Варшава - 44

[Ольгерт Иванов]

В Польше в 2016 году выкопали ржавую бочку с припрятанным оружием внутри.

[Ольгерт Иванов]

Немного документов...

«Конфиденциально Львов. 14 июля 1941 года.
Господину полковнику Генштаба
Лахузену Эжлеру фон Вивремонт,
Шефу 2 отдела абвера при Верховном
командовании вермахта
Берлин, W-35
Тирпитцуфер 82
Высокоуважаемый господин полковник!
Благодарю вас за дружеское письмо от 5 июля и спешу ответить на него.
12июля я имел разговор с господином Лебедем. При этом я передал ему Ваше поздравление и от Вашего имени поблагодарил его за ценное сотрудничество и поддержку, которуюон оказывает нашей службе.
Я подчеркнул, что главная цель нашего разговора состоит в том, чтобы прийти к возможно длительному, рациональному и систематическому сотрудничеству. Я указал на то, почему теперь, во время войны, необходимо интенсифицировать его, и подчеркнул, что сотрудничество господина Лебедя после вступления победоносных немецких войск во Львов ни в коем случае не заканчивается, а напротив, именно теперь должно систематически продолжаться.
Что касается практического осуществления этого сотрудничества, то мы обсуждаем некоторые мероприятия, о которых Вы будете информированы. Я обещал Лебедю дальнейшую поддержку и подчеркнул, что ранее проводившаяся им работа высоко оценивается начальником полиции безопасности и службой безопасности во Львове.
Из его высказываний я понял, что он тотчас сообразил, о чем идет речь, так что мои дальнейшие разъяснения оказались излишними.
Господин Лебедь заверил меня, что он охотно предоставляет себя в наше распоряжение в интересах совместной борьбы против большевизма и еврейства.
Он был бы признателен, если бы соответствующие директивы были доведены нами и до других лиц из украинских кругов Львова.
Хайль Гитлер! Преданный Вам – Теодор Оберлендер»

Перевод с немецкого языка. Командный пункт корпуса
Копия 15 февраля 1944 г.
Генеральный штаб 13-го армейского корпуса
1-а/1 ц № 531/44 – СЕКРЕТНО
О взаимодействии с националистическими украинскими бандами
1.Приложением является приказ генерального штаба 13-го армейского корпуса 1-ц № 299/44 – секретно – от 29 января 1944 года об отношении к силам националистической повстанческой армии «УПА».
2.Соглашение, достигнутое с УПА в конце января в районе Постойно (33-й км северо-западнее Ровно), было согласовано с УПА также в районе Кременец – Верба – Козин – Березец.
Части, подчиненные генеральному штабу, ознакомлены с этой договоренностью, отсюда генеральный штаб просит поставить в известность войска верхнего района, находящиеся в непосредственном подчинении штаба 4-й армии.
Представитель УПА во время переговоров указал на то, что злоупотребления воинских частей, отчасти даже с применением силы оружия, при изъятии скота значительно осложняют проведение переговоров.
Он просит без трений указать войсковым частям, расположенным в верхнем районе и находящимся в непосредственном подчинении штаба 4-й армии в интересах соглашения, реквизиции на территории УПА, если таковые необходимы, проводить с привлечением сельских старост.
УПА уже высказывалась в том смысле, что реквизиция легитимна, если она проводится с участием старост и без применения насилия с немецкой стороны.
3.Обусловлена задача УПА: подавление советских банд (так немцы называли советских партизан. – Авт.). При продвижении вперед Красной армии – нарушение подвоза и уничтожение остающихся позади служб. Борьба против немецких подразделений допустима лишь в случае, если последние будут проводить реквизицию с применением силы оружия.
Приложение:
За командование штаба
ПЕЧАТЬ Командир генерального штаба
Командир полиции безопасности и СД по Галиции – подпись.
О переговорах с руководством УПА
Этот документ попал в руки советских воинов так.
9марта с. г. 866-м сп (стрелковый полк) 287-й сд (стрелковой дивизии) в деревне Вашковцы были захвачены документы штаба батальона 11 СС полицейского полка.
В документах найден приказ, касающийся переговоров украинских националистов с представителями немецко-фашистского командования и достигнутой договоренности о службе украинских националистов на пользу немцев. Копию этого приказа прилагаю.
Начальник политического управления 1-го Украинского фронта генерал-майор С. Шатилов
«О переговорах с руководством УПА. Боевая группа Притцман. РО.
Касательно: Отношения к членам национальной украинской повстанческой армии (УПА).
Начатые в районе Деражно переговоры с руководителями национальной Украинской повстанческой армии были успешно проведены также в районе Верба.
Достигнута договоренность. Немецкие части не подвергаются нападению со стороны УПА.
УПА засылает лазутчиков, преимущественно девушек, в занятые врагом районы и сообщает результаты Разведывательному Отделу Боевой группы.
Пленные Красной армии, а также советские партизаны препровождаются в разведотделы для допроса; местные чуждые элементы используются боевой группой на работах. Чтобы не мешать этому необходимому взаимодействию,
ПРИКАЗЫВАЮ:
1.Агентам УПА, которые имеют удостоверения за подписью «капитан Феликс», или тем, кто выдает себя за членов УПА, разрешать беспрепятственный проход; оружие оставлять при них. По требованию агента предоставлять им быстрейший доступ в разведотделы.
2.Члены частей УПА при встрече с немецкими частями для опознавания поднимают левую руку с раздвинутыми пальцами к лицу; таковых не задерживать, это означает их взаимопонимание.
3.Со стороны УПА имеются жалобы на то, что немецкие полицейские регулярные части производят самовольную реквизицию, особенно домашней птицы. В связи с этим согласноприказу от 11 февраля 1944 года командиры частей привлекаются за эти дикие реквизиции, чтобы таковые прекратились.
Бреннер, генерал-майор и бригаденфюрер СС».

