Балтийская рапсодия

[Road Warrior]

14(2) августа 1854 года. МДК «Мордовия». К югу от полуострова Ханко.
Командир корабля капитан 3-го ранга Сергеев Николай Иванович.

Про военные корабли принято говорить, что он идет. Но про такой корабль, как мой, так не скажешь. Он не идет, а летит. В ТТХ «Мордовии» говорится, что ее максимальная скорость – 60 узлов. Но на ходовых испытаниях малый десантный корабль проекта 12332 «Зубр» развил скорость 70 узлов. А сами конструкторы – создатели этого корабля, сказали, что это еще не предел.

Но сегодня мы идем со сравнительно небольшой скоростью – чуть меньше 50 узлов. Но это для нас такая скорость небольшая. Для большинства военных кораблей эта скорость просто запредельная. «Мордовия» мчится по волнам, поднимая тучи водяной пыли.

Мы следуем из Балтийска в Финский залив. На борту «Мордовии» усиленная разведрота 879-го отдельного десантно-штурмового батальона и техника – четыре БТР-82А и четыре САО «Нона-СВК».

По приказу высокого начальства будем играть в войнушку – добравшись по Березовых островов (раньше их называли островами Бьеркского архипелага), мы вскроем конверт с легендой учений, и узнаем – где и когда нам предстоит высадить десант. Судя по всему, морпехи займутся своим любимым делом – захватом сильно укрепленного командного поста условного противника.

Почему нас погнали в такую даль? Я полагаю, что командование решило потренировать морскую пехоту в высадке на побережье, схожим с побережьем Финляндии и Швеции. На пляжи Балтики черные береты уже привыкли высаживаться, круша мишени и расстреливая списанные танки и бэтэры, чем до ужаса пугали и вгоняли в холодный пот бывших наших братьев-прибалтов. Теперь подошла очередь попортить нервы финнам и шведам. А то они что-то слишком часто стали рассуждать о вхождении в НАТО, и о той опасности, которая исходит от России, а так же о «непомерных амбициях Путина». Надо чуть охолонить горячих скандинавов.

В общем, задача несложная, хотя прибрежные воды Выборгского залива изобилуют камнями и мелями. Да и фарватеры там извилистые, и нашей «Мордовии» придется там двигаться буквально «на цыпочках». Я достал лоции и приготовился вести корабль со всей осторожностью, дабы не напороться на какой-нибудь малозаметный камень, торчащий из воды, и порвать «юбку» МДК.

А пока я стоял за штурвалом корабля, и чувствовал, как «Мордовия» парит над серыми водами Балтики. С помощью пяти экранов и электротехнических приборов я контролировал состояние ходовых и подъемных двигателей, генераторов и различных вспомогательных систем. Штурвал МДК напоминал штурвал тяжелого боевого самолета, и потому я чувствовал себя пилотом, ведущим свой воздушный корабль (в прямом смысле этого слова) к цели.
На подходе к известному всем русским морякам полуострову Гангут, или, как его сейчас называют, Ханко, неожиданно пропала радиосвязь. Мы правда, по условиям учений шли сохраняя полное молчание в эфире, и работали только на примем.

Вместе со связью куда-то подевались сигналы навигационных систем: ГЛОНАСС и GPS. Это было очень и очень странно. На всякий случай я сбавил ход, и приказал мичману Григорьеву, который командовал БЧ-4, разобраться – куда все пропало – и доложить мне. На всякий случай я объявил по трансляции «Боевую тревогу». Весь мой экипаж – двадцать семь человек – разбежался по своим боевым постам.
Минут через десять мичман Григорьев доложил мне, что вышел на связь учебный корабль Балтфлота «Смольный», командир которого сообщил, что его корабль каким-то образом оказался в прошлом – угодив прямиком в 1854 год. И «Смольный» уже столкнулся с кораблями англо-французской эскадры адмирала Непира, действующей на Балтике.

Ведь, как я помню по учебнику истории, в это время уже вовсю шла Крымская война, флот союзников бомбардировал Свеаборг и захватил русскую крепость на Аландских островах. Если я не ошибаюсь, она называлась Бомарзунд. Так вот, английский паровой фрегат с перепугу атаковал «Смольный», но был потоплен артиллерией. А с десяток британских моряков попали в плен.

Мне ранее уже приходилось встречаться с капразом Степаненко. И я не замечал за ним каких-то странностей в поведении. Скорее, наоборот – он был на удивление спокойный и рассудительный командир. Так что версия о том, что у него неожиданно поехала крыша, была маловероятной. Да и свихнувшегося командира корабля вряд ли допустили к радиостанции… Опять же – странное исчезновение из эфира каких-либо следов работы радиостанций («Смольный» – не в счет). Я не знал, что и думать…

Тем временем, мичман Григорьев сообщил, что в эфире появились еще несколько наших кораблей. Это: танкер «Лена», БДК «Королев» (привет Алексею Ивановичу Сомову – его командиру!), и пограничный катер «Выборг». И у всех одна и та же история – пропажа связи, исчезновение ГЛОНАСС и GPS. Но повоевать с англо-французскими интервентами удалось только «Смольному». Кстати, помимо пленных британцев на нем сейчас находится посланник русского императора Николая I ротмистр Шеншин. Интересно, не родственник ли он нашему знаменитому поэту Фету, который в миру носил фамилию Шеншин?

