На новых берегах

[Road Warrior]

30 марта 1756 года. Орлеан, Франция.
Кузьма Новиков, глава посольства Русской Америки.

Услышав за стенкой здравицу новому королю, я все понял. Тот человек, с которым я разговаривал всего несколько минут назад, уже не наследный принц, а король Франции. И отныне встретиться с ним будет гораздо труднее. Ведь новому монарху теперь будет не до нас.

Кто мы для него, в конце концов? Забавные странствующие людишки, за которыми фактически никого нет. Что-то вроде скоморохов, развлекающих прохожих, и тем зарабатывающих себе на жизнь. Правда, где-то там, в Новой Франции, есть пара сотен отменных воинов, которые могут постоять за себя. Но они там, а мы здесь…

– Милый, что теперь будет? – испуганно спросила меня Кристя. – С нами ничего плохого не случится?

– Не бойся, – я прижал встревоженную жену к себе. – Мы – гости короля Людовика XV. Думаю, что его сын будет продолжать считать нас своими гостями.

– Мсье Новиков, – тихо шепнул мне Аластер Фрейзер, – я полагаю, что было бы правильным усилить охрану нашей делегации и ее имущества. Смена монарха всегда связана со сменой политического курса и политики государства. Вполне вероятно, что нечто подобное может произойти и во Франции.

– Да, друг мой, ты прав, – сказал я Фрейзеру, – распорядись усилить посты и смени пароли. И смотри, чтобы без моего разрешения никто отсюда никто не уходил, и никто из посторонних не мог проникнуть в помещения, которые нам отвели для постоя.

– Все будет исполнено, мсье Новиков, – кивнул мне Фрейзер.

Вскоре в зал вошел Робинсон, успевший вооружиться тяжелой шпагой и двуствольным кавалерийским пистолетом. Он пришел не один – рядом с ним шел бледный и взволнованный дворянин из свиты дофина, пардон, нового короля.

– Мсье Новиков, как вы уже поняли, во Франции произошло трагическое событие. Наш король Людовик XV Возлюбленный покинул нас, отправившись ко Всевышнему. О подробностях случившегося я ничего вам пока сказать не могу.

Мой собеседник внимательно посмотрел на меня.

– Да-да, пока не могу. Нам самим многое непонятно. Но, как бы то ни было, теперь у нас новый король – Людовик XVI. Он срочно отбывает в Версаль, дабы там принять в свои руки бразды правления государством. По этой причине он на некоторое время будет лишен возможности общаться с вами.

– Я все понимаю, и прошу вас высказать Его величеству наши самые искренние соболезнования, – ответил я. – Надеюсь, что чуть позже новый король найдет время для беседы с нами.

– Именно это я и хотел сказать, мсье Новиков, – кивнул мой собеседник. – Его величество просил вас передать, что вы можете оставаться здесь, в Орлеане, в герцогской резиденции. Местному губернатору будут даны на сей счет надлежащие распоряжения.

Вполне вероятно, что Их величество найдет для вас резиденцию, расположенную поближе к Парижу. Об этом вас известят письмом. Как вы понимаете, временной неразберихой, связанной со сменой правительства, могут воспользоваться, гм, не совсем порядочные люди. Скажу вам честно, мсье Новиков, у вас во Франции имеются не только друзья, но и враги.

Я понимающе кивнул. События последних недель подтверждали сказанное.

– Потому, мсье Новиков, все письма, полученные вами от имени Его величества, должны будут иметь особый знак. Вот-такой, – мой собеседник протянул листок, на котором было изображение индейского томагавка. – При этом лезвие этого оружия должно смотреть не направо, а налево. Если в присланной на ваше имя бумаге этого знака не будет, то сие будет означать лишь то, что она написана не в королевской канцелярии. И с посланцами, вручившими такую бумагу, вы можете поступать по своему усмотрению.

– Я все понял, мсье…

– Шевалье Дюпон к вашим услугам, – мой собеседник раскланялся со мной, после чего в сопровождении Фрейзера направился к выходу.

