#1 Лорд д'Арт » 27.03.2011, 17:58
Начинаю выкладку. Довольно много изменений, по сравнению с тем, что уже присутствовало ранее.
Пролог.
- Богдан, тут такое дело… - командир полка сделал паузу и грустно посмотрел на молодого лейтенанта, готовящегося отбыть в отпуск. Потом вздохнул и закончил:
- Женя Лестничный ногу сломал… А нам на его место человек в ближайшую неделю вот так нужен, - полковник провел рукой по горлу. – А кроме тебя – собственно, и некому, да… И знаю, что уже третий раз тебя задерживаю – но видишь же, как все получается. То одно вылезет, то другое. Ты еще разочек потерпи – знаю, что обещал, но куда деваться…
- Да ничего, товарищ полковник. Неделя – это немного. Чего бы и не потерпеть. А отпуск никуда не денется, - лейтенант пожал плечами. – И, раз уж такое дело – может дадите мне еще керосина? Хочу новую «птичку» получше обкатать, пока время есть…
- А то, конечно найдем! – обрадовавшийся командир даже встал из-за стола. – Хоть сегодня!
- Спасибо, товарищ полковник. Может, я сегодня же тогда и полетаю… Вечерком – или может, завтра утром. Перед восходом. Потренироваться хочу, раз уж такая возможность выдалась.
Еще несколько минут спустя, наблюдая в окно за шагающим к казарме пилотом, полковник Ерлыкин тихо радовался тому, что именно в его полку служит лейтенант Драгомиров, способный выручить и подставить плечо. И показывающий отличные результаты в боевой и политической подготовке…
Командир полка не знал, что решение оставить вместо выбывшего Лестничного именно Богдана Драгомирова спасло ему жизнь.
Драгомиров Богдан Сергеевич. Прирожденный пилот, волею случая, судьбы и собственных достоинств оказавшийся в воздухе в то страшное утро двадцать второго июня. Многое ли это изменило?
Да. В тот самый час, когда немецкие самолеты выходили на свои цели, тренирующийся молоденький лейтенант (а на тот момент ему еще не было и двадцати одного) случайно на них наткнулся. Почему он вылетел с полным боекомплектом – не смог бы сказать, наверное, даже его собственный механик. Но от этого факт ничуть не изменился – вчерашний новичок превратился в аса, сбив пять и повредив два бомбардировщика из девяти крадущихся к его родному аэродрому. Сорвав, тем самым, уничтожение своего полка. Большой ли это результат на фронте, где действовали тысячи самолетов и сгорали сотни машин?
И снова - да. Потому что на следующий день эти "Юнкерсы" не уничтожили колонну выдвигающихся к Гродно танков. А на следующий день - еще одну. И в то же время выжившие самолеты сбили еще несколько "Юнкерсов" и "Мессеров", которые, в свою очередь не уничтожили еще несколько подразделений Красной Армии. Маленький камешек, начавший лавину…
И, хотя через неделю авиаполк и эта эскадрилья были фактически уничтожены, немцы потеряли гораздо больше людей и времени, чем планировали.
Но это была уже совсем другая война – война пошедшая совсем другим путем еще до ее начала… Ибо цепь причин и следствий началась совсем не на затерянном в лесах Белоруссии аэродроме.
Глава 1.
- Не слышны в саду даже шорохи, все здесь замерло до утра... - льющийся из динамика голос Бернеса буквально заставлял ему подпевать.
Расположившийся в глубоком кожаном кресле жгучий брюнет с проседью на висках с наслаждением вытянул длинные ноги и глотнул из стоящей на рядом находящемся столике фарфоровой чашки ароматного чая.
"Прекрасный денек нынче", - мелькнуло в голове у Богдана, неторопливо и даже как-то лениво листающего отчеты от Комитета Государственного Развития.
- Вот интересно, - негромко пробормотал Председатель Совета Народных Комиссаров и Генеральный Секретарь ЦК КПСС по совместительству, откладывая плотную пачку бумаги на заставленный телефонами стол, - идея о создании специализированной службы, призванной контролировать состояние экономики и создавать планы ее развития, выявлять и исправлять ошибки - Иосифа Виссарионовича. А осуществляю ее я. Прям как будто он и не умирал.
Ворчание героя осталось без ответа - обитые тяжелыми дубовыми панелями стены были весьма неплохим звукоизолирующим препятствием.
Спокойствие этого светлого места было столь гармонично, что Богдану уже захотелось вздремнуть, когда резкий звонок телефона разорвал субботнюю тишину подмосковного кабинета, напоминая его хозяину, что дела не ждут.
- Да?
- Богдан Сергеевич, к вам товарищ Королев.
- Ах, да, точно. Пусть заходит, - Богдан одним глотком допил уже остывающий чай и встал, встречая входящую в кабинет надежду советской космонавтики.