Как говаривала Алиса, становилось все чудесатее и чудесатее… Надо было срочно решать – что делать дальше? По вполне понятным причинам, учебная высадка в Выборгском заливе отменялась. То, что неподалеку находился танкер «Лена», меня обрадовало. Ведь всем хороша наша «Мордовия», но жрет она немало горючего, и его хватит лишь на то, чтобы добраться до Питера. Только, как нам пройти мимо Кронштадта? Не исключено, что русские артиллеристы, дежурящие на фортах, прикрывавших крепость с моря, могут запросто всадить в МДК несколько ядер или бомб. И тогда ей крышка – судостроительные заводы того времени вряд ли смогут ее отремонтировать.
Мои сомнения рассеял мичман Григорьев, сообщивший, что на связь вышел капитан 1-го ранга Кольцов. Это была важная птица – по слухам, он должен в самое ближайшее время получить адмиральские погоны. А пока его с отрядом кораблей направили в дальний поход. Куда именно – я не знал. В штабе мне только шепнули, что оно будет долгим и интересным. Насчет долгого – штабные ошиблись, а вот насчет интересного – попали прямо в десятку…

Так вот, каперанг Кольцов заявил, что как старший по должности он берет на себя командование всеми кораблями Балтфлота, оказавшимися заброшенными в прошлое. И он назначил точку рандеву, куда все эти корабли должны прибыть. Эта точка находится в пятидесяти милях к югу от Бомарзунда.

Я понял, что капитан 1-го ранга Кольцов очень хочет помочь нашим предкам навешать хороших люлей французам и британцам. А, собственно, почему бы и нет? Я лично в этом поучаствовал бы с большим удовольствием. Надо сообщить обо всем морпехам…

[Соловейчик]

Продолжение с узнавшими обо всем морпехами обещает быть интересным. Больше впечатлений, больше обдумывания своего положения!

[Andrey_M11]

А пока я стоял за штурвалом корабля, и чувствовал, как «Мордовия» парит над серыми водами Балтики

Кэп за штурвалом??? Это должно в лесу что-то огромное сдохнуть. А команде рулевых-сигнальщиков щито делать?
Немножко об эпизодах из жизни Зубров:
http://u-96.livejournal.com/1351978.html
http://u-96.livejournal.com/1352649.html
http://u-96.livejournal.com/1353309.html

[Road Warrior]

Кэп за штурвалом??? Это должно в лесу что-то огромное сдохнуть. А команде рулевых-сигнальщиков щито делать?

Андрей, спасибо, поменяю... Не за штурвалом, а просто на мостике.

[Road Warrior]

14 августа 1854 года. Бекингемский дворец, Лондон.
Александрина Виктория, королева Англии.

Виктория сидела в мягком кресле в своём личном кабинете в Бекингемском дворце. Перед ней на белом инкрустированном перламутром столике лежали бумаги. Но она на них даже не смотрела. Через полчаса у неё была назначена встреча с премьер-министром Джорджем Гамильтоном-Гордоном, лордом Абердином, первым лордом Адмиралтейства баронетом сэром Джеймсом Грэмом, и министром иностранных дел Джорджом Вильерсом, лордом Кларендоном. Темой разговора, естественно, будет Восточная война, в которой Британию пока преследовали одни неудачи. Поэтому Виктория решила не приглашать сегодня архитектора этой войны, Генри Джона Темпля, виконта Пальмерстона – ведь именно он сделал всё, чтобы втянуть ее в эту пока столь малоуспешную войну.

Не так давно, сэр Грэм пообещал Виктории, что череда неудач вот-вот закончится, и будут одержаны первые победы. Вчера пришла телеграмма из Стокгольма, в которой говорилось о том, что в балтийской крепости Бомарзунд захвачена одна из башен, и что падение русской твердыни – всего лишь вопрос времени. А в скорейшем времени корабли флота Её Величества нападут на другой русский порт – практически беззащитный Петропавловск на далёкой Камчатке. Сэр Грэм утверждает, что и там русская крепость будет захвачена за считанные дни.

Королева не раз слышала, что эта война необходима Англии, чтобы обезопасить Европу от русской угрозы. Но сама она не сразу согласилась ее начать, хотя Пальмерстон и его единомышленники давно её уговаривали, а Флит Стрит уже более декады истерила по поводу России.

Конечно, слишком сильная Россия – однозначно угроза Британской колониальной империи. Но Россия в этом веке всегда была другом Англии – и когда она отказалась примкнуть к Континентальной блокаде, и когда она сломала хребет Наполеону – да, это замалчивала английская пресса, выпячивая адмирала Нельсона, и называя Ватерлоо единственным поражением корсиканца. Но Виктория знала, что это не так.
Да и после этого Россия вела себе вполне достойно, чего нельзя сказать о новых союзничках – ничтожестве Луи-Наполеона, и кровавом турецком султане Абдул-Меджиде. Весь мир содрогнулся после массовых убийств христиан в Константинополе, Миссолонги, на Хиосе... Что бы ни говорил теперешний британский посол о том, что турки теперь, дескать, хорошие, а русские – сущие бестии, Виктории было понятно, что все это ложь. А вот англичане взахлеб читал прессу с подобными кровавыми россказнями о коварных московитах.