[Ольгерт Иванов]

Штурмшарфюрер СС, взятый в плен повстанцами в ходе Варшавского восстания. Снимок сделан у здания Польского телефонного акционерного общества (PAST). Повстанец вооружен пистолетом-пулеметом «Блыскавица».Август 1944 год.

[Uksus]

Повстанец вооружен пистолетом-пулеметом «Блыскавица».

А чё он его так странно держит?

[Ольгерт Иванов]

А чё он его так странно держит?

Серёж. Конструкция такая. Я тут в разделе выкладывал материалы по польским самоделкам .

[Uksus]

Конструкция такая. Я тут в разделе выкладывал материалы по польским самоделкам .

Да-да, пост №60... И челы на обеих фотографиях - явно левши (если вообще это не один и тот же).

Но, блин, это не объясняет странного положения левой руки на второй!

[Ольгерт Иванов]

Но, блин

Сергей смиритесь . Ибо Я открою вам СТРАШНУЮ ТАЙНУ. И мир никогда после этого не будет прежним.))))
ЭТО ПОЛЯКИ!)))))

[Uksus]

ЭТО ПОЛЯКИ!)

А, ну да, точно... Не подумал...

[Ольгерт Иванов]

В течение семидесяти лет ничто не выдало этого тайника.
Он был прекрасно скрыт в деревянном потолке над верандой старой, довоенной виллы в Корчине (Польша). Его случайное открытие произошло в начале июля 2017 года во время ремонта здания. После своей находки строители тотчас сообщил об этом владельцу недвижимость, Роберту Солецки.
В тайнике были два пистолета-пулемета с запасными магазинами, полными патронов. Был также обнаружен складной шомпол для чистка оружия. Все это было обернуто в покрытый маслом рукав, из какой-то серо-зеленой куртки. Рукав оказался от американской военной куртки Field Jacket M41.
Одним из пистолет-пулеметов был Стен. Маленькие пятна ржавого покрытия на его поверхности свидетельствовали о медленном процессе коррозии, который шел рука об руку со временем.
Несмотря на это, он был в таком хорошем состоянии, что после подсоединения магазина, вероятно, все еще был готов к использованию. На магазине была четко видна подпись SECo (логотип известного британского производителя оружия компании STERLING ENGINERING).
Вторым пистолет-пулеметом оказался UD-42, в простонародии «Марлин», потому что его производитель копания MARLIN FIREARMS из США.
Уникальный в своем роде UD-42 с большой вероятностью был сброшен вместе с военной помощью от Союзных войск для Армии Крайовой.
Несколько UD-42 имели на вооружении повстанцы варшавского гетто, несколько штук
можно было встретить у солдат частей Армии Крайовой в разных частях страны.
Трудно оценить, сколько экземпляров этого оружия сохранилось до наших дней, потому как суматоха война разнесла их по всему миру.
Пистолет-пулемет UD-42 также имеет в своей коллекции Музей польской армии в Варшаве и представлен как оружие «Cichociemnego», элитного польского образования, в котором служили лучшие из лучших.

[Uksus]

Маленькие пятна ржавого покрытия на его поверхности

Аффтырь жжот!

[Ольгерт Иванов]

Аффтырь жжот!

И не просто, а напалмом!

складной шомпол для чистка оружия.