А я задумался. И мысли мои были тревожны. Вот уж угодили мы, что называется, из огня да в полымя. Действительно, что такое могло случиться с Людовиком XV? Ведь, по словам маркиза Дюкеня, король чувствовал себя прекрасно, был бодр, и очень любил охоту. А из обрывков разговоров я выяснил, что он еще и охоч до женского пола.

Конечно, последнее редко приводит к скоропостижному смертельному исходу – какой-нибудь муж-рогоносец вряд ли посмеет поднять руку на короля. А вот охота… Я помнил многих хороших охотников из числа индейцев, которые гибли во время охоты. А что, если и королю не повезло?

Впрочем, теперь у Франции новый король. Лучше это будет для нас или хуже – Бог весть. Ни о чем сейчас нельзя было судить определенно. Главное же для меня – довезти в целости и сохранности людей, которых мне доверили. И среди них мою Кристю – удивительный подарок для меня под старость лет.

Неплохо было бы посоветоваться с маркизом Дюкенем – он лучше меня знает здешние порядки. Но где он? Я огляделся по сторонам. Маркиза нигде не было видно. Что ж, он сейчас, наверное, уже среди придворных, окружающих нового короля. Не буду его за это порицать – так ведут себя все вельможи во всех странах мира. Франция это, или Россия – со сменой государя люди их окружающие, как слепые щенки в поисках мамкиной сиськи, отталкивают ближних своих, чтобы первыми добраться до молока…

[Road Warrior]

1 марта 1756 года. Бузонвилль, Лотарингия.
Шарль-Франсуа де Брольи, маркиз де Рюффек, посол Франции в Королевстве Польша.

В начале феврале я получил письмо с нарочным от принца Конти, моего начальника по «Секрету короля». В нем он повелел мне оставить вместо себя своего заместителя, а самому безотлагательно направиться в городок Бузонвиль на севере Лотарингии, где поселиться под чужим именем в трактире «Цур Зонне». И соблюдать анонимность.

Я боялся, что с последним могут возникнуть трудности, но, как оказалось, опасения были напрасными. Город этот немецкоязычный, и местные называют его Бузендорф.

В городе это по-французски практически никто не говорил, и местным немцам не было никакого дела до приехавших французов, коих они считают лотарингцами из французской части герцогства. Ведь другие очень редко появляются в здешних краях. И если бы я не знал немецкого, то жить здесь было бы очень сложно. Хотя между собой они говорят на диалекте, который, я полагаю, даже немцы из близлежащих земель вряд ли поймут.

Трактир «Цур Зонне» хоть и считался лучшим в городе, но оказался самым настоящим клоповником, каких поискать. Но приказ есть приказ, и я, назвавшись шевалье де Брюлем из Вердена, провел в этой дыре, где из достопримечательностей имелся разве что небольшое аббатство Святого Креста Господня, незабываемые девять дней. Каждый день я ходил на службы (благо они были на латыни, как и везде), гулял по окрестностям, давился грубой местной едой, с трудом сдерживая позывы рвоты… Но сегодня наконец-то служанка объявила, что меня желает видеть мой кузен, шевалье де Куртуа, и что он ждет меня в отдельном кабинете.

Я ожидал найти там кого-либо из приближенных принца, но, к моему величайшему удивлению, это оказался он сам. И, что было для него совсем несвойственно, он сразу же перешел к делу.

Я впервые узнал о том, что некие русские помогли нам победить англичан в Новом Свете на какой-то забытой Господом реке Мононгахеле, а затем и отвоевать Акадию у англичан. В заключение, принц сказал:

– И зачем нам все это? Это все далеко, и лежит тяжким бременем на нашу казну, а населения, и, следовательно, доходов для казны, там практически нет. И из-за того, что мы любезно приняли от этих русских помощь, Луи считает, что мы им что-то там должны.

