Балтийская рапсодия

[вованд]

Михайловский ,Савин ... . Опять без ГГ.

[Road Warrior]

Михайловский ,Савин ... . Опять без ГГ.

Решил попробовать новое... С ГГ у меня уже кое-что есть (ранние редакции здесь же, на Литостровке) - хорошо или плохо, не мне судить.

[ak108u]

Михайловский ,Савин ... . Опять без ГГ.

Есть пример с множеством довольно неплохо описанных героев в книге Хвана. И там тоже не сказать кто из персонажей ГГ...
Так что... С любопытством жду проду.

ПыСы: а михайловский таки да: "осетрина второй свежести" (ц).

[Road Warrior]

14 (2) августа 1854 года, 11:25. Учебный корабль «Смольный». К юго-западу от острова Руссаре.
Капитан 1-го ранга Олег Дмитриевич Степаненко.

Еще двадцать минут назад на мостике было жарко, словно на пляже в Сочи. А теперь вдруг невесть откуда появились облака, и подул холодный северо-западный ветер. Ко всему прочему, куда-то пропал сигнал ГЛОНАСС, и в эфире наступила мертвая тишина. Все это было весьма странно и весьма тревожно. Помня о том, что в мире сейчас творится черте что, и вполне вменяемые и солидные люди всерьез стали поговаривать о возможном начале новой мировой войны, я приказал сыграть «Боевую тревогу». Возможно, что даже здесь, в тихом омуте Европы могут вынырнуть какие-нибудь зловредные черти. Я достал из сейфа конверт, который предписывалось вскрыть в случае чрезвычайной ситуации. В народе его называли «красным пакетом», но цвета он был обычного, и ничего неожиданного в нем я не надеялся увидеть. При том, что для подобных ситуаций у меня уже был составлен собственный документ, в котором предписывалось всем командирам БЧ делать то-то и то-то…

А ведь до сего момента все у нас шло просто замечательно. Мы возвращались в Кронштадт после похода вокруг Скандинавии с курсантами военно-морских учебных заведений. Этот «круиз», как я его назвал, стал своего разминкой перед дальним походом, о котором меня уже предупредили в штабе ВМФ. В сентябре «Смольный» должен был отправиться к берегам Анголы.

Пока же мы не спеша обогнули Скандинавский полуостров, зайдя с визитами вежливости в Осло, Гётеборг и Копенгаген. Там наши курсанты познакомились с потомками суровых викингов, осмотрели местные достопримечательности. Погода была отличная, поломок не было и аварийных ситуаций не возникало. У нас оставалась по пути домой только одна «остановка» – заход в Хельсинки.

Но вчера мы получили радиограмму из штаба ВМФ, в которой говорилось, что на траверзе полуострова Ханко нам необходимо встретиться с БДК «Королёв», на который со «Смольного» перейдут тележурналисты со съемочных каналов «Звезда» и «Russia Today», сопровождавшие нас в нашем «круизе». Я уже предвкушал, как день-два спустя наконец-то пообедаю в семейном кругу – у меня отношения с супругой – даром что мы уже столько лет в браке – близки к идеальным. Потом немного отдохну, и – здравствуй Ангола. И тут вдруг такое... Может быть, та телеграмма и то, что сейчас происходит, как то связано друг с другом? Ох, не к добру все это, ох, не к добру…

Неожиданно где-то далеко на западе я услышал пушечный выстрел. Только звук этот сильно отличался от выстрелов известных мне корабельных орудий. «Смольный» по моей команде повернул на вест-норд-вест – туда, откуда доносился гром выстрелов, и полным ходом направился в том направлении...

Вскоре мне доложили, что наблюдатели обнаружили две цели. Первая – корабль, судя по всему лежавший в дрейфе, а рядом с ним другой, совсем маленький, медленно движущийся в сторону финского берега. Подойдя поближе, я увидел в бинокль нечто совсем удивительное. Первый корабль выглядел как музейный экспонат, или оживший рисунок из учебника по морской истории, рассказывающего о паровых кораблях середины XIX-го века. Это был колесный парусник с двумя высокими трубами, из которых валил черный дым. Он стоял неподвижно. Две спущенные с него шлюпки преследовали небольшую парусную лодку, похоже, рыбацкую, экипаж которой прилагал все силы, чтобы уйти от гнавшихся за ними шлюпок. Носовая часть этого колесного парохода окутался дымом, и прозвучал еще один пушечный выстрел.

– Что творится-то, командир, – сказал мой старший помощник, капитан 3-го ранга Рудаков, который, оказывается, тоже услышал пушечную стрельбу, и поднялся на мостик со своим биноклем. – Реконструкторы разошлись – в реальную войну играют. Даже настоящими ядрами друг в друга палят!

– Геннадий Викторович, – спросил я него, – а почему вы думаете, что это реконструкторы? И почему вы считаете, что они стреляют не холостыми, а боевыми зарядами?

– А кто это может быть еще? – сказал старпом, – вон, посмотрите, на палубе этого плавучего антиквариата все наряжены в британскую военно-морскую форму середины XIX-го века. А насчет стрельбы ядрами…Вы видели, как возле лайбы, которую преследуют эти псевдобританцы появился самый натуральный всплеск от падения ядра. То есть, стреляют, что называется, без дураков.

Я не стал спорить с Рудаковым, зная его страстную любовь к военной истории вообще, и истории военно-морского флота в частности. К тому же грянул очередной выстрел, и в метрах десяти от лодки, которую старпом назвал лайбой, поднялся белый фонтан воды.

К тому времени мы подошли уже довольно близко к кораблю реконструкторов-экстремалов. Мы попытались связаться с ним по рации. Но ответа так и не дождались. Точнее, ответ мы получили, но, весьма своеобразный.
На корме парохода на флагштоке которого мы с удивлением обнаружили военно-морской флаг Британии, выплеснулось облачко белого дыма, и раздался гром пушечного выстрела. Менее чем в кабельтове от нас в воду плюхнулось ядро. Да, на историческую реконструкцию все это было что-то уж мало похоже. Тем более, мы с ними не договаривались о том, что тоже будем участвовать в подобной рискованной для жизни реконструкции.

Я посмотрел на курсантов, столпившихся на палубе и с интересом взирающих на это историческое военно-морское шоу, и приказал:
– Всем покинуть верхнюю палубу. Находиться во внутренних помещениях, и не высовываться наружу.

А потом скомандовал по трансляции командиру БЧ-4, – Огонь!

Артиллеристы на «Смольном» были опытные. Сколько они выполнили учебных стрельб, натаскивая будущих флотских офицеров. Да и дистанция до цели была пустяковая.
Поэтому первый же снаряд, выпущенный носовой артиллерийской установкой АК-726 в драчливый британский пароход попал в цель. Похоже, он угодил прямо в его артпогреб.
Громыхнул огромной силы взрыв. В воздух взлетели мачты и трубы англичанина. Сам корабль, разломившись пополам, быстро пошел ко дну.

– Спустить на воду катер, – приказал я. – Геннадий Викторович, возьмите человек пять вооруженных матросов из палубной команды, и осмотрите место гибели этих «реконструкторов». Может быть, кто-то из них спасся. Да, кстати, там где-то должны быть шлюпки с потопленного парохода. Отбуксируйте их к «Смольному». И, смотрите – эти придурки могут быть вооружены. Так что соблюдайте осторожность, и прикажите надеть на всякий случай бронежилеты и каски.

