#78 Road Warrior » 08.12.2016, 20:50
25 (13) августа 1854 года. Финский залив у Кронштадта, борт учебного корабля «Смольный».
Мейбел Эллисон Худ Катберт.
Часа через два после моего разговора с доктором Леной, ко мне постучали.
– Войдите, – сказала я, подумав, что если уж посетителя и пропустили, то, значит, ему можно. То, что это не был Ник, было ясно сразу – стучали очень осторожно, я подумала, что это явно девушка.
И не ошиблась. Вошла немного полная блодинка в форме, примерно такой же, которую я видела на других девушках. Меня сразу обрадовало, что, в отличие от доктора Лены, она была если и не дурнушкой, то никак не красавицей, так что соперницы в ней я не увидела. Та сказала по-английски, грамматически почти правильно, но с сильным акцентом:
– Здравствуйте, Мейбел. Меня зовут Лариса Егозина. Я курсант Военного института. Елена Викторовна попросила меня позаниматься с вами русским языком, а также любыми другими предметами по вашему выбору.
– Здравствуйте, Лариса. Я очень вам благодарна. В свою очередь, я могу позаниматься с вами английским. Конечно, наш английский – немного другой, но нас учили аристократическому произношению на женских курсах.
– Здорово! Я как раз хотела вас просить об этом, – и она выложила стопку книг из сумки, которую держала в руках, на мой столик. – Вот это – русско-английский и англо-русский словарь. Это – пособие для медицинских сестер, и школьные учебники математики и химии. Все они на английском языке. Учебники по физики и биологии, увы, на иностранных языках я не нашла, но мы что-нибудь придумаем.
– Подождите, Лариса, а зачем мне физика и химия?
– Но ведь вы, как я поняла, высказали Елене Викторовне желание стать врачом. А врачу обязательно знать эти науки. И особенно органическую химию – но этим мы займемся потом. А вот с собственно медицинскими делами я вам помочь не смогу - будущий врач - это мой жених, а сама я учусь на программиста - это что-то вроде инженера, - добавила она, увидев, что мне слово "программист" ничего не говорит.
Я даже не стала удивляться, что девушка - будущий инженер, хотя промелькнула мысль, что моей маме это тоже очень бы не понравилось, ведь она считает, что работают только служанки и рабыни. Но для меня это означало, что Лариса и правда знает толк в науках. И если мне нужно учить эти самые науки, то мне, считай, повезло с выбором учителя.
На женских курсах у нас не было отдельных наук, а вот арифметика с алгеброй и нечто, именуемое «природными науками», было, и у меня были лучшие оценки среди всех моих соучениц по этим предметам, и я их не боялась. Но, открыв учебник по химии, я остолбенела. Первое, что я там увидела – какая-то непонятная таблица, в которой я с удивлением узнала названия известных мне веществ (водород, кислород, железо и прочие), с непонятными цифрами, большими и маленькими. А в самом тексте были сплошные формулы. Но я сжала зубы и приказала себе - только вперёд!
Мы с Ларисой договорились так. Сначала она со мной час занимается русским. Потом я с ней час – английским (она принесла еще и грамматику английского, а потом и несколько книг, в основном про любовь – такие, которые мне и самой нравились...) А затем – математикой и химией, по принесенным ей в первый день учебникам.
Русский язык оказался довольно сложным, но алфавит я усилием воли выучила уже к концу второго дня. И когда мне Игорь принес поесть, я огорошила его своими «привет», «спасибо большое», и «до свидания», которые я каким-то образом ухитрилась относительно правильно произнести. И не могло не радовать, что, несмотря на полученный шок при первоначальном рассмотрении учебников, оказалось, что математика и химия давались мне весьма легко, и я за первый же два вечера смогла не только прочитать первые несколько глав в каждой книге, но и правильно ответить на все тестовые вопросы.
Конечно, как сказала Лариса, для химии мало сухих знаний – нужно поработать с реактивами, поставить опыты, но для этого мне нужны обе руки. Впрочем, мне и так скучно не было. Тем более, что математика оказалась столь увлекательной, что я даже не стала смотреть ни один из принесенных фильмов, и к вчерашнему вечеру с учебником было покончено, и я больше не боялась ни квадратных уравнений, ни площади круга и треугольника, ни простых чисел. Я просила у Ларисы учебники для следующих классов, но, увы, все остальное на корабле было на русском, так что пришлось мне пока довольствоваться тем, что было, и засесть за учебник для медсестер.
Тут, конечно, пришлось краснеть – там были не только картинки, но и фотографические изображения полностью обнаженных мужчин и женщин, но, как справедливо заметила Лариса, людей в одежде лечить намного сложнее, а мужские и особенно женские половые органы нужно было лицезреть как при лечении, так и, в случае с последними, при родах. Когда я ей возразила, что, мол, у нас врачи их только ощупывают, а женщины при этом задрапированы, она спросила – какой у нас процент женщин, которые умирали во время родов. Я не знала, но, увы, это случалось довольно часто, как минимум, в одном случае из двадцати, а то и больше (* на самом деле 6-7% родов кончались летальным исходом для матери). А у них, как оказалось, не чаще чем в одном случае из пяти тысяч. Пришлось признать правоту собеседницы...
А еще я переговорила с отцом Иоанном, священником, который вышел в дальний поход на корабле «Королев». Он заглянул на «Смольный», чтобы побеседовать с моряками и исповедовать желающих. Зашел он и в лазарет. Я спросила его: что мне потребуется для того, чтобы перейти в православие – если я все-же выйду за Николаса, или за другого русского, то мне хотелось бы принять веру супруга. Оказалось, что нужно не так уж и много – англиканин заново креститься не обязан, нужно будет всего лишь пройти через исповедь и миропомазание, а потом причаститься. Отец Иоанн спросил мое имя, и узнав, что я Мейбел Эллисон, долго думал, а потом сказал:
– Дочь моя, если ты согласишься принять православие, то предлагаю тебе принять крестильное имя Мавра – ближе к Мейбел ничего нет. Или, если хочешь, возьмем Эллисон за основу, и тогда ты сможешь стать, например, Аллой. Или Еленой.
