#150 Road Warrior » 18.06.2018, 18:33
19 июня 1755 года. Монокаси.
Клаус Ойген Кинцер, оружейник.
(продолжение)
Родился я в городе Фрибурге, что в Брисгау* (*местное произношение Фрайбурга в Брайсгау), в семье католиков, бежавших после Реформации из ставшего протестантским Штутгарта, где мои предки были, по словам отца, «большими людьми». Семья сперва жила в Вайле, католическом городке недалеко от Кальва, а дед переехал во Фрибург, где и занялся торговлей. Его дело продолжали мой отец и мой старший брат, а четырех других сыновей родители, как обычно, отдали в обучение. Я попал к Манфреду Фаренбаху, оружейнику в соседнем Зельбахе.
Поселили меня вместе с другими учениками в неотапливаемом хлеву, а готовить приходилось для себя самих – нам выдавали ежедневно пиво, хлеб – часто заплесневелый, и овощи – зимой мороженые, летом гнилые. Изредка, по праздникам, добавлялось немного требухи. Из всего этого мы варили похлебку похожую на помои. Впрочем и ее получалось мало, и нам все время хотелось есть. В круг обязанностей самых младших из нас входила забота о животных и выпас по очереди коров, по два-три дня в неделю. Ученики постарше освобождались от этих работ, они занимались изготовлением подков, молотков, кос и других кузнечных изделий, которые шли на продажу во Фрибург, Вальдкирх, и в другие города и деревни. В оставшееся от работы время герр Фаренбах обучал нас премудростям кузнечного дела, причем метод его был весьма прост – он показывал, как надо было делать тот или иной предмет, и если у тебя не получалось повторить, то побои были обеспечены. Впрочем, часто доставалось и без повода, а уйти было можно, но куда? Дома меня никто уже не ждал, а новое место найти было трудно.
Я достаточно быстро схватывал его науку, так что меня ни он, ни его сыновья били редко. Но стоило мне как-то раз сделать предложение по усовершенствованию метода изготовления стволов, как по приказу герра Фаренбаха его сыновья вывели меня на мороз, сорвали с меня всю одежду, и начали избивать ногами и кулаками, после чего привязали к колодезному журавлю и оставили на холоде.
И тут я вдруг услышал голос:
– За что тебя так?
Я увидел Фридолина Фаренбаха, старшего брата Манфреда, который считался лучшим оружейником в округе – его мушкеты славились по всей долине Рейна. Но к нему было практически невозможно устроиться учеником. Сдерживая изо всех сил всхлипы, я рассказал ему, за что меня наказали. Фридолин неожиданно улыбнулся мне и пошел к Манфреду, и через несколько минут Манфред отвязал меня и сообщил, что отдает меня брату – «пусть он занимается твоим воспитанием, неблагодарная свинья».
У моего нового мастера было всего три ученика, и жили мы в одной из комнат дома наставника, в которой хоть и не было камина, но было довольно-таки тепло. Если у Манфреда нам давали крупу вперемешку с мышиным пометом, и порой требуху, из которых мы варили похлебку, то у Фридолина готовила его дочь, толстенькая девочка с заячьей губой по имени Хильтруд. Еда была вкусная. По воскресеньям и праздникам, кроме, конечно, поста, мы ели даже мясо.
Обучение у моего нового учителя было совсем другим, нежели у его брата. Мы занимались только огнестрельным оружием - ружьями и пистолями, и мечтой его было создать быстро заряжаемое оружие высокой точности и дальности выстрела. Во многом он добился весьма впечатляющих результатов; так, например, его стволы были легче и прочнее любых других, и изнашивались намного медленнее, причем все стволы одной партии были практически одного диаметра, что позволяло изготавливать универсальные пулелейки. Кроме того, он экспериментировал с различными добавками в сталь, а также пытался создать новые виды пороха, причем кое-какие результаты у него уже были.
И, в отличие от Манфреда, Фридолин приветствовал любые наши идеи, даже самые, на первый взгляд, нелепые. Два моих предложения, над которыми сначала смеялись мои соученики, были, к моему удивлению, даже приняты. Впрочем, оба моих коллеги закончили обучение достаточно скоро - все-таки они были меня на несколько лет старше - и я остался единственным учеником у мастера. Новых Фридолин брать не стал – мол, «стар я уже», как сказал мне он, хотя было ему, наверное, всего лет пятьдесят. Зато меня теперь приглашали к хозяйскому столу, и ели мы втроем – фрау Фаренбах умерла при родах Хильтруд, и мой хозяин с тех пор так больше и не женился.
