Морской Волк (от Влада Савина)

[Влад Савин]

Москва, день спустя. Неприметный дом в Замоскворечье.
-А наш-то, силен мужик…
-Цыц!
-Да я ж с уважением, тащ капитан… Такие бабы и подряд…
Человек в пенсне лишь усмехнулся, чутким ухом уловив этот разговор охранников, навытяжку замерших у двери. Что ж, пусть думают так, даже свои, для секретности, а значит для дела, полезнее. Как там в одной занимательной книжке из будущего, «половина его агентуры была занята исключительно распусканием порочащих и греховных слухов», ну ничего, при жизни мне репутация секс-маньяка не грозит, а после будет уже все равно. Тем более, что есть все надежды, это «после» случится в гораздо более позднее время.
Ведь человек в пенсне никогда и ничего не забывал, такая уж у него была профессия. А зная при этом свою биографию на десять лет вперед, и свой возможный конец, будешь относиться к собиранию информации предельно серьезно. Если уж придется пережить Вождя, то объект «кукуруза» умрет на следующий день (если конечно будет еще жив, что не факт, за десять лет всякое может случиться). И все остальные, кто сыграл свою роль в его собственной гибели – нет, не будем кровожадны, и помним, что многие из них все же люди дела. Но если будут замечены хоть малейшие следы их сговора…
Чихнет француз, известно кардиналу? Вот привязались, слова из той песенки, однако мысль абсолютно здравая. Невозможно следить за всем народом, нельзя ни собрать, ни обработать такой объем информации в разумный срок, ведь для этого нужны не только технические возможности, но и люди? Однако вполне реально держать под контролем все Фигуры наверху, их не слишком много, и все на виду. А идея Вождя организовать еще одно сверхсекретное Главное Управление НКГБ была просто гениальна – мало кто знал, что основной задачей нового главка была не только и не столько охрана Первых Лиц, а слежка, контроль, сбор информации. И такие люди живут и встречаются в строго определенных местах, а возможности прослушивающей техники из будущего просто невероятны – жаль, что ее мало, но ничего, Институт академика Берга (радиолампы и полупроводники) озадачен разработкой аппаратуры не только для армии, но и для ГБ, через год уже могут появиться очень перспективные образцы, ну а еще лет через пять народ будет осчастливлен поступлением в продажу транзисторных радиоприемников.
Но это будет после, чтоб товарищ Сталин прожил еще не десять, а двадцать лет, ну разве возраст для кавказца? Меры приняты – с «отравителями» в пятьдесят третьем разберемся, ну а чтобы инсультов не было, в сорок пятом и сорок девятом, врач «из будущего» посоветовал самое простое, раз в год донором, кровь сдавать? Наши врачи подтвердили, так что будет в госпитале кровь товарища Сталина перелита кому-то из ранбольных? А если после в пропаганде развить?
Лаврентий Палыч Берия позвонил в дверь квартиры. Хотя в этот подъезд чужой не мог войти, по определению, но порядок есть порядок, присутствовали и звонки и замки. Послышались легкие шаги, и дверь открыла красивая брюнетка, теперь она совершенно не походила на саму себя полсуток назад – модное платье, прическа, и пахло от нее духами «Красная Москва», а не варшавской канализацией. Лаврентий Палыч улыбнулся и протянул даме букет цветов. Торт и вино были бы уже перебором, приказано ведь было, разместить, накормить, снабдить всем необходимым? Но ничего не стоящий знак внимания сразу задавал дружеский тон беседы, помогая избежать ненужной конфронтации. Тех, с кем надо было не договориться, а сломать, везли бы не сюда, а в подвал в Лубянке – и доводили до кондиции, не обязательно грубым насилием, психологический террор иногда бывает гораздо страшнее. Впрочем, одно легко могло перейти в другое, а подвал и квартира, подобная этой, поменяться местами.
-Господин министр?
-Пани Ирма? Не знал, что я настолько популярен, даже в Варшаве.
-Ну, кто же в мире сейчас не знает второго человека в СССР, «русского гиммлера», ах простите…
-Прощаю пани, но убедительно прошу, не сравнивать ни меня, ни кого-нибудь другого здесь с фашистскими висельниками. Правда, пока они живы, но когда мы возьмем Берлин, то обязательно всех их повесим. И у нас нет пока министров – называйте меня просто по имени-отчеству. Однако у нас не так много времени, потому перейдем к делу. Что «Радослав», он же Ян Мазуркевич, полковник АК, командир службы «Кедыв», хотел передать через вас руководству СССР?
-Ваша осведомленность позволяет предположить, что вы уже знаете то, что я хочу вам сообщить? Что ж, у вас действительно очень хорошая разведка.
-Мне интересно было бы услышать от вас, пани Ирма, для полной достоверности. Итак?
-Что ж… Я уполномочена предложить вам полную лояльность, «вассальную клятву», если угодно так назвать, некоторой части АК.
-У нас уже есть полная поддержка Гвардии Людовой. И Люблинской администрации.
-Согласитесь, пан министр, ой простите… Лаврентий Павлович, что во-первых, Гвардия Людова пока что и числом и влиянием сильно уступает АК. А во-вторых, если вы столь осведомлены, то вам должно быть известно, что и среди людовцев далеко не все отказались от идеи «от можа до можа»? И готовы добиваться своего, как говорят русские, «не мытьем так катаньем», коммунистическая идея вовсе не исключает национализм?
-Странно слышать такое от офицера АК, где этот лозунг всегда был основным?
-Теперь нет. То о чем я скажу дальше, не есть плод одних лишь размышлений, моих и моего мужа, но трезвая оценка ситуации, разделяемая некоторой частью АК. Сейчас не времена Батория и Яна Собесского, когда все решали клинки храбрых рыцарей. И Польша уже не может быть державой, нравится это кому-то или нет. А малые страны могут выжить лишь заручившись поддержкой кого-то из держав.
-И Польша до 1939 года тоже?
-Да. Разница была лишь в том, что мы выбрали того, кто далеко – Англию, Францию. Это давало нам иллюзию свободы – но делало врагами тех, кто рядом. И оказалось, что далекий покровитель не обязан вступаться, когда на нас нападут. А то, что Польша пыталась балансировать на чужих интересах, с легкостью меняя стороны, еще усугубило ситуацию, создав нашей стране репутацию крайне ненадежного партнера. Чем кончилось, известно.
-Ну, коммунисты говорили это с самого начала.
-Однако даже среди них не все забыли про то, что Смоленск и Киев когда-то принадлежали Жечи Посполитой. И могу предположить, еще поднимут вопрос о границах. Знаете, пан министр, когда смерть смотрит в лицо, многое становится ясным. Там, в горящей Варшаве, мы спрашивали себя, отчего все это стало возможным? Нация живет, когда есть люди, готовые умереть за нее. Когда есть еще больше людей, готовых сражаться за нее. И еще больше – тех, кто хотя бы ставит патриотизм выше собственного богатства. Когда таких людей, элиты по сути, много – нация расширяет границы. А когда их не хватает, наступает конец. Боюсь, что Польша сейчас близка ко второму. И пытаться при этом еще стать державой, значит погубить и народ и страну. Вы знаете, что сейчас немцы взялись за настоящее истребление цвета польской нации – к западу от Вислы смертельно опасно быть просто образованным поляком, чем-то выше деревенского мужичья?
-Допустим. Но в политике нет места прекраснодушию и благородным порывам. В августе четырнадцатого было, и чем кончилось, мазурскими болотами? Форсирование Вислы, это трудная операция. И цинично рассуждая, зачем СССР должен губить тысячи жизней своих солдат, ради спасения тех, кто убивал нас в двадцатом? Ведь живы еще те, кто помнят, как ваши жолнежи тренировались в сабельной рубке на пленных красноармейцах? И что тогда не мы а вы начали войну, захватив Киев и Минск? А публикуемые у вас карты, где польскими территориями были обозначены вся Украина и Белоруссия, да еще Псков и Смоленск? Попросту – какой наш интерес, за наши потери?
-Слова вашего поэта, «какой-то царь в какой-то год вручал России свой народ». Вы будете воевать не за наши, а за свои интересы?
-Новое «царство Польское»? И через сколько лет последует очередное Польское восстание, которое мы должны будем подавлять?
-Знаете, пан министр, в чем причина всех революций? Когда «элита по сути», о которой было сказано, не совпадает с «элитой по положению». Или, как сказал ваш первый Вождь, «низы не хотят, верхи не могут», это именно то. Ах да, еще «обострение бедствий», чтобы толпа с охотой сыграла роль массовки. Подойдет ли вам объяснение, что та часть «элиты по сути», от лица которой я говорю, предпочтет стать частью элиты имперской, ах простите, СССР? Ну а с теми, кто думает иначе, вы вправе поступить по всей строгости, в чем мы вам охотно поможем.
-И сколь многие в АК разделяют эти взгляды?
-Например, полковник Хрусцель, «Монтер», второе после Коморовского лицо в Варщавской АК. Мой муж, «Радослав». Есть еще люди, занимающие далеко не последние посты и пользующиеся достаточным влиянием.
-Однако многие сочтут это предательством и будут активно против?
-По случаю, в подавляющем большинстве это как раз те, кто еще более активно запятнал себя карательными акциями на «крессах всходних». За что ваш Сталин обещал их всех повесить – надеюсь, он сдержит свое слово?
-Допустим. Но согласитесь, тогда странным будет выглядеть существование АК – вооруженной организации, воюющей за свободу Польши. От кого и с кем?
-Ну, пан министр, насколько я знаю, Войско Польское генерала Берлинга по сути является частью армии Советской Империи? А так называемая Люблинская администрация, это не больше чем гражданская власть одной из ваших губерний.
-Пани Ирма, ваш русский язык неплох, но архаичен. У нас давно нет ни Империи, ни губерний.
-Простите, пан министр, русскому меня учила мать, которая была еще подданной Российской Империи. И мне почти не приходилось разговаривать с советскими, до вас.
-Если вы действительно собираетесь служить СССР, учите современный русский. Иначе часто будете попадать в нелепое положение.
-Пан министр… Это правда, что по вашему новому национальному закону, все языки кроме русского запрещены?
-Откуда вы это взяли? Русский язык – государственный, обязателен лишь для всех официальных документов, публичных выступлений, а также в Советской Армии. Странно было бы иначе – в СССР десятки народов, так что, в каждом суде или ином органе власти, для каждого переводчиков держать? А офицерам быть полиглотами? Также только русские школы имеют право на государственную поддержку, по этой же причине. А если какой-то ваш муниципалитет решит открыть и содержать на свои средства польскую школу, ваше право. И уж конечно никто не будет запрещать говорить по-польски дома, на улице, или писать на нем личные письма.
-А университеты?
-Если они хотят, чтобы к ним ехали учиться студенты не только из ближних земель… Как когда-то по всей Европе преподавали на латыни, а не на своих языках, так было понятно всем.
-Благодарю.
-То есть вы готовы служить там, куда пошлют? Наравне с советскими гражданами, по части военной или гражданской? У нас не Российская Империя, и место в «элите» никому не дается даром, его надо заслужить. А сейчас идет война.
-Пан министр, когда Варшава будет взята, мы готовы присягнуть вам. А вы будете вправе поступить с нарушителями, если таковые будут, по вашим законам.
-Хорошо. Что вы можете предложить конкретно, сейчас?

Добавлено спустя 46 секунд:
Москва, Кремль. Через несколько часов.
-Итак, товарищ Сталин, поляки готовы обеспечить наше десантирование в Варшаву, ударив по немецкому фронту на берегу со своей стороны. По утверждению пани Ирмы, у заговорщиков около тысячи бойцов, вооруженных, организованных, хорошо знающих местность. Причем они будут драться, «как на последний бой», не жалея ни себя ни патронов, потому что иначе все они мертвецы. С военной точки зрения, заманчиво – получаем плацдарм за Вислой, с малыми потерями. Даже если не удастся в дальнейшем развить с него наступление, притянем к нему силы немцев от других мест.
-Тут вопрос не только и не столько военный, как политический, Лаврентий. Кто изменил однажды, изменит еще раз. И если мы уже имеем дело с какой-то игрой? Насколько этой пани Ирме можно доверять?
-Поставим вопрос иначе: насколько можно доверять тем, кто ее послал. Ее муж, «Радослав», ведь не мог не понимать, что посылает нам фактически в заложники? И все же послал – значит, хотел показать, что намерен играть честно? Учтите что пани Ирма не просто капитан АК, а начальник связи «Кедыв». И в рамках «предложить уже сейчас» она выдала всю информацию не только про «крайовцев», но и британское УСО в Польше, шифры, коды, радиочастоты – что позволяет нам взять эту сеть под контроль. Особо отмечая тех, кого мы должны немедленно обезвредить, «поскольку у них руки по локоть в вашей крови». Этого ей свои же категорически не простят. Мое мнение – часть АКовцев, кто не успел еще замараться, почувствовали, что под ногами земля горит, и решили сменить хозяина. И сейчас вполне искренни в желании служить нам.
-Этим мы конечно воспользуемся, но… У нас ведь, Лаврентий, уже было решено, использовать восстание, чтобы вывести из игры АК, расчистить дорогу людовцам. Объявить «крайовцев» и Коморовского персонально агентами-провокаторами немцев, намеренно выступившими до срока. Поскольку значительная часть АК влезла в бои по незнанию, их немцы судили военно-полевыми судами, как предателей-дезертиров из немецкой армии, то есть подтвердили как бы факт пособничества. Полная дискредитация и АК и лондонцев, зато людовцы – герои и спасители Польши. И вдруг такой поворот?
-Товарищ Сталин, в одном пани Ирма права. Среди людовцев действительно распространено мнение, что новая, народная Польша, должна получить в компенсацию земли не только на западе, но и на востоке. «Ну какие могут быть спор между своими, это ведь чистая формальность, где пройдет граница между братскими социалистическими государствами, здесь или немного восточнее». Будет печально, но если товарищи не поймут, придется прояснять им, как КПЗУ в тридцать девятом (прим. – в Компартии Зап.Украины были распространены взгляды, что после объединения Западной и Восточной Украины, будет создано независимое социалистическое Украинское государство. В результате в 1940 году КПЗУ была распущена, а ее руководство репрессировано – В.С.). Ну а эти хоть все понимают правильно и на большее не претендуют.
-И сколько же их? Есть мнение, что большая часть АК успела себя замарать, служа немецкими карателями. Сколько осталось чистых – четверть, треть?
-Однако у крайовцев действительно есть сильное влияние на местах, за счет более разветвленной подпольной сети. Людовцы тут гораздо слабее.
-Амбиции у господ панов. «Вступить в элиту новой империи, то есть СССР»? Может, стоит их после, когда в них надобность минует?
-Но не раньше. Если они и в самом деле нам пользу принесут. А кто-то может быть, героически погибнет в бою с немцами. Мое мнение – поступить с ними по справедливости. То есть использовать, и следить – и при малейших признаках нелояльности, сговора с Западом, игры в сепаратизм…
-Думаешь, Лаврентий, они после какую-нибудь «Солидарность» не организуют?
-Пассионарности не хватит. Надо будет спросить у пани Ирмы, кто там у них додумался – «нация жива, пока есть люди, готовые…», почти теория Гумилева. И если учесть, что в этой истории Польша понесла большие людские потери… И еще понесет, ведь наше наступление за Вислу к Одеру будет месяца через три-четыре, не раньше, сколько за это время немцы успеют польского населения истребить? То есть теперь у них пассионариев будет гораздо меньше, и это будут в большинстве, «наши» пассионарии.
-Разумно. В конце концов, всегда успеем.
-Товарищ Сталин, пока сведения пани Ирмы не устарели, «прополку» сети АК на нашей территории надо начинать уже сейчас. Заодно проверим, действительно ли отмеченные ею, это замаранные, или «Радослав» и те кто с ним хотят нашими руками убрать конкурентов.
-Которые уже что-то знают? Как пани Ирма объясняет попытку немцев ее перехватить? У них в организации немецкий агент?
-Пани Ирма считает, что тут было другое. Ведь изначально задумывался лишь вывоз из Варшавы Хелены Рокоссовской, с помощью людовцев. А здравомыслящая часть АК имеет с ГЛ связи, вопреки директиве Коморовского бороться с ними как с «русскими шпионами». И «Радослав» сумел подключиться к нашему каналу, в последний момент. Очень вероятна грязная игра со стороны Коморовского, когда пытающиеся «дезертировать» выдавались немцам. Другое, что никто не знал о важности дела, и что встречать будет группа осназ, а не проводник с лодкой, сохранившейся в порту – вот и не рассчитали сил.
-Хотя вероятен и агент Абвера у людовцев… Что ж, есть мнение подключить армейских товарищей к срочной разработке плана операции, десант в Варшаву. Вы обговорили с товарищем Ирмой Мазуркевич технические детали – сроки, каналы связи?
-В докладе. Здесь – вся информация военного значения, которую она передала.
-Значит, приступаем. Поскольку это дело сегодняшнего дня. А в политическом, долгосрочном плане… И ведь заодно можно кое-кому из несговорчивых людовцев тоже прояснить, что товарищи неправы? Тогда сделаем так…

Добавлено спустя 35 секунд:
Миколайчик. Как продали Польшу. Изд. Лондон 1960, (альт-ист)
Неужели великий Юзеф Пилсудский был прав? Когда незадолго до смерти сказал, когда я предстану перед Всевышним, то попрошу его никогда больше не посылать Польше великих людей?
Отчего предательство всегда было спутником нашей бедной державы? Причем предавали верные, до того имеющие несомненные заслуги. Неужели виной тому наш древний принцип, «Польша сильна раздорами», и у каждого шляхтича есть свое мнение, не навязанное никем, даже королем?
Мы все скорбели о страданиях бедной Варшавы, ее защитников и ее населения. Но ради сохранения польской государственности должно было идти на любые жертвы – на то и война, чтобы на ней убивали! Пусть бы в Варшаве совсем не осталось живых, мы почитали бы их святыми, как защитников Ченстоховского монастыря! Отчего они не исполнили свой долг до конца?
Армия не может быть без дисциплины! Кто дал право полковнику Хрусцелю, «Монтеру», выступить против своего командующего Коморовского? Его слова, «точно так же как вы сами, против нашего правительства» не имеют под собой никакого основания – заверяю, что несмотря на некоторые разногласия, и даже прямое невыполнение наших приказов, законное польское правительство никогда не лишало генерала Коморовского своего доверия!
Есть сведения, что несчастный Коморовский после своего взятия под арест подвергался пыткам и избиениям, что ставит под сомнение его «признание» в работе на немцев. Но даже если так, в опубликованной версии его показаний нет прямого подтверждения предъявленных ему обвинений, «ты хотел сдать всех нас немцам в обмен на собственную жизнь». Но когда собственные амбиции затмевают разум, кому есть дело до правды?
И в тот момент никто еще не представлял истинного масштаба предательства! Что Хрусцель уже успел сговориться со Сталиным, послав в Москву своего доверенного эмиссара, Ирму Мазуркевич – и она вела там переговоры не с кем-нибудь, а с самим Берией, репутация которого общеизвестна (интересно, процесс шел в горизонтальном положении?). И что эта презренная блудница, будучи начальником связи «Кедыв», сдала НКВД ценнейшую информацию, по которой на землях Польши, занятых Советами, уже хватали героев АК как «немецких карателей». Но никто еще этого не знал и не догадывался, мы искали врагов среди людовцев, но не были готовы, что предадут свои!
Напрасно бедный Коморовский ссылался на директиву из Лондона, прямо предписывающую ему начать восстание. Для его палачей это лишь послужило предлогом, выказать неповиновение не только Коморовскому, но и своему законному правительству. «Мы не хотим быть разменной монетой в британской игре», это было сказано вечером, а ночью два батальона «Кедыв» вместе с людовцами атаковали немецкие позиции у Вислы одновременно с высадкой русского десанта, в непосредственном взаимодействии с русской артиллерией и авиацией! И лишь когда русские ворвались в Варшаву, было объявлено о появлении на политической арене новой силы, Армии Крайовой в Польше, формально та же АК, но не подчиняющаяся Лондону, снова мимикрия, скрывающая истинную суть!
Никто не ожидал и от Советов такой иезуитской игры. Деятельность так называемой «Люблинской администрации» была приостановлена, вся гражданская власть на местах перешла к так называемым «народным комитетам», где формальное большинство принадлежало АК. Одновременно в русских газетах последовали громкие обвинения «фашистским карателям в Белоруссии», и это не вызвало ни у кого удивления, все знали, что крови своих мирных граждан СССР не прощает – вот только так исторически сложилось, что подавляющее большинство членов АК, но не АК(П) участвовали в мероприятиях по умиротворению бунтующего населения на «крессах всходних», их арестовывали, увозили «на суд», и больше их никто не видел, живыми! Причем АК(П) даже формально не протестовало против такого беззакония и произвола русских на территории суверенного независимого государства, хотя старательно изображало самостоятельность, иногда громко споря с русскими по какому-то мелкому вопросу, чтобы до времени не показывать свою сущность, русской марионетки! Одновременно «народные комитеты» демонстрировали свою «аполитичность» к людовцам, не гнушаясь включать в свой состав представителей этой партии «за деловые качества». Теперь ясно, что это был зондаж, чтобы толпа привыкла видеть людей из АЛ и АК(П) рядом, работающих вместе – но все же, громом среди ясного неба для всех нас был свершившийся факт об объединении АК(П) и АЛ в так называемую Польскую Объединенную рабочую партию! Причем СССР, признавший АК(П) с самого начала, законной властью Польши, формально был в стороне!
О степени же «независимости» новой власти от советского влияния говорит тот факт, что в состав Краковского народного правительства, сменившего Верховный Народный Комитет, вошло больше половины тех, кто ранее заседал в Люблине. И конечно же, это «правительство» не смело вести речь о возврате отторгнутых в 1939 году польских земель, как и о выводе со своей территории русских войск, или хотя бы о передаче так называемого Войска Польского под свою власть из-под команды русских генералов.
Как и в 1939, русские нанесли подлый удар в спину сражающейся Польше. В то время, как земли западнее Вислы были буквально обескровлены немецким террором, и можно было проехать сотню километров, не встретив ни одной живой души, на востоке русские арестовывали и убивали последних борцов за польскую независимость, травили их по лесам как волков, задействовав в этом бывших бандитов Ковпака и Сабурова, их головорезы, хорошо обученные партизанской тактике, были страшным противником для малочисленных и хуже вооруженных бойцов АК (в период после образования ПОРП, мы больше не называем высоким именем Армии Крайовой, предателей и русских марионеток, а лишь истинных патриотов Польши). Еще более подлым было то, что русским удалось восстановить против АК большую часть мужичья, подкупив их разграблением чужой собственности. В период оккупации очень многие землевладельцы, чтобы сохранить свои имения, шли на сотрудничество с немцами, в той или иной форме – теперь же их земли подлежали конфискации как собственность фашистских пособников. Эти земли были розданы крестьянам, причем с активной агитацией, что если вернутся паны, все отберут назад – ясно, отчего очень часто мужичье поддерживало ПОРП, выдавая русским карателям скрывающихся в лесах партизан АК.
Несчастная Польша, терзаемая с двух сторон, русскими и германцами! Преданная западом, в который она верила – и который счел ее не больше чем разменной монетой в политической игре! И что самое худшее, преданная собственным народом! Отчего сегодня Варшава, Краков не поднимутся против русского владычества – неужели им сытость и покой дороже свободы? Хотя русские взяли у нас больше, чем свободу – русские отняли у нас душу.

Дали зрелищ и хлеба,
Взяли Вислу и Татры,
Землю, море и небо,
Всё, мол, наше, а так ли?!

Дня осеннего пряжа
С вещим зовом кукушки
Ваша? Врете, не ваша!
Это осень Костюшки!

Небо в пепле и саже
От фабричного дыма
Ваше? Врете, не ваше!
Это небо Тувима!

Сосны - гордые стражи
Там, над Балтикой пенной,
Ваши? Врете, не ваши!
Это сосны Шопена! (Галич)

Несчастная Польша! Сможешь ли ты когда-нибудь проснуться и восстать? Подняться с колен и стать Державой? Вспомнив, что когда-то земли «от можа до можа» и в самом деле были твоими?
Я молю бога, не надо мне места в раю! Но позволь, господь, дожить до того дня, когда русские войска уберутся с польской земли. Когда русские признают свою вину в сговоре с Гитлером в 1939, следствием чего был раздел Польши. Когда русский правитель склонит голову перед поляками, покаявшись за Катынь. И когда исконно польские земли вернутся под нашу власть – Вильно, Минск, Смоленск, Киев, Львов. И Гданьск, Щецин, Вроцлав, Познань, Торунь, Олштын.
Польша из тлена восстанет! Белый Орел взлетит! Ждите, Панове…

[Влад Савин]

Яковлев Н.Н., Крах фашистской агрессии. М.,1994г. О тотальной мобилизации в Еврорейхе. (альт.ист.)
К лету-осени 1943 года Германия понесла прежде всего на Восточном фронте, огромные потери в живой силе и технике. Стало очевидным, что несостоятельной оказалась не только идея «блицкрига», но основной принцип немецкого военного строительства, «война должна быть закончена теми дивизиями, которые были в начале». Следуя ему, в 1941-1942 Третий Рейх почти не формировал новых частей и соединений, предпочитая накачивать пополнениями существующие, «каждая дивизия, это слаженный механизм». Однако потери под Сталинградом оказались невосполнимы, целые армии и корпуса оказались полностью уничтоженными, вместе со штабами и тылами. В то же время Днепровская битва, как и вся летняя кампания 1943 года, показала ошибочность ставки на войска европейских союзников, стало ясно что собственно германские части на фронте заменить ничем нельзя.
Очень упрощенно новую немецкую доктрину можно выразить словами: «немцы на фронте – рабы в тылу». Подневольный, рабский труд в гитлеровской Германии использовался с самого начала, но именно с осени 1943 года он стал массовым и всеобъемлющим. Если прежде рабы использовались в основном на грубых работах, вроде каменоломен и строительства дорог, батраками в сельском хозяйстве, и в очень ограниченном числе в качестве неквалифицированной рабочей силы на военных заводах, то теперь для каждого промышленного предприятия, работающего для нужд войны, устанавливалась квота «привлеченной рабочей силы», должной заменить немецких рабочих, призываемых в армию. А так как выпуск гражданской продукции во всех странах, входящих в Еврорейх (Германия, Франция, Бельгия, Голландия, Дания, Норвегия, Хорватия) был законодательно ограничен, то практически девяносто процентов фабрик и заводов Рейха, включая все крупные, работали исключительно на войну, «пушки вместо масла». И все эти фабрики обязаны были использовать труд рабов.
Изменился и состав подневольной рабочей силы. Если для начала войны большинство в ней составляли военнопленные, и советские граждане, угнанные с оккупированной территории, то уже с начала 1943 года все большую, и быстро увеличивающуюся долю составили подданные стран Еврорейха, арестованные «за саботаж» и всякие незначительные провинности, вроде нарушения паспортно-пропускного режима, и обязанные теперь работать на казарменном положении, лишь за койку и питание, а также уголовные преступники, причем не только из Еврорейха и стран-союзников, но даже из нейтральных государств, как Швеция и Швейцария – общей чертой этой категории было то, что они, считаясь арестованными, заработной платы не получали совсем. Другой частью «привлеченных», были иностранные рабочие, обманом завербованные в странах-союзниках, как например в Румынии, или в той же Франции (до ее официального вхождения в Еврорейх), к этой же категории «оплачиваемых рабов» следует отнести турецких рабочих, отданных режимом Исмет-паши в фашистское рабство в качестве уплаты за немецкую военную помощь Турции. Положение этой категории фактически не отличалось от арестантов, хотя формально они считались нанятыми рабочими, получающими зарплату – те же тяжелые условия труда, ограничения личной свободы (за «самовольное оставление работы», то есть бегство, полагался концлагерь), плата же шла не в деньгах а в «евро» - так назывались евромарки, условное подобие денег, запрещенных к приему как средство платежа, и лишь должных быть обмененных по номиналу на рейхсмарки «после победы Рейха в войне».
Особую категорию рабов составили поляки. После начала Варшавского восстания, Гитлер приказал «сделать из польских земель ад на земле». Советская Армия вышла на правый берег Вислы, и было очевидно, что скоро и вся Польша будет освобождена от фашистского владычества. Подробное описание событий, которые вышли в историю как «польский голодомор 1943 года», выходит за рамки этой главы, заметим лишь, что немцы позже оправдывали свои действия именно «мобилизацией экономики». Если прежде Польша была для Германии поставщиком дешевого продовольствия, то теперь, уже не рассчитывая на хлеб следующего польского урожая, немцы планомерно и беспощадно приступили к изъятию абсолютно всей сельхозпродукции и скота, расстреливая на месте несогласных. Причем очень быстро предметом изъятия стали и люди, здоровые мужчины трудоспособного возраста, а также молодые женщины и подростки, также способные к работе – людей хватали как скотину, разлучая семьи, без всякой вины, и гнали на заводы и фермы Рейха, негодных же к труду поголовно расстреливали, заживо сжигали в домах, везли в эшелонах в Освенцим – или милостливо оставляли умирать с голоду. Считается, что из Польши было так угнано в Германию полтора миллиона человек, точное число неизвестно до сих пор.
В результате, формально Еврорейх осенью 1943 года находился на пике своего могущества, имея в строю тринадцать миллионов солдат (из которых семь с половиной миллионов составляли немцы!). Численность же промышленных рабочих Еврорейха составила двадцать миллионов (максимум за весь период войны!), территория Германии и большинства союзных ей стран еще не была затронута войной и бомбардировками, производственные мощности не были разрушены – выпуск вооружения, а также чугуна, стали, угля, электроэнергии также достиг максимума, превысив довоенные показатели всей Европы (без Англии). Однако не все было так гладко, как казалось в Берлине.
Уровень боевой подготовки новосформированных дивизий был совершенно неудовлетворительным, по немецким стандартам. Остро не хватало подготовленных офицеров и унтер-офицеров, а также инструкторов. Тотальная мобилизация привела к тому, что человеческий материал был далеко не первоклассным, так в вермахте появились целые полки и батальоны больных – интересно, что практичные немцы сводили в одну часть страдающих одним недугом, желудочным, ушным, глазным – для удобства снабжения например, особым питанием, очевидно что эти части не годились для активной фронтовой службы и могли быть использованы лишь как гарнизоны, для поддержания порядка в тылу. Боевой опыт отсутствовал, низким был и моральный дух. Все же при наличии времени, эти части и соединения могли бы стать опасным противником – в целом же, положение напоминало то, что было в РККА зимой 1941. При наличии времени – но вот его немцам категорически не хватило.
Не все так хорошо было и в тылу. Немцы искренне считали, что угрозы и террор, надсмотрщики с дубинками и овчарками, и бдительный надзор гестапо, будут являться достаточной мотивацией, чтобы рабы эффективно трудились на Еврорейх. Чтобы польские крестьяне, чьих родных убивали на их глазах, забыли это, со старанием выковывая оружие для своих палачей. Чтобы арестанты трудились без отдыха, не жалея себя – под угрозой концлагеря или немедленной казни, за саботаж или просто «неусердие». Два надзирателя на каждые двадцать рабов – причем эти надсмотрщики, часто даже не немцы, были строжайше предупреждены, что за халатность будут сами отправлены в концлагерь или на фронт. Интересно, что в этом качестве больше всего ценились украинские националисты, за особое старание и беспощадность. Квота, установленная предприятиям на норму использования рабского труда, за время войны дважды поднималась – фашистам нужны были свежие порции пушечного мяса, полагаться же на союзников на фронте они не могли.
Низкая эффективность рабского труда не была все же секретом. И в Рейхе с октября 1943 года была придумана уникальная схема, «рабство на сдельщине», поначалу она применялась к иностранным наемным рабочим, но позже была распространена и на большую часть арестованных. Согласно ей, рабочему начислялась зарплата, причем сдельно, в зависимости от количества и качества его труда. Из этой суммы вычитались расходы на содержание («койка и паек»), а также установленная обязательная норма (разная в раличных производствах). И если раб с «отрицательным балансом» считался саботажником, со всем последствиями и карой, то «положительная разница» могла выдаваться на руки, как поощрение. Платили в евро, но с зимы 1943 во всех странах Еврорейха практически открыто существовали черные рынки, где евро можно было обменять на рейхсмарки или непосредственно на товары. И эта мера действительно имела некоторый эффект, в виде повышения качества производимой продукции. Хотя высочайший уровень качества и надежности, бывший прежде, так никогда и не был достигнут.
В целом же тотальная мобилизация промышленности не дала ожидаемого результата. Наиболее показателен пример с выпуском самолетов-истребителей: если за последний квартал 1943 года была достигнута цифра 1500 в месяц, что более чем вдвое превышает прежний показатель, то как ни странно, количество боеготовных истребителей в войсках почти не увеличилось! Сами немцы называют тому три причины – во-первых, рост выпуска самолетов осуществлялся в том числе и за счет выпуска запчастей, во-вторых уже упомянутое выше значительное снижение качества повлекло больший процент неисправных машин, в-третьих, из-за привлечения большого числа предприятий, раньше не занимающихся военным производством, им было дано право произвольно менять технологию и даже рабочие чертежи, из-за чего нередко было отмечено, что самолеты одной марки но разных производителей не были взаимозаменяемы по запчастям и ремкомплектам. Однако же аналогичные явления имели место и при производстве других видов вооружений.
Имелись кроме того и вовсе неожиданные последствия. Когда заводы, с одной стороны поставленные в жесткие рамки планом производства, с другой же стороны в приказном порядке обязаны были отдать в армию предписанное количество рабочих «наименее необходимых», заменив их рабами. При этом вопрос, кто «наименее необходим» решался очень оригинально – ну а обойти бюрократические препоны было делом не слишком сложным.

