#249 Road Warrior » 06.08.2018, 00:32
6 (18) ноября 1854 года. Хаджиоглу Пазарджик, военный лазарет.
Катберт Алла Ивановна, сестра милосердия Крестовоздвиженской общины.
- Это что, Варна? - спросила я упавшим городом. Моря не было видно вообще. С холма мы увидели небольшой городок, застроенный одноэтажными домиками; в центре виднелись две мечети и приземистая церковь - культовые сооружения других религий надлежало строить ниже, чем любая мечеть того же города. Отдельно располагались несколько особняков, два или три здания, похожие на административные, и два длинных деревянных здания с большими дворами.
- Нет, это не Варна, - упавшим голосом сказал Иван Сокира, задунайский казак, вызвавшийся быть нашим проводником. - Это Хаджиоглу Пазарджик. Не извольте гневаться, барышня, виноват - мы не по той дороге свернули. Эх, бывал же я в этих местах, и не раз, а почему-то вас не туда повел.
Сегодня утром, наш фургон покинул Хайранкёй последним - пришлось менять одно из колес. Всех наших больных перегрузили на другие фургоны, оставив лишь одну медсестру - то бишь меня - и одну студентку-медичку, с недавних пор мою близкую подружку Сашу Иванову. И хоть формально командиром была именно Саша, де факто этим пришлось заниматься мне.
Кроме них, нам придали два десятка казаков, предупредив, что один из десятков - из того самого «славянского легиона», который не так давно сражался на стороне турок. Но проблем с ними было даже меньше, чем с другими - очень уж они старались показать, что теперь они свои.
И где-то в полумиле от какой-то безымянной деревеньки, дорога разошлась даже не на две, а на три рукава. Иван подумал и повел нас по средней дорожке. Так мы и оказались в этом Пазарджике.
- Но не бойтесь, барышня, отсюда я дорогу знаю! Точно знаю! Нужно лишь через город проехать.
В городке к нам сразу же подбежал какой-то мальчик и залепетал по-турецки. Я посмотрела на Ивана.
- Балакает он, что турки вчера убежали, а больных и раненых оставили. У них вон в том караван-сарае (теперь я узнала, как эти здания называются) хастане была устроена...
- Лазарет, - поправил его один из его товарищей.
- Да, лазарет. А он сам - сын муллы Желтой мечети. Попросил, чтобы вы посмотрели их. Я же ему сказал, что вы - дохтуры.
Ну что ж, пришлось ехать в караван-сарай. Уже во дворе, под сенью деревьев и рядом с журчащим фонтаном, лежала куча мусора - по словам Ивана, это было неслыханно, турки на самом деле - достаточно чистоплотный народ. Но то, что мы увидели внутри... В трех комнатах стояло по десять кроватей, примерно половина из них занята телами, от которых шел устойчивый запах мочи, кала, и гнили. На трупах сидели сотни синих, зеленых и черных мух. Только семеро из пациентов подавали признаки жизни, остальные уже были мертвы.
- Аскеры ушли отсюда вчера на рассвете. Кто мог сам идти, ушел с ними, а остальных просто оставили здесь лежать, - переводил Иван турчонка.
- И что, у них не было ни еды, ни воды?
- Мы боялись зайти, ханымэфендим (* моя госпожа), ведь их ага сказал нам строго, чтобы никто сюда не заходил.
Увидев, что Сашенька борется с рвотными позывами, я решила взять дело в свои руки.
- Скажи турчонку, пусть придут люди - таскать трупы - и приведут с собой муллу. А ты, Семен, - я обратилась к их десятнику, - пусть твои люди возьмут носилки - лучше здешние, нечего наши пачкать - и принесут живых к фонтану. Напоить их немедленно, затем раздеть их и помыть, а потом Саша их посмотрит.
- Будет сделано, барышня!
Минут через пять прибежали восемь турок во главе с человеком в шапочке вроде еврейской. Он посмотрел на меня с удивлением - турчанки здесь если не в парандже, то в платочке, да и в глаза мужчинам не смотрят.
- Мулла Наср-эд-дин, - представился тот на неплохом французском. - Настоятель Желтой мечети.
- Мейбел Катберт, офицер Русской армии, - ответила я стальным голосом, инстинктивно почуяв, что иначе здесь нельзя. - Мулла, есть ли здесь еще больничные помещения?
- Есть, ханымэфендим, - поклонился тот. - Видите, вон там второе крыло, для людей побогаче. Туда они тоже кого-то носили.
- Хорошо, мы их осмотрим, авось еще кого-нибудь найдем. А вы поскорее займитесь трупами. Сейчас, конечно, нежарко, но чем скорее вы их похороните, тем лучше. А еще принесите еды - желательно нежирной - и одежды, придется их всех переодевать.
