Мой большой рОман. Законченный.
Эта писанина навеяна великим множеством Идей, проскакивавших в Сети.
Идеи эти были насчёт того, какие когда где государства способны на какой-то прогресс, какие - на застой, а какие и вовсе всего лишь на деградацию.
Почему римляне не могли то, почему китайцы не могли сё, почему японцы не могли это.
Почему европейцы приплыли завоёвывать индейцев, а не наоборот.
Почему в некоторых государствах мода на одежду издревле менялась достаточно часто, а в некоторых помногу столетий была неизменной.
Почему так получилось, что индийцы, китайцы и арабы не воспользовались возможностью премного опередить весь мир в разработке и использовании порохового оружия.
Почему у антиков механизмы, подобные антикиферскому, хотя и были известны едва ли не с критских времён, но много столетий оставались редкостными, пока вовсе не были забыты.
И великим множеством других подобных идей.
Вплоть до таких, что на прогресс способны только протестанты или только исчисляющие время не циклически, а линейно.
А также и такой вот загадке Истории - почему ни у одного государства не получилось законсервировать себя в чётком и однозначном состоянии, так, чтобы в нём не менялось ничего, кроме поколений?!...
Такие попытки были - у сёгунатской Японии, у минского и цинского Китая, у аборигенов всяких Австралий и Тасманий, да много у кого.
Но - не получилось!
Риму не получилось законсервироваться навечно ни в состоянии патрицианской республики, ни в состоянии классической республики, ни даже в состоянии принципата.
А Советскому Союзу не получилось законсервироваться навечно ни в состоянии военного коммунизма, но в состоянии НЭПа, ни в состоянии Великого Энтузиазма, ни в состоянии Великого Порядка, ни в состоянии "шестидесятничества", ни даже в состоянии Великого Застолья семидесятых.
Вот и - попытка описать такое государство, для какового состояние вечной консервации - это вечная норма и обыденность.
Попутно обыгрываются ещё и две идеи - про наводящих порядок энлонавтов и про стандартных эгоцентристов, норовящих хапнуть всё, что возможно, а потом закуклить пространство и остановить время.
Ещё предложение - поиграть здесь в географию, это какие места как там называются?!...
Добавлено спустя 1 минуту 34 секунды:
Островная Империя остановленного времени.
12595 год от начала таяния ледника. Незадолго до полудня в Атлантическом океане, в архипелаге островов, на Старой Земле называвшихся Азорскими.
Пассажирская шхуна «Летучая рыба» подплывает к столичному острову, лавируя галсами круто к почти встречному ветру. Из всех типов кораблей Островной Империи только шхуны и люгеры были оснащены только косыми парусами и потому могли позволить себе такую роскошь – не дожидаться попутного ветра. Хотя это обходилось вовсе не без усилий – вот и сейчас часть пассажиров крутила лебёдки, добровольно помогая матросам работать со снастями. На большом парусе, именовавшемся на Старой Земле фока-трисель, вышита летучая рыба, а выше, на фор-топселе – медная чаша, обозначающая, что корабль жительский.
Навстречу шхуне выплывает новенький барк без названия, перегруженный строительным камнем и досками. Ему ветер был попутным, и потому его немногочисленная команда поставила все паруса. Сразу было понятно, что плыть барку недалеко – до одного из островов. Там его разгрузят, камни-доски на стройку, а барку в лучшем для него случае дадут название и используют по назначению, в среднем случае его поставят на мёртвый якорь, а в худшем случае (то есть – если он предусмотрительно сделан из досок без пропитки) разберут на дрова.
Капитан шхуны, с бронзовым браслетом жителя на руке (то есть – сам из касты жителей, а кто бы ещё командовал пассажирской шхуной, делающей рейсы между островами?) стоя на её корме и кивая на барк, сказал стоящим рядом с ним трём пассажирам:
– Откуда мы берём строительный камень и прочие доски?!… Прямо от Шпиля – и вперёд, куда им надо. А откуда бы на Старой Земле брали?!… Да и здесь, если бы не Условия?!…А доски?!... Это ж приходилось бы деревья отыскать, срубить, заморить, высушить, напилить, пропитать… И всё самим!...
– И камень – самим ломать бы приходилось, и обтёсывать, и загружать! А перед всем этим – ещё и находить… А ты его поищи по шарику… Очень плохо!…– ответил один из пассажиров, тоже из касты жителей, государев чиновник невысокого уровня. На лацкане его одежды был золотой значок, изображающий гуся, из чего следовало, что чиновник был работником ГУС – государственного управления статистики.
– Отнюдь! – ответил ему другой пассажир, с железным воинским браслетом на руке, флотский иррегуляр из касты воинов (то есть, попросту говоря, пиратский капитан) с глазами бывалого ветерана и толстой косой до колен, которой позавидовала бы всякая женщина – наловили бы туземцев и заставили бы вкалывать!
– И то, и другое было бы плохо – добавил третий пассажир, научный работник из касты умников, с серебряным умницким браслетом на руке.
– Да, плохо – сказал государев чиновник – Ловить их, охранять, кормить, проблемы от них иметь…
– Зато смогли бы завести машины! – мечтательным голосом пропел научник.
– А потом туземцы нас теми машинами!… – испуганным голосом сказал капитан шхуны.
– Не нас, так наших потомков – добавил чиновник – и повторилось бы то, что было на Старой Земле…
– Вам, умникам, лучше бы поумничать насчёт того, какие машины не нарушат Условия – сказал иррегуляр – у вас это иногда неплохо получается, и даже великолепно…
Капитан с чиновником кивнули – вспомнили про упомянутые пиратом изделия имперских умников. Первая из машин, изготовленная ещё при первом поколении, вскоре после Пришествия, так и осталась в единственном экземпляре – это был электростатический буквенный телеграф, проведённый от императорского дворца до адмиралтейства регулярного флота; только что задействовать его приходилось всего лишь иногда, потому как надобности в нём почти что и не было. Ещё один тип машин изготавливался где-то по нескольку штук в год – это были механические арифмометры, собираемые из переделываемых доступными инструментами обломков механических вычислителей курса, прилагаемых к каждому кораблю. А были ещё граммофоны и патефоны, способные не только воспроизводить звуки, но и записывать, вот их изготавливалось побольше, так же как и швейных машинок.