– Не беспокойтесь, Олег Дмитриевич, – ответил мне Рудаков. – Я возьму с собой мичмана Воронина. Он уже имеет опыт общения с такими вот искателями приключений. Два года назад ему довелось повоевать с сомалийскими «джентльменами удачи». А вы ведь знаете – что это за народ..

– Ну, тогда вперед, – сказал я.

На воду был спущен моторный баркас. Покрутившись немного на месте потопления британца, и, видимо, никого не обнаружив, он помчался в сторону шлюпок, которые после гибели своего корабля прекратили погоню за парусной лодкой, и похоже, находились в полном ступоре, ошеломленные страшной картиной гибели своих товарищей. И потому сопротивления нашим ребятам они не оказали.

За всем происходящим я следил в бинокль. Взяв на буксир шлюпки, баркас направился к «Смольному». Я увидел, как Рудаков о чем-то оживленно беседовал с одним из сидящих в баркасе – судя по форме – офицером. Похоже, что разговор взволновал обоих собеседников и был весьма бурным. Старпом несколько раз вскакивал с банки и начинал, словно журавель, всплёскивать руками, словно то, что сообщил ему собеседник, очень его удивило.

Вскоре баркас подошел к спущенному трапу. На борт под конвоем наших моряков поднялась дюжина британцев. Почему британцев? Потому что я сразу же это понял. Эти хмурые люди в морской форме явно не были похожи на ряженых финнов или шведов. На них в этом плаванье мне уже удалось насмотреться.

Оставив всех их на палубе под бдительным оком мичмана Воронина, Рудаков чуть ли не бегом, направился ко мне.

– Олег Дмитриевич, – взволнованно произнес он, – тут такое, такое…

Геннадий Викторович, похоже, не находил слов, чтобы рассказать мне о том, что ему удалось узнать от людей из шлюпок. Потом он повернулся, и махнул рукой, жестом подозвав к нам одного из пленных.

Это был высокий молодой парень в синем однобортном кителе и синих узких брюках. На голове у него чуть набекрень была надета треуголка с пышным плюмажем. Он подошел ко мне, и вежливо представился, произнеся по-английски:

– Джосайя Джонсон, сэр, лейтенант корабля Её Величества «Валорос».

– Скажите, лейтенант, какого черта вы напали на российских военный корабль в нейтральных водах, – спросил я.

– Российская империя и Британия находятся в состоянии войны, сэр. Мы были посланы вице-адмиралом Чарльзом Непиром с эскадры у Бомарзунда к эскадре, блокирующей Кронштадт.

– Какой еще вице-адмирал Непир? Какое состояние войны?! – удивленно воскликнул я. – Какой еще Бомарзунд?

И тут я вспомнил про оборону Бомарзунда в 1854 году. Помнится, как-то раз мой старпом читал доклад о событиях Крымской войны на Балтике, и рассказывал о том, как летом 1854 года англо-французская эскадра захватила недостроенную русскую крепость Бомарзунд на Аландских островах.

Меня вдруг осенило, – Лейтенант, а какое сегодня число?

– Четырнадцатое августа, сэр, – удивленно произнес он.

Да, действительно, у нас было четырнадцатое августа.

– А год какой? – не унимался я.

– Одна тысяча восемьсот пятьдесят четвертый от Рождества Христова, сэр, – спокойно ответил лейтенант.

– Так-так-так, – озадаченно произнес я. – Хорошо, лейтенант, а теперь расскажите поподробнее о том, что именно происходит сейчас у Кронштадта и у Бомарзунда…

[Дилан]

К тому времени мы подошли уже довольно близко к кораблю реконструкторов-экстремалов. Мы попытались связаться с ним по рации. Но ответа так и не дождались. Точнее, ответ мы получили, но, весьма своеобразный.
...
А потом скомандовал по трансляции командиру БЧ-4, – Огонь!

Прям вот так вот сразу и огонь на поражение? По судну, которое командир пока еще считает гражданским (реконструкторы там или кто).
Сомнительно что-то. Это же потом не отпишешься если что и вообще международный скандал
Если не отвечают на запрос по рации, скорее попытается связаться ратьером или флажковыми сигналами. Да и сразу на поражение бить не будет. Сначала как минимум предупредительный и требование принять досмотровую партию.

В общем сначала все положенные протокольные процедуры под запись в судовом журнале и только совсем потом - огонь на поражение.

[Road Warrior]

В общем сначала все положенные протокольные процедуры под запись в судовом журнале и только совсем потом - огонь на поражение.

Но то судно уже начало стрелять по нам - причём без соблюдения каких-либо процедур. И если пока ещё не попало, то ждать, пока попадёт, чревато.

[Соловейчик]

У британца никакого удивления на странный вопрос...

[Road Warrior]

У британца никакого удивления на странный вопрос...

На первый - есть. На второй - уже понял, что эти русские - странные...

[Alex118]

Но то судно уже начало стрелять по нам

Вооруженное плавсредство называется кораблем, даже если это катер с пулеметом.

[Дилан]

Но то судно уже начало стрелять по нам - причём без соблюдения каких-либо процедур. И если пока ещё не попало, то ждать, пока попадёт, чревато.

А взять на себя ответственность за обстрел гражданского судна (а капитан в здравом уме и трезвом состоянии никогда не посчитает этот антиквариат боевым кораблем современных ВМС Великобритании), в нейтральных водах, в мирное время, да еще в отсутствие связи с вышестоящим начальством - это с точки зрения капитана не чревато?
Поэтому именно пока не попадет - будет сигналить, максимум даст предупредительный выстрел (выстрелы) по курсу или выше. Вот когда попадет и ему будет что предъявить в случае трибунала (характерные повреждения) - вот тогда да.

[Road Warrior]

Поэтому именно пока не попадет - будет сигналить, максимум даст предупредительный выстрел (выстрелы) по курсу или выше. Вот когда попадет и ему будет что предъявить в случае трибунала (характерные повреждения) - вот тогда да.

Первоначально у меня "Валорос" попал одним ядром в леер - восстановлю...

[Соловейчик]

Переписать малость придется...
Главное, чтоб впечатления англичан от встречи были рассказаны, как и мысли простых российских матросов про попадание в прошлое.

[Лукич Самарский]

«Смольный» по моей команде повернул на вест-норд-вест – туда, откуда доносился гром выстрелов, и полным ходом направился в том направлении...

То есть, корабль так и шёл прямо на "реконструкторов", раз нет упоминания о каких-то ни было манёврах. Расстояние до цели в момент выстрела называется "пустяковым", но англичане, стреляющие на поражение, промахнулись почти на кабельтов. Причём, скорее всего, по азимуту, который должен был оставаться неизменным. Если бы "реконструкторы" промахнулись по дальности, то, скорее всего, их ядро упало бы за кормой "Смольного" (слишком быстрое сближение и ошибка по дальности - в большую сторону). Но тогда на мостике услышали бы его визг.
М.б. как-нибудь так:

К тому времени мы подошли уже довольно близко к кораблю реконструкторов-экстремалов и я отдал приказ повернуть на параллельный курс и убавить ход до малого. Одновренно мы попытались связаться с ним по рации. Но ответа так и не дождались. Точнее, ответ мы получили, но, весьма своеобразный.
Едва нос "Смольного" покатился вправо, на корме парохода на флагштоке которого мы с удивлением обнаружили военно-морской флаг Британии, выплеснулось облачко белого дыма, и раздался гром пушечного выстрела. Менее чем в полукабельтове от нашего левого борта в воду плюхнулось ядро. Да, на историческую реконструкцию все это было что-то уж мало похоже - стреляли-то явно на поражение. Тем более, мы с ними не договаривались о том, что тоже будем участвовать в подобной рискованной для жизни реконструкции.