- Сделаем, ханымэфендим. И... благодарю вас. Я не думал, что русские так хорошо отнесутся к нам.
Обстановка во втором крыле была и правда не в пример роскошнее, а кроватей с пациентами было всего две. На первой лежал человек в богатой одежде, с лычками - не знаю, что за звание, но, похоже, офицер, - но на глазах у него сидели мухи, и он не двигался, а еще от него разило сладковатым запахом гнили. Мертвяк, понятно было сразу. А вот второй пациент был непохож на турка - кудрявые темно-русые волосы, кавалерийские усы, да и одежда больше подходила к английской охоте, чем к Добрудже. Впрочем, и от него точно так же разило солдатским сортиром.
- Я подданный Ее Императорского Величества, - залепетал тот высоким голосом.
По моему знаку, казаки положили его на носилки и понесли наружу, а тот визжал дальше:
- Я вам живым не дамся. Варвары!
Если бы он был первым, кого я здесь увидела, я бы сдержалась. Но после такого смогла лишь заорать:
- Идиот, - заорала я. - Хочешь сдохнуть, сдохни, англичанин дебильный! Выбросьте его с носилок вон туда, в мусорную кучу, - я знала, что казаки по-английски ни бум-бум, так что не боялась, что они подчинятся моему приказу. А вот англичанин еще больше побледнел и заблеял:
- Не надо, не надо! Но вы же собираетесь меня убить! Наши газеты писали о жестокости русских!
- Лучше бы они писали о том, как ваши аристократы грабили и убивали - что у нас, в Америке, что здесь, в России. Последний раз предупреждаю - либо вы заткнете рот и будете держать его в этом положении, пока я к вам не подойду, либо закончите свою жизнь среди отбросов, оставленных вашими турецкими хозяевами! Учтите, я не русская, я американка, сделаю это без всяких вопросов.
Тем временем, других пациентов уже мыли, и после Сашиного осмотра - большинство из них, кстати, очень смущались, увидев, что доктор - женщина, - мы обрабатывали раны, накладывали повязки, а турки одевали их в принесенную им одежду. Только двое из выживших оказались тяжелыми, и их мы решили забрать с собой – того самого англичанина, у которого, как оказалось, была сломана нога, и пребывавшего в забытьи молодого турка, чья рана слишком уж гноилась. Мулле же я сказала, что шестерых оставшися можно будет оставить в городе, объяснив ему, как и чем их кормить и поить, и как менять повязки. Отдельно я настояла на том, чтобы раны промывали ракией во время каждой смены повязок, на что мулла, с робкой улыбкой, ответствовал:
- Не буду вам лгать, ханымеэфендим, что у нас нет ракии. Ее делают не только болгары, но и мы, турки, хоть в Коране это и запрещено. И... еще раз спасибо вам. Да хранит вас Аллах! А пока наши жены приготовили для вас и ваших людей скромный обед.
- Увы, эфендим, мы люди военные, и нам срочно нужно продолжать путь. Надеюсь, что после достижения мира, мы сможем насладиться вашим гостеприимством.
- Тогда, ханымэфендим, позвольте вам выдать немного продовольствия в дорогу. И да хранит вас всех Аллах!
Все-таки турки не янки - у наших северных соседей "немного продовольствия" не хватило бы и на закуску. А турки нам всучили казан жареного мяса и второй, с овощами, ящик с виноградом, несколько арбузов, и целый мешок свежевыпеченного лаваша. Я приложила руки к сердцу и поклонилась мулле Наср-эд-дину, он благословил нас, и мы отправились дальше на Варну.
Пожевав немного мяса с лавашом, мы с Сашей бросили монетку; ей досталась первая смена. Усталая, я улеглась на свою койку, взяла в руки гроздь винограда, и подумала, что какое-никакое, но одно доброе дело мы сделали. И все было бы хорошо, если бы не этот негодяй Ник. Говорила я ему, тебе надо в госпиталь, а он - нет, не пойду, буду воевать. А еще и требовал, чтобы я все бросила и вернулась в тыл. Нет уж, дудки, пусть я не русская по крови, но Россия теперь мой дом, и я сделаю все для своей новой родины. А насчет Ника... как говорила Скарлетт в «Унесенных ветром», «завтра будет новый день», и все, с Господней помощью, устроится. Ведь я, к сожалению, люблю этого дурака-янки всем сердцем и всей душой.
- Аллочка, вставай! Твоя очередь, - услышала я Сашин голос. Значит, я все-таки заснула... Вскочив и быстро одевшись, я быстро схрумкала пару кусочков арбуза, уже порезанного и лежавшего на тарелочке, после чего пошла к пациентам. Турок так и лежал в забытье, тогда как противный англичашка, увидев меня, неожиданно произнес:
- Простите меня, мисс. Я очень плохо себя вел.