Добавлено спустя 29 секунд:
Берлин, Рейхканцелярия.
-Снова предательство? Опять измена? Германский солдат непобедим – но лишь если его подло не бьют в спину! Нас не одолели ни на Волге, ни на Днепре – это румыны, французы, итальянцы трусливо бежали, открыв наш фланг и тыл. На Висле все должно быть иначе – или кто-то до границ Рейха собрался отступать? Этот рубеж неприступен, поскольку его обороняют только германские войска! Или кто-то хочет впустить русских варваров в Европу?
И вдруг я узнаю, что в дивизиях последней волны, должных встать на Висле несокрушимой стеной, вместо истинно германских воинов - какие-то дикари, даже не говорящие по-немецки? Полуобезьяны, готовые разбежаться при первых же выстрелах? Что это, злой умысел, или вопиющая глупость?
Так я повторяю вопрос, господа – кто допустил, что среди пополнения нашей доблестной армии Висленского рубежа оказались турки и арабы? Сто тысяч - и это еще не всех сосчитали!

Добавлено спустя 43 секунды:
Исмет-паша, президент Турции.
«СССР считает, что посылка Рейху миллиона турецких рабочих равнозначна предоставлению миллиона солдат на советско-германский фронт – поскольку позволяет Гитлеру высвобождать людей из промышленности для несения военной службы». Новое послание Сталина, по сути ультиматум – при том что русские заняли Карс и Эрзерум (и без сомнения, назад уже не отдадут), и высадились в Проливах, вместе с их болгарскими цепными псами! Формально, в Москве идут переговоры, на которых наша делегация выслушивает все более унизительные требования – похоже, Проливы мы тоже потеряем навсегда, о аллах, что станет с населением Стамбула? Вернее, Царьграда, как именуют его русские – даже не Константинополь. Ходят слухи, что Сталин задумал подарить Царьград Патриарху своей Церкви, чтобы тот создал здесь что-то подобное православному Ватикану. Оказывается, у русских в войске есть священники, и мне донесли, что они уже осматривали Айя-Софию, и не скрываясь, говорили, что будет, если снести минареты! В Иране русские фактически создали просоветскую курдскую автономию, и если наши курды пока спокойны, то в Ираке даже те племена, что помогали нам изгонять англичан, уже открыто говорят о независимости, не признавая нашу власть, а попытки армии навести порядок встречают открытое вооруженное сопротивление не только от упомянутых племен, но и от отлично вооруженных банд, приходящих с иранской стороны, причем уже были случаи, когда мятежников поддерживала русская авиация, как начиналось в Болгарии. Неужели русским мало того, что они у нас уже получили, и они хотят влезть еще и в северный Ирак?
О аллах, как плохо в этом мире быть слабым? Ишаки из гентаба, и генерал Чакмак в первую голову считают, что надо принять помощь немцев? Воистину ишаки – если Гитлер ставит в строй посланных нами рабочих, значит ему уже не хватает собственных солдат? И немцы два месяца возились с Варшавой, русские же вышибли их оттуда за пару дней? А Варшава между прочим, уже на западном берегу Вислы - и в Берлине будут после этого кричать про неприступность Висленского рубежа? Точно так же, как совсем недавно кричали про неприступность Днепровского – что будет дальше, Одер, Рейн?
Ясно, что немцы войну проиграли. И злить русских сейчас, это все равно, что пнуть в зад разозленного медведя. Остается лишь надеяться, что у медведя хватит добычи на Западе. И что после окончания войны в Европе всем будет не до бедной Турции, успеть бы только вооружиться, чтобы показать, что попытка отобрать у нас честно захваченное не стоит свеч!
Слава аллаху, немцы пока не отказываются поставлять нам оружие. Танки, артиллерию, самолеты – в основном трофеи, взятые в Европе в сороковом. Но требуют платы, а русские против? О аллах, а ведь выход есть!
Сколько у нас пойманных дезертиров из Арабского Легиона? Формально, они приносили присягу Рейху и находятся в его юрисдикции, мы за них не отвечаем. Под этой маркой можно сбыть и всех пленных, захваченных в Йемене, Ираке, Кувейте, кто недоволен восстановлением новой Османской Империи, а также очистить наши тюрьмы. А что с ними сделает Адольф Гитлер, использует их как рабов или солдат, это нас уже не касается.
И лучше, если никто из них не вернется – меньше будет бунтовщиков, воров и бандитов в наших владениях!

Добавлено спустя 1 минуту 2 секунды:
Ефрейтор Степанюк Алексей Сидорович. За Вислой, 28 сентября 1943.
А все же нет у немцев нашего духа! Не умеют они воевать, как мы!
Вы только гляньте, что они с Варшавой сделали? Ну просто, ровное место где городские кварталы стояли, я в Сталинграде такого не видел. А ведь известно, в каменном городе столько всяких мест, что хорошо закопавшуюся пехоту одним лишь огнем выбить невозможно, обязательно после должен быть штурм, вплоть до ближнего боя, с гранатами, штыками, и рукопашной. Но у немцев на это очевидно кишка была тонка, и они валили без счета бомбы и снаряды, надеясь что после просто займут территорию. И после даже химией травили, и то не помогло! А если они каких-то повстанцев за два месяца не смогли одолеть, то нас они хрен сбросят обратно!
Даже жалко поляков. Хотя и говорил нам политрук, что народ этот к нам ни в коем разе не дружественный – в двадцатом на нашей земле и с нашими пленными зверстовали как фашисты, «польский офицер саблей зарубил восьмилетнего мальчишку за то что тот зло посмотрел», «расстреливали за большевизм целыми деревнями», «красноармейцу в живот зашили живого кота и спорили, кто сдохнет раньше», и это все какой-то француз, бывший у них советником, в мемуарах описал! Ну все у них было как у фашистов – и отношение к нашим людям на восточных землях как к низшей расе, и сама идея, что они культурные европейцы, а на востоке дикари, которых надлежит завоевать и колонизовать, и концлагеря для недовольных. И агрессия ко всем без исключения соседям – даже от Германии оказывается успели кусок отхватить, а еще от Литвы, от Чехословакии, к Венгрии и Румынии претензии предъявляли, только с нами товарищ Сталин в тридцать девятом справедливость восстановил. Причем поступали по-подлому, используя своих же поляков кто за рубежом – сначала беспорядки и вопли об угнетении, затем вступает польская армия, у них до войны оказывается, самой частой темой на маневрах было, «действия при анархии на территории сопредельного государства». В общем, там еще много чего политрук рассказывал, самый настоящий фашизм, только «труба пониже дым пожиже» в сравнении с Гитлером – хотя не удивлюсь, если немцы на их примере чему-то научились, что-то переняли. И будто бы в тридцать девятом они хотели вместе с немцами на нас напасть, но чего-то не поделили (наверное, шкуру неубитого медведя), и Адольф решил, нахрен таких союзников, проще их в рабы!
Вот только не весь же народ так? Уж если даже про немцев тон сбавили – давно уже не слышал, «сколько раз немца увидел, столько раз его и убей», так поляки все же братский славянский народ? Ну а что с завихрениями в мозгах по неразумию, так это поркой лечится, как детей малых на ум наставлять. Вот здесь в Варшаве нам же помогали польские же товарищи, «коммунисты и патриоты», как нам до того уже не политрук а командир предупредил, кто с красной повязкой на рукаве, в того не стрелять – да и дрались они неплохо, вот только вооружены неважно, у нас в сорок первом и то лучше было. А после они помогали нам город чистить – еще полк НКВД подошел, так красноповязочные при нем и проводниками, и переводчиками, и показывали, где тут входы в подземелья, в которых «белые» повстанцы засели, которые за панов, помещиков и буржуазию, ну чисто гражданская война в отдельном городе, да еще во вражеской осаде! Ну и мирных выводили, а много их еще осталось, у каждой нашей полевой кухни очередь человек в сто, женщин много, детей – накормят их, и на наш берег, говорят, там уже лагерь оборудовали, где будут всех пока содержать. Нет, мы не фашисты, но сами посудите, там эпидемия уже была в подземельях, а вдруг на наших перекинется, так что лечение и карантин! И кормить их так легче, ну и конечно, отфильтровать, кто из них раньше фашистам служил в карателях? Ну, те кто надо разберутся, нам же главное – снова немцев сюда не пустить.
Так что – копай, пехота! Самое частое дело на войне, вот ей-богу, на гражданке смогу наверное, землекопом работать. Причем быстро, потому что сейчас немцы силы подтянут и контратакуют. А у нас еще переправа не готова, понтонный мост только налаживают, техники на этом берегу почти что нет, лишь несколько противотанковых пушек на лодках доставили, да «барбосы» сами переплыли, самоходочки легкие, какие были на Днепре. А немцы вот-вот войска подтянут, настоящие, а не тот полицейский сброд, что мы в Варшаве перебили – и пойдут на нас «тигры» с эсэсовцами. Ничего, в Сталинграде хуже было.
И еще, у каждого по сумке, где лежит не только противогаз, но и противоипритовый резиновый плащ, надевается удобно, как шинель, в рукава, а после можно полы вокруг ног обвернуть и застегнуть, как штанины. Выдали месяц назад, и с тех пор старшины и взводные ежедневно проверяют наличие и сохранность. А еще были учения, черт бы их побрал, быстро все надеть, это ладно, но бежать в этом, и с полной выкладкой – хочется упасть и сдохнуть, украдкой край маски оттягиваешь, чтобы пот вылить. И все из-за немецкой химии, примененной против Варшавы – а ведь раньше и противогазы-то многие повыбрасывали, держа в сумках иные полезные вещи. Причем этот газ зарин имеет особенную ядовитость, отчего против него и нужна такая защита. Ох, куда памятку дел, надо перечитать, а то ротный спросит, признаки заражения местности, стойкость в разную погоду, еще что-то – не ответишь, наряд вне очереди. Батя у меня рассказывал, как его еще в ту войну немцы газами травили – ну, суки, если опять! Тогда все припомним, как в Германию войдем! Уже скоро.
Немецкая атака началась уже под вечер, так что окопаться мы успели. На западной окраине Варшавы, где попадались и дома, и заборы, и деревья-кусты, сюда повстанцы не дошли, или их выбили отсюда быстро, так что было похоже на нормальный пейзаж. Все вроде было как положено – сначала артобстрел, затем танки с пехотой – но именно «по уставу», без души, без натиска победить во что бы то ни стало. Немецкая артиллерия быстро заглохла, после первых же ответных залпов с нашего берега, танки только сблизились с нашими траншеями и сразу откатились назад, потеряв три машины сожженными из «рысей», еще трех подбили «барбосы», пехота залегала от нашего огня и вместо того, чтобы подняться в атаку, отползала прочь – и в завершение, прилетели наши штурмовики и хорошо обработали что-то нам невидимое за фрицевским передним краем, а вот «фоккеров» и «юнкерсов» мы не видели ни одного. В общем – не Сталинград!
Один из подбитых, но не сгоревших немецких танков стоял метрах в двухстах. Поскольку экипаж мог быть жив, затаиться, и при следующей атаке поддержать огнем, наши сползали туда разобраться и прихватить что ценного. Вернулись разочарованные – танк оказался «стеклянным», это еще с зимы встречалось, или наши стали делать бронебойные снаряды особым образом, или у немцев броня стала хуже, но от попадания она крошилась, отлетая внутрь осколками как картечь, снаружи танк кажется целым, а внутри все в фарш, даже пулемет МГ-34 оказался поврежденным, совсем нечего было брать.
Зато немца прихватили. Лежал у танка в воронке, но не танкист, мундир пехоты, сопротивления не оказал, хотя винтарь рядом. Так как «язык» всегда бывает полезен, да и награда за него положена, не стали добивать, а притащили с собой. У нас уже оказалось, что фриц не ранен, но то ли контужен, то ли рехнулся, лопотал что-то непонятное, как ни спрашивал его лейтенант из СМЕРШа, знающий по-немецки. И воняло от него – обгадился, сволочь? А когда лейтенант приказал отвести его в нужник, чтобы хоть обтерся, и рядовой Горохов щелкнул затвором, толкнув фрица стволом, тот вдруг упал наземь и стал ползать на брюхе, с воплями целуя наши сапоги. И смотрелось это предельно противно, особенно потому, что среди визгов этой твари ясно различалось «коммунизм», «Марскс, Ленин, Сталин», а еще «аллах», чаще всего.
-Махмуда из второго взвода позовите – сказал лейтенант – он татарин, из мусульман, может поймет?
Пока искали переводчика, фриц понял, что немедленно убивать его не будут (если ведет себя по-сволочному, так и буду фрицем называть! И не дай бог он и впрямь каким-то коммунистом окажется, тьфу). Нет, речи его мы не понимали, но по тону было видно, что он умоляет сохранить ему жизнь, и готов за это сделать все, что нам угодно, хоть вылизать всем подошвы языком. Да что это за тварь такая, просто любопытно, ну не вели себя так немцы, даже в конце сталинградского сидения!
Прибежал наконец Махмуд, попытался поговорить с фрицем, и лишь руками развел – не пойму, тащ лейтенант, а язык вроде арабский, у нас мулла на нем Коран читал по праздникам. А я не мулла, на нем не говорю.
-Арабский? – переспросил смершевец – ну кажется, я знаю, кто нам поможет.

[Влад Савин]

Капитан Юрий Смоленцев, «Брюс». Вблизи Варшавы. 28 сентября 1943.
Представил картину: шахиды-камикадзе в зеленых повязках строем, с гранатами ложатся под наши танки, крича «Гитлер Акбар».
-Так они фанатики или нет? – спросил Пантелеймон Константинович Пономаренко – товарищ Сталин обеспокоился, помня что у вас будет, нам только арабского джихада сейчас не хватало. Откуда вообще у немцев эти арабы взялись, и не один, а много?
Наши уже на том берегу Вислы дерутся, а мы так в Праге и застряли, с тыловыми. После того дела, когда сестру Рокоссовского вывозили, еще один раз ходили на ту сторону, обеспечивали переправу – сначала разведали, затем поработали корректировщиками, я даже ни одного фрица не пристрелил. Для «винтореза» дистанция нужна, метров сто, сто пятьдесят, но не дальше – а когда по немецкому «шверпункту» массированно работают «катюши», то и за четыреста метров очень неуютно в яме лежать. А после еще штурмовики по фрицевской обороне впереди бросали напалм и кассетные бомбы, тут вообще, господи помилуй, ночью запросто можно промахнуться метров на семьсот! Это не Петсамо, где наши должны были снаряды экономить, и оттого вперед посылали нас, для корректировки, и еще снайперками выбить важные цели, наблюдателей, посыльных, телефонистов, да хоть тех, кто захочет убежать. А ведь года еще не прошло, это выходит, от Волги до Вислы дошли, в меньший срок и с меньшими потерями! Хотя со снарядами не совсем еще хорошо, 76-миллиметровых хоть залейся, а более крупные калибры в артподготовке участвуют слабо, лишь по важным целям, выручают «катюши» и тяжелые минометы, наверное их национальным оружием Советской Армии назовут. По полевой обороне, дзотам, блиндажам, траншеям работают выше всяких похвал, но корректировать их огонь особенно ночью, занятие точно не для слабонервных, рассеяние при навесном огне большое, а «Краснополь» лишь в начале семидесятых появится. А «осетр» калибром двести сорок и в полтора центнера веса при попадании оставляет яму на месте любого блиндажа, и получить это себе на голову при недолете, будет ну очень хреново.
И мы даже не стреляли. Сначала работает артиллерия, затем наша пехота уже на этом берегу – и нам строжайший приказ по рации, немедленно назад! Вы подводный спецназ, инструмент дорогостоящий, чтобы его в мясорубке уличных боев расходовать, и перед Ставкой отчитываться, если кого-то убьют – генерал, командир корпуса так и сказал, и добавил, еще Одер впереди, там поплаваете. Так и сидим в Праге, заняли целый особняк, относительно уцелевший, а в соседях Особый Отдел корпуса, в доме, похожем на наш, так что мы на взгляд непосвященного, то ли охрана, то ли «отряд быстрого реагирования» при особистах.
Вот только отдыхать не приходится. И дернул же черт, когда размещались-представлялись, зацепиться языками с особистами, касаемо лингвистики. Я до сих пор немецкий знаю на уровне «номер твоей части?», «кто командир?» - пленного допросить могу, сугубо по стандартному опроснику, понять и записать ответы. А подробно расспросить уже никак – вот английский знаю свободно, испанский хорошо, а Валька с Андреем даже по-арабски смогут, вышло так (не стал уточнять, что в 2012 мы в Сирию шли и наверное, там и должны были работать, и с местными общаться, оттого нашу группу и выбрали). Сказали и забыли, ну какой арабский язык на фронте сорок третьего года, а вот вышло же!
Хотя по обстановке все на сорок четвертый похоже. На севере Таллин взят, немцев скинули в море, идут бои на Моонзундских островах и в Курляндии. Здесь наши на Висле, и взяли уже плацдармы на том берегу, тут в Варшаве, и еще два южнее. Затем фронт дугой по Карпатам, но в Румынии их уже перешли, бои в Трансильвании, в Югославии что-то непонятное, так мы за Тито или нет? Судя по тому, что там происходит, с Тито у нас пока не более чем обмен любезностями, а реальная помощь идет Ранковичу, совместно с его отрядами наши Косово освобождали, интересно, от кого?
Кто помнит, как в Косовском крае появились албанцы? На исконно сербской земле. А это в сорок первом, когда Югославия капитулировала, Гитлер подарил «другу дуче» кусок югославской территории, примыкающий к границе Албании, тогда итальянского протектората. Туда тотчас же побежали албанцы, и вели себя в точности как крымские татары у нас, то есть активно сотрудничали с оккупантами – вот только Тито оказался добрее Сталина, после Победы землю вернул, а албанцев назад не выгнал. Или посчитал невыгодным – социализм в Югославии был с «капиталистическим» лицом, а албанцы уже тогда заняли в нем нишу дешевой рабсилы, как таджики и узбеки в знакомой нам Россиянии. Пока был жив Тито, и силен лагерь социализма, албанцы вели себя тише воды ниже травы (только плодились и размножались, так что в Косово их стало большинство – жизнь там даже в роли гастарбайтеров была намного более сытой, чем в Албании, этой «европейской северной корее»). Ну а после девяносто первого обнаглели, видя за собой поддержку Запада, и все знают, что было дальше? Хотя и Запад тоже не остался безнаказанным, получив в итоге рассадник криминала и наркомафии, как саму Албанию, так и ее диаспоры во всех европейских странах.
Ну зуб у меня лично на мусульман! Первая настоящая война не забывается, и враги, тобой убитые, и погибшие друзья. Что спецназ СФ делал в кавказских горах – да то же самое, что морская пехота тихоокеанцев! И потому, когда я услышал про арабов, у меня буквально шерсть на загривке встала дыбом, как у бойцового пса. С недавних пор среди пленных, взятых уже после Варшавы, стали попадаться неизвестно кто - в немецкой форме, без знаков отличия «национальных» частей, на морду лица явные южане, лопочут что-то не по-нашему, но и не по-немецки. Героизма не проявляли никакого, при обыске у каждого находились наши листовки – «пропуска в плен», да не по одной, а по нескольку штук. И речи их понять никто не мог, пока не разобрали «аллах, аллах», и вспомнили про наших Андрея с Валькой.
Ну и смеялись мы, читая протоколы допроса этих "шахидов". Потому что в обобщенном, среднестатистическом виде, они выглядели так (в переводе, слегка опустив восточную витиеватость):
Я (имя вписать), принадлежа к беднейшему классу пролетариата, всегда был истинным адептом веры Великого Вождя Маркса-Энгельса-Ленина-Сталина, да пошлет ему Аллах многие лета на земле и райское блаженство на небе. Я, будучи насильно завербован сыном собаки и грязной свиньей Гамалем Абдель Насером в ряды его нечестивого войска, при первой возможности бежал, присоединившись к коммунистическому партизанскому отряду, в котором воевал против немецких оккупантов на священной земле Палестины. После разгрома отряда итальянскими карателями, я подвергался в лагере пленных жестоким избиениям, издевательствам и надругательствам, но вместо ожидаемой смерти был передан туркам, где испытал такое же ужасное обращение, после чего был передан немцам, которые заставляли меня работать, при недовольстве избивая и травя нечистыми животными в виде собак. Не сумев принудить меня ковать их нечистое железо, фашистские гиены силой заставили меня идти в их поганую шайку, чтобы сражаться со светлым воинством, однако же я изначально задумал перейти на праведную сторону...
Язык конечно, в стиле турецкого паши - "сто тысяч моих отважных янычар как львы сражались с двадцатью тысячами трусливых русских шакалов, но Аллах не даровал нам победы". Интересно лишь, где они нашей терминологии нахватались - хотя вроде, в застойные времена туземные царьки очень быстро учились поизносить слово "коммунизм". Если же перевести на русский - пошли арабские люмпены в Арабский легион СС, соблазнившись жалованием и мундиром (надеюсь в этой истории советский орден фашистской собаке Насеру не дадут), сообразив же что это не просто мундир, а реально убить могут, дезертировали и сбившись в банду стали грабить все подряд (юмор в том, что там и впрямь какие-то фрицевские тыловые могли попасться). После чего были пойманы итальянцами (представляю квалификацию этих "партизан"), кои отчего то их не перестреляли а отдали туркам, которые перепродали немцам (и били конечно на всех "этапах", а что вы хотите?). А так как вбить им в башки навык хоть какой-то полезной работы было делом бесполезным, то какая-то светлая арийская голова додумалась загнать их на Восточный фронт расходным материалом - с почти безоружными евреями в Палестине воевать было страшно, так попали под каток наступающей Советской Армии. И что нам с этими трофеями делать - ишаку понятно, что работать они не будут даже в гулаге, а кормежки потребуют. Хоть назад к немцам гони - пусть во фрицевских частях штатные единицы такие заполняют, а не истинные арийцы с нордическим характером.
-Пантелеймон.. простите Петр Константинович, а вы знаете как этих сами немцы называют? "Вонючки" и "засранцы" - поскольку, попав под наш артобстрел, поголовно обделываются от страха. И от этих джихад, да вы что? В мое время их израильтяне имели как хотели, будучи в двадцать раз меньше числом. Ну не умеют арабы воевать, пассионарности не хватает!
А в самом деле, мы тут ради интереса спорили, какой «коэффициент боеспособности» арабов относительно Советской Армии по сути сорок четвертого года? Пришли к выводу, что равен нулю, или задача решения не имеет. Нет, если взять взвод против батальона, то да, хреново. Но наш полк, штатного состава в полторы тысячи человек, со средствами усиления, просто сотрет в фарш арабскую орду любой численности, лишь бы боеприпасов хватило. И чем больше арабов – тем хуже для них: куча неуправляемого мяса, без дисциплины, организованности, умения как-то взаимодействовать подразделениями. Хоть как-то обученных офицеров и сержантов – нет. Боевую технику и тяжелое вооружение использовать не умеют. Службы тыла, снабжение и транспорт, считаются исключительно синекурами, дающими право воровать. Плюс патологическая лень, медлительность, полное пренебрежение боевой учебой. В итоге – даже в нашем времени удивляться следует не тому, что израильтяне успешно выживают среди ста миллионов арабов, а тому, что Израиль пока не завоевал эти сто миллионов, забрав себе всю их территорию. Вероятно оттого, что просто, оккупационных войск не хватит, после поддерживать порядок.
-Вашими бы устами… - качает головой товарищ Пономаренко - а как же в ваше время, они взрывались, себя не жалея? Значит, фанатики, хотя и неумелые? Умелая диверсия все же планироваться должна, чтобы самому выжить. И опыта набрать, для следующего раза.
И Пантелеймон Кондратьевич ставит на стол стакан с недопитым чаем. Беседа наша неофициальная, формально товарищ Пономаренко здесь по еще не снятой с него обязанности руководства партизанским движением, вот интересно, почти вся территория СССР уже освобождена, и движения уже нет, а партизаны есть, и много. Ведь кто партизаны по армейской сути – легкая пехота, обученная бою в лесах и тактике малых групп, знают все особенности партизанско-подпольной войны – а значит, должны отлично работать против вражеских «партизан» на своей территории. И в нашей истории, самые крупные, умелые и управляемые соединения Ковпака и Сабурова были после переформированы в части НКВД, успешно истребляющие бандеровскую нечисть – здесь же дело развернули еще шире. Знаю, что уже шесть «партизанских» дивизий работают сейчас на Львовщине, Волыни, в Галиции, в Прибалтике – и надо полагать, когда бандеровцы и прочие «лесные братья» закончатся, продолжат дело в Польше. Нет, ничего классового и национального, мы (официально) не Империю строим и не мировой коммунизм, а всего лишь ищем и наказываем фашистских пособников и палачей – ну а что девяносто девять процентов тех кто за «ридну самостийну», (хоть Украину, хоть Литовщину, хоть Польшу), и сами принадлежат к кулацко-помещичьему классу, так мы-то тут при чем? Вот и приехал товарищ Пономаренко уже сейчас что-то присмотреть, организовать, да просто лично ознакомиться с обстановкой – и очень скоро в Польше сильно поплохеет для всех, кто не с нами. И ничего личного, англичане на нашем месте поступили бы точно так же – вам из нашей истории Грецию с сорок четвертого по сорок шестой, напомнить?
-И опять же, это всего лишь мясо – продолжает Пономаренко – а скелет, нервы, все остальное, это немцы с их орднунгом. Вот если немцы – офицеры, унтера, танкисты, артиллеристы, связисты, шоферы, ну в общем, все специальности, а эти всего лишь рядовая пехота, чисто для массы? Будет такое боеспособным?
-Не думаю – отвечаю я – и не хотел бы я быть сержантом или взводным в такой части. Под огнем залегли, и как поднимать, каждому ствол в морду? И у нас все не одни снайпера, но и «старшие стрелки» в отделениях знают, как фрицевского унтера отличить, только у меня на счету этих экземпляров шесть десятков. Мое мнение, на месте герр генералов, я бы этих арабов исключительно в «хиви» использовал, и то, не в боевой обстановке. Потому что везти патроны на передовую, я бы такому тоже не доверил. Только немцы не додумаются.
-Почему же?
-А вы прочтите! – усмехаюсь я – вот, жемчужина коллекции! Восемь протоколов допроса, это арабы, а вот этот… И ведь те же заверения в верности идее коммунизма и Ленина-Сталина, язык конечно более приличный, ну так образованный же человек?
Пономаренко берет листок, читает – и брови на его лице ползут вверх!
-Бред! Врет? Ну не может такого быть!
-Так заберите человечка и проверьте – отвечаю – самый настоящий палестинский еврей. Когда Роммель ворвался в Палестину, и стало ясно, что конец, они успели рвануть в Турцию всей деревней, бросив добро. Ну а дальше, кто богатые, те с дозволения турок испарились в неизвестном направлении, ну а кто не мог за себя заплатить, тех за проволоку, чтоб не разбежались – и что характерно, их богатеям на своих же соотечественников было глубоко наплевать. И сидели, бедные, в ожидании, кому и за что их продадут – причем этот утверждает, что сначала вроде бы шли переговоры с англичанами, заплатите, и всех в ваши владения доставим, но британцы отказались наотрез. Так что сидельцы были уже убеждены, что их продадут Гитлеру в обмен на оружие – вот только немцам сейчас рабы на заводы нужны больше, чем смерть нескольких тысяч евреев, так турки их и продали не как евреев а как рабсилу, в довесок к арабам, одной кучей. Ну а они не самоубийцы и не дураки, свою национальность не афишировали, благо внешне на арабов похожи и даже язык кое-как знают.
-Все равно бред – сомневается Пономаренко – ладно, немцы могли не распознать. Но не арабы же, если их вместе? И никто из арабов немцам не донес?
-А если у немцев совсем уже плохо и с рабсилой и с армией, что гребут кого попадя, лишь бы человекоединица присутствовала? Он довольно много пишет, как их работать заставляли, что за завод, какая продукция. И честно говоря, не понимаю немцев, ну надзиратели ходят по цеху, с собаками, с дубинками – как они определят, раб на станке по технологии делает или нет? А если надзирателями технически грамотных поставить, так проще и работу им поручить? Или их ОТК может брак на выходе готового продукта отсеять?
-А само оборудование? – сомневается Пономаренко – это ведь аксиома, что раб в сохранности своего орудия труда не заинтересован, а потому ему нельзя доверить что-то сложнее кирки и лопаты? И никакой надзиратель не определит, что у станка например, крепеж ослаблен, отчего износ больше раз в десять, наши подпольщики так делали, в минских реммастерских. И чем после на ремонт тратиться, а ведь и запороть станок могут вконец, дешевле будет своему рабочему платить.
-Вот и выходит, нет уже у них своих рабочих – говорю я – отчего у них армия в десять миллионов, как Геббельс говорит. А за поломку станка, читайте, тут написано – избивают, не разбираясь, виноват или не виноват, если не нравится, сделай так чтобы не ломался, как – твои проблемы. А этого вот – в армию загнали, за то что у него такое третий раз, а до того били по нарастающей, и без всякого бюллетеня. В следующий раз, наверное, забили бы насмерть, но пришла на завод, говоря по-нашему, разнарядка, столько-то лишних в армию, его в список и внесли. Опять же, этот говорит, что на его памяти такое уже было, и заводские вместо своих спихивают «гастарбайтеров», которых не жалко, еще пришлют.
-А советские пленные?
-Тут тоже интересно. По словам объекта, на его памяти, то есть уже два месяца назад, существовал приказ к нашим пленным относиться бережно, не нанося непоправимого вреда здоровью. Потому наказанием для них может быть лишь карцер, и урезание пайка, но не избиение. В результате, советские граждане на том заводе использовались исключительно как подсобная рабсила, которую за поломку оборудования не наказать. Следовательно, станки ломаются достаточно часто, раз принимают такие меры?
-Значит, нас боятся – решил Пономаренко – чувствуют, что скоро ответ держать. Выходит, не только на производстве, но и в армии у них не так все гладко, раз берут кого попало, не проверив? Как же не разоблачили?
-Там все написано – отвечаю – распихивали врозь, знающих персонально его уже не было. А к иностранцам в вермахте отношение, как к расходному материалу – «сдохни сегодня вместо нас». Что тут проверять? Мое же мнение – немцы крупно пролетели со своей формальностью, чтобы все показательно хорошо, на бумаге и по списку. Люди есть, оружие есть, заводы и рабочие есть – а мотивации не хватает, как это записать и проверить? На словах тест – так все за фюрера умрем? Так берете этого кадра, там расспросите вдумчиво, что он знает еще?
-Беру – сказал Пономаренко – хотя может, это деза все? Но и в таком случае ценно, расколем ведь, и интересно о чем немцы пытаются туман подпустить?
Ночью снилась всякая чушь. Слышал, что с тех пор как мы сюда провалились, такое было у многих, и из экипажа «Воронежа», и из нашей группы, вот и гадайте, то ли наш мозг во сне работает как «приемник», настроенный на параллельные миры, то ли просто игра воображения, то ли по-тихому едет крыша.
Пейзаж, что-то похожее на военный полигон, но присутствуют трибуны, заполненные очень важной публикой, в подавляющем большинстве мужчины в строгих и дорогих костюмах, или парадных мундирах, хотя вижу и нескольких бизнес-леди. На флагштоке реет звездно-полосатый «матрас», из репродуктора гремит военный марш, затем музыка обрывается и раздается голос:
-Дамы и господа, наша корпорация пригласила вас затем, чтобы показать солдат будущего, которые сделают нашу страну подлинно непобедимой! Причем в отличие от ядерного оружия, которое является скорее политическим средством давления на противника, предложенное нами, это подлинно рабочий инструмент.
Армия боевых роботов, это фантастика? Нет, реальность, уже сегодня! С одним допущением – отчего бы ее «боевым модулям» не быть живыми?
Первым компонентом является уникальная компьютерная система, наши гении называют ее «боевой Интернет». Она позволяет собирать воедино всю информацию, получаемую с самых разных источников: спутников, самолетов, беспилотников, любых технических средств, наземных наблюдателей, и конечно, с самих «боевых модулей». В итоге понятие «туман войны» уходит в прошлое, на дисплее видна абсолютно точная картина, где враг, где свои силы, кто чем занят, и откуда может прийти угроза.
Второй компонент – экзоскелет с компьютерным управлением. Использована технология, ранее разработанная для вживления протезов – теперь не только любой хиляк и хлипак, надев это, обладает силой Шварцнегера и ловкостью Рэмбо, но даже безрукий, безногий, парализованный инвалид! Причем в память бортового компьютера заложены стандартные «комбо», наиболее часто встречающиеся последовательности движений, так что обучение необходимо самое минимальное. Возможен и режим автопилота, когда по данным встроенного навигатора совершается переход в заданную точку, по любой пересеченной местности, без всякого участия человека внутри. Что может применяться, например, на марше, солдат спит, или при выходе из боя к госпиталю, солдат ранен.
Третье – броня и вооружение. Здесь все системы стандартные, но возможности экзоскелета позволяют взять груз, неподъемный для человека – вся боевая нагрузка, это броня, оружие, боекомплект, может весить до двухсот килограмм. Стандартная комплектация перед вами – титаново-кевларовая броня, непробиваемая для пуль обычного калибра, пулемет, гранатомет, снайперская винтовка, все жестко закреплено на торсе экзоскелета, поворачивающемся как башня танка. На любом из трех узлов-держателей вооружения может быть установлен любой образец оружия, из перечисленных, или например огнемет, два узла закрепляют крупнокалиберный пулемет, три - противотанковую ракету, или миниган. На походе все вооружение может быть переведено в компактное положение «стволом вверх». Для компенсации отдачи при стрельбе например из минигана, предусмотрен «хвост», станина с сошником, убираемая или выставляемая мотором за полторы секунды. И конечно же, предусмотрен встроенный лазерный дальномер, баллистический вычислитель, настраиваемый и переключаемый на любое используемое оружие, нашлемный ПНВ, противогазовый блок, поляризационный светофильтр на глаза, и множество прочих удобств, необходимых для жизнеобеспечения солдата в этом доспехе.
Дамы и господа, главное же в этой боевой системе, это абсолютный контроль и управление! Капрал контролирует трех рядовых, сержант – трех капралов, лейтенант – трех сержантов, капитан – трех лейтенантов, и конечно же, каждый командир может по своему усмотрению заглянуть уровнем ниже. И приказ вышестоящего имеет наивысший приоритет, за ним следуют стандартные, «типовые» решения бортового компьютера, и лишь там, где ничего иное не было предусмотрено, воля самого владельца доспеха. Причем на крайний случай возможна и мера наказания, встроенный болевой разрядник переменной силы, от неприятного ощущения, до смертельного удара. Таким образом, мы имеем идеально управляемую армию с высочайшим боевым духом – где невыполнение приказа, отступление, сдача в плен, невозможны в принципе! Фридрих Прусский, с его жалкими палками, не мог о таком даже мечтать.
Не секрет, что сейчас наша великая страна испытывает проблемы с комплектованием вооруженных сил, потому что лучшие представители нашей молодежи предпочитают искать более спокойную и оплачиваемую карьеру «на гражданке». Также, людские потери весьма болезненно воспринимаются нашим обществом, особенно когда погибают достойные люди. Теперь мы можем набирать в боевые части любой человеческий шлак, отбросы, подонков, которых не жалко – даже приговаривать к несению патриотического долга где-то в Афганистане или Мали, как к тюремному заключению, что успешно делала двести лет назад Британская империя, завоевавшая полмира! Нам вовсе не нужно думать о мотивации – теперь и подонки пойдут в бой и будут проявлять чудеса героизма, потому что у них не будет выбора: как я уже сказал, физически невозможно не выполнить полученный приказ, так же как и дезертировать, самостоятельно сняв с себя доспех. Лучшая же и наиболее ценная часть армии, офицеры, напротив, не будут подвергаться опасности, управляя своими подразделениями дистанционно, за сотни и тысячи миль, поедая чипсы перед монитором. Ну а подонков не жалко – и кстати, нет нужды бояться, что они, демобилизовавшись, используют против мирных обывателей полученные боевые навыки, так как без доспехов эти умения имеют нулевую опасность. Также, как я сказал, можно ставить в строй калек и паралитиков, вместо того, чтобы содержать их нахлебниками на бюджет. А может быть даже, и пленных вражеской армии, изъявивших согласие – ведь были же «хиви» у Гитлера в ту войну?
Стоимость полного комплекта снаряжения, при развертывании массового производства, по оценкам будет равна цене не самого крутого джипа. Таким образом, мы реально можем выставить армию в миллион такой «роботопехоты», непобедимых, не рассуждающих, почти неуязвимых, и никогда не бегущих с поля боя солдат. А после, еще и еще – исходного материала по трущобам хватает, срок обучения минимален и нужен по сути лишь для тренировки повиновения команде до уровня условного рефлекса, а произвести таких «крабиков» не сложнее, чем штамповать автомобили.
Энергопитание? Признаюсь, это пока самое слабое место. Аккумуляторов хватает в среднем, на полтора часа боя. Потому пока мы предлагаем вариант «кентавр»: три тройки с капралами составляют экипаж бронетранспортера, имеющего в десантном отсеке зарядные устройства – предполагается, что в бою капральства будут действовать «роем», сержант же, будучи самым ценным лицом, постоянно находится за броней боевой машины, осуществляя руководство и контроль, ну а лейтенант, это уже должность офицерская, вне поля боя. Таким зарядными устройствами может быть легко оборудована любая машина, танк, БТР, вертолет – и потому, мы не видим трудностей, где зарядить аккумуляторы на поле боя. Вы можете представить наших солдат без техники, даже в джунглях где-то на краю земли? Я – не могу.
Ну а теперь, дамы и господа, гвоздь нашей программы! Чтобы вы поняли, как это легко воевать в таких условиях, я предлагаю вам всем поиграть в солдатики! Ноутбуки с джойстиками, розданные вам, это пульты управления. Там на поле, сорок добровольцев в доспехах. Вы можете управлять по вашему выбору, каждый одним из них. Задача, пройти до конца полигона, поразив большее число выставленных мишеней – чучела, животные, даже танки и бронетранспортеры, русского образца. Каждый может ощутить себя капралом или сержантом будущей непобедимой армии – нет, скорее лейтенантом, ведь вы здесь, на трибуне, а не на поле, где условно идет бой, гремят взрывы и свистят пули?
Сначала нажмите «F1», прочтите инструкцию. Как видите, управление тут предельно простое, на уровне компьютерных игр. Эй, кто нажал красную кнопку – нет, нельзя, это же болевой разрядник! Команда техподдержки, на поле, замените участника номер семнадцать! Простите, вы кнопку на джойстике нажимали до упора – да вы что, это полный разряд! Больше так не делайте. Эй, ну как там, живой? В реанимацию! Продолжаем…
Господа, помимо того, что кто-то из вас замолвит слово в Пентагоне… Сбор от этой презентации пойдет на организацию полевых испытаний, которые надеюсь, покажут всем сомневающимся несокрушимую мощь нашей роботопехотной армии! Первая партия боевых модулей будет отправлена в маленькую, но гордую страну, имеющую справедливые претензии к агрессивному северному соседу… ну вы понимаете, господа, о ком я говорю. Батоно Мишико, да перестаньте грызть галстук! Что говорите, «ах, если бы у меня тогда было», ну вот, и отыграете матч-реванш. Только отчет об испытаниях не забудьте, благоприятный, вы поняли?
И тут галстукоед оборачивается, и я вижу вместо ожидаемой мной рожи сукошвиля – адольфову морду.
Вот приснится же! И гадай теперь, то ли замкнуло на «мы из будущего», то ли воображение подсказывает, что в этой истории Гитлеру без такой «роботопехоты», которую слава богу, еще не изобрели, никак не удержаться! А то было бы, наловил кого попало, в самоходные бронедоспехи сунул, и вперед за фатерлянд, попробуй не исполнить, когда Рейх прикажет быть героем, у нас героем становится любой! А в будущем, неужели и впрямь до такого додумаются?
Хотя если додумаются, флаг им в руки! Представляю армию, где все офицеры умеют лишь кнопки за монитором нажимать, и приходят в ужас оказаться на поле боя, где стреляют, «нам это не по чину»? А солдаты, это гопота, силком засунутая в бронедоспехи, и попробуй не подчинись, на месте получишь электрический стул? Сан Саныч рассказывал, в мировой истории у древних китайцев так было, они армию комплектовали исключительно теми, кого не жалко, «хорошему человеку нечего делать в солдатах», и что с этим Китаем стало? Или у грузин в войне «три восьмерки», я там не был, но слышал, что как только все пошло не так, грузинский генерал-командующий первым драпанул с фронта, «на совещание с президентом», за ним рванули полковники, за ними капитаны и летехи, в общем ВСЕ офицеры, бежали так резво, что ни один не попал нам в плен? Понимать отказываюсь – трусы везде могут быть, но чтобы ни одного, помнящего свой долг не нашлось? И никого ведь после не уволили, и даже не разжаловали – это здесь, в сорок третьем, офицеру за такое светил бы даже не штрафбат а расстрел, ну так это же сталинский тоталитаризм!
Кот заурчал и ткнулся мордой мне в бок. Вот, серый-хвостатый, с тех пор если не спит где-то у нас в расположении, то бегает за мной, как собака, и иногда лишь исчезает, однажды вернулся с крысой в зубах. Но все здесь уже знают, что это наш кот, не сметь обижать! А ночью обычно у меня в ногах, или под боком, теплый, как грелка. Вымылся, отчистился, отъелся, распушился – вид обрел самый презентабельный. Точно, домашний раньше был – и где теперь твои хозяева? Любил ты их наверное, если так к людям?
Ну ничего, хвостатый, скоро в Берлине будем – и за все с немцев спросим. И за твоих хозяев тоже. Поспрашиваем так – а после с теми, кто жив останется, будем строить ГДР.
Да, надо тебя все же назвать? Раз в немецком тылу тебя нашли, будешь Партизаном? Или до Пана сократить, по твоей национальности?