– Вы правы. Мне кажется, что Франция должна ограничить свои колониальные владения Карибами, а также теми территориями, которые принадлежат нашей Ост-Индской компании. Даже Новая Франция нам особо не нужна.

– Я это вижу примерно так же, как и вы. Так вот. Я договорился с англичанами, и они готовы в обмен на возвращение им Акадии и земель у истоков реки Огайо – именно там находится эта никому не нужная Моногахела – гарантировать неприкосновенность наших границ на Карибах, в Новой Франции, и в Индии. И даже оставить нам Луисбург для снабжения наших владений в Новом Свете.

– Но Его величество, как я понял, против.

– Да, но его сын – внук Станислава Лещинского. И если он придет к власти, то, есть у меня такая надежда, он прислушается к голосу разума и крови, и не позволит русским водить себя за нос.

– Значит…

– Вы меня поняли. И меня не интересует, как это произойдет. Вот только… как раз перед моим отъездом сюда я получил весточку, что вместе с маркизом Дюкенем в Париж должна отправиться русская делегация, и что они будут в Ля-Рошели ориентировочно в середине или конце марта.

– Вот, значит, как. И их… тоже?

– Пока не нужно. А вот было бы неплохо, если смерть Луи была бы привязана по времени к прибытию этой делегации в Версаль, чтобы в случае чего можно было бы свалить все на них. Никто же разбираться не будет – иностранцы, да еще недружелюбной нации. А на всякий случай…

И он протянул мне увесистый мешочек. Я посмотрел внутрь и увидел золотые гинеи явно британской чеканки.

– Это мне передал… впрочем, не будем об этом. Именно такими деньгами неплохо бы подкупить тех, кто окажет нам… эту услугу.

Я усмехнулся про себя – я давно подозревал, что у принца имелись связи с британцами. Но, самое важное, гинеи, чеканенные в Соединенном королевстве – это ярко выраженный английский след. Это если на случай, если исполнитель попадётся.

– А что, если Его новое величество… не оправдает наших надежд?

– Тогда, мой дорогой маркиз, я и не знаю, что делать.

И он хитро посмотрел на меня.

– Я все понял, ваша светлость.

– Во только… имейте в виду, что я не смогу прикрыть убийц ни одного величества, ни другого.

Вот, значит, как. Другими словами, делай, что я от тебя требую, а, если не получится, и если узнают, что виноват ты, то я тебя не знаю. Ну что ж, мне не впервой попадать в такую ситуацию. «Секрет короля» – хорошая школа жизни.

– Вас понял, Ваша светлость.

– Тогда рад был вас увидеть, шевалье. Да, забыл сказать – желательно, чтобы вас никто не видел во Франции.

А теперь прошу меня извинить – дела.

И он встал и вышел из-за стола, а я, подождав минут пять, вышел за ним. Вечером я объявил трактирщику, что завтра мне придется покинуть его гостеприимное заведение. Людей своих я оставил в соседнем Тионвилле, где они маялись от безделья уже десять дней. Пора бы им заняться серьезным и опасным делом…

[Uksus]

В городе это по-французски практически никто не говорил,

ЭтоМ.

[Road Warrior]

Народ, мы продолжаем!!

[Road Warrior]

Начинаем с исторических справок.

[Road Warrior]

Историческая справка

«Джентльмен» из Африки

Разобраться в денежной системе Великобритании в XIX веке было весьма непросто. Дело в том, что в Британской империи существовали две системы денежных знаков и система мер стоимости, и эти две системы не совпадали, хотя и соответствовали друг другу.

Основные меры стоимости – это знаменитые фунты (pounds), шиллинги (shillings) и пенсы (pence). В одном фунте было 20 шиллингов, в одном шиллинге – 12 пенсов. Но самое интересное заключалось в том, что денежные знаки, имеющие хождение, были совсем другими.

