#414 Road Warrior » 17.03.2020, 22:04
4 декабря (22 ноября) 1854 года. Амьен.
Игнаций Качковский, беглец.
На привокзальной площади царила обычная суета – сновали экипажи, то выгружая пассажиров и багаж, то увозя тех, кто только что приехал. Бойкие торговки предлагали немудреную снедь. На своем посту замер полицейский, который, вместо того, чтобы внимательно осматривать прохожих, покуривал трубку, обращая внимание разве что на женский пол. Некий тип неприметной наружности взглянул на мой чемоданчик, но, напоровшись на мой колючий взгляд, поднял руку – мол, все понял, поищу себе жертву попроще.
– Вы на Ле Трепор? – спросил я у одного из водителей дилижансов, ожидавших на северной стороне площади.
– Нет, я на Мобёж через Сен-Кантен – видите табличку, мсье? Трепорские там – и он показал на пустое место чуть подальше. – Но вы сначала купите билет.
И правда, если в прошлом приходилось платить за проезд прямо на борту, то сейчас в будочке с надписью «Билеты» сидел человек с роскошными бакенбардами. На мой вопрос про Трепор он назвал цену, взял деньги, спросил фамилию (я назвался мсье Мишо – так звали одного моего армейского приятеля), выписал сам документ, после чего добавил:
– Отправляется он в половину четвертого, мсье. Будет в Трепоре в десять вечера. Ну или чуть позже.
– А что, раньше ничего нет?
– Зима же. На море мало кто хочет, вот разве что те, кто туда едет лечиться. Но вы, мсье, на такого не похожи... – И он посмотрел на меня, ожидая откровений.
– Друг у меня там, вместе в Алжире служили. Приглашал в гости.
– Понятно. Значит, будьте здесь не позже трех часов. А то потом народ набежит, все лучшие места позанимает.
– Мерси, мсье!
Я достал часы из кармана – как я и думал, у меня в запасе оставалось более двух часов. Мне вдруг захотелось есть, но ничего покупать на площади я не хотел – мне совсем не улыбалось заработать диарею, а то и полноценное пищевое отравление. Западную сторону площади окаймлял бульвар де Бельфор, с другой стороны которого находились рестораны получше, да и публика, вышедшая на променад, была почище – неспешно прогуливались буржуа, дамы дефилировали под зонтиками, бонны вели за руку детей...
– Новое про покушение на нашего любимого императора! Новое про покушение на нашего любимого императора! Читайте Пикардийский курьер! – орал мальчишка, тряся стопкой газет в левой руке.
Я протянул монетку белобрысому нахалу, и он принял ее у меня с видом сеньора, оказавшего милость своему вассалу. Засунув ее в нагрудный карман, он протянул мне газету, смазав меня равнодушным взглядом. Но вдруг выражение его лица изменилось, и он, перестав кричать, сунул газеты под мышку и, перебежав через бульвар, двинул в сторону того самого полицейского, изредка бросая на меня мимолетные взгляды. А знакомство с местными стражами порядка ну уж никак в мои планы не входило.
Я, не особенно спеша, пошел по рю де Нуайон. Увидев заведение под названием Ле Бушон* (*Пробка для вина) и убедившись, что малец не смотрит в мою сторону, я юркнул в двери. Пройдя сквозь зал, я вышел через чёрный ход и оказался в одном из переулков, откуда отправился дальше к собору Нотр-Дам. Где-то далеко, со стороны рю Нуайон, послышалась трель полицейского свистка. Еще чуть-чуть, и я бы не ушел.
В Нотр-Даме я уже бывал, но это было давно, и я вновь поймал себя на мысли, насколько он красивее и изящнее, чем парижский обрубок с тем же названием, хотя, конечно, и здесь башни так и остались недостроенными. Увы, времени наслаждаться его ажурной готикой и древними витражами у меня не было. В соборе я прошел в часовню Святых даров, стал на колени, как и положено, и, делая вид, что молюсь, заглянул в газету, которую я положил перед собой.