обернуто в покрытый маслом рукав, из какой-то серо-зеленой куртки.

...и далее по тексту. Лень вычитывать было, честно.

[Ольгерт Иванов]

ИСПОВЕДЬ ПАЛАЧА АРМИИ КРАЙОВОЙ
В польском издательстве «Ośrodеk KARTA» вышла книга воспоминаний Стефана Дембски (Stefan Dąmbski) под названием «Палач» (Egzekutor). Автор вырос в крестьянской семье, окончил школу во Львове, а в 1942 году 17–летним юношей попал в спецподразделение польской Армии Крайовой, задачей которого были казни гитлеровцев и коллаборационистов.
После освобождения Польши подразделение казнило представителей новой, коммунистической, власти, а также этнических украинцев.
Повесть уже вызвала относительное возмущение в польском обществе и СМИ, ведь в ней речь идет о темной стороне деятельности польского подполья. О том, на что наложено негласное табу — о жестокости и безжалостности бойцов Армии Крайовой. В современной Польше по этим вопросам действует негласный закон омерты (итал. omertà — взаимное укрывательство, круговая порука).

Спойлер

Польские историки отмечают уникальность этого издания — это, по сути, первые воспоминания участника карательного подразделения подполья в Европе времен Второй мировой. До сих пор был только голландский документальный фильм о судьбе участника подпольного трибунала, но впервые рассказывается о том, кто непосредственно нажимал на крючок.
В социалистической Польше такие воспоминания не могли появиться, поскольку в них описаны пытки милиционеров. Но они не могли быть изданы и никаким эмигрантским сообществом, поскольку это могло бросить тень на АК…
Автор признает, что выбрал себе роль палача во время войны: «Не отрицаю, что мне и таким, как я, жизнь диверсанта было очень на руку … Я не должен был ходить в школу, которую в молодости не любил, не должен работать физически, не имел никаких родственных обязательств, не должен переживать о том, что завтра поставлю на плиту, не выносил монотонного жизни, а многообразие эмоций различного рода имел в подразделе вволю».
Дембски резюмирует свою историю: «Осуществились мои мечты: я стал человеком без сомнений в собственной правоте … Был хуже подлейшего зверя, был на самом дне человеческого болота, но я был типичным воином АК. Был героем, на груди которого после войны висел Крест Борцов …» [Крест Борцов — вторая (на то время) по значимости военная польская награда, предоставляемая за «поступки мужества и отваги, сделанные во время боя»].
Собственно, воспоминания оборваны на полуслове — автор застрелился 13 января 1993 в американском Майами. Вашему вниманию предлагается перевод отрывков из книги, доступных в интернете.
НАЧАЛО
[...] В АК меня привлек мой хороший довоенный знакомый (Станислав Дворец), старше меня, который имел в подполье звание подпоручика. Принадлежал не к «Четырнадцатке» [спецподразделение из львовских поляков, созданное в 1943 г., специализировалось на казнях украинцев], которая в мой жешувский регион пришла значительно позже, а к второму отделу «Юзефа». «Стах» был моим непосредственным руководителем и «контактом». Он принял у меня присягу в малой крестьянской избе, при зажженной на Библии свече.
Только через две недели после присяги я впервые встретился с нашими ребятами из подполья. Я был скорее удивлен. Они не носили оружия. Не проходили никакого обучения. Их задачей была только доставка сообщений. С того начал и я.
Вступив в АК, я надеялся на больше акций и эмоций, мечтал о славе. А здесь в течение первых трех недель ничего не происходило. Каждые два дня отправлялся с сообщениями, которые брал из–под одного камня для того, чтобы отнести и положить под камень, находившийся на 15 километров дальше [...]
Я жил тогда в селе с братом и тетей, начал мечтать о том, чтобы уйти из дома и перейти в диверсионное подразделение. Знал, что меня ждут тяжелые условия в лесу, но чувствовал также, что там будет разнообразная жизнь, полная крепких впечатлений, которых всегда искал.
Принять решение было легко, но попасть в спецподразделение — другое дело. О «Юзефе» уже слышал, но доступа к нему не имел никакого, а также не знал, где его искать. Мне пригодился чистый случай.
Имел приятеля Юрка. Интересно, что хотя сам к АК не принадлежал, но всегда аковцев себе за друзей выбирал. И тут вдруг бомба взорвалась! Однажды после полудня приходит ко мне «Стах» и говорит, чтобы я думал над тем, что говорю Юре, поскольку оказалось, что он еженедельно регулярно общается с гестапо.
Просил меня, чтобы я временно виделся с Юрой, как и раньше, до прибытия ребят из диверсионного подразделения, которые проведут ликвидацию.
Я увидел в этом свой большой шанс. Сказал «Стаху», что имею скрытый у себя под кроватью польский карабин, и попросил, чтобы позволил мне покончить с Юрой. Сказал, что предложу ему охоту на серн, на которых действительно тайком охотился, и дело сделано.
Вначале «Стах» не хотел ничего об этом слышать, говоря, что у меня нет опыта, что если Юра что–то почувствует, то может возникнуть проблема, потому что этот парень «имеет четыре ноги». После часового спора согласился на все, хотя и с неохотой.
После ухода «Стаха» я тяжело вздохнул [...] Мне как–то не пришло в голову, что через несколько часов придется застрелить человека, что я должен лишить жизни не просто человека, а своего друга, с которым не одну бутылку самогона выпил. Считал это нормальным делом, делом, которое следует сделать, считал это выполнением обычного патриотического долга. То, что предложил свои услуги добровольно, не было важно.