Вся история на монетах

Один фунт как мера стоимости соответствовал банкноте в один фунт или монете, которая называлась совсем по-другому – не фунтом, а совереном (sovereign). А монета в полсоверена (half sovereign) была равна половине фунта, или десяти шиллингам. Четверть фунта или пять шиллингов равнялись монете под названием крона (crown). Два с половиной шиллинга – это полкроны (half crown), а два шиллинга – флорин (florin). Одному шиллингу соответствовала монета шиллинг. Но после монеты сикспенс (sixpence), равнявшейся шести пенсам, шла монета гроут (groat), равнявшаяся четырем пенсам. Дальше шли три пенса (threepence) и два пенса (twopence), один пенс как мера стоимости овеществлялся монетой пенни (penny), полпенса – полпенни (halfpenny), четверть пенса – фартингом (farthing), восьмая пенса – полфартингом (half farthing).

Но была еще одна монета, именуемая гинеей (guinea). Эта золотая монета, первоначально приравненная к двадцати одному шиллингу, появилась на свет в 1663 году. Отчеканена она была из золота, привезенного из африканской страны Гвинеи, откуда и появилось ее, довольно экзотическое название.

Английский король Карл II (правивший в 1660-1685 годах) придала этой монете статус основной золотой монеты королевства. Это была первая английская золотая монета, отчеканенная машинным способом. Вес гинеи колебался в пределах 8,3-8,5 г (содержание золота превышало 90 %), диаметр ее был 25-27 мм.

В обращении первоначально находились золотые монеты достоинством в половину гинеи, одну гинею, две гинеи и пять гиней. Позднее стали чеканились еще более мелкие монеты: четверть гинеи и треть гинеи.

Очень часто в гинеях отражались происходящие в мире исторические события. Так, например, в 1703 году на гинее и полугинее, отчеканенных из захваченного у испанцев во время Войны за испанское наследство золота, под портретом королевы было вычеканено слово VIGO – место морского сражения, в котором англо-голландская эскадра разгромила франко-испанский флот, и в качестве трофеев захватила несколько испанских галеонов, нагруженных золотом.

В 1707 году, после заключения унии Англии и Шотландии, изменилась легенда на реверсе монеты: теперь она гласила MAG BRI FR ET HIB REG (королева Великобритании, Франции и Ирландии).

Некоторые монеты, отчеканенные в 1729-1739 годах, имеют отметку EIC под портретом монарха, обозначая происхождение золота, из которого чеканили монеты (East India Company).

В 1745-1746 годах были выпущены серебряные и золотые монеты, отчеканенные из металла, захваченного в результате пиратских рейдов британских военных кораблей в Тихом океане, а также разграбления южноамериканских колоний в период между 1741 и 1745 годами. Такие монеты были помечены надписью LIMA под портретом короля. В 1745-1746 годах было отчеканено золотых монет на 750 000, серебряных - на 130 000 фунтов стерлингов.

Стоимость золота относительно серебра постоянно менялась, потому, соответственно, менялась и стоимость гинеи в шиллингах. В 1680 году гинея уже приравнивалась к 22 шиллингам, позже стоимость достигла 23 шиллингов. Наконец, королевской прокламацией в декабре 1717 года гинея была снова официально приравнена к 21 шиллингу.

В 1799 году в связи с начавшейся войной против Франции чеканка гиней прекратилась. Продолжили чеканку только монет в полгинеи и треть гинеи. Взамен золотых гиней были выпущены банкноты.

В 1813 году, после некоторого перерыва, в последний раз был выпущен тираж 80 000 гиней. Эти деньги были предназначены для выплаты денежного довольствия английской армии герцога Веллингтона на Пиренеях. Потому эта монета и получила название «военной гинеи». На реверсе монеты был изображен орден Подвязки с девизом ордена.

В то время драгоценные монеты были дефицитом, и гинея составляла 27 шиллингов в банкнотах. В 1817 году гинея в качестве основной золотой монеты была заменена золотым совереном. Сумма в 21 шиллинг до перехода Британии в 1971 году на десятичную денежную систему иногда называлась гинеей и применялась в качестве расчетной единицы.

