В такую жару самое время для новогодних сказок.
Итак...
Просто я работаю волшебником
(новогодняя сказка для начинающих и продолжающих писателей)
Стереосистема, игриво подмигнув зеленым глазом, замурлыкала что-то романсово-нежное с легким закосом под попсу и откровенным намеком на интим.
За окном то и дело внушительно хлопало и дистрофические кометки фейерверков торопливо проскальзывали по небу, словно стыдясь обмануть радужные ожидания толпы. Разочарованное улюлюканье перекрывал очередной хлопок, резкий, как бросок перчатки в физиономию обидчику. Улюлюканье переходило в вой, но толпа продолжала густеть.
– Надеются на чудо, – раздраженно констатировал Кар. – Готов поспорить на остатки рассудка: там не менее полудюжины наших клиентов. – Выдохнул сквозь стиснутые зубы – будто огнем пыхнул – и, переведя взгляд на обширнейший стол под зеленым сукном, в задумчивости поскреб указательным пальцем нос, способный ввергнуть в депрессию на почве лютой зависти любого Буратино, из сколь бы твердой породы дерева он ни был изготовлен. Кар не без веских на то оснований гордился своим системным мышлением, а вот удача и фарт сторонились его, словно чувствуя – не доверяет. Когда шеф принес пренеприятнейшее известие, что организация новогоднего дежурства возложена на их отдел (хитрюги церберы, чья очередь выходила по всем расчетам, как-то ухитрились откосить), было предложено тянуть жребий – кому именно маяться под казенной искусственной елочкой в ожидании неизбежных и не слишком приятных сюрпризов. Кар сразу сказал – можете не стараться, но две бутылки водки на молоке – за вредность – вперед. Коллектив почему-то решил, что вредность благородного сэра Чипендейла Карнеги двух авансовых бутылок водки не стоит. В итоге дежурство Кару прилетело-таки, а водка задержалась в пути, почти безнадежно застряв в пробках обещаний года на три, сия закономерность была выведена еще доисторическими коллегами и за долгие века так и не получила достоверного опровержения.
Однако – да здравствует системное мышление – Кар основательно подготовился к тому, чтобы превратить худшее в году дежурство в подобие праздника. Мобилизовав все свое обаяние, выдурил у девиц старшего бальзаковского возраста из отдела материально-технического обеспечения творческого процесса (в просторечии – спецраспределитель) крепленого нектара (предположительно – настоянного на их собственных слезах), меда неправильных пчел, хреновухи, табуретовки… Лилия Витольдовна, потомственная ведьма и бессменная начальница спецраспределителя, сунула в руки Кару какую-то подозрительную бутыль, вроде бы даже и не из стекла, а из черного оникса, без акцизных марок, даже без этикеток, и страстно дыхнула ему в ухо (для чего не поленилась наклониться): «Привет от Воланда, Каркуша-дорогуша». Бутилированная живая вода у Кара была в заначке, осталась с шефова позапрошлогоднего юбилея… хотя какая это заначка – четыре с половиной оборота, они и в тот раз воскрешались двадцатиградусной «Вишней на коньяке», добытой без затей – в ближайшем круглосуточном гастрономе. Но не отказываться же, когда так настойчиво предлагают? Дают – бери, как не устает повторять замнач отдела по связям с общественностью (в просторечии – путаны… вроде уже и не обижаются), всякий раз сопровождая привычную сентенцию одной и той же пантомимой, исключающей все толкования, кроме одного-единственного. Кар все без исключения бутылки, общим числом сорок семь, с благодарностью принял, но от единственного – точнее, от потенциальной единственной – ловко уклонился, переключив ее внимание на очень кстати подвернувшегося Леона – дамы любят котиков, особенно ведьмы, да и у котиков, что немаловажно, девять жизней, ничего страшного, если одну из них кто-нибудь подпортит… к тому же, Леону, самонадеянному пацану, как-то надо нарабатывать полезный опыт, который поможет ему сберечь оставшиеся восемь для героических свершений, о коих он грезит.
Дивиденды от продажи друга в рабство сейчас украшали половину стола одесную от Кара, расставленные в соответствии с объемом и с учетом цветовой гаммы, радуя сердце старого перфекциониста. Ошую – пульт дежурного. Стул на колесиках олицетворял собою Рубикон и в то же время был паромом, позволявшим беспрепятственно шастать туда-сюда, не пренебрегая ни должностными обязанностями, ни удовольствиями. В микроволновке томилась румяная красавица пицца, и Кар уже предвкушал, как освободит ее из заточения… наверняка не всякий рыцарь, отправляясь за своей прекрасной дамой, испытывает столь мощный прилив воодушевления!