Конечно, у Луи-Наполеона, этого самозванного императора, есть причина точить зуб на Россию и лично на императора Николая. Тут дело не только в реванше за поражение его дяди, но и уязвлённое самолюбие. Когда Луи короновали, Николай направил ему – и то с большой задержкой – поздравление, начинающееся словами «cher ami» – «дорогой друг», а не «cher frère» – «дорогой брат», что подчёркивало, что Николай его не признавал себе равным. А вот лорд Пальмерстон – на тот момент он был министром иностранных дел – немедленно послал подобострастное поздравление от имени Англии даже без согласования, не только с королевой, но даже и с премьер-министром.

Викторию, конечно, поставили перед фактом – война будет, с Англией или без неё. Да и общественное мнение под влиянием прессы требовало военного решения «Восточного вопроса». Вообще-то она раньше любила Россию, тем более, что её крёстным отцом был покойный русский император Александр I. Да и назвали её Александриной в его честь.

Но когда-то, когда Виктория была еще совсем юной девицей, Лондон навестил Александр, сын нынешнего русского императора Николая. Александр и Виктория страстно полюбили друг друга. Молодой принц даже готов был отказаться от русского престола, жениться на Виктории, и стать английским «принц-консортом», то есть, мужем королевы. Но когда он написал об этом отцу в Петербург, тот запретил ему даже думать об этом. И Александр, со слёзами на глазах распрощавшись с Викторией, вернулся в ставшую ненавистной ей Россию.

Виктория вскоре вышла замуж за своего Альберта, и брак их был счастлив – в том числе и в постели. Но нередко Виктория, закрыв глаза во время любовных утех, представляла себе, что она лежит в постели не с Альбертом, а прекрасным русским принцем. Любовь к нему в её сердце так и не погасла.

Когда-то давно она получила неплохое классическое образование. И она не раз вспоминала фразу из одной из пьес Вильяма Конгрива «Скорбящая невеста»: «В самом аду нет фурии страшней, чем женщина, которую отвергли».
Когда-то, в детстве, она обиделась на Конгрива, решив, что он гнусно клевещет на женщин. Теперь же она была с ним абсолютно согласна. Она могла понять, почему Александр предал ее любовь, но простить – нет, никогда. А его папочку, который запретил ему жениться на ней – тем более.

Поэтому-то она согласилась на войну с русскими с затаённой радостью – королева наконец-то отомстит за все и Александру, и Николаю.

[VicNes]

14 августа 1854 года. Бекингемский дворец, Лондон.

Вроде он был Букигемским

[VicNes]

Я тоже хорош.
Букингемский дворец

[Road Warrior]

Я тоже хорош.
Букингемский дворец

По английски Buckingham Palace (произносится примерно Бакингхэм) - но если в русском правильно "Букингемский", переделаю, спасибо

[Дилан]

но если в русском правильно "Букингемский"

Ну да.
Титул Duke of Buckingham - транскрибируется традиционно как герцог Бекингем.
А вот построенный изначально для этих герцогов Buckingham Palace - как Букингемский дворец.
Такая вот странность транскрибирования иностранного названия, закрепленная многолетней традицией.

[Road Warrior]

Историческая справка.

Рекордсменом пребывания на британском троне пока остается королева Виктория, правившая Соединенным Королевством 63 года. Эпоха ее царствования совпала с расцветом Британской империи. В семейной жизни королеве тоже повезло – у нее был муж, герцог Альберт Саксен-Кобург-Готский, которого она искренне любила и девять детей от него.
Впрочем, Вместо Альберта у королевы Виктории мог быть другой супруг – сын российского императора Николая I, цесаревич Александр (будущий царь Александр II).

Случайная королева

Будущая королева-долгожительница родилась в Лондоне 24 мая 1819 года. Небезынтересным было и то, что крестным отцом Виктории был российский император Александр I, и даже имя, данное ей при крещении, было Александрина. Но уже в детстве девочке переменили его на Викторию.
Отцом ее был Эдуард Август, герцог Кентский, четвертый сын короля Георга III. Матерью Виктории была Виктория Саксен-Кобург-Заальфельдская, герцогиня Кентская. Отец Виктории умер от воспаления легких, когда дочери было 8 месяцев. Викторию воспитывала мать-немка, потому первые годы жизни будущая королева Великобритании говорила только на немецком языке. Виктория получила хорошее образование и владела несколькими языками: английским, немецким, французским, итальянским.
Виктории никогда бы не стала королевой, будь многочисленное потомство больного Георга III более плодовито. Из шести дочерей и шести сыновей короля кто-то был бездетным, а кто-то и вовсе не соглашался связать себя узами брака. Пытаясь спасти династию, трое последних сыновей короля в преклонных летах рискнули жениться. В один и тот же 1818 год они срочно обзавелись второй половиной, но повезло лишь одному – герцогу Кентскому, у которого родилась-таки дочь.
Мать воспитывала будущую королеву в строгости. Она должна была спать в одной комнате с матерью, соблюдать режим, ей не разрешалось говорить с незнакомыми людьми, плакать на людях.
20 июня 1837 года в пять часов утра 18-летнюю принцессу разбудила мать и сообщила, что ее желают видеть первый камергер Англии и Архиепископ Кентерберийский. Как только Виктория вошла в большой зал, первый камергер опустился на колени. Она сразу поняла, что король Георг III умер.

