Рандеву с Варягом (1904 год)

[Александр М.]

Ув Borman, маленькое ню-ню... британские корабельные пушки того времени имели максимальный угол возвышения к горизонту в 12 градусов. Может быть дело не только в этом, поскольку при стрельбах на полигоне все было нормально, а во время эскадренного боя снаряды начинали безобразничать.

[Borman]

Ув Borman, маленькое ню-ню... британские корабельные пушки того времени имели максимальный угол возвышения к горизонту в 12 градусов. Может быть дело не только в этом, поскольку при стрельбах на полигоне все было нормально, а во время эскадренного боя снаряды начинали безобразничать.

М-16 на полигоне тоже хорошо стреляет, а в бою - не очень. Опять же сдаточные испытания кораблей на скорость в конце 19-го - начале 20-го века те же самые англичане (!!!) проводили без боезапаса, с увеличенной вахтой кочегаров и с запасом угля только на испытания, т.е. максисмально облегченные. А реальная скорость в бою была меньше.

Для полигонных стрельб вполне могли брать тщательно изготовленные снаряды установочных партий, а серийные делали погрубее. Опять же перед полигонными стрельбами ствол тщательно готовили, а в процессе стрельбы в бою канавки в стволе могли забиваться, пояски срываться, снаряд не раскручивался до штатной скорости вращения.

Т.е. там вполне могла быть разница между показухой на полигоне и реальным боем.

[Molot]

Гы.Вот уж точно шальные снаряды)))

[Александр М.]