Я посмотрел на курсантов, столпившихся на палубе и с интересом взирающих на это историческое военно-морское шоу, и приказал по громкой связи:
– Боевая тревога! Всем покинуть верхнюю палубу и занять места по боевому расписанию!
Едва взвыл ревун, курсанты, повинуясь вбитым рефлексам, порскнули к люкам. Я довольно ухмыльнулся и, включив мегафон, произнёс по английски:
- Господа реконструкторы, вы заигрались! Немедленно прекратите огонь и ложитесь в дрейф.

Никакой практической пользы моя фраза не имела: выстрел, наверняка был сделан сгоряча, а в дрейфе они и так уже лежали. Да и не услышит меня никто за пять кабельтовых с заложенными после пальбы ушами. Но в любом случае необходимо было выполнить определённые "па" протокольного марлизонского балета. В ответ на мою речь прилетело ещё одно ядро, упавшее за кормой. "Товарищи не понимают". Я приказал увеличить ход до среднего, а потом скомандовал по трансляции командиру БЧ-4, – Предупредительный, одиночным, огонь!
Но не успел я закончить, как нам прилетело прямиком в левый клюз. Ну, всё - игры закончились: у меня железобетонные доказательства агрессии и полсотни курсантов, безопасность которых я обязан обеспечить. А, значит, имею полное право потопить этих обдолбышей ко всем чертям. Поэтому я приказал открывать огонь на уничтожение.

Артиллеристы на «Смольном» были опытные. Сколько они выполнили учебных стрельб, натаскивая будущих флотских офицеров. Да и дистанция до цели была пустяковая.
Поэтому первый же снаряд, выпущенный носовой артиллерийской установкой АК-726 в драчливый британский пароход попал в цель. Похоже, он угодил прямо в его артпогреб.
Громыхнул огромной силы взрыв. В воздух взлетели мачты и трубы англичанина. Сам корабль, разломившись пополам, быстро пошел ко дну.

[вованд]

"Откуда есть пошла Русская Америка" мне понравилось. А по поводу отсутствия ГГ- у Жюля Верна в Таинственном острове тоже не было ГГ, но все персы были вместе, а не шарахались по локациям и во времени.

[Road Warrior]

Народ, спасибо за комменты, зацените новую версию той же главы

[Road Warrior]

14 (2) августа 1854 года, 11:25. Учебный корабль «Смольный». К юго-западу от острова Руссаре.
Капитан 1-го ранга Олег Дмитриевич Степаненко.

Еще двадцать минут назад на мостике было жарко, словно на пляже в Сочи. А теперь вдруг невесть откуда появились облака, и подул холодный северо-западный ветер. Ко всему прочему, пропал сигнал ГЛОНАСС, и в эфире наступила мертвая тишина. Все это было весьма странно и весьма тревожно. Помня о том, что в мире сейчас творится черте что, и что вполне вменяемые и солидные люди всерьез стали поговаривать о возможном начале новой мировой войны, я приказал сыграть «Боевую тревогу». Возможно, что даже здесь, в тихом омуте Европы могут вынырнуть какие-нибудь зловредные черти. Я достал из сейфа конверт, который предписывалось вскрыть в случае чрезвычайной ситуации. В народе его называли «красным пакетом», но цвета он был обычного, и ничего неожиданного в нем я не надеялся увидеть. При том, что для подобных ситуаций у меня уже был составлен собственный документ, в котором предписывалось всем командирам БЧ делать то-то и то-то…

А ведь до сего момента все у нас шло просто замечательно. Мы возвращались в Кронштадт после похода вокруг Скандинавии с курсантами военно-морских учебных заведений. Этот «круиз», как я его назвал, стал своего разминкой перед дальним походом, о котором меня уже предупредили в штабе ВМФ. В сентябре «Смольный» должен был отправиться к берегам Анголы.

Пока же мы не спеша обогнули Скандинавский полуостров, зайдя с визитами вежливости в Осло, Гётеборг и Копенгаген. Там наши курсанты познакомились с потомками суровых викингов, осмотрели местные достопримечательности. Погода была отличная, поломок не было и аварийных ситуаций не возникало. У нас оставалась по пути домой только одна «остановка» – заход в Хельсинки.

Но вчера мы неожиданно получили радиограмму из штаба ВМФ, в которой говорилось, что на траверзе полуострова Ханко нам необходимо встретиться с БДК «Королёв», на который со «Смольного» перейдут тележурналисты со съемочных каналов «Звезда» и «Russia Today», сопровождавшие нас в нашем «круизе». Я уже предвкушал, как день-два спустя наконец-то пообедаю в семейном кругу – у меня отношения с супругой – даром что мы уже столько лет в браке – близки к идеальным. Потом немного отдохну, и – здравствуй Ангола. И тут вдруг такое... Может быть, та телеграмма и то, что сейчас происходит в эфире, как-то связаны друг с другом? Ох, не к добру все это, ох, не к добру…

Неожиданно где-то далеко на западе я услышал пушечный выстрел. Только звук этот сильно отличался от выстрелов известных мне корабельных орудий. «Смольный» по моей команде повернул на вест-норд-вест – туда, откуда доносился гром выстрелов, и полным ходом направился в том направлении...

Вскоре мне доложили, что наблюдатели обнаружили две цели. Первая – корабль, судя по всему лежавший в дрейфе, а рядом с ним другой, совсем маленький, медленно движущийся в сторону финского берега. Подойдя поближе, я увидел в бинокль нечто совсем удивительное. Первый корабль выглядел как музейный экспонат, или оживший рисунок из учебника по морской истории, рассказывающего о паровых кораблях середины XIX-го века. Это был колесный парусник с двумя высокими трубами, из которых валил черный дым. Он стоял неподвижно. Две спущенные с него шлюпки преследовали небольшую парусную лодку, похоже, рыбацкую, экипаж которой прилагал все силы, чтобы уйти от гнавшихся за ними шлюпок. Носовая часть этого колесного парохода окутался дымом, и прозвучал еще один пушечный выстрел.

– Что творится-то, командир, – сказал мой старший помощник, капитан 3-го ранга Рудаков, который, оказывается, тоже услышал пушечную стрельбу, и поднялся на мостик со своим биноклем. – Реконструкторы разошлись – в реальную войну играют. Даже настоящими ядрами друг в друга палят!
А вон, телевизионщики на палубу вылезли – снимают все происходящее. Забойный у них материал получится.
– Геннадий Викторович, – спросил я него, – а почему вы думаете, что это реконструкторы? И почему вы считаете, что они стреляют не холостыми, а боевыми зарядами?

– А кто это может быть еще? – сказал старпом, – вон, посмотрите, на палубе этого плавучего антиквариата все наряжены в британскую военно-морскую форму середины XIX-го века. А насчет стрельбы ядрами…Вы видели, как возле лайбы, которую преследуют эти псевдобританцы появился самый натуральный всплеск от падения ядра. То есть, стреляют, что называется, без дураков.