На следующий после моего разговора со «Стахом» день пришел Юрек. Тетя пошла в костел. Мы были одни в доме. Юрко, веселый как всегда, рассказывал новости за последние два дня. Я вытащил из шкафа бутылку, разлил в стаканы и началась пьянка.
Когда мы уже были достаточно веселые, я начал деликатно признаваться, словно по–пьяному, как сильно люблю охоту, что имею даже скрытый в доме карабин и, если он желает, с радостью возьму его еще сегодня вечером с собой [...] Согласился сразу. Осмотрел с удивлением мой карабин, похвалил, что он в таком хорошем состоянии, будто только что из фабрики.
Выпили на дорогу, я спрятал карабин под полу и за неполные полчаса мы вышли на первую лесную поляну.
Шел первым, с готовым к выстрелу оружием. Вспомнил последние слова «Стаха»: «Не забудь произнести ему приговор, пусть знает, за что погибает!». Начал вспоминать слова того приговора: «Именем Правительства Польской Республики и именем Командования АК …». Фигня — подумал — вот именно сейчас ему тот приговор для счастья нужен!
Прошли вторую лесную поляну. Знал здесь каждый поворот, каждое дерево. Обернулся быстро. Юрек шел улыбающийся. С такого близкого расстояния можно было не прицеливаться. Выстрелил молниеносно. Юрек сделал еще один шаг вперед, улыбка погасла на устах и он без слова рухнул, как бревно, на землю. [...]
УКРАИНЦЫ
[...] Моему коллеге из «Четырнадцатки» «Твардому» (Вильгельму Цвекови), который с братом жил на Пасеках во Львове, украинцы убили всю семью: отца, мать и братьев–сестер.
Хоть он и брат спаслись, но оба никогда не могли забыть эту трагедию и, наконец, брат «Твардого» застрелился на танцах, на глазах у своей девушки и нескольких коллег. Сам «Твардый» тоже имел склонность к самоубийству, поэтому на пьянке нужно было за ним следить, чтобы не выстрелил себе в лоб.
Именно этот «Твардый» (второй псевдоним его — «Вилусько») после [...] моего прибытия в Ласкувки был назначен самим «Драже», вместе со мной, «Словеком» и «Луисом», в специальный карательный отдел, созданный для ликвидации украинцев. Это была наша регулярная ежедневная работа. На большую работу приобщались еще «Шофер» и «Мушка».
Наши операции были по своему типу близки к украинским, с той лишь разницей, что мы выбирали села, где преобладало польское население, потому что благодаря этому нам было легче прикончить украинцев.
Не было в этих акциях никакой жалости, никаких извинений. Не мог я жаловаться и на своих товарищей по оружию. Только «Твардый», который имел личные претензии к украинцам, превосходил сам себя.
Когда мы входили в украинский дом, наш «Вилусько» становился буквально безумным. Фигурой, как хорошо развитая горилла, когда только видел украинцев, глаза выходили ему из орбит, из открытых губ начинала капать слюна и он производил впечатление бешеного.
Я с «Луисом» преимущественно ставали под двери и окна, а полубессознательный «Твардый», старый ножевик из львовских Пасек, бросался на окаменевших украинцев и резал их на куски. С неслыханной ловкостью вспарывал им животы или разрезал глотки, даже кровь брызгала на стены. Невероятно сильный, часто вместо ножа использовал обычную лавку, которой раскалывал черепа, как маковые головки.
Однажды собрали три украинские семьи в одном доме и «Твардый» решил прикончить их «весело». Надел найденную на полке шляпу, взял со стола скрипку, начал играть на ней. Разделил украинцев на четыре группы и под музыку приказал им петь «Тут взгорье, там долина, в дупе будет Украина …». И под угрозой моего пистолета бедолаги пели, аж стекла в окнах дрожали.
Это была их последняя песня. После окончания концерта «Твардый» так живо принялся за работу, что мы с «Луисом» удрали в сени, чтобы и нас порой ошибочно не зарезал. [...]
В ликвидации украинцев нам помогала также местная гражданская милиция [органы внутренних дел социалистической Польши — прим.]. Мы имели одно «свое» подразделение, расположенное в районе Дынова, около Сяна, которое помогало нам тем, что после ареста украинцев, подозревавшихся в поджоге польских сел, они просто отдавали их нам для расстрела.
Вместо отвозить их в главную комендатуру или в суды, давали нам знать через связного, что такой и такой украинец ждет нас в участке и может быть забран. Такая работа была только для меня и «Твардого».
Шли туда в основном вечером и затем — к реке. Здесь ставили человека на возвышение и для верности дырявили его пулями из автоматов, так что уже мертвое тело падало в воду. [...] Эти тела всплывали на поверхность только через неделю. Плыли по течению, раздутые, как беременные, синие, полные дыр. [...]
В диверсионном подразделении делались временами вещи, которые даже мне самому не нравились. Не раз во время войны нужно было за какую–нибудь измену к стенке ставить женщину и исполнять приговор.
Сам участвовал в таких ликвидациях и считал тогда это делом нормальным. Но «Твардый», который любил пытать украинев, не делал для женщин никаких поблажек.
Однажды, идя через село с «Твардым» и «Луисом», вошли в дом, где жили три девушки. Во время разговора выяснилось, что одна из них — украинка. Поскольку она была молодая и очень красивая, «Твардый» решил, что лучшей карой за ее украинское происхождение будет, если мы все втроем изнасилуем ее.
