#18 Цинни » 14.08.2022, 09:21
Открывать глаза трудно, как никогда. Но нужно убедиться.
– Ты чего? Да не призрак я, не призрак. – Тот, в чьей смерти он был уверен, скалится с видом превосходства. – И да, они убрались. Хотя все равно по-нашему не разумеют, но без них как-то дышится легче, а?
Он пытается заговорить, но не может. Глаза закрываются сами собой. Он ничтожен? – ну и пусть.
– А ну-ка пей, – властная рука рывком заставляет его приподняться. – Знахарь тутошний какое-то пойло оставил и втолковал на пальцах – дескать, надо тебя этой бурдой накачать, а то конец тебе, никакой шаман не воскресит.
Он закусывает губы.
– Ты что, не уразумел: мне надо с тобой поговорить! А как, если ты языком не ворочаешь? Пей, пока они не приперлись, и ладно если они, а вдруг кто похуже, в смысле, по-человечески понимающий?
Он уже колеблется, а следующая фраза окончательно ломает его сопротивление:
– Ты ведь хочешь знать, почему я жив? Или уже записал меня в предатели?
Он пьет, и захлебывается, и кашляет. Но голос действительно возвращается.
– Там… – показывает глазами на дверь, в которую – он видел – юркнула девчонка.
– Никого там нет. Это моя комната. Ну, то есть гостиная, в которую попасть можно только из комнаты, или из твоей, или из моей. И перед тем, как сюда идти, я все проверил и свою дверь запер изнутри, – самодовольная улыбка. – Хотя шуметь нам все равно не резон, так что навостри уши. – И продолжает, понизив голос: – Ты вот крепко запомнил, чего я тебе в тюряге наговорил, так? А мозгов, чтоб оглядеться и подумать, нету, что ли? Тогда мы были смертниками, и кто ж знал, что эти – рохли мягкотелые. Как они, такие вот, наших побили – другой вопрос.
– Предательство?
– Ага, все ж работают мозги-то! Бери, – движением фокусника извлекает откуда-то пирожок. – Ешь, а то опять откажут мозги-то.
– Нет. – Его снова начинает бить озноб. – Ты что, не помнишь: «Тот, кто ест хлеб врага, – враг и раб». Так заповедовал Дракон.
– Тебе сколько лет?
К чему это он?
– Ты говоришь о Драконе как о божестве. А он всего лишь символ.
Возомнил себя знатоком? Смешно.
– Все мы вместе – от государя до самого слабого из тех, кто способен держать оружие, – и есть Дракон. Этому тебя не учили? Да не зыркай ты на меня так, дырку прожжешь… А ладно, зыркай, хоть видно, что ожил чуть. Все я понимаю… а ты, как погляжу, не очень. Тот, кто продается за подачки, – враг и раб. А брать у врага – почему бы и нет? И на войне добычу берут – и не всегда отнимают, много кто сам отдает, чтобы только откупиться. Если бы ты ворвался в чужой город, тоже ко всему прикоснуться боялся бы? А мы с тобой, считай, во вражьем логове. И не абы в каком, а в доме министра иностранных дел, который еще и принц крови. Это мне девчонка ихняя выболтала. И еще много такого, что я уразумел: из этих окошек предателей высмотреть проще, чем с крыши нашей тайной полиции. И услышать можно столько, что у-у-у! Сообразил, как нам повезло?
Повезло? Кто-то из них двоих точно тронулся умом. Ни дома, ни имени – какое «повезло»?
– Думаешь, нет? – догадливо интересуется тот, кого приучают – неужто приучат? – к кличке Лео. – Мы могли сдохнуть да так и не узнать о предательстве. Догадываться и знать – не одно и то же, а? Теперь и вовсе удача в руки лезет, а мы, этакие фанатики-расфанатики, будем довершать расправу над собой? Не валяй дурака, и мы с тобой на пару разнюхаем, что сумеем, ну а там сообразим, как нашим передать.
От такого воодушевления ему становится тошно.
