполне соответствовало его фотографиям в прессе. Хотя на них он выглядел несколько моложе, чем сейчас, но это-то понятно ― ретушь и приукрашивание. На самом деле хозяин был, что называется, неопределенного возраста и никак не выглядел на приписываемые ему документами и официальными биографами лета. Он сидел в усталой позе, как будто ослабленный болезнью. Было весьма похоже, что он и так долго не протянет, и у гостя мелькнула мысль: на кой его послали к такому? Всё ведь могло устроиться естественным образом и довольно скоро. Впрочем, не его дело.
Иной раз всё решают даже не дни, а часы и минуты, а ему не всегда дано знать резоны начальства.
В сущности, можно было сразу выполнять задание и удалиться.
Пожалуй, даже так и следовало сделать, учитывая возможность скорого появления другого гостя. Свидетели не нужны были не только хозяину — брать на себя лишнее сверх необходимого было не в его правилах.
Хозяин просто показал рукой на соседнее кресло:
― Сядь, поговорим. ― Голос был спокоен и, пожалуй, несколько ироничен. ― Я понимаю, ты на работе. Но в конце концов, это как-то невежливо ― убить меня и уйти, так и не сказав слова.
Может, и не было никакого предполагаемого гостя, а хозяин дома и вправду знал о его приходе и ждал? Не зря говорили, что он обладает невероятным чутьем и никогда не ошибался. Абсурдная мысль. Но мало ли…
Засада? Но ничего подозрительного, как и прежде, вокруг не ощущалось, разве что хозяин был готов к таким вещам заранее и заранее приготовил для незваного гостя несколько сюрпризов. Не для него лично ― для абстрактного незваного гостя. Дом-то в его пользовании несколько лет, построен по заказу, так что планы могли быть изменены. Вот сядет он, допустим, в предлагаемое кресло, а оно раз ― и перевернется. Или из подлокотников выскочат зажимы или в шею вопьется отравленная игла… Как в кино иной раз показывают.
Чушь!
Гость присел в предложенное кресло. Ничего не случилось. Он устроился поудобнее, свободнее. При этом, аккуратно поправив манжеты, незаметно проверил готовность спуска и положил руку на подлокотник так, чтобы ствол оружия был направлен на собеседника. Теперь оставалось лишь сделать несколько необычное, но быстрое движение кистью правой руки, чтобы работа была выполнена. А уйти, даже если кресло под ним загорится, он сумеет.
― И о чём мы будем говорить? – спросил гость.
― О чём говорят вежливые люди? Конечно, о погоде, ― спокойно и с той же едва заметной иронией ответил хозяин, повел рукой в сторону полуоткрытой двери: ― Снова весна, погода замечательная. Разве это не прекрасно?
Гость и глазом не повел в указанном направлении. Периферийное зрение у него было отличное, и то, что за окном после жеста не произошло ничего необычного, он видел. Всё так же стояли корявыми громадами старые деревья еще без листьев, так же из недавно освободившейся от снега земли, уже подернутой ранней несмелой зеленью, выглядывали томные разноцветные головки первых цветов… и бабочки скоро появятся…
Никакого подозрительного движения.
Так что гость был согласен с замечанием хозяина и вежливо выразил это кивком головы.
― Вы молоды, ― чуть брюзгливо скривил рот старик. ― Вот поживете с моё, тогда и научитесь понимать истинные ценности.
― А сколько вам, простите за вопрос, лет? ― осведомился гость. Вежливый вопрос. Простое любопытство. Вряд ли хозяин уточнит разнящиеся на несколько десятков лет данные источников.
Не стал.
― Много, ― сказал он просто. ― Много больше, чем можно себе представить. Но достаточно, чтобы понять, что даже истинные ценности, ― новое легкое ленивое движение рукой в сторону сада, снова ничего подозрительного, ― становятся докучливой ожидаемой рутиной. И чтобы почувствовать, что иногда смерть ― это освобождение от излишне частого их повторения.
Хм. Мысль не новая. Из разряда тех, что называются «вечными истинами стариков». Хотя намёк гостю на цель его визита очевиден.
Гость никак не отреагировал на внимательный взгляд хозяина.
― Зачем ждать избавления из посторонних рук? ― сказал гость и внутренне усмехнулся промелькнувшей в голове мысли, что истинным заказчиком его работы, может быть, является сам хозяин? А что, прецеденты бывали…
Хозяин усмехнулся.