25.02.1904. Утро. Внешний рейд Порт-Артура, Вспомогательный крейсер «Ангара».
Великая княгиня Ольга Александровна
После вчерашнего ужина, завершившегося для нее некоторым афронтом, Ольга, немного погуляв по палубе в компании компаньонки, ушла к себе и долго плакала. Добрая Арина утешала ее, как могла, но все было бесполезно. Сегодня она впервые в жизни ощутила себя не Великой княжной, а просто женщиной, которой мужчины могут сказать не только «да», но и «нет». Капитан 2-го ранга Гостев искренне ей понравился. Алексей Викторович умен, импозантен, храбр, и за словом в карман не лез. Попытавшись с ним вполне невинно пофлиртовать, она вдруг напоролась на каменную стену отчуждения, облитую ледяной вежливостью. Судя по всему, он был один из тех командиров, которые женаты на своих кораблях.
Выплакавшись, она включила ноутбук, и села читать случайно обнаруженный в библиотеке дамский роман «Саня или двойная свадьба» писательницы Марины Львовой из будущего. Первоначально намереваясь потратить на это дело не более четверти часа, чисто для успокоения нервов, по ходу чтения Ольга увлеклась, и в один присест проглотила роман до конца. Это было окно в другой мир. Люди в нем были чужды нынешней России, почти, как марсиане Уэллса. Но, при этом они оставались русскими людьми, об этом говорили все их мысли и поступки во всем их многообразии. Однако, это были какие-то другие русские. Это было общество, уничтожившее сословные различия, общество, как ей показалось равных возможностей. Главный герой, Максим, почему-то показался Ольге похожим на капитана 2-го ранга Гостева. Ну да, Максим же отставной офицер, возможно отсюда и сходство.
Посидев и поразмышляв еще немного, Ольга разделась, и с головой нырнула под одеяло. Несмотря на сильную усталость глаза ее не закрывались и сон не шел. Потом, незаметно для себя, дочь Александра III провалилась в объятия Морфея. Сны Ольги Александровны были весьма далеки от снов Веры Павловны. Всю ночь она металась по постели, то обнимая несчастную подушку, то сжимая ногами скомканное одеяло. К утру перина выглядела так, будто на ней прошло учения эскадрона подшефных ей Ахтырских гусар, причем, в конном строю. Неизвестно что было тому виной, гормональная атака молодого организма, желающего выполнить, наконец, программу, заложенную в каждую женщину: влюбиться, зачать от любимого, и родить ему ребенка. А может виной всему был дамский роман с не самой скромной сценой в конце… А может одно сложилось с другим… Ольга не знала точно. Но проснулась она вся мокрая, в ночной рубашке задранной к подмышкам, и с сердцем бухающим у самого горла. Одернув рубашку, она как была бухнулась на колени – замаливать свой грех. И тут посреди жаркой молитвы, ей привиделся Папа – Император Александр III. Он положил свою огромную ладонь на голову непутевой дочери и сказал, – Замуж тебя надо доченька, за нормального человека, а не за это «облако в штанах». Муж тебе нужен такой, чтоб рука была тверда, глаз остер, а сердце верное. Ищи и сыщешь избранника божия, – обернувшись, Ольга увидела, что кроме нее в каюте никого нет и быть не может, поскольку дверь заперта на защелку. Но она явственно помнила такое знакомое ощущение тяжелой и ласковой отцовской руки на своей голове, слышала его родной голос. Чудо, или выверты женского сознания, находящегося в фазе перегрева? Наскоро умывшись из небольшого умывальника, Ольга колокольчиком позвала Арину – одеваться.
Долго ли коротко ли, но их Императорское высочество оделось, причем почти без посторонней помощи. Почти, это потому что белье и костюм знатной дамы того времени, априори подразумевали, что одевать и снимать их, хозяйка должна лишь с посторонней помощью. Управившись с платьем, девушки набросили на плечи дорожные пальто и поднялись на палубу подышать свежим воздухом.
Часовой у трапа отсалютовал ее Императорскому Высочеству, взяв винтовку на караул. Стояло раннее утро, воздух, казалось, остановился, ни дуновения ветерка. Огромное красное солнце только, только, поднялось над горизонтом. Над поверхностью моря, как табачный дым в курительной комнате, слоями колыхался туман. Все вокруг было покрыто мельчайшими капельками воды. Ольга не раз и не два ходила на морские прогулки на императорской яхте, сначала с отцом, а потом и с братом, поэтому вся картина была ей, как бы, не в новинку.
В новинку было иное, На палубе стоящего неподалеку «Сметливого» происходило некое действо, походившее на обычную полковую утреннюю гимнастику примерно так же, как пляски папуасов киваи, похожи на балет в Мариинском театре. Взгляд Ольги завораживали ритмичные движения, которые под гортанные выкрики производили раздетые до пояса мускулистые мужчины. Ольга торопливо достала из ридикюля маленький театральный бинокль, которым специально запаслась, готовясь в эту поездку. А то вдруг надо будет, что-то разглядеть, а подойти ближе не получится. Вот и сейчас, ближе подойти никак, только подплыть. Только вот зрелище дочери русского Императора, барахтающейся в ледяной воде, не самое лучшее решение для роста престижа династии.