Я был этой идеей неприятно удивлен, но сделал каменное лицо, ибо нет ничего хуже для 19–летнего парня, чем признаться в слабости. Никто не протестовал. Девушку отвели в отдельную комнату.
Войдя после «Твардого» и «Луиса» в спальню, застал бедную девушку истерически вздрагивавшей. Я чувствовал себя по–дурацки, начал ее жалеть и не знал, что делать. Наконец, сел на край кровати и начал деликатно гладить ее по длинным, черным, как бархат, волосам. Начал ее просить, чтобы перестала плакать, и даже пробовал ее уговорить, что может еще все хорошо закончится, хотя в глубине души, зная уже хорошо «Твардого», знал, каким тот конец будет. Однако мне стало очень нехорошо.
Девушка была красивая да еще так молода, что в жизни, наверное, никому вреда не сделала и имела такое же право на жизнь, как каждый из нас. Единственное, что имела несчастье родиться украинкой — и поэтому ее судьба была уже определена.
Я слишком был занят своей партизанской карьерой и своим «патриотизмом», чтобы тогда выйти и заявить «Твардому» прямо в глаза, что мы делаем большое свинство и ту девушку следует помиловать. Я имел то же воинское звание, что и «Твардый», поэтому ни о каких приказах речи быть не могло.
Вот только мой образ мышления был таким простым … Я считал, что первая ступенька к героизму — это быть твердым, как «Твардый». Следуя этой философии, я не думал в целом о спасении девушки.
Я ничего ей не сделал, это правда, но главным образом потому, что насилие меня не возбуждало, а истерический плач девушки действовал на меня скорее депрессивно. Захлестнув себе волосы, «вытирая от пота» сухой лоб, вышел в комнату, где коллеги развлекались разговором с двумя польками.
Подтвердил, что отдаю девушку на усмотрение «Твардого», с легким, однако, намеком, чтобы ей подарить жизнь. «Твардый», хотя и посмотрел на меня как на сумасшедшего, неожиданно согласился на это легко, но отметил: «Ты, «Жбик «, всегда имеешь идиотские идеи».
Однако просто так это не закончилось, и хотя «Твардый» подарил ей жизнь, но вытащил ее голую на кухню и разогрев докрасна кочергу, прикладывал ее к телу девушки, пока не появлялись красные полосы. И в таком состоянии, полностью обнаженную, выбросил бедную девушку на улицу. Спасая жизнь, по колено в снегу, в трескучий мороз, она побежала к соседям.
После того случая с девушкой я убедился, что «Твардый» имел исключительно хороший «нюх» на украинцев. Ведь ту девушку распознал сразу, хотя жила с двумя польками.
ЗАВЕРШЕНИЕ
[...] Когда стреляешь в человека, который говорит на том же языке, что и я, которого даже знаешь много лет, сложно это было как–то объяснить собственной совести. Во имя чего и что нас располагало к поступкам, которые в цивилизованном мире приравнивались к убийствам? Делалось ли это «во имя Отечества», или было это в рамках военных действий?
Нашим долгом было слепое послушание, связанное с врожденным патриотизмом. Нашим долгом было показать миру, что поляк никогда не сдается и что за «вашу и нашу свободу» исчезнет с улыбкой на устах. А в реальности также часто, пока жил, убивал всех, которые не были на его стороне или тоже не соглашались с нашими идеями — а точнее с решениями нашего командования.
Понимаю, что, читая это, можно не доверять и обвинять меня в грубом преувеличении. Это понятно, если учесть, что ни один участник той партизанской борьбы ничего на эту тему не написал.
Никто сегодня не хочет брать ответственность за полное фиаско наших военных действий, современные «деятели» предпочитают фальсифицировать историю, чем проливать свет на действительные события и предостерегать будущее поколение от совершения подобных ошибок.
Из каждой истории можно сделать выводы и чему–то научиться, если опираться только на правду. Для того в этой книге пишу только о боевых действиях, в которых принимал непосредственное участие. Не пишу о вещах, о которых мне рассказывали и каких свидетелем не был. Подаю здесь факты из жизни простого солдата Армии Крайовой.
Из каждой истории можно сделать выводы и чему–то научиться, если опираться только на правду. Для того в этой книге пишу только о боевых действиях, в которых принимал непосредственное участие. Не пишу о вещах, о которых мне рассказывали, и свидетелем которых не был. Подаю здесь факты из жизни простого солдата Армии Крайовой.
Спустя годы после окончания войны я пробовал анализировать самого себя и в конце–концов решил, что дошел до зверской стадии прежде всего через свое воспитание молодости — в атмосфере излишнего патриотизма.
Каждый из нас рождается как простой камень, который можно обтесать по собственным предпочтениям. Каждый из нас, невзирая на национальность, есть такой же, как и все другие. Когда ребенку втемяшивается из колыбели, насколько важно Отечество и что надо за него воевать с противником до смерти или победы, то ребенок, когда вырастет, будет воевать согласно приказу и стрелять в каждого, кто имеет другие взгляды или иную национальность.
Вспоминая сегодня те события, пытаюсь — подавая разные примеры — оправдать себя и таких, как я, когда речь идет об огромных обидах, которые мы тогда причинили роду людскому. Слишком поздно сейчас просить у кого–то прощения, этим людям жизнь не вернуть.
Пусть это будет еще одним предостережением для будущих поколений и разных политических организаторов. Пусть помнят, что каждая война — это трагедия, что в ней всегда погибают молодые люди, у которых вся жизнь впереди, и гибнут напрасно. [...]
«Egzekutor», Stefan Dąmbski