– Ты ведь знаешь, что мы никогда не сможем вернуться, – шепчет он – и равнодушно – другого и не ожидал – встречает брезгливый взгляд.
– Я сразу понял – ты только за свою шкуру и трясешься. А мне, в конце концов, плевать, вернусь я или нет. И на все плевать! Чего я еще не видел? – Переводит дух и шипит: – Ты со мной? Или решил сдохнуть ни за грош в сраном гордом одиночестве? Оно, конечно, проще. Если со мной – уговор: слушаешься меня и делаешь так, как я скажу. – И вдруг с азартом: – А давай на спор? Хочешь, я все о тебе расскажу? Если на полсловечка ошибусь – продолжай дурить, как тебе угодно, пока не сдохнешь. А если все правильно угадаю – признаешь меня командиром. Что, слабо?
– Нет, – отвечает он – и тотчас же спохватывается: зачем? Он ведь давно научился не попадаться на такие уловки – и вот… Но отступать поздно.
– Твой отец – Страж Дракона, – без промедления, уверенно. – И не из простых.
И повелительно:
– Ну?
Или все-таки не отвечать? Пусть презирает, невелика печаль.
– Тебе велели никому и никогда не рассказывать, кем ты был. Так ты ведь и не рассказываешь. Рассказываю я – и все грехи на мне, так ты-то чего дергаешься? От тебя – только «да» или «нет». Что, и этого боишься? Зуб даю – твой отец стыдился сына-слабака.
Он отводит взгляд. И это само по себе ответ, он знает.
– А мать – из тутошних. Об этом, небось, и не думал никто, знали и знали, ты ж все равно законный, раз отец тебя в семью принял, но ты волей-неволей сам всем напоминал. – Каждое слово – удар, точный и безжалостный. – Небось, думаешь, родись ты не от наложницы, все иначе было бы? Как бы не так. Сам себя так поставил. Дома тоже глазки прятал и только изредка взбрыкивал – типа всем докажу, какой я герой, так?
«А ты-то сам – никому и ничего не доказывал?» – мысленно огрызается он. Но гнев не настолько силен, чтобы давать ему волю. Может, и это примета слабака?
– Вляпался ты из-за песенки. И вроде проговорился тогда, в тюряге, что сам написал ее. Если б только спел, где не надо, так и сказал бы. Нотной грамоте обучен? Я не ахти как много знаю про Стражей Дракона, я ж не из Верхнего города, и мой отец, хоть и при каких-никаких чинах, в сравнении с твоим мелкая сошка. Но что это за Страж, который нанимает сыну учителя музыки? По всему выходит, учитель ходил к твоей сестре или еще какой родственнице, а ты поднахватался… посмешище! Ну чего, хватит с тебя?
«Хватит!» – снова накатывает дурнота, и он закрывает глаза.
– Все верно рассказал?
– Да.
Пусть подавится!
– Ага! – Мучитель не скрывает торжества. – Значит, слушай меня. Перво-наперво ты должен на ноги подняться, а то толку с тебя нуль. Усаживайся давай. И жри. Не прикидывайся, что совсем обессилел.
Он не шевелится, дышит в полвздоха. Озноб сменяется жаром. Отец называл его ущербным – так и есть. Он готов был довериться врагам, а сейчас готов возненавидеть единственного союзника.
– Жри, я сказал! – В его лицо впечатывается тот самый пирожок – и в ту же секунду шмякается о стену над головой самозваного командира.
Никогда бы раньше не подумал, что вцепиться в глотку врага – такая сумасшедшая радость. Как будто все черное, что копилось и копилось, выплеснулось разом – и он увидел: утверждать свою власть куда проще, чем сдерживаться. Ни в одной из прежних многочисленных драк он не стремился уничтожить противника. Никого не покалечить и не дать покалечить себя – так было раньше… в конце концов, братья – ну какие они враги? Так положено, для старшего младший – живая игрушка, пока не научится давать отпор, да и отец говорил – без этого никак характер не закалить. Ему очень хотелось стать сильным. Но он никогда не хотел свернуть шею… врагу. Врагу! Если бы для этого достаточно было одной ненависти!
