Всякое разное...Это не анекдоты!!!

[Uksus]

КУСОЧКИ СКАЗКИ


Дорога резко свернула влево, и пробиравшийся по кювету Охотник остановился, прислушиваясь к себе. В этом странном месте, вряд ли когда-нибудь видевшем солнечный свет, луну, звёзды и даже перемену погоды, могли подвести зрение, слух, обоняние... Что угодно, кроме того, что называют шестым чувством, предчувствием, интуицией... Оно не обманывало. Во всяком случае Охотника — ни разу. И сейчас оно говорило, что нужно на ту сторону. Но не сразу, а потом, когда ощущение чужого внимания ослабнет...

Сколько продлилось ожидание, сказать было трудно, потому что время здесь тоже подчинялось каким-то своим, неведомым законам, но наконец неизвестный наблюдатель отвлёкся. Почувствовавший это Охотник перекатом, нежно прижимая к груди древнее оружие, чтобы упаси Духи не звякнуло, перебрался через полотно и, свалившись в кювет, снова замер. Теперь следовало подождать. Пусть преследователи пройдут мимо. Преследователи. Охотники. Охотники на редкую дичь. На лешего...

Охотник не любил, когда его так называли. Даже если со всем уважением и с поднесением традиционных даров. Но если уж назвался груздем...


Оно как-то само получилось. Когда-то давно, нагулявшись по свету, навоевавшись и уже успев получить прозвище, он решил уйти в глушь. В леса. Подальше от людей. Так, чтобы видеть их не чаще двух-трёх раз в год. И уехал бы в тайгу, но тут через знакомых, с которыми Знахарь поделился планами, вдруг поступило предложение пойти егерем в заповедник. С одной стороны — и от цивилизации недалеко, с другой — и места достаточно малопосещаемые. Пара деревенек поблизости, райцентр в трёх часах езды — с одной стороны, лес нехоженый-неезженый на многие километры с трёх других...

Подумав пару дней и уточнив некоторые рабочие моменты, Знахарь в конце концов согласился.

Первый год новоявленный егерь осваивался, изучая доверенный ему участок заповедника, знакомясь с коллегами, опекающими соседние участки, и с жителями деревень. Среди последних совершенно неожиданно оказалась бабка-колдунья (потомственная, как, понижая голос до шёпота и делая большие глаза, говорили сельчане). Не верящий ни в чох ни в сон ни в птичий грай Знахарь на это только качал головой, выдавая что-нибудь вроде «Да не может быть!..». И был прав: участковый, заехавший на заимку познакомиться и обсудить некоторые вопросы сотрудничества, услышав про обитающую на подведомственной территории «нечисть», сначала поперхнулся закуской, потом долго кашлял, а когда смог говорить, поведал, что бабка эта — потомственная травница. С медицинским образованием, хотя и средним специальным, а не высшим. И — на сладкое! - участница боевых действий, имеющая правительственные награды. А что деревенские про неё говорят...

Сама «колдунья» появилась через день после участкового — нужно было утрясти кое-какие формальности, поскольку приближался сезон сбора некоторых лекарственных трав (что в заповеднике вообще-то было запрещено), а поставить егеря в известность, что здешняя травница имеет на это разрешение, никто не догадался. Хорошо, Мария Семёновна, как назвалась бабка («а деревенские бабой Маней кличут»), явно основываясь на богатом жизненном опыте, догадалась, прихватив нужные документы, навестить нового егеря.

Этот новый егерь к визиту таких личностей оказался неготов и потому брякнул в ответ: «Знахарь». А когда густые чёрные, несмотря на возраст, брови гостьи приподнялись в удивлении, отчего-то засмущался и торопливо объяснил, что получил прозвище ещё на службе и как-то уже привык к нему.

Они пили чай, рассказывали истории своей жизни, забавные и не очень, и всё время Знахаря не оставляло чувство, что его изучают. Рассматривают, как букашку под микроскопом. Или листик. «Нет, - решил он в конце концов, - что бы там ни говорили, а есть в ней... что-то...»

Когда наконец баба Маня собралась уходить, она уже на крыльце на секунду о чём-то задумалась, а потом предложила через неделю вместе пройтись по лесу, чтобы определить, насколько травы готовы к сбору...


Земля едва ощутимо вздрогнула, и картины прошлого тут же растаяли, оставив после себя чёткое представление, где находятся враги, сколько их, куда двигаются... Добыча приближается. Два вездехода и восемь боевиков. Они движутся по дороге, поскольку это единственное, что получается рассмотреть в свете мощных фар — такое уж у этого Леса свойство. А дорога...

Дорога для всех разная. Для кого-то прямая, для кого-то — с поворотами. Для пешехода она шириной с тротуар — метра полтора, для водителя карьерного самосвала — хватит развернуться. Но это ни о чём не говорит. Например, Охотника выведет в нужное место даже тропинка, а тем, кого он сейчас скрадывает, не поможет и шоссе государственного значения. Правда, они этого не понимают. Пока. А может, и никогда не поймут — не успеют...


Что лес на самом деле нечто большее, чем просто собрание деревьев, кустов и зверья, Знахарь начал понимать меньше чем через год после вступления в должность. Месяцев через восемь. Когда стал чувствовать на себе во время обходов чьё-то внимание. Не враждебное, не дружелюбное, а какое-то задумчивое, что ли? Сначала едва ощутимое. Потом всё явственнее и явственнее. Потом пришли сны. Тоже сначала невнятные, просто наборы цветных пятен разной яркости и формы. Потом через эти пятна начали проступать разные картины: старый могучий дуб, огромный куст лещины, заводь на ручье, поляна... А к концу лета в этих снах Знахарь ощущал себя зверем. Оленем, лосем, медведем... зубром... Всегда крупным, всегда взрослым и всегда — к тайному удовлетворению Знахаря — самцом. Занимался... Когда чем — ел, пил, лизал соль на солонце, метил территорию... Это было... Необычно. А ещё интересно и забавно. И что удивительно, когда приходили эти сны — а такое случалось не каждую ночь — Знахарь вставал наутро полностью отдохнувшим, даже если спал всего пару часов...


Дичь явно где-то чему-то учили: она шла не толпой, а чем-то вроде боевого построения. Впереди по обочинам — двое. В пяти метрах за ними — первый вездеход. За ним - в трёх метрах и тоже по обочинам — ещё одна пара. Далее, опять же в трёх метрах, вторая машина, и замыкала колонну последняя пара. Но эти шли уже ближе к середине дороги, чуть ли не плечом к плечу и почти вплотную к кузову. Двигались медленно, раза в два медленнее среднего пешехода. Люди крутили головами по сторонам, пытаясь что-нибудь разглядеть в окружающей тьме. Безуспешно...


Что кроме леса есть ещё и Лес, Знахарь узнал совершенно случайно. Просто однажды, торопясь домой с затянувшегося обхода и потому не слишком внимательно глядя под ноги, споткнулся и...

После первого попадания, продлившегося не больше минуты, сны изменились. Теперь он оставался в них самим собой, но, побродив немного по лесу обычному, переходил в Лес. Именно переходил, а не попадал случайно. А потом выходил. И продолжалось это, пока Знахарь не решился попробовать то, что узнал во сне, в реальном мире. Когда же получилось, отправился навестить «колдунью» - почему-то у него была уверенность, что баба Маня знает о происходящем и может помочь.

Мария Семёновна гостю обрадовалась. Встретила, усадила за стол, налила отвара из трав по собственному рецепту и только после того, как Знахарь сделал несколько глотков, начала рассказывать.

О так называемых «экскурсиях» - визитах членов дирекции заповедника, сопровождающих чиновников районного, а то и областного масштаба, если не вообще из Москвы.

О том, что к Знахарю «экскурсанты» не приезжали, поскольку и домик у него маленький, и банька одно название, и... И много чего нет, что в понятии «уважаемых» людей обязательно для хорошего отдыха.

О том, что бороться с этим...

Вот здесь случилась заминка. Начав было с банальностей вроде «плевать против ветра» и «плетью обуха не перешибёшь», колдунья — а теперь в старухе появилось что-то, что заставило называть её так без всяких кавычек — вдруг запнулась, помолчала и жалобно попросила поосторожней с проклятиями быть. Особенно рядом с лесом или, тем более, в самом лесу. А то ведь как понаедут... И хорошо, если только изучать, но ведь и за редким трофеем тоже запросто. А когда Знахарь непонимающе нахмурился, напомнила, как тот, возвращаясь от соседа и встретив очередную «экскурсию», пожелал им...

На этом месте Мария Семёновна прервалась и вопросительно посмотрела на гостя. Тот виновато вздохнул и признался, что да, пожелал... Чтоб они в трёх ёлках заблудились. Но при чём тут это?..

А при том, объяснили ему, что «экскурсанты», находясь посередине (что в одну сторону, что в другую - километр) единственной дороги, ведущей от края леса к заимке, ухитрились на ней заблудиться и плутать почти до самого захода солнца, когда наконец не дождавшийся гостей сосед не отправился на поиски...

И это ещё ничего. А то ведь могло проклятых на тёмную сторону затянуть, и тогда...

В общем, разговор получился содержательным. Знахарь узнал много нового не только о лесе, но и о Лесе. Древней сущности, зародившейся в этих местах чуть ли не в эпоху динозавров и пусть медленно, неторопливо, но взрослевшей и набиравшейся разума и могущества. Именно могущества, а не силы, поскольку, к примеру, остановить тяжёлый карьерный бульдозер Лес не мог, а вот взять да и выработать какую-нибудь заразу вроде нового штамма чумы или отраву — запросто. Или заставить растения вырабатывать кислоту, способную упомянутый бульдозер разъесть.

Другими словами, возможности были. А вот с их применением возникали сложности — слишком уж мышление Древнего отличалось от мышления доминирующего биологического вида. В том числе — скоростью. И потому уже не одну тысячу лет Лес подыскивал себе... помощников, партнёров, союзников — тех, кто поможет ему приспособиться к слишком уж быстрому течению жизни окружающего мира...


Дорога закончилась, упёршись в большую круглую поляну, и дичь остановилась, не решаясь идти дальше. Сгрудившись у капота передней машины — вылезли даже водители — они светили фонариками во все стороны и тихо переговаривались, обсуждая, что делать дальше. Они ещё не поняли, что их путь закончен...

Удовлетворённо кивнув самому себе, Охотник выбрался из кювета, лёг на край дорожного покрытия и немного поёрзал, устраиваясь поудобнее...


- Значит, эти сны... - задумчиво проговорил Знахарь, разглядывая узор на застилающей кухонный стол потёртой клеёнке.
- Тест, проверка, - слабо улыбнулась собеседница. - Не знаю, кто и когда подал Лесу такую мысль, но это уже давно. И батюшке моему они снились, и матушке, и мне... - она замолчала, погрустнев.
- Значит, и они...
- Нет, только я. И то лишь частично.
- Почему? - не поднимая взгляда, Знахарь приподнял брови.
- Не женское это дело, - вздохнула травница. - Не слушает нас Лес. Испокон веков так повелось. Леший — это чисто мужская работа. А лешачиха... - колдунья покачала головой.
- Что? - не понял Знахарь.
- Нечисть это. По нынешним временам — можно сказать, сказочная. Вроде кикимор, водяных и прочего. Раньше, когда-то давно, может, и были. А в нашем Лесу уже давно нет.
- А вы тогда кто?
- Травница я. Просто травница... - Мария Семёновна, потрогав стоящий в стороне на деревянной дощечке эмалированный чайник, встала и долила в него воды из стоящей у стены кухни бочки. Затем зажгла газовую горелку и поставила чайник на огонь. И только потом, вернувшись за стол, продолжила: - Правда, зверьё меня не трогает. Никакое. Даже волки в голодную зиму. И травы... Чувствую, где какие созрели. Ну, и ещё — тропинки. Ежели куда срочно надо, обязательно короткая тропка сыщется...
- И в тёмный Лес тоже?
- Только если крайняя нужда случится. И только одна — никого провести не смогу. А вот ты...


«Да. А вот я...» - Охотник аккуратно снял защитные колпачки с прицела и приник к окуляру - оптика в чистом виде. Никаких тебе фотоумножителей, матриц, цифровых зумов и прочего. Всех наворотов — подсветка сетки. И такая же простая винтовка — лёгкая, удобная, небольшая... Старинная... Подарок то ли Леса, то ли предшественника. На всякий случай. Охотник и не думал, что она понадобится. Да, не думал... Но когда эти «научные работники», не найдя за неделю никаких следов лешего, решили его выманить и принялись ломать деревья и убивать зверей...

Строго говоря, стрелять было необязательно. Оказавшись на тёмной стороне, дичь могла выбраться в обычный мир разве что чудом. Но сначала родители, а потом служба приучили Охотника не оставлять недоделанных дел и тем более — недобитых врагов. И потому, прицелившись в голову самого близкого, он тихо скомандовал сам себе: «Огонь!..»

КОНЕЦ


Октябрь 2018г
Санкт-Петербург

[Uksus]

О творцах, ослах и простых смертных


Комната была просторная, совершенно белая и почти — не считая маленького круглого столика в самой середине — пустая.