Добавлено спустя 9 минут:
Правительство Польши в изгнании и его структуры. Английская схема 1942 года. Документ находится ныне в Polish History Museum - Warszawa, Польша.

[Ольгерт Иванов]

ЧАСЫ В ВЕРМАХТЕ (Dienstuhr)
Помимо гражданских моделей часов в немецкой армии широко использовались служебные карманные и наручные часы или Dienstuhr Heer. Самой яркой отличительной чертой таких моделей от обычных гражданских, является черный циферблат с белыми арабскими цифрами, кроме этого все часы обязательно имели люминесцентную подсветку за счет покрытия радием и противоударный механизм. На нужды армии работали лучшие немецкие и швейцарские производители: Acacia, Aeschbach, Alpina ,Aristo, Arsa, Berg, Bidlingmaier, Breitling, Bulla, Büren, BWC, Chois,i Civitas, Edo, Era, Flora, Förster Pforzheim, Freco, Gala, Geering, General Watch&Co, Glycine, Grana, Gustonia, Hado, Hanhart, Helbro, Helios, Helma, Helvetia, IWC, Lemania, Longines, Mimo, Minerva, Moeris, Monitor, Mose,r Mulco, Natalia, Nila, Nisus, Omega, Onda, Onsa, Para, Phenix, Pierpont, Pronto, Record, Recta, Rellum, Revue, Roamer, Selza, Siegerin, Speck, Stabila, Stowa, Titus, Tritona, Tutima, Vogele, Wagner, Wempe, Wiemer, Zenith, Zentra.
На задней крышке в обязательном порядка ставился серийный номер изделия, с буквенным кодом:
DxxxxH - Dienstuhr Heer – Самый распространённый тип клейма. Выпускались для сухопутных войск.
Dxxxx - Dienstuhr – Выпуск для наземного персонала Люфтваффе(иногда встречает акроним RLM- Reichsluftfahrtministerium( Германское министерство авиации)
DxxxxU - Dienstuhr (Verwaltung) – Выпуск в первую очередь для военной администрации.
xxxxxx – Выпускались для Кригсмарине (Также встречается акроним KM)
WSS – Выпуск для Waffen-SS (Встречается крайне редко).
Стоить добавить, что серийный номер часов обязательно заносился в Зольдбух военнослужащего.