- Добрый день, Сергей Павлович, - произнес правитель СССР, протягивая руку и тепло улыбаясь.
- Здравствуйте, товарищ Драгомиров.
- Вы присаживайтесь, - и генсек прошествовал к уголку с мягкой мебелью и столиком, на котором можно было как разложить бутерброды, так и посмотреть бумаги. На полпути он остановился и, хлопнув себя по лбу, вернулся к основному рабочему столу.
- Юрий Григорьевич, - подняв трубку произнес Богдан, - будьте добры, организуйте нам с товарищем Королевым чаю. Вам с лимоном? - повернулся генсек к главному ракетостроителю страны. Тот кивнул.
- И лимон пусть добавят.
- Пять минут, Богдан Сергеевич. И еще, звонит товарищ Маленков, по поводу отчета о внеплановых расходах наркомата обороны. Говорит, что вопрос буквально на пять минут.
- Ладно, соединяй.
Пока генсек разговаривал по телефону, конструктор осматривал кабинет этой подмосковной дачи, в котором был впервые в жизни. Обитые резными деревянными панелями стены, несколько денежных деревьев, мягкий уголок с диваном и парой кресел, отдельный стол с телефонами - все это создавало в помещении уют, в то же самое время не выветривая из комнаты деловую атмосферу. Массивный дубовый стол, стоящий сбоку от окна и покрытый аккуратно разложенными стопками бумаг, выглядел в этом кабинете необычайно естественно и прекрасно сочетался с парой заполненных книгами огромных шкафов из красного дерева.
Королев присмотрелся. Маркс, Ленин, Сталин - это понятный набор, хотя по внешнему виду некоторых книг и их местоположению можно было легко отметить наиболее часто читаемые. И если "Капитал" Маркса и труды Сталина буквально распухли от закладок, то задвинутый на самый верх Ленин явно относился к аутсайдерам.
Продолжая изучать содержимое библиотеки Драгомирова, Королев сам не заметил, как подошел к шкафам. Усмехнулся, увидев, что несколько полок было отдано под книги по стратегии и тактике войны. Причем присутствовали как современные труды, написанные по итогам Второй Мировой, так и работы самых разных периодов - Клаузевиц, Суворов… даже "Искусство войны" Сунь-Цзы было.
Неожиданно взгляд лучшего ракетного конструктора в мире наткнулся на корешок с фамилией Циолковский. Интересно…
Положив трубку, Богдан повернулся к конструктору.
- И как, нравится подборка?
- Очень занимательно, товарищ Драгомиров.
- Вы почему-то выглядите удивленным.
- Ну, если честно - я действительно немножко удивлен. К примеру, труды товарища Сталина, или книги о методах ведения военных действий мне кажутся вполне логичным выбором, также как и учебники, справочники и научные работы по разным дисциплинам - вот взять хотя бы Циолковского, например. Но что здесь делают Адам Смит и Кейнс?
- О, на этот вопрос очень легко ответить, - генсек улыбнулся. - Чтобы победить врага, надо понять, как он устроен. Увидеть, чем он силен, а в чем его слабость. И тогда победа станет гораздо более доступной. Впрочем, это тема отдельного разговора.
- Действительно, - конструктор кивнул.
- Итак, Сергей Павлович, я вас внимательно слушаю. Надеюсь, никаких серьезных проблем не появилось?
- Если только таковым не считать фон Брауна, - пробурчал Королев. - Он слишком много на себя берет.
- Так, мы с вами об этом уже говорили, - Драгомиров с неодобрением мотнул головой. - Вы же не дети, в конце концов. Ведь умеете же сотрудничать друг с другом. Вон, какую ракету для нашей армии сделали. Я что, нянькой вам должен быть? Мне вроде как есть чем заниматься!!
- Да, да, - поднял руки ракетчик. - Извините, товарищ Драгомиров - это же не со зла.
- Будем надеяться, - проворчал Богдан, наблюдая, как вошедший секретарь расставляет на столе содержимое своего подноса. – И так на обе программы выделяем целую прорву ресурсов. Можете и делиться наработками друг с другом.
- Еще что-нибудь? – закончивший сервировку секретарь поднял голову.
- Да нет, вроде бы все есть. Спасибо, Юрий Григорьевич.
- Пожалуйста, Богдан Сергеевич.
Дождавшись закрывания двери, генсек вновь повернулся к Королеву.
- Вернемся к настоящим проблемам. Для начала: вы, наконец, определились с запуском спутника?
- Да. Ориентировочно в апреле - но возможны еще корректировки.
- Вы особенно не корректируйте. Апрель – значит, апрель. Не то, что бы надо торопиться. Но медлить точно не надо. Сами понимаете, Советский Союз должен быть первым. Без вариантов. Поражение недопустимо.