― Видите ли, ― задумчиво сказал он. ― Самому умирать несколько затруднительно. Во всяком случае, у меня это не получается.
«А приходилось пробовать?» ― чуть не сорвалось с языка, но хозяин ответил, не дожидаясь вопроса:
― Пробовал когда-то. Из любопытства. Но давно перестал. Неинтересно, можете поверить, а само не получается. Даже странно… Или это милость, даруемая только в Ар-и-Дифе? Аха ведь вот умер.
Последнее хозяин добавил как бы про себя, в задумчивости. Мысль, нечаянно высказанная вслух.
Но слово было произнесено.
Те, кто давал задание, предполагали, что никаких разговоров с объектом вестись не будет, и всё же возможность беседы допускалась. На этот случай была дана четкая инструкция: при произнесении объектом некоторых слов беседу следует немедленно прекратить, выполнить задание и удалиться. «Аха», употребленное не в смысле давно ставшего привычным ругательства, а именно как имя, было одним из таких ключевых слов.
Гость не имел привычки нарушать условия задания без необходимости:
― Простите, но я не имею более возможности с вами разговаривать. Прощайте, ― и выстрелил.
Хозяин вздрогнул, принимая болт самострела точно в сердце.
Но, как ни странно, умер не сразу.
3.
― Дурачок, ― сказал он, будто жалеючи своего убийцу. ― А ведь ты тоже не Аха… Как сам-то теперь будешь, а?
Убийца в замешательстве смотрел на него.
Хозяин прижимал руку к ране, болт торчал у него между пальцев, и не умирал ― менялся.
С каждой каплей жизни, уходившей из него, он становился моложе. Теперь его нельзя было назвать даже пожилым. Перед убийцей сидел ровесник ― на глазах молодеющий человек.
― Невежественный несчастный мир, потерявший подлинную магию, ― пробормотал умирающий. ― Что ты-то будешь делать, невежда? Ты же, наверно, как это, материалист? Ох, тяжко тебе придется.
Надо было что-то предпринимать. Что?
― Ладно, ― сказал умирающий. ― Это твои заботы. Возьми там, в столе, конверт. Верхний ящик. Это для тебя, а не для твоих хозяев.
Он дышал всё чаще и мельче, торопливее что ли.
― Это не бомба, не надейся, ― умирающий попробовал скривить губы в улыбке. ― Мстить я не собираюсь, уж поверь... Сейчас не вскрывай. Без толку. Потом. Через полгода, год… Когда сам почувствуешь. Договорились? Это последняя воля умирающего. Или у вас теперь не принято? ― но всё же усмехнулся.
Теперь ему было на вид лет двадцать ― совсем юнец.
― Кто вы? ― помимо воли произнес убийца.
― Потом… ― уже совсем слабо ответил умирающий, ― … поймешь…
И умер.
И как только прекратилось еле слышное дыхание, к мертвецу начла возвращаться старость.
Вот юность быстро перетекла в зрелость мужчины, и уже перед глазами лицо, какое было до выстрела… Но на этом старение не прекратилось, не замерло. Мертвец старел чем более, тем быстрее. Уже и не старел, а дряхлел ― таким он мог быть в девяносто или даже в сто, если бы смог прожить до ста… «А сколько вам, простите за вопрос, лет? ― Много… Много больше, чем можно себе представить»… или больше, пока не превратился в нечто похожее на мумию: тонкие сухие кости, обтянутые коричневато-серой пергаментной кожей.
Убийца в оцепенении досмотрел до конца, до того момента, пока мощи на его глазах не превратились в прах, запыливший кожаную обивку кресла, а потом и сама пыль тоже исчезла.
О том, что недавно здесь сидел человек, которого он убил, напоминал сейчас только лежащий на сидении болт.
Всё.
Даже странно: дело сделано и не надо ничего прибирать за собой: трупа нет, свидетелей нет, отпечатков тоже нет… Правда, напоминает всё это скорее бульварный роман с мистикой или дурной сон.
Теперь пора было уходить. Дело сделано, а анализировать и думать будем позже.
Убийца поправил рукав и шагнул было к двери.