[Ольгерт Иванов]

Пистолет найден в банке с маслом...
Три года назад на частной территории вблизи Глогова (Польша), во время земляных работ, было выкопано две банки. В первой были патроны. Пистолет найден в банке с маслом, что хорошо сказалось на его состоянии. Тайник был сделан на длительное время, о чем говорит метод его консервации.
Этой находке могут позавидовать много любителей приборного поиска, особенно любители оружия. Состояние пистолета просто поражает. Это не первый случай находок оружия при проведении ремонтных или земляных работ.
Человек который спрятал это оружие знал наверняка, что делает это надолго. Стеклянная банка и масло уберегли этот пистолет от ржавчины. О находке сообщили в полицию и оружие было передано на экспертизу, где проверят его причастность к преступлениям.
Как оказалось, это чешский JAGA калибром 6.35 мм, произведенный в 1940 году уже при немцах. Как говорят сам пистолет довольно таки редкий и представляет интерес для коллекционеров. Также о находке сообщили в местный музей, который возможно захочет получить этот экспонат после всех проверок.

[Ольгерт Иванов]

Польский бандитизм. 1944-45 г.
В июле 1945 г. руководитель делегации польской Армии Крайовой (АК) на встрече с руководством УПА (Украинской повстанческой армии) заявлял:
"...В польском обществе много безответственных элементов (в том числе и среди поддерживающих нас), у кого есть тесные контакты с бандитами, - в основном среди молодого поколения. Они злоупотребляют авторитетом АК действуя от ее имени, грабят в личных целях и вымогают не только у украинцев, но и у поляков. Мы должны всеми силами их уничтожать.
На юго-востоке Польши, в Перемышле (Пшемысле) действовала уголовная банда, известная как “Общественная милиция” (Milicija Obiwatelska), вымогавшая у всех проживавших в городе украинцев “особый сбор”. Упомянутый лидер АК крайне резко оценивал эту "Гражданскую милицию", назвав ее:
"...Бандитами и безответственными лицами, каждый шаг которых позорит польский народ. Мы должны уничтожать их на каждом шагу, с каждым их преступлением. Мы должны уничтожать каждого милиционера, который принимает участие в грабеже или в другом злодеянии... Если они грабят, мы должны считать их бандитами".
Подобные же высказывания содержатся в дневнике польского доктора Зигмунта Клуковского из Щебжешина (юго-восточная Польша):
7 августа 1944 г., понедельник
Большинство офицеров и солдат Армии Крайовой чрезвычайно подавлены неопределенностью. Организация распадается. Ее членов можно найти повсюду. Одни пытаются работать в поле, помогая в уборке урожая, другие сидят, ничего не делая. Было уже несколько грабежей. Собранных запасов продовольствия, таких как сахар, мука, картофель и т. п., не хватает для бойцов.
16 августа 1944 г., среда
В течение последних нескольких дней в районе было много случаев грабежей. Кажется, есть прямая связь между деморализацией, очевидной среди бойцов подполья, и грабежами. Некоторые из них не могут находиться в бездействии, а без соответствующей военной дисциплины они смотрят на грабеж как на приключение и как на способ удовлетворить свои повседневные нужды.
21 ноября 1944 г., вторник
Становится очень популярным объяснять грабежи как патриотические акты возмездия. То, что случилось со мной, - печальный пример деморализации бойцов подпольного движения. Я никогда не ожидал, что кто-нибудь из тех, кто связан с Армией Крайовой, особенно с 9-ым пехотным полком, может напасть на меня. Люди “из леса” меня слишком хорошо знали и я жил достаточно близко к ним.
Я сам чувствую себя ужасно. Я расстроен тем, что наши офицеры сотрудничают с такими бандитами как Нижвецкий и “Пёрун”. Терпимость к бандитам внутри нашей патриотической организации очень печальна и указывает на отсутствие самых основных нравственных норм. Я глубоко убежден в этом, так как Нижвецкий напал на меня, избил и ограбил - и не только не понес за это наказания, но и не был исключен из организации.
Я записываю это, потому что все подтверждается заслуживающими доверия людьми, и как историк я должен так поступить. Я был бы рад, если бы это оказалось неправдой... Бандитизм принимает угрожающие размеры, и я чувствую, как моя симпатия к Армии Крайовой исчезает. Меня бесит, что я не могу сказать это прямо, иначе я буду выглядеть изменником в глазах организации.
10 января 1945 г., среда
Наше руководство знает об этих налетах, грабежах и нападениях, но ничего не делает, чтобы изменить ситуацию. А все это время страдает образ Армии Крайовой и подполья."
http://oper-1974.livejournal.com/763225.html
Несмотря на категорические запреты Лондонского правительства, которое все время конфликта прятало свою близорукость под лозунгом «Не отдадим земли, откуда наш род», и отсутствие энтузиазма в руководящих структурах ОУН, местные руководители АК и УПА начинают искать пути к взаимопониманию.
Первым его актом стало заключение перемирия в селе Седлиска 29 апреля 1945 г. Следующий шаг был сделан 21 мая 1945 г., когда в Руде Рожанецкой представители Замойской AK и УПА подписали «мирный договор», который закончил продолжающиеся в регионе уже 2 года ожесточенные бои между украинскими и польскими банд формированиями.