[dobryiviewer]

Пантелеймон Константинович Пономаренко

Мне кажется был Пантелеймон Кондратьевич Пономаренко

[vorobei]

Кстати про поляков -- забавная характеристика у Чекоданова Сергея Ивановича в последней (пока что) 9-й главе его третьей "Грозы"
http://samlib.ru/c/chekodanow_s_i/groza1940_3_9.shtml

Искать по фразе "А вот Польша!"

Просто достаточно большая.

[Влад Савин]

Лазарев Михаил Петрович. Подводная лодка «Воронеж».
От диких фиордов, от гулких скал, от северных берегов…
Эта песня стала уже чем-то вроде гимна. Так же как на эсминцах СФ, выходя в боевой поход из базы, традиция пустить по трансляции, «растаял в далеком тумане Рыбачий, родимая наша земля» - у нас вошло в обычай, в начале похода, на курсе от берега и достаточном уже отдалении, пустить по межотсечной связи эту песню, для морально-психологического настроя. И представляю реакцию чужого акустика, услышавшего это в море, ну а наши на «Куйбышеве» и «Урицком» уже привыкли.
Слышал историю, случившуюся на СФ в конце семидесятых. Идет домой дизельная подлодка, после Атлантики, все устали, два месяца в стометровой стальной трубе, нервы у всех на пределе. У командира день рождения, после поздравления и вручения подарков кэп оставляет в ЦП старпома, «я в первом отсеке отдыхаю, если что приключится – дернешь». И уходит.
Лодка идет на глубине сто, все в норме. Вдруг акустик из своего закутка высовывается, бледный - глаза по пятаку, сказать ничего не может, только рукой к себе старпома подзывает. И протягивает наушники - мол, слушай. Старпом надевает их и тоже офигевает - сквозь морские шумы отчетливо два пьяных голоса ревут "Напрасно старушка ждет сына домой", и еще гармошка играет.
Вообще-то такое явление в военно-морской медицине хорошо известно. Психика так устроена, что если например, поместить человека в одиночную камеру, то уже через пару суток начнутся глюки – причем наиболее часто, именно со звуков. Космонавты наши проходили такое перед полетами в сурдокамерах – «башнях тишины»: уж на что здоровые и тренированные были ребята, а после первых 24 часов и они начинали слышать шум, голоса, музыку – это так наш мозг борется с информационным голоданием. А у моряков это хорошо знакомо в ситуации «один на плоту среди моря» - воспоминания потерпевших кораблекрушение, кто спасался один, этим просто изобилуют, причем бывают и вообще суперглюки – когда с тобой в шлюпке кто-то, знакомый или нет, и ты с ним говоришь и даже рыбу вместе ловишь, и так не сутки – недели подряд (реально зафиксировано)! Но чтобы одно и то же двоим сразу?
Старпом зовет РТС-ника, может, чего с техникой не так, замыкание на корпус от корабельной радиосистемы. РТС-ник проверяет, все в порядке. В море поют. Зовут доктора, он смотрит и старпома, и РТСа, и акустика - все здоровы. В море поют. Доктор у себя тоже пульс пощупал - вроде как тоже в норме. Делать нечего, старпом кэпу в первый - мол, подойдите в центральный, нестандартная ситуация. Кэп нервничает - чего там? - нестандартная и все. Ну не скажешь же, что в море на глубине 100 метров слышно чье-то пение!
Кэп приходит. Ему дают наушник. Он слушает. Нервно бросает. И смотрит на старпома. Старпом хватает наушник - тишина. А объяснить кэпу, что слышали пение, старпом боится и говорит - мол, странные звуки слышали. Кэп злобно смотрит на старпома и уходит в первый отсек. Старпом садится в кресло. Опять высовывается акустик - поют. Старпом опять зовет кэпа. И все повторяется. Кэп за наушники - песен нет. Злой уходит, и опять где-то в глубине океана раздаются удалые голоса: "Врагу не сдается наш гордый Варяг..." Старпом снова зовет кэпа - кэп злющий влетает в центральный и орет на старпома, акустика, РТСа, доктора и вообще на всех, кого к тому моменту старпом зазвал в центральный, чтоб удостовериться, что если сбрендил, то не один - что весь экипаж сборище дебилов и слабоумных, что их пугают какие-то звуки, что скоро они (экипаж) будут бояться собственной тени, а он (кэп) будет у них санитаром... И в этот самый момент в ЦП заваливает в дупель пьяный «румын» (торпедист, командир БЧ-3), с гармошкой и говорит кэпу:
- Семеныч, а ну их всех на х..., я еще одну песню вспомнил, душевную про день рожденье, пошли, споем.
Кэп с торпедистом - земляки, и вместе кэповский день рождения сели отмечать, и гармошку взяли - песни попеть. И сели как раз под антенной ГАКа, она над первым отсеком в корпусе закреплена.
Но нас никто не услышит. И не только из-за покрытия на корпусе – даже немецкую субмарину «тип 21», крадущуюся в малошумном режиме, мы обнаружим на трех милях, ну а что-то надводное, за десятки миль, все же гидроакустика двадцать первого века не ровня той, что из этих времен. И потому мы знаем, что чужих рядом нет – если бы кто-то на поверхности ждал без хода, и заглушив движки, его бы заметили «Куйбышев» с «Урицким», а подлодке на дно не лечь, тут глубина больше трехсот и быстро нарастает. Мы уходим от Полярного курсом норд, в отличие от конвоев, которые идут вдоль берега до Порсангера, да, хорошо когда берег здесь наш, и аэродромы флотской авиации, и дивизионы катеров-охотников в Лиинахамари, Киркенесе, Лаксэльве, Варде, и береговые батареи – давно уже не ходят конвои, прижимаясь к кромке льдов на севере, и лишь на меридиане Мурманска поворачивая перпендикулярно, прямо на юг. Конвои в этой истории сохранили наименование PQ, и идут сейчас с периодичностью два раза в месяц, только что прошел «двадцать девятый», с зимы не было потеряно ни одного транспорта в нашей зоне, ну а с потерями в чужой мы идем разбираться сейчас.
Ну а мы уходим на север, в Баренцево море. На широте 72 поворачиваем на курс вест. Эсминцы сопровождают нас до меридиана мыса Нордкап, где мы отпускаем их в базу. И идем уже Норвежским морем, еще двести миль к весту, и поворот на зюйд-вест. Глубина двести, слушаем море, на малошумных десяти узлах. Пока мы еще здесь, не ушли в Атлантику – полезно так врезать фрицам, чтобы нос в нашу зону сунуть боялись. Но в море чисто, лишь на широте Нарвика засекли цель, лодка под дизелем, по сигнатуре опознана «семерка», следует на позицию в Атлантику, или все же к нам? Нет, похоже вертится в одном районе, как на позиции, или в зоне ожидания, чтобы быстро выдвинуться на позицию при получении сигнала от авиаразведки – так и первое, и второе маловероятно, пути наших конвоев отсюда все же далековато. Так, а если это второе, метод «опускающейся завесы», который мы сами рекомендовали нашим год назад, ну а немцы давно уже применяли в Атлантике, то лодка здесь не одна. А по расположению позиций можно понять, кого они тут ловят, маршрут ожидаемой цели? Так что этого барашка пока не будем трогать, все равно никуда не денется, а поищем других. И после сострижем всех сразу. Благо время есть, как сказал Кириллов, транспорт с нашим грузом может ведь и немного задержаться в нью-йоркском порту, до нашего сигнала.
Вторую овечку обнаружили через шесть часов, западнее. То есть «фронт» их завесы ориентирован по широте? Увеличив ход до двадцати двух, скоро нашли и третью. Ну, с богом – начинаем кушать. Кто сказал, что это игра в одни ворота – скорее, истребление опасных хищников, как охота с вертолета на волков в степи. Подкрадываемся незаметно на милю-полторы, первую так вообще взяли с кормовой «мертвой зоны», фриц даже не заметил ничего до самой смерти, и залп двумя электроторпедами, одна лишь «на поверхность», чтобы не тратить ценные противолодочные, вторая с двухплоскостным наведением, и еще две таких же наготове. И пусть фрицы, кто выжил, гадают, отчего их лодка взорвалась, мы не всплываем, не подбираем пленных – скрытность важнее. И вокруг нет никого на расстоянии нескольких часов хода, выжить столько в арктической воде, это случай уникальный (хотя и такое отмечено, человек сутки продержался), с вероятностью ноль целых хрен сотых процента.
Также ловим и топим вторую. В ЦП обыденная рабочая атмосфера, никакого героизма с надрывом – а что, наш противник на «Вирджиния» или «Сивулф», работа сейчас мало отличается от зачетной стрельбы по мишеням. Находим и топим третью – все так же, не всплывая меньше чем на пятьдесят, исключительно по акустике, в последний момент уточняя место и элементы движения цели коротким импульсом в активном режиме. В последний раз фриц что-то заметил, субмарина изменила курс и кажется, пошла на погружение – но поздно. Взрывы, звук разрушения корпуса, и лодка идет на последнее свое погружение.
И вдруг сообщение от акустика:
-Контакт, по пеленгу 210! Слабый, удаленный. Предположительно, группа больших кораблей, идущая полным.
Кто тут может быть? Или набег англичан на немецкое побережье, или появились наконец самые жирные овечки, «Гнейзенау» с «Зейдлицем»? Ох и шуму будет, тут глубины слишком малы, винты кавитируют, если дать большой ход, а у немцев есть здесь береговая акустическая система, поймать нас все равно не смогут, но «портрет» запишут, нам это надо? Так что на том же десятиузловом отходим на вест-норд-вест, курс 280, в зону больших глубин, и слушаем море – если фрицы идут сюда, но и гнаться за ними не нужно, сами явятся на убой. Нет, контакт слабеет, цели явно удаляются, расходящимся от нас курсом. Может все-таки англичане?
Оперативная зона уже не наша, цели опасности не представляют. Пока можно оставить их в покое, тем более что когда выйдем на глубину, пойдем курсом зюйд-вест, и если это незнамо что повернет на север, мы обязательно заметим и перехватим. Если это и в самом деле «Гнейзенау».
Мы шли на глубине сто пятьдесят, двести метров, скользя в воде как призрак, невидимый для акустики этой войны. Война осталась там, на поверхности, тут вспомнишь Жюль Верна с его «Наутилусом», что там Немо говорит на этот счет, «нет войны глубже десяти футов», здесь вообще-то есть, и какая, но сначала нас нужно обнаружить, а вот с этим проблемы. И мы шли на зюйд-ост, юго-восток, и на борту было все спокойно, как на учениях в том 2012. И даже дюриты пока не подводили, успели нам прислать партию самых настоящих плетенок местного изготовления, и для сравнения, резиновых, армированных шелком, так что в ЗИПе двойной комплект. А остальное – мех, Серега Сирый, свое заведование буквально на пузе облазал, и клянется, что все работает нормально, на его зоркий взгляд. И хорошо что у нас пока не было боевых повреждений – пробоину или даже вмятину в прочном корпусе полноценно заделать не удастся, нет еще здесь ни таких технологий, ни марок металла. И встанем тогда в Северодвинске на прикол, наглядным пособием, и куковать нам всем на берегу, пока советские атомарины в строй не войдут.
Лично мне это, положим, будет в айс. И всем нам – успели все же корни там пустить, семьями обзавелись. И заслуг перед СССР достаточно – по боевому счету, хоть в книгу Гиннеса нас пиши, весь фрицевский Арктический флот на ноль помножили. Вот только война идет – а следом, очень может быть, и другая начнется. А на войне закон, мне Большаков сказал, если ты не убил врага, завтра он убьет или тебя или кого-то из наших. Мы фрицевские лодки сейчас потопили, не напрягаясь – а ведь это по меркам текущего времени, враг очень сильный и опасный, и не попадись нам, много бед ведь мог бы натворить? И получится, что если мы на берегу останемся, то же самое дело местным товарищам стоить будет большой крови.
И нашептывает мне что-то, что пока мы очень хорошо бьем и топим врага, нас в этом мире никто тронуть не посмеет. Напротив, наш авторитет и репутация неуклонно повышается, и даже послабления идут, как например, в виде отсутствия на борту обязательной парторганизации и охвата партийно-политической работой. Немцев топим – в этом наша партработа и есть. Так что, немецкие овечки, идти вам на дно, ради нашего обустройства в этом мире. Или англо-американские – ну это, как товарищ Сталин решит, в лице своего «государева ока» товарища Кириллова – а то, если потопить не тех или не в то время, выйдет не повышение репутации, а вовсе наоборот.
А «жандарм» наш, комиссар ГБ третьего ранга, что соответствует армейскому генерал-майору (или даже генерал-лейтенанту?) товарищ Кириллов Александр Михайлович, с коим мы отлично взаимодействовали еще с первого нашего похода здесь, в августе сорок второго, явно на своем месте, в экипаже атомарины из следующего века. В мои распоряжения не вмешивается (пока дело не касается политики), успешно помогает нашему «комиссару» Елезарову, как-то мягко подмял под себя нашего штатного особиста, носящего кличку «Пиночет», стал своим в кают-компании, по тревоге находится в ЦП, но как-то незаметно, он все видит, но его как бы и нет. Что ж, «око государево», оно око и есть. Хоть при царе, хоть при Сталине.
Мы не знали, что через несколько часов после того, как «Воронеж» вышел из Полярного, от британской военной миссии в Лондон ушло кодовое сообщение. И самолеты Берегового Командования Британских ВВС стали усиленно обследовать море по границе британской и советской операционной зоны.
А южнее нас полным ходом удирали «Гнейзенау» и «Зейдлиц», курсом зюйд-зюйд-вест. Впрочем, мы не могли бы их догнать, даже если бы знали и хотели.
4 октября 1943 года «Воронеж» прошел южнее Исландии на Запад. Там где в наше время пролегал СОСУС – натовский противолодочный барьер. В это время в Атлантике западнее Британских островов уже развернулись активные и неожиданные события, для обеих сторон.
И надо же было «Куин Мэри», последней уцелевшей «черной королеве» выйти в море 1 октября! Имея на борту пятнадцать тысяч американских военнослужащих (поскольку теперь ей приходилось работать за двоих)

Добавлено спустя 1 минуту 50 секунд:
Утро 5 октября 1943, Атлантический океан, 48 с.ш., 16 з.д.
В штабе Командования ВМС Метрополии была тихая паника.
Сначала был приказ Самого, «сэра Уинстона», переданный через Первого Морского Лорда. По разведданным, русские опять вывели в море свою «очень большую подлодку» - конечно, пока что они союзники, но все помнят, что «у Британии нет друзей, а есть лишь интересы»? И Британия пока еще Владычица Морей (хотя этот титул уже оспаривают даже японцы, не говоря уже о США), а потому крайне болезненно реагирует на все, что может поколебать ее военно-морскую мощь. А русским похоже, удалось сделать Нечто, настоящую революцию в подводном кораблестроении? О нет, никто пока не собирался открывать на союзников сезон охоты – но собирать информацию, вести наблюдение, чтобы установить, с чем же мы имеем дело? Какие тактико-технические характеристики новой русской подлодки? Насколько легко ее обнаружить? Всплывает ли она хоть иногда на поверхность, или все время идет под водой?
В исполнение этого приказа, значительная часть патрульных самолетов Берегового Командования сейчас утюжила воздух над северной частью Норвежского моря. Конечно, другие направления не были оголены – но вот все резервы были задействованы полностью, и в случае осложнений, там усилить воздушные патрули было нечем, без отмены приказа Самого. Оставалось лишь надеяться, что за короткое время, несколько суток, ничего не случится. Тем более что русские сами дали подсказку – было известно, что эта суперлодка, «Моржиха», ходит всегда в сопровождении двух старых эсминцев (что косвенно подтверждает версию о низкой надежности ее механизмов – чтобы при аварии иметь возможность экстренно всплыть и получить помощь). Эти эсминцы были замечены при подходе к границе британской зоны, немного не дойдя до острова Медвежий, они вдруг повернули назад. У русских что-то случилось, и они возвращаются – или же, они выводили подлодку в океан? Установить это можно было лишь наблюдением, и самолеты ходили над морем «гребенкой», так, что с борта иногда можно было видеть соседа, обследующего квадрат рядом. Но ничего не было обнаружено, и зона поиска была расширена, причем самолеты висели в воздухе круглосуточно, уходящие на базу для заправки немедленно заменялись.
Обнаружили несколько целей, классифицированных как немецкие субмарины. Прежде чем успели организовать по ним удар с воздуха (а это было не таким простым делом, немцы с недавних пор стали ставить на подлодки множество зенитных стволов, и теперь не погружались при воздушной атаке, а встречали неповоротливые четырехмоторники мощным и опасным огнем, отчего патрульные самолеты сейчас не атаковали сами, а вызывали «авенджеры» или «бофорты», более маневренные и лучше вооруженные), три цели исчезли, торпедоносцы вернулись безрезультатно. Странно было, что эти сумбарины не удалось обнаружить и после, им не хватило бы подводной дальности хода, выйти из обследуемого района, и радар бы точно их засек. Неужели русская сверхлодка вышла на охоту? Это ведь британская зона ответственности – военная миссия в Полярном сделала запрос, русские все отрицали. Значит, при обнаружении, эта «Моржиха» может быть атакована – нет, топить союзника не следует, но если повреждения будут достаточно серьезны, чтобы лодка зашла, добровольно или по принуждению, в ближайший британский порт? Воздушные патрули были усилены, туда выдвигались и корабельные поисковые группы.
Потому никто сначала и не обеспокоился, когда на радаре одного из возвращающихся самолетов были замечены две цели, курсом на юго-запад, почти что в главную базу флота, Скапа-Флоу, ну если в дальнейшем чуть повернуть к югу, никто не ждал от немцев такой потрясающей наглости, возможно это возвращается кто-то из эсминцев? И лишь утром 3 октября, при визуальном осмотре с самолета-разведчика были опознаны «Гнейзенау» и «Зейдлиц», идущие на запад-юго-запад, курс 260, между Британией и Фарерскими островами, со скоростью почти тридцать узлов. Что произвело впечатление разорвавшейся бомбы.
Ведь британская разведка знает все! Перехват и расшифровка радиосообщений, и агентурные данные, однозначно свидетельствовали, что немецкие корабли, еще малобоеспособные («Гнейзенау» только что вышел из капитального ремонта, «Зейдлиц» вообще был совсем новым кораблем), направлены на усиление Арктического флота – казалось логичным, что немцы наконец решили обратить внимание на грузопоток из США в Россию (по крайней мере, многие Чины в Адмиралтействе очень хотели бы в это поверить). Известно было, что в Нарвике эти корабли ждали, была также информация, что на «Зейдлице» вышел из строя один из котлов, отчего крейсер не может дать больше двадцати четырех узлов – и вдруг такое! Немцы рискнули отправить в рейд два ограниченно боеспособных корабля? Через район, постоянно контролируемый британским флотом?
Должна быть очень серьезная причина, чтобы так поступить. Когда на карте проложили курс немецкой эскадры, стало все очевидно. Потому что линия пересеклась с маршрутом «Куин Мэри», только вышедшей из Нью-Йорка. Немцы решили повторить злодейство Тиле? Еще пятнадцать тысяч мертвецов, гибель последней «королевы», под угрозой срыва оказывался весь план перевозки в Британию американской экспедиционной армии – да, такая игра стоили свеч, даже если в конце ее немецкие корабли погибнут, разменять не самую сильную эскадру на отсроченную угрозу вторжения англо-американцев на Европейский континент?
У немцев точно есть шпионы в штабе морских перевозок – так узнать расписание «королев», что в тот, что в этот раз? И рассчитать, что именно сейчас у них есть отличные шансы не только убить «королеву», но и вернуться в фатерланд. Ведь еще две недели назад, после боя у Сокотры, в Индийский океан ушла сильная эскадра, в которую входили новые линкоры «Энсон» и «Хоув», и авианосец «Индофатигейбл», второй авианосец, «Викториез», уже находился в Кейптауне – Империя отчаянно цеплялась за свои восточные владения, надеясь сохранить последние крохи, опираясь на которые можно после вернуть утраченное. Из новых кораблей в Метрополии оставались лишь линкор «Кинг Эдвард» и авианосец «Илластрез», именно они вышли из Скапа-Флоу на перехват немецкой эскадры, в сопровождении крейсеров «Норфолк», «Девоншир», «Кент», «Кумберленд», «Шеффилд», «Глазго», и дивизиона эсминцев. Одновременно в воздух поднялись торпедоносцы Берегового Командования, надо было сбить немцам ход, чтобы «большие хорошие парни» могли их догнать. Но, как оказалось, эти джерри сумели не только отремонтировать, но и модернизировать свои корабли, существенно усилив на них зенитную батарею, и поставив новые приборы управления огнем – три «бофайтера» были сбиты, все сброшенные торпеды прошли мимо цели. Затем настала ночь, и испортилась погода, с запада надвинулся циклон. Британская эскадра продолжила преследование вслепую, курс 280, сходящийся с немецким – без сомнения, что очень скоро догонит противника, ведь Джерри не могут держать такой ход все время, иначе им просто не хватит топлива, чтобы дойти до середины Атлантики и назад. Они спешили миновать опасное место у Скапа-Флоу, но теперь несомненно, снизили скорость до экономичной, куда им спешить, добыча идет навстречу, а до своих баз будет ближе – вот только «Куин Мэри», получив предупреждение, изменила курс, и спешит сейчас укрыться в Галифаксе, а к востоку совсем не спасение, а мстители за тот раз, так что теперь эти проклятые гунны ответят за все!
Британцы не знали, что целью немцев была совсем не «Куин Мэри» (о выходе которой на «Гнейзенау» и не было известно). Сразу после отражения налета, немецкая эскадра изменила курс, повернув к югу, и не снижая скорости, успела проскочить буквально под носом у англичан – много позже, сличая штурманские прокладки на карте, пришли к выводу, что расстояние составило меньше пятидесяти миль, на немецких кораблях уже принимали сигналы британских радаров – но дистанция была еще слишком велика, чтобы это излучение, отразившись от немецкой стали, вернулось на антенны англичан с достаточной силой. И британцы мчались в океан – а немцы удалялись от них, по широкой дуге огибая Ирландию с запада, так продолжалось всю ночь и утро, лишь после полудня 4 октября, «Гнейзенау» и «Зейдлиц» были снова обнаружены и опознаны авиаразведкой. Немцы находились на широте Дублина и меридиане Рейкъявика, 54 северной, 20 западной. И портилась погода, с запада на Ирландию надвигался циклон, причем немцы оказывались ближе к его южному краю, а их преследователи – к северному, больше шестисот миль на северо-запад, и догоняя, увязли бы в шторме, потеряв скорость.
Авиация делала что могла. Торпедоносцы Берегового Командования уже не доставали, но разведчики, В-17 и «Галифаксы» висели над немецкой эскадрой, пытались даже бомбить, но с большой высоты и горизонтального полета попасть в корабль на ходу было нельзя. И не было надежды на один удачный лаки-шот, как «Бисмарку» два с половиной года назад, в этих же самых водах. Надо было задержать врага, нанести ему хотя бы повреждение, как собаки останавливают кабана, чтобы подоспевшие охотники нанесли решающий удар.
В море уже находилась эскадра, какую сумели спешно собрать в базах южной и юго-западной Англии. Линейный крейсер «Ринаун», который в сороковом году у берегов Норвегии сумел один обратить в бегство «Гнейзенау» и «Шарнхорст» - в молодости это был хороший корабль, лишь чуть не успевший к Ютланду, шесть пятнадцатидюймовых пушек, таких же как на линкорах «Рамилиез» и «Уорспайт», но слабая броня, все же он не предназначался для сражения сила на силу, скорее для налетов, ударь и беги. Когда-то он мог развивать тридцать узлов, но двадцать лет службы для корабля это возраст, машины были изношены, а немецкая бомба, четыре месяца назад взорвавшаяся под килем, едва не переломила ему хребет, на верфи укрепили склепали заново набор корпуса, но все равно развивать полный ход, особенно на волне, категорически не рекомендовалось. Авианосец «Фьюриез» («Яростный»), тоже музейный экспонат, в хорошем смысле слова – был рожден на верфи не авианосцем, а линейным крейсером, проекта сверх-«Ринаун», броня еще тоньше, скорость больше, и пушек всего четыре ствола, зато восемнадцатидюймовки, такой калибр в то время имели торпеды. Но в исходном виде практически не служил, а сразу подвергался перестройке, никто не знал, как должен выглядеть авианесущий корабль, все делали наощупь, целых четыре полных переделки, когда сносили орудийные башни, надстройки, трубы, зато делали ангар и полетную палубу, «Фюьриез», вместе с похожими на него «Корейджесом» и «Глориесом», заслужили в британском флоте кличку «плавучие гаражи» за характерный облик. Он уступал современным авианосцам, прежде всего в числе авиагруппы, сорок самолетов при водоизмещении двадцать семь тысяч тонн, это мало. В молодости он мог держать ход тридцать узлов, теперь же корпус и машины его были изношены еще больше, чем у «Ринауна», так что и двадцать шесть были бы для него хорошим результатом. Ну и легкие крейсера «Ливерпуль» и «Бирмингем», не путать с американским «однофамильцем», потопленным у африканских берегов – а в общем, с ним схожие, десять тысяч тонн водоизмещения и дюжина шестидюймовок. И всего два эсминца, «Пенн» и «Петард», но совсем новые, год как с верфи.
Эскадра? Сразу после выхода, корпус «Фьюриеса» стал трещать на встречной пятибалльной волне, авианосцу пришлось снизить ход до пятнадцати узлов. Эсминцам также было тяжело держать скорость, малые корабли гораздо более зависят от состояния моря, они остались с авианосцем, как и крейсер «Бирмингем», а «Ринаун» с «Ливерпулем» умчались вперед. Так что единого строя не было – два отдельных отряда.
И «Ринаун» нашел немцев, вечером того же дня. «Гнейзенау» и «Зейдлиц» шли строем кильватера, линкор головным, курс 180, скорость 20 узлов. «Ринаун» повернул, и пошел параллельным курсом, чуть обгоняя немцев – давая понять, что уйти на восток, к своим базам, им не удастся, он на пути. Но все же проявляя разумную осторожность, пока не вступая в бой – хотя номинально он и «Гнейзенау» были равны по огневой мощи, пушки немцев были более новые мощнее, да и броня у англичанина явно уступала. Однако от британца и не требовалось победы – лишь не пропустить, продержаться пару раундов, пока не подойдет эскадра «Кинг Эдварда», которая уже спешила сюда полным ходом. Но все же разница, против более сильного противника, один раунд, два или три – потому «Ринаун» не торопился начать бой. К тому же волна, пока еще пять баллов, но вроде бы утихала, шторм проходил севернее, погода должна была улучшиться – а значит, самолеты с «Фьюриеса» тоже вступят в игру. Сам «Фьюриез» был пока что на подходе, милях в пятидесяти к северо-востоку. «Ливерпуль» же держался в миле впереди флагмана, и слева от него, на удалении от немецкой эскадры. «Гнейзенау» находился от «Ринауна» на дистанции в пятнадцать миль, по пеленгу 315. Видимость средняя, ухудшающаяся при дожде – однако британские радары уверенно вели цель, и проскочить за кормой во время плохой погоды немцы бы не смогли. Наступило утро…
И тут радар «Ливерпуля» выдал еще три засечки. Дистанция восемнадцать миль, с юго-востока, по пеленгу 135…