Ольга подняла бинокль к глазам. На нее снова нахлынуло ночное наваждение. Черные, береты, да заправленные в высокие ботинки пятнистые штаны были их единственной одеждой. Покрытые потом мускулистые тренированные тела – Ольга зябла в пальто, а этим парням, отрабатывающим блоки и удары, было жарко, будто в июньский полдень. Ольгу завораживала рельефная мускулатура бойцов, будто вышедшая из под резца Микеланджело. Великая княжна кое-что понимала в мужских телах, конечно теоретически. Это не были ни пахари, ни грузчики, такой тип мускулатуры развивается после долгих занятий. Таковы были воины античности – щитоносцы и копейщики, таковы были викинги, посвящавшие воине и подготовке к ней всю жизнь. Занятиями руководил такой же мускулистый, как и бойцы, высокий офицер. Не спрашивайте, как Ольга это определила, она и сама не могла на это ответить. Только он один командовал, а другие ему подчинялись. Именно поэтому Ольга и решила, что это командир – скорее всего, поручик-подпоручик, судя по тому, что она видела перед собой взвод. Он был красив, какой-то дикой красотой, силен, интересен. Со вздохом Ольга опустила бинокль. Еще немного и ее безликое ночное наваждение начнет обретать видимые контуры.
За завтраком стул, который вчера занимал господин Гостев, оказался пустым. Не успела Ольга удивиться, как в салон вошел высокий офицер, затянутый в черный мундир незнакомого покроя. Три маленьких звездочки на погоне с одним просветом выдавали его чин – поручик, и принадлежность к русскому воинству. На черном фоне кителя четко выделялся знак ордена Святого Георгия 4-й степени. Сняв свой черный берет, поручик склонил перед присутствующими коротко подстриженную голову, – Ваши императорские высочества, ваше высокопревосходительство, прошу прощения за небольшое опоздание, задержался по делам службы.
Наместник Алексеев кивнул головой, давая понять, что молодой человек замечен и прощен, – Ваши императорские высочества, – Алексеев посмотрел на Сандро, Михаила и Ольгу, – позвольте представить вам героя дела при Эллиотах, поручика морской пехоты Никитина Сергея Александровича.
Сандро и Михаил по очереди пожали поручику руку. А вот когда он подошел к Ольге, та вздрогнула, и как то неловко подала руку для поцелуя.
– Их Императорское Высочество, сегодня утром наблюдала нашу разминку – Пояснил поручик коснувшись губами воздуха над ее рукой, – и нечаянно увидела наше «Лицо Обращенное к Врагам». Признаюсь, зрелище не для слабонервных. Но, надеюсь, я прощен?
– Да, – пробормотала Ольга и неожиданно для себя покраснела.
Дальнейший завтрак проходил для Ольги как во сне. Время от времени она поглядывала на сидящего напротив поручика, и заливалась краской. А ведь было от чего, Наместник Алексеев, воспользовался случаем и, поглядывая на смущающуюся Ольгу, своими словами, но довольно близко к тексту, начал излагать боевое донесение командира крейсера «Баян» Роберта Петровича Вирена о деле при Эллиотах. Поручик Никитин в этом изложении выходил полубогом, а его бойцы дружиной былинных героев, наполовину перебивших, наполовину пленивших вдесятеро превосходящий их японский гарнизон островов. Сам же поручик, при всех похвалах в свой адрес делал каменное лицо, и притворялся, что разговор вообще идет не о нем. Ольга, напротив, все больше и больше смущалась.
Выручил ее Михаил. Едва дождавшись конца изложения военных подвигов, он вдруг сказал, – Господа, я долго думал о своем положением среди вас. Я не дипломат, как Сандро, и не могу принести России пользы на этом поприще. Так же, в отличие от моей сестры, я мужчина и честь не позволяет мне находиться в стороне, когда идет война. Я не моряк, и не могу принести пользы на корабле… Возможно, мне однажды придется стать императором, но как я могу командовать если не умею подчиняться. Господин Никитин, прошу взять меня на обучение в вашу часть…
В салоне повисла тишина. Ошарашены были все: и Сандро и Наместник и, в первую очередь Ольга. С лица поручика морской пехоты соскользнула маска вежливой любезности, – Поздравляю вас, ваше Императорское Высочество, это шаг не мальчика, но мужа. Я, конечно, доложу адмиралу Ларионову, но не вижу, каких-либо причин, которые могли бы воспрепятствовать вашему желанию. Попрошу вас прибыть на «Сметливый» за час до полудня, там вас осмотрит корабельный врач, и сделает некоторые анализы.
– Я абсолютно здоров, господин поручик, – вспыхнул Михаил.
– Это стандартная процедура, – успокоил его Никитин, – без этого мы не сможем разработать для вас индивидуальный курс подготовительных тренировок. Уж поверьте, вылепить из вас настоящего морского пехотинца будет стоить немалого труда, и в первую очередь для вас самих. Легко не будет, это я вам обещаю. Не надейтесь на то, что вы и так всю жизнь в строю. Ваши навыки кавалериста вам почти не пригодятся. Но, зная ваше упорство, желание, думаю, что шанс у вас имеется. – поручик морской пехоты пожал руку наследнику Российского престола, – Думаю, что в старости я буду гордиться тем, что когда-то был вашим наставником. Честь имею!
– Честь имею, господин поручик, – ответил успокоившийся Михаил, – Думаю, что ни я, ни вы, не пожалеем об этом решении.
Остаток завтрака прошел почти в абсолютном молчании, даже Наместник стал вдруг молчалив и задумчив. Как грозовая туча на хрупкий мир накатывались грозные события, только вот никто не мог сказать – какие именно...

