#59 Road Warrior » 05.12.2016, 16:52
24 (12) августа 1854 года. Санкт-Петербург.
Капитан ФСБ Васильев Евгений Максимович, прикомандированный к императору Николаю I в качестве консультанта по вопросам безопасности.
Ну, так всегда. Кому идти на бал во фраке или в парадной форме, чтобы флиртовать там с прелестницами из высшего света и покорять их своим танцевальным мастерством, а кому эту самую парадную форму оставлять на вешалке и бежать по совсем другим делам. Покой нам, блин, только снится...
Позавчера вечером, мой шеф, майор Смирнов, сообщил мне весьма интересные сведения. Как оказалось, одна из наших журналисточек, некая Лизавета Бирюкова, заходила к поляку из французской армии, которого наши «айболиты» заштопали после поножовщины с французами (чуть случайно не назвал его «изделием № 2», которое, как я слыхал, тоже когда-то штопали). Увидев что он дрыхнет после наркоза, эта мамзеля засняла на свой айфон несколько страниц из его блокнота.
Сия особа уже давно попала в наше поле зрения из-за своих несколько беспорядочных половых связей. Это, впрочем, еще не криминал, и привычка к спариванию с кем попало весьма распространена среди людей творческих профессий, хотя я лично считаю это просто распутством. А вот то, что она пару раз занималась любовью с видными «демократами» обоих полов, как отечественными, так и импортными, которые весьма интересовали наших коллег из СВР, мне нравилось еще меньше. Но на берегу все это не сочли препятствием для ее иностранного вояжа на «Смольном» и «Королеве». Видимо, у этой шалашовки имелись влиятельные покровители.
А застукал ее курсант ВМА Александр Николаев, который в тот момент замещал свою начальницу Елену Синицыну и время от времени поглядывал на монитор камеры наблюдения, чтобы присматривать за пациентами. Так получилось, что он зафиксировал тайный визит Лизаветы к подрезанному поляку, и сразу передал информацию по инстанциям. Вскоре к пану заглянул один из наших ребят, и тоже сфоткал страницы его блокнота. Оказалось, что там было записано около двух десятков адресов – в Париже, Варшаве, Кракове, Минске, и Петербурге. Вот последние, питерские, мне Игорь Борисович и передал для дальнейшей разработки.
А ситуацию делал пикантным тот факт, что, зациклившись на Королевском канале, мы упустили из виду существование второго водного пути «Из варяг в греки» – Березинского, целиком проходившего по российской территории, из Западной Двины в Березину. А самым интересным был тот факт, что у этого канала глубина превышает два с половиной МЕТРА, тогда как у Королевского канала глубины местами была не более двух с половиной ФУТОВ. А это, как говорят в Одессе, две большие разницы.
О нашем плане послать небольшой караван по Королевскому каналу Лиза знала. А о втором варианте, над которым мы только начали работать, ее коллег-журналистов оповещать не стали. Тем более, что риск нарваться на неприятности двигаясь по Королевскому каналу был вполне реальным. В тех краях во время польского мятежа 1831 года орудовали крупные отряды шляхтичей, и там еще до сих пор оставались ляхи-недобитки. А вот в районе Березинского канала обстановка более благоприятная.
За несколько часов до звонка Игоря Борисыча, император представил меня шефу III-го Отделения Собственной Его Величества Канцелярии, графу Алексею Федоровичу Орлову. Граф оказался весьма интересной личностью. Похоже, что Николай намекнул ему о нашем, несколько необычном происхождении.
Поэтому он ничуть не удивился, когда я заявил, что моя задача – помочь его «богоугодному заведению», поелику возможно, в борьбе с врагами внешними и внутренними. Граф познакомил меня с жандармским штабс-капитаном Николаем Львовичем Новиковым, и поставил перед ним задачу – оказывать нам всю требуемую помощь. Мы с ним достаточно быстро нашли общий язык. Похоже, что граф прикомандировал к нам настоящего профессионала. И после звонка шефа, когда я назвал ему оба адреса, обнаруженные в блокноте у поляка, штабс-капитан, не моргнув глазом, заявил:
– Анджей Коморовский мне лично незнаком, но не далее как вчера мне про него докладывали. Он работал в канцелярии его величества, а вечером пятого числа заявил на службе, что у него приболела тетя в Новгороде, и что он покинет город на два-три дня. Когда по прошествии двух-трех дней он так и не объявился в Петербурге, то на службе забеспокоились. Они переговорили с его знакомыми и установили, что никакой тети в Новгороде у него нет. О чем и сообщили в III-е отделение. Тем более, что исчез он сразу после того, как пришло известие о разгроме неприятеля при Свеаборге.
– Так... Действительно, очень интересно. В тот же вечер снялась с якоря неприятельская эскадра у Красной Горки, которую мы надеялись заблокировать в заливе. Не он ли сообщил им о том, что пора спасать свою шкуру?
– А что, они разве ушли? – с еле скрываемым огорчением спросил Николай Львович.
- Да нет, их настигли у Ревеля и заставили сдаться. Всех ли, я точно не скажу. Но интересно другое – первая же фамилия в списке принадлежала вероятному изменнику. А вторая фамилия, Адам Ольшевский, вам знакома?
– Поручика Ольшевского я знаю лично. Он служит в лейб-гвардии Кексгольмском полку. На меня лично он производит странное впечатление – душа компании, любит выпить с другими офицерами, умеет рассказать анекдот, неплохо играет в карты. Но у меня такое впечатление, что он не всегда говорит то, что думает. Фактов у меня нет, только чувствую я, что он какой-то фальшивый...
– Внутреннее чувство в нашем деле – великая вещь, – усмехнулся я. И когда штабс-капитан кивнул мне, добавил, – А это весьма ценно в нашей профессии.