Ах да…
«Возьми там, в столе, конверт. Верхний ящик»…
Убийца постоял в нерешительности, вернулся к столу и открыл верхний ящик. С виду конверт был как конверт: толстый ― скорее пакет ― склеенный из лиловой бархатистой бумаги. Не тяжелый. На ощупь ― бумаги. На просвет не видно. Запах ничем непримечательный.
«Это не бомба, не надейся. Мстить я не собираюсь, уж поверь»...
Что ж, поверим.
Лиловый конверт отправился в тот же карман.
Обратный путь к парадным дверям в мертвенной тишине пустого дома прошёл без приключений.
4.
Он беспрепятственно вышел на улицу, прикрыл дверь, дошел со скучающим видом до перекрестка и сел в авто.
Стажер, напряженный, как арбалетная пружина, сидел за рулем, глядя прямо перед собой, и даже головы не повернул, когда тот сел на заднее сидение.
Машина тронулась.
― Куда?
― В город, ― ответил он. ― Покружи на всякий случай. Потом за багажом и на вокзал. На поезд успеваем?
― Конечно!
Авто уже выехало на Старую Тополиную и быстро набирало скорость.
― Как прошло? ― сказал стажёр.
Вопрос, не имеющий смысла. Не имеет смысла и отвечать.
Он всё же покачал головой.
Потом взял себя в руки.
― Всё в порядке.
Но порядка он не ощущал.
«Вполне созрел для отпуска, ― подумал он. ― Приеду домой, позвоню, отчитаюсь ― и в отпуск».
Он не знал, что никакой отпуск не освободит его от тяжести, легшей на его плечи.
Часть 1. Зима 38 года, конец войны.
ЛИГОН И ЕГО СЕМЬЯ
1
― Все, ― сказал редактор. ― Все. Можешь ехать отдыхать.
Дарен подняла изрядно одуревшую голову и посмотрела на него.
― Святые Небеса, как ты мне надоел, ― сказала она с чувством.
― Кыш, кыш, ― проговорил редактор. Его глаза уже не видели Дарен, а видели только завтрашний номер, и не следовало этому мешать.
Дарен тяжело поднялась со стула, взяла свою пухлую сумку и пошла вниз. В тесном вестибюле, загроможденном ящиками, клевал носом пожилой вахтер. Услышав шаги, он встрепенулся.
― Такси? ― спросил он привычно услужливо.
Дарен кивнула.
Вахтер дважды щелкнул переключателем, мигая синей лампочкой у подъезда; шум подъехавшей машины послышался сразу же. Вахтер выглянул в окошко и только потом начал открывать дверь.
― Спокойной ночи, госпожа Кобон.
Таксист был знакомый: стоянка его была рядом, и он нередко развозил по домам засидевшихся допоздна работников газеты. Он попробовал было завести разговор, но Дарен слишком устала после бессонной ночи в переполненном поезде, суматошного дня и вовсе бешеного вечера; к разговорам у нее сегодня склонности не было.
Ей казалось, она не смыкала глаз, но таксист окликнул, и она разлепила тяжелые веки.
Машина стояла у дома. Таксист собрался было заполнить квитанцию, но Дарен не хотела лишней мороки ― Небеса, опять еще что-то писать! Да провались пропадом все ручки с карандашами на свете! Она сунула водителю купюру, бросив: «Без сдачи!», вышла из машины, на ходу нашаривая в сумке ключи. Такси не уехало, пока водитель не удостоверился, что она без приключений зашла в дом.
Дома было блаженно тихо. В прихожей горел малый свет, сквозь распахнутые стеклянные двери свет падал в большую гостиную. В гостиной беспорядок ― видимо, вечером были гости.
Дарен толкнула дверь на женскую половину и прошла сразу на кухню: есть хотелось даже больше, чем спать. Наслаждаясь вкусом, она сжевала несколько ломтей ветчины, а потом стащила кружок копченой колбасы из тех, что были развешены над плитой, и понесла ее к себе в спальню. На шум выглянула старуха-служанка, и в спину ударила ее буркотня, но Дарен, как обычно, все пропустила мимо ушей. Оно конечно, в былые годы жена могла выходить из дому только в сопровождении супруга, но сейчас, хвала Небесам, не прежнее время. Хвала все тем же Небесам, от этой нагрузки нынешние мужья стараются отделаться. Она представила, как бы Лигон стал бы таскаться за ней по всей стране, сопровождая во всех командировках, и нервно хихикнула. В этом случае ее замужество было бы рекордно недолгим.