Имя Алла мне понравилось больше других. Но еще не было известно, останусь я здесь, или же вернусь домой, в Саванну. Так что я решила пока повременить с переходом в новую веру, хотя начала читать принесённую отцом Иоанном книгу некого епископа Каллистоса Уэра, "Православная церковь". Из предисловия я узнала, что епископ Уэр тоже перешёл в православие из англикан, и подумала, что это - некий знак свыше.
Мне разрешили навестить брата. У Джимми и рука, и нога были в гипсе, но настроение у него было довольно бодрое, и он сразу же обнял меня своей здоровой рукой и расцеловал, заодно расспросив меня о моих приключениях с момента расставания. И когда я созналась, что под влиянием какой-то Лизы попросила не пускать к себе Ника, а теперь страдаю по этому поводу, тот сказал мне:
– Сестра, ты – самая умная из всех в нашей семье, включая и меня, но ты иногда непроходимая дура. Поверила неизвестно кому. А Ник по тебе сохнет, я-то вижу...
– Да знаю я, знаю, – я была готова плакать от стыда. – Только вряд ли он узнал, что я его опять хочу видеть. Ведь теперь и доктор Лена исчезла, и вряд ли она успела ему об этом рассказать...
- Ладно, не бери в голову. Если он появится, то меня он навестит точно. А сейчас меня будут колоть в задницу, так что лучше уж тебе при этом не присутствовать...
Я не стала ему говорить, что мне как будущему врачу как раз было бы полезно это лицезреть - всё-таки он мой брат. Вместо этого, я отправилась к Альфреду, благо Джимми сказал мне, где его найти. Его мне сразу стало жалко. Бледный, немного исхудавший, без руки, и с гипсом на правом бедре... Но не успела я его поприветствовать, как он вдруг сказал:
– Мейбел, мне давно хотелось с вами поговорить... Мне кажется, что мы с вами - подходящие партии. Вы смогли бы стать хорошей матерью для моих детей. Если вы примете моё предложение, то я поговорю с Джимми. Он мне сказал еще тогда, на яхте, что даст согласие на наш брак, но только если и вы этого захотите.
Вот так вот. Ни тебе любви, ни романтики, а так, в лоб: «подходящие партии», «хорошая мать», да еще и для «его детей». Эх, если б не мой покойный кузен, я б подумала, что все англичане такие сухари. Но, решив не сжигать за собой мосты, ответила:
– Альфред, это так внезапно...
Тот лишь сказал, что, мол, не собирается меня неволить, и что понимает, что мне нужно время, чтобы принять решение. Но его вот-вот переведут в палату к Джимми, и тогда он с ним еще раз переговорит. Я сказала, что мне нужно бежать, сделала книксен и ушла.
А сегодня, когда я сидела и занималась с Ларисой, в дверь вдруг постучали. Вошел мой милый Николас, с порога смущенно пробормотав:
– Мейбел, здравствуйте! Я ненадолго, собираю вещи и ухожу в дальний поход. Зашел к Джимми, а тот мне сказал, что вы хотите меня видеть. Альфред Черчилль теперь его сосед, но он был чем-то недоволен, особенно когда узнал, что я иду к вам... - тут он увидел Ларису и представился:
- Николай Домбровский, журналист.
И тут я вдруг, неожиданно для себя, встала на колени, опустила глаза, и робко промолвила:
– Ник, простите меня за мою несусветную глупость! – и тут я перешла на свой ломаный русский – Я люблю вас...
Тот приподнял меня за плечи и обнял. Это, конечно, было неприлично, тем более при Ларисе, но мне было все равно. Потом уже он опустился на одно колено и выпалил:
– Я вас тоже люблю, с самого первого дня... Мейбел Эллисон Худ Катберт, будьте моей женой! Сразу после того, как я вернусь оттуда, куда меня посылают.
– А куда, милый? – краем глаза я увидела, как Лариса тихонько, на цыпочках, вышла из кубрика.
– На войну... Журналистом, не бойтесь. Ничего со мной не случится. Знаете, есть такая русская песня: «Дан приказ, ему на запад...»
– Ник, я согласна! Я буду вас ждать...
Потом я ему рассказала о своих планах, и, как ни странно, он меня горячо поддержал.
– Когда я вернусь, то я тоже буду с тобой заниматься... Как жаль, что это будет нескоро. Обручального кольца у меня, увы, нет, но я его обязательно достану! А пока, вот, это кольцо - из моего университета, и мне оно очень дорого – и он снял со своего пальца серебряное кольцо-печатку с гравировкой тигра и с аквамарином, и осторожно надел мне на палец. Конечно, оно мне было великовато, даже на среднем пальце, но более дорогого подарка я себе представить не могла.
Он меня еще раз обнял – несколько неуклюже, стараясь не задеть мою сломанную руку, и впервые поцеловал меня в губы, что мне очень и очень понравилось. Потом он поцеловал мою здоровую руку, еще раз осторожно обнял меня, и помахав мне на прощанье рукой, вышел из кубрика. Я заревела, и тут вернулась Лариса.
– Что случилось, Мейбел? – спросила она.
– Ты знаешь, я, наверное, скоро стану Аллой Ивановной Домбровской...
- Поздравляю!! - и она крепко обняла меня. - А что тогда ревешь?
- Но только если его не убьют... - и я заревела еще громче.