На фасады обоих зданий мы сумели установить камеры наружного наблюдения, чуть сбоку, так, чтобы была видна входная дверь, но увидеть сами камеры было сложно, тем более, они были похожи на детали облицовки. Еще два радиомикрофона люди штабс-капитана Новикова ухитрились разместить в квартире, которую снимал Адам Ольшевский, завившись туда под видом трубочистов. Пока один осматривал печи и дымоходы, второй, как мы его и учили, незаметно сунул «жучок» на книжную полку. Как потом сказал исполнитель, он увидел, что на книгах лежит толстый слой пыли, и, следовательно, хозяин квартиры вряд ли обнаружит «закладку».
Забавно было, что когда мы вечером решили протестировать радиомикрофон, то в наушниках услышали звуки, характерные для страстных сцен. Я дал наушники штабс-капитану, который тут же густо покраснел, и осуждающе покачал головой. На мониторе мы чуть позднее увидели, что из подъезда дома, в котором жил Ольшевский, вышла нарядно одетая и пышнотелая женщина средних лет. Николай Львович, увидев ее, даже присвистнул от удивления.
– Да это же супруга посланника Австрии! – воскликнул он. – Ай да Ольшевский, ай да сукин сын...
А вот вчера вечером на Коломенскую улицу, где снимал квартиру Коморовский, заявилась наша Лизавета. Служанка, открывшая ей дверь, сообщила, что пан Коморовский в отъезде, и неизвестно, когда вернется. Вероятно, из-за того, что было уже поздно, она не посетила Ольшевского в тот же вечер. Так что мы решили, что на следующий день мы будем с нетерпением ждать ее на Фонтанке, где в своей квартире жил и занимался развратом поручик лейб-гвардии Кекскольмского полка Адам Ольшевский. По нашим расчетам, рандеву должно состояться еще до приема в Зимнем, который был назначен на шесть часов вечера. Вряд ли Лиза захочет пропустить это событие, не только из-за того, что там будут интересные мужчины, но и потому, что ее отсутствие будет замечено другими. А она, как я понял, если и дура, то не настолько.
Новиков заступил на пост с утра, а я подошел туда только после разговора с фон Герлахом. За мое отсутствие никакого присутствия не было – ни Ольшевского, ни Лизы. А где-то около четырех часов подошла Лиза, и, оглянувшись, нырнула в дверь парадной дома на Фонтанке. Ей открыла горничная, которая сообщила, что барина еще нет. Лиза ответила, что, мол, зайдет попозже, и вышла на Фонтанку, где остановилась у спуска к воде. Со скучающим выражением лица она стала наблюдать за мужиками, которые разгружали пришвартованную к пристани баржу.
Вскоре появился Ольшевский, а еще минут через двадцать Лизе, похоже, надоело смотреть на трудовую деятельность питерских пролетариев, и она снова направилась к подъезду дома поручика. На сей раз служанка пригласила ее пройти в прихожую. Вышедший из гостиной Ольшевский, увидев незнакомку, удивленно спросил ее:
– Простите, сударыня, но я не имею чести вас знать…
– Господин поручик, – сказала Лизавета, – я к вам от Ежи Домбровского из Парижа.
Голос Ольшевского из игривого стал слегка испуганным:
– Так кто вы такая? И откуда вы знаете Ежи?
– Я с новой русской эскадры, той самой, что разгромила англичан и французов. А Ежи сейчас в русском плену, там я его и видела. Он тяжело ранен.
– Пся крев, – выругался Ольшевский, и, после паузы, спросил: – А что он вам велел мне передать?
– Он – ничего, он всего лишь дал мне ваш адрес. А вот я могу рассказать вам много интересного. Но у меня есть кое-какие, скажем так, пожелания.
– Какие же?
– Во-первых, я хочу попасть в Париж. Во-вторых, я хочу получить определенную сумму, и не в рублях, а во франках – тут, видимо, она что-то шепнула что-то на ухо поручики, отчего тот крякнул, и еще раз выругался по-польски.
– В-третьих, то, что я вам сейчас поведаю – лишь малая толика того, что я знаю. А самое интересное я расскажу уже в Париже.
Пан Адам подумал немного и сказал:
– Хорошо, подобную сумму я смогу для вас добыть, скажем, завтра. Но хотелось бы узнать хоть что-нибудь, ведь...
– Ведь главный здесь не вы, и деньги не у вас, я вас правильно поняла?
Ольшевский немного помолчал, а потом сказал:
– А если и так?
– Тогда я хотела бы встретиться с вашим главным. А чтобы его заинтересовать... Вскоре через Вислу и далее по Королевскому каналу пройдет небольшой караван, на котором на юг проследуют люди с моей эскадры. Думаю, то, что там будет находиться, сможет вас заинтересовать. Надеюсь, вы понимаете, что именно я имею в виду.
– Когда? Сколько кораблей? Сколько солдат? Какой груз?
– А вот об этом я расскажу только вашему шефу.
– Хорошо, я схожу к нему сегодня вечером. Полагаю, что завтра часа в четыре пополудни мы сможем вместе его навестить. А как вас прикажете величать? Вы ведь даже не представились.
– Елизавета, – сказала она. – Фамилию вам знать пока не обязательно.
На этом интересующий нас разговор закончился. Тут Лиза жеманно попросила бокал шампанского, а еще минут через десять раздался характерный скрип кровати. Продолжался, он, впрочем, не более минуты, после чего явственно послышались стоны гордого поляка. А еще минут через пять, Лизонька вылетела из парадной, и, судя по выражению ее лица, она осталась явно недовольна любовным мастерством своего нового знакомого.