Она так и заснула, посасывая и покусывая упругий колбасный хвостик ― самое вкусное, что есть в колбасе.
Как обычно, ничего не снилось.
Проснулась она уже за полдень, понежилась в постели, дожевав остаток колбасы и укоряя себя, что так разлениваться нельзя. Наконец встала, накинула халатик и спустилась в кухню. Кухарь встретил ее приветливо, но не очень внимательно: на плите булькало что-то, что требовало непрерывного помешивания, и Дарен сама сварила себе кофе, привычно выпытывая домашние новости. Ничего чрезвычайного за время ее отсутствия не случилось, все было обыденно, в гостях вчера была целая банда музыкантов, но разбежались почему-то неожиданно рано, кажется, всем скопом отправились в какой-то новый ночной кабак.
Лигон был дома. Дарен установила это, приоткрыв толстую, обитую звукоизоляцией, дверь в его личный кабинет. Приглушенно звучал янтарино, домашний инструмент мужа. Лигон явно разогревал пальцы, разыгрывая гаммы и простенькие опусы, и она рискнула войти, чтобы поздороваться.
Услышав стук закрываемой двери, Лигон перестал играть и поднял голову. Дарен увидела, как его глаза озаряются улыбкой, и с облегчением вздохнула.
― Здравствуй, муж, ― сказала она по традиции.
― Здравствуй, здравствуй, жена! Давно приехала? ― спросил он, подходя и целуя супругу в щеку.
― Ночью. Только что проснулась.
Дарен прижалась к нему на секунду и, почувствовав ответную нежность, высвободилась и отошла к креслу.
― Не надо со мной сейчас нежничать, ― сказала она. ― Я неделю не мылась и выгляжу, наверное, жутчайшим образом.
― А то я нюхать тебя собрался, ― Лигон возвратился к янтарино. ― И вообще, насчет своего внешнего облика можешь не волноваться, ― сказал он, разминая пальцы по клавишам. ― Даже если ты сделаешь себе моднейшую прическу и наденешь самое стильное платье, которое я только могу тебе купить, ты будешь выглядеть куда хуже, чем сейчас. Тебе очень идет беспорядок в одежде и в прическе. Сыграть для тебя что-нибудь?
― Нет-нет, ― поспешно сказала Дарен, устраиваясь в кресле поудобнее. ― Мне вполне достаточно гамм.
Музыка Лигона слишком сильно воздействовала на нее, и она избегала слушать ее вживую. Записи ― другое дело; что-то волшебное исчезало, оставались просто причудливо сплетенные мелодия и ритм. Замечательные, но не божественные.
Он кивнул, но вместо гамм начал играть что-то простенькое, какое-то попурри из детских и народных песенок ― этак равнодушно, как будто в игре участвовали только его руки. Пожалуй, так оно и было; так многие люди, чтобы занять руки, рисуют аханят и зверушек.
― Ты не спрашиваешь, как я съездила, ― сказала Дарен.
― Я читал сегодняшнюю газету, ― ответил Лигон.
― Командировка была тяжелой, ― сказала Дарен.
― Точно, ― кивнул Лигон.
― Чувствуется в тексте?
― Ну… я же тебя знаю. Только… Дарюшка, ― он отвернулся от инструмента и посмотрел на нее, ― мне показалось, или ты в самом деле оправдываешь эту бойню?
― Да ты что?! Такое не оправдаешь! Только, ― она подумала, но все-таки решила: он поймет, ― Только и понять тех, кто решился на это, тоже можно. Я вот и похлеще историю узнала. Представь: первые месяцы войны, нестабильность во всем, линия фронта натянута как струна и не понятно, когда где она прорвется и в какую сторону ударит… И в такой момент в тылу Западного фронта ― мощный эпидемический очаг инфекции… Счастье, что все так и осталось локализованным.
Лигон смотрел на свои перебирающие воздух пальцы.
― Линия фронта, как струна, ―сказал он задумчиво. ― Красивая и точная метафора. Или просто штамп?