Я не стал спорить с Рудаковым, зная его страстную любовь к военной истории вообще, и истории военно-морского флота в частности. К тому же грянул очередной выстрел, и в метрах десяти от лодки, которую старпом назвал лайбой, поднялся белый фонтан воды.

К тому времени мы подошли уже довольно близко к кораблю реконструкторов-экстремалов и я отдал приказ лечь на параллельный курс и убавить ход до малого. Одновременно мы попытались связаться с ним по рации. Но ответа так и не дождались. Точнее, ответ мы получили, но, весьма своеобразный.

Едва нос «Смольного» покатился вправо, на корме парохода на флагштоке которого мы с удивлением обнаружили военно-морской флаг Британии, выплеснулось облачко белого дыма, и раздался гром пушечного выстрела. Менее чем в полукабельтове от нашего левого борта в воду плюхнулось ядро. Да, на историческую реконструкцию все это было уже мало похоже – огонь явно велся на поражение. Не, мы так с ними не договаривались. Участвовать в подобной рискованной для жизни реконструкции мы не согласны.

Я посмотрел на курсантов, столпившихся на палубе и с интересом взирающих на это историческое военно-морское шоу, и приказал по громкой связи:
– Всем покинуть верхнюю палубу и занять места по боевому расписанию!
Повинуясь команде курсанты сиганули в люки. Лишь телевизионщики, азартно продолжали вести съемку. На всякий случай я приказал вахтенному сделать соответствующую запись в журнале, а сигнальщику поднять флаг – синий крест на белом фоне – сигнал X-Ray, или по-нашему «Икс-Рэй», что по международному коду сигналов означало: «Прекратите выполнение того, что делаете».

Но «реконструкторы» не унимались. Прилетело ещё одно ядро, упавшее за кормой. Я приказал увеличить ход до среднего, а потом приказал командиру БЧ-4, – Предупредительный, одиночным, огонь!
Но не успел я это сказать, как очередное ядро, пролетев над палубой, снесло леерную стойку.

– Ну, всё, – подумал я, – поиграли – и будя! В конце концов, у меня на борту полсотни пацанов, тележурналисты. Я отвечаю за их безопасность. Такчто, пора этим придуркам сделать обратку. В конце концов, если что, то телевизионщики прокрутят отснятое. И я приказал открыть ответный огонь.

Артиллеристы на «Смольном» были опытные. Сколько они выполнили учебных стрельб, натаскивая будущих флотских офицеров. Да и дистанция до цели была пустяковая.
Первые же снаряды, выпущенные носовой артиллерийской установкой АК-726 в драчливый британский пароход, попали в цель. Второй или третий, похоже, угодил прямо в его артпогреб.
Громыхнул огромной силы взрыв. В воздух взлетели мачты и трубы англичанина. Сам корабль, разломившись пополам, быстро пошел ко дну.

– Спустить на воду катер, – приказал я. – Геннадий Викторович, возьмите человек пять вооруженных матросов из палубной команды, и осмотрите место гибели этих «реконструкторов». Может быть, кто-то из них спасся. Да, кстати, там где-то должны быть шлюпки с потопленного парохода. Отбуксируйте их к «Смольному». И, смотрите – эти придурки могут быть вооружены. Так что соблюдайте осторожность, и прикажите надеть на всякий случай бронежилеты и каски.

– Не беспокойтесь, Олег Дмитриевич, – ответил мне Рудаков. – Я возьму с собой мичмана Воронина. Он уже имеет опыт общения с такими вот искателями приключений. Два года назад ему довелось повоевать с сомалийскими «джентльменами удачи». А вы ведь знаете – что это за народ..

– Ну, тогда вперед, – сказал я.

На воду был спущен моторный баркас. Покрутившись немного на месте потопления британца, и, видимо, никого не обнаружив, он помчался в сторону шлюпок, которые после гибели своего корабля прекратили погоню за парусной лодкой, и похоже, находились в полном ступоре, ошеломленные страшной картиной гибели своих товарищей. И потому сопротивления нашим ребятам они не оказали.

За всем происходящим я следил в бинокль. Взяв на буксир шлюпки, баркас направился к «Смольному». Я увидел, как Рудаков о чем-то оживленно беседовал с одним из сидящих в баркасе – судя по форме – офицером. Похоже, что разговор взволновал обоих собеседников и был весьма бурным. Старпом несколько раз вскакивал с банки и начинал, словно журавель, всплёскивать руками, словно то, что сообщил ему собеседник, очень его удивило.

Вскоре баркас подошел к спущенному трапу. На борт под конвоем наших моряков поднялась дюжина британцев. Почему британцев? Потому что я сразу же это понял. Эти хмурые люди в морской форме явно не были похожи на ряженых финнов или шведов. На них в этом плаванье мне уже удалось насмотреться.

Оставив всех их на палубе под бдительным оком мичмана Воронина, Рудаков чуть ли не бегом, направился ко мне.

– Олег Дмитриевич, – взволнованно произнес он, – тут такое, такое…

Геннадий Викторович, похоже, не находил слов, чтобы рассказать мне о том, что ему удалось узнать от людей из шлюпок. Потом он повернулся, и махнул рукой, жестом подозвав к нам одного из пленных.

Это был высокий молодой парень в синем однобортном кителе и синих узких брюках. На голове у него чуть набекрень была надета треуголка с пышным плюмажем. Он подошел ко мне, и вежливо представился, произнеся по-английски:

– Джосайя Джонсон, сэр, лейтенант корабля Её Величества «Валорос».

– Скажите, лейтенант, какого черта вы напали на российских военный корабль в нейтральных водах, – спросил я.

– Российская империя и Британия находятся в состоянии войны, сэр. Мы были посланы вице-адмиралом Чарльзом Непиром с эскадры у Бомарзунда к эскадре, блокирующей Кронштадт.

– Какой еще вице-адмирал Непир? Какое состояние войны?! – удивленно воскликнул я. – Какой еще Бомарзунд?

И тут я вспомнил про оборону Бомарзунда в 1854 году. Помнится, как-то раз мой старпом читал доклад о событиях Крымской войны на Балтике, и рассказывал о том, как летом 1854 года англо-французская эскадра захватила недостроенную русскую крепость Бомарзунд на Аландских островах.

Меня вдруг осенило, – Лейтенант, а какое сегодня число?

– Четырнадцатое августа, сэр, – удивленно произнес он.

Да, действительно, у нас было четырнадцатое августа.

– А год какой? – не унимался я.

– Одна тысяча восемьсот пятьдесят четвертый от Рождества Христова, сэр, – спокойно ответил лейтенант.

– Так-так-так, – озадаченно произнес я. – Хорошо, лейтенант, а теперь расскажите поподробнее о том, что именно происходит сейчас у Кронштадта и у Бомарзунда…

[Road Warrior]

14 (2) августа 1854 года. Финский залив у острова Руссааре.
Ротмистр Николай Васильевич Шеншин.

Два дня назад я предстал пред светлыми очами генерала Якова Андреевича Бодиско, и попросил его позволения покинуть крепость и вернуться в Петербург, чтобы лично доложить государю обо всем происходящем в Бомарзунде.

– Что же это вы, голубчик? – немного растерянно и совсем не по уставу сказал генерал. – Да эти проклятые англичане с французами мыши не пропустят, а уж тем паче корабль. И если вы будете пытаться прорваться через их блокаду, то, скорее всего, попадёте в плен – это если вам повезёт, и вас не подстрелят, как куропатку.