Впрочем, если попросить, она могла вырастить, например, кресла или диваны, или ещё один столик, или большой стол, или шкафы, или всё сразу. Также она могла создать на любой из стен одно или несколько окон или сделать прозрачной всю стену. Или потолок. Или даже пол. Или стать полностью прозрачной. Достаточно было лишь попросить.

То же касалось и цвета. Только попроси...

- Это хорошо, что ты пришёл сегодня. Посмотришь вживую. А то на записи — сам знаешь.
- А что там у тебя?
- Посмотри...

В центре стола возникла чёрная точка и стала быстро увеличиваться, превращаясь сначала в кружок, потом в круглое затянутое белёсой дымкой окно с тонкой чёрной рамой. И окно это продолжило расти, пока не заняло всю столешницу. Затем дымка стала таять, и сквозь неё медленно проступил находящийся далеко внизу мир.

- Ну и что? Чтобы полюбоваться таким видом, вовсе не обязательно выходить из дома...
- Терпение!..

Когда дымка растаяла совсем, мир в окне вдруг стал быстро приближаться, как будто комната со стоящим в ней столиком падала вниз. Падение это продолжалось недолго — когда всё поле зрения заняла странная идеально круглая туча, оно прекратилось.

- Удиви меня. Скажи, что это природное явление.
- Это зависит от того, что считать природой. Если это понятие включает в себя также и богов...
- Ясно. Можешь не продолжать.
- А зря. Но как хочешь...

Туча приблизилась к окну вплотную, затопила его, потом вдруг исчезла, а внизу открылось идеально круглое поле, в середине которого стоял высокий холм, формой напоминавший то ли колокол, то ли головной убор. В вершину и склоны холма то и дело били молнии.

- Вот это тоже можно смело исключить из понятия природы. По сути — всего лишь результат одного не слишком удачного эксперимента...
- Не слишком удачного?
- Ну-у... Как говорят корифеи от науки, отрицательный результат — тоже результат. А кроме того смертные уже встроили это явление в свою картину мира.
- Вот как?
- Самая распространённая легенда гласит, что место это было создано старшими богами по просьбе одного из младших, а именно — бога Добра. Попросившего что-нибудь такое, что позволило бы небожителям сбрасывать раздражение, вызванное поступками смертных. Наиболее распространённая религия также придерживается этого варианта...
- Хм?!
- Во всяком случае, официально.
- Понятно. А то я уже испугался... А не самые распространённые?
- Здесь всех опережает мнение, что это затычка, закрывающая дыру в Нижний Мир. А молнии бьют в неё, когда какой-нибудь демон пытается оттуда выбраться. То ли пугают, то ли поражают высунувшиеся части демонических тел. Остальные теории — ещё больший бред, однако вполне вписываются в нынешние представления о мире. Во всяком случае бОльшая часть... Но это всё так — общий фон. А конкретно сегодня произойдёт одно событие, которое может иметь далеко идущие последствия.
- Но может и не иметь, так?
- Как получится...

Окошко немного сдвинулось в сторону, и стали видны край поля и пара десятков стоявших довольно тесной кучкой строений. Причём одно из них, явно каменное и со шпилем, расположилось у самого края, а ещё четыре, похожие на длинные узкие сараи, образовали четырёхугольник немного в стороне.

- Это единственная деревня рядом с Полем Грома...
- С чем?
- Смертные придумали. Поле Грома, Гора Грома... Если по горе молнии бьют с интервалом в несколько минут, то по полю — очень редко. Однако же жрецы постоянно рассказывают всем, что ступивший на него рискует навлечь на себя гнев богов. Да и нет на этом поле ничего такого, что могло бы вызвать интерес. Даже трава не растёт. А имущество смельчаков, имевших неосторожность на него сунуться и угодивших под разряд, обращается в пепел вместе с телом...
- ?..
- Нет, конечно. Молнии здесь ни при чём, это уже работают дезинтеграторы.
- Понятно.
- ...А в этом месте от границы поля к горе идёт дорога...

В окошке на несколько секунд появилась ярко-жёлтая полоса.

- ...Конечно, жрецы активно уговаривают не ступать и на неё тоже, но если вдруг попадётся кто-то излишне упрямый...
- И часто попадаются?
- По-разному. Бывает, каждый год, а бывает, за десятилетие никого... Есть легенда, что тот, кто дойдёт до вершины, сможет попросить богов об исполнении трёх желаний. При этом стоит сделать по дороге три шага, и возможности вернуться уже не будет.
- Дошедшие были?
- Нет. И жрецы предупреждают и об этом тоже.
- А сегодня...
- А сегодня постарались боги. Подожди немного, увидишь...

Болий Немий был невысок, кругл и плешив. Уже не молод, но ещё и не стар. Любил вкусно поесть, хорошо выпить и поговорить с интересными собеседниками. То есть с теми, которые слушали бы его раскрыв рот. Ещё любил... пофантазировать, за что носил прозвища Балабол, Трепач, Сказочник и ещё пару таких, которые вряд ли можно употребить в приличном обществе. Имел приятный бархатистый бас, которым мог перекрыть шум от десятка кузниц, и незлобливый нрав, благодаря чему был однажды принят жрецами Всех Богов в орден Идущих Братьев, они же странствующие проповедники, и бродил по землям нескольких владений, восхваляя оных богов и призывая смертных уверовать. Обычно Трепач следовал по давно выверенному маршруту, переходя от селения к селению, от городка к городку, и если отклонялся от него, то недалеко и ненадолго. Однако в этот раз вдруг прервал своё путешествие, развернул влекомую осликом небольшую повозку и направился в Громыхаловку, куда его вот уже третью ночь подряд звали странные сны...

Выехав на площадь — одно название, конечно, но попробуй что-нибудь объяснить деревенским — Болий остановил ослика у колодца, встал на козлах и прокричал, воздев руки и перекрывая долетавший сюда грохот проявлений божественного гнева:
- Лю-у-ди-и-и!.. - подождал немного и повторил: - Лю-у-ди-и-и!..

Дородная баба, развешивавшая мокрое бельё в одном из дворов, обернулась и, прищурившись, посмотрела, кто это там дерёт глотку. Убедившись же, что уши её не обманули, вернулась к своему занятию.
- Лю-у-ди-и-и!.. Истинно говорю ва-ам!.. - видимое отсутствие слушателей Трепача не смущало. Он знал, что голос его прекрасно слышен даже в самых отдалённых уголках построенных для паломников бараков. - Бо-ги лю-у-бят ва-ас!

Брат Куянидий, настоятель громыхаловского Храма Всех Богов, благостно улыбаясь, несколько раз удовлетворённо кивнул: братья, привлёкшие этого пустомелю к служению Вере, поступили абсолютно верно. Явно сами боги послали им эту мысль. Что ж, следовало поддержать их в нелёгком деле несения Света Веры, а для этого...

Жестом послав выжидательно глядящих на него младших жрецов к паломникам, ожидающим своей очереди войти в храм, брат Куянидий неторопливо, со всем возможным достоинством направился на площадь...
- Лю-у-ди-и!.. Внемлите мне!..

Капюшон рясы свалился с запрокинутой головы, и солнечный луч, отразившись от обширной плеши, зайчиком прыгнул на шпиль храма. На самый его кончик. Туда, где был закреплён большой кристалл горного хрусталя, заставив камень вспыхнуть всеми красками радуги. Один из бредущих к площади паломников, случайно глянувший в том направлении, восторженно охнул и рухнул на колени, начав истово восхвалять богов. Остальные последовали его примеру. Новый источник шума привлёк внимание настоятеля, и тот, разобравшись, из-за чего поднялся переполох, решил, что иные заблуждения лучше поддержать... Если, конечно, это заблуждения... А если нет?.. Как бы то ни было, ранее брат Куянидий ничего такого не наблюдал и упоминаний о подобных событиях не встречал. Так что... Так что, повернувшись к горе, поднял руки и вплёл свой зычный баритон в хор восхвалений.

- Хм? Неплохо...
- Даже очень, можно сказать, неплохо. Но, увы, совершенно случайно. Эти неогранённые кристаллы...

То, что возможные слушатели отвлеклись, не смутило Сказочника ни на миг: сколько раз он точно так же воздевал руки на ярмарках, на базарах, даже на перекрёстках и у переправ, когда на них скапливались толпы народа... Пусть сейчас они занимаются своим делом и не обращают на проповедь внимания, пусть! Потом, в тиши, в неге и покое они случайно вспомнят услышанное и...

...И это будет значить, что он, Болий Немий, исполнил свой долг! Указал путь! Объяснил... э-э-э... В общем, не зря орал. И потому:
- Лю-у-ди-и!.. Внемлите, ибо великие боги явили мне свою волю! Указали они мне путь!.. Лю-у-ди-и!..

- Указали путь?
- Обычный сон. Правда, пришлось повторять его трижды, прежде чем данная особь наконец-то сообразила, что от неё хотят.

- Лю-у-ди-и!.. Сказано было мне: «Иди в Громыхаловку! Взойди на гору! Вознеси с её вершины хвалу Нам! И не тронут тебя громы Наши! И будешь ты вознаграждён!»

- Вот мошенник!
- А что не так?
- Ему было сказано прийти в эту деревеньку и объявить, что те, кто осмелится взойти на вершину, получит награду и не будет убит громами. Понимаешь? Те, кто осмелится! А этот...
- А чего не так? Нормальный смертный, нормальная мотивация: а вдруг награды на всех не хватит? Вот и...
- Ну-ну. Посмотрю, как он с козлом разберётся.
- С кем?
- Козёл новой породы. Совершенно необычная шерсть. Недавно вывели. Если использовать в качестве племенного...
- И в чём проблема? Трудно поймать?
- Да нет, поймать-то легко, а вот спустить с горы... Его ж нести придётся!
- Хм... Мне говорили, что в вашей группе собрались экземпляры с довольно своеобразным чувством юмора.

[Uksus]

Поменял название.

[Uksus]

- Лю-у-ди-и!.. - не останавливался Балабол. - Узрите силу истинной веры! Узрите могущество богов! Узрите Их любовь к смертным!..

Проорав это, Трепач наконец-то смолк, опустился на сиденье и первым делом снял с пояса висевшую на нём вместительную флягу с сильно разбавленным водой вином. Ещё одна фляга, в два раза больше и уже с вином неразбавленным, была спрятана в повозке, однако доставать её сейчас было бы неразумно. А ну как жрецы подойдут и попросят дать попробовать, чем это странствующий брат глотку смазывает! Да и боги... Что там ни говори, а сны...

Разобрав вожжи, Болий вздохнул — не хотелось ему на гору! Ну вот совсем не хотелось! И если бы не награда... - и легонько хлестнул ими по спине длинноухого, одновременно направляя его в сторону Поля. Наблюдавший за ним Куянидий осуждающе покачал головой: не следовало брату поступать вот так! Сначала нужно доложить о Видении (в том, что оно было, настоятель не сомневался — меньше всего Балабол походил на упёртого фанатика, способного принять за Явление собственные фантазии) старшим братьям, затем организовать всё как полагается: торжественно, благостно... Оповестив не только эту захолустную деревеньку, но и близлежащие земли (да и не только близлежащие). Молебны провести...

Брат Куянидий вздохнул: что уж теперь, только и остаётся смотреть да молиться. Да сожалеть об упущенных возможностях...

- Тебе не кажется, что вместо восхождения будет, хм, возъезжание?
- Ну уж нет! Обойдётся! И потом... Хм, а ведь может получиться оч-чень забавно!..

От главного деревенского колодца всего ничего — немногим более пары сотен шагов, и повозка, влекомая неторопливо шагающим осликом, преодолела это расстояние довольно быстро. Двинувшаяся следом толпа, состоящая главным образом из паломников, держалась позади на некотором отдалении — мало ли что? А вдруг этот — сумасшедший? Или перепутал что? Или вдруг как раз в этот момент придёт бог, который про волю других ещё не знает, и ка-ак...

Достигнув края Поля, ослик остановился, как будто раздумывая, а надо ли оно ему, потом совсем как человек решительно тряхнул головой и ступил на ведущую к горе дорогу. Зрители, кто про себя, а кто и вслух, принялись считать шаги: один, два, три, четыре... И встал.

Толпа шумно выдохнула, и тут же в ней вспыхнули споры. Одни говорили, что Закон Трёх Шагов действует на всех, другие — что бессловесной скотины он не касается. Третьи доказывали, что раз уж осёл пошёл по дороге не сам по себе, а по воле хозяина, то сделанные животным шаги идут в счёт, четвёртые — что мало ли кто там и сколько нашагал, сам-то Трепач сиднем сидел, и потому...

Слушавшие всё это жрецы, понимая, что рано или поздно паства ринется за разъяснениями к ним, собрались было сначала тихонько отойти в сторонку, а потом и вовсе куда-нибудь спрятаться, но тут Балабол, убедившийся, что стегать упрямую скотину вожжами бесполезно, вытащил из повозки клок сена и, тоже спустившись на дорогу, отправился уговаривать серенького упрямца.

Длинноухий, задумчиво посмотрев на подношение, ухватил несколько сухих травинок, пожевал, после чего совсем как человек отрицательно мотнул головой. Тогда Сказочник ухватил животное за недоуздок и потянул за собой к горе, но то сначала упёрлось всеми четырьмя, а потом, когда плешивый проповедник открыл рот, дабы...