Через три года после моего перехода к нему, мастер вдруг объявил мне, что я всему уже научился, и он производит меня в подмастерья – на полтора года раньше, чем это полагалось согласно условиям контракта. Теперь мне предстояли четыре года странствий, после чего я должен был вернуться в Зельбах, сдать экзамен на звание мастера-оружейника, и, по задумке моего хозяина, женившись на Хильтруд, стать его компаньоном. А в перспективе – унаследовать его мастерскую.
Подмастерья, как правило, работали по два-три месяца на одном месте, после чего перебирались на новое. Таким образом, мы могли ознакомиться с техникой работы других мастеров, по которым нас распределяла местная гильдия. Каждый раз, за месяц до переезда, я отправлял письмо Фридолину, и в гильдии в следующем пункте моего маршрута меня всегда уже ждало письмо от моего мастера.
Но, в один прекрасный день, когда я прибыл в Падерборн, мне выдали письмо не от Фридолина, а от его брата Манфреда, в котором тот писал, что Фридолин умер от ожогов - не иначе как эксперимент с новым видом пороха оказался неудачным, с грустью подумал я. Далее, Манфред сообщал мне, что я более не являюсь кандидатом в мастера. А в конце была приписка, что моя помолвка с Хильтруд расторгнута.
Последнее меня не слишком огорчило - все-таки красотой моя бывшая невеста никак не блистала. А вот найти другого мастера, который ввел бы меня в местную гильдию, было весьма сложно, ведь это было, как правило, обязанностью того мастера, у которого ты обучался. Те же у кого я работал во время странствий, и слышать об этом не хотели, опасаясь нового конкурента.
Но однажды, когда я был в Бремене, герр Аренд, у которого я работал, рассказал мне, что его младший сын, только что сдавший экзамен на мастера, решил уехать в Россию. И если я поеду с ним, то смогу стать мастером там – его сын поспособствует этому, если я отработаю у него год.
Я решил отметить это предложение и пошел в местный кабак, где ко мне подсел благообразный человек лет сорока, назвавшийся Йоахимом Клингбайлем из Дюссельдорфа. Узнав, что я оружейник, и что собираюсь в Россию, он сказал:
– В России холодно, народ там грязный, мерзкий и лживый. Зачем вам туда?
– А что же делать?
– Мы едем в Америку, в английские колонии – там много немцев, и там вам даже не понадобится сдавать экзамен на мастера. Через неделю, я отплываю туда с группой переселенцев, и мне совсем не помешает кузнец. Мы собираемся основать новое поселение, и если вы согласитесь ехать с нами и прожить у нас семь лет, то я полностью оплачу вам дорогу, а в Новом Свете я буду покупать ваши изделия по рыночной цене, причем доход в пять фунтов в месяц вам будет гарантирован.
– Да, но я уже пообещал...
– Кроме того, мы построим и полностью оборудуем ваш дом и вашу кузницу.
– Но я еще и оружейник...
– Тогда гарантированная сумма составит десять фунтов в месяц, и вас будут бесплатно снабжать продовольствием и всем необходимым.
Подумав немного, я согласился, тем более что и сам Клингбайль, и его люди были католиками, как и я. Через два месяца, мы прибыли в Балтимор и отправились далее в крохотный поселок под названием Монокаси, где Клингбайль встретился с человеком по фамилии Меркель, к которому у него было письмо. Вернулся он вполне довольный – мол, скоро будут у нас с вами земли по реке Сасквеханне, вот только их надо очистить от индейцев. Когда я сказал, что индейцы – такие же люди, как и мы, Клингбайль ответил, что нет, они – как дикие звери, и живут на нашей земле.
И тут я совершил большую ошибку. Я сказал, что, раз там живут другие люди, то это не наша земля, а их, и что любой, кто договаривается об убийстве невинных людей, сам убийца. И что я не пойду с ними на землю, обагренную кровью несчастных.
Клингбайль выслушал меня спокойно, а вечером в мою комнату на постоялом дворе ворвались двое и заявили, что я арестован. Я пытался поговорить с ними, но меня избили и бросили в ту самую камеру, в которой я и пребываю сейчас. А сегодня, по прошествии нескольких дней, меня отвели в помещение двумя этажами выше, в зал собраний, в котором и прошло судебное заседание.
Ну что ж, не знаю, переживу ли я экзекуцию – хотя, конечно, вряд ли меня будут бить так, как несчастного Майера, все-таки Клингбайль имеет на меня виды. Но после этого мне надо будет бежать подальше при первой же возможности. Вот только не на восток к англичанам - те попросту выдадут меня моему мучителю - а на запад, за Аппалачи; я слышал, что там находятся французские земли. Тем более, что они такие же католики, как и я. Конечно, это ничего не гарантирует, ведь Клингбайль тоже католик, и сволочь первостатейная – но попробовать все же нужно, тем более что лягушатникам хорошие оружейники, наверное, пригодятся.