Странствующий принц

В мае 1839 года 20-летний цесаревич Александр Николаевич, как странствующий принц из средневековых баллад, объезжал Европу в поисках невесты. Судьба завела его и в Лондон, где в то время занимала трон 19-летняя незамужняя королева Виктория.
Надо сказать, что Виктория уже немного знала о русском принце. За год до его появления в Лондоне одна из придворных дам показала королеве письмо, написанное ей женою покойного русского посла в Англии княгиней Ливен: В ней княгиня писала: «Молодой цесаревич Александр – самый очаровательный из всех европейских принцев... Трудно себе представить более красивого молодого человека. У него привлекательное, прекрасное лицо и необыкновенно приятная манера говорить».
Виктория в молодости тоже была весьма привлекательна. Вот, что писала о юной королеве та же княгиня Ливен: «очаровательная синеглазая красавица, с безукоризненными манерами и необычайно глубоким для ее возраста умом».
И не удивительно, что молодые люди, познакомившись на официальном приеме в Букингемском дворце, испытали друг к другу глубокую взаимную симпатию. Виктория день ото дня все более увлекалась Александром, и наконец поняла, что по уши влюблена в него.
Тогда она пошла на неслыханное для английской аристократии нарушение этикета: она пригласила Александра навестить ее наедине, а после того, как они вдоволь наговорились, поехала с ним на заранее оседланных лошадях на прогулку в парк.
Потом Виктория дала бал в честь Александра, продолжавшийся допоздна. Виктория танцевала с Александром и первый и последний танец, а на следующий день призналась премьер-министру королевства лорду Мельбурну, что Александр ей страшно нравится. В своем дневнике она записала: «Я покинула бальный зал в три с четвертью очень счастливой, с сердцем, полным радости». В том же на следующий день сознался флигель-адъютанту царя, полковнику Юрьевичу и цесаревич Александр.

Брак, или корона?

Надо помнить, что все это происходило почти сразу же после того, как Александр официально посватался к своей будущей жене – Марии Гессен-Дармштадтской.
И все же, несмотря на это, Александр стал обдумывать, как бы ему отказаться от сделанного Марии предложения и жениться на Виктории. Своими раздумьями он поделился с Юрьевичем, после чего в дневнике полковника 12 мая появилась такая запись: «На следующий день Великий Князь опять огорчил меня. Я сказал ему, что этот брак совершенно невозможен. Я прибавил, что в случае такого поступка ему придется отказаться от своей будущей короны и что совесть его никогда не позволит ему сделать это. Он согласился со мной. Но было ясно, что он очень страдает. Выглядел он бледным и несчастным...»
И далее: «Было решено покинуть Англию 30 мая. Но Царевич умолял продлить хоть немного пребывание в Лондоне. Однако я ответил ему, что наш английский визит уже и так продолжается целый месяц – это слишком долго, и ни при каком другом дворе мы не пробыли столько времени... У меня лично нет ни малейшего сомнения, что если бы Царевич сделал предложение королеве, она без колебаний приняла бы его».
Юрьевич ошибался – по английскому придворному этикету королеве нельзя сделать предложение, только она сама могла предложить разделить супружеское ложе претенденту на ее руку и сердце. При этом муж королеву получал титул принца-консорта (принца-супруга). То есть, он присутствовал на приемах рядом с королевой, был отцом ее детей, но права на престол не имел, и к руководству государством не допускался.
К тому же, став супругом Виктории, Александр потерял бы право на российский престол.

Расставание

Страшась гнева императора Николая I, сопровождавшая цесаревича свита стала всячески отвлекать Александра официальными и неофициальными приемами, экскурсиями, парадами. Тем более что Виктория по традиции должна была уехать свой в Виндзорский замок.
Однако Александр оставил Лондон и приехал в Виндзор. Он провел там несколько дней. 27 мая Виктория записала в своем дневнике: «Я совершенно влюблена в Великого Князя... Мне было так приятно и так весело танцевать с ним... Я никогда не была так счастлива. Нам всем было так хорошо. Я легла в четверть четвертого, но не могла заснуть до пяти».
28 мая она пишет: «Великий Князь сказал мне, что он тронут такой прекрасной встречей… Проведенные им здесь дни навсегда останутся в его памяти. Я их тоже никогда не забуду, потому что я действительно люблю этого приветливого, милого молодого человека».
29 мая они провели вместе последний вечер. «Когда был кончен последний вальс, – записала в своем дневнике Виктория, – я удалилась в маленькую синюю комнату, куда лорд Пальмерстон привел Великого Князя, чтобы попрощаться со мной. Мы остались наедине… Он прижался к моей щеке и поцеловал меня так тепло и с таким сердечным чувством, и потом мы опять очень тепло пожали друг другу руки».
Встретившись на следующий день с полковником Юрьевичем, Александр бросился к нему в объятия и заплакал. Он сказал, что никогда не забудет Викторию.
За время лондонского визита Александр подарил Виктории любимую овчарку Казбека, которую взял с собой в это путешествие. Эта собака стала любимицей королевы и была неразлучна с нею до конца своих дней.

А что, если?

А что было бы, если цесаревич Александр все же женился бы на королеве Виктории? Наследником российского престола стал бы следующий за ним по старшинству брат – Константин Николаевич. Муж королевы вряд ли бы смог что-либо сделать для России, хотя взаимоотношения двух империй при нем могли бы быть менее враждебными.
Надо сказать, что Виктория была верной супругой для своего мужа Альберта. Даже после его смерти она ложилась в постель, положив на подушку его портрет, и прижимая к себе ночную рубашку покойного. А при жизни Альберта Виктория прислушивалась к советам супруга и порой отказывалась от принятых ею решений.
Скорее всего, такие же взаимоотношения были бы у нее с принцом-консортом Александром Николаевичем.