Что именно Балабол собирался сказать, так и осталось тайной, поскольку в этот момент осёл тоже открыл рот и выразил своё несогласие, да так, что Болий Немий, коему боги обещали защиту от грома, но не от ослиного рёва, от неожиданности выпустил недоуздок и шарахнулся назад. При этом он пробежал по дороге те самые пресловутые три шага в направлении горы. Хотя и спиной вперёд.

Зрители замерли в ожидании, и точно так же замер Трепач: если сейчас подойти к возку, будет это расценено, как нарушение закона, или же нет? Да и потом: а надо ли? Взбираться на гору скорее всего придётся на своих двоих, но до неё ведь ещё дойти надо? А это больше тысячи шагов! И потом, а как же божественная награда? А вдруг она окажется настолько большой, что одному её не унести? Эта мысль пришла в голову Болия впервые, и впервые недостойный слуга богов задумался о том, что, возможно, не стоило жадничать?..

Повздыхав и почесав плешь, что случалось с ним крайне редко, Сказочник попробовал подозвать неблагодарную (а кто о ней всё это время заботился?) скотину, называя её разными ласковыми именами и размахивая клочком сена, который к счастью не выронил. Однако длинноухая тварь, совершенно не помнящая доброго к себе отношения, ответила ещё одним гнусным рёвом, после чего сошла с середины дороги на обочину и принялась выщипывать растущие там травинки... которых ещё четверть часа назад там совершенно не было!

«Чудо!.. - прокатилось по толпе. - Чудо!..» Правда, теперь уже на колени никто не опускался. Наоборот, стоявшие впереди принялись оглядываться и пересказывать тем, кто не видел, что произошло. Одному на глаза случайно попался брат Куянидий, и он, ухватив жреца за рукав облачения, потребовал разъяснений.

Настоятель попытался аккуратно освободить рукав, однако не сумел и, сделав выражение лица ещё более благостным (хотя казалось, куда уж больше), важно заявил, что, мол, да. Чудо (поскольку до этого дня на Поле Грома не росло вообще ничего). И чудом этим боги в мудрости своей облагодетельствовали именно тварь бессловесную! Потому как она служит Делу Веры... Тут Куянидий чуть было не ляпнул «с пелёнок», однако вовремя опомнился и заменил так и просившееся на язык выражение другим: «Почти всю свою жизнь».

Затем, подождав, пока слушатели немного отойдут от потрясения, пояснил, что сей достойный представитель племени тяглового скота проведёт на Поле Грома столько времени, сколько будет угодно богам, после чего ему предложат уютное стойло при храме. Если же кто-то захочет получить потомство от благословенного богами животного, он может приводить своих ослиц. Храм всегда готов посодействовать в распространении хорошей породы. Слова «при соответствующем пожертвовании» произнесены не были, но каждый или почти каждый из слушавших проповедь договорил их про себя...

Тем временем Болий Немий, наконец-то поверивший, что жизнь несправедлива и что не получится не только доехать до горы с удобством, но даже забрать из повозки котомку с завёрнутыми в чистые тряпицы половиной каравая, куском сыра и таким же по величине куском сала, встал, осуждающе поглядел на спокойно пасущегося длинноухого и повернулся к горе...

На самом деле Гора Грома была не такой уж и высокой. Каких-то восемь сотен шагов. И склоны не такие уж крутые. И тропинка наверх ведёт. Хорошая тропинка. Достаточно широкая, чтобы можно было подниматься и спускаться не прижимаясь к скале. Ты только иди. Иди и в конце концов дойдёшь. До вершины. А там...

Увы, ноги Сказочника плохо подходили для длительных подъёмов. Они и для хождения по ровному месту годились не очень, и потому уже к началу тропинки он подходил с мыслью, что, наверное, не стоило всё же в это ввязываться. Конечно, награда богов — это награда богов. Божественная, можно сказать, награда. Однако же кто и когда видел, чтобы боги награждали просто так, а?.. Вот то-то!..

Спустя два часа, когда несчастный проповедник подползал, поскольку ходить уже не мог, к вершине, толпа зрителей, разошедшаяся было по своим делам, опять собралась у границы Поля, а осёл продолжал бродить по спёкшейся жёлтой глине, то и дело выдёргивая из неё травинки. За это время все желающие успели убедиться, что животное именно бродит, а не выискивает себе пропитание, ибо стебельки почему-то прорастали именно там, где длинноухий, остановившись, опускал голову. Прямо перед мордой!

Кроме того, несколько человек, имевших очень хорошее зрение, время от времени поглядывали в сторону горы, выискивая на склоне маленькую фигурку Избранника, и, убедившись, что она продолжает неуклонно продвигаться к цели, радостно сообщали об этом окружающим. Наконец кто-то крикнул: «Дошёл!» - и чуть ли не весь посёлок, побросав свои дела, собрался у Поля. При этом жрецы храма, наученные горьким опытом, предпочли не выбираться вперёд, а остаться в задних рядах — долг, конечно, долгом, однако же стремясь сделать как лучше, можно и добиться обратного. А оно надо? Взвесив все «за» и «против», преподобный Куянидий решил, что нет, не надо...

Вершина Горы Грома, с точки зрения всё же добравшегося до неё Болия Немия, представляла собой обычную вершину. Ровное место, в котором кто-то вырыл продолговатую неглубокую яму с отлогими склонами, в которую... Хотя нет, вряд ли на других вершинах присутствовали массивные каменные то ли алтари, то ли столы со столешницами белого мрамора. И козлы с ослепительно-белой и даже на вид невероятно мягкой длинной шерстью, возлежащие — иначе не скажешь — на этих столах-алтарях, с философским видом пережёвывающие жвачку и глядящие куда-то вдаль...

Впрочем, поскольку до этого бродячему проповеднику бывать на вершинах не приходилось — как-то оно всё не складывалось — сказать с точностью он не мог. Он сейчас вообще ничего не мог сказать или сделать, лишь тупо сидеть, ожидая, когда немного успокоится бешено колотящее в рёбра сердце и ноги отпустит скрючившая их боль. В голове крутилось:
«Сделать... Надо... Что-то сделать... Боги...»

Наконец Болий Немий нашёл в себе силы подняться, повернуться лицом к оставшемуся далеко внизу селению, воздеть руки к небу и прокричать:
- Лю-у-ди-и!.. Я... Я-а-а... дошё-ол... лю-у-ди-и! - и уже шёпотом: - Боги... любят нас...

- И что теперь?
- Н-ну-у, формально — он исказил волю богов, задача не выполнена...
- А если неформально?
- Неформально... Знаешь, как-то жаль его удалять. Может, потом, если ничему не научился... А сейчас...
- ?
- Пусть живёт! В конце концов, при его здоровье и силах подняться на этот... эту гору — и правда подвиг.
- Н-да... Ну что ж. Решение! Мир сохранить. Поместить в свободное место в Грозди. Всем участникам данного проекта — зачёт... И придумайте, что будете делать, когда аборигены дорастут до изучения физики.

Болий Немий не помнил, как спустился вниз и дошёл до ожидающих его паломников. Как был там бережно подхвачен под руки жрецами и отведён в храм, где честно признался преподобному Куянидию в совершённом подлоге...

Он не помнил, как отказался от ужина, и всё те же жрецы бережно отвели его в одну из келий, где он и заснул, едва только его голова коснулась ложа.

Он не знал, что впечатлённый его рассказом брат Куянидий до самого рассвета молился Всем Богам, пытаясь понять, что же теперь делать.

Он не знал, что почти перед самым закатом его ослик всё же притащил повозку в селение, доволок её до колодца, рядом с которым стояла поилка для скота, и когда закончил утолять жажду, прибежавшие жрецы отвели его на задний двор храма, где распрягли и поставили в стойло.

Болий Немий, недостойный брат, не знал всего этого и ещё много чего другого. Он просто проснулся следующим утром, съел на храмовой кухне тарелку пшеничной каши, выданную храмовым поваром, и запил её кружкой горячего ягодного отвара. После чего вышел на улицу, сел в знакомую повозку, запряжённую, правда, уже другим длинноухим, и отправился по знакомому пути, неся обитателям мира Свет Веры. Вот только те, кто его знал, замечали, что говорит он теперь меньше и, отвечая на вопросы, тщательно взвешивает каждое слово...

Обитающего на Горе Грома козла стараниями брата Куянидия всё же спустили вниз, отвели в храм и поселили в небольшом загоне рядом с конюшней. Где этот дар богов и занялся исполнением своего предназначения, улучшая породу коз. Для начала — из храмового стада. Когда же выяснилось, что его потомство обладает такой же, прямо скажем, божественной шерстью, преподобному Куянидию пришлось выдержать настоящее сражение с не менее преподобными братьями из столичных храмов, доказывая опасность переселения священного, без всяких оговорок, животного куда-то ещё. Потому как боги, конечно, любят смертных, но и пошутить они любят не меньше. Так что не дело это — вводить их во искушение. Ибо в стремлении получить больше можно потерять и то, что имеешь.

Что же касается ослика, он теперь вкушал заслуженный долгими странствиями отдых, деля время между подстилкой из свежайшей соломы, яслями с разными вкусностями и молодыми ослицами, время от времени навещавшими героя копытно-длинноухого племени. Его тоже попытались переселить в какую-нибудь из столиц, и в этот раз Куянидию пришлось уступить. Однако же преподобный оговорил одно условие: дать Благословлённому Ослу возможность самому выбрать. Согласием же считать выход оного животного с храмового хозяйственного двора. После чего долгое время на упомянутом дворе чуть ли не ежедневно разыгрывалось представление, достойное сцен княжеских театров. Увы, ни различные вкусности, ни самые привлекательные молодые ослицы не смогли преодолеть упрямства этой скотины. Сытая и удовлетворённая, она упорно не желала куда-либо идти, и приезжие жрецы, убедившись в тщетности своих попыток, повздыхав и выслушав насквозь фальшивые соболезнования здешних братьев, отправлялись восвояси не солоно хлебавши...

Данное обстоятельство послужило для многих прослышавших о нём ещё одним поводом совершить паломничество к Горе Грома, принося тамошнему храму пожертвования и от души, хотя и тайком, забавляясь «представлениями», даваемыми заезжими богослужителями.

Брат Куянидий, получивший благодаря случившимся событиям широкую известность в определённых кругах, несколько раз отказывался от повышений в храмовой иерархии, поскольку те означали снятие с текущей должности и перевод, и в конце концов был оставлен в покое. Как он потом признавался самому себе, от добра добра не ищут. Да и пример осла, твари пусть и не слишком умной по распространённому мнению, но иногда, как сейчас, весьма практичной, сыграл свою роль. Потому как хоть и любят боги людей, но по-своему, по-божески, и лучше их любовь лишний раз не испытывать... Во избежание...



КОНЕЦ

Ноябрь 2018г
Санкт-Петербург

[Uksus]

Сборка тут:
http://samlib.ru/s/sergej_uksus/tovkoscheydoc.shtml
http://samlib.ru/s/sergej_u/tovkoscheydoc.shtml



Товарищ Кощей

То ли фанфик, то ли пародия, то ли всё вместе на «Попытку возврата» Владислава Конюшевского. Надеюсь, он на меня за это не обидится...



От автора

Читатель, помни! «Товарищ Кощей» - не самостоятельное произведение, а всего лишь попытка переосмыслить «Попытку возврата», первую книгу одноимённой серии, принадлежащей перу Владислава Николаевича Конюшевского. И поэтому последовательность событий и персонажи взяты оттуда. Правда, поскольку попаданец не из будущего, а из прошлого, полного совпадения нет — что-то не произошло совсем, что-то, наоборот, добавилось, а что-то пошло немного не так. Ну и вместо знаний о будущем у попаданца имеются магия и большой жизненный опыт. Помни это, читатель! И приятного тебе чтения!


Где-то в лесах у западной границы...

Наверху громыхнуло особенно сильно, и пещера вздрогнула. Пол, стены, потолок... Большой базальтовый саркофаг без крышки, установленный в середине, и тоже базальтовый столб высотой в полтора человеческих роста в изголовье. Стоявший на самом верху столба сосуд с округлым дном качнулся в одну сторону, в другую, слегка наклонился к саркофагу, замер, медленно наклонился ещё сильнее и вдруг опрокинулся, выплеснув на лежащую в каменном ящике мумию поток жидкости, светящейся в темноте пещеры голубоватым светом.

Некоторое время ничего не происходило, потом приподнялась высохшая рука, пошевелила пальцами, и скрежещущий голос медленно проговорил на давно забытом языке:
- Вот дерьмо!

Потом долгое время проснувшаяся мумия возилась в своём пристанище, совершая различные движения, пока наконец не решила, что пора вылезать. С некоторым трудом перевалившись через край ящика, она постояла слегка покачиваясь, огляделась по сторонам и неторопливо направилась к стоящему у стены каменному сундуку, на крышке которого слабо светился отпечаток пятипалой ладони. Подойдя, мумия некоторое время будто собиралась с силами, потом решительно приложила руку к отпечатку. Почти сразу после этого сундук загудел, крышка треснула посередине, и обе её части разъехались в стороны, открывая доступ к содержимому хранилища.
- Ну вот, всё работает. А говорили: «Сломается! Сломается!..» Руки нужно иметь, а не культяпки корявые...