– Ваше превосходительство, – сказал я, – мне уже дважды удавалось прорываться через неприятельскую блокаду. К тому же у меня есть план. В это раз я попробую добраться до Або, а уже оттуда в Гельсингфорс, и далее – в Петербург. Как мне удалось узнать от местных рыбаков, англо-французский флот сейчас находится в самом узком месте Финского залива – у острова Мякилуото. Это где-то в двадцати милях от Гельсингфорса. Я попытаюсь незаметно пробраться вдоль островов к финляндскому берегу, и попасть в Або.

– Ну, как знаете, господин ротмистр, как знаете. Я не могу вам приказывать, но мне очень хотелось бы, чтобы вы не пустились в эту опаснейшую авантюру. Хотя, и в Бомарзунде любого на каждом шагу подстерегает опасность, – досадливо генерал махнул рукой.

– Государь, – сказал я, – отправляя меня сюда, кроме всего прочего, приказал мне сообщить ему о действительном положении дел в крепости, причем, как можно скорее, ваше превосходительство. И я должен, во что бы то ни стало, выполнить приказание императора, невзирая на все опасности, которые мне могут при этом грозить.

Сказав все это, я предусмотрительно умолчал, что подобные авантюры мне всегда очень нравились. Кроме того, я, не буду скромничать, весьма удачлив. Именно поэтому государь, по его же собственным словам, решил послать Бомарзунд именно меня. Но удача – вопрос не везения, а продуманного решения в каждой сложной ситуации. И планы у меня уже были готовы.

– Ваше превосходительство, – попросил я, – дозвольте мне взять с собой фельдфебеля Грода. Это тот человек, который мне поможет совершить задуманное.

– Ну что ж, голубчик, дозволяю. Желаю вам удачи. И да хранит вас Господь!

Генерал обнял и перекрестил меня. Да, подумал я, добрейшей он души человек. Вот только мыслит довольно-таки шаблонно. Будь и он чуточку склонен к – как он выразился – авантюрам, то, кто знает – может, и не стояли бы неприятельские суда на рейде Бомарзунда, словно на параде на рейде в Спитхеде.

А Карла Грода мне порекомендовали знающие люди, когда я спросил – нет ли в крепости человека, который хорошо бы знал финский и шведский языки. Фельдфебель Финского гренадерского стрелкового батальона Карл Грод внешне был типичным финским шведом-простолюдином, без намёка на аристократическое происхождение. Светлые волосы, средний рост, могучее телосложение. И родом он был из рыбацкой семьи – а это значит, он умел управлять парусной лайбой. А вот это было для меня немаловажно. Кроме того, он в юности рыбачил с отцом в местных шхерах, и знал их, как свои пять пальцев.

Грод по моей просьбе купил лайбу у кого-то из местных рыбаков. Он же и принёс для меня и для себя поношенную шведскую одежду. Я сбрил усы и переоделся, после чего мы заночевали в лайбе. А как только небо начало светлеть, направились на северо-восток, вдоль Аландов, туда, где они переходят в шхеры у Або. Через эти шхеры мы и прошли. В тамошние воды ни один английский корабль без хорошего лоцмана не рискнул бы сунуться – не зная фарватера, он моментально бы пропорол себе днище на острых камнях.

Добравшись до Або, я, посовещавшись с Карлом, решил не высаживаться в порту, а попробовать дойти до Гангута. Далее, можно было рискнуть, и за ночь добраться до Ревеля. А оттуда – прямая дорога до Петербурга.
Единственно, чего я опасался – у Або нам придется выйти в открытое море – тамошние воды Карл знал плохо. Впрочем, мы всё равно по пути старались держаться у кромки шхер, чтобы при первой же опасности нырнуть туда и уйти по мелководью. Но неподалеку от Гангута, мы решили всё-же срезать путь, и направились от острова Сёдербад прямиком к острову Моргонланд.

Нам надо было пройти всего-то около трёх миль, но ветер был северным, порывистым, и шли мы это расстояние большей частью на веслах.

И ведь надо же такому случиться – откуда-то черт принес этот английский паровой фрегат «Валорос», коей я уже имел сомнительное удовольствие лицезреть во время боевых действий у Бомарзунда. Его силуэт я узнал сразу. Похоже, удача, которой я так опрометчиво успел похвастаться перед генералом Бодиско, на этот раз отвернулась от нас.

Мы попытались уйти к Моргонланду, понадеявшись на то, что англичанину не будет дела до каких-то там финских рыбаков. Но «Валорос» сделал предупредительный выстрел, и ядро шлепнулось в половине кабельтовых впереди нашей лайбы. Мы, естественно, пустились наутек – желания угодить в лапы британцев у меня и у Карла не было. До неприятеля было около полумили, до острова – чуть побольше.

Фрегат «Валорос» подошёл к нам примерно на тысячу двести футов – вероятно, он поостерегся подойти ближе к острову. Похоже, что его командир помнил о том, что в этой части Балтики немало опасных подводных банок. Но зато с него спустили две шлюпки, и они направились к нам. Мы не знали, чем все может закончиться – обычным досмотром, или арестом нашей лайбы. Возможно, что им просто захотелось полакомиться свежей рыбкой, которую мы предусмотрительно купили у финских рыбаков, встретившихся нам неподалеку от Або. Но нам совсем не хотелось иметь с ними никаких дел.

Карл Грод был одет в более приличную одежду чем я, и мог сойти за владельца лайбы. Поэтому мы решили, что с британцами вести переговоры будет он. Я допускал, что даже если кто-нибудь из англичан знает финский или шведский – а у них во флоте кто только не служил – вероятность, что нас разоблачат, была исчезающе мала.

Шлюпки прошли уже две трети пути до нас, фрегат продолжал время от времени стрелять в нашу сторону, когда вдруг из-за Моргонланда вышел необычный корабль – такой, каких я никогда в жизни еще не видел. У него не было ни парусов, ни высоких, извергающих черный дым труб, но двигался он со скоростью не менее двадцати узлов. Да и раскраска его была весьма необычной, сине-серой – причём я мог бы поклясться, что это было не дерево, а металл.

– Неужто у англичан появились железные корабли? – с горечью подумал я. Ведь именно у них, как я слышал, строились самые лучшие военные корабли в мире.

Шлюпки неожиданно сбавили ход – похоже, что им что-то там не понравилось. Я присмотрелся к кораблю. Биноклем я пользоваться, понятно, не стал – откуда у бедных финских рыбаков может быть такой дорогой прибор?
Но зрение у меня было острым, и я увидел, что гюйс у неизвестного корабля красный, похожий на гюйс Российского императорского флота, а кормовой флаг – белый. Синего креста на нем видно не было, но с такого расстояния я и не ожидал его увидеть. Значит, корабль – по всей видимости, российским. На борту его белой краской были нарисованы три большие цифры – «210».

Неизвестный русский корабль стал приближаться к «Валоросу». Когда расстояние между ними оказалось около полутора тысяч футов, британский фрегат открыл огонь из кормовой пушки. Ядро плюхнулось в воду менее чем в сотне футов от незнакомца.
«Валорос» успел сделать всего несколько выстрелов. Потом железный корабль ответил наглому британцу из орудий, которые, оказывается, стояли у него на носу в полностью закрытом со всех сторон сооружении. Выстрелы противника «Валоруса» оказались не в пример более меткими. Фрегат неожиданно взорвался, превратившись в столб пламени и дыма – видимо ядро или бомба угодили в его пороховой погреб.