[Road Warrior]

А вот построенный изначально для этих герцогов Buckingham Palace - как Букингемский дворец.

Кстати, на сайте дворца указано, что там был домик герцога - дворец к нему отношения не имеет, но назван в честь того домика.

http://www.royal.gov.uk/TheRoyalResidences/BuckinghamPalace/History.aspx

[Соловейчик]

У тети, оказывается, были нехилые комплексы...

[Road Warrior]

14 (2) августа 1854 года. Балтийское море. Борт МДК «Мордовия».
Командир разведроты 879-го отдельного десантно-штурмового батальона капитан Александр Хулиович Сан-Хуан.

- Вот такие вот пирожки с котятами, друг мой Хулиович, - невесело усмехнулся капитан 3-го ранга Сергеев, а для своих - Коля. Коля родился в Одессе, в отрочестве жил, сначала в Севастополе, а потом в Питере. Но каждое лето он проводил у бабушки с дедушкой, и язык его в кругу своих изобиловал одесскими идеологемами. И выражение сиё как нельзя лучше подходило к ситуации, в которой мы все оказались.

Мы с Колей знакомы давно - учения на «Мордовии» мы проводили не раз и не два. Покамест всё было в наших янтарных краях - в Калининградской области - с высадкой то на пляж, то прямо на дюны. Но командование решило - и правильно решило, как мне кажется - направить нас на Берёзовые острова. Что именно нам там предстояло делать - не знаю, конверт с заданием мне предстояло вскрыть перед началом операции. Но мне кажется, что нас готовили и к десантированию на балтийское побережье Скандинавии. Не то чтобы мы собирались это делать, всё-таки Россия - не Америка и агрессиями не занимается, но, как говорили в Древнем Риме: si vis pacem, para bellum - если хочешь мира, готовь войну.

А вот теперь, похоже, нашей целью будет более интересное место - остров Бомарзунд. И высадка будет первой нашей боевой операцией - пусть и против французов образца 1854-го года. И наша задача - сделать это так, чтобы не пострадал никто из наших, чтобы французы получили такой урок, после которого их холодный пот прошибал об одной только мысли начать войну с Россией. И, как сказал бы Коля, вы хочете песен, их есть у меня.

Ведь Россия для меня - больше чем мать. В 1938 году, моя прабабушка, Мария Эсмеральда Лусьентес де Сан Хуан, навсегда покинула Испанию. На руках у неё был мой дед, Хуан Эмилио Сан Хуан Лусьентес. Прадед мой, Хулио Эмилио Сан Хуан Ирисарри, погиб смертью храбрых в битве при Гвадалахаре, так и не узнав, что его жена, свадьбу с которой он сыграл всего двумя неделями раньше, уже носила под сердцем его сына.

Жили они после этого в Москве, где прабабушка работала переводчицей при Народном комиссариате иностранных дел, а после и в Министерстве иностранных дел СССР. Снова замуж она так и не вышла, посвятив всю свою жизнь моему деду. Дедушка учился в МГУ, стал инженером-конструктором в одном из конструкторских бюро Москвы; я об этом узнал много позже, тогда меня уверяли, что он был всего лишь партийным работником. Женился дед тоже на дочери беженцев из Испании, Ане Элеоноре де Леон и Понсе, по паспорту - Анне Хуановне Де-Леон. Первым из шести детей был мой отец, Хулио Хуанович Сан-Хуан.

Когда мой отец был в командировке на Кубе в начале восьмидесятых, он познакомился с моей мамой, Барбарой Свенсен Веласкес, и вскоре они поженились. Первого ребёнка они назвали, в честь и деда по отцу, и деда по матери, Хуаном. Меня же мама назвала Александром, в честь Александра Сергеевича Пушкина. Жили мы в Москве, а потом отца перевели в Питер, аккурат когда я должен был пойти в первый класс. И узнав, что моё отчество Хулиович, одноклассники начали надо мной издеваться.
Когда я пожаловался матери, она поговорила с отцом, который отвёл меня в секцию по самбо, после чего издевательства каким-то волшебным образом прекратились; пришлось всего лишь немного помять двух самых наглых приставал.

Потом были успехи не только в школе, но и в спорте. И когда я посмотрел «Офицеров», я решил, что у меня будет лишь одна профессия - Родину защищать. К слову, никто из моих близких родственников не захотел «репатриироваться» в Испанию, когда появилась такая возможность - все, начиная от дедушки с бабушкой, были патриотами СССР, а потом и России. Конечно, мы все ездили к родне в Испании, где было хорошо, тепло, и встречала нас родня весьма радушно, тем не менее, для нас это была родина предков, но не наша родина.

Так что вырос я русским патриотом, и в результате я стал не инженером, как этого хотели мои родители, а морским пехотинцем. Конечно, ни одной «настоящей» операции у меня не было - мы ни с кем не воевали, а в Чечне уже царил мир - но тренировались мы в последнее время много, и мне не терпелось попробовать себя в деле. Но я отдавал себе отчёт, что это было весьма и весьма маловероятно - разве что наконец-то начнётся освобождение Новороссии с моря. Крым-то я пропустил...

И вот сижу, никому не мешаю, починяю примус - тьфу ты, читаю "Сто лет одиночества" Маркеса по испански, чтобы не забывался язык предков - тут вдруг заходит Коля и говорит:

- Саш, разговор есть.