Продолжая бурчать себе под нос, нежить первым делом вытащила из сундука сосуд вроде того, что недавно вылил на неё своё содержимое, и припала к горлышку. А когда сосуд опустел, аккуратно отставила его в сторону и замерла, прислушиваясь к ощущениям. Очевидно, всё шло так, как и должно было, потому что через минуту ожидания мумия удовлетворённо кивнула и принялась одеваться. Предметы облачения доставались из сундука, надевались либо привешивались на предназначенные для них места, после чего наступал черёд следующих. Последними были извлечены широкий и длинный — до пят — плащ из тонкой кожи, ничем внешне не примечательная котомка и прямой двуручный меч с широким клинком. Меч был такой длины, что будучи поставлен на остриё, яблоком рукояти доставал мумии до середины груди. Это было могучее оружие, а ещё это был Знак. Знак Власти...

Взяв клинок в руки, мумия застыла...

Обратно к действию её привело сопровождаемое грохотом сотрясение пещеры. По стенам и потолку начали вспыхивать искры всё того же странно-голубоватого цвета, а вниз посыпалась пыль.
- Да что там эти смертные, совсем берегов не видят?! - на этот раз голос был похож на рёв разъярённого медведя. - Да чтоб вас Белобог с Чернобогом не поделили!

Схватив отложенную в сторону котомку и продолжая удерживать меч другой рукой, мумия с места прыгнула к ближайшей стене и успела исчезнуть в ней, прежде чем древние заклинания сдались окончательно и удерживаемый ими каменный свод рухнул...

[Savl]

Вспомнилось незабвенное
-Только через мой труп, - сказал Кощей бессмертный
-Ну, я подожду, - сказал Дункан МакЛауд и присел на пенёк.

[Uksus]

* * *


День был ясный, время приближалось к полудню, и жаркое июльское солнце не скупясь заливало полуразрушенную боями последних дней каменную стену своими лучами. Четверо двуногих в пропылённой, местами порванной красноармейской форме сидели, привалившись спинами к старинной кладке, и наслаждались покоем. Гул разрывов, треск выстрелов, рёв несуразных обвешанных железом повозок — всё это осталось там, по ту сторону стены. Где получившие по головам во время очередной попытки атаковать враги расползлись по щелям, зализывая раны. А может, и готовясь к обеду — супостаты отличались изрядной любовью к порядку во всём. В том числе и в набивании утроб. Но это там. А здесь...
- Да-а-а... - самый правый из четвёрки, выглядящий, если его отмыть и побрить, лет на тридцать, снял с остриженной под ноль головы пилотку и хлопком об колено попытался выбить из неё пыль. Фуражка, полагавшаяся ему, судя по одиноким шпалам в петлицах, давно где-то потерялась, а особая гордость, присущая красному командиру, не позволяла ходить, как говорили, «с пустой головой». Да ещё и, что ни говори, привычка... - Дела-а-а...

Сидевший рядом удивительно худой, если не сказать тощий, и столь же удивительно бледный мужчина неопределённого возраста хмыкнул, крутя в пальцах какую-то маленькую чёрную загогулину:
- Не смеши! Какие могут быть дела днём? Дела делаются ночью! - он отломил от загогулины кусочек и швырнул вверх и назад. Через стену. - Вон, спроси народ, - прикрытая такой же, как и у всех, пилоткой совершенно лишённая волос голова мотнулась влево, указывая на немолодого сержанта из старослужащих и сидящего за ним четвёртого члена этого небольшого отряда.

Теперь пришёл черёд хмыкать капитану. За всё недолгое знакомство он успел понять, что этот странный тип предпочитает любому времени суток ночь, а любой обстановке — темноту. Хотя, конечно, будь у него самого такие способности... Кощей, как он себя называет («именно через «о», от слова «кость»»), в темноте видит как кошка, а то и получше. Ну и двигается, как опытный диверсант. Правда, с головой у него...

[Uksus]

* * *

День начался для капитана государственной безопасности Сергея Гусева хуже некуда. Или, если уж быть совсем точным, хуже некуда была ночь, а день просто стал её продолжением. Сначала самолёт, который должен был доставить группу к месту работы, нарвался на очередь из зенитки и загорелся. Пилоты тянули, сколько могли, но когда машина начала разваливаться в воздухе, пришлось прыгать. Сергею повезло, он сидел у самого выхода и потому успел покинуть машину до того, как в ней что-то рвануло...

В общем, в район моста, который группа должна была взорвать, капитан осназа Гусев выходил один, практически целый (мелкие царапины не в счёт) и почти голый. В том смысле, что без взрывчатки, но зато с пачкой детонаторов и мотком бикфордова шнура вдобавок к обычному снаряжению и оружию.

Ещё была боль. Но её Серёга засунул как можно дальше, рассудив, что выпить за погибших товарищей он сможет и потом, а лучшей тризной по ним будет уничтожение цели, до которой они так и не добрались...

Вот так, размышляя, где бы взять взрывчатку, диверсант шустро шагал по протоптанной зверьём тропинке, идущей в нужную сторону, и чуть не выскочил на полянку. На обычную лесную полянку, посреди которой стоял... то есть стояло пнище. Дерево, которое когда-то росло на этой поляне, было огромным и могучим. Настоящим лесным патриархом. Но...

Но даже оно не выдержало борьбы со временем и пало, оставив будущим поколениям напоминание о бренности жизни...

Капитан, голова которого была занята проблемами насущными, философского смысла картины не заметил. Он даже на размеры пня не обратил особого внимания, просто мысленно отметив его наличие на поляне. Как и на то, что выглядит пнище так, будто лесного великана спилили... А вот тот, кто на этом пне сидел... А ещё — прислонённый к этому пню МГ-34 с пристёгнутым коробом, говорившим о том, что оружие заряжено... А ещё — воткнутый в пень огромный меч...

И вот это сочетание — меч плюс пулемёт — наложившись на события последних суток, ввергло бравого бойца в состояние ступора. Сергей застыл, чуть приоткрыв рот, глядя, как сидевший к нему боком непонятно одетый тип недовольно кривится, разглядывая клинок немецкого штык-ножа. Потом этот тип повернулся к капитану лицом и сделал левой рукой приглашающий жест. Гусев не отреагировал, и тогда кто-то с такой силой толкнул в спину, что Сергей рыбкой вылетел на поляну и кубарем покатился по ярко-зелёной высокой траве. Наконец остановившись, он рывком привстал на колено и, держа ППД наизготовку, принялся высматривать в кустах, кто это там обнаглел до такой степени, что осмелился дать пинка капитану осназа. Сидящий на пеньке чужак как-то вылетел из головы, и Гусев вспомнил о нём, только услышав почти над головой насмешливое хмыканье и затем скрежещущий голос, тоже с явной насмешкой интересующийся:
- Ну как? Нашёл?

Первым побуждением осназовца было уйти кувырком в сторону и потом, с разворота перечеркнуть чужака очередью. Остановило его всё такое же насмешливое:
- Ну, попробуй.

Медленно посчитав про себя до десяти, Сергей глубоко вздохнул, шумно выдохнул и, опустив оружие, наконец обернулся. Если чужак издали казался странным, то вот так, на расстоянии пары шагов просто ужасал. Вытянутое худое лицо, невероятно бледная кожа, лишённая даже ресниц, почти лишённый губ растянутый в широкой улыбке рот... И глаза. Большие, горящие ядовито-зелёным огнём.
-Гой еси, добрый молодец! Камо грядеши?
- Э-э-э... - протянул Гусев на такое странное приветствие, потом всё же вспомнил о вежливости: - Капитан Гусев, осназ НКВД. Выполняю важное правительственное задание.
- Кощей, князь ночной, - чуть склонил голову чужак. - Хожу гляжу, что в мире деется.

«Контуженый», - с сожалением понял Сергей. Ибо только контуженый будет, нарядившись в явно музейные вещи и с музейным же мечом, бродить по этим местам, рискуя встретиться с гитлеровцами. Да и говорит соответствующе: медленно, как будто вспоминая давно забытые слова. И голос... Как по железу железом — похоже, ещё и в горло чем-то приложило. Или ещё что.

С другой стороны, он тут явно не один: и Сергея кто-то пнул, и, вон, пулемёт с... - капитан посмотрел на пенёк и чуть не выматерился, увидев там два МП-38 и два ремня с жёлтыми кобурами — с таким вот арсеналом. Явно же не своим раритетом он это всё добыл, верно?
- Есть будешь? - неожиданно спросил Кощей.

Гусев хотел было отказаться, но предательски забурчавший живот заставил передумать.
- Вон, - голова с надетой на ней остроконечной шапкой, опушённой тёмным мехом, качнулась вправо и назад. - Там погляди.

Обойдя пень, Сергей обнаружил рядом с ним два немецких солдатских ранца.
- Во-во, - подбодрил чужак. - В сундучках этих глянь. Там было.
- А ты? - спросил Гусев, изучая содержимое ранца.
- А я уже, - хмыкнул Кощей. В этот раз в его голосе звучало явное довольство.
- А этот?.. - Сергей замолчал, подбирая слова. - Ну, этот! Который меня... это...
- А этому, когда уходить будем, ты на пне этом угощение оставишь. И поклонишься!
- Это ещё зачем? - Гусев от удивления даже жевать перестал.
- А затем, - теперь чужак говорил даже без тени насмешки, - что хозяина уважать надо. Ты ж уже давно по лесу-то бродишь?
- С ночи...
- Во-от. А Хозяину Лесному небось и не поклонился ни разу. А?
- Кому?!
- Лешему!
- А-а-а... - Сергей вспомнил, что с контужеными лучше не спорить, и поспешил перевести разговор на другую тему: - Слушай, Кащей...
- Кощей! - в голосе чужака лязгнули зубья медвежьего капкана. - От слова кость!
- Понял! Извини! Ошибся... Это... Вот это вот всё, - для ясности Гусев помахал рукой с зажатым в ней бутербродом из немецкой пайковой галеты и куска колбасы. - Откуда это?

Чужак, похоже, остывал так же быстро, как и возбуждался (что также говорило о его душевном нездоровье), потому что в его голосе опять звучало веселье:
- Когда доешь, глянь вон в тех кустах, - костлявая рука указала, в каких именно.

[Uksus]

Кто-нибудь знает, в 1941 в СССР всё ещё говорили "месмеризм" и "животный магнетизм" или уже употребляли термин "гипноз"?

[Uksus]

Прикинув, что там может быть, Сергей последовал умному совету и сначала доел сделанные бутерброды, запил водой из фляги и уложил остатки продуктов в тот ранец, из которого их достал. И только потом отправился в указанном направлении.

Сразу за обрамляющими поляну кустами жимолости, между двумя берёзами стоял немецкий мотоцикл с коляской, сбоку от которого аккуратным рядком лежали три трупа в фельдграу.

Первой мыслью Гусева было, что это чья-то идиотская шутка — трупы выглядели так, будто несколько лет пролежали где-нибудь в пустыне, под палящим солнцем (сам капитан такого не видел, старшие товарищи рассказывали). Второй — что это вообще не трупы, а куклы из того же музея, где приоделся чужак. Вот только обнаружившиеся в карманах зольдбухи были настоящими и имели относительно недавно сделанные записи.

Задавив внезапно подкатившую тошноту, Сергей внимательно осмотрел тела в поисках следов от пуль или ножа, не нашёл и.. испугался. Он умел стрелять и резать. Он умел водить машину и ездить верхом. Он умел оказывать первую помощь и взрывать мосты. Но он не знал, как бороться с нечистой силой. Он вообще не верил, что она существует. Во-об-ще! Так что уходить бы ему сейчас, не возвращаясь на поляну, да гордость взыграла: чтобы он, большевик, красный командир, осназовец испугался какой-то силы, будь она хоть трижды нечистая?!

Перед возвращением к пню Сергей старательно натянул на лицо то выражение, с которым обычно стоял перед устраивающим разнос начальством. Потом немного подумал и убрал тень обиды — на кого тут обижаться-то? - заменив её на лёгкий интерес. После чего, мимоходом пожалев об отсутствии зеркала и возможности порепетировать, решительным шагом пошёл обратно.

Оказалось, что пока он отсутствовал, чужак времени не терял. Оружие и ранцы были аккуратно сложены с одной стороны пня, меч куда-то исчез, а сам Кощей держал в руках какую-то сероватую тряпочку, початую пачку немецких галет и недоеденную колбасу. И когда Гусев подошёл, протянул всё это ему:
- Лоскут ближе к середине пня расстели, а это — сверху.

Когда Сергей управился, последовало следующее указание:
- Теперь отступи на шаг, поклонись слегка — потому как вой ты, а не оратай — и скажи: «Хозяин лесной, не держи зла. Прими от чистого сердца. Не побрезгуй».

Чувствуя себя участником какой-то сумасшедшей театральной постановки, Гусев сделал, как ему сказали, и повернулся к Кощею. Тот удовлетворённо кивнул:
- Вот и лепо. - после чего указал на трофеи: - Возьмёшь себе что?