Добавлено спустя 43 секунды:
Десятью днями раньше. Германия, военно-морская база Киль.
Описание подготовки корабля класса линкор или крейсер к дальнему походу вызовет ужас у любителей экзотических робинзонад - потому что один лишь перечень всех принимаемых на борт предметов займет половину книги. И боже упаси что-то упустить, потому что ценой может стать невыполнение боевой задачи и трибунал виновным. А в самом худшем случае, гибель корабля.
Залить несколько тысяч тонн жидкого топлива в сложную систему из множества цистерн, трубопроводов, насосов (и представьте, каково было еще недавно перетаскать те же тысячи тонн угля в мешках?). Боеприпасы, несколько сот тонн, от снарядов и зарядов главного калибра, до 20-миллиметровых патронов к зенитным автоматам. Провизия для двух тысяч здоровых мужчин, отнюдь не страдающих отсутствием аппетита. Вода питьевая, вода мытьевая, вода для котлов. ЗИП и инструмент, все для возможного ремонта и исправления боевых повреждений, насколько это реально в море – сварочное оборудование, водолазное, переносные средства откачки воды и тушения пожаров, аварийный лес (попросту, доски и брусья для быстрой заделки пробоин), быстротвердеющий цемент для того же… и прочая, и прочая. А если учесть, что на военных кораблях кладовые для имущества размещены по остаточному принципу, то есть в пространстве, оставшемся свободным от оружия и машин – и расположены иногда очень неудобно… То вы поймете, какая головная боль все принять, и разместить, и чтобы еще обеспечить ко всему быстрый доступ.
Конечно, прежде всего это забота старшего помощника командира, или как эта должность называется в немецком флоте, первого вахтенного офицера. Именно он отвечает за наличие на борту всех запасов, исправность техники, за всю «внутреннюю жизнь», чтобы доложить командиру, «корабль к бою и походу готов». Но никто и ничто не снимает с командира окончательной ответственности, так что капитан цур зее Рудольф Петерс сбился с ног, контролируя все – чтобы доложить то же адмиралу. Ну а адмирал уже решал сейчас вопросы стратегии и тактики будущего похода – и был занят этим не один.
Это не было совещанием походного штаба, с присутствием всех флагманских специалистов, адъютантов, секретарей, не были разложены карты на столе, никто не скрипел пером по бумаге, не шелестел страницами блокнота. Была насквозь неофициальная беседа двух лиц, пребывающих в чинах адмиралов кригсмарине (ну не прижилось между своими новое название, ваффенмарине).
Адмирал Тиле, командующий Атлантическим флотом (который пропагандисты уже успели назвать Флотом Открытого Океана), герой и легенда Рейха, рассматривал собеседника. И спрашивал себя, правильно ли он выбрал именно этого человека, за которого пришлось поручиться перед самим рейхсфюрером. Но если рейхсфюрер по слухам, точно так же поступил с «папой» Деницем, то и ему, Августу Тиле, не возбраняется так подбирать надежных людей?
-Меня уже трудно чем-то удивить, герр Тиле. Четыре месяца в Моабите, на положении подследственного, с регулярными допросами, иногда вежливыми, а иногда и нет. Все чтобы узнать о заговорщицких планах и связях гросс-адмирала – о коих я, будучи его представителем в Ставке фюрера, не мог не знать. Так чем вам может быть полезен бывший адмирал-квартирмейстер ОКМ?
-Вы скромный человек – усмехнулся Тиле – еще вы планировали «Везерюбунг», Норвежскую операцию сорокового года, а затем были начальником штаба у Бема, командующего Норвежской эскадрой, то есть отлично знаете северный театр. Но самое главное, вы были на мостике «Адмирала Шеера» в том знаменитом рейде сорок первого года. Надеюсь, командирского умения вы не забыли, герр Кранке?
-«Шеер» - произнес Теодор Кранке – смешно, но в гестапо меня спрашивали и о нем. Хотя я не мог иметь никакого отношения к тому, что случилось в русских льдах год назад. Но я имел самое прямое отношение к этому кораблю, имя которого проклято сейчас для каждого немца, и для следователей этого было достаточно.
-У русских есть пословица, опыт не проиграешь, или не потеряешь? – ответил Тиле – так все же, вы беретесь провести «Гнейзенау» отсюда в Брест?
-Брест! – сказал Кранке – тогда мы дошли до Кейптауна, и даже за него, в Индийский океан. И ни одна британская сволочь не посмела нам помешать! Правда, тогда янки и русские были вне игры. Но «Гнейзенау», да еще после перевооружения, это не «Шеер». Да и два корабля, это уже эскадра. И всего лишь пройти, не разгромив по пути конвой, вообще по возможности не вступая в бой, как написано в приказе? Один лишь вопрос – отчего не Ла-Манш?
-Потому что мне нужен неповрежденный «Гнейзенау» в составе Атлантического флота, и не позже, чем через месяц. И вы помните, чем кончился «Цербер» в январе сорок второго, успешный прорыв через Канал, после которого и «Шарнхорст» и «Гнейзенау» прямиком угодили в доки, подрывы на минах?
-Авантюра – решительно сказал Кранке – но знаете, герр Тиле, я на нее соглашусь. Потому что это все лучше, чем Моабит. И даже помереть почетнее на мостике, а не в подвале.
-Браво, герр Кранке – заметил Тиле – а теперь слушайте очень внимательно. То, что не написано в приказе, который вы получили. Знаете ли вы, что происходит в северных морях – про русский Подводный Ужас? Не морщитесь скептично – я сталкивался с ним ближе, чем вы думаете. И могу засвидетельствовать перед кем угодно, он существует! Что-то двигалось под водой с огромной скоростью, и стреляло чем-то вроде торпед, только огромной дальности, колоссальной разрушительной силы, и самонаводящихся на цель, даже под водой. При этом оно никогда не всплывало на поверхность, по крайней мере это не видел никто из оставшихся в живых, и его нельзя запеленговать гидроакустикой – так, мелькнет слабый шум как эхо из-за горизонта, и наши корабли взрываются и тонут. Никто не знает что это такое, умники из разведки утверждают, что русским удалось построить субмарину невероятной боевой мощи, так отчего же тогда они не спускают со стапелей эскадры подобных субмарин? Но я скажу вам, отчего я абсолютно убежден, что это имеет нематериальную природу, наподобие мифического «Летучего Голландца».
-Ну, может быть – неопределенно пожал плечами Кранке – на море вообще-то случаются странные и страшные вещи.
-В марте мы выходили к Шпицбергену. И на пути назад, ужас гнался за нами, мы убегали полным ходом, зная что нам в спину дышит смерть. А эсминец Z-38 отстал и был потоплен, причем никто из экипажа не спасся. Но я хочу рассказать о другом. Это невероятно, но что-то коснулось моего сознания, и я стал воспринимать события совсем по-другому. Как единый поток, настроиться на него, «поймать волну» - и вы вдруг находите правильное решение, а события начинают подчиняться вашей воле. Любопытно, что такое состояние известно на Востоке, сейчас в Рейх прибыла делегация от наших японских союзников, моряки и летчики, я разговаривал кое с кем из них, они называют это «сатори», просветление. Так я получил Дубовые Листья и Мечи к своему Рыцарскому Кресту. Теперь это предстоит сделать вам.
-У меня и Рыцарского Креста пока что нет. Только два Железных, еще за Ютланд.
-Если наш план удастся, вы получите его сразу с Дубовыми. И кое-что еще, сверх того. Как вам, позаимствовать у русского демона часть его силы? Так же, как это удалось мне. Если взглянуть на карту, то «зона охоты» Подводного Ужаса ограничена, он всесилен в русских морях, но ни разу не был замечен южнее Нарвика. А когда мы не тревожим его, он, надо полагать, спит. И путь вашей эскадры проложен так, чтобы пройти по самому краю, разбудить его, но не попасться в зубы. Как в романе Жюль Верна про полет на Луну, воспользоваться притяжением небесного тела, чтобы набрать скорость и пролететь мимо, так и здесь, попробуйте поймать эту волну, оседлать ее и вперед! Скольжение по волне, или по тонкому льду, вот самое точное ощущение измененного состояния вашего ума и мира вокруг вас, все кажется вам замедленным, а люди неповоротливыми и бестолковыми. И даже есть опасность, что вас не будут понимать – так что включайте «максимальный режим» лишь когда оцениваете ситуацию и принимаете решение, при отдаче же приказов тормозите. И почувствуйте себя полубогом, что для вас какие-то англо-еврейские унтерменши?
-Ну, герр Тиле, если бы все было так просто…
-А я повторяю, не бойтесь англичан! В сравнении с Подводным Ужасом, они проходят по графе «прочие опасности». Уверяю, что если вам удастся ускользнуть от главного и самого страшного врага, какие-то британцы покажутся рутиной. В Тронхейме, последней безопасной гавани, возьмите полный запас топлива, оно вам понадобится, чтобы идти все время максимальным ходом, хотя бы пока не проскочите мимо Ирландии. Если вас обнаружит самолет, очень полезно перехватить его радиоволну и глушить, не давая передать донесение – он может конечно сделать это, отдалившись, но тогда и у вас лишний шанс скрыться, особенно если видимость плохая. Порядок связи с авиацией, подводными лодками в Атлантике, и моей эскадрой, есть в приказе, я же добавлю, что от координат точки рандеву, переданных по радио, вам следует отнять эти два числа, соответственно для широты и долготы, получите истинное место встречи. И помните, дороги назад у вас нет! Если вам даже удастся проскочить в Нарвик, или вернуться в Тронхейм, выполнение первого же приказа из Берлина, выйти в море, например против русского конвоя, завершится для вас встречей с Подводным Ужасом, а это верная смерть, и вам, и всем экипажам вверенных вам кораблей. И подумайте о тех верных солдатах Рейха, которые сейчас отдадут свои жизни, чтобы ваша миссия увенчалась успехом.
-Поясните, герр Тиле?
-По широте Нарвика будет выставлена завеса субмарин, официально для вашего прикрытия. На самом же деле, это не более чем привязанные к колышкам козлята, по прекращению блеяния которых в радиоэфире мы можем заключить, что тигр вышел на охоту. Если сразу две или три из них не ответят на запрос, тогда сразу поворачивайте и бегите, помня что за вами гонится смерть. Надеюсь, что успеете, мне же это удалось?
-Не боялся англичан и гестапо, не испугаюсь и демона. Если он действительно существует.
-Существует, к нашему сожалению, уж поверьте мне! Мистики из Аненербе долго и с интересом расспрашивали меня о природе этого объекта, в присутствии самого рейхсфюрера. Слышал от них предположение, что Нечто может принимать разные материальные формы, хоть змеи Ермунгард, хоть чего-то похожего на субмарину. И теоретически, пока оно сковано в материальном воплощении, его можно уничтожить – вот только способ пока неизвестен.
-Если, как вы говорите, его призвали русские… то какое же воздействие он оказывает на них? На их адмиралов и генералов?
-Вы видите, что происходит на Восточном фронте… Но об этом лучше не говорить вслух, если не горите желанием снова пообщаться с гестапо. Одна лишь надежда, опять же по мнению умников из Аненербе, что влияние этой силы также ограничено географически – иначе, если русские умеют призывать такое, отчего же они еще раньше не захватили весь мир? Если же это не так - то Боже, спаси Германию! Так что лучше не думать об этом, герр Кранке, а бить англо-еврейских недочеловеков – думаю, это не повредит при любом исходе. И поверьте, лучший способ избавиться от собственного страха, это заставить других еще больше бояться тебя самого.

[Влад Савин]

Лейтенант Майкл Мейл, крейсер «Ливерпуль». (из протоколов следственной комиссии Адмиралтейства).
Так точно, сэр, мы обнаружили их в 7.05. Два четких пика на радаре, затем еще один. Шли с юго-востока, потому была вероятность, что это наши или янки от Португалии. Мы сразу пытались радировать на «Ринаун», но в эфире появились помехи, разобрать ответ можно было с трудом. Адмирал приказал нам разобраться, и мы рванули навстречу, как положено «легкой кавалерии». Знали бы мы, что кончится так же…
Сблизились очень быстро, мы шли самым полным, они тоже. Опознать удалось с двенадцати миль, все же видимость была не очень – джерри, «Ришелье» и «Шарнгорст», шли на нас в лоб, строем пеленга. И мы сразу радировали – но адмирал едва сумел нас расслышать, все те же помехи, это немцы ставили, я убежден! И он приказал нам задержать врагов настолько, насколько сможем!
Один легкий крейсер против двух линкоров? Но ведь это были всего лишь джерри, а мы – Королевский Флот! И я до сих пор считаю, что шанс у нас был, сыграть в осу и двух медведей, ведь наши шестидюймовки били даже чуть дальше, чем пятнадцатидюймовки «Ринауна», двенадцать миль против одиннадцати с половиной. И у нас скорострельность вдвое-втрое больше, мы засыпали бы немцев градом снарядов - пусть не сумели бы пробить броню, но вполне могли сбить антенны, повредить оптику, да просто вызвать пожар в надстройках! С открытием огня свернуть вправо, приводя противника в сектор обстрела всем бортом, и начать ставить дымовую завесу – да, выходит почти что «кроссинг Т» - ну а когда немецкие снаряды станут падать слишком близко, сделать полуциркуляцию вправо, кормой к джерри, с выходом на контркурс, и укрыться в дыму, а затем выскочить с другой стороны завесы и повторить то же самое.
Таков был план коммандера Джоунса, сэр! Он не уходил в рубку, а стоял на открытом мостике, наблюдая за врагом. Сказал, что для их калибра та броня что жестянка, а отсюда видно лучше. Наверное, он был прав, сэр, маневр сейчас был нашей лучшей защитой! А наш командир, Льюис Тобиас Джоунс управлял крейсером просто виртуозно, как всадник великолепно обученной лошадью! Он «охотился за залпами», направляя корабль прямо к точке, где только что упал немецкий залп – и следующие снаряды немцев, с внесенными поправками, летели мимо. И первое попадание было наше – я ясно слышал доклад с дальномера, попадание в «Ришелье»! Нам везло, сэр, нам всем на мостике «Ливерпуля» казалось, что первый раунд мы выиграем, еще пару залпов, и нырнем в дым, стелющийся над морем у нас за кормой.
До того, как началось, Джоунс обратился ко всем на мостике, сказав что мы должны сделать это. Как на войне, надо уметь выжить, когда следует жить, и умереть, когда надлежит умирать – потому что мы солдаты, принявшие присягу, и если мы подведем свою Империю, вместо нас умрут другие. Только что мы должны были лишь следить за джерри, до времени не вступая в бой – ведь на помощь нам идут и наша сильная эскадра, и еще янки. Но ситуация изменилась – и теперь «Ринаун» должен успеть стреножить немцев, нанести им повреждения, не позволить уйти от погони, ну а мы дать ему время, разобраться с проклятой «акулой» Тиле один на один. Да сэр, мы верили, что этот чертов пират и убийца там, в рубке «Гнейзенау», и теперь ему придет расплата за все – если бы мы позволили ему уйти, это было бы неправильно, не по справедливости. И даже если мы погибнем, это хорошо, что джерри целых четверо – когда возмездие их настигнет, будет неплохо разменять старый «Ринаун» и легкий крейсер на три линкора и авианосец. Да, мы верили, мы ждали, что помощь придет вот-вот, еще минута, и над нами появятся самолеты, и подойдет флот, и наши, и янки, ведь по обе стороны океана все страстно желали рассчитаться с палачом Тиле, скормить его акулам или вздернуть на рею, как подобает поступать с пиратами, не признающими законов войны!
«Ринаун»? Мы слышали канонаду к норд-весту, она началась еще до того, как мы открыли огонь. Но никаких радиодепеш больше не приходило, и я не знаю, как там обстояло дело, нам вполне хватало того, что здесь, перед нами. «Ришелье» стрелял по нам полными залпами, а Джоунс лишь ухмылялся, плохо стреляют французики, а вот как бы «Шарнгорст» в нас не попал? Я так и запомнил его, на всю жизнь – на мостике, с сигарой в зубах, с презрением смотрящий на море, где вставали всплески от вражеских снарядов, истинный британский офицер!
И тут нас накрыло. Пятнадцатидюймовый снаряд упал у самого левого борта, разорвало обшивку, стала поступать вода, и наш ход сразу уменьшился. Нет, у нас не было страха, и даже желания прекращать бой. Кто же знал, что эти джерри так хорошо стреляют, они все же не должны были так быстро в нас попасть? Джоунс скомандовал, к повороту, и тут нас поразило сразу два снаряда, опять с «Ришелье», с очень малым интервалом – нет, это все же был не один залп, выходит, джерри пристрелялись. Это было страшно, удары были такие, словно крейсер подорвался на минах, нас просто встряхивало, все одиннадцать тысяч тонн, Одно было в левый борт чуть позади второй башни, прямо под мостик, мы все попадали, как кегли. Второй снаряд попал в корпус у задней трубы, кормовое котельное отделение было полностью разрушено и затоплено, вода стала заливать отсеки – однако странно, я отчетливо помню, дифферент был на нос. А самое страшное, у нас резко упал ход, и корабль гораздо хуже стал слушаться руля, мы не могли спрятаться в дыму, а немцы пристрелялись, и теперь каждый залп их давал накрытия с попаданиями! Нас будто исколачивали кувалдой, прикованных к стенке, помню доклады, «пожар на корме», «пожар в первой башне», «третья башня повреждена, не может стрелять». Сколько всего снарядов в нас попало? Не помню, то ли шесть, то ли восемь. Меня сбросило с мостика – помню, как я пытаюсь подняться, очень больно, все в крови, я не знаю, кто надел на меня спасательный жилет, благодаря которому я и остался жив. Затем палуба вдруг резко накренилась, и я оказался в воде, мне просто повезло, что меня не накрыло бортом, когда корабль перевернулся, какое-то время я видел его днище в волнах совсем рядом, как спину кита. И еще кто-то плавал в воде, шлюпок не было ни одной, плотиков лишь два или три.
А после немцы прошли прямо по нам. Мне повезло еще раз, оказаться в стороне, потому что я был ранен и слишком слаб, чтобы плыть, а многие из оказавшихся в воде стремились сбиться в кучу у плотиков, кажется их даже сцепили вместе. И «Ришелье», не снижая ход, прошел точно по ним, затягивая под винты, и с его борта стреляли по воде, я видел трассы очередей. Но меня не заметили… а после появились акулы. А затем я потерял сознание, и очнулся уже на борту «Норфолка», в лазарете.
(из 800 человек экипажа крейсера «Ливерпуль» спасено всего одиннадцать. Из офицеров в живых остался один лейтенант Мейл).

Добавлено спустя 37 секунд:
Сержант морской пехоты Уильям Пенни, линейный крейсер «Ринаун». (из протоколов следственной комиссии Адмиралтейства).
Мы все честно исполнили свой долг, сэр. Как учил нас чиф, кэптен Уильям Перри. Мы все гордились, что у нас такой командир, кавалер ордена Британской Империи, за тот бой у Ла-Платы, да, именно сэр Уильям Перри стоял на мостике «Ахиллеса» в том славном бою против «Адмирала Шпее».
Обычно моряк ждет увольнения на берег. Но я помню, как в тот день, когда мы должны были выйти в тот поход, любой из экипажа счел бы приказ остаться за наказание, так всем нам хотелось отомстить этому кровавому ублюдку Тиле. Откуда все знали – не знаю, сэр, может кто-то шепнул кому-то, но знали все. И представляли, как этот урод пляшет на рее, как в старые добрые времена. А как все на «Ринауне» воспряли духом, когда под вечер 4 октября мы наконец настигли немцев? Ведь этот гунн, «Гнейзенау», однотипен с «Шарнгорстом», правда, мы что-то слышали о его перевооружении, но ведь и мы не какая-то «Айова», а славный боевой корабль Королевского флота с самым лучшим командиром и экипажем!
Мы рвались в бой, сэр! И жалели, что вместо того, чтобы немедленно сражаться, идем рядом. Нет, мы понимали, тут не нужно даже быть офицером, чтобы сообразить – что мы ждем кого-то еще, говорили, за нами идут и «большие парни» из Скапа-Флоу, и янки, имеющие к ублюдку Тиле еще больший счет. Ну что ж, чести и славы хватит на всех!
Боевую тревогу объявили где-то в половине седьмого. Я был приписан к зенитно-противоминной башне номер два левого борта (прим. – в британском флоте морская пехота составляет расчеты корабельной артиллерии, а также, при необходимости, исполняет роль десантной партии и военной полиции – В.С.). Над нами летал «кондор», мы сделали три залпа, не попали, но отогнали. После, раз уж все были разбужены стрельбой, объявили завтрак, но мы даже не успели его спокойно завершить. Второй раз тревога была объявлена сразу после семи, уже не воздушная, а по-полной. И мы все бежали на боевые посты с радостью, что наконец началось!
«Ринаун» набирал ход, и одновременно поворачивал. Нет, не на контркурс, чуть не довернув, если до того мы шли на зюйд, оставляя немцев по правому борту, то теперь на норд-вест, сближаясь с джерри и обрезая им корму. Только я ничего не видел, сэр – лишь какие-то точки у самого горизонта, и то не уверен. Да и видимость была не лучшей – пасмурно, и дождь временами.
Когда прогремели наши первые залпы, на палубе кричали «ура». И наверное, попадали как иначе? А затем попали в нас, и вот странно, мы сейчас были обращены к немцам левым бортом, а гуннский снаряд прошел сквозь надстройку и угодил в бортовую башню противоположную моей, на правом борту. После чего наш командир приказал убрать расчеты зениток с палубы, чтобы не терять зря людей. Хотя не думаю, что это было лучшим решением, как оказалось после, пятнадцатидюймовые снаряды пробивали даже наш бронепояс, так что под палубой было совсем не безопаснее, зато ничего не видно.
Пожар в правобортовой башне никак не могли потушить, там еще стали рваться снаряды в кранцах первых выстрелов, выбивая осколками парней из аварийного дивизиона. Затем было еще одно попадание где-то в корме, но вроде ничего важного не задело. Мы все время поворачивали влево, ну а джерри наверное, делали то же самое, чтобы привести нас в сектор обстрела всем бортом – как я это определил, да по солнцу, сэр, все ж можно было различить его среди туч. Если это так, то «Рин» и немец были похожи на карусель, или скорее, на двух дерущихся котов, гоняющихся за хвостом друг друга. И кажется, мы сокращали дистанцию, да, это было так – я уже видел вспышки выстрелов на горизонте, это джерри стреляли по нам!
А после было попадание в машину. Или нет, сначала еще один снаряд попал в надстройки, посреди корпуса возник еще один пожар. И сразу после этого, наверное, следующим залпом, у нас полностью разрушило машинное отделение номер один, левый борт - взрыв, облако пара, страшные крики обваренных людей. И ход сразу упал, наверное вдвое, ведь не работали оба левых вала. После чего нас, морскую пехоту, бросили тушить пожар, потому что аварийный дивизион понес потери, а мы были пока без дела, и тоже обучены борьбе за живучесть, как весь экипаж. А пожары разгорались, и появился крен на левый борт.
Но мы тоже попадали, сэр! Помню голос по внутрикорабельной, мы хорошо им врезали, ура – наверное, с КДП, дальномерщики разглядели. И точно, огонь джерри стал заметно реже – то ли у них одна башня вышла из строя, то ли возникли проблемы с управлением огнем. Это был славный бой, сэр, но и нам доставалось сильно. Еще один снаряд в машинное номер два, левого борта, разбило конденсаторы уже не работающих турбин из МО номер один. И пожар, разгорался. А мы тушили, сэр!
Было очень тяжело. Пожар в отсеке, очень быстро становится жарко как в печи, и нечем дышать, и еще дым, ничего не видно. А мы не были штатной аварийной партией, у нас не было ни кислородных аппаратов, ни асбестовых костюмов – да и мало бы они помогли, баллонов хватает на несколько минут, вы даже не успеете выскочить из задымленного и раскаленного лабиринта, вверх на несколько палуб, когда кожа слезает с рук от прикосновения к поручням трапов. А пожар распространяется, легко можно оказаться в огненной ловушке, когда выход будет отрезан, и тогда благо, успеть задохнуться раньше, чем сгореть заживо. А снаряды били в корпус, превращая все в железное крошево – когда мне повезло снова оказаться наверху, это было… У меня друг ходил в Россию, и говорил, у русских матросов есть песня, что-то там «на палубу вышел, а палубы нет» - и это было на бедном «Рине», вместо палубы какое-то жуткое месиво из перекрученного обгорелого железа на несколько ярдов вниз! И за второй башней не было «скворечни» боевой рубки с КДП, наверное, снесло за борт прямым попаданием – значит все там погибли, и адмирал, и наш чиф, кэптен Пэрри!
Я не знаю, кто в эту минуту командовал кораблем, сэр! Наш лейтенант был еще жив, он приказал бежать к первой башне, плевать на пожар здесь, сейчас погреб первой взорвется, надо тушить! «Рин» уже кренился на левый борт, градусов тридцать, и оседал кормой, все башни прекратили огонь, и ход упал совсем, мы едва ползли, не знаю, был ли курс выбран кем-то, или просто сохранялся с тех пор, когда в рубке были еще живые. Передвигаться по изуродованой палубе было трудно, и это меня спасло, я не успел никуда добраться, когда «Рин» вдруг повалился на левый борт, и это был ужас, помню башню, сорвавшуюся с катков, и остатки трубы, которые падают прямо на головы барахтающихся в воде людей. Не было приказа оставить корабль, и потому спаслись лишь те, кто в этот момент были наверху, а механики, трюмные, вся нижняя вахта, а также раненые в лазарете под бронепалубой, вместе с медперсоналом, так и остались замурованными в отсеках. А наверху было очень мало живых, ведь как я сказал, немецкие снаряды сносили там все.
Нас тогда было сотня, или даже чуть больше, из тысячи трехсот человек экипажа. И мы видели «Гнейзенау», он прошел на восток мимо нас, меньше чем в миле. И он шел довольно быстро, и без видимых повреждений, это было страшнее всего. И даже то, что он не обратил на нас никакого внимания – значит, Тиле на нем не было, ведь тогда бы этот ублюдок нас бы не пощадил.
И больше мне нечего сказать. Кроме того, что наша броня с той дистанции пробивалась немецкими снарядами также легко, как будто ее не было. Повреждения корпуса ясно показывали, что снаряды взрывались уже внутри броневой цитадели, пробивая палубу или бортовую броню. Парни после говорили, что «Рину», хорошему кораблю, но еще той войны, нельзя было сражаться один на один с новым линкором. Но тут я ничего не могу сказать, все же я не офицер.
Что было после? Больше суток в воде, сэр. Не знаю, как я выжил. А многим не повезло. Вода была холодная, и еще акулы – мне сказали, кого-то съели буквально за час до спасения? А нашего командира, кэптена Уильяма Перри, так никто и не видел, ни живым, ни мертвым.
Но я прошу, сэр, когда выйду из госпиталя, определите меня во флот! Чтобы я мог отомстить этим джерри за погибших ребят.
(из 1280 человек экипажа «Ринауна», остались в живых 38. Погиб кэптен Уильям Эдвард Перри, в иной истории ставший полным адмиралом Роял Нэви, кавалером ордена Бани, и умерший в покое и старости в 1979 году).