К счастью, мы были достаточно далеко от него, и обломки британского военного корабля до нас не долетели. С корабля-победителя спустили большой баркас, который удивительным образом, без каких либо гребцов, быстро пошёл к месту гибели «Валороса», покружился там, а потом направился к шлюпкам. Он подошел вплотную к англичанам – те и не думали сопротивляться – взял на буксир обе шлюпки, и так же быстро отправился назад. Нами он не заинтересовался – действительно, зачем ему мирные финские рыбаки?

Я вскочил на ноги, и стал размахивать своей курткой, стараясь привлечь внимание тех, кто находился на корабле-победителе. Так продолжалось в течение десяти-пятнадцати минут. Похоже, что на стальном корабле наконец заметили меня.
Баркас снова отошел от его трапа и направился к нам. Когда он оказался от нашей лайбы на расстояние нескольких десятков футов, я сумел как следует разглядеть его, и матросов, которые в нем находились.

Первое, что мне бросилось в глаза – баркас этот двигался сам собой, без помощи весел. Я присмотрелся к форме матросов – на нашу морскую форму она была похожа мало. Все матросы были одеты в странные ярко оранжевые жилеты и каски, похожие на армейские котелки. В руках у некоторых я увидел неизвестное мне оружие, весьма удивительное по внешнему виду.
У одного из них в руках был странный прибор, который он приложил к лицу, направив ее в нашу сторону.
– Да, подумал я, а может это и совсем не русские? И попытавшись привлечь их внимание к себе, я немного погорячился...

– Hyvää päivää, – сказал один из моряков, похоже, старший из них. Сказанное им означало «добрый день» по-фински – это даже я уже успел выучить.

– Добрый день, – ответил я по-русски, – позвольте представиться – ротмистр Шеншин. Направляюсь со срочным донесением в Петербург. А со мной фельдфебель Карл Грод.

Офицер козырнул мне и ответил:

– Мичман Воронин, Российский флот, учебный корабль «Смольный». Здравия желаю, господин ротмистр. Не желаете ли вы проследовать с нами на борт нашего корабля?

[Road Warrior]

14(2) августа 1854 года. ПСКР «Выборг». 40 миль к северо-востоку от острова Хиума.
Командир корабля капитан 3-го ранга Борисов Николай Михайлович.

Задачу, которую поставил перед нами командир бригады, была несложная. Наши соседи – страны Балтии – решили поиграть своими паучьими мышцами, и устроить маневры с участием всего имеющегося у них в наличии корабельного состава – десятка полтора небольших сторожевиков и катеров. Из Москвы поступил приказ – понаблюдать за игрищами молодых недоразвитых демократий, и своим присутствием напомнить «ма-а-а-леньким, но го-о-ордым», что Америка далеко, а мы рядом. Нам предписывалось в конфликт с убогими не вступать, к их территориальным водам не приближаться, дабы насмерть их не напугать.

Мы вышли из Высоцка, и вскоре оказались в районе учений. Их игрище происходило у берегов Моонзундского архипелага – далеко в открытое море эти кораблики просто боялись уходить.

– Жалкое зрелище, душераздирающее зрелище, – произнес мой старший помощник, капитан-лейтенант Игорь Шаров, голосом мультяшного ослика Иа-Иа, наблюдая с мостика за этими учениями-мучениями.

Действительно, техническое состояние и уровень боевой подготовки флотов трех «могучих» республик Балтии у опытных моряков, к которым я относил экипаж «Выборга», вызывали смех. Но, как говорится – чем богаты, тем и рады.

Далее, мы должны были пройти еще немного на север, обозначить себя у южной оконечности полуострова Ханко, после чего возвращаться домой. И вот тут-то все и началось…

Дежурный радист неожиданно доложил мне, что в эфире исчезли все радиосигналы. Тишина, как в сурдокамере. Одновременно отказали и ГЛОНАСС, и GPS. Что бы это могло значить?!

Я велел связаться со штабом бригады в Высоцке, но, как радист ни старался, ему это сделать не удалось. Попытка установить связь с узлом связи Северо-Западного Управления погранвойск в Питере тоже оказалась безуспешной. Немного подумав, я дал указание выйти на частоты наших финских коллег – может быть они в курсе, что случилось. Но и финны не отвечали на наши вызовы.

Мне стало немного не по себе. Что же все-таки произошло? На экране локатора было пусто, хотя место, где мы сейчас находились, было довольно оживленное. Происходящее мне все больше и больше начинало не нравиться…

На всякий случай я приказал объявить «Боевую тревогу». Пусть люди находятся на боевых постах, и будут готовы к любой неожиданности. А радист тем временем безуспешно продолжал шарить в эфире. И ему наконец повезло…

– Товарищ капитан 3-го ранга, – сказал он, снимая наушники, – есть связь с танкером «Лена». Он находится к юго-западу от острова Руссаре.
Танкер «Лена» - флотский корабль снабжения, базировавшийся в Балтийске, я хорошо знал. Накануне нашего выхода в море я видел его в Высоцке, где он стоял под погрузкой у нефтяного терминала. По слухам, «Лена» должна была отправиться в Средиземное море с грузом нефтепродуктов для нашей эскадры, которая сейчас днюет и ночует у берегов Сирии.

– С «Лены» передают, что они поддерживают устойчивую связь с БДК «Королев» и учебным кораблем «Смольный». И еще… – тут радист даже подпрыгнул на своем кресле от удивления, – товарищ капитан 3-го ранга, со «Смольного» на «Лену» передали, что он был атакован британским парусно-паровым военным кораблем. «Смольный» открыл ответный огонь и потопил британца. Выяснилось, что мы находимся… – тут голос радиста дрогнул, – оказывается, товарищ капитан 3-го ранга, мы каким-то образом попали в XIX век. Точнее, сейчас на дворе 14 августа 1854 года. На Балтике ведутся боевые действия между русским флотом и объединенной англо-французской эскадрой.

– Что за ерунда! – возмутился я, – какой XIX век? Какая война? Они что там, на «Лене», допились до «белой горячки»?
– Не знаю, товарищ капитан 3-го ранга, – сказал радист, – только сейчас со «Смольного» вышел на связь капитан 1-го ранга Степаненко – командир учебного корабля – который подробно доложил на «Королев» о том, как именно был потоплен британский военный корабль «Валорос», входивший в состав эскадры адмирала Непира, действующей на Балтике.

Оказывается, в ходе боя были взяты пленные, а на борту «Смольного» находится ротмистр Шеншин – личный посланец императора Николая I, следовавший из Бомарзунда в Санкт-Петербург.

От удивления я чуть было не сел мимо стула.

– Во дела! – подумал я. – Прямо, как в книжках про альтернативную историю. Раз-два – и мы оказались в другом времени, в другой эпохе.
И что же теперь нам делать-то? Понятно, что если британцы на нас полезут, как они полезли на «Смольный», то мы влупим им по самое «не грусти» со всей пролетарской сознательностью. Все же кораблик наш, хотя и небольшой, но для нынешних времен весьма зубастый. Пушка 76-мм и полторы сотни снарядов – этого вполне достаточно для того, чтобы перетопить всю эскадру этого самого британского адмирала. Да и 30-миллиметровая шестистволка может немало дел натворить.