[Ольгерт Иванов]

Пoляк yкaзывaeт вoeннocлyжaщим CC мecтoпoлoжeниe cxpoнa c opyжиeм нa кapтe Bapшaва 1943г.

[Ольгерт Иванов]

Варшава, 1944г.

Как минимум на четверых, элементы немецкого военного шмотья, котрое они похватали в комендатурах в первый день восстания. еще на двоих элементы собственно польской формы, и на одном что-то похожее на английскую.
Но вообще немцы вскрыли подготовку восстания чуть ли не в середине лета, когда АК начала из лесов в город оружие таскать, и снимать боевые группы из провинции на усиление столичных ячеек. Немцы сразу просекли снижение активности, и даже перехватили пару грузов с оружием.
Информаторы были из штаба восстания. Более того "иуды" перенесли даже время восстания 10 утра, когда восставшие могли легко приблизиться к объектам захвата смешавшись с толпою на раннее утро.

[Ольгерт Иванов]

Шлем Luftschutz был создан в 1938 году для подразделений противовоздушной обороны и известен также под названием М38:

[Ольгерт Иванов]

Представители Варшавских повстанцев Казимеж Иранек-Осмецкий (Kazimierz Iranek-Osmecki, «Makary», 1897-1984) и Зигмунд Добровольский (Zygmunt Dobrowolski, «Zyndram») в немецком автомобиле перед переговорами о капитуляции в городке Озаров Мазовецки (Ożarów Mazowiecki). 2 октября 1944г.

[Ольгерт Иванов]

#55 Ольгерт Иванов

В дополнение. Перевод появился http://flibusta.is/b/714784

Кристофера Р. Браунинга "Обыкновенные Люди: Полицейский Резервный Батальон 101".

Аннотация
Неофициальный перевод книги Кристофера Р. Браунинга "Обыкновенные Люди: Полицейский Резервный Батальон 101".
Исследование группы призывников в возрасте, которых отправили на аннексированные и оккупированные Германией территории.
Тема исследования - внутренняя динамика отряда убийц, трансформация обыкновенных мужчин среднего возраста в геноцидальных палачей.
"В середине марта 1942 г. около 75-80% жертв Холокоста ещё были живы, тогда как 20-25% уже погибли. Всего одиннадцать месяцев спустя, к середине февраля 1943 года эти проценты поменялись местами.
Как же немцы организовали и провели уничтожение так широко распространённого еврейского населения? И где в ключевой момент войны они нашли кадры для достижения таких впечатляющих высот в логистике массовых убийств?
В конце концов Холокост случился потому, что на самом базовом уровне, отдельные люди продолжительный период времени убивали в массовом количестве других людей. Обыкновенные соучастники стали «профессиональными убийцами». Историки сталкиваются с большим количеством трудностей, пытаясь писать о подобных отрядах, одна из них - это проблема источников. Случай Полицейского Резервного Батальона 101 лежит в контрасте со многими отрядами работающими в Советском Союзе, где есть лишь малое количество документов и вообще нет таких , которые касались массовых убийств. Показания многих выживших евреев могут установить даты и масштаб деятельности батальона в некоторых городах их дислокации. Однако если показания выживших могут пролить свет на видных преступников в гетто и лагерях - там, где возможен длительный контакт, они мало могут нам сказать о постоянно перемещающемся подразделении вроде Полицейского Резервного Батальона 101..."
Источник: https://github.com/Zumwai/police-batalion-101