[Влад Савин]

Эрих Хартманн, авианосец «Цеппелин».
Война наконец показала свое приятное лицо. Достойное для истинного немецкого рыцаря, и почетное – палубная авиация имела привилегии, в сроках выслуги в чин и в жаловании. Конечно, деньги для рыцаря не главное, но лишними никогда не будут.
Эрих был хорошим пилотом, с отличной реакцией, и «чувством машины». Оттого, ему не составило большого труда обучиться взлету и посадке при работе с авианосца. Сначала конечно был тренажер, где недолет-перелет был не опасен. Но как имитировать качку, когда «взлетная полоса» шатается в стороны и ходит вверх-вниз – к этому пришлось привыкать уже на корабле, были аварии, когда неумелые пилоты подламывали шасси, была и пара катастроф, все ж у летчика-истребителя, в отличие от пилота «шторьха», обычно нет навыка работать с тесных площадок. Но Хартманн действительно умел пилотировать (имея мать-хозяйку аэроклуба, и сев за штурвал в пятнадцать лет), и оттого смотрел свысока на этих неумех. А самолет, новый «Ме-155», был по сути тем же «Ме-109G», лишь с изменениями, положенными палубному истребителю.
О причинах, побудивших его сменить Восточный фронт на «трудную и опасную» службу морского летчика на Западе, Эрих рассказывать не любил. Хотя у сослуживцев это вызывало недоумение, среди них было мало таких как Хартманн, большинство прежде служили в ПВО Рейха, элитой же авиагруппы были ветераны весеннего похода в Атлантику, приписанные к авианосцу еще в сорок первом, а до того, как «Цеппелин» вошел в строй, включенные в состав JG77 в Норвегии (прим. – в люфтваффе аналогом полка советских ВВС была «группа», 3-4 эскадрильи. Несколько групп сводились в «эскадру» - аналог нашей дивизии. В данном случае это 77я истребительная (Jagd) эскадра – В.С.).
-Здесь тебе не русских «Иванов» десятками сбивать – говорил обер-лейтенант барон фон Рогофф, командир первого шверма (звена, четверки) эскадрильи – это правда, что у них самолеты из фанеры и полотна? А в кабинах монголы, которых англичане наняли? Таких даже бить неинтересно – а вот британцы, это противник очень опасный. Я еще в сороковом начинал, «битва за Англию», так что знаю хорошо. Ну а русские – что взять с азиатов, кроме боевого счета?
После бокала шнапса, фон Рогофф любил рассказывал про славные прусские традиции, нести свет европейской культуры на дикий Восток, чем его род занимался уже семь столетий. И про картину, висящую в его имении под Кенигсбергом – как тевтонские рыцари в сверкающей броне и белоснежных плащах с крестами рубят мечами толпу дикарей в звериных шкурах – битва при Сауле, Литва,1236 год, в которой уже сражался, один из его, Рогоффа, предков! А теперь азиатские орды снова наступают на Европу, и кто встанет на их пути, если не мы… правда, ту битву мы проиграли, зато мой предок, убивший единолично целую сотню варваров, был отмечен самим магистром и отблагодарен любовью прекрасной дамы, его племяницы, став из простых рыцарей бароном! Ты знаешь, Эрих, а ведь я просился на Остфронт, но меня не отпустили, тогда «Цеппелин» уже готовился идти в Атлантику. И я получил Рыцарский Крест за шесть сбитых «Джонни», в дополнение к Железным еще за сороковой год. А правда, что русские действительно хорошо могут летать, хоть и монголы, недаром они уже на наших границах?
Хартмана охватывал ужас, что кому-то станет известно, как в его летной книжке появились записи о победах над «иванами» под номерами 58, 59, 60 – и в итоге, Рыцарский Крест, и паническое желание оказаться где-нибудь подальше от Восточного Фронта. Слава богу, свидетелей не осталось – ведомый не вернулся, наверняка погиб, а русские точно не сообщат ничего начальству и сослуживцам. Потому Эрих избегал рассказывать подробности своего пленения, лишь то, что было записано официально, как он сражался с десятком русских истребителей, сбил троих, причем последнего уже на горящем «мессершмидте», выпрыгнул с парашютом, над русской территорией, и дикие «Kossaken» схватили его, подвергли нечеловеческим пыткам и издевательствам, а когда он бежал, убив десятерых, заочно приговорили его к самой мучительной смерти. Да, они варвары из диких степей, питаются сырым мясом и вступают в противоестественную связь друг с другом и даже со своими лошадьми, и боже упаси цивилизованному человеку попасть в из лапы!
С последним Хартманн, не подумав, немного перебрал. Вкупе с рассказом «об издевательствах», это привело к тому, что на него стали как-то странно смотреть. А однажды он услышал за спиной, «его русские, целой ротой казаков… ужас!». Эрих тогда сделал вид, что не расслышал. Не рассказывать же, как было все на самом деле!
Зато воевать здесь было легко. Противником были большие и неуклюжие четырехмоторные бомбардировщики и летающие лодки, «галифаксы» и «сандерленды», пытающиеся атаковать немецкие субмарины, идущие в океан из Лориана, Сен-Назера, Бреста. Авианосец, окруженный «коробочкой» эсминцев, уходил недалеко от базы, всего пара сотен миль – однако теперь маршруты английских противолодочников оказывались в досягаемости палубных «мессершмидтов». А за «Цеппелином» выстраивался целый караван в шесть, восемь подлодок – насколько легко и приятно, в сравнении с прежними временами, когда субмарины нередко погибали прямо в Бискайском заливе, не сумев выйти в Атлантику! Эти британцы сами предупреждали о своем приближении, работа самолетного радара засекалась и пеленговалась раньше, чем англичане могли увидеть цель на индикаторе – как раз хватало, чтобы взлететь, набрать высоту, развернуться в ожидаемом направлении цели. И атака с высоты, и жалкие попытки этих жирных овечек отстреливаться из своих пукалок малого калибра, что лишь раззадоривало, не угрожая. Хартманн хорошо умел летать и стрелять, и по такой мишени не промахивался. От очереди по кабине самолет беспорядочно падал вниз, это было незрелищно, а вот от огня по моторам, когда сразу два на одном крыле выбрасывали струи дыма, какое-то время бомбардировщик шел, кренясь и дымя все сильнее, затем от него начинали отделяться фигурки, раскрывая парашюты. А если еще остался боекомплект, а новой цели не предвидится, отчего бы не попрактиковаться в стрельбе?
Он старался целиться выше, попав в купол парашюта, а не в фигурку под ним. Интересно, что чувствовали британцы, падая в море с километровой высоты, еще живые? Наверное, орали от ужаса и обделывались… как он сам тогда! Никто посторонний не знал, но Эрих не мог забыть тот липкий, мерзкий, все затапливающий страх, как он готов был лизать сапоги русским солдатам, корчась перед ними в желудочном спазме, на куске грязного брезента, в ожидании, что сейчас его будут страшно и жестоко убивать! И против этого не было никаких мер, кроме одной. Ощутить себя вершителем чужих жизней, вон тех, что болтаются под куполами прямо пред тобой, я буду жить, а они умрут, было сродни полубогу – который не может валяться в грязи под ногами низших существ. А если что-то и было, то мелкий, случайный эпизод, не стоящий воспоминаний – за который виновным будет сполна отомщено. Британцы не имели к тому отношения? Но мир так устроен, что слабый всегда платит и по чужим счетам – а вот предъявлять претензии к сильному, надо быть дураком! По крайней мере, снова попасть на Восточный фронт Хартманн категорически не хотел бы, понимая, что в другой раз ему может так не повезти.
Этот поход был каким-то странным. Сначала всем объявили, что будут стоять в базе не меньше недели, даже заказали какую-то ерунду вроде организованного посещения какого-то то ли театра, то ли варьете, а гауптман Лютц из второй эскадрильи должен был отметить именины в лучшем ресторане Бреста. И вдруг, буквально за час, всех срочно выдернули на борт… эх, Иветта, Иветта - конечно, Эрих не забывал свою Урсулу, Уш, но ведь в жизни солдата должны быть радости здесь и сейчас? Эскадра вышла ночью, курсом на юго-запад, в Бискайский залив, обычную их «зону охоты», но лодок не было, одни миноносцы, и затем они с восхода до заката болтались малым ходом почти в одном месте, зато истребители были в полной готовности, на перехват британского разведчика подняли не одного, и не пару, а целую четверку, у «Сандерленда» не было шансов – хотя самолет сбил Рогофф, Хартманн привычно уже отстрелялся по парашютистам. Затем ночью вдруг пошли на север, самым полным ходом, в каюте слышался шум механизмов, на палубе трудно было стоять. Утром всех подняли в шесть, собрали и объяснили задачу. Ожидается бой с английской эскадрой, и надлежит прикрыть с воздуха весь район, чтобы ни одна британская сволочь не могла сунуться. Дежурное звено было уже поднято на палубу, остальные самолеты заправлены и снаряжены, летчики сидели в готовности. Но на море развело волну, авианосец ощутимо качало, и взлетать пока было нельзя.
Затем впереди послышался грохот орудий. Хартманн встревожился, он знал уже, что умирать в ледяной воде очень тяжело, с другой же стороны, они не слишком отдалились от берега, горючего у «мессершмидта» должно хватить – и Эрих сам вызвался в дежурные, надеясь что если даже корабль потопят, его самолет успеют катапультировать, и курс на восток, до Франции километров восемьсот, вполне в пределах досягаемости, если по дороге не вести воздушный бой. Говорят, британцы в море страшный противник – может быть, он все же напрасно выбрал карьеру морского пилота, какой смысл в привилегиях и чинах, если к этому приложен гораздо больший шанс умереть?
Большой четырехмоторный самолет несколько раз мелькнул в небе, показавшись из облаков. Хартманн привычно подобрался, сейчас прикажут на старт – но тут же опознал «кондор». Какое-то время ничего не происходило, стрельба впереди прекратилась, и волнение стало стихать. И тут объявили, что с «кондора» видят британский авианосец, совсем близко, всего в восьмидесяти километрах, и с него уже взлетают истребители, так что выручайте!
Четверка Хартмана взлетела первой, следом должен был идти Рогофф. Быстро пробив облака, «мессершмидты» набирали высоту. Вражеские истребители, это не «сандерленды», и Эрих совершенно не желал рисковать. Сражаться в стиле Восточного фронта – набрать превосходящую высоту, и нанести удар. Это гораздо безопаснее, чем становиться в прикрытие разведчика – Хартманн хорошо знал, чем это может кончиться для прикрывающих, так что лучшая тактика обороны, это уничтожить напавшего, ну а парни с «кондора», вы уж простите, так ваша карта легла! В конце концов, навигация над морем имеет свои особенности – мог он немного заблудиться и опоздать к началу?
«Кондор» уже горел, не успев скрыться в тучах, два «сифайра» только что атаковали, другая пара прикрывала, находясь все же ниже четверки Хартмана, вышедшей на них со стороны солнца. Эрих не колебался в выборе цели, кто мог быть для него опаснее? У англичан не было шансов, они пытались сманеврировать, выйти из-под удара, но сам Хартман ударил по ведущему, вторая пара по ведомому, и вот уже две огненные кометы летят вниз. Из облаков вверх выскочила четверка Рогоффа, вторая пара британцев пожалуй могла еще нырнуть вниз, в тучи – но «кондор» еще летел, и англичане атаковали его повторно, это оказалось для разведчика смертельным. И немцы настигли их, тут и Хартман решил поучаствовать, хотя до того никогда не сражался в маневренном бою, но надо же поучиться, вдруг пригодиться, тем более такой случай, восемь против двоих? К чести англичан, они дрались до конца, и даже зацепили кого-то из четверки Рогоффа, он с дымом потянул к авианосцу – после чего Хартман тоже решил благоразумно отвалить, уступая барону честь добить последнего оставшегося британца.
Еще оставалось топливо, и больше половины боекомплекта. И по радио с «Цеппелина» поступил приказ, раз вы потеряли разведчика, так сделайте его работу. Найдите британский авианосец в таком-то квадрате! И это было уже неприятно: конечно, у англичан, в отличие от американцев, авиагруппы невелики, если на «Эссексах» может быть девяносто самолетов, то «Илластриес» несет тридцать шесть – но на борту «Цеппелина» три эскадрильи «Ме-155» и четверка «физелеров», и четверых «спитов» мы сбили, так что преимущество на нашей стороне. Значит, можно воевать!
Трех «сифайров», выскочивших из облаков в стороне, Хартманн заметил первым. И развернул на них свою четверку, британцы не бежали, а пытались пойти в лобовую, страшно, но выхода не было. Сбоку появился Рогофф, и тоже атаковал, над облаками закутился клубок, англичане оказались умелыми пилотажниками, если бы Рогофф не свалил одного в самом начале, было бы хуже, а так у них не было шансов, еще один «сифайр» полетел вниз, но и у Хартмана был сбит ведомый второй пары, последний британец нырнул все же в тучу и пропал. Рогофф сообразил связаться с «Цепом», пусть посмотрят по радиолокатору, куда пошел англичанин, хотя бы курс по планшету – северо-запад, 330. Взгляд на карту, совпадает с направлением на указанный квадрат, значит с большей вероятностью, пошел на свой авианосец, проявив разумную осторожность? Или у него была цель, лишь свалить разведчика, а задача самому доразведать место нашей эскадры не ставилась? Что ж, идем за ним!
Они пробили облака, на тысяче метров. Сразу увидели чужой авианосец, и корабли эскорта – белые полоски бурунов от полного хода, и в начале каждой из них вытянутые точки кораблей. «Сифайр» тянул к палубе, километрах в двух впереди, и правее по курсу. И четыре британца заходили слева! Но тут звено Рогоффа тоже вышло вниз сквозь облака, и англичане обнаружили, что имеют дело не с тремя немцами, а с шестью. Причем вторая тройка «мессов» была выше их и сбоку. Хартман сориентировался мгновенно, крикнув Рогоффу, прикрой, я беру того – и дал мотору форсаж. В воздухе вспухли черные облачка разрывов зенитных снарядов, это с кораблей пытались отсечь немцев от их законной добычи, но огонь был редок и неточен, стреляли с авианосца, три других корабля меньшего размера были впереди, а англичанин заходил на посадку с кормы. Расстояние быстро сокращалось, все внимание на прицеливание, этот британец садится так, словно нет никакой войны, разрыв зенитного снаряда рядом, черт, могло бы и задеть! Вот уже можно стрелять – получи! «Сифайр» клюнул носом, и нырнул в воду, чуть не долетев – эх, если бы он в палубу своего же авианосца врезался, горящий! Теперь вираж, набор высоты, и назад!
А под облаками вертелся клубок, Рогоффу было тяжело, трое против четверых, причем британцы не уступали ни выучкой, ни качеством машин. Лезть в «собачью свалку» Хартман не стал, это был категорически не его метод - а выбрав момент, когда одна из британских пар оторвалась в сторону, оказавшись совсем у воды, атаковал, плохой получился соколиный удар, с превышением метров на пятьсот, едва успел выровняться над самыми волнами. Ведомый «сифайр» загорелся и упал в воду, ведущий успел увернуться, почти – его тоже зацепило, по поведению машины было видно, что она повреждена.
-Мой! – заорал Эрих ведомым – прикройте, а этого я…
Сколько же выходит, считаем… Шестьдесят русских (Хартманн сам уже поверил в те свои победы), пять четырехмоторных «коров», и два «сифайра» в этом бою, ну сейчас будет три, куда денется? Хорошо добивать уже подбитых, они перед тобой как на расстрел – и счет идет, и риска никакого. Интересно, что думает англичанин там, в кабине, видя свою приближающуюся смерть? Как я тогда от «иванов» - а сообразит ли так же прыгать, не дожидаясь? Ну вот, то ли мотор у него сдох совсем, то ли все же сообразил – прыгает, раскрыл парашют. Сейчас я его… по куполу, как обычно, с трехсот метров в воду, будет фарш.
-Эрих, сзади!
Он бросил «месс» влево, в последнюю секунду, мимо пролетела трасса. Два последних британца висели на хвосте, а у него не было ни скорости, ни высоты. А Рогофф с напарником (еще одного из его звена все же сбили) болтается где-то вдали, не торопясь вступить в бой! Трус, унтерменш! И ничего нельзя сделать, пары секунд не хватает, не поможет все его мастерство, британцы успеют ударить раньше! Если бы не сбросил скорость, чтобы заняться парашютистом… Неужели теперь и мне придется умереть? И Хартман почувствовал, что снова не управляет своим организмом, ужас был сильнее физиологии.
Смерти не было. Ведомый, фельдфебель Нойбауэр, пытался атаковать англичанина. Но не рассчитал маневр, и самолеты столкнулись, и оба полетели вниз, выпрыгнуть никто не успел. Второй англичанин метнулся в сторону, и выскочил прямо на барона.
-Эй, засранец, смотри и учись!
И тут Хартман понял, что барон Рогофф стал его врагом, на всю жизнь. Ну недостаточно Эрих общался с пруссаками, чтобы знать, что «засранец», их распространенное ругательство, и вовсе не означает, что барон о чем-то догадался! Ненависть была такой сильной, что будь они в небе одни, Хартманн не сдержался бы, поймать самолет Рогоффа в прицел и нажать на спуск. Но рядом были ведомые, свидетели, в гестапо после не хотелось. Однако настоящий германский рыцарь обид не прощает и всегда мстит врагам! Как только представится случай…
Рогофф дожал британца в догфайте, двое на одного все же не равный бой. И вызвал по радио Хартмана.
-Засранец, ты как? Ладно, считай что ты мне ничего не должен. Давай домой, а я еще за англичанами присмотрю, горючее еще есть.
Сверившись с радиополукомпасом, Эрих положил «мессер» на курс, набирая высоту. Снова черные шапки зенитных снарядов, оказывается, он вышел почти точно на британский авианосец, плевать, вот я уже в облаках! До «Цеппелина» долетел без проблем, а вот чего стоило после посадки скрыть состояние своих штанов от персонала, это история отдельная.
Вот только радиопозывной «засранец» так и остался за Хартманом на всю его летную карьеру.

[Влад Савин]

Флайт-лейтенант Майк Хенчард, и.о. командира 830-й эскадрильи Королевских ВВС, авианосец «Фьюриес». (записал М.Кеннет, для книги «Кровавая Атлантика, год сорок третий» - Лондон, 1960, альт-ист).
Паршивый все же самолет, эта «барракуда»!
По замыслу конструкторов фирмы «Фэйри», это должно быть что-то универсальное. Чуть изменили, получили тяжелый палубный истребитель «фулмар», другое изменили – фронтовой бомбардировщик «бэттл», еще что-то - «барракуда», палубный торпедоносец и пикировщик. Вышел же гибрид бульдога с носорогом, ни то, ни се, ни третье – все одинаково плохо!
«Фуллмары» уже с прошлого года с палуб исчезли – тяжелы и тихоходны. «Бэттлы» выбили еще во Франции в сороковом. А мы только получили «барракуды» вместо «суордфишей». Считалось, что раз над морем немецкие истребители встретить нельзя, то это некритично – а обследовать море с тихоходного биплана, при охоте за субмаринами, действительно куда удобнее. И взлететь «рыба-меч» может откуда угодно, что немаловажно – когда в строй стали вводить МАК-шипы. Аналогов этого класса кораблей нет и не было никогда ни в одном из флотов, типичная импровизация войны. Про эскортные авианосцы знаете, корпус и машины торгаша, только полетная палуба поверх, а в трюмах ангары и хранилища бензина и бомб? Ну а МАК, это чистый торгаш, который берет в трюмы обычный груз, несет не военный, а коммерческий флаг – но полетную палубу имеет, для нескольких самолетов, чтобы отбиться от одиночных бомберов или субмарин. А палуба тесная, короткая и узкая, и чтобы регулярно с нее работать, надо иметь склонность к суициду: рано или поздно гробанешься. Хотя до того еще КАМ-шипы были, на торгаш ставили катапульту с истребителем, бомберы появится, так в воздух, ну а после боя или тяни до берега, если есть такой в пределах досягаемости, или прыгай и надейся, что тебя успеют подобрать раньше, чем в холодной воде отдашь богу душу.
У меня хоть чин и невелик, флайт-лейтенант (прим. – звание британских ВВС, соответствует нашему капитану – В.С.), но что в штабах бардак, это даже я видел. Сначала далеко на севере ловили непонятно кого, перекинули всех, кто как показалось, без дела. Затем выяснилось, что джерри охотятся за «Куин Мэри», и что сам Тиле выскочил из Норвегии. А половина флота ушла на Индийский океан, восстанавливать положение, это надо же, макаронникам проиграть! А штабы только что трясли, ища виноватых, еще за те апрельские события, такие шишки постов лишались – и не факт, что вновь назначенные лучше, но прежние хотя бы в курсе были, что и где. И во всей Империи такое творится, Суэц пал, япошки в Индию ворвались, итальянцы в Кению (Эфиопию и Судан уже сожрали, и хоть бы подавились!), что после будет, страшно! И немцы что-то зашевелились, в Канале днем показываться опасно, что на воде, что в небе, как в сороковом перед вторжением – по всей Южной Англии газоубежища строят, если гунны начнут как на Варшаву, химию бросать. И в Атлантике ужас, немецкие U-боты за неделю десяток транспортов потопили, возле конвоев настоящие сражения идут – но не сороковой все же, их тоже топят пачками, что раньше кончится, у немцев лодки и моряки, или у Британии транспорта?
В общем, нервы, как перед грозой. И в такой обстановке нас в море вытолкнули. «Фьюриес», одно время все думали, его окончательно из авианосцев разжаловали в авиатранспорт, из Америки самолеты возить, ан нет, принял на борт две эскадрильи торпедоносцев, нашу и 827ю, и одну эскадрилью истребителей, 801я, на «сифайрах», каждая по дюжине машин, вот и считайте – и брали, так показалось, тех, кто был под рукой. Но решили, что хватит, не потопить, так ход сбить, а после как на «Бисмарк» навалиться. Штаб так решил, ну а наше дело, сказать «есть» и исполнять.
А немцы тоже учатся. И над морем летают, и очень далеко. И их авианосец «Цеппелин», весной в Атлантике шум навел, теперь в Бресте стоит. И над Каналом замечены «мессеры» и новые «фоки» с подвесными баками – несколько раз сбрасывали израсходованные чуть ли не на скалы Дувра. И в Северном море и в Бискайском заливе стали наши патрульные самолеты пропадать, последнее радио, «атакован истребителями», вдали от берега, и все! В августе еще было, флотские решили что «Цеппелин» в море прорывается, и рванули туда эскадрой… и наткнулись на завесу из субмарин, крейсер «Бермуда» получил торпеду, едва дотащили до базы, и еще их авиация ударила, причем бомбардировщиков сопровождали «фокке-вульфы», ребята из 802й истребительной рассказывали, драка в воздухе была лютая… и еще, будто бы радисты слышали разговор по-японски, ну это уже слишком, с чего бы это джапам свои эскадрильи в Европу посылать, почудилось наверное? В общем, зона к югу от Западных Проходов, это место сейчас очень опасное, с тех пор как Испания к гуннам переметнулась. По крайней мере, поход туда точно не для нашей антикварной лоханки, а для настоящего авианосца, вроде «Индомитэйбла». Но очень уж хотелось мерзавца Тиле утопить! После того, что он с нашими творил.
Да, и командиру нашему повезло. В госпиталь попал, буквально накануне, и с чем – с аппендицитом! Вот так я и оказался «временно назначенным», надеюсь, если хорошо себя покажу, утвердят и повысят до «сквадрон лидера» (прим.- звание в британских ВВС, соотв. нашему майору – В.С.).
А «барракуда», это действительно, не подарок! Например, есть у нее такая поганая особенность: после сброса торпеды, резко клюет носом, балансировка нарушается. Умники с фирмы «Фэйри» что-то с аэродинамикой перемудрили, с щитками на крыле. А чем это грозит торпедоносцу, если на цель заходишь над самой водой, буквально на высоте мачт корабля? Реагировать надо, как цирковому акробату, отработав ручкой и педалями, иначе разобьешься в секунду, и это в полумиле от вражеского борта, когда навстречу стреляют из всех стволов! По транспорту работать, еще куда ни шло, но по линкору, то есть плавучей зенитной батарее в полсотни, а то и всю сотню стволов всех калибров – самоубийство, не пробовал еще никто так. Вот мы и попробуем сейчас, если повезет найти.
Нашли. Мы за «Ринауном» угнаться не могли, он вперед умчался, мы следом, против волны выгребаем. И вот, с «Рина» радиограмма, я его вижу, это он! Вечер уже, да и волна, качает, но вот завтра… Короче, ясно все.
Боялся ли я, сэр? Пожалуй, что и нет. Понимали, что две дюжины «барракуд» против зенитного огня линкора – очень может быть, одну-две торпеды мы в него влепим, но что из нас вернутся не все, это наверняка. Но война, это дело такое, каждый надеялся, что не с ним, вот ему повезет – и я тоже. И если повезет выпрыгнуть, и после забраться в резиновую шлюпку, то шансы повышаются, ведь наш флот должен тоже подойти, присоединиться к охоте, увидят, подберут, и медаль дадут. Так что кто как, а я спал ночью сном праведника, чтоб не быть в бою усталым.
Утром заметили «кондор», подняли четверку истребителей. Я в центре управления, как положено, хоть и не мы летим, но надо же в курсе быть? Доклад, атакуем, разведчик горит – и тут же, атакованы «мессами»! Немецкие истребители, здесь откуда? Неужели «Цеппелин» все же вышел? Радио конечно, в штаб – а чем они помочь могут, здесь и сейчас? После я узнал, что те, кто за нами шли, были еще милях в шестистах, и за полосой шторма, ну а американцы еще дальше. И кто мог помочь нашим ребятам, что там в небе сейчас дрались? Командир, кэптен Филипп, приказал, еще четверку в воздух. Что-то случилось на взлете, один «сифайр» так в воду и рухнул, втроем ушли. Спасли ли – да вы что, сэр, представьте, на скорости в полтораста миль в час, и об воду с десяти метров? Ну а после…
Я все видел, сэр. Сначала, голос в радио, лейтенант Макгроу, все погибли, я один, возвращаюсь, и у меня гунны на хвосте! Филипп приказал, поднять последнюю, третью четверку истребителей, отсечь джерри и надрать им задницы. И наши успели взлететь, и кружились под облаками, вот Макгроу показался – эх, не надо было ему возвращаться, ведь не так далеко летал, наверняка горючее оставалось, и патроны! Хотя у «сифайров» дальность была мала, ну не подходили они для настоящего палубника, а вот «си фьюри» на которых я уже после летал… Но это уже был год сорок седьмой, и на палубы тогда уже садились реактивные, у русских и американцев. Да что там говорить, сэр! Я не знаю, отчего Макгроу решил, что в воздухе ему больше делать нечего. Хотя задание он выполнил, «кондор» свалили – но я бы на его месте, раз уж пошла такая игра, постарался бы разведать, где гуннский авианосец. Если бы топливо оставалось – но может, Макгроу благоразумно решил, что не стоит пытаться одному, если в воздухе такое, уже шестеро погибли? В любом случае, себя он не спас. Он уже выходил на посадочную глиссаду, когда из туч вывалились гунны, сначала трое, зачем еще столько же. Я еще удивился, они же всегда парами и четверками летают, четным числом? Но одна тройка связала боем наше прикрытие, а вторая погналась за Макгроу.
Мы кричали ему, уходи в сторону! Я не знаю, отчего он не реагировал – может, шок после боя, бывает такое даже с опытными пилотами иногда, ну а с молодыми, запросто. А Макгроу был из молодых, я слышал, пришел в эскадрилью в сорок втором, боевого опыта не имел – а пилотажная подготовка и реальный опыт, это очень разные вещи, ты можешь отлично уметь летать и стрелять, но быть совершенно не готовым к тому, что здесь убивают, и ты можешь завтра не вернуться. Трус просто срывается и бежит, более стойкий может «зашориться», когда делаешь что-то на автопилоте, иного не воспринимая – вот и Макгроу может быть твердил себе, вот уже посадка, я дома, еще чуть-чуть, и все позади, и просто не слышал, о чем предупреждали? Он уже выпустил закрылки, шасси и крюк – и тут немец прошил его очередью, и он упал прямо в кильватерную струю корабля.
Наши зенитки залились лаем, но это были «пом-помы», такому ветерану как наш «Фьюриес» новых «бофорсов» не полагалось. А немец, как мне показалось, даже крыльями издевательски покачал, развернулся, и вместе с двумя своими ведомыми помчался к месту воздушного боя. Он сразу не вступил, а выждал, и ударил, по одной из наших пар, одного сбил сразу, второй потянул на малой высоте – в это время, вторая пара «сифайров», свалив все же одного гунна, бросилась на выручку. Что там произошло, я не разобрал, малая высота и расстояние довольно большое, даже в оптику не видать – но после в воздухе остались лишь один наш и четыре гунна. И его закружили, причем двое работали в догфайте, а двое были рядом, готовые вмешаться, не выпустить, и ударить при случае. Такая у немцев была тактика – ну как если вы деретесь с кем-то, а рядом стоит приятель вашего врага с палкой, чтобы огреть вас по затылку в удобный момент.
А затем пара «мессов» прошла над нами, чуть левее, наплевав на зенитный огонь. По-моему, это был тот же, кто сбил Макгроу, и мне показалось, что он снова издевательски покачал крыльями, чтобы выказать свое презрение к нам. И они имели на то право: мы лишились всех истребителей! Что же здесь творится, откуда у джерри такие воздушные силы?
Дальше была очень неприятная сцена на мостике. Читая сейчас рассуждения на тему того боя, я вижу, что все дружно ругают Филиппа, за то, что он немедленно не лег на курс отхода. Хотя в тот день я слышал от него много резких слов, но готов заверить, что абсолютно не имеют основания обвинения кэптена Джорджа Филиппа, кавалера Креста «За Отличие», полученного еще в прошлую войну, в трусости, равно как и в некомпетентности! Мы не имели достоверных сведений о судьбе «Ринауна», как и приказа адмирала на отход – что было бы, если бы наши товарищи сражались там, а мы бежали, потому что сочли положение опасным для себя? «Ринаун» только что сообщил, что ведет бой, и на радиовызовы не отвечал – и если была тактическая ошибка, то не нашего командира, а адмирала, обнаружившего истинные силы противника, и не отдавшего нам приказ! Филипп потребовал от летчиков разобраться, что происходит. Но когда экипаж лейтенанта Уиттла из 827й эскадрильи стартовал, то не успел он набрать высоту, как на беззащитную на взлете «барракуду» обрушилась пара «мессеров», и расстреляли, как сидячую утку, и снова, высота была слишком мала, чтобы кто-то успел выпрыгнуть до удара об воду. Все это произошло на наших глазах, но не поколебало уверенности Филиппа, приказавшего, еще одну машину в воздух. На что я, и командир 827й дружно заявили, что это все равно что убийство, проще и дешевле вывести летчиков на палубу и поставить расстрельный взвод, результат будет тот же, у немцев очевидное господство в воздухе в этом месте и в это время, ну а «барракуда» далеко не истребитель, а вы видели какие шансы даже у «сифайров»? В ответ на это Филипп стал орать, что он все понимает, но в отличие от нас, он отвечает за судьбу корабля, и почти полутора тысяч человек экипажа на нем, а еще тех, кто на «Бирмингеме» и эсминцах – и он должен стопроцентно точно быть уверен, что не ведет сейчас их всех прямо в пасть немцам, но и не может отвернуть с курса, пока нет такой же абсолютной уверенности, что «Ринауну» не нужна наша помощь! На что я сказал, что это и есть ваш долг, кэптен, в сомнительных случаях взять ответственность на себя, и поступить так, как говорит вам ваш опыт. На что Филипп ответил, следует ли понимать, что какой-то флайт-лейтенант будет учить его, как исполнять воинский долг? И что он отстраняет меня от командования эскадрильей – а в базе по приходу домой состоится судебное разбирательство этого инцидента!
Да, сэр, случилось как на «Глориесе», когда между командиром корабля и командиром авиакрыла вышла такая же размолвка. Когда кэптен Ойли-Хьюг настаивал на ударе по берегу, а коммандер Хит отказался выполнить приказ, утверждая что его самолеты не приспособлены для таких заданий. В результате, авианосец следовал в базу, где должен был состояться суд, не приведя авиагруппу в должный порядок, ведь было время убрать с палубы оказавшиеся там сухопутные истребители и подготовить к взлету дежурную эскадрилью торпедоносцев? Но тогда немцы не имели своего авианосца в составе эскадры – я и сейчас считаю, что кэптен Филипп обязан был принять решение, под свою ответственность. Может быть, он принял бы его, будь у нас еще час. Но история не знает сослагательных наклонений.
Мне было дозволено остаться наверху. И я видел, как немцы точно так же расстреляли еще две «барракуды». И уже командир 827й язвительно спросил, закончится ли его эскадрилья на этой паре «мессов», или что-то останется тем, кто прилетит на смену, когда эти уйдут на дозаправку? На что Филипп заорал «молчать!» и даже топнул ногой. Видно было, что он, безусловно храбрый человек, боится принять ответственное решение, не располагая информацией. И «Фьюриес» шел прежним курсом… на что надеялся несчастный Филипп? Что «Ринаун» вдруг выйдет на связь, или эскадра «Кинг Эдварда» на подходе? И я не могу его винить – потому что сам страстно ждал и надеялся на то же самое.
Время шло. Периодически в облаках мелькали силуэты «мессершмиттов», не знаю, та ли это была пара, или они менялись, вероятнее второе, сколько топлива должно остаться у них баках? И тут доклад по радио с эсминцев впереди – большие корабли идут навстречу. «Ринаун»? Нет, их трое, поодаль еще один. Сейчас я знаю, что это были «Ришелье» (или «Фридрих», как переименовали его немцы), и все те же «Шарнхорст» и «Гнейзенау», повторялась история, случившаяся в Норвежском море в сороковом. Тогда, из экипажа «Глориеса», 1245 человек (почти как у нас) спаслось всего сорок четыре, и еще трое с эсминцев сопровождения.
Отмечу лишь перемену с кэптеном Филиппом. При всей опасности, обстановка прояснилась – и не было больше сомнений. Теперь это снова был абсолютно спокойный, уверенный в себе, британский офицер, его приказы были точны и безошибочны. Авианосцу поворачивать на северо-восток и уходить самым полным, «Бирмингему» прикрыть дымовой завесой, эсминцам выйти в торпедную атаку, прикрыть отход. Хотя не знаю, может и правы те, кто считали, лучше следовало оставить эсминцы при себе, также как дымзавесчиков, и угрожать торпедной атакой уже из-за дыма?
Я не видел, что происходило за кормой. Читал мемуары, и немногих спасшихся, и самих немцев, как они с восьмидесяти кабельтовых накрыли «Пенн» и «Петард», первый был расстрелян «Шарнхорстом» почти сразу, одиннадцатидюймовый снаряд в машину, затем добивание, по второму стрелял «Зейдлиц», и гораздо хуже, из двенадцати выпущенных снарядов попал одним, зато разворотил эсминцу всю носовую оконечность, отчего тот почти потерял ход – и «Ришелье» подключился, нанеся удар милосердия, от двух его снарядов «Петард» затонул мгновенно (что любопытно число спасенных в точности повторило тот эпизод с «Ардентом» и «Акастой», всего три человека, двое и один, с разных кораблей). Но мы не видели, потому что «Бирмингем», отчаянно пытался нас прикрыть, описывал за нашей кормой зигзаг, ставя дымовую завесу. И он еще стрелял, и даже попал в «Зейдлиц», без особых последствий, зато в него, в те минуты, когда он был виден, вцеплялись залпами и «Зейдлиц», и «Шарнгорст». Я видел, как на крейсере сверкали вспышки взрывов, и летели обломки, от надстройки, от трубы, от кормового мостика, как рухнула мачта, как поднялось пламя над его носовыми башнями, а затем и над третьей, как он сам накренился на борт, теряя ход, а четвертая башня, кормовая нижняя, еще стреляла, а затем «Бирмингем» опрокинулся через правый борт и исчез под водой. Кажется, последние выстрелы по крейсеру, уже не имеющему возможности сопротивляться, сделал «Ришелье», уж очень сильные взрывы там были – хотя может быть, рвался боезапас. Ну а после, насколько можно было различить в бинокль, флагман Тиле прошел прямо по тому месту, где затонул «Бирмингем» - да, я с охотой подпишусь под любым свидетельством, что этот палач и садист Тиле и тут рубил спасавшихся винтами, ведь из всей команды крейсера, восьмисот с лишним человек, не выжил никто!
Мы убегали по курсу 40, а немцы нас догоняли, уже можно было различить их на горизонте невооруженным глазом! Три линкора и тяжелый крейсер, против нас, плавучей керосинки почти без брони, с несколькими пушечками зенитного калибра! Но смею заверить, на борту не было ни малейших признаков падения боевого духа, каждый готов был выполнить свой долг до конца! К тому же все помнили, как этот мерзавец Тиле поступил с экипажем сдавшейся «Айовы». И наше британское упрямство было, хотя все понимали, сейчас расстреляют нас, как у стенки, и дальше пойдут.
И тогда кэптен Филипп приказал готовить к стрельбе торпедные аппараты. Да, мы были таким уникумом, чтобы на авианосце, и два подводных торпедных аппарата, остались еще с тех времен, когда «Фьюриес» числился линейным крейсером. А сам командир на несколько минут оставил мостик, и вернулся уже в парадной форме со всеми наградами. А немцы приблизились еще, но отчего-то не стреляли. До них было уже наверное, миль пять, до головного, «Эйгена», за ним, чуть правее, «Шарнхорст», и еще позади «Ришелье» и «Гнейзенау», а их авианосец мы так и не видели. Но «мессы» над нами крутились, причем не пара, а больше, в облаках мелькали – наверное, ожидали, что мы будем выпускать торпедоносцы, единственный наш шанс. Так ведь мало того, что истребители, и зенитки трех линкоров, нам еще и развернуться надо было, ветер с северо-запада, а мы убегали на северо-восток, как я сказал, а надо было развернуться, чтобы носом против ветра, или хотя бы с острых носовых углов, тогда лишь «барракуда» с торпедой могла с нашей палубы взлететь. Тут немцы дали первый залп, лег у нас перед носом - тогда Филипп приказал, лево на борт, я уже подумал, что все же решился, и хотел просить его позволить мне сесть за штурвал, лучше уж так помереть, чем просто под снарядами, без малейшего шанса ответить. Но джерри больше не стреляли, а «Зейдлиц» стал сигналить, предлагаю сдать ваш корабль, в противном случае никого спасать не будем. При капитуляции жизнь обещаем, чтобы трофей до базы довести.
А до Бреста чуть больше трехсот миль. То есть, довести нас туда могут вполне реально. Погано конечно, представить наш «Фьюриез», самый первый британский авианосец, под немецким флагом… Мы последние остались, из авианосцев довоенной постройки – «Корейджес» погиб в сентябре тридцать девятого, «Глориес» в сороковом у Норвегии, «Арк Роял» и «Игл» в сорок первом в Средиземном море, «Гермес» японцы у Цейлона потопили. Но ведь если откажемся, этот палач Тиле всех в воде расстреляет, тысячу триста человек. В ту войну все же честнее и милосерднее было – тонущих спасали. Значит правда была в том русском кино, что для настоящего немецкого фашиста, все не немцы это дикари, как для нас негры из какого-нибудь Занзибара? И поступят с нами точно так же…
А кэптен Филипп приказывает – ответить, «ваш сигнал принят но не понят». Дистанция до «Зейдлица»? Уже три мили. Торпедный аппарат, левый борт, пли! Машины стоп, экипажу оставить корабль, и открыть кингстоны. Это он правильно приказал, еще до того, как немцы стали бы нас расстреливать, у нас полные трюма бензина и бомб. И не ждали немцы, что авианосец по линкорам может торпедами стрелять – есть надежда, что на субмарину подумают. А значит, близко подойти к этому месту не решатся, и вообще здесь не задержатся. А наша эскадра должна подойти, так что спасут – не корабль, так хоть экипаж уцелеет.
Сам он так на мостике и остался. Пока мы все в шлюпки и на плотики. Почти успели – когда немцы открыли огонь. Причем стрелял не «Зейдлиц» а «Ришелье», так как мы без хода, то накрыли нас почти сразу. Авианосец горел и кренился, мы спешили отгрести в сторону, я командира на мостике видел, он все стоял и честь нам отдавал, а после взрыв попавшего снаряда, и всей надстройки-«острова» нет, только пламя вверх рвется. А мы – что нам еще делать, отгребли, ждем. А гунны, когда уже «Фьюриес» затонул, стреляли по нам – нет, не из главного калибра, из шестидюймовых, как флотские сказали. Но в подлодку похоже поверили, или спешили – к нам ближе чем на пару миль не приближались, только стреляли, мимо проходя на восток. Выпустили снарядов, наверное, с полсотни. Но едва ли не больше убитых у нас было, когда «мессы» на нас в атаку заходили, по шлюпкам целились, там почти никто не спасся – лишь те, кто на плотиках, и в стороны успел.
А на следующий день нас подобрали. Почти восемьсот человек спаслось. Филиппа только жаль, и зачем он на корабле остался? Если бы не его выдумка с торпедой, порубили бы нас всех винтами, расстреляли бы накоротке из пулеметов, да еще подманили бы акул. Хороший был командир – и отчего такие в первую очередь погибают?