Первое, что я увидел, был портрет, достаточно точно изображавший мою персону, с припиской внизу: «Этот поляк хотел убить нашего дорогого императора. Награда за его поимку – три тысячи франков!» Конечно, сейчас у меня были накладные бакенбарды и усы – кстати, совсем другой формы, нежели во время покушения – но узнать меня при желании было можно, хоть и с трудом. Похоже, мальчишка это и сделал. Сам виноват – надо было быть поосторожнее.
Но теперь мне не было дороги ни на вокзал, ни к дилижансам. Да и в Ле Трепор ехать смысла не было. Во-первых, продавца билетов опросят в первую очередь – а он уж точно запомнит, что я купил билет именно в этот небольшой порт. Ну и, во-вторых, ехал я туда потому, что там у меня был знакомый рыбак, не гнушавшийся иногда, за кругленькую сумму, переправить кого-нибудь через Ла-Манш. Вот только не исключено, что и он меня узнает по портрету в газете. А тогда он точно сдаст меня местным жандармам – и за три тысячи франков, и потому, что я – несостоявшийся убийца их дорогого императора. Если бы он был один, можно было бы попытаться заставить его переправить меня под дулом револьвера, но у него там целая команда, а в одиночку с его посудиной не справиться.
Более того, мне теперь заказана дорога и во все порты побережья – Булонь, Кале, Дюнкерк... Единственное, что мне пришло в голову – уйти в Бельгию. Там к французам относятся плохо, но даже в этой стране важно, чтобы меня не узнали – я думаю, три тысячи франков перевесят историческую неприязнь. Да и до границы более сотни километров.... Так что и это не вариант.
И что мне теперь прикажете делать? Дилижансы мне противопоказаны, поезда тоже, а возвращение в Париж равносильно тому, как если бы я сам положил шею под лезвие гильотины. Есть в Амьене, конечно, человек, связанный с «Польшей молодой», да только после того, как я убил Вечорека – а эта информация тоже содержалась в статье – еще неизвестно, как он поступит со мной. Так что единственное, что я смогу сделать – это попробовать отлежаться, да не в самом городе, а где-нибудь в окрестностях. Найти одинокий дом, убить его обитателей... Но и это чревато, ведь неизвестно, когда и кто их хватится.
Был, конечно, один адрес в Абвиле, километрах в сорока-сорока пяти от Амьена. Его мне в свое время назвал лорд Каули. Вот только нужен ли я до сих пор англичанам, или они пожелают от меня откреститься, и я превращусь в хладный труп? В полицию они меня точно не сдадут, ведь тогда я смогу много чего рассказать французским властям. Но, как бы то ни было, других вариантов у меня не было.
Я вышел из собора и направился на юг, в рабочие кварталы, рассудив, что там мало кто будет тратить деньги на газету – это если они вообще читать умеют. В каком-то питейном заведении на меня посмотрели странно – люди в приличной одежде в такие места не ходят – но все-таки гарсон поставил передо мной кружку пива и тарелку с чем-то малоаппетитным на вид. Но живот я набил, не спеша расплатился и вышел из этой дыры.
Я не удивился, увидев, как за мной увязались трое, сидевшие за соседним столом. Я зашел за угол и, когда вся троица проследовали за мной, достал револьвер и направил его на того, кто, как мне показалось, был лидером. Троица остановилась как вкопанная, и главарь сказал мне:
– Не посмеешь выстрелить – люди сбегутся.
– Тебя-то я точно завалю, и твоих дружков тоже. А потом уйду – не впервой.
– Ты кем будешь? – голос его был уже не столь уверенным.
– Солдат из Иностранного легиона. Недавно из Алжира.
– А мы думали, что буржуй какой-нибудь. Одежка-то у тебя ничего. А ты, похоже, деловой.
– Вот именно. Так что проваливайте по своим делам.
– Понял. Бывай, дружище, – и они ретировались.
Да, из огня да в полымя... Вряд ли, конечно, они обратятся в полицию – не такой это район – но дружков позовут, это как пить дать. Я перешел на бег – нужно было как можно скорее выбраться из этого района. К моему счастью, вскоре дома кончилась, и я оказался на дороге, ведущей куда-то на юго-запад, а направо уходила еле заметная тропинка.