Мы уединились в капитанской каюте, и он мне прямо в лоб сказал:

- Саш, какой, по твоему, сегодня год?

- Две тысячи пятнадцатый, а что? - с удивлением сказал я.

- А если я тебе скажу, что тысяча восемьсот пятьдесят четвёртый - что ты на это скажешь?

Я посмотрел на него с недоумением и спросил:

- Коль, а в чём тут прикол?

Коля на это включил телевизор, но никакой картинки не было - только чёрный квадрат, прямо как у Малевича (ладно, не квадрат, а прямоугольник). Он переключал с одного канала на другой, но ничего не было. Тогда он включил старенький коротковолновый радиоприёмник, подарок его отца, но слышалось одно лишь шипение. Действительно, ни одной радиостанции...

- И на мобильнике ничего не ловилось, и ГЛОНАСС с GPS не ловятся. Зато получилось связаться с парой наших кораблей. Так вот, один из них успел уже побывать в бою с английским колёсным пароходом...

- А это ещё что за корыто такое?

- Для нас - музейный экспонат, здесь - вершина инженерной мысли. Так вот, дата всё та же - 14 августа, вот только, как я и сказал, пятьдесят четвёртого года. Тысяча восемьсот пятьдесят четвёртого. И находимся мы в состоянии войны с Англией, Францией и Турцией. И англичане с французами штурмуют нашу крепость на острове Бомарзунд, в Ботническом заливе. Вот такие вот пирожки с котятами, друг мой Хулиович.

- Так, - подумал я. - Радио нет, ГЛОНАССа нет, ничего нафиг нет. И Коля производит на меня вполне нормальное впечатление. Вроде и крыша на месте, и с «белочкой» задушевные беседы не ведет. Конечно, он мог бы позаботиться о том, чтобы ни радио, ни ТВ не ловились, а про ГЛОНАСС с GPS я знаю только лишь с его слов - но на него не похоже, не любит он таких розыгрышей.

Я посмотрел на приятеля и сказал:

- Коля, скажу сразу - мы намять холку супостату - завсегда пожалуйста. Надеюсь, что в ближайшем времени мы сможем показать себя в деле.

- Вот и ладушки. А пока мы с тобой приглашены на совещание на борту БДК «Королёва», одного из кораблей отряда. Так что готовься, где-то минут через сорок мы там будем.

[весельчак]

Прочитал с удовольствием. Конечно наверное поздно что-либо менять, просто в РИ 14 августа 2015 года "Смольный" был где-то в районе Канарских островов. Но собственно это для справки и я думаю не особо важно для произведения. Жду проды

[DeadMan]

меня напрягает один вопрос: 14 августа по старому стилю или по новому? потому что 14 августа в англии и России имеют разницу в 12 дней.

[fayar]

Судя по строчке "14 (2) августа 1854 года.", то 14 августа - это в пересчете на новый стиль, а 2 августа - это по старому.
Т.е. там и тогда в России считается что идет 2 августа (старый стиль), а в Англии и по новому стилю это 14 августа.

[Road Warrior]

меня напрягает один вопрос: 14 августа по старому стилю или по новому? потому что 14 августа в англии и России имеют разницу в 12 дней.

Поэтому и пишем 14 (2) августа... 14 по новому и 2 по старому - в 19 веке разница была 12 дней...

[Road Warrior]

14 (2) августа 1854 года. Балтийское море, на борту учебного корабля "Смольный".
Николай Максимович (Николас) Домбровский, корреспондент РТ.

Кто я? Не в смысле, что тварь я дрожащая или право имею. А в том, русский я или американец?

Если посмотреть – сколько в моей жизни было разных неожиданных поворотов, что просто диву даешься.

Родители мои были коренными москвичами. Но в самом начале Перестройки отец мой неожиданно получил приглашение на работу в Калифорнийский Институт Технологии, где ему предложили должность профессора. И родители отправились в заморский город Пасадина, что неподалёку от Лос-Анджелеса. Как потом подсчитала моя мама, они зачали меня еще в Москве, и таким образом я без документов, можно сказать, нелегально, попал в Соединенные Штаты Америки. Но зато на свет божий я появился в этой самой Пасадине, что автоматически дало мне американское гражданство. Если что, то я могу даже стать президентом США. Только право правом, а в Белый дом мне вряд ли удастся попасть. Если только в качестве экскурсанта - как во времена моей юности, когда я побывал там с школьной группой.

К счастью для моих родителей, у университета для профессоров и членов их семей была весьма неплохая медицинская страховка. Иначе бы моим родителям пришлось бы платить очень даже нехилую сумму из своего кармана, ведь мать была беременной на момент приезда – но это уже совсем другая история.

Детство и юность мои были как бы в двух мирах – с друзьями и в школе я был вполне обыкновенным южнокалифорнийским мальчишкой. А вот дома мать, которая в нашей семье была неформальным лидером, заставляла меня учить русский язык, читать русскую литературу и книги по истории России. А по воскресеньям я ходил в воскресную школу при православном соборе в Лос-Анджелесе. Так что я считал себя одновременно и американцем, и русским.

После школы я учился на другом побережье, в достаточно престижном университете в штате Нью-Джерси. А после него несколько лет проработал в одном инвестиционном фонде в Нью-Йорке. Конечно, все было роскошно – квартира в центре Манхеттена, машина, приезжавшая за мной с утра и отвозившая меня обратно после работы... Вот только работать приходилось с раннего утра до позднего вечера.