[Ross347]

Решил в очередной раз перечитать всего МВ.
И...Можно откровенно?
Вчера три часа потратил на "редактирование"Скопировал все файлы,а потом удалял из них вставки "от Солженицына",послевоенные"воспоминания" генералов как наших так и немецких,,вставки от поляков и прочих американцев-англичан,типа последней размещённой здесь проды.
Их столько,что сам МВ совершенно потерялся,ИМХО!Так что,удалил всё не относящееся к основному сюжету.
Зато теперь как же хорошо читать! Ведь несмотря ни на что,МВ-одна из лучших альтернатив о ВОВ!

ЗЫ.Я не одинок в своих предпочтениях.Один мой друг,(сам в прошлом офицер-подводник),когда то начавший с большим удовольствием читать МВ,"споткнулся"уже на середине третьей книги.Её правда дочитал "по диагонали"но дальше не стал.Слишком много "воды"

[Влад Савин]

Их столько,что сам МВ совершенно потерялся,ИМХО!Так что,удалил всё не относящееся к основному сюжету.
Зато теперь как же хорошо читать!

Уважаемый Росс347! С тем, что Вы пишете, я столкнулся уже во второй части.
Проблема была в том, что для "чистой" альтернативки о ВОВ, выбор "начальной экспозиции" и героев, унаследованный мной от Царегородцева, был не совсем удачен. Ведь НЕ РЕШАЛАСЬ судьба войны в северных морях! (да не обидятся на меня моряки-североморцы и те кто воевал на Севере на суше). Тем более, АПЛ в Балтику и наЧерное море ходу нет. В Атлантике - нет для нее противника (ну зачем нам "волчьи стаи" U-ботов топить, делая за амеров их работу? Тем более что они и сами справились - а на наши потери это никак не повлияет).

И что в сухом остатке? Ну, потопили Шеер, Тирпиц, весь фрицевский Арктический флот. Взяли Петсамо, Киркенес в 42м а не в 44м.Ликвидировали сухопутный фронт у Мурманска. ДАЛЬШЕ ЧТО??

С точки зрения "от ГГ", тут идеально подходит именно одиночка (или группа) спецназовцев. Но -во-первых, застолблено Конюшевским, Сергеевым, Рыбаковым. Во-вторых, я все ж в СпНаз не служил - а вот ЛКИ кончал, в военно-морском п/я работал, с людьми из "Рубина" общался, в Северодвинске бывал, с подводниками тоже разговаривал, даже по АПЛ лазал (пр.671, у стенки Севмаша стоял).
И о чем бы был тогда МВ после 2го тома? "Подводная лодка в степях Сталинграда"?

С другой стороны, мне показалось важным и интересным (да и было бы по жизни, ведь ИВС все ж не был дураком) - показать КАК наши предки сумеют использовать не только боевую мощь атомарины но и информацию - самую разную. КАК изменится весь ход войны - и не только у нас, но и на Западе?
Заметьте: даже там где речь идет о Западе - присутствует, "висит" тень происходящего в СССР!
По форме - я старался подражать киноэпопее "Освобождение", взгляд "из разных точек".

Нечто подобное Вашему мнению еще во время МВ-3 высказал мне в личной беседе мой друг. Я подумал - а что еще может уникального сделать АПЛ, она ведь для СССР как "Летучий Голландец" (помните роман Платова) - так появилась идея МВ-4, "урановая" линия. По жизни - а ведь ИВС вполне МОГ приказать такое! И никто кроме "Воронежа" не мог бы это обеспечить!

А дальше? Равного противника на море - нет. Уж поверьте - сколько пытался измыслить, бой АПЛ с дивизионом 21х, или с американской противолодочной группой. Ну не выходит, при правильной игре "за наших" - слишком разная техника и тактика!
Будут еще сражения на море - когда англо-американцы начнут "холодную" войну с очень горячими инцидентами, и Китайская война (вместо Корейской) начнется - но это МВ-8.

Тем более, если помните, главный ВОПРОС был, из-за чего я и взялся писать эту книгу. БЫЛ ЛИ ВТОРОЙ ШАНС У СОЦИАЛИЗМА И СССР? ("пространство положительных решений" непусто? Если да, если удастся смоделировать хотя бы одно - значит события 1991 были следствием лишь тактической ошибки, а не неотвратимого исторического процесса. Ну а чисто боевое, как АПЛ топит корабли той войны - а что кто-то сомневается в исходе боя?)

(ну и лично мое - как любителя военно-морской истории. Вот ХОЧЕТСЯ мне смоделировать бой Ямато с Нью-Джерси! Или тот же НД против немецкой эскадры. А то "лучшие линкоры в истории флота" за всю службу только ОДИН РАЗ стреляли по вражеским кораблям (и это были не японские линкоры, а старый крейсер и пара эсминцев). А как бы Ямато показал себя в бою против кораблей, а не авиации?)
Вот вам, пожалуста - ситуация на конец МВ-6 (АИ-ноябрь 43). На Севере тихо, противника нет, всех уже перетопили. Теперь и Нарвик взяли, так что чем всему нашему СФ заниматься, кроме как конвои охранять?
Поставите задачу для атомарины?
(ядерный удар по Берлину или даже Гамбургу не предлагать - на форуме СИ уже разобрали)

PS а можно вашу "усеченную" версию послать мне на майл?
homecat63@mail.ru
Буду очень благодарен - интересно ведь?

[Ross347]

Влад,я с удовольствием пошлю Вам "усечённую"версию,если Вы объясните мне как это сделать
Чайник я,что поделаешь...
Кстати,при нажатии на адрес в Вашем посте,сначала всплыло окно-какую программу использовать?(вот хоть убей,не знаю)а когда я выбрал "по умолчанию"стал выдавать-"ошибка"

И ,я же не говорю про сюжет полностью,он как раз и здОровский.
Я вырезал то,что по моему не отностися к сюжету напрямую.
Например вставки от СовИнформБюро АИ.Или ""выдержки из книг"Солженицына и иже с ним.

[Ross347]

Короче,вроде отправил на почту и написал здесь,в личку.
Не знаю,правильно ли всё сделал,поэтому дублирую-а вдруг ни там ни там не получилось?

Но!Завтра я буду на работе,ноут у меня всегда с собой,там найду специалиста,который поможет.Так что,если сегодня не вышло,завтра наверняка получится.

[Влад Савин]

Довыкладываю здесь остальное. Для тех, кт опо каким-то причинам не ходит на СИ

После боя. На мостике линкора «Фридрих дер Гроссе» (бывший «Ришелье»).
Адмирал Тиле был зол. Очень зол. Невероятно зол.
Потому что высшие тайны Рейха, это как провод высокого напряжения. Если прикоснулся – сгоришь, чуть что-то пойдет не так. И даже неважно, истинной была тайна или мнимой – достаточно того, что сам рейхсфюрер в нее верил. И как он поступит с обманувшим его ожидания, не надо было гадать – довольно было вспомнить судьбу несчастного гросс-адмирала Редера.
Тиле верил, и даже знал, что «Полярный Ужас» существует. Но отчего рейхсфюрер решил, что если убить демона, русский фронт от Вислы покатится назад к Москве, и вермахт снова станет непобедим? «В материальной ипостаси, эта сущность становится уязвимой и может быть уничтожена» - как сказал этот тип из Аненербе. Гиммлер поверил, и будучи в то же время главой Ваффенмарине, взялся за дело со всей энергией. Флот не знал сейчас ограничений ни в чем – в топливе, в любом вооружении, в снабжении, в людях. Причем все вопросы решались без малейшего бюрократизма и волокиты, для чего к Тиле были прикомандированы хмурые парни от СД. У «толстого Германа» безжалостно отняли воздушные эскадры расположенные на западном французском побережье, переподчинив их даже не армии, как иногда бывало и раньше, а флоту – «рейхсмаршал, разве во Франции есть сейчас сухопутный фронт?». Все воздушные, надводные, подводные силы Еврорейха к западу от Ла-Манша и к северу от Гибралтара были сейчас сосредоточены в одних руках – Тиле. Что было гораздо более эффективным – как вообще можно было раньше воевать на море, имея люфтваффе и кригсмарине сами по себе? У русских правда, единое руководство войны на море было с самого начала, ну так они же варвары и азиаты, а у истинных арийцев свой путь – был, до недавних времен.
И вся эта эффективность, какую никогда еще не имел германский флот, была подчинена одной цели. Убейте демона. Если у вас есть озарения, герр Тиле? Вы считаете, что для того нужны жизни ста тысяч недочеловеков – демону интересны не связанные пленники на алтаре, а солдаты, умершие в бою, и на море, в родной стихии Ужаса? И тогда, или вы, герр Тиле, обретете высшую силу, или вам откроется, как демона убить? Что ж, дерзайте, вам виднее! Но не тяните, русские уже на Висле, а если завтра они ворвутся в Рейх?
Итогом же был страх. Не тот простой и понятный страх, кончить жизнь в подвале гестапо, с которого все началось – а ледяной ужас, намертво засевший внутри. Спрятанный под внешней оболочкой прежнего адмирала кригсмарине Августа Тиле, совершенно незаметный посторонним – но не дающий забыть о себе ни на миг, потому что стал уже частью личности вытесняя прежнего Тиле. Ты поклялся уничтожить меня, человечек – так взгляни, на что ты замахнулся! Это было похоже на ощущение потока, отдавшись которому, не надо было бояться больше ничего – ощущение иной, нечеловеческой силы внутри, абсолютно холодный ум, находящий самой эффективное решение, ледяное бесстрастие не ошибающейся машины, и даже время будто замедляло свой ход – возникал «взгляд полубога», словно сверху, когда и ты сам и все окружающее лишь пешки на игровой доске, подчиняющиеся твоей воле. Какие-то британцы, смешно, жалкие людишки, разве они соперники мне, почти что богу?
Нет страха, нет смерти, нет врагов – пока тебя несет потоком. Но при попытке обернуться, остановиться, взглянуть ужасу в лицо, рассудок выходил на грань помешательства. И росло понимание, что чем дальше, тем больше он сам во власти этого нечто, принадлежит ему, и выйти нельзя. Господи, и если это последствия всего лишь случайного прикосновения Полярного Ужаса к его сознанию, то каковы же те русские, которые соединились с этим целиком? Неужели тип из Аненербе был прав, считая что причиной всему чистота арийской крови, и русские, это истинные потомки древних ариев? И несчастная Германия, сама того не желая, бросила вызов подлинным сверхчеловекам, до того спавшим, а сейчас пробудившим в себе эту силу? Читая сводки с Восточного фронта, можно было в это поверить, особенно на фоне успехов германского оружия против англо-еврейских унтерменшей. И если мы действительно имеем дело с проснувшимся арийским богом – одна лишь мысль о поединке с ним вызывала у Тиле приступ паники и дрожь в коленях. А ведь сойтись в битве придется, как иначе спасти Германию, не признаться же рейхсфюреру, что он готов драться с любым числом англичан и американцев (имея поддержку демона, это совсем не страшно, лишь больше будет добычи!), но не смеет идти против русских, это будет не Рагнарек, а избиение, даже если на той стороне будет не сам Ужас, а всего лишь русский адмирал, одержимый больше него, еще более безошибочная боевая машина?
Он знал, что японцы называют это «сатори», слияние с Единым, Дао – эти слова не говорили Тиле ничего. И это состояние, достижимое не монахом в молитве, а самураем в сражении, считалось у японцев подлинным бессмертием, нирваной, но не в покое, а в действии, как на гребне волны. Но за все надо платить, и мало того, что мозг в эти мгновения работает на форсаже, на износ –идет сбой «системы управления». Да, берсерк в битве мог порвать толпу врагов, сам не получив ни одной раны – но сознание начинает именно «сверхсостояние» считать нормой и требовать еще и еще, как наркотик. И с каждым походом за грань она утончается, и наконец прорывается, рано или поздно – и тогда берсерк превращается в машину смерти, даже если находится среди своих, среди друзей, ему кажется, что вокруг одни враги. И остановиться он уже не может, пока его не убьют. Вот только трупов после будет очень много. Но об этой стороне берсеркерства обычно молчат те, кто воспевает «непобедимых бойцов севера». Викинги не знали сложных методик и медитаций – те, кто имели к этому изначальную склонность, бросали себя в измененной состояние поначалу с помощью особым образом приготовленных мухоморов, а после привыкнув, простым усилием воли, по сути же это явление было сродни алкоголизму.
Интересно что японцы имели от этого некоторую защиту. Утонченный эстетизм самураев был не прихотью, а именно якорем, стабилизатором психики, помогал не скатиться в безумие. Это трудно понять европейцам, удивляющимся японской смеси чувства прекрасного с нечеловеческой жестокостью. Не знал этого и Тиле, по европейской привычке разделять, анализировать – ну какое отношение красота может иметь к войне?
Он знал лишь одно – этот невыносимый страх внутри отступает на время, сжимается от волны страха снаружи. Тогда в Атлантике, глядя на барахтающихся в волнах унтерменшей, даже на мостике были слышны их вопли, адмирал вдруг ощутил внутри себя гармонию и покой. И радостный прилив энергии, будто эти низшие существа, умирая, отдавали ему свою жизненную силу. И ощущение себя не тварью, дрожащей перед демоном – а богом и вершителем, хотя бы для этих… А когда их наберется сто тысяч, что будет тогда? Он не знал, отчего он считает эту цифру чем-то вроде порога – но был уверен, что при ее переходе что-то произойдет. Пока, по его подсчетам, счет едва перетягивал за двадцать тысяч. Черт бы побрал этих макаронников, он должен был быть там, в Индийском океане, сразу семнадцать тысяч единиц могли бы лечь на его алтарь жертвенными барашками! Поймать бы вторую уцелевшую «королеву», или войсковой конвой! Сто тысяч – неужели за этим порогом можно стать подлинным сверхчеловеком, с которым даже полярный демон будет на равных?
«Гнейзенау»? Прости, старина Кранке, с тобой ничего не было решено, и твоя судьба была чистой удачей. Я знал лишь, что эти два корабля, «Гнейзенау» и «Зейдлиц», на Балтике совершенно не нужны, а мне могут принести пользу – и даже ваша гибель на переходе была бы лишь тактической неудачей, при том же стратегическом результате. Рейхсфюрер все же поступил мудро – или всего лишь решил позаботиться о новой игрушке? – когда приказал довооружить поврежденный линкор новыми пушками. Эти пушки, уже изготовленные для последующих «тирпицев», в сороковом хотели даже продать русским, затем поставить на батареи в проливе Скагеррак – но рейхсфюрер настоял, и решил тем самым судьбу корабля, он нужен мне здесь, в Атлантике, против англичан, пока Полярный Ужас недосягаем! Неужели Кранке тоже коснулся его воли, надо будет после расспросить – такое везение, или все же глупость англичан? Идти самым полным, огибая Британские острова по тысячемильной дуге, даже срезая угол в самом начале, пока не обнаружили, или ночью. Момент истины был, когда ты обогнул Ирландию, дальше мы уже могли тебе помочь.
Выход в море эскадры из Бреста прошел незаметно. Противовоздушную оборону главное базы Атлантического флота Ваффенмарине обеспечивала целая истребительная эскадра новейших «фокке-вульфов»! Еще была группа тяжелых истребителей Ме-410, дальних охотников над морем. И эскадрилья ночных перехватчиков Хейнкель-219, «Филин», одна из двух, имеющихся в люфтваффе, вторая в ПВО Берлина. За август и сентябрь было сбито двенадцать английских разведчиков, в том числе и скоростные «москито». «Четыреста десятые» вместе с переоборудованными в истребители Ю-88 сбивали и английские патрульные самолеты на удалении до шестисот километров от берегов, заодно обеспечивая беспрепятственный выход субмарин из Бискайского залива – а подводная опасность на атлантических коммуникациях вынуждала британцев привлекать туда дополнительные силы. А еще радиовойна, жестокий урок которой дали русские на севере. И чисто организационные, «противошпионские» меры, как было в январе сорок второго, при прорыве через Ла-Манш. И – полным ходом на запад, опасность была лишь, наскочить на английскую подлодку, но северный опыт и тут себя оправдал – стационарная акустическая система, антенные мины, и завеса субмарин-охотников, подстерегающих британские подлодки на переходе. Мальчики Деница приняли эту идею с восторгом, все безопаснее чем в океане прорывать охранение конвоя. Двух британцев нашли и потопили, после чего и их субмарины появляются здесь с большой опаской. В общем, игра стоила свеч!
По замыслу это был не больше чем розыгрыш дебюта с переводом пары фигур на другой фланг. Потопление «Ринауна» и «Фьюриеса» было не больше чем приятным довеском. И когда потопили крейсер, и Тиле приказал пройти по самой гуще спасающихся на плотиках и вплавь, затягивая под винты, он испытал такое же торжество, как тогда в Атлантике, буквально физически ощущая, как сам становится сильнее! Жаль, что их было мало, а до «Ринауна» не дошли, Кранке успел расправиться с эти корытом раньше – и тут «кондор» обнаружил британский авианосец меньше чем в полусотне миль. Жалкие людишки – ему смешно было смотреть на озабоченные, и даже испуганные физиономии на мостике «Фридриха». А для него, почти юберменьша, все было ясно. Уходить нельзя, мы все равно не успеем выйти за радиус действия его палубной авиации. Вызвать с берега ударные силы люфтваффе – а вы помните, как даже на учениях они дважды ошибочно «атаковали» своих? Британец, по докладам летчиков, сам идет навстречу – отлично, значит мы имеем шанс!
Ну не доверял Тиле немецкой ударной авиации, лично наблюдая за ее действиями. А вот истребителей весьма ценил, как защиту от бомберов и торпедоносцев врага. Потому ангар «Цеппелина» и был сейчас набит истребителями, в поход взяли и запасные эскадрильи, а палубные Ю-87Е оставили в Бресте. Хотя будь в ваффенмарине корабли, подобные американским «эссексам», вместимостью в девяносто, а по последним данным, и в полную сотню машин?
Все вышло, как он задумал, эскорт авианосца, легкий крейсер и два эсминца, расстреляли как на учениях – и он, всемогущий Тиле, снова успел «взять их души», как назвал эту процедуру. Авианосец удирал на восток, и можно было позволить затянуть потеху, Брест был в той же стороне, лишь правее. Они догоняли, британец явно не мог уйти – надо для проформы, предложить ему сдаться, а затем поступить, как должно! Но англичанин поступил неправильно, он остановился посреди моря, и с «Зейдлица» отсигналили – видим, как экипаж оставляет корабль. Унтерменши так напугались, что даже не стали ждать, когда их потопят – ничего, это все равно их не спасет, потому что для него гораздо ценнее даже не потопление этого старого корыта, согласно справочнику, постройки 1916 года, а увеличение своего счета еще на тысячу триста единиц! Пройти по этому стаду, расстреливая тех, кого не затянет под винты, и надо приказать коку подготовить котел с помоями, для привлечения акул – уже как традиция сложилась, хотя акулы и так спешат на кровь раненых в воде, но и добавка не помешает, кок на «Шарнгорсте» уже хорошо знал эту привычку своего адмирала, а здесь, на «Фридрихе», пусть учатся и смотрят на беспомощных унтерменшей, тонущих совсем рядом. И кинооператор здесь же – что ж, снимай картину торжества арийского духа!
Еще одно сообщение с «Зейдлица», резко отвернувшего в сторону, торпеда, пеленг от меня 60! Черт принес британскую субмарину! Хотя, по справочнику, на этом антикварном корыте (авианосце!) числятся торпедные аппараты? Нет, будь сам Тиле на мостике этого «Фьюриеса» (хотя не оказался бы я там – демон бы вовремя подсказал, как такого избежать), он бы тогда сделал иначе: поднял бы белый флаг, и постарался бы максимально сблизиться, даже борт к борту стать, чтобы бить наверняка. А английская подлодка в этих водах весьма вероятна – как плохо, что эсминцев нет (лишь «эльбинги», Т-23, Т-24, Т-26, Т-27 в охранении «Цеппелина»). Так рискнуть, ради истребления «жертвенных барашков» в воде, или все же не стоит?
Он привычно вошел в состояние потока. В голове была та же звенящая пустота, из которой вдруг всплывала верная мысль – но ответа не было! И это было страшно, неужели демон все понял? Если он не даст набрать сто тысяч жертв, а сожрет его, со всем накопленным, раньше? Вот значит как выглядит, продать душу дьяволу - сначала, пользуясь его силой, забирать жизни и души от других, быть победителем, идти к успеху. А затем тот, кто дал тебе взаймы, проглотит тебя, со всем накопленным, с прибылью вернув свое. Мефистофель в сравнении с этим, это добрый рождественский дед, не лишенным человечности – когда это, из глубины, придет за своей собственностью, спаси господь мою душу!
И ведь спастись не удастся. Поток захватил уже и несет, с каждой победой разрушая сознание. И если попробовать остановиться, этот же поток безжалостно сомнет, растерзает в прах – даже умереть, оставшись обычным человеком, уже не позволит проклятый демон! А русские, они тоже будут после расплачиваться? Или им удалось как-то заставить демона служить себе?
Невыносимо хотелось кого-то убить. Тиле отдал приказ – и пятнадцатидюймовые снаряды главного калибра обрушились на обреченный авианосец. А после вся эскадра прошла мимо, держась на удалении, переменным курсом (помня о возможной атаке субмарины), но обстреливая залпами то место, где в волнах мелькали шлюпки и плоты – никакого зверства, всего лишь артиллерийское учение, по плавающим обломкам. А после, по приказу адмирала, палубные истребители, до того барражирующие над авианосцем, выпустили весь боезапас по уцелевшим шлюпкам. И Тиле, представляя кровь, текущую там рекой, снов ощутил покой, хотя в меньшей степени, чем если бы видел своими глазами.
Ведь мир так устроен, что слабый, это всегда унтерменш, который во всем виноват?