[шкумп]

Даже в СССР лейтенанты не могли попасть на завтрак с адмиралами и членами правительства, не говоря уж про царскую Россию! даже если они и старшие и все из себя заслуженные. Субординация однако.

[Садко]

Субординация однако.

Угу... В первой половине XIX века в череду дворцовых праздников прочно вошел Высочайший прием георгиевских кавалеров
в императорских резиденциях, который проводился ежегодно 26 ноября, в день учреждения ордена Екатериной II.
В этот день в Зимний дворец собирались все кавалеры ордена св. Георгия, бывшие в Петербурге. Офицеры и нижние чины, кавалеры солдатского «Егория». Церемониальная часть министерства двора ежегодно издавала «Высочайше утвержденный порядок Торжественного выхода в Зимнем дворце, 26 ноября ... года, в день Орденского праздника св. Великомученика и Победоносца Георгия», в котором детально прописывалась процедура всего действа.
После окончания торжественной церемонии (обычно в 18 часов) в Николаевском зале Зимнего дворца начинался тожественный обед для кавалеров ордена. На первом этаже Зимнего дворца, в вестибюле перед парадной Иорданской лестницей устраивался обед и для нижних чинов, имеющих знак отличия Военного ордена. По традиции, император обязательно посещал обед нижних чинов, выпивая традиционную чарку водки.
Традиция празднования в Зимнем дворце орденского дня 26 ноября была продолжена Николаем II. Он ежегодно фиксировал в дневнике обстоятельства традиционного и привычного с детства Георгиевского праздника. Периодически политические события отражались на ходе устоявшейся церемонии. Так, в ноябре 1904 г. Николай II отметил для себя, что Георгиевская зала была более наполнена, чем в прежние годы, из-за присутствия героических команд «Варяга» и «Корейца». В ноябре 1905 г. из-за событий первой русской революции процедура чествования георгиевских кавалеров впервые была проведена в Большом Екатерининском дворце Царского Села. В ноябре 1906 г. царь зафиксировал, что на традиционном приеме присутствовали 763 офицера и около 200 нижних чинов.

[niksonos]

..."К утру перина выглядела так, будто на ней прошло учения эскадрона подшефных ей Ахтырских гусар, причем, в конном строю. "...
Молодца!!!
Однако, Александр III не мог бы использовать сравнение «облако в штанах», хотя и весьма удачное, ибо Маяковский В.В. написал стоихотворение "Облако в штанах" в 1914-1915гг.

[Александр М.]

23 (10) февраля 1904 года. Вечер. Где-то между Челябинском и Уфой, Поезд литера А.
Ротмистр Познанский Михаил Игнатьевич.
Весь день наш почтенный Александр Васильевич Тамбовцев ходил какой-то смурной. О чем он думал, мне трудно было понять. Можно было только догадываться. Иногда он останавливался у окна вагона, и долго смотрел на бескрайнюю белую даль, на ели и сосны, засыпанные снегом.
Вечером, когда все собрались в салон-вагоне, прапорщик Морозов снова извлек свою легендарную гитару, что-то пытался на ней исполнить. Мрачно наблюдавший за его экзерсисами Тамбовцев отобрал у него гитару, побренчал немного, подкрутил колки, и инструмент стал издавать более-менее приличные звуки. Александр Васильевич вздохнул, прикрыл глаза, и под стук колес своим хрипловатым баритоном запел:
Редко, друзья, нам встречаться приходится,
Но уж когда довелось,
Вспомним, что было, и выпьем, как водится,
Как на Руси повелось!