- Да я понимаю. И если бы нам дали возможность сразу бросить все силы на этот конкретный пуск…
Богдан вздохнул. Королев был настоящим фанатиком ракет и космоса, будучи достойным учеником Циолковского, но обратной стороной этого бонуса была необходимость иногда опускать конструктора с небес обратно на грешную землю.
- Первым делом - оборона, Сергей Павлович. И для нее нужнее многочисленные и испытанные ракеты – вы с этим согласны и сами неоднократно высказывали подобное мнение. Хоть как-то решили с этим вопрос - теперь можно и космонавтикой заняться гораздо плотнее. У нас же не бесконечные ресурсы. Уж извините, - Богдан развел руками.
- Да что вы, товарищ Драгомиров, не надо. Я все понимаю. Просто хочется же быстрее туда добраться… - Королев ткнул рукой в потолок.
- Доберемся, Сергей Павлович, доберемся. А пока давайте поподробнее. Значит, в апреле у нас запуск спутника, так?
- Да.
- Затем, если все пройдет удачно - а я надеюсь, так оно и будет, - летом последует еще три запуска. Если и с ними все будет хорошо - запускаем в космос собаку. Все правильно?
- Абсолютно. Только ваша просьба, чтобы спутник нес полный комплект исследовательской аппаратуры… Вам не кажется, что для первого раза может быть вполне достаточно простого сигнала? Зачем усложнять?
Богдан отрицательно мотнул головой.
- Никак нет, Сергей Павлович. Это не критичное усложнение в сравнении со всем остальным. Зато политический эффект - гораздо выше. Простой сигнал будет выглядеть пропагандой в чистейшем и незамутненном виде. Так что это не обсуждается.
Конструктор пожал плечами и заметил:
- Вообще-то, товарищ Драгомиров, это критичное усложнение. Именно из-за него нам, возможно, и потребуется отложить запуск.
Богдан задумался. Подошел к окну, постоял, глядя на невероятно синее небо. Наконец, повернулся.
- Хорошо. Давайте так – пока делайте без усложнений. Пусть будет простой сигнал. Этот запуск. Но уже следующий должен пройти так, как планируется. Такое предложение вас устроит, Сергей Павлович?
Королев, недолго думая, кивнул.
- Значит, какие еще проблемы вы пока не можете решить своими силами? - и два, без всякого сомнения, великих человека склонились над бумагами.
В этот же осенний день, через полчаса после ухода окрыленного Королева, едва начавший обедать Богдан вдруг подумал, что романтизм космоса - штука заразная. Так и лезут в голову фантазии о межгалактических звездолетах, бороздящих просторы Вселенной.
- Но жить в эту пору прекрасную, похоже, придется не нам, - продекламировал генсек. Ему вдруг стало как-то грустно. Хотелось чего-то такого, возвышенного…
- Юрий Григорьевич, не знаешь, чего сегодня в Большом идет?
- Шостакович концерт дает, Богдан Сергеевич.
- Ммм. Пятая симфония будет? - Драгомиров задумчиво посмотрел на часы.
- Конечно. Собираетесь поехать?
- Пожалуй. Организуй пока, а я еще поработаю. Время вроде бы еще есть.
И, завершив на этом разговор, Богдан отправился на террасу.
Наслаждаясь прекрасным видом осеннего сада, генеральный секретарь размышлял о вопросах, требующих его пристального внимания.
Неожиданно сильный порыв ветра, подхвативший опавшие листья, закружил их в золотом танце, напоминающем о потерянной уже так давно, но все еще не забытой любви…
Проходящий по саду охранник, бросивший взгляд на сидевшего на террасе председателя СНК, увидел как тот со странной смесью грусти и нежности на лице рассматривает какую-то фотографию. Охранник не знал, что на ней запечатлена погибшая под немецкими бомбами в один из первых дней Отечественной войны девушка. Одна из тех безымянных миллионов, отданных русской землей за свободу, соседка тогда еще молодого лейтенанта, так и не смогшего собраться с духом, чтобы предложить ей стать друг другу кем-то большим, нежели друзья. И что именно известие о ее смерти было одной из тех причин, что превратили фактически пацана в матерого волчару, не щадившего никого и ничего. Превратили в пылающий сгусток холодной ненависти, не чурающийся расстрела выпрыгнувших с парашютом пилотов противника. В того, кто перестал бояться чего бы то ни было уже седьмого июля тысяча девятьсот сорок первого года.
Богдан Драгомиров тоже был человеком…
Мгновения прошлого. Белоруссия, август 1941-го года.
- Немец жмет, - мрачно заметил Ватутин. - Похоже, вляпались. Опять. И пара сбитых нам не поможет.
- Не знаю - не знаю. Да, хреново все, но парни пока еще держатся. Котла нет. Если Коробков еще чуть-чуть простоит – успеем. Но нужно придержать Гудериана хотя бы на сутки. Давай мне Рокоссовского.