С гинеей случилась и другая метаморфоза: видимо, из-за утраты гинеи как дензнака, она, как мера стоимости стала «джентльменской». Аристократы и джентльмены расплачивались в гинеях, фунты же были мерой стоимости для простолюдинов, подходившей для торговцев и неджентльменских товаров. В гинеях измеряли (и до сих пор иногда измеряют) стоимость предметов роскоши, делались ставки на бегах и призовые фонды, назначались цены на землю. В гинеях, наконец, заключались пари.

Кстати, особенно на конных бегах, гинеи нередко используются до сих пор – как для ставок, так и для призового фонда; и даже скакуны иногда продаются за гинеи. Стоимость гинеи в таких случаях приравнивается к одному фунту пяти пенсам.

[Uksus]

придала

...придаЛ.

[Road Warrior]

Историческая справка.

Французская Луизиана.

Девятого апреля 1682 года, Рене-Роберт Кавелье, сьёр де Ла Салль, торжественно водрузил крест на одном из островов в дельте Миссисипи и объявил, что весь бассейн этой великой реки принадлежит Франции. Эту гигантскую территорию, от Скалистых гор на западе до Аппалач на востоке, он назвал Луизианой, в честь святого Людовика и короля Людовика XIV.* (*Людовик по-французски будет Луи, Louis).

Южной границей новоприобретенной территории являлся Мексиканский залив. Северной же границей являлись Великие озера, хотя они технически не являлись частью бассейна Миссисипи; к северу от них находилась другая провинция Новой Франции – Канада. А на запад от Великих озер граница Луизианы включала в себя и часть территорий, ныне принадлежащих Канаде.

Луизиана состояла из двух административных единиц – Верхней Луизианы, или Страны Иллинойс, названной так в честь племени иллинвек, известного на французском как illinois («иллинуа»), и Нижней Луизианы. Границей между ними была река Огайо на восток и река Миссури на западе. Обе части заметно отличались друг от друга климатом, рельефом местности, населением, культурой и экономикой. Их связывали между собой река Миссисипи и бассейн Великих озер. Именно Миссисипи, а также ее крупные притоки, стали важнейшими артериями Французской Луизианы.

Французы колонизировали доставшиеся им огромные территории в Северной Америке весьма неохотно. Причин для этого было немало: тут и удаленность и труднодоступность ее основных территорий, тут и южные субтропические болота, ставшие источником желтой лихорадки, а также климат, жаркий на юге и морозный на севере.

Небольшие группы французских колонистов закрепились лишь на крайнем юге страны, в окрестностях города Нового Орлеана (его население в 1803 году составило 10 тысяч челочек, из них две трети – негры-рабы). В верховьях Миссисипи французы построили несколько военных фортов. Великие же равнины были заселены индейцами, с которыми колонисты попеременно то торговали, то сражались.

В 1763 году французы потерпели поражение в Семилетней войне, после чего земли Луизианы к востоку от реки Миссисипи, а также Канада, перешли к Англии. Испании же достались территории Луизианы к западу от Миссисипи.

В 1800 году Франция и Испания подписали тайный Третий Ильдефонсский договор, согласно которому Франция получила Луизиану обратно – и в 1803 году продала ее Соединенным Штатам за восемьдесят миллионов франков, или пятнадцать миллионов долларов. Если учесть, что территория Луизианы на тот момент составляла примерно два миллиона сто сорок тысяч квадратных километров, то американцы заплатили около семи долларов за квадратный километр, или около семи центов за гектар.

Из этих территорий возникли штаты Луизиана, Миссури, Арканзас, Айова, Северная и Южная Дакоты, Небраска, и Оклахома, а также большая часть территории штатов Колорадо, Вайоминг, Монтана и Миннесота. Кроме того, в 1846 году территории к северу от сорок девятой параллели были признаны английскими, и ныне составляют часть канадских провинций Альберта и Саскачеван.

