#32 Цинни » 24.08.2022, 14:40
Зачем держать в голове какие-то цифры? Главное – понимать, на чьей стороне справедливость… а на чьей? Ему постоянно твердили о врагах с бледной кожей и блеклыми глазами, готовых без раздумья убивать всех, чья кожа темнее. В первый же школьный день он разучил марш «Наша кожа смугла, наши души чисты» – это должен знать каждый, настаивал учитель. Ему говорили: долг потомка Дракона – противостоять дикарям с Запада до победы или до последнего вздоха. Они – рабы по природе – славятся хитростью и напором: переняли цивилизацию на Востоке, подло украли ее достижения, а теперь пытаются поработить потомков своих былых господ. Ему говорили: никогда такому не бывать. Ему говорили… много чего говорили. А потом отдали на расправу этим самым дикарям как раз таки потому, что он готов был бороться – его тоже хорошо учили. Да еще и понарассказали всякого о том, что его ждет.
Они сохранили ему жизнь. Оградили от унижений. И девчонка с белой кожей и светлыми глазами, не колеблясь ни секунды, назвала его братом. Беспокоится о нем, бросается на его защиту когда надо и когда не надо…
– Что – я?
– Ты – помнишь?
– Не помню, – он сердито нахмурился. – И помнить не хочу. Ешь, а не болтай.
Она послушно сползла на край кресла, взяла ложку, но снова уронила в тарелку, расплескав суп. Сказала жалобно:
– Лео, я не хочу, чтобы мы были врагами.
– Да чего ты надумываешь? – прикрикнул он. – Какие мы враги? Тебя, как маленькую, кормить, что ли?
И, не ограничившись угрозой, подошел, зачерпнул полную ложку, поднес к ее губам… Вот же ж птенец!
Пес, давно управившийся с обедом, смотрел на своих людей, как на неразумных щенят. Заметив его укоризненный взгляд, Хлоя отобрала у Лео ложку:
– Ты тоже ешь давай. Без сна и без еды скоро в живого мертвеца превратишься. – Задумчиво пожевала. – У вас рассказывают истории о живых мертвецах?
– Угу, у нас чего только не рассказывают. Интересуешься? Только сейчас не время. Вот вечером, после заката… – зловеще пообещал Лео, увлеченно четвертуя ножом отбивную.
– Рик тоже тебе не враг, – вдруг без всякого перехода проговорила Хлоя. – Он за тебя и за Тима. Ты не можешь спокойно смотреть на его мундир – наверное, я то же самое чувствовала бы на твоем месте. Он личный порученец военного министра, и корчит из себя невесть какого карьериста, и нотации читает похлеще старой гувернантки. Но он за тебя вступился. Должен был молчать, его слово вообще ничего не значило, – а вступился…
– Доедай, а уж тогда рассказывай. – Тренировка терпения ему не повредит.
Но Хлоя и сама почему-то заспешила – поскорее проглотила кусок-другой, заявила, что сыта, – и скормила остатки Волку.
– А знаешь что, пойдем-ка к Тиму, – вскочила, парой небрежных движений расправила складки юбки, сунула за ухо выбившуюся прядь. – Думаю, ему тоже стоит знать. А то ведь вы оба на предательстве повернуты. И если я тоже стану предательницей, мы будем на равных.
– Что ты опять нафантазировала? – Лео заступил ей путь.
– И ничегошеньки не нафантазировала! – Девчонка надула было губки, но разговаривать так было невозможно, а ее прямо-таки разбирало. – Я все-все буду вам рассказывать, без оглядки на то, что они называют государственными интересами, репутацией и прочее, и прочее, и прочее. И без оглядки на собственную выгоду, вот! И тогда мы всегда сможем друг другу доверять, правда ведь, сможем?
– Я тебе уже отвечал, больше повторять не буду, – он помрачнел.
– Да я не о тебе, я о Тиме! – досадливо передернула плечиками Хлоя. – Ну, пойдем!
– Я сказал ему, что ты та еще болтунья, – Лео заглянул ей в глаза, бесстрашно и требовательно, – и от тебя много чего можно узнать… что пойдет на пользу нашим.
– Все правильно сказал, – Хлоя улыбнулась самой обезоруживающей своей улыбкой. – Маленькое уточнение: на пользу вам. А вашим… Кто ваши, кто наши – ты еще сам-то не запутался?
Он не ответил, и ей – было заметно – это не понравилось. Но она храбро пообещала:
– Мы выпутаемся. И лучше, если Тим – вместе с нами. Ему тяжелее.
Если она когда-нибудь станет тутошней императ… королевой, многие будут рады ей служить. И тех, кто захочет ее убить, наберется изрядное количество. Он тряхнул головой – к чему сейчас эти мысли?
На пороге комнаты Тима он придержал Хлою за плечо.
– Я первый.
Но у Волка на этот счет было свое мнение: оттеснив нахального человечка, он величественно проследовал вперед, толкнув грудью дверь.
– Эта собаченция что, так и будет с нами всюду таскаться? – Лео вздохнул.
У кровати больного сидела пожилая женщина, похожая на сороку, – черное платье, черные ленты на белом чепце, полупрозрачный платочек, накинутый на плечи, скреплен громадной брошью, видать, золотой, нос острый, взгляд – еще острее. Она здесь изрядно похозяйничала – шторы подняты, оба окна распахнуты настежь, пузырьки и склянки больше не громоздились на столе – куда-то попрятала. Зато к графину с водой прибавился еще один, с какой-то мутной зеленовато-желтой жидкостью.