– Наши умники, которые технари, давно бы уже изготовили хоть механический телевизор – ответил им научник – но где же им взять так много нужных деталей?!… А больше изготовлять почти что и не из чего…
Остальные кивнули – вспомнили про Условия. С ними не забалуешь! Но без них – была бы и вовсе погибель…
– Ну, ничего – сказал иррегуляр – мы и так прекрасно устроились… Мы же единственная Сверхдержава на здешней Земле! И сможем ей оставаться очень долго…
Тем временем шхуна подплывала к столичному острову. С неё было видно, как от него отходил ещё один барк, в сопровождении брига. Кивнув на них, капитан шхуны сказал:
– Идут не от Верфи, а от порта регуляров! И сами – регуляры…
Посмотрев в подзорную трубу, добавил:
– Зековоз! А капитаном на нём мой знакомый, Бронислав Рыжий. Много раз ходил в дальние разведки, и всё на барках. А теперь зеков повёз. На государевом барке «Вершитель справедливости»…
Всем стало понятно, что отходящий барк везёт в трюме закованных зеков на зековский остров, местный аналог староземельного Тристан-да-Кунья. А бриг сопровождает барк на случай непредусмотренных случаев с зеками. Довезут до острова, бриг начнёт дрейфовать в отдалении, а барк подойдёт к берегу, и охрана будет зеков по одному из трюма выводить, расковывать и в воду кидать – доплывайте! Кто плавать не умеет – тому кусок доски дадут. Если зеки не рыпнутся, то барк перед отходом сбросит в воду тюки с кое-каким снаряжением, тоже к доскам привязанным – вылавливайте!
– Малолеток повезли, отбракованных – сказал чиновник – у нас сейчас не как при первых поколениях, в наше время ни один гад до взрослого состояния не перекантуется, всех определят раньше, чем они лицемерить научатся!
– На Старой Земле нашей системы не хватало! – добавил научник – у нас вот только родится такой выродок, что с пятном, как у Горбачёва – сразу по стенке размажут! А кто проявит с детства наклонности агрессивного простака, что к своим, как к чужим – так его в касту зеков. И поделом!
– А вот скажи, ты же умник – спросил чиновник – могло бы в принципе на Старой Земле возникнуть государство, подобное нашему?!…
– Не могло! – с готовностью ответил умник – даже если бы где-то когда-то и попытались, то несомненно запоролись бы на том, что распределять по кастам нужно в детско-подростковом возрасте. И развели бы такие рассуждения, что негоже изолировать зеков, пока они дети – а гоже их воспитывать, отнимая для этого ресурсы от порядочных детей и тщательно отшлифовывая каждую детскую личность. И, естественным образом, воспитали бы лицемеров! Да ещё и развели бы рассуждения в стиле: «Кого в цепи заковывать?!... Детей?!...» А потом бы эти дети ихних порядочных детей как ты со своими вражеских – и кивнул на пирата.
– Да, чёрного кобеля не отмоешь добела – подтвердил иррегуляр – как определило первое поколение: «Гражданин Островной Империи предназначен во Вселенной для того, чтобы творить добро своим и зло чужим!» А кто творит зло своим – того в касту зеков!…
Научник с готовностью продолжил:
– А как ещё говорило первое поколение: «Судите по справедливости – чтобы у вас свои чужим виноватыми не оказались!»…
Чиновник почувствовал ревность и добавил:
– А ещё: «Государство предназначено прежде всего остального для защиты своего гражданина от других людей, а гражданин предназначен прежде всего остального для защиты своего государства от других государств!»…
– Да, «Государство – это наше Всё! Как аквариумист для аквариумного обитателя!» – добавил лозунгового официоза капитан шхуны.
А потом, продолжая глядеть на зековозный барк и его сопровождение, сказал:
– Барки – они далеко доходят… А бриги – они универсальные…
Трое остальных его прекрасно поняли. Барками в Островной Империи назывались такие парусники, что были предназначены для совершения сверхдальних походов с минимумом команды, вот и использовались они соответственно; вся дальняя разведка в основном на барках и ходила. Бриги же изготовлялись по принципу универсальности, потому изрядно превосходили барки по скорости, манёвренности и пушечной мощи, но никак не по дальности.
А пират сказал:
– Барк – не бриг, но и набег – не поход, то бишь рейд – не рейс. В рейд я бы лучше барк повёл, чем бриг. Пушки слабее, но туземцам хватит. А вот ёмкость трюма – это главное! В прошлые времена было наоборот, а в наши – только так!
Остальные его прекрасно поняли. Иррегуляры так и действовали – отплывали в рейд, а там смотря куда он. Где-то пиратствовали, а где-то и торговали. И шли в иррегуляры те граждане из касты воинов, кому обыкновенная военная служба была слишком пресна и скучна. А также и те, которые вообще-то были из каст жителей или умников, но намеревались на порыве понасовершать героических подвигов, а заодно и взять хорошую добычу, а потом вернуться в свои касты и побахвалиться в своё удовольствие. Да и пожить получше обыкновенных жителей и умников, которые формально могли вовсе не работать, а жить на государственное содержание, но фактически это содержание было несколько специфическим.
Капитан, оглядев горизонт в подзорную трубу, посмотрел на рыбацкие баркасы, высмотрел вдали корабль покрупнее, прикинул, что к чему, и объявил:
– А вот он, рейдер! Ему ветер попутный, раньше нас подойдёт.
И никому на шхуне не пришло в голову, что корабль может оказаться не имперским. Потому как никто в мире, кроме имперцев, таких кораблей не имел и пользоваться ими не умел.
К причалам столичного острова рейдер и вправду подошёл несколько раньше шхуны. Как раз, когда она лавировала мимо насыпанных первым поколением волноломов. И вблизи оказался потрёпанным корветом. А корветы в Островной Империи были военными кораблями с мощными пушками, максимального корабельного калибра, стреляющими десятикилограммовыми ядрами. Но – в конструкции корветов прочность корпуса была принесена в жертву скорости и манёвренности; и потому использовались они для быстрых рейдов в разведанные места.