Сергей помотал головой и объяснил:
- Взрывчатки-то нету. А остальное и своё есть. Вот только бы это спрятать...
- Хозяин укроет до времени, - отмахнулся чужак. - А взрыв-чат-ка — это?..
- Н-ну-у... - поскрёб Гусев коротко стриженный затылок, - это зелье такое. Только твёрдое. На мыло похоже. Делает... Гром делает. И ломает.
- Что ломает?
- А всё! - решительно заявил капитан и облегчённо выдохнул.

Наморщив лоб, Кощей какое-то время о чём-то напряжённо размышлял, потом раздражённо тряхнул головой, будто отгоняя наваждение, и предложил идти дальше. Мол, тот самый таинственный Хозяин, если знает, где оно есть, выведет. И уже у самого края поляны, перед тем как нырнуть в кусты, Гусев обернулся и не увидел на пне ни тряпочки, ни галет, ни колбасы...

Пока капитан собирал из осколков хоть какое-то подобие картины мира, чужак успел найти явно звериную тропинку и теперь неторопливо шагал по ней. Не оборачиваясь. Давая случайному встречному возможность самому решить, идти ли следом или же избрать другой путь.

Они шли около часа — впереди чужак, за ним, отставая на десяток шагов, осназовец. Тропинка напоминала прогулочную дорожку в парке санатория НКВД, в котором Гусеву довелось однажды побывать, с той разницей, что не такая широкая и не посыпана тщательно просеянным песочком, а укрыта палыми листьями. Ни тебе колдобин, ни тебе выпирающих из земли корней, ни веток, которые приходится отводить. Не тропинка — сплошное удовольствие. Иди не хочу. Ну и какое-то непонятное ощущение безопасности. Непонятное — потому что в этих местах в это время его быть не может! Потому что...

Занятый самокопанием Гусев почти утратил контроль над окружающим и потому, когда чужак вдруг остановился, чуть в него не врезался.
- Что там? - шёпотом поинтересовался капитан.
- Кажись, тихо, - так же шёпотом отозвался Кощей, выждал несколько секунд и скомандовал: - Пошли!

Просочившись через куст, Сергей почти уткнулся носом в борт стоящей на обочине полуторки. Похоже, подношение Хозяину леса, как его называл чужак, сыграло свою роль. Вот если теперь в машине найдётся взрывчатка...

Нет, конечно, всё это сплошь суеверия, мракобесие и вообще опиум для народа, но...

Но если в этой полуторке отыщется хотя бы десять кило тротила, то он, большевик и красный командир, заходя в лес, будет кланяться его хозяину, как бы это со стороны ни выглядело.
- Не стой! - хлопнули капитана по плечу. - Ищи!

Вздрогнув, капитан забросил оружие за спину, подпрыгнул и, ухватившись за борт, забрался в кузов. Там обнаружились с десяток предупредительных табличек «Осторожно мины», два пустых ящика из-под винтовок и стандартный ящик с толовыми шашками. Задавив радостный вопль, Гусев вытряхнул из валявшихся рядом вещмешков содержимое и принялся перекладывать в них взрывчатку. Жизнь определённо налаживалась! Теперь, даже если Кощей откажется помогать дальше, задание всё равно будет выполнено...

«Кстати! - Сергей привстал и закрутил головой, выискивая чужака. - А где он»?

В обозримом пространстве Кощея не было.
«Может, по надобности отошёл?» - подумал Гусев. Верить в то, что случайный знакомец исчез вот так просто, не сказав ни слова, не попрощавшись, не хотелось. И не потому, что теперь придётся тащить взрывчатку в одиночку — это-то как раз мелочь, не стоящая упоминания. Даром, что ли, учили? И дотащит, и заминирует, и взорвёт. И даже если при этом сам погибнет...

Дело было в другом: за те несколько часов, что длилось их знакомство, Сергей почему-то стал воспринимать Кощея, как одного из бойцов своего отряда. А он вот так вот взял и...

[Uksus]

Кусты перед кабиной колыхнулись, и из них на обочину выбрался чужак, так что Серёга закончил мысль совсем не так, как собирался: «...не ушёл!» Кощей же, постояв задумчиво, посмотрел на Гусева и пояснил:
- Воя в лес отнёс.
- Э... кого? - не понял Сергей.
- Хм... бойца, - после недолгого раздумья поправился контуженый. - Того, что повозкой этой правил. Его ведь... самолёт побил, так? Так у вас эту загогулину летающую называют?

Гусев, не найдя, что ответить, задумался, и Кощей, поглядев на него, сменил тему:
- Всё собрал?.. Тогда слазь, - и когда капитан, передав ему вещмешки, спустился сам, спросил: - Куда дальше?

Капитан хотел было достать карту и показать на ней, но потом решил, что чужак может в ней не разобраться, и потому просто ткнул пальцем:
- Вот примерно в той стороне. Там, если идти прямо, река будет и мост на ней...


К нужному месту они вышли, когда до захода солнца оставалось чуть больше двух часов. Сгрузили вещи на корни старой разлапистой сосны и не сговариваясь направились посмотреть на цель путешествия. Кусты здесь почти не росли, и потому к берегу пришлось подбираться ползком. На всякий случай. Потому что бережёного...
«Бога нет!» - сердито напомнил себе Гусев. Он, пока шли сюда, припомнил кое-какие слухи, гуляющие по Комиссариату, и, как ему казалось, понял, откуда появился такой без преувеличения странный тип, чьи умения противоречат диалектическому материализму. Дело в том, что был в Комиссариате отдел, который занимался, если по-научному, всякими паранормальными явлениями, а если по-простому — чертовщиной. Был! И вроде как руководил этим отделом старый чекист Бокий. Чем там они занимались и до чего додумались, неизвестно, однако в один кому прекрасный, а кому и явно не очень день отдел был закрыт, а его сотрудники зачищены...

В общем, всё оказалось обставлено так, чтобы желания копать эту историю ни у кого не возникло. Сергей тоже не копал — иногда чем меньше знаешь, тем дольше живёшь — но вот уши и глаза держал широко открытыми. И вот сейчас, шагая за, так получается, боевым товарищем, вдруг подумал, что на самом-то деле никто отдел и не закрывал! И людей никто не расстреливал. А перевели их всех с тем, что они раскопали, в ну оч-чень секретную лабораторию. Которую из-за разбойного нападения гитлеровцев эвакуировать просто не успели. А там — случайный налёт или артобстрел и...

...и контуженый паранормальный специалист, случайно уцелевший при взрыве...

А может, и не случайно. Может, ответственный товарищ принял решение об уничтожении объекта, чтобы тот не достался фашистам, а наиболее ценных сотрудников отправил к своим...

Как бы то ни было, Кощея, получается, желательно доставить к своим. Крайне желательно. Потому как такой специалист, если его вылечить...

Мечты о светлом будущем оказались прерваны самым грубым образом — они пришли...


- Вон, видишь, средняя опора? - Гусев, не отрываясь от бинокля, объяснял лежащему рядом... Вообще-то называть его чужаком даже про себя было как-то неудобно, и потому капитан решил: пусть будет соратником... - Во-от, от той опоры шага три отступить в сторону нашего берега и ставить заряды, на балках, - он помолчал. - Взрывчатки маловато, но там больше не было, а ещё искать — времени нет. И так эта ночь — крайний срок. Да-а... А чтобы заряды там поставить, бу-дет ну-жно-о...
- …тот дозор, что на нашем берегу, придавить, - насмешливо продолжил Кощей. - Ты уж, добрый молодец, за оратая-то меня не держи, сделай милость.

Гусев поперхнулся следующим словом, слегка покраснел и, чтобы хоть как-то скрыть смущение, сильнее прижался к окулярам. Потом подумал, что выглядит это по меньшей мере смешно, и попробовал перевести разговор на другое:
- Вот скажи, Кощей, вот ты говоришь — оратай. А что это? Или кто?
- Оратай, - хмыкнул соратник, - это тот, кто орает...
- Э-э-э... чего-чего делает? - от неожиданности Сергей оторвался от бинокля и обернулся.
- Орает... Пашет, если по-нынешнему. Этот... Как там... Слово-то придумали... Крестьянин!
- Я-а-сно-о... - протянул капитан и опять занялся рассматриванием объекта. - А скажи, - продолжил он выяснение непонятных моментов. - Вот для тебя наш язык непонятный, да? Чужой. То есть раньше на нём не говорили, так? А вот как ты на нём говоришь?

От Кощея потянуло чем-то неприятным. Нето холодом, нето сильным недовольством, нето ещё чем-то — капитан почувствовал, как по спине побежали мурашки и уже приготовился откатиться в сторону, а потом по обстоятельствам, когда Кощей хмуро проговорил:
- Ряд.
- В смысле?

Соратник вздохнул и принялся рассказывать:
- Я когда наверх выбрался, воя вашего повстречал. Ноги перебиты, идти не мог. Остался с... пу-ле-мётом, погоню задержать. Я ему ряд предложил: он мне душу отдаст, а я всю погоню, что за его... сотоварищами идёт, к предкам отправлю. Ряд положили... Договор, - Кощей прикрыл глаза. - Всё по чести. Осталось, как к твоим выберемся, весть послать его роду...

Подождав некоторое время, но так и не дождавшись продолжения, Гусев уточнил:
- А как же вы договаривались, если ты языка-то не знал?
- А вот так!

Слова прозвучали чётко и ясно, без ставших уже привычными скрежета и акцента, и капитан вдруг осознал, что услышал их не ушами. Что прозвучали они в его голове...

[Аль-Искандер]

А ещё будет?

[Uksus]

Угу.

[Uksus]

Слова прозвучали чётко и ясно, без ставших уже привычными скрежета и акцента, и капитан вдруг осознал, что услышал их не ушами. Что прозвучали они в его голове...


Когда зашло солнце, Кощей, просидевший всё время ожидания опустив веки и прислонившись спиной к стволу старой берёзы, открыл глаза, полыхнувшие в начавшей сгущаться темноте ядовито-зелёным пламенем, и встал, разминая плечи. Покрутив заодно и головой, он повернулся к капитану и спросил:
- Готов?
- Так точно! - неожиданно для самого себя ответил Гусев, с трудом подавив желание вытянуться по стойке смирно. Сейчас, с наступлением темноты, случайный встречный, представившийся князем ночи и выглядевший ряженым психом, вдруг превратился в истинного князя.
- Тогда слушай, что будем делать...


Уходя от моста, Сергей думал о том, что если он напишет в отчёте об операции правду, его самого сочтут контуженым или законченным психом. И упекут куда положено. И не сказать...

Тут ведь дело даже не в самом Серёге Гусеве, будь он хоть дважды осназовцем и трижды капитаном ГБ. Тут дело в том, что такой сильный паранормальный спец может быть ну просто невероятно полезен Родине и советскому народу. А значит, доложить о нём надо обязательно. Но если доложить не всё, то пойдёт Кощей в лучшем случае в госпиталь, а в худшем — в заведение, в котором палаты с мягкими стенами. А если всё...

К тому времени, когда тропинка наконец-то вывела их на очередную полянку, на которой одиноко стояла копёшка прошлогоднего сена, Сергей уже окончательно запутался в логических построениях. По всему выходило, что как ни поступи, а будет плохо. И неизвестно, до чего бы додумался в итоге бравый капитан осназа, если бы Кощей, взяв его за плечо и подтолкнув к копёшке, не скомандовал отбой. После чего Гусев, сделав чисто механически несколько шагов в заданном направлении, рухнул на сено и мгновенно заснул.

Снилось капитану, что стоят они с князем перед Командиром и докладывают об успешном выполнении поставленной задачи. При этом Сергей подробно рассказывает о том, как товарищ Кощей, применив новейшие достижения советской гипнотической науки, сначала выводит из строя караульных, а потом, когда всё же поднимается тревога, насылает на целый взвод гитлеровцев сильнейшую иллюзию, заставившую их уничтожать друг друга. Сам же капитан государственной безопасности Гусев в это время спокойно производит установку зарядов, после чего они с товарищем Кощеем, запалив бикфордовы шнуры, спокойно отходят на безопасное расстояние и наблюдают за уничтожением стратегически важного объекта «Мост».

Потом ему снилось, как Командир приказывает написать два отчёта — один подробный, а другой только с упоминанием основных этапов, без заострения внимания на товарище Кощее и его способностях. Ну, и уже под утро приснилось, как Командир устраивает товарищу Кощею разнос за то, что тот уничтожил всего лишь взвод гитлеровцев, хотя мог уничтожить целую дивизию...

Что на этот разнос ответил товарищ Кощей, капитан посмотреть не успел - кто-то подёргал его за ногу, и скрежещущий голос скомандовал:
- Подъём!

Приподняв веки, Сергей увидел над собой бледное Лицо Ужаса из детских страшилок. Лицо смотрело на него с каким-то нехорошим, гастрономическим интересом и ухмылялось. Вздрогнув, Сергей распахнул глаза пошире и уже хотел завопить от страха, когда вдруг понял, что никакое это не Лицо Ужаса, а уже почти ставшая привычной физиономия контуженого типа, называющего себя князем ночи. Наглая ухмыляющаяся физиономия.

Впрочем, учитывая ту помощь, которую данный князь (после подрыва моста Гусев даже мысленно произносил этот титул без кавычек) совершенно добровольно оказал выполняющему важное задание командования капитану ГБ...