Пока Хлоя, отозвав сороку в сторонку, о чем-то вдохновенно вещала в полный голос (все-таки молодец девчонка!), Лео и Тим перебросились фразой-другой – шепотом.
– Помнишь, что я тебе о ней говорил?
– Да.
– Слушай внимательно. И не выпендривайся. Понял?.. Чего дрожишь?
– Холодно.
– Холодно ему! А чего этой ведьме не сказал, чтобы она окна закрыла? Ты ж по-ихнему знаешь?
Увидев, что он закрывает окна, сорока живо подскочила к нему. А вот голос ее совсем не походил на стрекот – почти мужской бас… в таком-то тщедушном тельце!
– Чего ей надо? – повернулся он к Хлое.
– Она говорит, что больному нужен свежий воздух.
– А ты скажи – мы сами разберемся.
Пока девчонка, воркуя по-голубиному, выпроваживала возмущенно хлопающую глазами сороку, Лео успел опустить шторы, задвинуть в дальний угол жесткий стул – где ж сидеть вредной птице, как не на голой деревяшке, – и подтащить к кровати два кресла.
– Ну как ты? Скоро оклемаешься?
– Я уже здоров. – Угу, оно и видно: только голова из-под одеяла и торчит, физиономия серая, губы чуть не синие, глаза еще сильней ввалились, как будто бы даже потемнели и стали почти что человеческими. И вышептывает по словцу – дыхание бережет, как скупец мелкую монетку. – Они смотрят, а так я бы…
– Лежи уж. И с ними не заедайся, нечего сейчас!
Хлоя наполнила стакан из второго графина, подкралась на цыпочках – прикидывается или вправду робеет?
– Вот. Тетя Фло специально приготовила, тебе это полезно. Нужно пить каждые два часа.
Мальчишка не ответил – только посмотрел… зато как посмотрел! Сказано ему было – спрячь характер! Без толку! Лео отобрал стакан у Хлои.
– Делай, что говорят!
Дернулся, закашлялся, стек по подушке – вот же ж дохляк упертый!
Хлоя опустилась в кресло, откинулась на спинку, лицо спокойное-преспокойное, будто бы не ее только что ожгли полным ненависти взглядом, и сидит она посиживает в приятной компании, и не надо ей ни перед кем и ни за что держать ответ. Небось, учат их этому, королевских отпрысков… вот где обзавидуешься! У ее ног улегся Волк, опустил башку на лапы и вроде как задремал. На Тима – ноль внимания… интересно, почему? А тут сидишь, как на раскаленных углях, и ждешь, кто первый чудить начнет… а вдруг ты сам? – Лео едва удержался, чтобы не сделать охранный жест, отгоняющий мелких бесов.
– Наверное, каждый из вас думает: а что было бы, если бы я не попал в этот дом, – медленно, словно сказку, которую приходится вспоминать слово за словом, начала Хлоя. – Конечно, тебе, Лео, не пришлось бы терпеть за столом моего кузена в гвардейском мундире. И не пришлось бы строить догадки, куда это он собрался при полном параде. И мне не пришлось бы признаваться, что сегодня господин военный министр награждает всех офицеров, принимавших капитуляцию. – Она – Лео заметил – украдкой перевела дух. Но голос не дрогнул. – А некоторые особо отличившиеся приглашены на королевский бал, туда нынче вечером отправляются тетушка и дядюшка. И Рик там будет.
Теперь и Лео стало холодно. Окна закрыты, а толку-то? Может, и Тим мерзнет вот так – изнутри?
– А еще, если бы вы не оказались здесь, тебе, Тим, не пришлось бы слушать песни моей тети. Она говорит, колыбельные смягчают сердца. Чувствуешь что-нибудь подобное? Нет? Я так и думала. Мне, когда я была маленькой, после тетушкиных колыбельных всегда хотелось кому-нибудь напакостить… правда, тетушке – никогда, она милая и всем хочет добра. Таких не обижают. Жаль, мне нипочем не стать похожей на нее. Как-то раз, было дело… Ой, да о чем речь-то веду! Невыносимее всех в этом доме я. Так ведь, Лео?
– А сама как думаешь? – Вот как ей удается успокаивать несколькими словами и заставлять улыбаться, хоть разговор принимает не ахти какой оборот? И ее дядя говорил – она умеет… и о том, что самой-то ей легче не становится.
– Как думаю, так и говорю: вам тут плохо. А где было бы лучше? Судите сами – и решайте, верить мне или не верить. Дядя Ник… ну, господин военный министр, вы его оба видели, – он хороший, незлой.
– Все-то у тебя хорошие, – продолжая думать о словах ее кровного дяди, ввернул Лео, – что ж тогда дерьма везде и всюду столько?
– Хороший, – упрямо повторила Хлоя, комкая в кулачках многострадальный подол. – Но у него есть присловье: «для пользы дела». И когда зашла речь о том, как быть с вами, он – разумеется, для пользы дела – предложил поселить вас в дальних покоях королевского дворца под строжайшим надзором, растиражировать вашу трагическую историю – так и сказал – во всех газетах, показать вас иностранным послам, устроить несколько благотворительных вечеров, чтобы, опять-таки повторяю слово в слово, обеспечить ваше будущее. А потом, когда обвыкнетесь, – оценить, на что вы способны, и найти вам место в свите государя – в соответствии с вашими способностями, как-то так объяснил.
Девчонка снова помолчала, собираясь с силами. Она бледнела на глазах, но Лео ее не остановил – догадался, что самое главное впереди. Даже украдкой ободрить не отважился – вдруг Тим заметит, и кто знает, что взбредет ему в голову и что он выкинет? И так еле живой.