Взглянув на корвет вблизи, увидели вышитого на потрёпанном оранжевом парусе крылатого пса, а на чёрном парусе повыше – белые череп с костями, обозначающие, что это корабль воинский, и притом иррегуляров. И поняли – это был «Симаргл» известного героя Империи, пиратского капитана Пирогоста Лакомки, взявшего себе такое имя за свою любовь к вкусной еде, однако же всегда плавающего туда, где нужно не торговать, а грабить; да ещё и в своих набегах всегда действующего по правилу «быстро доплыть, быстро нахватать, быстро вернуться» и потому всегда орудующего на быстроходных корветах и всегда называющего их одинаково.
Увидели и то, что корвет изрядно перегружен, а пушек не хватает. И всем стало понятно, что во-первых, иррегуляры нахватали столько тяжёлой добычи, что для облегчения корабля пришлось утопить в море часть пушек; а во-вторых – что после дальнего рейда капитан вознамерился перва-наперво зайти в столицу, дабы выгрузить государеву долю добычи. Изо всего этого вытекало и в-третьих – то, что в этом рейде пиратам удалось добыть что-то такое, чем им не терпится прихвастнуть перед всей Островной Империей. Скорее всего, статуи…
Сделали вывод, что ещё в один рейд этот корвет больше не поплывёт – потрёпан, после разгрузки ему теперь одна дорога – на дрова…
Причал капитан шхуны выбрал поближе к Верфи, какой там оказался свободным. Подойдя к нему поближе, шхуна спустила паруса. Кинули конец портовому парусно-гребному баркасу, подведшему шхуну к причалу. Подали причальной команде знак «на дрова не собираемся», и та сбросила в воду привязанные мешки с пробкой и опилками, дабы шхуна не елозила бортом о камень причала.
Перед сходом на берег пассажиры принарядились – то есть нацепили на пояса холодное оружие, более ритуальное, чем боевое. Научник – изукрашенный серебряной филигранью стилет, чиновник – гражданскую шпагу, а иррегуляр – красивый парадный меч, великолепно отделанный золотом и инкрустациями, но тяжеловатый для фехтования и потому более пригодный не воину, а купцу или дипломату. В рейде пират носил бы вовсе не такой!
Металл клинков, впрочем, у всех троих был великолепным, легко перерубающим туземные мечи и разрубающим туземные доспехи. Как говорили туземцы про имперское оружие и доспехи: «человеческими руками такого изготовить невозможно». Имперцы, впрочем, с этим мнением были согласны больше, чем туземцы могли бы себе даже представить – потому как то, что для туземцев было всего лишь легендой, для имперцев с самого начала их Истории было наглядной обыденностью.
Нацепили также и пистолеты, одноствольные, гладкоствольные и однозарядные; слабое для имперцев утешение – казнозарядные. Научник и чиновник, как люди каст шпацких, и потому никого стрелять заведомо не собирающиеся, таскали лёгкие пистолеты «Воробей», про каковые говорилось, что из них возможно пристрелить разве что воробья, да и того в упор; а на Старой Земле про такие сказали бы, что их выстрел по убойности примерно равен коровинскому или марголинскому. А пират, как человек достаточно милитаризованный, носил изящный длинноствольный пистолет «Дамский герой», украшенный драгоценной филигранью и хороший для меткой стрельбы навскидку. Такие пистолеты считались более женским оружием, но и мужчины ими отнюдь не брезговали.
Иррегуляр ещё и сменил шляпу на самодельный парадный металлический шлем с высоким шпилем, неудобный в помещениях, но великолепно выглядящий на открытом пространстве. А собственную косу пропустил через отверстие в верху шлема, так, чтобы она обвивала шпиль. В предбоевой обстановке он бы одел совсем другой – с прозрачным забралом, а косу намотал бы на голову, как подшлемник. Зря, что ли, отращивал?!...
Перед тем, как сходить со шхуны, пират кликнул своих сподвижников, а сопровождали его ещё 20 человек иррегуляров, все из касты воинов, все с железными браслетами. И с первого взгляда на них всякому было понятно, что это перегоночная корабельная команда – матросы, морпехи, канониры и стрелки. У матросов на поясах – моряцкие ножи, у стрелков и канониров – кортики, у морпехов-абордажников – абордажные сабли, те самые, которые хорошо держат заточку и удобны в абордажной свалке, но вдали от чужих берегов смотрятся простовато. На имперских островах только стражники да озабоченное внешним лоском начальство вынуждено таскать оружие посолиднее.
На причале сходивших со шхуны пассажиров встречали два чиновника, гражданский и военный. У гражданского на поясе висела высокохудожественно позолоченная и инкрустированная шпага «Золотая игла» и двухствольный пистолет-вертикалка, а у военного – фламбергообразный меч «Дракон» и четырёхствольный пистолет. Пистолеты эти, как и вся имперская стрелковка, были хотя и казнозарядные, но гладкоствольные; впрочем, в комплекты их боезапасов входили самые разные пули, в том числе и стреловидные, а с ними эти пистолеты были по меткости и дальности не хуже нарезных.
И всем было понятно, что один из стволов у гражданского и два ствола у военного заряжены не штатным боезапасом с пулями, а самодельными патронами с молотым перцем. Специфика рабочего места! Стрелять на таком если и придётся, то скорее всего по строптивым рабыням. А рабов имперцы на свои острова не завозили.
К гражданскому пошли регистрироваться – научник, чиновник и ещё несколько пассажиров из касты жителей. А пират повёл своих к военному, с которым он, между прочим, был ещё и достаточно знаком.
Увидел военный пирата и обрадовался:
– О, какие люди и с сопровождением! Великий и ужасный, гроза всех крещёных, Громослав Косоплёт собственной персоной! Приветствую тебя на столичном острове!
– И тебе привет, Святополк Бдительный! Ты тоже на своём обычном месте… бдишь!