А если ещё добавить, что он и ночь отдежурил один, дав упомянутому капитану возможность выспаться...
- Ручей там, - костлявый палец ткнул в сторону. - За кустами. Двадцать шагов, - Кощей с сомнением поглядел на Сергея и уточнил: - Моих.

Кивнув, Гусев отправился в указанном направлении, на ходу прикидывая, что можно использовать в качестве полотенца. Подол нижней рубахи или носовой платок. Подол вчера пропитался потом и пах соответственно. Носовой платок тоже был... почти чистым...

Поняв, что ни один, ни другой вариант ему не нравится, Гусев в конце концов решил не вытираться вообще — воздух чистый, пыли нет. Так высохнет. Потом пришла мысль, что Кощей наверняка что-нибудь скажет по этому поводу, и Сергей приготовился отшучиваться, однако князь только спросил, есть ли у Гусева что поесть.

Поесть у Сергея не было. Тогда, при знакомстве, он как-то постеснялся пополнять свои запасы из чужих трофеев, понадеявшись при этом на Кощея, но, оказывается, зря. Впрочем, князя, такое впечатление, отсутствие пищи телесной не огорчило. Он просто кивнул и заявил, что раз так, то придётся идти на охоту. Гусев только плечами пожал: идея, конечно, так себе, но учитывая особые отношения князя с лесом, в наличии которых сомневаться не приходится...

Что слово «охота» они с Кощеем понимают по-разному, капитан осознал, когда контуженый паранорм вывел его к дороге и заявил, что засада будет здесь. Правда, на какую именно дичь (что не на зайцев, Гусев уже догадался), не сказал. Так что Серёге оставалось лишь молча кивнуть и устроиться поудобнее. Ну, и терпения набраться. Но это он умел — учили.

Примерно через час ожидания сидевший слева в трёх шагах князь вдруг явно насторожился, привстал, прислушался, а потом, повернувшись к Сергею коротко бросил:
- Приготовься!

[Uksus]

Спустя ещё минуты три послышался слабый, но быстро усиливающийся стрекот мотоциклетного мотора, а ещё через полминуты Кощей вдруг резко взмахнул рукой, и между ним и Гусевым, проломив растущий на обочине куст, в лес с дороги влетел трёхколёсный образец сумрачного тевтонского мотоциклостроения. Влетел, попал передним колесом в неизвестно откуда взявшуюся на пути (ну не было её там! Не было!) узкую, но довольно глубокую яму, перевернулся и заглох. Не ожидавший такого водитель вылетел из седла и, пролетев примерно метра полтора, ткнулся головой в полусгнивший пенёк. Пассажир же, почему-то сидевший позади, пойманный князем за шиворот прорезиненного плаща, повис на вытянутой Кощеевой руке, хлопая выпученными глазами.
- Поспи пока, - щёлкнув пойманного по лбу пальцем свободной руки, князь довольно небрежно опустил его на землю. После чего подошёл к начавшему подавать признаки жизни водителю и проделал с ним то же самое — приподнял, щёлкнул... Только вот опустил не сразу, а сначала подтащил к первому.

Явно полюбовавшись получившейся картиной (во всяком случае Гусев понял выражение его лица именно так), Кощей наконец обратил внимание на мотоцикл. Обошёл пару раз, попробовал приподнять за коляску, после чего повернулся к капитану:
- Подсоби-ка...

Вдвоём они не особо напрягаясь, как показалось Сергею, поставили машину сначала набок, а потом и на колёса, и князь, потыкав пальцем в пробку бензобака и покрутив рукоятку газа, спросил:
- А скажи, капитан Гусев, далеко ли нам до твоих добираться?
- А поведёт кто? - спросил Сергей, мгновенно понявший, к чему клонит Кощей.
- Попробовать надо, - задумчиво изрёк князь. - Тот вой, он на ваших тарахтящих повозках ездил. Вроде как и на таких тоже... И ты мне не ответил.

Гусев чуть было не спросил, какой такой вой, но вовремя вспомнил и прикусил язык. Он уже понял, что воспоминание о том случае, мягко говоря, не доставляет напарнику удовольствия. Так что просто наморщил лоб, прикидывая расстояние, а потом сообщил, что если пешком и не останавливаться, то дней семь-восемь. А если на мотоцикле, то, может, дня два. Только вот, во-первых, бензина не хватит, поскольку бак неполный, а ехать по прямой всё равно не получится, а во-вторых, что их наверняка остановит первый же пост на дороге, и тогда придётся прорываться с боем, уходить в лес и дальше всё равно двигать пешком.

Кощей всё это выслушал, покивал, а потом заявил:
- А если ногами пойдём, то до зимы ваших не догоним.

Гусев вскинулся было, чтобы ответить наглецу как полагается — какое имел право он, будь хоть трижды князь (о том, что это могло быть бредом контуженного мозга, капитан как-то забыл), говорить о неудачах советского народа! Какое...

Столкнувшись взглядом с Кощеем, Сергей вдруг обнаружил, что не может шевельнуть ни рукой, ни ногой. Да и дышать получается с трудом. Однако вспыхнувшая ярость требовала выхода, и он прошипел:
- Предательство... Нас обманули... Заключили мир, а сами... Но мы... всё равно... мы их...

Князь как-то грустно улыбнулся своим безгубым ртом, и Гусев вдруг ощутил, что его ничто больше не держит. И пока он восстанавливал равновесие, ярость схлынула, оставив после себя неприятную сосущую пустоту. Махнув рукой — мол, да что говорить — он отвернулся и направился освобождать захваченных гансов от плащей, касок, документов и прочего уже не нужного им имущества. Потому что как ни крути, а Кощей прав: это сейчас до наших около полутора сотен километров по прямой, а пока идёшь, они могут ещё отступить...


Пять минут спустя Сергей аккуратно сложил возле мотоцикла два плаща, две каски, два противогаза в круглых ребристых коробках и двое мотоциклетных очков — вещей вроде и мелких, однако способных сильно осложнить жизнь своим отсутствием.

Ещё поверх легли два карабина, которые, для полной достоверности, тоже неплохо бы прихватить, повесив на себя в положение «за спину».

Когда Гусев выпрямился, переводя дух, Кощей, внимательно за ним наблюдавший, одобрительно кивнул и посоветовал:
- Ты в таратайке погляди. Должна быть еда для тебя. А я пока дело доделаю, - после чего, подхватив всё ещё бессознательных пленников за поясные ремни, неторопливо потащил их в глубину леса.

Представив, во что эти двое в конце концов превратятся, Сергей покачал головой и занялся вопросом собственного пропитания. Первым делом он проверил большой бидон, выпавший из коляски, когда мотоцикл перевернулся. Бидон этот оказался пустым — похоже, гитлеровцы только ехали за молоком. Зато внутри коляски, в вещмешке обнаружился кусок сала, явно «изъятый» у кого-то из местных, несколько пачек всё тех же пайковых галет, узелок с колотым сахаром и пакет из вощёной бумаги с чем-то, напоминающим по цвету молотый кофе, а по запаху — жареный ячмень. Тоже, конечно, молотый.

В принципе, для утоления голода этого хватало, но душа просила большего, и Гусев занялся осмотром багажных коробов, которых на данном изделии фирмы «БМВ» оказалось аж четыре штуки...

К возвращению князя Сергей успел всё осмотреть, рассортировать, позавтракать (а заодно и скорее всего пообедать), собрать то, что могло пригодиться, в вещмешок, и выбрать себе один из двух плащей.

Кощей появился совершенно бесшумно, вызвав у Гусева мгновенный приступ зависти, и в ответ на вопросительный взгляд пояснил, что «одного отдал лесу». Так что в ближайшем будущем можно смело рассчитывать на продолжение сотрудничества с его Хозяином. Потом, подойдя, протянул капитану часы, снятые с руки одного из гансов
- Спрячь пока, потом пригодится.
- Это мародёрство! - попробовал было возразить Гусев.

Князь посмотрел на него с сожалением, как на неразумного малыша, лепечущего какую-то ерунду, и пояснил, что мародёрство — это когда обираешь тех, кого убили другие, «себе в калиту», а если после битвы да в общий котёл или дружинную казну, а тем более когда сам «ворога» убил - то это уже законная добыча. И нечего тут. А не знаешь, куда деть, можно у обозников на что полезное сменять.

[Uksus]

Не ожидавший такой отповеди капитан несколько секунд смотрел на напарника вытаращенными глазами и чуть ли не открыв рот. Кощей же, хмыкнув, отвернулся и принялся примерять на себя отложенное снаряжение.

Несколько минут спустя, выкатив мотоцикл на дорогу и усевшись на водительское место, князь посмотрел на устраивающегося в коляске Сергея и неожиданно подмигнул:
- Ну что, попробуем?..

Ехали спокойно. Поначалу Кощей, пока не освоился, сильно не газовал, но потом, привыкнув, хорошенько наддал. Затем Сергей, время от времени сверявшийся с картой, скомандовал поворот, и князь послушно съехал с шоссе на просёлок. Как объяснил Гусев, впереди должен был быть мост, а у моста наверняка окажется пост. А влезать в драку средь бела дня да ещё на дороге, по которой то и дело идут вражьи колонны — верх наглости.

Против его ожидания, напарник возражать не стал, спросив только, они там переправиться-то смогут? Или придётся железного коня лешему дарить, а самим вплавь? На что Сергей ткнул пальцем в карту и сообщил, что тут... да-да, именно... вот эти вот чёрточки — это брод. И глубина там метра полтора... должна быть. Но лето жаркое, дождей нет, так что...

Кощей хмыкнул, снова завёл мотоцикл, который глушил на время разговора, и покатил куда сказали.

Они уже почти добрались до нужного места, когда на одном из редких перекрёстков, пропуская небольшую колонну из грузовика с кузовом без тента и броневика капитан совершенно случайно углядел в этом самом кузове несколько человек в красноармейской форме. Подумав, что простых бойцов и младших командиров так везти не будут, Гусев ткнул князя в бок и указал пальцем:
- Давай за ними!

Аккуратно держась позади колонны — чтобы и глаза не мозолить, и не потерять — они ехали ещё минут десять, пока не добрались до какой-то деревушки. Там гансы принялись показывать местным, что такое есть орднунг, а Кощей без дополнительных напоминаний свернул в заросли, заглушил мотор и потребовал объяснений. Попытался, потому что Сергей, не дожидаясь полной остановки, выскочил из коляски и с биноклем в руке побежал подыскивать наблюдательную позицию — очень уж интересно ему стало, что это такое им попалось.

А в деревеньке творилось, по мнению Гусева, непотребство: высыпавшие из броневика проклятые оккупанты, позабыв о классовой солидарности, приступили к любимому (если верить преподавателям истории) занятию всех агрессоров — грабежу мирного населения. Правда, не сразу. Сначала выгрузили из кузова пятерых пленных (Серёга, разглядевший в бинокль нарукавные шевроны у некоторых, мысленно присвистнул) и в сопровождении вылезшего из кабины лейтёхи отвели в ближайший дом. Потом выставили у крыльца часового. И только потом принялись ловить всякую живность, имевшую неосторожность попасться им на глаза.
- Ну и что? - раздалось над ухом. Подобравшийся бесшумно Кощей улёгся рядом и тоже принялся наблюдать за мародёрами.
- Пленные, - коротко пояснил Гусев. - В избу увели. Пятеро.
- И что? - не понял князь. Явно с его точки зрения причина выглядела недостаточно серьёзной, чтобы менять планы.
- Это, считай, политотдел дивизии почти в полном составе.
- И что?
- Освободить бы... - Сергей оторвался от бинокля и посмотрел на напарника. - Понимаешь, дивизия — это тысяч десять. Иногда больше, иногда меньше. Ну, командует...
- Понятно — Кощей не стал ждать, когда капитан подыщет подходящее слово. Если вообще подыщет. - Это они?
- Нет, - качнул головой Гусев. - Эти помогают. Следят, чтобы бойцы думали правильно.

Кощей ненадолго задумался, разглядывая избу, потом неуверенно уточнил:
- Колдуны?

Сергей поперхнулся воздухом и закашлялся, зажимая рот, чтобы не шуметь.

Недоумённо посмотревший на него князь нахмурился:
- А коли нет, то кто? - и сам себе ответил: - Получается, либо бояны, либо волхвы. Что те, что те языками молоть любят. Иной раз как ляпнут...
- А этот, ну, который душу тебе отдал, он что думает? - Гусев, не зная, что сказать, попытался выиграть время.
- Думал, - поправил князь. - Да то же самое. Придёт, наговорит всякого, повторит, что старшие сказали... Хм, таки волхвы получаются. Ни один боян над собою старшего не потерпит. Разве пока в учениках ходит...
- В общем, - решил не развивать тему «Кто есть кто в армейском бардаке» Гусев, - надо их освободить. Понимаешь, Кощей?
- Прямо сейчас? - скривился князь. - До ночи не подождёт?

Сергей, которому тоже не хотелось лезть средь бела дня на десяток стволов, с сожалением вздохнул:
- До ночи они куда-нибудь уедут, - он потыкал себя пальцем в грудь: - Вот сердцем чую, что если не сейчас, то потом не достанем.