А от Франции остались лишь французские географические наименования (от Детройта и Чикаго до Сент-Луиса, Батон-Ружа и Нового Орлеана), а также часть населения на юге Луизианы (а до недавнего времени и в Алабаме, в Мобиле и окрестностях), так называемые креолы (жители Нового Орлеана французского происхождения) и каджуны – потомки переселенцев из Французской Акадии, изгнаных англичанами после завоевания этой территории. Французский до сих пор является вторым официальным языком Луизианы, и некоторые каджуны все еще говорят между собой на каджунском диалекте французского, хотя этот язык постепенно вытесняется английским.

[Road Warrior]

Справки будут рассеяны по уже написанному. Так, например, английские деньги - после проды, в которой Брольи получает определённую сумму в гинеях.

[Uksus]

территории являлся Мексиканский залив. Северной же границей являлись Великие озера,

Вместо второго - тире.

Добавлено спустя 1 минуту 25 секунд:

река Огайо на восток

ВостокЕ.

Добавлено спустя 2 минуты 3 секунды:

в окрестностях города Нового Орлеана

Или без "города", или города НовыЙ ОлеаН.

Первое лучше.

[Road Warrior]

30 апреля 1756 года. Российская империя. Санкт-Петербург. Слобода лейб-гвардии Преображенского полка.
Полковой лекарь полка Тимофей Петров.

Сегодня утром в слободу примчался посыльный от графа Александра Ивановича Шувалова. Мне было предписано явиться «в известное место» для того, чтобы получить новое задание. Ведь, хотя я и числился полковым лекарем лейб-гвардии Преображенского полка, мне приходилось гораздо чаще заниматься делами, не связанными со служением греческому богу Асклепию.

Так уж случилось, что меня, мальчишку из забытого богом села Кончанское, что находится неподалеку от Боровичей, забрали в стольный град Российской империи Петербург, где я оказался вхож в жилища людей, приближенных к царице нашей Елизавете Петровне.

Село наше тоже принадлежало ей, но дщерь Петра Великого никогда не бывала в наших краях. А вот люди из ее поместий нет-нет, да и отправлялись в столицу, чтобы нести службу при дворе императрицы. Так случилось и с дядькой Кузьмой, старшим братом моей матери. Он был хорошим кузнецом, и потому его взяли в Петербург. Дядька Кузьма, правда, вскоре был отдан в солдаты. Шла война со свеями, и флоту российскому нужны были корабли с обученными экипажами. Дядька Кузьма стал корабельным кузнецом и плотником на фрегате «Митау». В 1734 году его корабль обманом захватили французы. Тогда шла война с поляками, которые хотели сделать свои королем Станислава Лещинского, зятя короля Франции Людовика XV, а царица Анна Иоановна не видела никого другого на польском троне, как сына Августа Сильного, саксонского курфюрста Августа. Фрегат чуть погодя освободили, но среди экипажа «Митау» дядьки Кузьмы не оказалось. Куда он подевался, никто не знал. Матушка моя поплакала о брате, да и мне было жалко дядьку Кузьму. Меня он любил и часто присылал мне из Петербурга разные игрушки. Одна из них до сих пор хранится у меня – это зверь элефант, вырезанный из дерева, которое растет в Индии. Изо рта его торчат клыки, вырезанные из кости, а вместо глаз вставлены крупицы горного хрусталя.

Как и все мои сверстники, летом я помогал родителям в их нелегкой крестьянской работе, а зимой с ружьем ходил на охоту, благо дичи вокруг Кончанского было видимо-невидимо. А еще я начал учиться у одного старичка, травника и костоправа, который обучил меня всему тому, что он сам знал. А знал он немало. И хотя наш сельский батюшка и косился на деда Сильвестра, но после того, как тот вылечил его занемогшую дочь, перестал цепляться к знахарю. Ведь тот и в церковь ходил, и причащался регулярно, и постился. Ну совсем он не был похож на человека, который якшается с нечистой силой.