Пусть вместе с нами семья ленинградская
Рядом сидит у стола.
Вспомним, как русская сила солдатская
Немца за Тихвин гнала!
Сидевшая за столом наша, всегда невозмутимая и даже немного чопорная Нина Викторовна, вздохнула, и стала подпевать Тамбовцеву красивым контральто:
Выпьем за тех, кто неделями долгими
В мерзлых лежал блиндажах,
Бился на Ладоге, бился на Волхове,
Не отступил ни на шаг.

Выпьем за тех, кто командовал ротами,
Кто умирал на снегу,
Кто в Ленинград пробивался болотами,
Горло ломая врагу.
Я с удивлением слушал эту песню. Из книг наших гостей из будущего я уже знал, что в их времени Ленинградом называли Санкт-Петербург. Слышал я и о той страшной осаде, в которой находился этот город во время войны с германцами в 1941 – 1945 годах. Но вот в словах этой песни я услышал нечто былинное, такое, что брало за душу. А Тамбовцев и Антонова продолжали петь дуэтом под гитару:
Будут навеки в преданьях прославлены
Под пулеметной пургой
Наши штыки на высотах Синявина,
Наши полки подо Мгой.

Встанем и чокнемся кружками, стоя, мы –
Братство друзей боевых,
Выпьем за мужество павших героями,
Выпьем за встречу живых!
Тамбовцев закончил петь и отложил гитару. Глаза у него подозрительно блестели. Обведя взглядом своих спутников, он сказал:
– Эх вы, господа-товарищи офицеры! – видать, вы забыли – какой сегодня день?
– Батюшки светы! – воскликнул поручик Бесоев, – да ведь сегодня 23 февраля. Действительно, заработались, зарапортовались, и о главном празднике всех мужчин и позабыли.
– Ну, не только мужчин, – вклинилась в этот разговор полковник Антонова, а в праздник всех, кто носит погоны и защищает Родину.
– Простите, Нина Викторовна, – поспешил с извинениями Николай Арсеньевич. – Вы правы, это мой мужской шовинизм мне подгадил.
– Извинения приняты, – добродушно сказала Нина Викторовна, – ну что, друзья-товарищи, может, по нашей старой традиции выпьем за НАШ день? – Возражений не последовало.
Капитан Тамбовцев, с любопытством посматривавший на меня, сказал,
– А вы, Михаил Игнатьевич, присоединитесь к нам? Я понимаю, что то, о чем вы сейчас слышите, для вас сплошная китайская грамота. Но поверьте, праздник, который мы хотим сегодня отметить, ничего крамольного в себе не несет. Это память о боях с германцами в 1918 году, а не кровавой междоусобицы. И так уж сложилось, что в этот день у нас в стране все, кто служил или служит, отмечали его, как общий праздник.
– А что за песню вы пели вместе с Ниной Викторовной, – спросил я у Тамбовцева, когда коньяк уже был разлит по рюмкам и выпит.
– Эту песню, Михаил Игнатьевич, помнят и знают все те, кто жил, работал и умирал в блокированном немцами Ленинграде. В Блокаду у меня в Питере погибла половина родни. И я еще маленьким запомнил слова этой песни, когда во время семейного застолья мои родители, тетка, бабки, оставшиеся вдовами, вспоминали войну и начинали петь эту песню. Это «Застольная Волховского фронта».
– Волхов – это река такая в Санкт-Петербургской и Новгородской губерниях, – вспомнил я, – неужели немцы дошли до нее?
– Дошли, Михаил Игнатьевич, – до самого Тихвина дошли. – вздохнул Александр Васильевич, – Но были выбиты оттуда. – он посмотрел мне в глаза, - Эх, дорогой вы мой, вы даже представить себе не можете, как та война пропахала по судьбам всех наших соотечественников! Какой кровью, и какими страданиями далась та Победа! Спросите у любого из нас – кто у них погиб в войну. И каждый вспомнил своих дедов, прадедов, других родственников. Причем, Михаил Игнатьевич, германцы убивали не только солдат в бою. Из двух сестер и брата моей бабки, которые оказались под немецкой оккупацией в Белоруссии, в живых осталась лишь одна сестра. А остальных немцы сожгли вместе с их весками – селами по-белорусски. Каждый четвертый житель Белоруссии был расстрелян, повещен, сожжен заживо.
– Не может быть, – воскликнул, содрогнувшись от услышанного, – Каждый четвертый! Так ведь это миллионы людей!