[Uksus]

Дальше было, как в тех фильмах ужасов, о которых рассказывали товарищи, побывавшие в заграничных командировках. Кощей крался впереди (ну как крался — шагал как всегда бесшумно, только слегка пригнувшись), в двух шагах за ним — капитан, держа в правой руке ППД, а в левой нож. Перебравшись через невысокий плетень с той стороны дома, где не было ни одного окна, они сначала заглянули в курятник, и Сергей впервые увидел, как питается его напарник. Любители свежих яиц вдруг застыли и стали быстро усыхать. Против ожидания, выражение лица князя при этом было далеко от довольного.
- Слишком быстро, - пояснил он, морщась. - Слишком быстро и слишком много.
- А... - начал было Гусев, но Кощей перебил:
- День, не моё время, Сила нужна...

Сергей подумал, что «Сила» прозвучало так, как будто князь произносил это слово с большой буквы. Если, конечно, такое возможно.
- Лучше глянь аккуратно, - Кощей кивком показал на угол дома, - караульного тихо убрать сможешь?

Гусев аккуратно, как сказал князь, выглянул, оценил обстановку и, спрятавшись обратно, покачал головой: и стоит этот ганс неудобно, боком, и чтобы метнуть нож, придётся вылезать, потому как делать это с левой руки неудобно да и не учили, и «БраМита» нет...
- Тихо — никак, - на всякий случай пояснил он вслух.

Кивнув, Кощей задумчиво посмотрел на свою ладонь, на которой перекатывался маленький — с два грецких ореха - совершенно чёрный шарик, потом на Сергея и спросил:
- Восьмерых ножом упокоить сможешь?

Гусев прислушался к себе и кивнул: сможет.
- Тогда, - продолжил Кощей, - сделаем так, - князь вытащил откуда-то оправленный в серебро клык какого-то крупного хищника на серебряной цепочке и протянул капитану: - Надень так, чтобы тела касалось, - после чего пояснил: - Это защита. Вот от этого, - он приподнял руку с шариком. Часового я отвлеку, потом брошу шарик. За... этот... броневик?

Сергей кивнул.
- Потом ты спокойно идёшь туда и всех режешь. Их там восемь. Они там будут просто стоять. Или сидеть. Или лежать... Сможешь?

Сергей снова кивнул.
- Хорошо. Остальное я сам.

Всё прошло как по нотам. Сначала князь, выглянув из-за угла, сложил пальцы левой руки в какую-то фигуру и повернул её, как будто что-то завинчивал. Затем, выйдя уже полностью, навесом отправил свой шарик через стоящий к ним бортом «Ганомаг», после чего махнул Гусеву: «Вперёд!» Потом...

Потом спокойно, как было сказано, идущий Сергей, держа нож наготове, завернул за угловатую корму бэтээра и уже не видел, как возникший буквально из воздуха за спиной отвлёкшегося часового Кощей аккуратно, почти нежно взял того сзади за шею, и молодой здоровый мужик вдруг как-то обмяк и стёк на землю, сложившись в неаккуратную кучку, поверх которой улеглись каска и карабин. Князь же, по-прежнему бесшумно, поднялся на невысокое крыльцо, приоткрыл едва слышно скрипнувшую дверь и странным образом просочился в образовавшуюся щель, в которую, казалось, разве что кошка смогла бы пролезть.

Спустя две минуты он появился на крыльце, одной рукой таща за шиворот немецкого лейтенанта в бессознательном состоянии, а в другой держа немецкую же офицерскую фуражку. За ним следовали бывшие пленные, при виде которых закончивший свою кровавую работу Сергей хмыкнул: судя по лицам, Кощей отмочил что-то в своём репертуаре.

Спустившись по ступенькам, князь со словами: «Погляди, что ты там смотришь, потом свяжи и сунь в эту железную таратайку», - вручил подошедшему капитану пленного и его фуражку, а сам повернулся к освобождённым. Оглядев их и скривившись, как от чего-то кислого, он тем не менее стал распоряжаться:
- Ты и ты, - костлявый палец указал сначала на подполковника с перевязанной головой, потом на другого, целого. - Еду собрать, сложить в... - теперь палец уткнулся в кузов «Ганомага». - Там. Потом найти посуду, набрать воды, - и видя, что выбранные собираются возразить, лязгнул медвежьим капканом (другого сравнения Сергей так и не смог подобрать): - Бегом!

Проводив их взглядом, Кощей перенёс внимание на троих оставшихся. Они как раз успели перестроиться, встав треугольником. Один впереди, явно привыкший командовать, и двое по бокам и чуть сзади. Судя по взглядам, горящим неприкрытой ненавистью, тоже начальники. Но помельче. Один, с забинтованной рукой на перевязи, получив указание «справить нужду и готовиться к пути», сверкнул глазами, однако возражать не осмелился и пошёл за угол. Второй, получив направление «в помощь капитану Гусеву» (сам Гусев при этом едва не уронил челюсть на сапоги), открыл было рот, но посмотрел на явно не собирающегося вмешиваться начальника и тоже почёл за лучшее не спорить.

Последний оставшийся, которого такое распределение подчинённых на работы явно позабавило, внимательно оглядел князя с ног до головы, задержавшись на золотой гривне, и спросил:
- А мне куда?
- Старший? - на всякий случай уточнил Кощей и, получив утвердительный ответ, отмахнулся: - А куда хочешь. Хочешь — вон, в таратайку залазь и сиди там, а хочешь — за меньшими своими гляди.
- А чего так?
- Не по чину.

Тем временем ошалевший от собственной наглости Гусев (гонять политработников — это только ушибленный на голову князь мог до такого додуматься!) приказал приданному подполковнику снять с трупов кителя и часы. На попытку возразить он просто приподнял бровь, и подполковник, непроизвольно оглянувшись на кузов бэтээра, за которым находилось начальство, увял. Поглядев, как тот возится, Сергей рысью направился к грузовику, чтобы посмотреть, нет ли и там чего полезного. Через пять минут он уже бежал обратно — почти полная двухсотлитровая бочка бензина явно заслуживала того, чтобы ради неё побеспокоить командиров. Добежав до мирно о чём-то беседующих князя с дивкомиссаром, он козырнул (всё же на голове каска, хоть и немецкая) и попросил:
- Кощей, помоги, пожалуйста. Там, в грузовике, бочка с горючкой...

Кивнув, князь отправился в указанном направлении, сопровождаемый удивлённым взглядом дивкомиссара. Ещё более удивлённым этот взгляд стал, когда дивизионный комиссар увидел, как освободивший их непонятный тип, распоряжающийся так, будто он по меньшей мере комкор, а все вокруг молодые лейтенанты, без напряжения принимает поданную из кузова бочку и ставит на землю. А когда спустя некоторое время, понадобившееся, чтобы перелить часть горючего в полупустой бак бэтээра, этот тип поднял и не напрягаясь поставил в кузов «Ганомага» пусть и полегчавшую, но всё равно увесистую ёмкость, дивкомиссар впал в ступор.
«Такого не бывает! - было написано на его лице. - Не бы-ва-ет!»

[Uksus]

В себя он пришёл, когда подошедший вместе с типом капитан козырнул и представился:
- Товарищ дивизионный комиссар! Капитан государственной безопасности Гусев, осназ! Выполняю важное правительственное задание!
- Рад с вами познакомиться, товарищ капитан государственной безопасности, - протянул в ответ руку для пожатия дивкомиссар и покосился на князя. Однако тот стоял, наблюдая за происходящим и не выказывая ни малейшего желания представляться первым. Более того, чутьё опытного партаппаратчика буквально вопило о том, что этому типу на них на всех, кроме, может, капитана, плевать со Спасской башни.

Неприятно, конечно, однако окажись он сам на месте этого... этого, как бы он относился к представителю высшего начальствующего состава, попавшему в плен? А если добавить, что представитель этот — комиссар?..

Представив, какие вопросы в связи с фактом пребывания в плену ему могут задать в ведомстве капитана Гусева, дивкомиссар почувствовал, как между лопаток побежала струйка холодного пота. Неприятная сложилась ситуация. Очень неприятная. Конечно, исправить её сейчас не получится, но вот как-то смягчить... Наверняка ведь и капитан, и этот тип по возвращении будут писать отчёты, и что они напишут, будет зависеть от отношения к освобождённым. Очень сильно будет зависеть. А значит...

А значит, следует засунуть поглубже свою спесь и для начала всё же представиться первым. Благо тип этот и так уже проявил известное уважение, не став распределять комиссара на работы вместе со всеми. Решив так, дивкомиссар повернулся к Кощею:
- Разрешите представиться. Степанов Андрей Яковлевич. Дивизионный комиссар.
- Кощей, князь ночной, - чуть склонил голову тип.

Степанов беспомощно оглянулся на капитана, однако тот смотрел очень даже серьёзно. То есть глупым розыгрышем это не пахло. А чем тогда?.. Контузией?..

Решив расспросить об этом капитана, когда представится случай, дивизионный вспомнил манеру общения... этого, и продолжил, стараясь её придерживаться:
- Рад знакомству с тобой, князь. И прими мою благодарность, что вернул мне и моим людям свободу.

К его удивлению, Кощей поморщился:
- Что рад — врёшь.
- А...
- А благодарность — это к капитану Гусеву. Это он вас в той таратайке углядел и освободить решил, - после чего повернулся к Сергею: - Ты такие, - кивок в сторону «Ганомага», - водить умеешь?
- Н-ну-у...
- Понятно. Надо попробовать, - и громко объявил: - Всё, залезайте! Сейчас поедем!..

Сразу поехать не удалось. Сначала пришлось втискиваться в немецкие кителя, потому что плащи мотоциклистов, увы, не подходили. Затем — разбираться с коробкой передач. Благо на приборной доске нашлась табличка со схемой. Но это поняли потом, а сначала Кощей, случайно врубив заднюю, снёс кормой половину забора. Наконец, один из освобождённых вспомнил, что забыл кое-куда сбегать.

Но всё же выехали. И даже отъехали. Недалеко. До того места, где остался мотоцикл. Когда поравнялись с ним, князь остановил машину и спросил Гусева:
- Что-нибудь забирать будешь?

Сергей хотел было ответить, что ничего, однако вспомнил, что их теперь не двое, из которых один обычную пищу не употребляет, а семеро. И шестерых из них надо как-то кормить. Точнее, хоть как-то. И куска сала с галетами, припрятанного в мотоцикле, на один раз вполне хватит. Если нарезать потоньше...

Потом, когда уже опять поехали (капитан всё же решился показать Кощею карту и объяснить дорогу), Сергей отправился к бывшим пленным о чём-то с ними беседовать, а князь, крутя баранку, дёргая рычаги и топча педали задумался о своём. Из этого состояния его вывел истерический, со взвизгиваниями вопль за спиной:
- Да как вы смеете?! Да как...

На мгновение обернувшись, Кощей рявкнул:
- Цыц! - и опять погрузился в свои мысли, а сидящие в кузове дружно уставились на подполковника с забинтованной головой, открывающего и закрывающего рот, подобно вытащенной на берег рыбе. Особо сходство это усиливалось тем, что ни одного звука изо рта подполковника не вылетало.

Наконец дивкомиссар, замедленная реакция которого на события объяснялась серией потрясений, случившихся в один день, обратился за разъяснениями к Гусеву:
- Товарищ капитан госбезопасности, а-а-а... что это... было?
- А это, граждане, - Сергей, решивший проявить твёрдость, присущую сотрудникам той организации, в которой состоял, обвёл собеседников особым чекистским взглядом, - гражданин подполковник сорвал голос.

Для тех, кто служил или работал в органах политического воспитания бойцов и трудящихся, одним из важнейших умений было понимание намёков. Даже самых тонких. Причём правильное понимание. Ибо ошибка в таком важном деле могла дорого обойтись не только карьере, но и, учитывая обстановку, жизни.

Дивизионный комиссар Андрей Яковлевич Степанов правильно понимать намёки умел. Даже значительно более тонкие, чем прозвучавший в голосе капитана государственной безопасности Гусева. И потому, обведя взглядом подчинённых, дабы убедиться, что они внимательно слушают, поспешил заверить оного капитана, что да, они понимают — волнения, потрясения, холодная вода из колодца... Удивительно,что дело закончилось одним лишь сорванным голосом. А то ведь и горячка могла случиться... Потом, поглядев в квадратные от ужаса глаза онемевшего подполковника, осторожно поинтересовался, возможно ли это как-то вылечить.
- Не могу сейчас сказать, - покачал головой капитан государственной безопасности Гусев. - Вроде и не такое уж редкое заболевание, и хороших специалистов по нему — раз-два и обчёлся. Вот остановимся, я с князем посоветуюсь. Может, он знает, - и Сергей снова обвёл присутствующих особым чекистским взглядом.
- Конечно-конечно! - покивал дивизионный комиссар. - Мы подождём...

[Uksus]

Остановились они менее чем через час, когда выехали к броду. Кощей, поставив машину немного в стороне, заглушил двигатель и вылез из-за руля, разминая плечи. Поглядевший на него Гусев повернулся к политработникам:
- Прошу внимания! Сейчас — пять минут на оправку, потом мы с вами, за исключением товарища дивизионного комиссара и вот вас, товарищ подполковник, - он кивком указал на раненого в руку, - будем наполнять вот эти вот мешки, - Сергей вытащил на проход кипу дерюжных мешков, раздобытых в деревеньке, - песком и укладывать их у бортов. Потому что броня у этой... таратайки такая, что её винтовочная пуля насквозь пробивает. Вопросы?