– Бдю! А ты не иначе, как в набег собрался и за кораблём приплыл…
– Разумеется! Именно так и никак не иначе!…
– Сразу к Шпилю собираешься или по столице походишь?!…
– А чего я в столице не видел?!… Обсерваторию или консерваторию?!… Быстренько за кораблём – и на наш остров, собираться в рейд…
– А заскочить в Адмиралтейство за свеженькими разведданными?!…
– Свеженькими?!… Нет уж! Свежайшие разведданные я лучше по пути узнаю, хотя бы на Виноградном острове; а лучше сразу на Мальте… Они там свежее будут! А то, что досюда уже дошло – не настолько свеженькое, чтобы на него внимание обращать…
– В обсерватории ты не видел попыток умников собрать механический астропроцессор. Почти уже собрали! А в консерватории ты не слышал оргАна, который умники тоже почти уже собрали….
– Вот когда не почти, а соберут – тогда и прибегу… может быть…
– И куда ты собираешься плыть – торговать или как всегда?!…
– Разумеется, как всегда! Пройдусь с огоньком по Средиземке!
– Вы ещё ухитряетесь брать там добычу… Хотя времена давно уже не те, что были раньше…
– Да, всё давно уже ограблено… до нас! Далеко нам до рекордных трофеев первого поколения… Зато туземцы, увидев наши паруса, разбегаются или сдаются – давно уже поняли, что сопротивляться нам бессмысленно…
– На торговле можно заработать побольше… в других морях…
– Я не торгаш, я романтик. И дружина моя такая же. А торгаши идут к другим капитанам. И плывут в другие моря…
– Да, ты в своём репертуаре… А между прочим… Тебя это может заинтересовать… Знаешь Горислава Поджигателя?
– Конечно, знаю! Огненный ужас Средиземного моря, любитель не только грабить, но и поджигать всё, что горит… Много раз набегал на Альбион, на Эрин. А пять лет назад мы с ним ходили в совместный набег на берега Лигурийского моря… Это когда твои регуляры в очередной раз щупали Сардинию на предмет скрывшихся и понаплывших…
– Вот он самый. Перед его прошлым рейдом ему повезло – достался уникальный корабль, фрегат типа «Девятый вал». Вот он и сходил на нём, всего в один рейд. А как вернулся – вознамерился сходить не в рейд, а в рейс. В дальнюю разведку.
– Насколько я знаю Горислава с его рассуждениями, что если бы он не был воином, то хотел бы быть умником… Не на Командорские ли острова он намылился?!…
– Именно туда! Как-то он их назовёт, если доплывёт… Туда же с самого Пришествия никто не совался…
– А не за морскими ли коровами собрался Горислав?!… Он же хоть и Поджигатель, но любитель всякой живности… И были у него такие идеи, что на наших островах не хватает морских капустниц… И что не нужно беспокоить такой просьбой наших великих иномирских Благодетелей, если можно и в этом мире самим раздобыть и привезти… И не принимал к сведению, что тихоокеанский вид капустниц – это не атлантический…
– Да, были у него такие намерения, да ещё и с рассуждениями, что попытка – не пытка… И вот под эту самую идею увязалось за ним немало умников и жителей. Умники даже уговорили Горислава обратить внимание не только на коров, но и на каланов…
– О!
– Ого! Так вот. Фрегат для такого рейса малопригоден. Потому отчалил Горислав месяц назад на галеоне в сопровождении двух барков, двух шхун и двух люгеров.
– Разумно! Сам на флагмане в комфорте, барки в охвостье, а собачки круто к ветру туда-сюда…
– А фрегат оставил здесь! Пока Горислав в рейсе – фрегат ему не нужен. А пока вернётся – много воды утечёт. Вот и оставил. Регулярный флот от такого подарка вовсе бы не отказался, но экипажа свободного нет. А потому – если ты этот фрегат хочешь, забирай!
– Фрегат – это, конечно, почётно и престижно, но… Регулярный флот от него нос воротит, надо полагать, вовсе не потому, что экипажа нет. А потому, что сейчас не времена первого поколения! И не нужно выходить против больших туземных флотов, и не нужно долбить из пушек прибрежные туземные крепости… В те времена экипаж бы нашёлся… Как он тогда нашёлся для уникального корабля типа «Плавучая батарея»…
– Прадед мой там был! На том самом корабле «Гром первой победы», который соединял в себе комфорт галеона и пушечную мощь береговой крепости…
– Вот оно! Да тогда и не было бы такого, чтобы фрегат достался не вашим, а нашим! Даже если бы повезло иррегуляру – отобрали бы регуляры… Реквизировали бы… А в наше время фрегат избыточен... Прочнее и мощнее корвета, это да, но менее его по скорости и манёвру. А что трюм ёмче – так и команды нужно больше, и комфорт не ахти... В наше время в набег лучше ходить – если по-быстрому, то на корвете, а если по-комфортному, то на галеоне с сопровождением. А если мала дружина – тогда на барке, причём соизмеряя силы. Было бы у меня столько сподвижников, сколько у Горислава, и я бы пошёл, как он – штаб на галеоне, а шхуны и люгеры на побегушках… А поскольку у меня их меньше, то мне – корвет!
– А если бы у тебя было дружины не меньше, а больше, что тогда?!…
– А тогда бы я пошёл на нескольких галеонах, да с сопровождением из одного брига и нескольких люгеров-разведчиков. И не побоялся бы оставить флот на якорях в подходящей бухте, да и сделал бы хороший рейд по суше… Всё как ваши!
– Если как наши, то – с такими рассуждениями почему же ты не в государевом флоте, а в вольных пиратах?!…
– Потому что я – не служака, я – романтик! А романтика со службой плохо сочетаются. Романтики в регулярах не приживаются, даже если выживают… Так что я – на Верфь, за корветом!
– Ну, удачи тебе, удачи… Мой герой проводит, растолкует особенности текущего момента…
И подал знак одному из стоящих поблизости курсантов Морского Государственного Училища (МГУ). Курсант с готовностью подбежал. Глядя на него, бывалым имперцам было легко заметить, что молод он по-настоящему. На поясе у курсанта висели – прямой палаш с фигурной гардой и длинноствольный пистолет, по дальнобойности и меткости не хуже того, что был на поясе у пирата, по мощности и убойности несколько ему уступающий, а по внешнему лоску так и вовсе изрядно попроще.