– Да, Михаил Игнатьевич, – каждый четвертый, – угрюмо подтвердил слова Тамбовцева поручик Бесоев, давно уже прислушивающийся к нашему разговору. – Даже до моей Осетии дошли немцы. Есть такое место у нас – Майрамадаг. Немцы рвались к Владикавказу, и на пути их в узком горном проходе Гизель встали курсанты – по-вашему – гардемарины – военно-морских училищ. Почти все они погибли, но немцы и румыны, не прошли. Среди погибших под Майрамадагом были и мои родственники.
– Михаил Игнатьевич, – обратился ко мне капитан Тамбовцев, – чтобы понять нас и наши поступки вы должны запомнить, что память о той Великой войне живет в каждом из нас. Это самое святое, что у нас осталось в жизни.
Неожиданно Нина Викторовна посмотрела на всех нас пронзительно трезвым взглядом, и четко сказала, – А корешки-то всего этого ужаса, господа-товарищи, здесь и сейчас, в Лондоне. Или мы их того… Или все начнется сначала!
– Правильно, – поддержал ее Александр Васильевич, – Этих упырей, успокоит только осиновый кол. И пусть этой войны, как мы надеемся, и не будет в вашей истории, но мы все равно будем о ней помнить, и сделаем все, чтобы ничего подобного не произошло. А пока, Николай Арсеньевич, налейте-ка еще по одной.
Весь вечер наши гости из будущего вспоминали своих родных, свой дом, пели песни, от которых у меня порой поднимался комок к горлу. Как можно было без слез слушать «Темную ночь…», «Враги сожгли родную хату…», «С берез неслышен, невесом, слетает желтый лист…».
Особенно запомнилась мне бравая, с маршевым ритмом песня об артиллеристах, которым дал приказ Сталин. Мне показалось, что исполняя ее, гости из будущего посматривали на меня с улыбкой и каким-то вызовом.
Все пояснил Александр Васильевич, который, наклонившись к моему уху, сказал, – Уважаемый Михаил Игнатьевич, – около месяца назад ссыльно-поселенец Иосиф Джугашвили бежал из места отбывания ссылки – села Нижняя Уда Балаганского уезда Иркутской губернии. Если бы мы выехали чуть раньше, мы могли бы встретиться с ним в пути. Этот ссыльно-поселенец и есть тот самый Сталин, о котором говорится в этой песне. Будущий глава «Красной империи» и Верховный Главнокомандующий в той войне. Я надеюсь, что в самое ближайшее время мы встретимся с ним, естественно, с помощью ваших коллег, Михаил Игнатьевич. Нам будет о чем с ним поговорить…
Увидев недоумение в моих глазах, Нина Викторовна добавила, – Несмотря на то, что шакалы от истории натаскали на его могилу кучи мусора, память народная о нем сохранилась и живет в народе. Своими делами Иосиф Джугашвили-Сталин доказал, что он не против России, а против тех, для кого Россия «охапка хвороста, брошенная в костер революции», или кормушка, из которой можно вкусно жрать, а потом же туда и гадить.
На приеме в Кремле в честь командующих войсками Красной Армии 24 сентября 1945 года Сталин сказал: «Я хотел бы поднять тост за здоровье нашего Советского народа и, прежде всего, русского народа. Я пью, прежде всего, за здоровье русского народа потому, что он является наиболее выдающейся нацией из всех наций, входящих в состав Советского Союза».
Сталину удалось сделать то, что весь мир считал невозможным. У нас такая же задача, только ее надо выполнить на четверть века раньше. Я думаю, мы сумеем договориться, и такой боец в наших рядах нам не помешает. Вот узнаете его лично и сами все поймете, воистину великий человек.
Потом, когда все разошлись, я попросил у Александра Васильевича книгу про Джугашвили-Сталина, и читал до самого утра… Безотлагательно к его политическим убеждениям, у меня сложилось впечатление, что это великий человек, который действительно сможет совершить невозможное. Но сумеют ли потом ужиться в одной берлоге два медведя? Не получится ли так, что после спасения России от всех ужасов, наши друзья начнут поддерживать не государя-императора Николая Александровича, а своего кумира, товарища Сталина? Не выйдет ли из этого еще более страшная смута?
Но с другой стороны, действительно, Россия еще не спасена, и к ее спасителю надо присмотреться получше. А вдруг он, действительно, как посадский человек Кузьма Минин сумеет вовремя отойти в сторону, и найти себе полезное дело, не претендуя на верховную власть? Впрочем, это еще все впереди, в случае чего я предупрежден, и сумею распознать опасность. С этой мыслью я и заснул.