― Это даже не настоящий эваколагерь был, ― продолжала Дарен, горячась. ― Так, времянка. Не бараки даже ― бывшие дачные домики, вагончики. Там и санобработка прибывающих не была налажена; для желающих вымыться на озере какие-то кабинки были поставлены. Время-то летнее. Никто даже точной численности людей не знал ― так, плюс-минус человек двадцать, оттого и еду варили на глазок. Кто успел получить на свой талончик миску каши, тот и поел. А не успел ― так иди в лес белок лови или там ворон. Ну и наловились! Эта самая эгеррская лихорадка и до войны встречалась ― один-два случая в год, среди охотников или сборщиков ягод. А тут может быть, тоже один человек заболел, да только никто внимания не обратил ― ну простуда, ну бронхит, ну умер. И пошла зараза по лагерю…
Из-под рук Лигона начали опять литься задумчивые гаммы.
Дарен сказала с грустной усмешкой:
― Почему я не курю? Самое время сунуть в зубы сигаретку…
Лигон бросил на нее взгляд искоса.
Дарен вздохнула.
― Какая дикость, что это возможно в наше время! Загнать сотню человек в кольцо и расстреливать. Расстреливать и жечь… Представляешь, Лигон?! Они залили все «настурцией» и добивали тех, кто пытался бежать! А трупы бульдозером в овраг и хлоркой сверху! Не вражеских солдат, даже не чужое мирное население, а своих же беженцев!..
― Только в наше время это и возможно, ― ответил Лигон. ― Лет сто назад это и в голову бы никому не пришло. Поставили бы кордоны, карантины, инфекция просочилась бы в обход, контрабандой, Западный фронт был бы частично оголен или в любом случае ослаблен ― поставки ведь осуществлялись наполовину через Эгерр…
― Вот видишь, Лигон. Ты тоже понимаешь.
― Знаешь, что писали газеты, когда был изобретен пулемет? ― спросил негромко Лигон. ― Оружие столь убийственной силы делает войны бессмысленными. Никто не рискнет посылать свои армии против пулеметов. Пулемет ― оружие стратегического сдерживания. Ну и тому подобное. Двух лет не прошло ― началась новая война, и ничего ее не удалось сдержать, и пулеметы косили солдат… и вот уже много чего навыдумывали ― и танки, и пушки скорострельные, и самолеты-бомбардировщики, и минометы ― а войну это чудовищное оружие как не сдерживало, так и не сдерживает. И если на днях изобретут еще что-нибудь более убийственное, отчего половина Империи пойдет прахом ― все равно воевать будут.
― Ты оптимист, ― усмехнулась Дарен и напомнила из старого анекдота: ― «Что вы, будет гораздо хуже!»
― Устала зверски? ― понимающе спросил Лигон. ― Нет сил дойти до ванны и плюхнуться в воду? Хочешь, отнесу?
― Руки побереги, ― ответила Дарен. И, потянувшись, сказала мечтательно: ― Мяса хочется дико. Ты не представляешь, что дают на мясную карточку в этих мерзких столовках!
― Я-то как раз представляю, ― кивнул Лигон. ― Как ты вообще можешь это есть? Кликнуть на кухню?
― Да перестань ты заботиться! ― обиделась Дарен. ― Я современная самостоятельная женщина! ― Она усмехнулась. ― Иногда я удивляюсь, почему мы с тобой до сих пор не развелись?
― Ну и почему? ― живо заинтересовался Лигон.
― Я-то понятно, мне такое житье удобно. Можно заявиться домой в любой час, и меня там не то чтобы ждут ― но хотя бы есть что с удовольствием поесть, есть где со вкусом выспаться…
― «Где»?
― Ну хорошо, и с кем тоже, ― отмахнулась Дарен. ― Не отвлекай! Вот, сбил с мысли! ― В мужа полетела маленькая тапочка, которую он ловко поймал. ― О чем я говорила?
― О том, чтобы с кем-нибудь со вкусом поспать, ― напомнил Лигон.
― У тебя одно на уме, неугомонный! Ага! Я-то понятно почему не ухожу. Но вот ты-то меня почему не выгонишь, а? Тебе разве не надоели мои вечные командировки, скандалы, аресты? Жена я никакая… Не спорь! ― Лигон так же ловко поймал вторую тапку. ― Никакая! Как любовница ниже всякой критики. Детей у нас нет … Ну ты скажи: почему?!
Лигон поставил тапочки на крышку янтарино и задумчиво поглядел на торчащие над мягким подлокотником кресла розовые пятки жены.