Капитан Громослав повёл своих сподвижников по берегу, мимо причалов к высокому Шпилю Верфи, а курсант шёл рядом и объяснял подробности.
Возле соседнего от пассажирской шхуны причала стоял дровяной барк под разгрузкой. По внешности барка было заметно, что совершил он не меньше трёх походов за дровами, но сам на дрова ещё не собирается. Паруса его были свёрнуты, но и без рассматривания их было понятно, что корабль жительский. Несколько человек вытаскивали из его трюма связки дров и укладывали их на ручные тележки. Причём связки были сортовые – осиновые отдельно, берёзовые отдельно, сосновые отдельно, и все прочие так же.
– Третьего дня от чингачгуков пришёл – сказал курсант, кивнув на этот барк.
– Кроме дров, оттуда почти ничего – ответил Громослав – а ещё Винланд называется….
У следующего причала стоял новенький люгер. Такие кораблики в Островной Империи злые языки называли микрошхунами, недошхунами и полушхунами; а не злые – так и вовсе яхтами. И действительно, от обыкновенной шхуны люгер внешне отличался разве что размерами. Миниатюрный изящный кораблик под косыми парусами, с великолепной манёвренностью и мелкой осадкой, позволяющей заходить на прибрежные мелководья. На нём шныряли около десятка умников, устанавливая топселя с вышитыми изображениями колеса с шестью спицами, обозначавшим, что корабль – умницкий; притом спицы в колёсах были не прямыми, а изогнутыми, что обозначало принадлежность люгера к научной экспедиции. Фока-трисель лежал свёрнутым, и не видно было, какова на нём вышивка, обозначающая название кораблика.
– Научники в очередную экспедицию на Черепаховый остров собираются! – прокомментировал курсант – эти вчера с Верфи, а ещё их шхуна на Вулканический пять дней как отплыла…
Громослав машинально кивнул. Граждане из касты воинов – ни иррегуляры, ни тем более регуляры – этими островами вовсе не интересовались, ни Черепаховым, что на Старой Земле назывался островом Вознесения, ни Вулканическим, то есть Исландией. А из касты умников – этими островами интересовались только научники, зато они как раз возможностей не упускали. И потому острова эти считались умницкими.
К следующему причалу был пришвартован такой же новенький воинский корвет, причём не пиратский, а военный. И с первого на него взгляда всем стало понятно, что корабль изготовлялся не как боевой, а как посыльный – потому как пушчонки лёгкие, минимального пушечного калибра, под трёхкилограммовые ядра, а паруса как раз шёлковые, для скоростного хода. На передней мачте (той самой, коя на Старой Земле называлась фок-мачтой) возились военморы – заменяли обыкновенные шёлковые паруса на вышитые. На нижнем парусе, на Старой Земле называемом фок, было вышито название корвета, буквами – «Скакун», и рисунком скачущего коня. На следующем по высоте парусе, (фор-марселе), был вышит буквами девиз Островной Империи: «Справедливость это Распределение!». На парусе ещё выше (фор-брамселе) был вышит буквами девиз лояльного гражданина Островной Империи: «Будь самим собой!». А ещё выше (на фор-бом-брамселе) вышита плаха с топором, обозначавшая, что корабль воинский и притом регулярного флота.
– Скоро смену повезёт, на остров Афродиты – сказал курсант.
– И, надо полагать, очередных дипломатов – добавил пират – с союзничками задуривать… насчёт возни в стране пирамид…
– Дипломаты уже месяц как отчалили на галеоне в составе эскадры и в сопровождении корвета пушечного, не посыльного – ответил курсант – дипломатам спешить некуда, они могут и с комфортом дойти. Вот и пошли – не через Средиземку, а вокруг Африки…До Персидского залива в комфорте галеона, потом пересядут на шхуну, и сойдут на берег в самом Ктесифоне! Как же, у союзников год Белого Медведя, самое время их уважить, да и напомнить, что надо…
– И союзнички, надо полагать, всё по-прежнему, в долг клянчить будут…
– Дикари, что с них взять... Не понимают, почему у нас с самого Пришествия жесточайший запрет на то, что первое поколение называет вывозом капиталов!…
У следующего причала стоял ещё один корабль регулярного флота – военный галеон. Формально такой был не уникальным и даже не редкостным, но фактически использовался только иногда. В его конструкции объединялись комфорт галеона и огневая мощь фрегата, вкупе с прекрасной прочностью и надёжностью – но вот по скорости и манёвренности военный галеон не дотягивал даже до гражданского, а уж по управлению труднее его была разве что плавучая батарея. Использовались такие корабли только как стационеры – стоять на мёртвом якоре у далёких берегов и напоминать невраждебным туземцам о величии и могуществе Островной Империи.
– К майям собирается – объяснил курсант – торчать там на виду и напоминать, кто в море хозяин. Тамошний обветшал в тропиках, пора подновить. Пойдёт в сопровождении брига…
– Слышал я, такие месяц назад отплыли к берегам Двух Империй, с тем же назначением – сказал пират.
– Да, пошла эскадра из двух галеонов, двух военных галеонов, трёх барков, двух бригов и восьми люгеров. Идти им вместе до Лисьего острова, а там разделятся. Военные галеоны, бриги и два люгера – все по одному к нашим крепостям в портах империй Солнца и Луны. Повезли, между прочим, туда береговые пушки и кулеврины максимального крепостного калибра…
– О, под двадцатикилограммовые ядра… Великолепные пушки, вдвое мощнее максимальных корабельных…
– Да, они. А один галеон с барками пойдут к нашим поселениям на Черепашьем архипелаге. Второй галеон с люгерами – на заселение Зачарованного острова. Жительским будет!