[Borman]

Даже в СССР лейтенанты не могли попасть на завтрак с адмиралами и членами правительства, не говоря уж про царскую Россию! даже если они и старшие и все из себя заслуженные. Субординация однако.

Как командир отдельного подразделения, при совместном выполнении боевых задач - мог.

[Mihail123]

Даже в СССР лейтенанты не могли попасть на завтрак с адмиралами и членами правительства, не говоря уж про царскую Россию! даже если они и старшие и все из себя заслуженные. Субординация однако.

А то что его мог кто-то из высочеств пригласить, как командира отдельного подразделения, не расматриваем?

[шкумп]

Как командир отдельного подразделения, при совместном выполнении боевых задач - мог.

Ну при всем желании не мог. У командира роты, хоть десять раз отдельной, допуск не тот. Ну торжественных посиделках пожалуйста, а вот тут нет!!! Другой круг задач, не дорос еще до глобальных проблем и политики. Нет у членов правительства и у бойца совместных задач. Каждый должен заниматься своим делом. А то получится как в анекдоте, почему не трахаются на Красной площади

[AntonjukMA]

Ну при всем желании не мог. У командира роты, хоть десять раз отдельной, допуск не тот. Ну торжественных посиделках пожалуйста, а вот тут нет!!! Другой круг задач, не дорос еще до глобальных проблем и политики.

Учтите по уровню образования даже рядовые с эскадры превосходят большинство людей того времени. А что уж говорить об офицерах. Можно сказать что каждый рядовой с эскадры (после некоторого обучения) можно давать лейтенантов. А каждого офицера можно повысит на 2 или даже на 3 звания. Плюс офицер из Будущего интересный собеседник и его могли спокойно пригласить за стол. Это нормальная практика таких встреч. Вполне возможно что он является старшим по званию среди всех присутствующих на "Ангаре". По протоколу на таких мероприятиях должны присутствовать все старшие офицеры. А он является командиром Отдельной группы, причем группы гостей.

[herda]

Безотлагательно к его политическим убеждениям

Безотносительно к его политическим убеждениям?

[zhenis]

Уважаемый Александр впервые плюсанул от души. Эх, такая прода. И песня в тему. Спасибо большое.
Но вот непонятно насчет двух медведей - я так понял что это Сталин и Столыпин? или Сталин и Н2?
Во вчерашней проде резануло глаза обращение к Ольге
"их Императорское высочество" и "ее Императорское Высочество" - надо все с заглавной буквы "Их Императорское Высочество", "Ее Императорское Высочество".

[шкумп]

Учтите по уровню образования даже рядовые с эскадры превосходят большинство людей того времени.

Ну члены правительства к себе на завтрак академиков не приглашают, не говоря уж про докторов. Не в образовании дело, а в положении.