Моросил дождь, то и дело переходящий в снег, и мне никто не встретился – я спокойно прошел через несколько деревень, пока не добрался до Пикиньи, городка на южном берегу Соммы. Посередине реки здесь был небольшой островок, на который вел каменный мост – а на северный берег реки шел поменьше, деревянный. И, что меня обрадовало – у северного моста располагался трактир, к которому были привязаны два коня, один из которых показался мне с виду смирным. Я сунул ему кусочек сахара, и, когда он его схрумкал, добавил второй, затем третий. Когда я отвязал его, он даже не заржал – и я неспешно поехал на север.
Коня я привязал в роще километрах в трех от Абвиля. По указанному мне адресу я прибыл часа в три ночи и постучал согласно инструкциям – в ритме «Марша королей-волхов»* (*»Марш королей-волхвов» - французская рождественская песенка). Дверь открылась, и я вошел в полутемную прихожую.
Мне в спину сразу же уперся ствол, и чей-то хриплый голос спросил меня:
– Ты кто?
– Друг лорда Каули.
– Тоже мне, друг. У достопочтимого лорда друзей нет и не было никогда. Как тебя зовут-то?
– Игнаций Качковский, – я понял, что это был мой единственный шанс.
Ствол неожиданно перестал давить на мой позвоночник.
– Вот уж кого я не ожидал увидеть... – произнес хрипатый. – Ну что ж, проходи, садись. Вот сюда, под лампу.
Комната была в полумраке, так что меня видели все, а я даже не смог понять, сколько в ней находилось людей. Все тот же голос спросил:
– Есть будешь?
– Не откажусь.
– Этьен, принеси мсье хлеба, ветчины и пива.
Я проглотил все принесенное в считанные секунды, после чего другой – с явным английским акцентом – спросил:
– Расскажи, что случилось на бульваре дю Тампль.
– В деле участвовали двое – я и молодой Моравецкий. Вечорек ждал нас с лошадьми в пункте сбора. Не знаю про Моравецкого, но мой выстрел был бы в точку, если бы спутник Наполеончика его бы неожиданно не толкнул. Странно, что я не попал в этого мерзавца, который спас самозванца. Я сделал еще два выстрела сквозь дым, но кто-то рядом со мной начал стрелять в Моравецкого. Я ушел, как и планировалось, и уехал с Вечореком на его квартиру. Но, судя по всему, Моравецкий все рассказал, и вскоре начался штурм квартиры. Вечорек был при этом убит, а я сумел бежать и добрался до каменоломен у холма Шомон. А на следующий вечер отправился со станции Сен-Дени в Амьен.
– Понятно.
– История звучит, как авантюрный роман, но так оно все и было.
– Мы верим тебе. Придумать можно было и поинтереснее, да и то, что ты нам рассказал, в общем, соответствует тому, что мы узнали из других источников. Ты, кстати, попали в спутника узурпатора. Но на нем было нечто вроде стального доспеха, который пуля не смогла пробить. Да, и еще... Вряд ли Вечорека убили штурмующие – мне скорее кажется, что это сделал ты, ведь мертвые, как правило, неразговорчивы.
Люди, которые послали меня, не очень довольны результатом, но, как мне кажется, твоей вины в этом нет. Или почти нет. Но они потребуют доказательств. А лучшее доказательство – это успех.
– То есть мне необходимо повторить неудавшеюся операцию?
– Да нет, это теперь будет намного сложнее, да и Франция, будь она неладна, сплотилась теперь вокруг Наполеончика. Но свет на нем клином не сошелся. Есть и другие варианты.
– Кого же мне теперь следует убить?
– Русского императора Николая. Он, как известно, точно так же, как и Наполеон-Жозеф, пренебрегает своей безопасностью. Точнее, Наполеон-Жозеф этого больше делать не будет – а русский деспот очень даже. Так что, возьмешься за это дело? За оплату не бойся – денег мне выделили на это достаточно.
– Сделаю! С превеликим удовольствием. Но как я попаду в Россию?
Мой невидимый собеседник усмехнулся.
– Завтра ночью тебя доставят в Бельгию и посадят на корабль, следующий из Остенде в Ревель. А дальше уж ты сам...
А пока тебе необходимо отдохнуть. Сейчас ты отправишься в комнату, где тебя ждет кровать. Отсыпайся, завтра тебе предстоит непростой день.