– Скорее уж курортным. Давно пора, а то всё заходили да мимо проходили… И пошла эта эскадра, надо полагать, не Скалистым проливом, а Кашалотовым…
– Разумеется! Спешить там некуда, и рисковать не нужно. Лучше путь удлинить, но дойти спокойно. Вот были бы там только люгеры да шхуны, может быть, барки и бриги – тогда посмотрели бы на погоду, при хорошей пошли бы Скалистым…
Возле следующего причала стоял жительский корабль, вовсе не уникальный, но достаточно редкостный – пинас. Ёмкость его трюма, прочность и надёжность его корпуса и калибр его пушек были побольше, чем у гражданского галеона, но вот по скорости, манёвренности и, главное, комфорту пинас до галеона не дотягивал. А у причала подальше – стоял умницкий корабль ещё редкостнее, хотя тоже вовсе не уникальный – военный пинас, с огромным бушпритом, несущим прямые паруса и бочку вперёдсмотрящего. По пушечной мощи он был примерно равен корвету, по скорости и манёвренности изрядно уступал фрегату, но превосходил фрегат по прочности и надёжности корпуса и по ёмкости трюма. А главная особенность обоих пинасов – им требовалось меньше команды, чем галеонам, корветам, а тем более фрегатам.
– Эскадра умника Велезвёзда и жителя Любомира – сказал курсант, кивая на пинасы – собираются заселять Птичьи земли, пока туда туземцы не добрались. Под такой проект они выбрали редкостные корабли, и на них уже два раза туда сходили с переселенцами. А теперь думают – то ли ещё раз рискнуть на этих ветеранах, то ли на Верфи кораблики поновее взять… Скорее всего – рискнут, потому как к кораблям этим привыкли, а привычка – она привычка и есть… Но поведут их с сопровождением, и только туда. А потом обшивка совсем прохудится…
– Да, слышал я про этот проект – ответил курсанту Громослав – как и про то, что на Птичьих Землях один из больших островов предполагается сделать умницким, а второй – жительским. И затеять приручение гигантских орлов… Из-за которых там придётся придерживаться ночного и сумеречного образа жизни. Что же касается обшивки – так на Старой Земле совсем без неё обходились… Приходилось слышать такое слово – кренгование?!...
– Разумеется! Но нам оно не нужно – у нас корабли ходят, пока цела бронза…
– А насчёт Птичьих островов – где-то там ещё есть и воинский остров…
– Из военных кораблей по тем морям шныряют в основном бриги – проконсультировал курсант – их универсальность оказалась полезной. А из гражданских – барки…
– В тех морях давным-давно пора бы нашей Империи рассориться с косорылыми! Вспомнить ту самую идею эпохи Пришествия, что почитатели Кун-цзы вместе с махаянистами – это по Сути всё те же аврамиты, только что вид в профиль… А вот хинаянисты – наоборот, наши перспективные союзники. И у нас, иррегуляров, нашлись бы великолепные цели для рейдов!
– Отнюдь, торговлей там возможно взять куда как больше, чем войной! И нагадить им куда как больше… Так при первом поколении решили, так и продолжаем… А потому – вам предстоит набегать только на настоящих аврамитов…
– Всё это так, но мне, однако, интересно – неужели мы для косорылых такие же кошмарные уроды, как они для нас?!…
– Надо полагать, такие же…
На следующем причале стояла толпа граждан и гражданок, и большинство их было с ручными тележками. А к причалу был пришвартован самый обыкновенный барк, причём новейший, с загруженными под самую палубу трюмами, на котором во множестве копошились люди, вытаскивали с него всякую всячину, нагружали её на ручные тележки и развозили их по всему острову, по своим домам.
– Государственное содержание! – сказал курсант – недавно причалили!
Пираты остановились и присмотрелись к толпе. Большинство в ней было из каст жителей и умников, и почти все они были из тех граждан, что предпочитают жить на государственное содержание, а не работать и не воевать. В соответствии с принципом, что лояльные граждане не обязаны работать, а государство их обязано содержать уже за то, что они его прирождённые граждане и притом лояльные, не зеки.
Из непохожих с первого взгляда на профессиональных государственных содержанцев были заметны только четыре компании – несколько умников, вытаскивающих корабельный механический вычислитель курса, иначе называемый навигационной машиной, а также и астрономическую трубу; не зрительную, а астрономическую. Такие машины и трубы прилагались строго по одной на корабль. Были ещё несколько жителей, не иначе как металлургов, стаскивающих с корабля бронзовые пушки; надо полагать, что для переплавки их во что-то дозволенное по Условиям. И ещё несколько жителей, не иначе как мастеров работ по дереву; они вытаскиваюли из трюмов брёвна деревьев ценных пород – чёрного дерева, красного, сандалового, и прочих тому подобных, а также и стандартный корабельный ящик с плотницко-столярными инструментами. И были несколько воинов-регуляров, причём при исполнении. Эти стояли в стороне и дожидались, когда толпа достаточно опорожнит трюмы барка, чтобы можно было без помех со дна их извлечь условную и символическую государеву долю – слитки золота и серебра, сундуки с золотыми, серебряными и медными монетами, с гранёными драгоценными камнями; алмазами, рубинами, изумрудами и сапфирами. Закрома Островной Империи были давно уже переполнены таким добром, которое, в сущности, ей некуда было девать – но не отказываться же от возможности их ещё и сверхпереполнить?!....
А остальные растаскивали из камбуза золотую и серебряную посуду, в офицерских каютах опорожняли сундуки с драгоценностями, с первого взгляда достаточно разнообразными, но для бывалых имперцев давно уже ставших стандартными – золотые и серебряные бокалы, блюда, тарелки, кольца с драгоценными камнями, браслеты, подвески, диадемы, и всё такое прочее. Лояльные граждане не отставали от своего государства, и потому не упускали случая переполнить свои подвалы кучами не нужных им драгоценностей. А что же делать – выбрасывать их, что ли?!...
