#61 Road Warrior » 15.03.2018, 18:56
12 июня 1755 года. Где-то в лесах долины Джуниатты.
Джонатан Оделл, хирург при отряде генерала Эдуарда Брэддока.
Сегодняшний день был одним из самых черных во всей моей жизни. Люди, к которым я успел проникнуться уважением, оказались не более чем жестокими убийцами несчастных людей, кому всего лишь не повезло родиться с красной кожей вместо белой. Меня поразило, с какой радостью на лице мои недавние товарищи шли на убийство; да и на лицах троих из тех, кто остался со мной, было лишь сожаление, что им не доведется поучаствовать в кровавой вакханалии. Вот разве что Томас Вильсон, с которым я успел сдружиться за эту неделю, не выказывал никакого восторга.
В экспедицию я попал, когда к моим родителям приехал дальний родственник моей матери, генерал Эдуард Брэддок. Узнав, что я только что отучился на хирурга, он неожиданно предложил:
- Том (так как он был родственником, он меня называл по имени), а не хотел бы ты прогуляться с нами за Аппалачи? Наш главный хирург сильно заболел, и не сможет отправиться с нами.
Я сначала попытался осторожно отказаться, но, подумав, что я увижу новые земли и людей, их населяющих, дал ему себя уговорить, тем более, что деньги он мне предложил весьма неплохие. Но довольно быстро я понял, что мои таланты понадобятся еще нескоро; по моей просьбе, дядя Эдуард поручил меня Эбенезеру Скрэнтону и его людям. Сам Скрэнтон показался мне настоящим “горным человеком” - очень хорошо знал местную природу, умел ориентироваться на местности, да и когда один из его людей вывихнул ногу, а я ее сразу вправил, мне наконец-то стало интересно.
А про Тома Вильсона я, как оказалось, уже слыхал. У нас в университете рассказывали про некого студента-медикуса из колледжа Вильяма и Мэри, у которого в его университетской комнате нашли двух дам, “на которых из одежды были только чепчики” и с которыми он занимался не просто развратом, а тем, что Церковь осуждает под названием fornication.* (*от лат. fornicatio - половой акт) Когда я узнал, что Вильсона выгнали из университета в последний семестр, я не нашел ничего лучшего, чем прямо спросить у него, не он ли это был. Тот рассмеялся и ответил:
- Все было немного не так, Джонни. Видишь ли, однажды на прогулке я познакомился с некой шотландкой, недавно приехавшей к родственникам. После очередной совместной променады, она попросилась посмотреть наш колледж. Приводить женщин было строжайше запрещено, но я на свою голову согласился. И когда мы пришли в мою комнату, она у меня вдруг спросила, как мы лечим женщин. Узнав, что обследовать их приходится на ощупь - их тела перед осмотром драпируются специальными покрывалами - она вдруг сказала, что, мол, женские тела сильно отличаются от мужских. Теоретически, мы это знали - книги с иллюстрациями у нас были - но практически, даже анатомию мужского тела мы изучали по трупам казненных, которые иногда передавали колледжу, что уж говорить о телах женских.
Дженни - так ее звали - сказала мне безапелляционно, что хирургу надо знать анатомию человека, которого он лечит. Тут бы мне ее выставить, а я заинтересовался, и она вдруг сняла с себя все, кроме чепчика, и предложила мне ознакомиться с ее... органами. Никакого fornication там и близко не было, да и доцент вошел в мою комнату сразу после того, как она разделась - наверное, ему донес кто-то из моих соседей. Оказалось потом, что Дженни прислали в Виргинию после какого-то скандала в Шотландии, и что приехала она к семье моей невесты. То, что после этого из университета меня отчислили, было плохо; то, что родители выгнали меня из дома, еще хуже. Вот разве что то, что помолвка моя была расторгнута, меня, наоборот, обрадовало; бывшая моя невеста, которую я не раз успел повидать, была больше всего похожа на откормленную свинку, да еще с трубным голосом и скверным характером.
Вильсона я мог слушать часами - он и рассказывал мне про природу и про разные индейские племена, и учил меня лекарственным растениям, и индейских языкам... Я думал было поговорить с ним, но понял, что он полностью зависит от Скрэнтона - он успел рассказать мне про свою одиссею - и вряд ли сможет мне помочь. Так что пришлось действовать на свой страх и риск.
И когда меня наконец развязали и покормили, и Вильсон с Адамсом завалились спать, я подумал, что нужно предупредить дядю Эдуарда о преступлениях Скрэнтона с компанией, и, улучив момент, когда Грант с Хейзом начали играть в кости, рванул в ту сторону, где, как мне казалось, находился лагерь Скрэнтона. Через минуту раздался топот - как в моем направлении, так и почему-то в другую сторону. Я побежал еще быстрее - все-таки я был чемпионом университета в ежегодном студенческом забеге; как только я увидел какую-то полянку, я выбежал на нее и, подумав, побежал налево, где и затаился за кустами. Минуты через две, через полянку перебежал Адамс и скрылся в лесу. Переждав минут пять, я подался еще левее и пожалел об этом, оказавшись в густых зарослях черной малины. Продираясь сквозь колючки, я вдруг услышал утробный рев; футах в ста от меня показалась огромная черная туша, стоявшая на задних лапах. Медведь...
Я замер, и, к счастью, зверю было не до меня; через минуту, рык прекратился, и туша исчезла за малинником. Как можно тише, я начал красться в обратном направлении, вслушиваясь в шорохи леса и молясь про себя Господу об избавлении от диких зверей. И когда я вновь оказался на поляне, я наконец почувствовал себя с Господней помощью в безопасности. Я как можно тише пошел к тому ее краю, где, как мне казалось, проходил путь к лагерю отряда дяди Эдуарда, как вдруг понял, что это не та поляна - на той определенно не было таких огромных дубов.
Спасти меня могло только чудо - я не знал, где я находился, а вокруг меня были медведи, дикари, которые вряд ли посмотрят на меня благосклонно после того, как на них напали, а также сам Скрэнтон и его люди. И именно они, при всем моем отвращении к ним - мой последний шанс.