Дед Сильвестр был мной доволен. Он не раз говорил, что из меня получится толковый знахарь.

– Эх, Тимоха, вижу, что Господь одарил тебя даром исцелять людей. И не только травами. Ты вот можешь поводить руками над больным местом, и у человека боль проходит. Ты учись у меня – ведь умру я скоро, и унесу свои знания с собой в могилу. А если успею передать их тебе, то буду знать, что прожил я жизнь не зря. Ведь это не деньги, которые быстро можно истратить. Это то, что останется с тобой навсегда. А ты, когда состаришься, тоже передашь свои знания человеку, способному врачевать людей.

Запомнил я слова старого знахаря. Научился у него я многому. А когда тот преставился, сам стал лечить больных. Несмотря на мою молодость, слух обо мне, как об опытном лекаре, скоро разошлась по окрестным деревням. Видимо, дошла молва и до Петербурга. Приехал в наше село посланец от самого графа Петра Ивановича Шувалова, который был камергером и конференц-министром матушки нашей, императрицы Елизаветы Петровны.

Так я попал в Петербург. Там я стал не только лечить людей, но и заниматься другими делами, коими заведовал старший брат Петра Ивановича, Александр Иванович. А руководил тот Канцелярией тайных розыскных дел. Что это было за учреждение, знали все, но старались не поминать его всуе. Ведь занималась оно розыском злодеев, покушавшихся на жизнь и здоровье императрицы, и на безопасность государства нашего. Графа Александра Ивановича Шувалова боялись многие. И даже не столько его, сколько соглядатаев – людей, которые занимались слежкой за врагами государевыми, собирали сведения о неблагонадежных, и перехватывали письма тех, кто замышлял что-либо против императрицы и ее приближенных.

Этот самый Александр Иванович Шувалов и предложил мне стать таким соглядатаем. И следить мне следовало за придворным лейб-медиком французом Лестоком. Причем ни одна живая душа не должна была об этом знать. Ведь Лесток считался едва ли не самым приближенным к императрице человеком.

– Запомни, Тимоха, – сказал мне Александр Иванович. – Случись чего – я тебя знать не знаю. Все, что тебе удастся выведать о делах этого француза, ты будешь докладывать лично мне. Причем докладывать устно – никаких бумаг быть не должно. Сумеем мы доказать, что Лесток сей пишет тайные донесения в Париж, сообщая о том, что происходит во дворце императрицы – честь нам хвала. А не сможем…

Александр Иванович строго взглянул на меня, и лицо его передернулось. Я уже знал, что от работы своей у него не все было в порядке со здоровьем. И судороги часто заставляли дергаться правую половину его лица. Но лечиться он не желал.

– Все будет сделано так, как вы сказали, Александр Иванович, – ответил я. – Я постараюсь помочь нашей государыне избавиться от этого шпиона. И язык за зубами я хранить умею.

– Тогда с Богом, Тимоха. Я верю, что ты сможешь найти неопровержимые доказательства того, что сей граф Лесток не так уж благожелателен к нам и государству нашему, как он старается казаться…

[Uksus]

которые хотели сделать свои королем

СвоиМ.

Добавлено спустя 2 минуты 47 секунд:

– Эх, Тимоха, вижу, что Господь одарил тебя даром исцелять людей. И не только травами. Ты вот можешь поводить руками над больным местом, и у человека боль проходит. Ты учись у меня – ведь умру я скоро, и унесу свои знания с собой в могилу. А если успею передать их тебе, то буду знать, что прожил я жизнь не зря. Ведь это не деньги, которые быстро можно истратить. Это то, что останется с тобой навсегда. А ты, когда состаришься, тоже передашь свои знания человеку, способному врачевать людей.

Как-то слишком уж цивилизованно для сельского знахаря того времени.

Добавлено спустя 51 секунду:

скоро разошлась по окрестным деревням.

Разошёлся.