[Влад Савин]

Над морем по пути к Бресту. 9 октября 1943.
Беги негр, беги…
Джимми уже третью ночь видел один и тот же сон. Как он задыхаясь, изо всех сил бежит по каким-то коридорам и лестницам, а за ним не спеша идет белый, с пистолетом в руке, но отчего-то всякий раз оказывается прямо за спиной. Поднимает ствол, ухмыляясь, и за миг до выстрела Джимми каким-то чудом успевает нырнуть за угол, или захлопнуть за собой дверь, и снова бежать, так что сердце готово выпрыгнуть из груди, а липкий пот заливает глаза – а неспешные шаги позади все ближе, и он знает, что если обернется, проклятый белый снова будет за спиной нацеливать в него свой пистолет. И вот дальше бежать некуда, тупик, и страх, что сейчас умрешь – и в этот момент Джимми просыпался.
То же было и в последний раз. До того, как Джимми снова оказался прижатым к стенке – это неправда, что неграм все равно, жить или умирать. Бежать было некуда, и оружия не было, тогда Джимми шагнул вперед и ударил белого в лицо, так, как умел когда-то бить в уличных драках, квартал на квартал. Он ударил хорошо, успев увидеть, как вмялся нос белого убийцы, брызнула кровь – и тут белый успел нажать на спуск, Джимми ощутило удар, боль, и проснулся.
-Подъем! – орал Уокер, грубо спихивая Джимми с койки – вставай, ниггер, солнце уже высоко.
Капитан Уокер был редкой сволочью. Единственный белый в их эскадрилье – для проверки боеспособности, задание совсем не почетное для белого и офицера. Говорили, что эту миссию ему дали в наказание, и что там вообще пахло трибуналом, но будто бы у Уокера есть кто-то в большом штабе. Джимми был для него кем-то вроде «козла отпущения», на котором можно сорвать собственную злость. С каким удовольствием Джимми в ответ угостил бы его боксом, как того проклятого белого из сна, но было нельзя. Если Уокер напишет рапорт, Джимми без колебаний вышвырнут вон. А ведь одному богу известно, сколько стоило негру попасть на базу Таскиги, где формировалась 332я истребительная, как он старался там чему-то научиться, чтобы по окончании войны вернуться уважаемым человеком, к которому обращаются «мистер..», а не «эй, ты, ниггер!». Так что, придется терпеть. Ведь негру не привыкать к оскорблениям и даже зуботычинам?
Что надо, чтобы выбиться в люди? Сходить на войну с плохим парнем Гитлером, так же как когда-то лавочник мистер Кэттл нанимал банду парней с крепкими кулаками, чтобы разобраться с конкурентом, и платил каждому по десять долларов, на которые можно было недурно прожить целых два дня, за две минуты «работы», если не попадешься полиции. Здесь же стандартный контракт на пятьдесят боевых вылетов – чтобы после, если повезет, вернуться домой «мистером» с медалью за храбрость.
Самолеты были так себе. Наверху сочли, что «тандерболты» и «лайтнинги» слишком хороши для негров. Эти Р-40, «уорхоки» и еще более старые «киттихоки», переданные англичанам еще весной, так и не попали в Египет, лежали в ящиках полгода, затем британцы пожертвовали их назад дяде Сэму, специально для «черной» эскадрильи. Джимми же повезло выбрать себе истребитель особо, такой же «киттихок», но вот раскраска – парни просто отпали, как увидели! Этот самолет одалживали киношники для съемок чего-то в подражание нашумевшему «Индиане Джонсу», недавно вернули, а назад перекрасить руки не дошли. Зато мотор механики успели перебрать и проверить, тянет как зверь, так что скорость будет даже больше, это ведь облегченная модель, «Эль», только четыре ствола вместо шести, запас топлива чуть уменьшен, кое-какое оборудование снято. Но Джимми был доволен, что у него самая яркая машина из всех – самая крутая и быстрая.
Из обучения в Таскиги он крепко усвоил, что главное для него, это держаться за хвост ведущего, «оторвешься, сразу убьют» - и очень старался научиться именно этому, и у него получалось. И потому сам вызвался ведомым к Уокеру, хоть тот был и сволочью, но в отличие от черных парней, имел на счету, по слухам, больше десятка боевых вылетов и даже одного сбитого ганса – а оттого Джимми надеялся, что его ведущий в бою разберет, куда им лететь, ну а он всего лишь будет делать то же самое, вцепившись в его хвост.
Взлетали на рассвете, эскадрилья за эскадрильей. И сколько можно было видеть, не одна их авиагруппа (прим. – в ВВС США организация была больше схожа с немецкой, чем с советской. В истребительной эскадрилье могло быть от 16 до 40 самолетов, три эскадрильи составляли «группу», от трех до пяти групп – «авиакрыло», дальше следовали «командования», произвольного состава, и «воздушные армии», последние объединяли всю армейскую авиацию на данном ТВД. Организация бомбардировочной авиации была схожа, только эскадрилий в группе обычно было четыре, а самолетов в эскадрилье меньше, например семь В-29 или четырнадцать В-17 – В.С.), а масса самолетов, истребители и бомбардировщики, как в «Американской воздушной мощи» Диснея, которую Джимми смотрел в клубе неделю назад. И эта мощь, видимая сейчас реально, не на экране, вселяла уверенность, казалось что не найдется силы ее остановить.
Кого будет бомбить эта армада В-17, Джимми было без разницы. Главное, повторял он снова и снова, не потерять хвост ведущего! А если и Уокера убьют, что остается бедному негру? Ведь он умеет лишь держаться за хвост, все эти сложные схемы воздушного боя, основы тактики истребителей, прошли мимо его понимания – Джимми лишь усвоил как управлять «киттихоком», и наловчился дергать ручку так, чтобы удержаться за хвостом летящего впереди при любых его маневрах, это повторял инструктор, «сбивать просто, сынки - сядьте на хвост фрицу, и поливайте его свинцом, пока он не рухнет вниз, после ищите следующего. И упаси боже вам его упустить, потому что тогда этот фриц сядет на ваш хвост, и не промахнется». С воздушной стрельбой правда, у Джимми было не очень, не было практики, но он надеялся что справится – всего лишь поймать цель вот в это кольцо и нажать на спуск.
Пока же Джимми нашел развлечение, смотреть через прицел на самолет Уокера, считая, пока метка на месте, он летит правильно. Лишь из-за этого он не пропустил, когда впереди летящий «уорхок» метнулся вправо. И в наушниках послышался чей-то дикий крик – «мессеры», меня атакуют! Но Джимми ничего не видел, он боялся отвести взгляд, обернуться назад – чтобы не пропустить маневр ведущего, не оторваться от него. Вокруг что-то происходило, по радио были слышны крики и брань, вот он слева! Прикройте! Я горю! Но Джимми был полностью поглощен усилиями удержаться за Уокером – вниз, влево, вверх, вираж, еще, разгон со снижением. Джимми тоже хотелось жить.
А после Уокера сбили. Его самолет вдруг, без всякой причины, выбросил сноп пламени, и волоча хвост дыма, закувыркался вниз! И тут же мимо мелькнул тощий серый силуэт «мессера», по какому-то наитию, Джимми бросил свой разрисованный «киттихок» за ним, и сел немцу на хвост, точно так же как до того держался за Уокером. Ганс рванул вниз с ускорением, это было даже не смешно, инструктор в Таскиги тоже начинал с этого, как оторваться от противника, Джимми обнаружил, что его облегченный Р-40 разгоняется не хуже немца. Увидев, что ему не оторваться, гунн полез на вертикаль, затем начал крутить пилотаж, узнав названия фигур которого Джимми бы удивился, он знал всего лишь, что ручкой и педалями надо сделать вот так, чтобы самолет выполнил вот это – и недаром инструктор так гонял его в школе! Пока Джимми удавалось, не потерять хвост врага.
Затем он вспомнил про прицел. Поймав вертящийся впереди «мессер», нажал на спуск, трасса прошла сбоку. Кажется, до того на прицеле надо было что-то выставить? А наплевать, подойдем поближе!
Негру тоже очень хочется жить. И он твердо помнил слова инструктора – потеряешь хвост впереди летящего, ты покойник. А если впереди враг, то тем более, потому что тогда уже он зайдет тебе в хвост.

Добавлено спустя 58 секунд:
То же место, то же время.
Эриху Хартману тоже в эту ночь снился идиотский сон. Как будто он ведет бой с русскими Лагг-3, но очереди пушек и пулеметов его «мессершмитта» пропадают в противниках словно в пустоте. А потом остроносые деревяшки разворачивались, нагло ухмылялись во весь воздухозаборник радиаторов, и скупыми очередями начинали разносить его самолет. Эрих проснулся в холодном поту, сердце стучало, как после боя. Не надо было вчера читать и слушать всякую чертовщину, вот приснится же такое?
Что творилось в Бресте, после того как они вернулись после того сражения! Даже рядовому составу было очевидно, что британцы постараются страшно отомстить, а их аэродромы в Корнуолле совсем рядом, не только бомбардировщики, истребители долетят! Эрих думал, что эскадра поспешит уйти куда подальше, но очевидно адмирал решил иначе – вся военно-морская база и аэродромный узел напоминали растревоженный улей. Прибыли еще четыре группы «Ме-109», по сути целая эскадра, и еще зенитные батареи. Город и окрестности кишели патрулями, с радиопеленгаторами и собаками, ловили «английских шпионов». Над кораблями и береговыми объектами натягивали маскировочные сети, на пустыре за городом спешно согнанные восточные рабочие и солдаты инженерного батальона срочно сооружали что-то непонятное, очевидно, ложные цели. Авиагруппу «Цеппелина» спешно перебазировали на берег, чему Хартман был лишь рад, все же ненадежное место корабль, может утонуть или сгореть. Все готовились, зная, что англичане придут. И вот, случилось.
Все было обговорено и утверждено заранее. Как только с «вюрцбургов» доложили, что радиометристы видят цель, первыми на взлет пошли бывшие палубные Ме-155, привыкшие летать над морем. И Хартман был этому рад, ведь предполагалось, что они атакуют именно в его привычном стиле, внезапный удар, причем именно по истребителям эскорта, и сразу выход из боя. Целью было растрепать, раздергать прикрытие, нанести хоть какие-то потери, а главное, заставить их врубить моторы с крейсерского, экономичного, на боевой режим, когда топливо расходуется быстрее в разы. Вторым эшелоном, уже ближе к базе, были группы Ме-109, задачей которых также было завязать с истребителями драку, заставить выходить из боя по остатку топлива. И лишь третьим эшелоном шли «фокке-вульфы», нацеленные уже на бомбардировщики, ну и на их эскорт, если таковой еще будет. Над самым городом и портом должны работать «девуатины», ведь французы будут защищать хотя бы свой дом? Ну и преследовать отходящего врага пойдут тяжелые Ме-410, а также все, у кого еще останутся боеприпасы и бензин. План выглядел разумным и имел все шансы на успех, четыре сотни истребителей, считая французов – правда, теоретически англичане с американцами могли собрать больше, но вряд ли намного, и им предстояло драться вдали от своей базы, над чужой территорией, когда любое повреждение чревато тем, что ты не дотянешь назад, и все время надо смотреть на бензиномер, а как немцы обращаются с неарийскими пленными, все уже знали, места вроде Дахау и Майданека если не филиал ада на земле, то очень к тому близко, попадать в плен категорически не хотелось.
Все было как в лучшие времена на Восточном фронте, атака со стороны солнца, и клич «хорридо!» - в первый раз ударили всей эскадрильей, и не меньше полудюжины британцев или янки посыпались вниз с пламенем и дымом. Удачно оторвались, а ну-ка еще раз, с другой стороны – свой строй тоже распался, дрались четверками и парами. Противником были «киттихоки», ребята прошедшие Африку рассказывали, что для «густава» это не противник, так что шла азартная игра… Затем сверху свалились «тандерболты», с ними было похуже, эти туши оказались необычно быстрыми для своих размеров, но ниже пяти тысяч метров не слишком поворотливыми, все же бой пошел почти на равных, и Эрих решил, что пора сваливать. Где же ведомый, черт побери, неужели подбили, или оторвался? Седьмой, седьмой, ты где?
В наушниках какофония. Бой плавно переместился на противоположный фланг боевого порядка англичан. Что ж, можно уже уходить, двое сбитых неплохо, и ведомого нет, так что совесть чиста. И тут Хартман заметил еще одну цель. Две точки, двое британцев (или янки, один черт) были прямо перед ним, чуть выше, курсом от него, ну просто идеальная позиция для атаки! Быстрый взгляд по сторонам, никто не помешает, да и не успеют. Ну что ж, бью еще одного, а если повезет, то и двоих, и домой!
Ведомый каким-то чудом успел увернуться, или чисто случайно в этот момент «дал ногу», и скольжением ушел от трассы. Хартман выскочил вперед и вверх, и с переворотом на пикировании атаковал ведущего, в этот раз успешно, «хок» сразу вспыхнул и пошел к земле. А Эрих уже летел вниз, выходя из атаки, зная что его не догонят, «месс» пикирует лучше, и «киттихоку» его не достать.
Невероятно, но этот чертов янки или британец плотно сел ему на хвост! Хартман занервничал, мгновение размышляя, сейчас сбросить газ, тогда янки проскочит вперед, и окажется точно в прицеле, четвертой победой за этот бой – ну а если и он успеет сбросить, тогда будет бой на виражах, где еще неясно, кто кого? И противник Эриху не нравился, бить следует того, кто убегает, или тебя не видит, ну а если он сам гонится за тобой? К тому же в горизонтали «хок» как минимум на равных с»мессом» - нет, не стоит рисковать!
Хартман рванул истребитель вверх, пытаясь на «горке» стряхнуть противника, но там очевидно сидел мастер, с дьявольской точностью повторяя все эволюции. Странно лишь было, что поначалу он не стрелял, а лишь держался за хвост, как выполняя отработку группового пилотажа. Хартман заложил глубокий вираж, и обернулся, противник был совсем близко, в ракурсе под сорок пять. И тут Эрих почувствовал, как сердце проваливается ему в пятки, а ужас охватывает холодом – на его хвосте висел оживший кошмар из его сна!
Остроносый истребитель с красными звездами на крыльях, и в характерном «русском» камуфляже темно-зеленом с черными пятнами (у англичан был более светлый, и ближе к цвету морской волны). Рисунок на его борту был виден хуже, но Хартману показалось, он различил там красную стрелу-молнию, оскаленную морду какого-то зверя, и самое страшное, будто красную сыпь под кабиной – так русские мелкими красными звездочками обозначали число побед, да и раскрашивать свои машины неуставными рисунками, это всегда была привилегия асов, лучших из лучших, никак не рядовых пилотов! Русский ас, мастер воздушного боя, здесь, откуда – о боже, нет, ведь я не умею сражаться в маневренном бою! Отчего же он был ведомым – так наверное, англичанин знакомил гостя с театром? А в следующий миг Хартман увидел того, кто сидел в кабине, и это было еще страшнее!
Нет, теоретически Эрих знал, что бывают чернокожие люди. Но так уж вышло, никогда не встречался с ними. И в голову пришла совсем другая мысль – что слышал он и сам иногда, еще на русском фронте, что говорили в экипаже «Цеппелина», что рассказывал ему вчера в кабаке какой-то пехотный гауптман, воевавший с русскими под Петербургом. Русские поставили на службу нечисть, сверхбойцов, встретив их, нельзя остаться живыми. Они обычно приходят ночью, но могут и днем, у них клыки как у диких зверей, и черные лица. Нет, Хартман был человеком двадцатого века, технически образованным пилотом истребителя. Но если даже лектор из Аненербе, приезжавший в Брест месяц назад, всерьез говорил об истинно арийских корнях исчезнувших цивилизаций, о затонувших континентах, где жили сверхлюди, могущие летать по воздуху, поражать взглядом, и еще многое другое – и от которых произошли подлинные арийцы, утратившие сверхспособности, смешав свою кровь с низшими расами? И надо же было от нечего делать прочесть купленную в Париже книжонку какого-то Роберта Говарда о Конане из Хайбории – где был изображен мир, до ужаса похожий на то, о чем утверждает Аненербе? А широко известные фото из журнала, который, несмотря на запрет, можно было купить из-под полы даже в Берлине – фюрер жмет руку солдату Ваффен СС, низкорослому, щуплому и чернявому, и рядом кадр, двое русских у своего танка, оба двухметровые широкоплечие блондины, а позади поле, заставленное сгоревшим немецким железом, и подпись, так может русские и есть подлинные арийцы, кто сейчас больше непобедим? И разговоры офицеров бывшей Арктической эскадры, что «мы разбудили демона, или арийское божество, решившее вмешаться в войну на стороне русских». И появление у русских столь же одержимых и непобедимых воздушных бойцов, о которых особо оповещается по радио, как например «ахтунг, в воздухе Покрышкин» - чтобы такие охотники как Хартман был там, могли немедленно удирать в безопасное место, молясь не встретить в воздухе одного из таких русских дьяволов, потому что никто из тех, кому не повезло им попасться, не остался в живых?
Все это пронеслось в мозгу у Эриха в долю секунды. Слухи, бред – но вот же он, на хвосте, русский сверх-ас, одержимый и непобедимый – и сейчас будет его, Хартмана, убивать! И тут русский начал стрелять, и это было еще страшнее, очереди сначала в стороне, затем ближе, ближе, он играл с Хартманом, как кошка с пойманной мышью – нет сомнения, что с такой техникой пилотажа ему не стоило прикончить жертву десятком патронов, но он хотел помучить Эриха, показать что сопротивление безнадежно, сломить его волю, в точности так, как сам бы Хартман поступил с противником, многократно слабее себя. Ужас стал запредельным, вот трасса прямо над кабиной, сейчас игра будет закончена, о нет! Хартман представил, как «мессершмитт» превращается в факел, в огненный шар, и как тогда под Орлом ощутил, что не управляет своим организмом. И как тогда, он перевернул самолет на спину, сбрасывая фонарь, и вылетел вниз, едва успев раскрыть парашют, высота была метров пятьсот. Хорошо что в комплект палубных истребителей входила надувная лодка – хотя от купания тоже есть польза, касаемо очистки штанов.
А после, качаясь на волнах, он испытал дикий восторг, что обманул смерть, оставшись жив. Сон не сбылся, и теперь демон, которому он заглянул в глаза, придет к другому. Ну а он, если еще раз увидит или предчувствует подобное, просто постарается в этот день не летать вовсе, под любым предлогом. Ведь истинный рыцарь Рейха не должен проигрывать никогда?

А Джимми в эти минуты (или чуть позже), чувствовал то же самое, сидя в спасательном отсеке «каталины». Не зная, сколько раз ему повезло в этом бою – в первый раз, когда он чисто машинально, услышав в наушниках крик «мессеры», дал форсаж, второй, когда сумел удержаться за Хартманом в первые секунды, в третий, что Хартману от перегрузки белая звезда на крыле Джимми показалась красной, такой же как на втором крыле (прим. – опознавательные знаки ВВС США – белые звезды в синем круге, с 1940 года рисовались асимметрично, на одном крыле только сверху, на другом только снизу – В.С.). В четвертый раз Джимми повезло, что немец, запаниковав, выпрыгнул – всего через несколько секунд мотор «киттихока» стал давать перебои, не рассчитанный к работе на форсаже долгое время, лишь тогда Джимми догадался взглянуть на датчик температуры и сбросить газ. Он искренне был уверен, что попал в немца, иначе с чего бы ему прыгать? В пятый раз ему повезло, что мотор все же продержался какое-то время, и разрисованный «киттихок» упал в море, не долетев до английского берега какие-то полсотни миль. А еще ему повезло не потерять сознание при ударе, и что машина затонула не сразу, и фонарь не заклинило, и резиновая лодка раскрылась. И наконец повезло, что его заметили с патрульной «каталины», собирающей подбитых, кто так же как он не дотянул до дома.
-Нигер! – сказал командир экипажа – ладно, залезай. Но уж не обижайся, если еще придется садиться за кем-то, тебя попрошу сойти, у меня все забито, людей некуда брать. Много наших сегодня в море попадало.
Но Джимми знал, что ему повезет. Ведь он победил свой страх, свою смерть? И теперь она придет за кем-то другим, не за Джимми. Он протиснулся на указанное место, ступая по чьим-то ногам, закрыл глаза, и уснул, спокойным сном уставшего человека.

Добавлено спустя 51 секунду:
Над Брестом. Ночь на 10 октября 1943.
Между обычным (дневным) и ночным истребителем общее лишь название.
Воздушный бой днем похож на фехтовальный поединок. Быстрые резкие маневры, на пределе физических возможностей, уход с линии атаки, молниеносный удар, разрыв дистанции и контакта с одним противником, сразу переход на другого. Это «догфайт», «собачья свалка», маневренный бой. В люфтваффе им владели, но не очень любили, предпочитая удар с вертикали, «бум-зум», атака с высоты по обнаруженной (но пока не видящей тебя) цели, и сразу же снова вверх на высоту, или отрыв на форсаже. Что часто позволяло нанести противнику безнаказанные потери, но категорически не годилось там, где надо «встать насмерть», не пропуская бомбардировщиков к прикрываемому объекту, или чужие истребители к своим бомбардировщикам.
Ночной же перехват больше похож на рыбную ловлю. Терпение, внимание, расчет – и резкая подсечка в точно выбранный момент! Если говорить об именно настоящей темной ночи, а не о сумерках, белой ночи севера, или свете полной луны, когда цели в воздухе еще можно различить невооруженным глазом, на относительно большом расстоянии. Это имеет значение, поскольку тогда на выполнение задания можно послать «дневных» летчиков, темнота же требует особых самолетов и специально подготовленные экипажи.
Пилот и радиометрист «Филина», летящего сейчас над морем северо-восточнее Бреста были как раз такими, подготовленными. Хейнкель-219 совсем не был похож на истребитель, двухмоторный самолет весом пятнадцать тонн, в полтора раза тяжелее и заметно крупнее, чем стандартный бомбардировщик люфтваффе Юнкерс-88. Но почти вдвое более мощные моторы и «вылизанная» аэродинамика позволяли ночному охотнику разгоняться до скорости истребителя Ме-109. А оружием «Филина», в дополнение к шести пушкам, смотрящим вперед, залп которых мог развалить в воздухе «летающую крепость», были бортовой радар и теплопеленгатор, работать с которыми должен был оператор, не занятый управлением самолетом. Стрелка не было, как и кормовой огневой установки – считалось, что в своем воздушном пространстве, подобных вражеских охотников быть не может. Зато был радиолокационный ответчик-автомат – чтобы не попасть в прицел другому «Филину».
Есть цель! Осторожно, даже не дыша, оператор выводил отметку в центр экрана. Локатор давал множество ложных засечек, англичане додумались сбрасывать огромное количество полосок металлической фольги, но пока еще не нашли, как обмануть инфракрасную трубку. Однако так можно было получить лишь пеленг, не расстояние – и оператор пытался сейчас «привязать» тепловую отметку к одной из засеченных радаром. Дистанция была важна, не только затем, чтобы не столкнуться с целью, но и чтобы по изменению определить ее курс. Атаковать на сходящихся, лоб в лоб, ночью было просто опасно, при атаке сбоку цель трудно было удержать в прицельном конусе поля зрения теплопеленгатора системы «Шпаннер-анлаге», наиболее удобным ракурсом для атаки считалось зайти с хвоста.
Потому пилот, подчиняющийся сейчас командам оператора, должен был рассчитать маневр сближения, выводя самолет вслепую, по приборам. Даже у опытного «дневного» летчика при полете ночью или в туман, без ориентиров и горизонта, легко возникают иллюзии крена, вращения, потери пространственной ориентации – и оттого первое, чему учат «ночников», верь приборам, а не вестибулярному аппарату. Чтобы выйти цели в хвост, надо было хотя бы предварительно прикинуть ее курс, не спеша и не дергая, пилоты ночных перехватчиков были скорее флегматиками, чем холериками. Пеленг… дистанция… выходим правильно, в хвост! Отметка в центре, ответчик показывает противника. Идем хорошо, так держи!
Что творилось вокруг, для пилота и оператора было глубоко безразлично. Темнота укрывала всех, изолируя их войну с этим конкретным врагом от всех остальных, никто не мог бы вмешаться, ни воспрепятствовать, ни помочь – ну если только кто-то, вывалившись сбоку, столкнется с нами, но на все удача и воля божия, надеемся, что такого не случится, небо большое, места хватит на всех. Тем более что и англичане в темноте идут не строем, а рассыпавшись поодиночке. Может быть, всего в паре километров идет еще один – завершим с этим, займемся и тем, если найдем.
Впереди мелькнул силуэт. Характерное двухкилевое оперение, толстый фюзеляж с горбом пилотской кабины, четыре мотора на широком и толстом крыле, «ланкастер», основной тип британского бомбардировщика. Вот теперь подсечка, счет пошел на доли секунды – это хорошо, что «Филин» так быстр, в отличие от «Ю-88» в варианте истребителя-ночника, британцы не успевают отреагировать, в кормовой кабине бомбардировщика дернулись счетверенные стволы пулеметов, но очередь из тридцатимиллиметровых пушек уже врезается ему в фюзеляж, и оба мотора на левом крыле выбрасывают пламя. Лейтенант Штрейб из первого звена клялся, что однажды видел, как у бомбардировщика отвалилось крыло, и какие-то секунды летело вперед, увлекаемое двумя еще работающими моторами, когда сам «ланкастер» уже опрокинулся на борт и закувыркался вниз, вращаясь как волчок. Но это уже перебор, зачем тратить снаряды, лучше приберечь для следующей жертвы. Кажется, от гибнущего бомбардировщика успевают отделиться две или три точки, над которыми распускаются парашюты – пусть падают, внизу холодное море, но французский берег близко, вряд ли британцы пошлют сюда кого-то подобрать своих. Уже второй за ночь – ищем еще!
А на юго-западе видно зарево, это горит Брест. Днем прилетели американцы, не менее пяти сотен самолетов, В-17 и «либерейторы», это не считая «тандерболтов» сопровождения. И это была славная охота – ребята из JG26 говорили, что Р-47 «тандерболт», это не истребитель, слишком тяжелый, «дубовый», еще может идти рядом с бомбардировщиками и огрызаться огнем, но совершенно не подходит для маневренного боя. Нет, поначалу, на высоте, Р-47 оказались на удивление хороши, для своих размеров и веса (семь тонн против четырех у «фокке-вульфа»), но после нескольких минут сражения они начали выходить из боя, расход топлива при такой массе тоже большой, и со снижением тянуть назад, к Англии, вот тогда и пошла потеха, тем более что кто-то в штабе додумался вынести рубеж перехвата за полсотни километров в море. Ниже пяти тысяч метров американец страшно неповоротлив, FW-190 рядом с ним… ну совсем как русский Ла-7 рядом с самим «фокке-вульфом», то есть может крутиться как хочет, так что «тандерболтам» досталось страшно. Но «крепости», сбившись строем, бешено отстреливались из всех стволов, и в большинстве дошли до цели, и сбросили бомбы – хорошо еще что успели прикрыть гавань дымом, так что бомбили вслепую. Уйти так же свободно американцам не удалось, зениток возле военного порта было столько, что в небе черно от разрывов, стреляли все калибры, от новейших 128-миллиметровых со стационарных батарей до старых французских трехдюймовок, которые тоже поставили в строй. Хотя сбитых «крепостей» было немного, поврежденными оказались больше половины, а подбитые шли уже каждый сам по себе, не в силах удерживать строй, и уже почти не было в небе американских истребителей – а те, кто еще остался рядом, будучи в явном меньшинстве не имели ни возможности, ни желания прикрыть своих подопечных. Тогда и началась бойня, к которой присоединились и Ме-410, с истребителями им связываться было опасно, а с поврежденными бомберами, отчего нет – и в отличие от «фоккеров», они имели пока еще полный боекомплект, и гораздо большую дальность, продолжили преследование и над морем. Рассказывают, что только 26я эскадра заявила о сотне сбитых бомбардировщиков и почти таком же числе «тандерболтов», даже если малость преувеличили, цифра впечатляет – а ведь еще и «сто девятые» с «четыреста десятыми» там хорошо отметились, и Ме-155 с «Цеппелина» (переведенные на берег), и даже какие-то французы на «девуатинах», да и зенитчики все же свалили хоть кого-то? Что ж, это вам, янки, достойная месть за Эссен, Вупперталь, Дюссельдорф – хотя, если верить сводке, вы и там хорошо получили? Верите, что можно выиграть войну одними бомбежками? Погодите, унтерменши, дойдет очередь и до вас, как развяжем руки на востоке! Когда у проклятых британцев закончится золото, нанимать и вооружать бесчисленные орды монголов, как заявил вчера по радио Геббельс. Когда Британия будет принуждена к миру, чему помогут победы нашего героя Тиле, сильно видать он их достал, если на Брест, куда пришла его эскадра после победного боя, бросили такую силу!
Ты только побеждай англо-еврейских недочеловеков, адмирал. А люфтваффе тебя прикроет. Ни в один корабль янки не попали, хотя Бресту досталось, в нескольких кварталах вообще ни одного целого дома, трупы возили грузовиками весь вечер, в большинстве это гражданские французы. А после по улице вели пленных американцев, тех кого солдаты вермахта успели взять в плен – кто имел несчастье попасться французам, тех забивали насмерть палками и камнями. Рассказывают, там женщина подошла, с мертвым ребенком на руках, и что-то у американского офицера спросила –тот лишь плечами пожал и на хорошем французском ответил, война, мадам, что поделать, вам не повезло, оказались не в том месте и не в то время. Так какой-то штатский француз, муж ее что ли, выхватил браунинг и выпустил пол-обоймы, трех американцев положил, и одного солдата-конвоира ранил, прежде чем его застрелили. Ну, хоть какая-то польза – после такого, во французское Сопротивление, руководимое из Лондона, верится слабо.
А мы, ночники, сидели на земле. Ну не годится наша техника и тактика для дневного боя, сближаться с целью, как мы привыкли – убьют. Но зато теперь наша время, все сидят, а мы сбиваем! Жаль что мало нас, «Филинов» всего двенадцать, еще старых Ю-88 тридцать – а англичан прилетело не меньше двух сотен. Зенитки взбесились, точно, снарядов не жалеют – ну а мы на отходе будем ловить, когда совсем растянутся, а если кто-то подбитый, так это просто подарок!
Есть цель! Пеленг… дистанция… Ну вот, следующий кандидат в мертвецы. Пока у нас еще боеприпасы есть.