Ещё в университете, я сотрудничал в ежедневной университетской газете и даже стал в ней редактором спортивного отдела. Конечно, работая в инвестфонде, времени на журналистику у меня не было вообще. Но все же каким-то чудом я сумел выкроить время на посещения курсов по журналистике в Нью Скул, альтернативном, но весьма неплохом вузе недалеко от места моей работы.

И вот, наконец, я ушел из фонда, и устроился журналистом в один из Интернет-медиа. С квартирой в Манхеттене, понятно, пришлось распрощаться, а машину я себе заводить не стал – машина в Нью-Йорке не средство передвижения, а роскошь – и приобрёл недорогую квартиру в Бруклине, благо за время работы в фонде я неплохо подзаработал. Тем более что вследствие кризиса цены на недвижимость резко упали и в Нью-Йорке.

Четыре года назад, я наконец то впервые побывал в месте моего зачатия – в России. И мне так здесь понравилось, что я позвонил знакомому стрингеру, работающему в том числе и на Russia Today, и попросил его мне посодействовать. И, как ни странно, меня взяли в РТ даже не стрингером. Мне предложили работу в Москве, на их студии. И, наконец, три дня назад я отправился в первую свою самостоятельную командировку – мне было поручено сделать репортаж о посещении учебным кораблём военно-морского флота России «Смольного» портов некоторых скандинавских стран. Задание несложное, фактура была богатая, а на все про все – одна минута эфира. Не самое интересное задание, но для начала вполне достаточно, как говорят в России – лиха беда начало...

И вдруг все неожиданно переменилось. Моя съемочная группа теперь – одна из двух, имеющихся в наличии на планете Земля. Хотя вторая, конечно, в данный момент на «Смольном» же. Это – Юра Черников, с которым я успел сдружиться, и его ребята от телеканала «Звезда». А я вообще единственный тележурналист во всём мире, обученный по американским лекалам. Вот так-то! Хотя здесь тележурналистика малоинтересна из-за ее полного отсутствия, и мне придётся переключиться на работу в самых обыкновенных газетах.

А на вопрос, кто я, я ответил сам себе еще несколько лет назад. Я русский, хотя и родился в Америке. И в этом мире, принадлежащим далекому прошлому с точки зрения того мира где я вырос, я сделаю все, чтобы помочь моей настоящей Родине. Той самой, на которую сейчас ополчились Англия, Франция и Турция.

[Road Warrior]

14 (2) августа 1854 года. Балтийское море. Каюта учебного корабля «Смольный».
Николай Максимович (Николас) Домбровский, корреспондент РТ.

В выделенном мне для беседы помещении стояли столик, четыре стула, пара картинок с парусными кораблями на стенах, и ничего больше. В иллюминатор были видны свинцово-серые воды Балтики.
Не успели мои ребята установить аппаратуру и подсветку, как открылась дверь, и двое вооруженных курсантов ввели в помещение молодого моряка в синем мундире, после чего расположились у входа. Я с любопытством смотрел на человека из XIX века. Мне подумалось, что любой журналист не задумываясь отдал бы полжизни и левую почку в придачу за возможность оказаться на моем месте. Ожившая фантастика! Невероятно! Но факт налицо – передо мной стоял подданный королевы Виктории, современник Толстого, Некрасова и Диккенса.

– Здравствуйте, – сказал я ему по-английски. – Меня зовут Николас Домбровский. А с кем я имею честь беседовать?

– Лейтенант Джосайя Джонсон, Флот Её Величества, – четко отрапортовал он, словно я был его непосредственным начальником.

– Присаживайтесь, лейтенант – и я указал ему стул, стоявший напротив меня. – Расскажите мне немного о себе.

– Вы американец? У вас акцент жителя Нового Света, – с удивлением сказал британец.

– Да, я американец, но одновременно и русский, – с улыбкой сказал я. – Впрочем, так ли это важно?

– А где родились? – продолжал донимать меня вопросами лейтенант. Похоже, роли переменились, и он берет у меня интервью, а не я у него. Но я не стал возражать – надо установить полный контакт с интервьюируемым, лишь в этом случае можно выудить из него то, что потом станет «гвоздем» всего материала.

– Я родился в Калифорнии, - похоже, что мой ответ весьма удивил мистера Джонсона.

– Но, позвольте! – воскликнул он, – ведь она же совсем еще недавно была мексиканской территорией!

– Ну, в общем, как-то так получилось... – я развел руками, показывая лейтенанту, что дескать, это произошло не по моему желанию, а токмо по воле моих родителей.

Потом я посмотрел на англичанина, и перешел непосредственно к тому, зачем его привели ко мне:

– Лейтенант, как вам уже наверное сказали, я журналист, и у меня к вам есть несколько вопросов. Надеюсь, вы не откажетесь на них ответить...

– Я к вашим услугам, мистер... – лейтенант замялся.

– Домбровский, – сказал я.

– Это кажется польская фамилия? – сказал британец.

– Да, мои предки по отцовской линии были польскими шляхтичами. – Ответил я. – Но за Россию они сражались еще во времена нашествия Наполеона Бонапарта. Самое пикантное заключалось в том, что им пришлось повоевать с войсками, которыми командовал их дальний родственник – дивизионный генерал французской императорской армии Ян Генрик Домбровский. Правда, после разгрома Бонапарта он перешел на службу России, и стал генералом русской армии.