Учитывая же, что мы можем вести огонь с дистанции шести с половиной миль, мы достанем англичан, даже не предоставив им удовольствия открыть огонь по нам.

– Товарищ капитан 3-го ранга, – отвлек меня от моих размышлений радист, – в эфир вышел капитан 1-го ранга Кольцов. Он находится сейчас на «Королеве». Так вот, каперанг Кольцов приказал, как старший по должности, всем боевым кораблям из века XXI попавшим в век XIX-й, собраться в точке рандеву в пятидесяти милях к югу от крепости Бомарзунд. Надо оценить все наши силы, и определить – что нам делать дальше.

– Гм, – подумал я, – конечно, наш «Выборг» подчиняется совсем другому ведомству, и капитан 1-го ранга Кольцов для меня не начальник. Но ситуация чрезвычайная, и Кольцов в данном случае прав – надо держаться всем вместе, чтобы не пропасть поодиночке.

– Хорошо, – сказал я радисту, – сообщи на «Королев», что мы идем к точке рандеву. Заодно уточни ее координаты. И поддерживай связь с «Леной» и «Смольным». А также пошарь как следует по всем диапазонам – глядишь, кто еще из наших современников найдется…

[Road Warrior]

14 августа 1854 года. Париж, дворец Тюильри.
Шарль Луи Наполеон Бонапарт, император Франции.

В зеркале, висящем на стене кабинета императора, отражался щеголеватый человек с усами и бородкой-эспаньолкой, такой, какие сейчас очень нравятся женщинам. Что-то от знаменитого дяди было в районе глаз. Но вообще схожести было маловато, увы. Наполеон III (именно так он себя величал со времён узаконенного переворота, который привёл его сначала во власть, а потом и в императоры) положил руку под пиджак - хоть поза стала похожей на величайшего человека за всю историю Франции.

Он ещё некоторое время покрутился перед зеркалом и, довольный, уселся в кресло, рядом с бутылкой коньяку, розлитого ещё в годы правления дяди. Налив себе полфужера, Луи Наполеон начал смаковать благородный напиток, попутно размышляя о последних сводках с фронта.

А они были такими, что выпить было за что. После не слишком удачного начала войны, его доблестные солдаты вот-вот возьмут Бомарзунд - крепость русских у берегов Швеции. По крайней мере, ему сообщили, что башня, с которой можно будет денно и нощно обстреливать цитадель, вот-вот будет взята, и что у русских там нет ни достаточной артиллерии, ни солдат. К тому же их артиллерия значительно уступает английской и французской в дальности стрельбы. Да, и союзники со своими фрегатами помогут, если что...

В отличие от англичан, у Луи Наполеона не было никаких сомнений в необходимости этой войны. И дело вовсе не в помощи этим обезьянам в фесках - если русские их и перебили бы, то он не слишком бы горевал. Но вот за унижение его великого дяди, которому, бросив остатки своей армии пришлось бежать из этой проклятой Московии, как её называют поляки, они должны ответить сполна. Как, конечно, и англичане за Ватерлоо - но всему своё время.

А именно с русских он начал из-за страшного унижения, нанесённого ему после того, как он стал Божьей Милостью Императором Франции. Англичане сразу прислали поздравления, а вот русские тянули, и то, что, в конце концов, пришло, начиналась словами «cher ami» - дорогой друг, а не «дорогой брат», как было принято среди монархов. Этот лысый русский император нанёс ему страшную обиду, а такие обиды смываются только кровью. Правда, он тогда сумел выкрутиться, заявив, что братьев нам дает Бог, а друзей выбирают сами, и он предпочитает последнее. Именно потому Луи-Наполеону нужны были собственные военные победы - иначе ему никогда не выйти из тени своего великого дяди.

Причём в дипломатии он своего дядю переплюнул. Сначала он добился того, чтобы англичане согласились на союз с ним. А королю Сардинии Виктору Эммануэлю II он сделал предложение, от которого тому будет трудно отказаться - если они присоединятся к коалиции, то Франция поможет им объединить Италию - естественно, с их корольком в качестве короля всея Италии. И хотя окончательного решения ещё нет, но уже получены сигналы из Турина, что решение, вероятно, будет положительным, особенно после первых французских побед.
Чутъ сложнее было с австрийцами - те отказались примкнуть к коалиции, но согласились ничем России не помогать. Луи слышал краем уха, что русский император перевернул портрет австрийского императора Франца-Иосифа и назвал его «неблагодарным». Но тот был всего лишь рассудительным - что-что, а проблемы в Италии, да и в других местах, ему не нужны, да и венгерская часть его министров и генералов Россию после подавления мятежа 1848 года возненавидела.

Пруссию он смог принудить к нейтралитету; впрочем, у них сейчас свои проблемы, они пытаются объединить Германию, и им война на стороне России совершенно не нужна. То же и со шведами, и с датчанами; они хоть и не горят желанием ввязываться в войну с русскими, но нейтралитет будут свято блюсти. И даже у далёких греков король-баварец, которому французский и английский послы разъяснили желательную линию поведения. Тот всё понял с полуслова, и объявил о своём полном нейтралитете, хоть прорусские настроения в Греции и сильны.

Полякам он обещал воссоздание Польского королевства, с условием его подчинения Франции. Австрийцы уже тайно пообещали пропустить через свою территорию польский экспедиционный корпус. После первых крупных русских поражений, от Вислы до Буга появится ещё один очаг боевых действий. Единственная проблема - австрийцы согласились только при условии сохранения Галиции - включая Краков - в составе их территории, и поляки этим весьма недовольны.
Но как он недавно объяснил их князю Адаму Ежи Чарторыйскому, главное - воссоздать Польшу. Распространить её на земли под властью Австрии и даже Пруссии можно и потом.

Так что друзей у русских не осталось вообще, и потому их поражение - лишь вопрос времени. Что именно отберут у них после войны, ещё предстоит решить. Но им не суждено оставаться морской державой, вот здесь и французы, и англичане пришли к полному взаимопониманию. Плюс на них будет наложена немалая контрибуция, и они, конечно, потеряют ряд территорий - начиная с Крыма и, например, острова Котлина и кончая Польшей - может быть, даже до Днепра, как этого требуют Чарторыйский с его высокомерным и, судя по запаху, редко моющимся, и редко бывающим трезвым «правительством».

Понятно, что начнутся распри с англичанами по поводу того, кто что получит - но это всё в будущем.

Тем более, что поддержка народа у него есть. Его реформы действительно облегчили жизнь многих французов. А газеты заняли вполне верноподданическую позицию, да и негласная цензура там очень даже присутствует. Есть, конечно, такие личности, как Виктор Гюго, который в начале поддерживал его, Наполеона, а теперь бежал за границу, и начал его нещадно критиковать. Ну, да ладно, сидит он себе на острове Джерси, труды его практически не попадают во Францию, а газеты и думать забыли о том, что когда-то существовал такой писатель. Впрочем, нужно будет потребовать от англичан его выдачи; пусть этим займётся министр иностранных дел Эдуард Друэн де Люис, с которым Наполеон сейчас должен встретиться.
Луи Наполеон выпил последний глоток коньяку, с тоской взглянул на бутылку, ещё раз посмотрел в зеркало на свое отражение, причесал усы и бородку, и вышел из кабинета.