Но приходилось сдерживаться. Благородный сэр Чипендейл Карнеги превыше всего ставил долг. А долг недвусмысленно повелевал ему как следует – полагаясь не только на должностные инструкции, но и на жизненный опыт – подготовиться к трудам праведным, предстоящим нынешней ночью. И левая половина стола довольно споро заполнялась однотипными бутылками дымчатого стекла с не менее однотипными этикетками, на которых черным по белому были пропечатаны две буквы: НУ.
«Нейтрализатор универсальный».
НУ-НУ-НУ-НУ-НУ-НУ-НУ… Сколько сомнения, сколько гамлетовского в смеси с посконным выражает этот натюрморт!
Кар окинул инспекционным взором обе половины, удостоверился, что все о̓кей, и позволил себе погрузиться в ностальгические флешбеки: до недавнего времени в каждой дежурной смене (тем паче – в ту ночь, когда «что ни пожелается, все всегда произойдет, все всегда сбывается»… Кар суеверно поплевал через левое плечо и постучал кулаком по краю столешницы, разочаровывающе пластиковому) наличествовал врач. И присовокуплял к НУ то, что считал нужным в том или ином конкретном случае, – от безобидных витаминок до термоядерных микстурок, запатентованных предками Лилии Витольдовны; адские смеси действовали всегда, но иногда так, что откачивать пациента приходилось еще более радикальными средствами – например, обещанием прижизненного издания ПСС в семидесяти пяти томах с золоченым обрезом.
Так бы все и шло своим чередом, ни шатко ни валко, не по-стахановски, но и не ради галочки, и Кар, возможно, отправился бы на пенсию, не поседев и даже не спившись. Да вот придумал где-то наверху один умник – из тех, что сидят в мягких креслах и наверняка полагают, что всем так же хорошо сидится, нужно бы им под афедрон что-нибудь колющее подложить, чтобы забегали… так вот, придумал он, порочный сын Графомании и Неписца, словечко подлое и премерзостное, с этаким двойным дном, – «оптимизация». Это рацпредложения в долгом ящике у начальства годами желтеют, пока не скукожатся да в труху не рассыплются, ежели прокуратура или музей раньше ими не заинтересуются ввиду сопутствующих событий, а такие бумаги – сразу на стол, властная рука подмахнула – и полетели факсы сизыми голубями да ксерокопии белыми лебедушками, да все – с суровыми грифами, по нижестоящим инстанциям. И ладно бы только словцо с двойным дном – идейка тоже не с одним. И сквозь дно это обманное денежные потоки просачиваются, пока к последнему дну не истончатся до ручейков, отчетливо попахивающих оксидом меди, – злато-серебро-то выше задержалось, осело…
Подвели под оптимизацию и научную основу: один доктор каких-то там наук принялся усиленно лечить впавших в депрессию и ажитацию сотрудников: новейшими-де исследованиями убедительно доказано, что зеленые черти, говорящие тараканы, теща с полуведерной бутылью ядреного первача на серебряном подносе суть разновидности муз – и никак иначе! А следовательно, их появление надо благодарно принимать (С), добрый это знак, а не опасный симптом, пора отказаться от тенденциозных воззрений пещерных исследователей. А заодно – и от медика в дежурной смене, ну и от тринадцатой зарплаты – это на всякий случай, число уж больно нехорошее.
Отдел прогнозирования (в просторечии почему-то неизменно «метеорологи хреновы») прикинул, что грядут невосполнимые потери среди постоянных клиентов. Благо нашлись рационализаторы – выяснили, что «эффект прямо пропорционален аффекту». Проще говоря, если предварительно ввести клиента в изумление (удивить, умилить, напугать и так далее), а потом уж ввести клиенту нейтрализатор универсальный, сомнительное снадобье действует наверняка и наглухо. Правда, есть и побочник, узнав о котором церберы, сиречь сотрудники отдела цензуры, элита конторы, экстатически взвыли, и это событие сразу же вошло в анналы: для среднего цербера нахмуренные брови – показатель крайней степени гнева, а приподнятый уголок рта – выражение удовольствия, а уж ежели слово молвит – не рублем подарит, а целой красненькой. Вою церберов вторили двадцать два отдела из двадцати трех, все девять этажей, включая цокольный, и эхо в исступлении металось по коридорам, курилкам и подсобкам. А побочник-то вроде простенький совсем – длительное отсутствие у клиента тяги к перу и клавиатуре.
В общем, есть с чего прийти в неописуемый восторг!
Итак, в двадцати двух отделах стихийно возникло нечто похожее на бразильский карнавал вкупе с шабашем на Лысой горе. За дверями двадцать третьего было подозрительно тихо.