- Без танков – ни черта не выйдет, - молодой генерал отрицательно мотнул головой, словно на той стороне телефонной трубки его могли видеть. – А у меня «сорок четверок» осталось от силы штук двадцать. И «двадцать шестых» еще меньше.
- Тут без вариантов – или вы их задержите, или хана нескольким дивизиям. Я тебе все, что могу, отдам. Даже летунов Ерлыкина. Только продержитесь, - недавно прибывший на Западный Фронт Ватутин понимал, что фактически превращает две тысячи человек в смертников. Но выхода у него не было. Никакого.
И Рокоссовский понимал это не хуже. А потому просто ответил:
- Сделаю, что смогу, - и повесил трубку, собираясь совершить свой первый подвиг в этой войне. Посмотрел на замолкший телефон, он коротко бросил начштаба:
- Дай мне Ерлыкина. Как хочешь – но через полчаса связь с ним у меня быть должна.
- Драгомиров!
Небритый пилот с красными от недосыпа глазами, жующий макароны, поднял глаза на командира.
- Да, товарищ полковник.
- Сейчас все, что у нас есть, пойдет на штурмовку немецких колонн. Рокоссовскому нужна помощь.
- Когда вылетаем?
- Как только, так сразу. Имей ввиду – ты на прикрытии пойдешь. В «каруселях» - ты у нас самый опытный. Так что на тебя одна надежда.
- Сколько еще в прикрытии пойдет?
- Ты, Егоров и звено Ванина, - комполка развел руками. – Остальные – с нагрузкой пойдут. Я уже говорил - там пацаны сплошные. Их сам поведу. Но без тебя - легкая пожива для фашистов. А прикрыть надо хоть кровь из носу!
- Прикроем, товарищ полковник. Прикроем. Справимся.
Богдан встал из-за стола и направился к ставшему родным И-17. Кивнул механику Степану. Залез в кабину. Расслабился. Затем достал последнее письмо от матери…
Глаза привычно выхватили страшную строчку: «Таня погибла». Где-то внутри шевельнулась ярость. К письму добавилась фотография. Гнев разгорелся сильнее.
- Вы все умрете, ублюдки. Все сдохните. Разорву, уничтожу, убью, растопчу, - губы шептали ставшие страшной мантрой слова, пока руки выполняли привычные действия. Где-то внутри полыхал пожар – и скоро он должен был кого-то обжечь.
- Леха, давай!!! Ну, прыгай, черт побери!!! Давай, давай, давай же! – скрипя зубами от бессилия, молодой лейтенант смотрел как его ведомый, дымя двигателем, летит к земле.
Немецкие наблюдатели засекли советские самолеты еще на подлете. Люфтваффе отреагировали быстро - как, впрочем, и всегда.
Висящий высоко в небе Богдан спокойно выжидал. И, когда первая часть немцев атаковала прикрытие из нагруженных истребителей, связывая боем, он все так же летел вперед и не лез в "собачью свалку". А вот когда появилась уже вторая группа немецких самолетов и свалилась на незащищенный строй "Илов", Богдан покачал крыльями и начал набирать скорость в пикировании.
Первый, как обычно, даже не понял, что произошло. Второй, его ведомый, попытался зацепить проскочивший самолет Драгомирова длинной очередью, но только зря растратил боекомплект.
Сам ас без особых проблем переиграл в воздушной карусели еще одного немца - тот, с отстреленным крылом уже кувыркался к земле - и погнался за следующим, удачно подстрелившим ведомого лейтенанта.
Чувство тревоги, привычно появившееся в районе затылка, заставило Богдана резко бросить самолет вправо. И, как всегда, вовремя. Из-за облаков вывалился немецкий «БФ109» и погнался за советским самолетом.
- Сссука, - тлеющая где-то на дне сознания ненависть начала окрашивать все в красные тона. – Сейчас я тебе…
Немецкий пилот, несколько удивленный неудавшейся атакой, решил в бой не ввязываться – советские штурмовики все еще были где-то впереди, уйдя от сцепившихся в свалке хищников.
Заложив крутой вираж, фашист развернул свой «мессершмит» и бросился в погоню за ускользнувшими «Илами», не подозревая, что километром ниже и левее обычный человек в кабине краснозвездного И-17 уже превратился в одержимого ненавистью убийцу.
- Сдохни, сдохни, сдохни, сдохни, - если бы кто-нибудь увидел в этот момент глаза Драгомирова, то точно решил, что перед ним психопат. Ибо в них светились такая ярость и желание убить, какие были недоступны нормальному человеку.
Пилот сто девятого, увлеченный погоней, заметил падающий на него истребитель слишком поздно. И сделать ничего не успел – короткая, но убийственно точная очередь прошила кабину его самолета насквозь. Фирменный знак лучшего среди «сталинских соколов».