Вопросов ни у кого не возникло, но чей-то живот громко буркнул, напоминая, что и его тоже не мешало бы наполнить. Услышавший это Кощей посоветовал тогда уж и перекусить после работы, «пока стоим». Мысль, по мнению Гусева, была стоящая, и он попросил «однорукого» заняться организацией стола. После чего, подавая пример, первым выпрыгнул за борт...

Управились примерно за час. При этом Кощей занимался техникой — что-то осматривал, что-то проверял, что-то подливал, а опять оставленный без работы дивкомиссар, подумав, решил помочь подчинённому-инвалиду с организацией питания. Когда же все расположились за импровизированным столом, князь по своей непонятной привычке уселся под берёзу, опёршись спиной о ствол, и прикрыл глаза.

Обративший на это внимание дивкомиссар вопросительно посмотрел на Сергея, но услышав: «Диета!» - только кивнул, не пытаясь выяснять подробности.

Перед тем, как отправиться дальше, князь объявил, что следующая остановка будет через два часа, на закате, потом после полуночи, а потом уже, наверное, только у своих. Потому как чего тянуть?

Гусев был с Кощеем совершенно согласен: во-первых, ну что такого можно сделать, имея груз в виде пятерых совершенно не приспособленных к работе во вражеском тылу? Во-вторых, еды осталось на один перекус — тех самых бутербродов с салом наделать из мотоциклетной заначки. В-третьих, учитывая обстоятельства, очень хотелось бы доставить к своим пленного офицерика. То есть Кощей тоже, получается, голодный будет. Мысль, чем кормить князя, когда они доберутся до своих, у Сергея не возникла...

Дальнейший путь был хоть и извилистым, но совершенно спокойным. Особенно после захода солнца, когда князь как-то так выпрямился, развернул плечи и довольным голосом сообщил сидящему рядом Гусеву: «Ну вот! Моё время!» Капитан, уже видевший такое преображение, только кивнул: его так его. Учитывая, что напарник каким-то образом видел в темноте без всякой дополнительной подсветки вроде фар, ночная езда становилась намного предпочтительнее дневной. А если кто из гансов случайно увидит... Ну, пусть попробует догнать.

Вообще-то Сергей думал, что всё это усиление способностей с приходом ночи, о котором говорил Кощей, является следствием сильного самовнушения, однако благоразумно не высказывал своих предположений вслух. Он просто сидел рядом и, пока позволяло освещение, следил за дорогой и время от времени поглядывал в карту, чтобы не заблудиться. Однако князь строго следовал разработанным маршрутом, и это ещё больше укрепляло капитана во мнении, что его напарник — выходец из какой-то оч-чень секретной лаборатории.

Всё хорошее когда-нибудь заканчивается, закончилась и спокойная езда. Уже перед самым рассветом, в только-только начавшихся сумерках они, вывернув из-за поворота, выскочили на стоящий на дороге пост. На нём даже, как успел разглядеть Гусев, шлагбаум был. Раскрашенный чёрными и белыми полосами. Опущенный. И перед этим шлагбаумом какой-то щекастый тип в каске и с большой бляхой на груди. Они так и врезались Серёге в память: шлагбаум, щёки, каска и бляха.

От неожиданности капитан заорал: «Дави!» - и Кощей, и без того державший скорость сорок километров в час, каким-то чудом добавил ещё. Увы, ганс был стреляный воробей и подцепить его на бампер не получилось — успел отскочить. И тоже заорал. Причём так, что подрёмывавшие несмотря на тряску освобождённые политработники от неожиданности чуть из кузова не повыпрыгивали.

Потом сзади затрещали мотоциклетные моторы, и аж три (Гусев посчитал по фарам) тарахтелки ринулись в погоню. Капитан перетащил пулемёт назад и попытался отстреливаться, однако не получалось — то бэтээр тряхнёт, то мотоцикл вильнёт... В общем, не учили их этому. Не у-чи-ли!..

Потом к погоне присоединились ещё пара мотоциклов и «Ганомаг», вынырнувшие откуда-то сбоку, и Сергей, успевший расстрелять ленту, понял, что толку не будет, вернулся к Кощею и поинтересовался, не может ли тот сотворить что-нибудь этакое. На что князь, не отрываясь от управления, буркнул: «Силы мало».

Гусев хотел было напомнить, что сейчас вроде как почти ночь, то есть самое время князю проявлять эту самую Силу... Но вспомнил, что напарник и без того её проявляет. Причём по его, Серёги Гусева, просьбе — натощак. Ну и, наконец, что почти ночь — это всё-таки уже не ночь... На миг капитану даже стало немного стыдно, но он тут же прогнал это несвоевременное чувство и направился к пулемёту: попадёт или нет, но хоть напугает...

Он успел расстрелять ещё одну ленту и зарядить предпоследнюю, когда перед бэтээром преследователей вдруг встал султан из земли и чёрного дыма, подсвеченный снизу багровой вспышкой. Проскочив сквозь него, вражеский «Ганомаг» принялся разворачиваться, явно не собираясь продолжать погоню...

И капитан государственной безопасности Сергей Гусев! Со всей своей большевистской ненавистью к проклятым империалистам, захватчикам и бандитам (припомнилось виденное недавно разграбление крестьянского хозяйства)! От всей своей пролетарской душ... то есть, конечно, горячего сердца! Не думая о перегреве ствола (всё равно стрелять по порскнувшим в стороны мотоциклам бесполезно), всадил в подставленный борт длинную, до самой отсечки очередь!..

...После чего, спохватившись, с воплем: «Это наши!» - скакнул к кабине, надеясь, что этот контуженый не успел ещё никого переехать...

[Uksus]

* * *

- Слышь, сержант, - бледный, похоже, был решительно настроен поговорить. - Вот скажи, когда лучше дела делать, днём или ночью?
- Ну так, товарищи командиры... - старый служака нюхом чуял, что с этой парочкой — бледным и капитаном - что-то не так, и потому не желал портить с ними отношения даже в мелочах. И пока получалось. Но вот сейчас... Однако от него определённо ждали ответа, и сержант попытался выкрутиться: - Тут смотря какое дело-то. Одно лучше днём, а другое, наоборот, ночью...
- А какое когда? - не успокаивался бледный.
- Ну так... - сержант погладил щеку и, обнаружив на ней (в который уже раз за сегодня) двухдневную щетину, скривился. В который раз. Увы, им всем не мешало бы помыться, постираться, побриться... Последнее — кроме бледного. У него щетина почему-то не росла... У сержанта, конечно, были подозрения, однако ведь не спросишь. Да и голос... Не соответствовал, в общем, этим подозрениям голос. Вот. - Ну... Ночью — это, к примеру, бабу помять. Ну, или молодуху какую. А днём... Ну, в гости сходить...
- К этим? - бледный опять оторвал от загогулины какую-то штучку и швырнул за спину. Через стену.

С той стороны грохнуло, как будто один из пролетающих высоко в небе бомбардировщиков уронил бомбу. Вот только ставшего уже привычным воя не было... Сидевший слева молодой сунулся было глянуть, что там такое, но старослужащий, ухватив его за плечо, удержал:
- Сиди.
- Так там...
- Сиди, говорят! - прикрикнул сержант, правильно оценив безразличие командиров. За последние два дня он уже не раз имел случай убедиться, что несмотря на все странности эта парочка воевать умеет. И если уж они не дёргаются, то и простым бойцам смысла нет. Особенно бледный. Явно контуженый.

Капитан, нагнувшись вперёд, посмотрел на задумавшегося сержанта и мысленно усмехнулся: размышления ветерана легко читались на его лице. Да и если бы не читались, достаточно было вспомнить себя...

* * *

Это неправда, что после слов «конец сказки» заканчивается жизнь. Она продолжается. И иногда это продолжение бывает даже интереснее самой сказки. Или маразматичнее. Сергей думал об этом, проверяя и подписывая очередной акт. На этот раз — о передаче хозчасти ста литров трофейного бензина. А до этого...

После предъявления всех документов и других средств опознавания (по взаимной договорённости ни слова о пребывании политработников в плену сказано не было. Благо их удостоверения личности и партбилеты оказались у офицерика) командование полка как с цепи сорвалось, демонстрируя члену Военного совета товарищу дивизионному комиссару Степанову А.Я., что в полку везде порядок. Особенно в том, что касается учёта материальных ценностей. Вот и пришлось Гусеву под сочувствующим взглядом местного особиста тщательно сверять перечни передаваемого имущества с самим имуществом, после чего заверять соответствующие акты (в двух экземплярах) своими подписями.

Со всей этой беготнёй о пленном как-то забыли, а когда вспомнили, оказалось, что он уже умер. Судя по внешним признакам — сердечный приступ...

Когда это обнаружили, дивкомиссар, поймав взгляд Сергея, едва заметно кивнул. Как понял Гусев, выражая благодарность. Хотя, конечно, благодарить следовало Кощея, разглядывавшего подсвеченные восходом облака с таким видом, будто ничего важнее для него в этом мире не было...

Потом, правда, выяснилось, что всё же было: когда шумиха вокруг высокого начальства слегка улеглась, князь, подойдя к дивкомиссару, достал из-за пазухи аккуратно завёрнутые в тряпицу документы — командирское удостоверение и комсомольский билет — и почтовый конверт с адресом. Передав всё это Степанову, Кощей коротко рассказал о подвиге их ныне покойного владельца и попросил, как он выразился, «послать весть роду». Дивкомиссар клятвенно пообещал сделать всё, что полагается, а наблюдавшему за этой сценой Сергею вдруг показалось, что Степанов стал после этого смотреть на князя как-то иначе... Теплее, что ли?

А потом был цирк: дивкомиссар подвёл к Кощею своего онемевшего крикуна и спросил, можно ли его вылечить. На что князь, оглядев страдальца, поинтересовался, а надо ли? И добавил, что таких раньше вообще языков лишали. А то как ляпнут... И опять глянул на подполковника. Но теперь — как будто примеривался, как половчее того за язык ухватить. Бедолага аж шарахнулся. Начальнику за спину. Все, кто рядом стоял, поотворачивались да губы кусать стали, чтобы не заржать. Серёга бы тоже отвернулся, но... служба!

Тем временем дивкомиссар, сообразив, что на самом деле калечить его подчинённого никто не собирается, совершенно серьёзным тоном попросил князя всё же не использовать такие — он запнулся — строгие меры. Кощей с минуту смотрел ему в глаза, после чего согласно кивнул, объяснив помилованному, что если тот ещё раз вздумает на кого-нибудь закричать...

Гусев поверил. Почему-то. И присутствовавший при разговоре особист, как он потом сказал, — тоже. И дивизионный комиссар. И те подполковники из его свиты, что слышали князя...

Когда Сергей позже рассказал об этом Кощею, тот объяснил, что так оно и будет. Поскольку не дело волхвам горлом брать. Не по чину. Невместно. И добавил, что он хоть и ослабел за время долгого... сна, но на пяток проклятий силы хватит...

Следующее «продолжение сказки» случилось по прибытии на базу. База — а точнее несколько небольших домиков на 3-4 комнатушки каждый с «удобствами» во дворе — располагалась то ли в бывшем профилактории, то ли в чём-то такого типа. В посёлке из примерно четырёх десятков похожих домиков и нескольких строений покрупнее — клуба, столовой, администрации...

И в этом благолепии (если, конечно, забыть о войне хотя бы ненадолго) группа Гусева занимала аж четыре стоящих рядом домика. Один из этих домиков был отведён под столовую и склад вещевого довольствия, ещё в одном раньше жили бойцы, вылетевшие на то злополучное задание, так что он сейчас пустовал. Третий занимали водители и охрана, в четвёртом же разместились Командир, сам Гусев и радисты. В посёлке же обитали сапёры и банно-прачечный отряд, как с огорчением сообщил князю Сергей — исключительно мужского состава.

Что касается размещения, то тут Кощей мог выбирать: либо в одной комнате с Гусевым, либо в домике осназа, сейчас пустующем. Правда, как долго князь останется в этом домике один, капитан не знал.

Князю было совершенно безразлично, какую койку считать своей - только недавно проснувшись после тысячи с лишним лет сна, спать он в ближайшем будущем не собирался вообще. И сообщать об этом кому-либо — тоже. Во всяком случае — заранее: сами, если что, потом увидят. С другой стороны, это, как и меч, тоже было Знаком. Знаком Положения. И если смотреть с этой стороны, то комната капитана Гусева оказывалась предпочтительнее. И конечно, говорить об этом впрямую Кощей не стал...

Распорядившись притащить ещё одну койку, Сергей пригласил князя пообедать, ничуть не удивился отказу и попросил тогда подождать на одной из стоящих у домиков скамей.

Выбрав ту, что стояла на солнышке, Кощей внимательно её осмотрел и, оставшись довольным увиденным, сел и запрокинул голову, прикрыв глаза и подставляя солнцу мертвенно-бледное лицо...