- Ничего, больной, бывает, - улыбнулась я устало.
- Только я не англичанин, а ирландец. Пусть и правда английского происхождения, и живу сейчас в Англии. Если, конечно, домой вернусь. Позвольте представиться, Вильям Говард Рассел, корреспондент газеты «Таймс».
- Мейбел Катберт, из Саванны, штат Джорджия. Медсестра.
- Скажите, как американка могла оказаться среди этих варваров?
- Господин Рассел...
- Умоляю вас, зовите меня Вильям. Либо Билл.
- Так вот, Билл. Почему вы считаете, что русские - варвары?
- А вы слышали о трагедии “Герба Мальборо” и о тяжелой судьбе Альфреда Спенсера-Черчилля?
- Билл, я была на «Гербе Мальборо. Именно этот напыщенный индюк Альфред и потребовал, чтобы мы подошли слишком близко к Бомарзунду.
- И яхту сразу же обстреляли русские.
- Не русские, а французы из их экспедиционного корпуса. Точнее, какой-то поляк, служивший у французов. Да, погибли все, кроме меня, моего брата и Альфреда. Русские же нас выловили из моря и вылечили.
- Но Альфреда пытали, отрезали ему руку...
- Кто это вам рассказал?
- Но, мисс Мейбел... В «Таймс» и в других газетах публиковались статьи, написанные им либо нашими журналистами с его слов. Да, он писал еще, что ему чудом удалось бежать из русской тюрьмы, а двое американцев до сих пор томятся в застенках, если их еще не увезли в страшную Сайбирию.
- Так вот, Билл, двое американцев - это мой брат Джимми Катберт и я. Мой брат сейчас преподает английский в Императорском Елагиноостровском Университете - у него была сломана нога, он пока не может воевать - а я, как видите, уехала сюда. Добровольно. Ведь русские вылечили всех троих - Альфреда, по чьей вине мы все оказались в этом положении, Джимми, и меня. А на совести Альфреда несколько жизней - моего кузена, Алджернона Худа...
- Алджи - ваш кузен? Соболезную...
- И, кроме него, Виктории Худ, сестры Алджи, Дианы Спенсер, кузины Альфреда, команды яхты, прислуги... И все из-за тупого упрямства одного английского аристократа, который ныне распространяет вранье и небылицы.
- Так что, его в тюрьме не держали?
- В какой еще тюрьме? Он был в русском госпитале, который, можете мне поверить, весьма комфортный. Ведь даже этот фургон...
- Да, действительно, мне приходилось лежать в дублинской и в лондонской больнице – у вас и чище, и питание лучше.
- Именно. Альфреда вылечили, и, как только он это потребовал, посадили на корабль в Копенгаген. Далее я не знаю. А захотел он уехать потому, что я не приняла его предложения руки и сердца.
- Кстати, насчет Копенгагена. Русские же его захватили, убив кучу народа... я уже находился в Османской Империи, но мне прислали Таймс, где об этом подробно писали.
- И это неправда. Мои родители как раз заехали в Копенгаген по дороге в Америку. Обстреляли город англичане, и папу сильно покалечило. А когда на следующее утро в город вошел русский флот, их встречали, как героев - а над английскими пленными пытались совершать самосуд, и если бы не русские войска, то вряд ли многие из них выжили бы. А русские врачи спасали жертв обстрела, в том числе и моего отца, и он теперь лечится далее в Петербурге.
Вильям посмотрел на меня с изумлением, потом сказал:
- Мейбел, я вот подумал... а мне можно будет посетить Петербург? Похоже, многое из того, что у нас писали - неправда. Вижу это уже по тому, как поступили со мной и с другими несчастными, которым не посчастливилось оказаться в турецком лазарете. Вот я и хотел бы увидеть все своими глазами и написать пусть не истину в последней инстанции – это, знаете ли, невозможно – но хотя бы нечто максимально приближенное к правде.
- Я спрошу у начальства, Билл, и дам вам знать. Я этого, как вы, наверное, понимаете, не решаю.
- Спасибо! И последний вопрос. Вы отказали Альфреду потому, что у вас было... другое предложение?
- Не только поэтому. Но да, я помолвлена.
- А он русский?
- Он тоже американец. Но русского происхождения. Журналист, как и вы, а еще служит сейчас в русской армии.
- Очень жаль, - грустно улыбнулся Билл. - Ну ладно, тогда я бы был счастлив, если бы вы и ваш жених согласились бы на мою дружбу... Тем более, что он - мой коллега по цеху.