Вытаскивали мешки с обувью и связки разнообразной одежды, вплоть до перчаток, в которых рука не потеет в тропической жаре. А ежели какая-то одежда кому-то окажется не совсем в его вкусе, то кто умеет – перешьёт, подгонит по фигуре; кто не умеет – так носить будет. Потому имперцы ходили во вроде бы достаточно разнообразных, но в то же время и достаточно стандартных одеждах. Умеющие шить прибирали также и свёртки разноцветных льняных, хлопковых и шёлковых тканей. Это для туземцев шёлк – драгоценность дороже золота, а для имперцев – прах…
Почти все не забывали тащить и короба с корабельными пайками, питательными и сытными, достаточно вкусными, в принципе на них возможно прожить хоть всю жизнь. Но при продолжительном питании только ими – такие начинают казаться однообразными. А чтобы в Островной Империи получить какое-нибудь другое питание – нужно быть вхожим в какое-нибудь госучреждение, подкармливающее своих работников.
Тащили мешки с сахарами – тростниковым, свёкольным, берёзовым, грушевым, прочими. И мешочки с приправами – перцами и прочими паприками. И всего этого ни один эксперт на Старой Земле не отличил бы от натурального, хоть он всё это на элементарные частицы разложил бы!
Выкатывали бочки, побольше – с пивами, поменьше – с винами, и ящики с фигурными стеклянными бутылками, полными спиртных напитков покрепче, типа настоек, наливок, коньяков и ромов. Все эти пития куда как получше туземных, но и они при достаточно продолжительном употреблении начинают казаться однообразными. Глядя на них, Громослав вспомнил, что в Империи очень любят цитировать идею Сократа: «Пьянство не порождает пороков – оно их обнаруживает»; да ещё и вместе с официальным имперским лозунгом: «Хороший способ проверить человека – это напоить его до такого состояния, когда на ногах ещё держится, а волевой контроль за поступками уже снят».
Выносили изящные глиняные амфоры с растительными маслами, самыми разными, от оливкового до персикового, от розового до магнолиевого, и никакой химик-аналитик на Старой Земле не отличил бы их от натуральных. Да и вряд ли представил бы себе кто-нибудь, а каково это – использовать в масляных светильниках фруктовые или цветочные масла; потому как всё электрическое было запрещено Условиями, кроме электростатического и гальванотехнического.
Громослав услышал, как жители переговаривались между собой:
– Люблю заливать в светильники укропное масло! И свет, и запах!
– А мне приятнее настурциевое…
– А я выберу сегодня кедровое… Последнее время я пристрастился к жареной на нём рыбе… А для светильников – васильковое!
Несколько жителей вместе с маслами потащили также и корабельные фонари. Чем же ещё освещать дома и улицы ночью, как не снятыми с кораблей фонарями, в которых залиты различные масла?!…
Ещё несколько жителей потащили охапки выделанных кож. Не иначе, как специалисты по изделиям из кожи – вот и запасаются. Один нёс также и ящик инструментов кожевника – такой мог быть не более чем один на корабль, так же, как и ящик с инструментами любого другого ремесленника.
А несколько умников потащили набор комплектов золотых и серебряных фигурных шахмат, издалека и не видно, каких – обычных восьмилинейных, двенадцатилинейных, четырёхсторонних, объёмных, или ещё каких. Подобных игр имперцы знали много, вплоть до весьма экзотических. Увидев их, Громослав вспомнил рассуждения бывалых шахматистов: «Если в шахматы играют любители, знающие только, какая фигура как ходит – игра идёт до мата. Если играют профессионалы, имеющие достаточно системное шахматное образование –тогда один из них за много ходов заметит, что шансов у него нет – и сдастся. А вот если в игре настоящий Гроссмейстер – тогда он сперва загоняет партнёра во вроде бы безвыходное положение, а когда партнёр уже согласен сдаться – меняется с ним местами, за несколько ходов выходит из этого самого вроде бы безвыходного положения, и снова загоняет партнёра в таковое, и снова меняется с ним местами, и так продолжает, пока на доске хоть что-то остаётся…»
Вытащили и несколько сундуков с медикаментами, поставили на причале и начали потрошить, извлекая из них изящные стеклянные флакончики, закрытые засургученными пробками, наполненные разноцветными жидкостями и снабжённые этикетками, на которых рисунками – не буквами, а рисунками – было обозначено предназначение их. А в общих чертах его можно было уже определить по их цвету и форме флакончика.
Медикаменты в сундуках были самые разнообразные! Красного цвета – заживляющие раны, отращивающие отрубленные конечности, выколотые глаза или вырванные зубы (разве что отрубленные головы отрастить не могли). Янтарного цвета – излечивающие от болезней, вызываемых разнообразными возбудителями, от вирусов до глистов. Зелёного цвета – излечивающие от различных отравлений. Голубого цвета – улучшающие ум, сообразительность и обучаемость, а также и память, вплоть до уровня истинного мнемоника. Фиолетового цвета – улучшающие внешность человека, делающие его красивым. (Вспомнив про них, Громослав вспомнил и рассуждения первого поколения, впервые отведавшего такие: «Вот что хорошо – так это то, что среди нас нет ни одного урода с физиономией типа «будка»!...»). Оранжевого цвета – улучшающие чувства человека, обостряющие его зрение, слух и нюх, а также и излечивающие дефекты вестибулярного аппарата; такие иногда называли «средством от морской болезни». Белого цвета – обучающие человека фехтованию, то есть повышающие его мускульную силу, ловкость и скорость реакции. Всякие-разные тоже были. Даже чёрные – снимающие действия всех прочих.
А были и пурпурного цвета – лекарство от старости, омолаживающие человека в течении нескольких месяцев после употребления на сколько-то лет, соответственно рисунку на этикетке. Если там нарисован Хорс – малый флакон омолаживал на год, большой на 11 лет. Если нарисован Перун – малый флакон на 12 лет, большой на 60. Если был нарисован Велес – на 17 лет, Краса – на 8, Суд – на 30, Сварог – на 84 года. Впрочем, было и ограничение – сколько бы человек не употребил таких медикаментов, а моложе 10-13 примерно лет он не станет. Да и редко кто в Островной Империи омолаживался меньше чем до 18 лет, и почти никто – меньше, чем до 16. Разве что случайно перепутав пузырьки, бывало и такое.