– Ну довольно, прекрати, – беззлобно говорит победитель.
Как будто бы у него есть выбор! Силы ушли так же внезапно, как появились. Он распластан на полу, он чувствует себя раздавленным насекомым… и униженным, как никогда. Протянутая рука – очередная издевка. Он поднимается сам – и с ожесточением двигает недруга локтем в живот. Нефиг маячить за плечом!
Тот смеется.
– А ты молодчага. Я знал, что ты твердолобый, и все ж тебя недооценил.
Он едва разбирает слова: главная цель – добраться до кровати. Садится. И жадно пьет сладковатую, похожую на микстуру воду. Ему действительно нужны силы. Чтобы в следующий раз справиться.
– И теперь я знаю, что на тебя можно положиться, не сдрейфишь. – Презрение? Снисходительность? Их нет как нет. Как будто бы теперь вообще другой человек говорит. – Звать-то тебя как?
– Слабаком. – А вот в нем ненависть ничуть не угасла.
– Нужно ж было как-то в чувство тебя привести.
– Да пошел ты!..
Тирада в полдюжины слов, произнесенных на едином дыхании, – предел его нынешних возможностей… теперь уже точно – предел. Приступ кашля скручивает надолго, на глаза наворачиваются слезы.
– А я думал, дети из благородных семейств так не выражаются. Не умеют. Боятся, что от папочек влетит. Продолжаешь удивлять. – Похоже, провокатор развлекается вовсю. – Только опять не кидайся, выздоровей сначала. Драка не на равных – не по мне. И, хоть воспитание у меня так себе, я ж не из ваших, не из бла-агородных, но обращаться к человеку «эй ты» все ж таки не приучен. Меня можешь звать Лео.
– Жрать у них из рук, да еще и отзываться на придуманные ими клички – это не слишком?
– Нет, не слишком. Если мы хотим чего-то добиться, нам придется привыкнуть, – впервые простецкая болтовня сменяется четкими, рублеными фразами. – Я скорей умру, чем буду стелиться перед ними. Но этого и не требуется – заподозрят еще что-нибудь. Наше дело – обживаться, присматриваться… и не делать глупостей. Как думаешь, у тебя получится? Ладно, не отвечай. И хотя бы не морщись, когда тебя называют Тимом… и жрать не забывай, – Лео сбивается на свою обычную речь, – а то дождешься, что они и вправду с ложечки тебя кормить начнут. Представь – эта маленькая обезьянка с ложкой! Бр-р-р!.. И еще…
Договорить он не успевает: в комнату величаво вплывает хозяйка с неизменным кошаком, следом за ней с притворно смиренным видом семенит та самая «маленькая обезьянка».
– Что такое, мальчики? – беспокоится женщина. – Слуги сказали, что слышали шум. Им запрещено сюда входить, чтобы вас не беспокоить, но они позвали меня…
– Что у вас стряслось? – вольно переводит девчонка, переводя взгляд с одного на другого – и они тоже невольно переглядываются. Лео едва заметно качает головой.
– Вы что, сцепились? – добавляет она уже от себя. – Ну, так и есть. Я многое пропустила, в следующий раз потрудитесь предупреждать заранее. – Заговорщически подмигивает и водворяет на место опрокинутый стул. – Ничего страшного, тетенька, стул упал.
Один понимает слова, но недоумевает: зачем она врет? Другой слов не понимает, но ему и не требуется никаких объяснений.
– Главное, что все в порядке, – говорит хозяйка. Но на ее лице тень сомнения.
А горе-переводчица оборачивается к виновникам происшествия и недовольно хмурит бровки:
– Я сказала тетеньке, что мальчишки всегда дерутся. А она ответила, что придумает вам наказание. Будете знать, как лишать маленькую бедную девочку развлечений…