― Наверное, мне просто это нравится, ― сказал он, пожав плечами. ― Люблю эти вечные командировки, скандалы, аресты… То, что тебя не бывает, а когда ты приезжаешь, то начинаешь хотеть мяса, кидаться тапочками и задавать глупые вопросы.
― Тебе просто жалко выставить меня, такую белоручку и распустеху, из дому, ― вздохнула Дарен. ― Боишься, что пропаду.
― Да нет, ― возразил Лигон, ― знаю, что не пропадешь. Напрасно ты меня идеализируешь. Я совсем не такой хороший. Если ты еще не поняла, я жуткий эгоист и даже где-то в глубине души вампир. Мне просто необходимо, чтобы вокруг меня было много приятных мне людей, которым я тоже приятен. Семья ― это прежде всего уют!
― И я тебе его создаю? ― спросила Дарен с сомнением.
― Ты вносишь свою лепту.
Он замолчал и так внимательно стал смотреть на Дарен, что та перестала болтать ногами и спросила подозрительно:
― Ты что задумал?
Лигон проигнорировал вопрос.
― И знаешь, о чем я сейчас подумал? ― с нарастающим энтузиазмом сказал он. ― Это идея! Дарен, ― торжественно сказал Лигон, вставая с кресла, ― я согласен!
― На что? ― удивилась Дарен.
― Я согласен на развод с тобой! И чтобы обязательно ― через суд и скандал! Это так романтично!
― Идиот, ― констатировала Дарен. ― И тапок не осталось.
― Нет, нет, ты не увиливай! ― Лигон уже, мягко ступая по ковру, подходил к ней. ― Без скандала развода ты не получишь! А для этого нам надо ― ну просто необходимо! ― со вкусом и тщательно поспать. Незамедлительно! Чтобы ты могла обвинить меня в извращенных привычках, а я тебя… - он подумал, - в других извращенных привычках.
Лигон бросился на жену и сгреб ее с кресла.
― Отпусти, тиран! Положи где взял, изверг! Деспот! Маньяк! ― сопротивлялась Дарен, но все было тщетно ― они уже направлялись в ее спальню. ― У тебя руки дрожать будут! ― попробовала она привести последний довод.
Лигон быстро перевалил ее на плечо и ускорил шаги.
― Мне не концерт играть, ― сообщил Лигон и хлопнул по заду. ― Не спорь, женщина! И да убойся мужа и господина своего!
На полдороге в коридоре они столкнулись с Линни. Та была только что с улицы ― раскрасневшаяся, в расстегнутом пальто, в вязаной шапочке на тугих кудрях.
― Привет, жена! ― радостно встретил ее Лигон, умудрившись как-то поцеловать, не отпуская Дарен. ― Тебе не нужна вяленая репортерша? По империалу за фунт.
― Дороговато будет! Поищи другого дурака. ― засмеялась Линни. Она изогнулась и чмокнула Дарен в щеку. ― Здравствуй, Дарюша, ты надолго домой?
― Понятия не имею, ― вися в неудобном положении, ответила Дарен. ― Пока этот тип меня не выгонит!
― Значит, надолго!
― Ничего подобного! ― возразил Лигон и радостно оповестил Линни. ― Я с ней собрался разводиться!
Та глазом не моргнула.
― Да? Значит, ты тащишь ее к стряпчему?
― Я тащу ее в спальню! ― сказал Лигон. ― Потому что хочу не просто так развестись ― а через суд, с обвинениями в жестоком обращении! Айда с нами?
― Лжец! ― и теперь Лигон схлопотал по заду от Дарен.
― Я всегда говорю правду! ― патетично провозгласил он. ― Даже когда мне приходится для этого лгать!
― Не ссорьтесь, это вредно для скандала, ― засмеялась Линни. ― А насчет присоединиться, извините, в следующий раз. Кстати, о жестоком обращении, дорогой. Мне срочно нужна крупная сумма на мелкие расходы. Собственно, я ее уже потратила, так что ты можешь начать возмущаться прямо сейчас.
- Я занят! – преувеличенно грозно рявкнул Лигон и потопал в спальню, ворча о прежних временах, когда муж был главой семьи, а жены – покорны и послушны воле его.
Последний раз редактировалось
Дэн_Миллер 16.10.2013, 17:46, всего редактировалось 1 раз.