Вполне возможно что он является старшим по званию среди всех присутствующих на "Ангаре".

Не на Ангаре, а на Сметливом. Ангара штабной корабль Алексеева и ему там вообще нечего делать. И он далеко не старший по званию на Ангаре, гораздо выше его по званию там присутствуют.
Есть такое понятие, как протокол и по протоколу старший офицер, командир Сметливого, встречал представителей власти на вокзале и потом присутствовал на ужине. Ст.лей вообще к Ангаре не имеет ни какого отношения и не чего ему там делать. Даже командир Сметливого и тот не был на завтраке. Есть корабль к которому он приписан и не чего ему по другим кораблям шляться.

[vorobei]

Вообще то раньше был "тонкий намёк на толстые обстоятельства". Что "попаданцы" организуют охрану прибывших, т.к. поставлена она была, по нашим меркам, совершенно недостаточно.

Так что если это так -- то "команда" и её командир могли оказаться где угодно, рядом с "делегацией". Ну а поскольку он рядом, и "попаданец" -- то и пригласить могли. В первую очередь с целью получения от него дополнительной информации, и вообще "изучения" -- что за люди такие.

[Borman]

Ну при всем желании не мог. У командира роты, хоть десять раз отдельной, допуск не тот.

Командир на корабле - первый поле Бога. Кого хочет - того к своему столу и приглашает. В офицерской кают-компании главный - старпом, в командирском салоне - командир корабля.

Тем более что более что скорее всего Никитин с его подразделением будет придан великокняжескиму трио для охраны, а это совсем другой коленкор.

Тем более что на "Ангаре" старший - наместник, кого захочет - того и пригласит. В целях ознакомления "новоприбывших" с местным "колоритом".

[Алекс33]

Безотлагательно к его политическим убеждениям

Безотносительно

[Александр М.]

Ув. vorobei, не кормите, пожалуйста, маленького махнатенького тролля он сам все понимает, а если не понимает свидетельство очевидца ему в руки - роман "Порт-Артур" тов Степанова.

З.Ы. в офицерском корпусе Российской империи внутренние отношения были во много раз демократичнее чем в офицерском корпусе СА. Да многие офицеры считали быдлом солдат, а вы думаете не было того же в позднем СССР? Было и еще как. Сам свидетель. Зато ни одному царскому генералу/адмиралу не приходило в голову считать быдлом офицеров, даже такую мелочь как прапорщиков. И общение "вне строя", а именно о нем идет речь, было весьма свободным, иначе как бы генеральские-адмиральские дочки могли выскакивать за таких же юных поручиков и мичманов.

[Влад Савин]

Да многие офицеры считали быдлом солдат, а вы думаете не было того же в позднем СССР? Было и еще как. Сам свидетель.

Простите за офтоп, но Вы не ошибаетесь, именно в СССР ????
Сам застал как раз то время, конец 80х-90е. Так могу засвидетельствовать, что даже в "перестройку", офицер, набивший солдату морду, рисковал нарваться на очень большие неприятности (по линии политотдела)! А происшествия с л/с когда есть 200е и 300е в мирное время, это ваще для офицера был УЖАС.

А вот в 90е, когда козел Боря гуманно отменил гауптвахты и сократил дисбаты - да, было. Личный состав стал просто неуправляем, и чтобы удержать в узде отдельных особо буйных командиры шли на ТАКОЕ....
Реально слышал про историю как на корабле провинившегося матроса по приказу командира заперли в канатный ящик на палубе (это вроде гроба по объему + он железный, на солнцепеке) и оставили там на сутки!
А уж в морду, да запросто!
Но это, могу засвидетельствовать, началось уже где-то в 90е и не сразу - 1993.1994, точно не помню.
Слышал и про офицера, который тогда же приказывал солдатам называть себя "ваше высокоблагородие господин капитан".
Как счас не знаю - я из оборонки в Академию Наук в нач.2000х окончательно ушел.