[Road Warrior]

Историческая справка.

Наполеон III
Неисправимый мятежник


«Железный канцлер» Бисмарк говорил о нем как о «не признанной, но крупной бездарности», но даже враги императора Наполеона III соглашались, что племянник великого корсиканца добился трона своего дяди исключительно с помощью своей неуемной жажды власти и способности стойко переносить все превратности судьбы. Ему приходилось скитаться в трущобах Лондона, сидеть в тюрьме, спасаться бегством от полиции с фальшивым паспортом в кармане.

Сын трех отцов

Европейские монархи единодушно считали французского императора Наполеона III выскочкой и плебеем, позорившим своим происхождением и поведением всех венценосцев. Несмотря на то, что он считался сыном голландского короля Луи Бонапарта и Гортензии Богарнэ (соответственно, брата и падчерицы Наполеона Бонапарта), к великому корсиканцу его племянник не имел никакого отношения. Дело в том, что Луи Бонапарт был постоянно в разъездах, и пылкая креолка Гортензия обзавелась сразу тремя любовниками. Ими стали: голландский адмирал Веруэлл, аристократ Эли Деказ и шталмейстер двора Шарль де Билан. Так как королева сожительствовала одновременно с тремя своими сексуальными партнерами, установить, кто из них является настоящим отцом будущего французского монарха, невозможно.

От своей любвеобильной матери Луи-Наполеон унаследовал страстную тягу к плотским утехам и жажду власти. Всю жизнь он посвятил одной мысли - занять трон своего великого дяди. Для достижения ее Луи-Наполеон не жалел ни сил, ни средств.

После отречения Наполеона Бонапарта от престола королева Гортензия была вынуждена покинуть Францию. Обосновавшись в Швейцарии, семья бывшего голландского монарха отнюдь не бедствовала, благо в годы своего правления французский император старался не обижать своих родственников и давал им возможность скопить деньжат на черный день. Однако юный Луи-Наполеон не собирался спокойно проживать свой век на родительских харчах. В возрасте 22 лет он присоединился к итальянским революционерам-карбонариям и принял участие в заговоре против Римского папы, желая лишить главу всех католиков светской власти над Римом. Заговор провалился, и будущий император был вынужден, спасаясь от папской полиции, бежать из Италии в чужой одежде с фальшивым паспортом.

Гортензия решила, что ее беспокойному отпрыску необходимо остепениться. Она пристроила его в военную школу в швейцарском городе Туне, где Луи-Наполеон, как и его великий дядя, стал изучать артиллерийское дело. Но карьера полководца не прельщала честолюбивого молодого человека. Он мечтал об императорской короне.

В 1836 году он вместе с несколькими французскими офицерами осуществил свою первую попытку государственного переворота, подняв мятеж в Страсбурге. В шесть часов утра 30 октября Луи-Наполеон вышел к солдатам в знаменитой треуголке своего дяди и в его сером походном сюртуке и призвал их «восстановить величие державы». И возвести его на престол. Но войска остались верными тогдашнему королю Франции Луи-Филиппу, и офицеры арестовали мятежников.

Луи-Наполеона под конвоем привезли в Париж и до суда посадили в одну из камер столичной мэрии. Но суд над организатором мятежа так и не состоялся. Французское правительство решило замять дело и арестанта просто выслали из страны в США.

«Он не сможет жить без женщин!»

Честолюбивый молодой человек, потерпев поражение, на этом не успокоился, и уже через год отплыл из Америки в Европу. Обосновавшись в Лондоне, он приступил к подготовке новой попытки захвата власти. На этот раз Луи-Наполеон готовился к мятежу более тщательно. Во главе сотни вооруженных единомышленников он нанял грузовой корабль и 6 августа 1840 года тайком высадился в Булони. Помимо ставшей уже знаменитой треуголки и сюртука, претендент на престол продемонстрировал солдатам булонского гарнизона дрессированного орла, который кружил над ним, а в самый кульминационный момент его выступления должен был с клекотом сесть ему на плечо.

Но и в этот раз попытка мятежа закончилась провалом. Королевские войска не поддержали бонапартистов и открыли по ним огонь. Луи-Наполеон был вынужден спасаться бегством. Но далеко уйти ему не удалось. Его задержали, и под усиленной охраной он был отправлен в столицу Франции, где помещен в знаменитую парижскую тюрьму «Консьержери».

На этот раз суд не был снисходителен к Луи-Наполеону. 30 сентября 1840 года палата пэров Французского королевства приговорила его к пожизненному заключению. Друзья арестанта были огорчены столь суровым приговором. Один из них писал: «Все кто знал Луи-Наполеона, сходились в том, что решение палаты пэров равносильно смертному приговору, никогда, говорили они, никогда он не сможет жить без женщин!»

Заключение узник отбывал в крепости Гам, неподалеку от Амьена. Впрочем, жаловаться на своих тюремщиков ему не приходилось. В своей камере Луи-Наполеон устроил настоящую физическую лабораторию, ставил там опыты, много читал. Не забывал он и о прекрасной половине рода человеческого. Он вступил в любовную связь с прачкой, которая приходила в крепость стирать белье арестантов, и ухитрился прижить с ней двух сыновей.

Но помимо науки и амурных дел, арестант не забывал и о политике. Он знал. Что французский король Луи-Филипп не пользуется большой популярностью у своих подданных. Узник решил сделать еще одну попытку захватить власть в стране. Он стал готовиться к побегу. К тому времени в крепости начались ремонтные работы. Этим обстоятельством он и решил воспользоваться. Слуга сумел тайком принести в камеру Луи-Наполеону блузу рабочего, брюки, шейный платок и парик. 25 мая 1846 года, переодевшись в обычного рабочего, арестант вышел во двор, подхватил на плечо доску и преспокойно вышел из крепости, беспрепятственно миновав караул у ворот своего узилища. Через шесть лет заключения он снова оказался на свободе.
Уже на следующий день он был в Брюсселе, откуда вскоре отбыл в Лондон.

Президент становится монархом

В английской столице беглецу поначалу пришлось несладко. Оставшись без средств к существованию, он познакомился с одной местной проституткой, которую сделал своей любовницей. Будущий император Франции стал жить на доходы ее панельного «ремесла». Луи-Наполеон остался на всю жизнь благодарен своей «кормилице» и с помощью своих английских приятелей позднее сделал из нее одну из богатейших леди Британии.

В феврале 1848 года король Луи-Филипп отрекся от престола, и страна стала республикой. Луи-Наполеон выставил свою кандидатуру в президенты Франции и в декабре того же года сумел победить на выборах, завоевав 75% голосов избирателей. Племянник императора дал присягу на верность республике, но уже буквально на следующий день стал готовиться к государственному перевороту, который сделал бы его наследственным монархом.

На следующий год, 2 декабря - в годовщину Аустерлица - президент Франции опубликовал декрет о роспуске Национального собрания и отменил Конституцию. Более 30 тысяч французов, протестовавших против переворота, были арестованы, из них 3 тысячи заключены в тюрьмы и 10 тысяч депортированы из Франции. Еще через три года была принята новая конституция, и бывший президент стал императором Наполеоном III.
Почти двадцать лет бывший арестант и мятежник правил Францией. За это время он втравил страну в несколько войн и колониальных авантюр, которые в конце концов и привели его империю к краху.