– Очень интересно, - сказал лейтенант, – Дело в том, что среди тех, кто высадился на берег у крепости Бомарзунд в составе французского отряда, которым командует однорукий генерал Луи Ашиль Барагэ д’Илье, были и поляки. Один из них – артиллерийский капитан, с которым я успел познакомиться, носит фамилию Домбровский. Может, это тоже ваш родственник?

– Возможно, – ответил я. Но мне хотелось бы услышать от вас о том, как проходил ваш поход.

– Мы вышли из Спитхэда в составе эскадры вице-адмирала Чарльза Непира когда война России еще не была объявлена. Сама королева провожала наши корабли на своей яхте. Почти все наши корабли имели паровые двигатели. Правда, позже к нам присоединились и парусные корабли.
Потом наша эскадра миновала Киль и встала на якорь в бухте Кьоге, к югу от Копенгагена. Здесь мы получили известие о том, что война России наконец объявлена. По этому поводу сэр Чарль Непир обратился ко всем экипажам британских кораблей с воззванием. Он заявил:
«Парни! Мы объявили войну врагу грубому и храброму. Если он встретится нам в море, вы знаете, как поступать. Если он укроется в порту – мы должны достать его и там. Успех зависит от того, как быстро и точно вы стреляете. И еще, парни, – наточите ваши сабли, и победа будет за нами!»
Ну, что вам еще рассказать? Ходили мы во Францию, взяли группу квартирмейстеров, которые должны присмотреть места вокруг Бомарзунда, где должен был располагаться лагерь французов и их батареи. Тогда-то я и познакомился с этим вашим родственничком. Скажу прямо – не самый приятный человек. Чванливый, все время хвастался, что он, мол, голубых кровей, ну, а вы кто? А я шотландец – из потомственных моряков. Мой дед служил у Нельсона, потерял ногу при Трафальгаре, и осел в Портсмуте. Оба моих брата – тоже морские офицеры, между прочим.

– Интересно, – сказал я. – И на каких кораблях они служат?

– Мой старший брат, – ответил лейтенант, – Джедедайя, сейчас где-то там, на Карибском море, а может, и на Бермуде. Младший – Джеремайя – в составе нашей эскадры – на «Гекле», у Бомарзунда.

– А сколько вас всего у Бомарзунда? – поинтересовался я.

– Двадцать пять кораблей, – сказал лейтенант, а потом досадливо махнул рукой. – Теперь двадцать четыре – «Валороса» ведь больше нет. А французов не считал, но они в основном на самом острове. Тысячи три, я так думаю. Но, может быть и больше. Сколько орудий – не скажу, не знаю.

– И что же у вас происходило там, у Бомарзунда? – спросил я.

– Подошли мы к Бомарзунду одиннадцатого числа. Мы, кстати, в июле тут уже побывали – обстреливали русских. Но, после того как русские бомбардиры чуть не потопили «Геклу», пришел приказ ретироваться.
Так вот, одиннадцатого мы подошли и начали бомбардировку форта. Потом высадили французов. А вчера – незадолго до нашего ухода – они захватили башню на высоте недалеко от моря. Если вы меня спросите что будет дальше, то я вам скажу – вряд ли русские смогут долго сопротивляться. У французов теперь артиллерия везде, в том числе и в той захваченной башне. А у русских оставшиеся бастионы далековато от моря. Да и орудий у них маловато. К тому же они просто не достреливают до наших кораблей.

– А теперь позвольте задать вам несколько другой вопрос, – сказал я. – Зачем вам вообще эта война с Россией?

– Ну, как это зачем? – изумился британец. – Эти азиаты – русские считают себя европейцами. Их кровожадный царь хочет завоевать весь мир. А еще они воюют с нашими союзниками-турками. В общем, Ее Величеству виднее.

– Азиаты? – на этот раз пришла очередь удивиться мне. – Очень интересно! А вы знаете, что Азия начинается только на Урале. А вот ваши союзники-турки и есть азиаты по определению. Еще и магометане, которые безжалостно режут христиан, и вешают священников прямо в христианских храмах.

– А где это – Урал? – поинтересовался лейтенант. Мои слова о расправах над христианами, похоже, его не очень-то заинтересовали. Что не удивительно – британцы безжалостно истребляли в не столь давние времена христиан у себя под боком – в Ирландии.

– Урал, – ответил я, – Это горы такие. Находятся далеко-далеко на востоке. Дальше, чем отсюда до Лондона. Намного дальше.

– Не знаю. Её Величеству виднее… – похоже, что лейтенанту уже наскучила наша беседа. – Если она начала эту войну, значит, у нее были на это веские причины.

– Спасибо, лейтенант, за беседу – сказал я. - Надеюсь, что вы вскоре вернетесь на родину.

– Вы полагаете, что меня обменяют на пленных русских? – заинтересованно спросил британец.

– Думаю, – ответил я, – что после поражения Британии вас будет незачем держать в плену. А то, что флот адмирала Непира на Балтике будет разбит в самое ближайшее время – так в этом я ничуть не сомневаюсь.

[вованд]

Спасибо, лейтенант, за беседу – сказал я. - Надеюсь, что вы вскоре вернетесь на родину

Откуда такое человеколюбие к уроду, который приплыл убивать русских только потому , что они дикие!
10 лет рудников, как минимум, хватит жевать сопли, либерасты хреновы.