В толпе мелькнула стайка из несколько подростков, уж несомненно такими медикаментами никогда ещё не пользовавшихся. На поясах у двух или трёх из них висели «дешёвки» – тренировочные сабли, страшненькие на вид, но изготовленные из такого металла, что сколько их ни точи, а острее не станут. Такие таскала малышня из касты воинов, дабы поднять своё чувство собственной важности хотя бы в своих собственных глазах. С корабля они потащили – ну кто бы мог подумать! – комплект для игры в «морской бой», из двух игровых досок, набора фигурок корабликов и стаканчика с игральными костями. Всё это, разумеется, изготовлено из золота и серебра и инкрустировано драгоценными камнями.
– Этих я знаю – сказал курсант – они из тех, кто учиться не желает и согласен пенять на себя…
Громослав кивнул. В Островной Империи было нерушимо право ребёнка быть непоротым и ненервируемым. Потому никому не возбранялось бросить школу, отучившись в ней от четырёх классов и более, это из десяти предполагающих среднее образование. Разумеется, не желающих учиться детей вежливо предупреждали, что в будущем им придётся или пенять на себя, или добирать упущенное в вечерних школах; но никто их учиться не заставлял. А когда такие дети вырастали неучами, то естественным образом сталкивались с тем, что выбор у них невелик – или всю жизнь подъедаться на государственном обеспечении, или соглашаться на должности подсобников, «сходи-принеси-подай-пшёл вон», или и вправду идти в вечерние школы. Если же кто-то начинал предъявлять претензии: «Почему вы меня не заставляли учиться?!... Почему вы меня не пороли?!...», то незамедлительно бывал обвинён в Чёрной Неблагодарности и определён в касту зеков, причём всякий раз через образцово-показательный суд. Как же, государство предоставило гражданину возможность быть самим собой, в данном случае неучем, а гражданин недоволен. А тех родителей и прочих родственников, которые детей заставляли учиться, ожидала такая же судьба, только что по обвинению в отрицании права гражданина быть самим собой.
– Пополнение растёт – сказал Громослав курсанту – если не захотят бездельничать в скукоте береговой жизни, то напросятся к нам, иррегулярам.
– Может быть, и к нам – возразил курсант – к вам не очень-то и идут...
– К вам – только воины, а к нам всякий сгодится.
– Да, если слугой возьмёте, или матросом палубным…С долей невеликой!
– Кому-то нужно быть и палубным, кому-то подсобником на артиллерийской палубе, а кому-то и застрельщиком. Не всем же на абордаж идти! Были бы все слишком образованными – кто бы тогда согласился быть простым матросом? А доли у нас заранее согласуются...
– Эх, были бы они у вас, как при первом поколении…
– То и ты бы к нам пошёл?!… Если так рассуждаешь, значит, недопонимаешь того, что в наше время к нам идут за романтикой, а к вам – за всем остальным. За идейностью, за карьерой, за благоустройством, за надёжностью, за стабильностью…
– Что да, то да! Так и на Старой Земле было – кто-то хотел бы в партизаны, а кто-то в регуляры…
– Я бы и там пошёл в иррегуляры, то бишь в партизаны…
– Ну, а я бы и там в регуляры пошёл. Не партизанин я!
Возле следующего причала никакого корабля не было, стояли только несколько граждан, глядевших на проходящий мимо причала барк и рассуждавших:
– Вот, ещё один камни повёз…
– К причалу не подошёл, а сразу на свой остров…
– А что им сюда подходить – только время терять…
– Строятся, всё строятся… Как и всё у нас – неспешно, но основательно. И – красиво!...
– Да, камни таскать – это трудоёмко и времяёмко…
– Сколько смогут – столько пристроек к своим дворцам и возведут на своём острове…
– На Старой Земле и не знали, что строить всякое здание надлежит из разноцветных мраморов…
– И прочих разноцветных камней…
Далее было несколько причалов, у которых стояли парусно-вёсельные баркасы, предназначенные для встречи кораблей с Верфи. А ещё далее – сама Верфь, внешне похожая на висящее в воздухе огромное здание в форме сложнейшего многогранника с высоким Шпилем, уходящим за облака. А одна из граней Верфи выходила на море.
Когда Громослав с сопровождением прошли мимо последнего перед Верфью причала, эта самая грань как раз раскрылась, подобно гигантским воротам, и изнутри Верфи в море выскользнул, сияя бронзой обшивки, новенький галеон со свёрнутыми парусами. Ворота закрылись за кораблём, к каковому сразу же устремился один из баркасов, подошёл к борту; и на галеон перелезла приёмная команда, таща с собой свёртки с двумя нижними фок-мачтовыми парусами. Высадив на галеон его команду, баркас отвалил в сторону.
Громослав остановился, присмотрелся к галеону. На нём моряки из приёмной команды спешно меняли паруса на фок-мачте, обычные на вышитые. Перва-наперво натянули фок, на котором было вышито название галеона – буквами, «Вечное Застолье», и рисунком, рюмки коньяка с ломтиком лимона, перевитыми горизонтальной восьмёркой, кою на Старой Земле назвали бы лентой Мёбиуса. Причём поставили парус так, чтобы выйти под ним в море. Далее расправили фор-марсель, с рисунком медной чаши, обозначавшей, что корабль жительский. Потом настало время обычных парусов, их выставляли так, как это делалось при простом перегоне корабля, с недостаточной командой – то есть постольку-поскольку, дабы под ними было возможно дойти пусть и неспешно, но спокойно. И галеон поплыл от острова. Откуда-то сбоку вынырнул жительский люгер под парусами и пристроился за галеоном.
Курсант, глядя на них, сказал:
– Государственное содержание повезли! На Рискованные острова…
Громослав ответил:
– Некоторым нравится там жить. Пальмы-крабы, тунцы-мерлины, кокосы-бананы… Да ещё и содержание привозят…
И пошёл ко входу в Верфь. Таковым был узковатый и высокий проход в одной из её граней, к каковому было приставлено резное крыльцо, казавшееся возле грандиозной Верфи каким-то неуместным и негармонирующим.