[Влад Савин]

Раков В.И., Крылья над морем. М, Воениздат, 1970 (альт-ист.).
21 декабря 1942 года я был назначен командиром 173го бомбардировочного полка.
Полк пришлось фактически формировать заново. Участвуя в боях на фронте с октября сорок первого на московском направлении, воюя на устаревших самолетах СБ, полк понес большие потери и в еще октябре сорок второго был выведен в тыл для пополнения. Сначала предполагалось вообще переформировать его в полк дальних истребителей, перевооружив Пе-3, затем, в связи с поступлением в войска все большего количества новых бомбардировщиков Ту-2, 173й полк оказался в списке частей, должных получить этот замечательный самолет. Я не знал еще тогда, что моя служба будет надолго связана именно с Ту-2, от начала его широкого использования на фронте, до снятия с вооружения при замене на реактивную технику. Включая весь завершающий, победный период Великой Отечественной Войны.
Первые Ту-2 имели ощутимые недостатки. При вводе в пикирование наблюдалась раскрутка винтов, прогорали выхлопные коллекторы, слабым оказалось шасси, ненадежно работали бомбосбрасыватели. Неудачной была конструкция топливной системы, допускавшей неравномерную выработку горючего из баков в крыле, что нарушало центровку и осложняло пилотирование. Плохая герметизация планера ухудшала аэродинамику. Кабины экипажа, расположение в них приборов и оборудования, были недостаточно удобны. Однако товарищи из КБ Туполева регулярно бывали в нашем и других «пионерских», как их прозвали, авиаполках, честно предупреждая, что именно для скорейшего выявления и искоренения недоработок, и учета требований боевых экипажей, было принято решение о «расширенных войсковых испытаниях». Сейчас, оглядываясь назад, могу сказать, что это было сделано правильно – ведь даже в «сыром» виде Ту-2 имел ряд преимуществ перед Пе-2 и»бостоном», не говоря уже об СБ. В то же время КБ сдержало слово, внося изменения в каждую новую серию машин, с учетом наших замечаний. И могу с уверенностью заявить, что Ту-2 выпуска июля сорок третьего года, это совсем не то, что Ту-2, вышедший с завода в январе.
Впервые 173й полк на новых самолетах пошел в бой в апреле сорок третьего, над Керченским плацдармом. Однако в начале мая, в самый разгар боев, полк был неожиданно выведен с Черного моря на Балтику, где позже участвовал в боях на Свири, над Карельским перешейком. В середине июня, когда линия Маннергейма была взломана, меня неожиданно вызвали в Москву, вместе с командирами 1го гвардейского и 51го минно-торпедных авиаполков, и 12го гвардейского бомбардировочного (этот полк еще недавно носил номер 73, до получения гвардейского знамени за бои при снятии блокады Ленинграда). Так началась история Первой гвардейской морской ударной авиадивизии, командиром которой я стал через год.
В Кремле нас принял сам товарищ Сталин. И сказал нам запомнившиеся слова. У СССР пока нет сильного военно-морского флота, потому вы, ударная морская авиация, должны стать на страже наших берегов, противовесом линейных и авианосных эскадр – это должно стать для вас предполагаемым противником. Принято решение сформировать морскую бомбардировочно-торпедоносную дивизию Резерва Ставки Главного Командования, наподобие того, как у истребителей, корпус Савицкого, решивший исход воздушного сражения над Керчью. А пока – учитесь, осваивайте новую технику и тактику.
В условиях войны даже неделя тренировок с освобождением от боевой работы равна минимум месяцу в мирное время – за счет гораздо большей интенсивности. Нам была выдана литература с грифом «сов.секретно», описание морских авианосных сражений на Тихом океане – помню, что нас еще удивило, в некоторых эпизодах были убраны даты, а в ряде случаев и названия кораблей, и даже координаты, зато весь ход битвы, тактические схемы, приводились предельно точно. Сошлись на том, что по-видимому, в штабе у американцев тоже есть люди, о которых нам лучше не знать, и далеко не факт, что между страной социализма и капиталистическим окружением не начнется завтра новая война. На то мы, люди военные, принесшие присягу, и потому обязаны выполнить любой приказ Партии и правительства. Хотя наверное, у любой страны могут быть военные планы «на всякий случай»? Нет, похоже было на то, что готовятся к чему-то всерьез.
Завершалась великая битва на Днепре. Советская Армия перешла в наступление в Белоруссии. А мы летали над Ладожским озером, отрабатывая учебно-боевые задачи. И корабли Ладожской флотилии, канонерские лодки, переделанные из грунтовозных шаланд, или просто тральщики, буксиры и какие-то невооруженные пароходики играли в наших схемах роль авианосцев, линкоров и крейсеров врага. Затем были большие учения, когда вылетали полным составом дивизии, нанося удар по «вражеской» эскадре в условном составе трех тяжелых авианосцев типа «Тайхо», двух линкоров тип «Ямато», шести крейсеров типа «Могами» и двадцати эсминцев (все это изображали те же канлодки и тральщики). После чего все дружно решили, что очень скоро придется лететь на Дальний Восток, восстанавливать историческую справедливость после Порт-Артура и Цусимы.
6 августа официально вышла из войны Финляндия. И уже 24 августа наша дивизия вместе с истребительными и штурмовыми полками авиации Балтфлота была перебазирована, согласно условиям перемирия, на финские аэродромы. В Прибалтике наши войска вышли к морю у Тукумса, отрезав в Эстонии половину войск группы армий «Север», снабжать ее немцы могли лишь по морю, в Таллин, поскольку Рига находилась слишком близко к фронту, практически под огнем нашей артиллерии. Конвои, состоящие обычно из двух-трех транспортов и пяти-шести кораблей охранения, стали главной нашей целью.
Охота на конвои велась по схеме, отлаженной на Ладоге. Цель обнаруживалась, чаще всего, с самолета радиоразведки, оснащенного РЛС, после чего вылетала ударная группа, самостоятельный поиск в Финском заливе практически не применялся. Было налажено четкое взаимодействие как с истребителями, в зависимости от обстановки или осуществляющих непосредственное прикрытие наших Ту-2, или высылающих группу «расчистки воздуха», а также со штурмовиками, подавляющими ПВО эскорта и немецкую службу воздушного наблюдения. Отдельно хочется отметить «службу спасения», одна-две летающие лодки ходили на удалении над заливом по курсу отхода домой, чтобы подобрать подбитых, не сумевших дотянуть до базы. Всего до ликвидации эстонской группировки было потоплено, по уточненным данным, 48 транспортных судов и 51 корабль охранения (тральщики тип М, «раумботы», вооруженные гражданские суда).
Немцы пытались противодействовать, как правило, увеличивая число кораблей эскорта, ставя дополнительные зенитки даже на транспорта, высылая более сильное воздушное прикрытие, и наконец, концентрируя силы, увеличивая размеры конвоев. Результатом же были их большие потери, как например 7 сентября, когда в результате удара всем составом 173го полка и двумя эскадрильями 51го торпедоносного был полностью уничтожен конвой из восьми крупных транспортов, перевозивший в Таллин части датского корпуса СС. Авиации Балтфлота удалось сорвать немецкий план эвакуации из Эстонии кадровых дивизий вермахта, на Висленский рубеж, с заменой их на датскую шваль – вместо этого фашисты должны были осуществлять «капельные» перевозки войск по маршруту Эстония - Моонзундские острова - Курляндия, неся потери, прежде всего в технике и тяжелом вооружении; Кенигсберга достигло, с задержкой на месяц, меньше половины эвакуируемых войск, нуждающихся в пополнении и переформировании. Таллин был освобожден 25 сентября, уже через четыре дня начались бои за острова Муху и Вормси – ближних к материку из Моонзундского архипелага.
Ну а Первая Ударная авиадивизия с конца сентября была привлечена к задаче блокады шведских портов, во исполнение ноты Советского Правительства, что «Шведское королевство снабжает гитлеровскую Германию товарами, имеющими исключительное значение для ее военно-экономического потенциала, как например шарикоподшипники, высокоточное промышленное оборудование и инструмент, и в то же время категорически отказывается поставлять подобные товары в СССР, саботируя заключение взаимовыгодного кредитного соглашения». Из порта Лулео нескончаемым потоком шли рудовозы, снабжая заводы Рейха высококачественной сталью, каждый третий снаряд, выпущенный немцами по советским войскам, был изготовлен из шведского железа. И терпеть это СССР больше не собирался.
С 27 сентября, как было официально заявлено, любое судно под флагом Германии или ее союзников может быть потоплено без всякого предупреждения, вне зависимости от нахождения в пределах шведских территориальных вод. Вражескими также будут считаться любые корабли, осуществляющие эскорт германских транспортов, и самолеты, пытающиеся атаковать наши самолеты и корабли. Советские сухопутные войска сосредотачивались на финско-шведской границе у Лулео. Подводные лодки и катера Балтийского флота перебазировались в порты западной Финляндии.
Мы очень хотели скорее закончить победой эту войну. И ради этого, без всяких колебаний и жалости расправиться с любым пособником немецкого фашизма.

Добавлено спустя 45 секунд:
Лазарев Михаил Петрович. Подводная лодка «Воронеж». Северная Атлантика, у берегов полуострова Лабрадор.
Они наверху, мы внизу. Наверху шлепает винтами «Локса», американский «либертос» под нашим флагом, мы в глубине неслышно скользим. Охраняем старых знакомых – поскольку индивидуальный акустический портрет этого транспорта по чистой случайности оказался у нас записан, срисовали в марте возле Мурманска. Неужели наш Лаврентий Палыч ничего не забывает, должность такая – «опознать можете, не всплывая?». Судно опять же новое, не совсем «либерти» а более поздняя версия, «виктории», может выдать восемнадцать узлов. Так что погрузка в Нью-Йорке, и приказ нам – время выхода, время и место встречи. А у американских берегов даже под перископ всплывать, теперь возможны проблемы – там янки порядок уже навели, не то что год назад, и катера-охотники бегают стаями, этих «110-футовых» в нашей истории строили многосотенными тиражами, и только нам по ленд-лизу передали семьдесят штук, а еще «сражающейся Франции» полсотни, и еще прочим желающим, вплоть до бразильцев – и на каждом стоит «мышеловка», ранняя версия противолодочной РБУ, и сонар, так что толпой могут любую лодку запинать – и нас, если обнаружат, конечно, но ведь не обнаружат! Тихие мы очень, и на большой глубине. Всплываем под перископ лишь на время сеансов связи.
В двадцать первом веке было иначе. На глубине выстреливается буй, таща за собой к поверхности кабель. Сигнал, что антенна наверху – и в эфир на спутник выстреливается сжатый шифропакет, меньше чем за секунду. Так же принимается ответ, затем буй отделяется и тонет, а кабель быстро втягивается назад в лодку. Но нет спутников, а до береговой станции в этом режиме не достать, диапазон УКВ не подходит. Потому, ночью выставляем антенну, и также отправляем сообщение, сжатое и закодированное аппаратурой ЗАС (сколько трудов стоило обеспечить, чтобы предки могли это принимать, используя наши компы и изготовленную здесь радиоаппаратуру). Несколько секунд еще ждем ответа – поскольку у нас нет фиксированного времени, когда мы слушаем, не на глубине, то передачи с берега к нам идут ответами на наши послания. Есть, принято! Уходим на глубину, и читаем свежие новости, как сводку штаба об обстановке на театре, так и Совинформбюро.
Запеленговать и перехватить наш сигнал, теоретически можно. Хотя тоже вопрос – сейчас, когда мы сопровождаем «Локсу», скорее подумают, передатчик у нее на борту (а частоту, вступив в сопровождение транспорта, мы сменили). Но вот расшифровать послание, обработанное компами двадцать первого века – ну, тратьте время своих дешифровальщиков, если оно у вас лишнее есть! «Энигма» дает миллионы вариаций – три, четыре ротора, то есть число букв латинского алфавита, двадцать шесть, в третьей или четвертой степени (цифры писались словами)? Ну а в компьютере длина «ключа» может быть и тридцать, и сорок символов – то есть количество вариаций равно числу букв алфавита плюс десять цифр, и все это в сороковой степени – поверим ученым математикам, что расшифровать такое вручную в принципе невозможно. Даже будь ты математическим гением из «команды Рошфора», взломавшим японский код накануне Перл-Харбора…
Гидрология здесь конечно адова. Холодное Лабрадорское течение, от Гренландии вдоль американского побережья на юг, сталкивается здесь бок о бок с Гольфстримом, так что распределение теплых и холодных слоев воды по глубине непредсказуемо – и с гидроакустикой творится невесть что. Успокаивает лишь, что и нас здесь обнаружить было бы непросто даже техникой двадцать первого века, да и нет пока лодок-охотников… ну если только тот сон не был вещим и сюда еще и «Вирджиния» не провалилась, нам в противовес? Но сам Лаврентий Палыч, к этому предположению отнесшийся предельно серьезно, заверил, что наша разведка никаких признаков базирования атомарины в портах США не обнаружила – а благодаря нам, «судоплатовы» очень хорошо знают, что им искать, какое береговое обеспечение для атомной лодки требуется. Да и наши источники в «Манхеттене» бы тоже что-то знали, хоть какое-то «прогрессорство» у американцев в этом варианте должно быть! А нет такого – следов не обнаружено, даже косвенных. Значит считаем, что «Вирджинии» нет. Ну а обычную подлодку этих времен мы по-всякому засечем, даже в здешних адских условиях.
Так что, «не поход боевой, а шикарный круиз». На взгляд берегового. Потому что под килем тысяча метров воды, и труд любого из офицеров, несущих вахту в ЦП сродни авиадиспетчеру, что-то упустишь, и все, песец! Нервный напряг страшный, но не дай бог, восприятие притупится, тогда случись что-то важное, отреагировать не успеешь. Понятно вам теперь отчего сауна и бассейн у нас на борту, это не роскошь а необходимость? Как еще в промежутке между вахтами усталость сбросить и работоспособность в полной мере восстановить?
Даже «жандарм» Кириллов этим проникся. Поскольку у нас по уставу, каждый должен владеть полезной специальностью, нет у нас «освобожденных», наш «комиссар» Григорьич может сработать за штурмана, а особист (из нашего времени, по прозвищу Пиночет) ранее служил в БЧ-5 – ну и Кириллова туда же, нашему меху Сереге Сирому под начало. И Александр Михайлович в процессе обучения труд атомных подводников сильно зауважал. Хотя мы особенно его и не напрягали, так, «курс молодого спеца», самое элементарное, и вахту нести, когда рядом двое опытных товарищей настороже, чтобы возможную ошибку исправить. А у американцев, говорите, «Трешер» и «Скорпион» так гробанулись, и у нас три лодки (хотя с «Курском» непонятка, уу, счет же у меня к вам, пиндосы – жаль что «Айову» не я тогда добивал!). И как быть – очень просто, товарищ комиссар третьего ранга, надо не экономить, а в придачу к боевым лодкам построить еще и тренажер на берегу, но с полным моделированием, и гонять на износ, чтобы у личного состава все действия на рефлексах были. Кириллов обещал, что не забудет, и когда дойдет до строительства советского атомного флота, этот вопрос непременно поднимет.
А это будет гораздо раньше чем в нашей истории. Поскольку план соблюдается неукоснительно – и строго по нему, еще когда мы уходили, на Севмаше уже заложили первую подлодку новой серии. Нет, пока еще дизельную, но «проекта 613», решили все же сохранить этот исторический номер, хотя вышел в итоге интересный гибрид, имеющий схожесть и с немецкими «XXI», и с 613-ми, и даже с их дальнейшим развитием, 633-ми – но на голову превосходящий субмарины этих времен, причем особое внимание уделено малошумности. Первая, предсерийная – чтобы, выловив «детские болезни», после загрузить массовой постройкой ленинградские и черноморские заводы, а возможно, и верфи будущей ГДР – а Севмашу отработать технологию корпусных конструкций. Да и сами 613-е для внутренних морей, вроде Балтики и Черного, очень даже ничего, в строю стояли еще в семидесятые, к восьмидесятым уже устарели, тогда уже «Варшавянки» в серию пошли. «Панельные» лодки, ускоренно собираемые из секций, их больше двухсот было построено в труднейшие послевоенные годы, с конца сороковых, больше чем всего подлодок в СССР до войны – в этой истории, надо полагать, их сделают не меньше.
Ну накаркал, полундра, выдал пеленг акустик! Цель, надводная, пеленг 290, предположительно подлодка на дизелях. Сигнатура опознана, британец, тип «Тритон», «Темпест», или «Тюдор». В принципе одно и то же, модернизации и развитие удачного проекта большой подлодки (крупнее чем наша «эска», но меньше «катюш»). Глубина погружения от девяноста до ста пяти, и надводная скорость подкачала, всего пятнадцать узлов – зато достаточно хорошая, для этого времени, гидроакустика, и десять торпед в носовом залпе (шесть аппаратов в корпусе, как на «катюшах», еще два в бульбообразной наделке наверху, и два у основания рубки, все стреляют вперед, правда к наружным аппаратам в походе доступа нет). И шестьдесят человек экипажа (плюс-минус один-двое у разных версий). И шумность конечно – поскольку проект еще довоенный.
Может, они ни при чем, мимо идут? Смотрю на Кириллова, тот кивает – действуйте по приказу и инструкции, Михаил Петрович. То есть, при опасном сближении и угрожающих маневрах, топить без колебаний. Уж больно груз ценный (как я понял по намекам, что-то важное для нашего «манхеттена», оборудование, закупленное за золото), так что если они и случайно, будем считать, что не повезло кому-то. Тем более, что нас тут нет.
А кто есть? Помните, как год назад мы сами радио с немецких лодок перехватывали, расшифровывали? Так предки теперь это дело поставили на широкую ногу: есть теперь на СФ серьезная служба радиоразведки, которая ловит эфир, все там просеивает, расшифровывает, пеленгует. И у нас сейчас есть записи перехвата разговоров немецких лодок в Северной Атлантике, их частоты, позывные, шифры (как общий, для разговоров субмарин между собой, так и индивидуальные для каждой, для связи с берегом), а также их предположительное местонахождение. Так что после нам придется найти «жертвенного барашка», потопить, а затем передать в эфир, его позывными и шифром, на его волне, о якобы одержанной победе. После чего их лодка «пропадет без вести», растворится в океане, и гадайте, что случилось, даже если после войны будут сличать список потерь и побед с обеих сторон, мало ли что могло произойти, море шутить не любит? Но это будет уже потом – сейчас надо с британцем разобраться.
Что это были британцы, а не янки, меня не удивило, после беседы с Кирилловым, разъяснившим, что такое американская бюрократия с демократией. У американцев очень многое решается «на личном уровне», без бумаг, но только не там, где дело серьезно пахнет керосином, и встает вопрос, в случае чего, кто будет крайним? И ФБР и спецслужбы еще не имеют такого влияния на армию и флот – так что даже сам Гувер не может приказать командиру лодки стрелять по союзнику. Командир законно пошлет его подальше, не из любви к русским, а из нежелания после идти под трибунал – и потребует письменного приказа от своего, флотского начальства. А флотским тоже нет интереса, чтобы на них потом повесили всех собак – так что нужно, чтобы сам президент Рузвельт вызвал бы к себе адмирала Локвуда, командующего их подводными силами, и убедил бы что это нужно для Америки, и заверил, что после не будет претензий, и адмирал бы написал приказ… Нет, конечно возможно, как в романах Клэнси, что ФБР имело бы на некоего флотского офицера сверхубойный компромат, например о связи с мафией, и сумело бы обеспечить назначение этого офицера командиром одной из новых подлодок, какие сейчас массово вступают в строй, тип «Балао» - но эта игра долгая, а оттого маловероятная. Ну а внаглую наезжать на кого-то из флотских, это значит нарываться на крупные неприятности, ведь адмиралы Нимиц, Кинг и Локвуд были не последними людьми по власти и влиянию, и далеко не факт что в сваре с ними спецслужбы взяли бы верх. А уж шума было бы – наши точно бы знали!
А вот у британцев с их традициями аристократических клубов, как раз можно было все решить келейно. Когда офицера-подводника вызывает для конфиденциальной беседы некий Чин и ставит задачу. Как в романе Дженкинса «Берег Скелетов», изданном у нас в семидесятые – Кириллов прочел и сказал, да, так могло быть. Это нужно Британии – значит, будет сделано. Вот только мы в этом раскладе не учтены.
Я надеюсь, что так. Потому что теоретически, зная бы о нашем присутствии, британцы могли бы послать двух охотников. Один шумнет вдали, выдергивая нас на перехват, второй уже ждет по курсу транспорта под водой в малошумном режиме (правда, первый при этом смертник, без вариантов, да и второй вряд ли уйдет). Хотя это уже паранойя – но береженого бог бережет. На глубине триста даем ход в двадцать пять узлов, обгоняем транспорт, внимательно слушаем море с носовых курсовых углов, чисто! Заодно успели по изменению пеленга рассчитать расстояние до британца, тринадцать миль. Подвсплываем, поднимаем антенну, радируем на «Локсу» по УКВ, изменить курс вправо. Все ж не до конца верю я здешним противолодочным торпедам – лучше застать британца еще до погружения, до момента собственно атаки, ну а теперь ему придется догонять, если он на своем радаре видит цель. Точно – доклад с ГАКа, цель прибавила скорость, ее курс близок к курсу перехвата нашего транспорта. Ну значит, моя совесть чиста – не случайный прохожий, а наш клиент. По совету Кириллова, делаю отметку о том в журнале – мало ли что, когда будем разбираться на берегу? Отмазывайся потом – это третий уже британец выходит, убиенный нами? Первого потопили, когда захваченный «Шеер» вели, второй осенью у Киркенеса подвернулся. Второй звался «Трайдент», с него мы и записали сигнатуру, «акустический портрет». Еще там были восемь выловленных англичан, которых мы честно сдали в Полярном нашей Конторе, об их дальнейшей судьбе ничего не знаю.
Идет мимо нас, как подставляясь под выстрел. Бьем как на полигоне, в последний момент вроде услышал что-то – но гидрология не только нам мешает, ни увернуться, ни погрузиться не успел. Два попадания, цель тонет, звук разрушения корпуса.
-Михаил Петрович, если обстановка позволяет, просил бы вас всплыть под перископ – говорит Кириллов – важно, есть ли живые?
Нашему НКВД еще и «языки» нужны? С ГАКа доклад, вокруг все чисто, кроме «Локсы», вон она, на удаляющемся курсе, в пятнадцати милях шумит. Решаемся подвсплыть, и вроде бы в перископ наблюдаем что-то вроде плотика в волнах, видно очень плохо. Всплывать совсем? Нет, говорит Кириллов, радируйте на «Локсу». А нас тут не было и нет.
Ладно, вам виднее. Как понимаю, важно не только этот конкретно транспорт прикрыть, но схватить британцев за руку, взяв с поличным, как они союзников пытались потопить? Не случайно ведь транспорт не американский а наш, и на борту наверняка, спецгруппа, как тогда на «Краснодоне» была? Если они с нами на связи, значит знают, что тут есть кто-то еще? Вот только мы ли, К-25 – или кто-то другой, да хоть подводная лодка мифической «свободной Германии»? Так что, не показываемся, нарезаем круги. Точно, плотик, может и рядом еще кто-то, но тех в расчет брать не надо, мертвецы, уж больно вода холодная. А «Локса» приближается, вот уже видим ее в перископ.
-Сигнал самолетной антенны! Быстро приближается!
Это еще откуда? Ныряем на двести, и дальнейшую картину можем наблюдать лишь по акустике. «Локса» доходит до точки чуть в стороне от нас, стопорит ход. Наверное, спускает шлюпку, чтобы подобрать англичан? Через какое-то время снова слышим шум ее винтов, транспорт ложится на прежний курс, мы быстро его догоняем, идем в охранении снизу, как раньше. Два часа ничего не происходит, наверху должно уже стемнеть.
-Множественные шумы винтов пеленг 190, эсминцы!
Уже по корме. И по изменению пеленга, идут полным ходом в тот район, где мы потопили лодку. Интересная получается игра – а если проверить? Риск – но не успеют британцы ничего сделать, даже если их самолет рядом, еще не изобрели буи РГБ, вот самонаводящиеся авиаторпеды уже могли появиться, но кидали их, целясь визуально, по только что погрузившейся лодке, а перископ и антенну разглядеть сейчас с самолета невозможно, темно. Снова подвсплываем, слушаем.
-Сигнал самолетной антенны, слышимость пять баллов! Еще один, слабее.
Самолеты, и прямо над нами? Так быстро? Значит, мы все же были в расчетах? Или не мы – ищут-то явно по корме? Тактика знакомая – самолеты висят над районом предполагаемого места подлодки, исходя из времени ее атаки и скорости – загоняют лодку под воду, не дают заряжать батареи. Ну а эсминцы методично прочесывают «гребенкой», строем фронта с интервалом в дальность обнаружения гидролокатором. И лодку скорее всего возьмут измором, ей не хватит электричества, всего восемьдесят миль хода под аккумуляторами, на самом экономичном режиме, у стандартной немецкой «семерки», и шестьдесят у «девятки», правда у «двадцать первой» триста сорок, но этот противник союзникам еще не знаком.
Ну а нам тем более на эти старания наплевать. Ведь мы можем вообще не показываться наверху. И хорошо слышим их, имеющих на поверхности максимум двадцать узлов (если быстрее, то будут глушить винтами свою же акустику), а мы на глубине можем дать и тридцать, легко уклонившись от встречи. И нас не услышат, мы намного тише лодок этой войны. Нас не засекут локатором этих времен, из-за покрытия на корпусе. Тем более здесь – я говорил уже про отвратительные гидрологические условия в этих местах, для тех кто ищет (а для тех, кто хочет скрыться, как раз лучше и не придумать) – и не изобрели еще буксируемых антенн, опускаемых под слой термоскачка.
Значит, в планах англичан был кто-то – но не мы. А скорее, стандартная субмарина этой войны, ну трудно предположить характеристики «вероятного противника» на порядок выше существующих? Однако выходит, британцы своих подводников посылали наживкой, на убой? Вот только как узнали – хотя могли дать четкую инструкцию, при торпедировании успеть отправить кодовый сигнал? И самолеты уже были наготове, и корабельная поисковая группировка, судя по акустике, не меньше пяти эсминцев, ждали под берегом – так что капкан сработал четко, только мы оказались не по зубам.
-Множественные шумы винтов, пеленг 315, эсминцы.
Еще одна группа? Это мне уже не нравится. Нас вряд ли засекут, а если «Локсу» задержат? А там и спасенные англичане, и среди экипажа посвященные есть. И ведь не перетопить всех – и много, и их берег рядом, а наш далеко.
-Не думаю – говорит Кириллов – скорее всего, эти у англичан в суть операции не посвящены. А имеют лишь приказ, найти и потопить немецкую субмарину, убийцу их «Тритона», или как он там назывался?
Успокаивает. Надеюсь, эти хоть настоящих немцев не пропустят? Пока что, эсминцы выходят с «Локсой» на параллельный курс, и наверное, сейчас обмениваются сигналами? Но остановиться не требуют, раз транспорт хода не сбавляет. Хотя кто будет останавливаться в зоне возможной подводной опасности?
Так и идем, будто совместно с этими сопровождаем транспорт. Еще час, второй, третий. Ход семнадцать узлов, мы на двухстах пятидесяти. Ой, только бы техника не подвела! Мне неспокойно, а каково сейчас Сирому?
Наверху уже утро. Чувствую, как я устал, больше двенадцати часов прошло, как мы потопили подлодку, и все это время быть в готовности один, по боевой тревоге? Пожалуй, можно готовность снизить, раз непосредственной угрозы нет, не обнаружат нас, вот только сюр будет, если появится настоящая немецкая лодка, и эсминцы прохлопают, и топить придется нам? Но пока этого нет, можно немного отдохнуть. Сам пока остаюсь в ЦП, мне так спокойнее. Дремлю в кресле, через четыре часа меня будит выспавшийся Петрович – командир, отдохни!
Эсминцы оставили нас у входа в Датский Пролив. А еще через час мы подвсплыли, подняли антенну, и доложили на берег обстановку. И получили кодовый ответ – немедленно возвращайтесь. Быть у Нарвика к такому-то сроку. И все – что там случилось, черт побери?
А транспорт? Хорошо, наш путь домой как раз по курсу, через Датский пролив, так что если впереди караулит фриц, обязательно заметим, нам как раз «барашка» ответственного за все не хватает. Но вообще-то возле Рейкъявика немецкие лодки не появляются, союзники и здесь сумели порядок навести. Так что будем считать, это задание мы выполнили успешно.
И курс к Нарвику. Придем, разберемся, что там случилось. А я пока посплю.

[Влад Савин]

Яковлев Н.Н., Крах фашистской агрессии. М.,1994г. Нарвикский рейд. (альт.ист.)
Десантную операцию в Норвегии в 1943- м году западные историки именуют “Нарвикским рейдом” по аналогии с” Дьеппским рейдом” во Францию в 1942-м. Хотя сейчас буржуазная историография представляет его как “диверсионную операцию с целью отвлечения сил Еврорейха от Португалии”(Л.Гарт), истинный замысел был иным. Уже с середины 1943 западных союзников серьёзно тревожили успехи Советского Союза на Восточном фронте. В высших правительственных кругах Англии и США развернулась ожесточённая дискуссия о средствах и возможностях союзников не допустить Красную Армию в европейские страны. “Мы должны остановить этот варварский поток. Будет величайшей катастрофой, если орды азиатских варваров захватят и разрушат европейскую культуру” (У.Черчилль в письме Рузвельту в мае 1943г) Составлялись различные прожекты, но в реальности всё решалось на Восточном фронте. В итоге было решено осторожно прозондировать намерения СССР на Московской встрече министров иностранных дел СССР Англии и САСШ, состоявшейся в октябре 1943 года. Официальной целью её было “согласование и уточнение вопросов по ленд-лизу” и подготовка Ленинградской конференции 1943 года.
Черчилль выступал за сокращение поставок СССР, упирая на необходимость направить ресурсы на новую стратегическую операцию для ”отсечения русских от Европы”. Он писал Рузвельту: “До сих пор кампания на Восточном фронте была весьма неблагоприятна для Гитлера, но теперь она становится неблагоприятной для нас”. Одновременно из Лондона и Вашингтона поступали послания, ломившиеся от хвалебных слов. Черчилль и Рузвельт соревновались по части эпитетов и превосходных степеней.
Усилия премьера Англии и президента САСШ были замечены и отмечены в Москве. В августе Сталин сообщает Майскому для ориентировки:-“ у нас у всех в Москве создаётся впечатление, что Черчилль обеспокоен нашими успехами, и лихорадочно пытается уговорить Рузвельта оказать совместный нажим, с целью получить гарантий на немедленное возвращение наших войск на территорию СССР после капитуляции Германии”. Это подтвердилось на Московской встрече, где союзники впервые открыто выказали озабоченность послевоенным положением в Европе.
Пока союзники занимались подковёрными интригами, Красная Армия выполняла священную миссию по избавлению мира от фашистской чумы. Народы освобождаемых стран, вдохновлённые успехами Советского Союза, желали установить у себя более справедливый общественный строй, чем был ранее, а в дальнейшем и вступить союзными республиками в СССР. Фашистские палачи и их прислужники, не успевшие сбежать, подвергались народному суду. Рузвельт и Черчилль пытались добиться от Сталина хотя бы согласия на раздел Европы по сферам влияния. Но советская позиция была непоколебима - никаких разделов! Сначала освобождение Европы, а затем пусть народы сами выбирают свой путь. Документы Ленинградской конференции полностью не рассекречены, но не вызывает сомнений, что Советский Союз ни в коей мере не предлагал установить границы сфер влияния по линии, до которой дойдут наступающие войска. Советские представители лишь потребовали безусловного наказания всех виновных в приходе нацизма к власти и активно сотрудничавших с ним. Союзники ничего не могли противопоставить этой справедливой позиции. Видя это, Черчилль забросал Рузвельта паническими посланиями о” угрозе большевизации Европы”. Одновременно он напирал на необходимость яркого военного успеха союзников перед предстоящей встречей. В качестве цели он предложил Нарвик. Черчилль рассчитывал договориться с шведскими правительственными кругами о заключении тайного союза и переброски союзнических войск на юг и высадку в Дании при помощи шведского флота. Ну а затем, вторжение в Германию, и дальше на юг, создавая в Европе новый «санитарный кордон» против коммунизма.
Но Гитлер не дремал. Нацисты имели разветвленную структуру своих сторонников в Швеции и от них не укрылись контакты союзнических эмиссаров. Пусть и не полностью, но фашисты раскрыли замыслы союзников. Гитлер был в бешенстве. 29 сентября он вызвал шведского посла и в ультимативной форме потребовал прекратить все контакты с союзниками. Одновременно в Данию были переброшены 11 дивизий и дополнительно сформированы ещё пять из Датского корпуса. В обстановке нарастающей паники шведское правительство решило обратиться к англо-американским союзникам за помощью.
Черчилль был в восторге.” Благодаря содействию достойнейших представителей Шведского королевства, мы в кратчайшие сроки сможем выйти на берег (Каттегатского) пролива ,и легко перепрыгнув его, закрепиться в Дании. Датчане будут всячески поддерживать нас и мы вспоров брюхо гитлеровской свинье, не дадим русским занять Германию” - писал он Бивербруку. Замыслы эти отдавали безумием, носили химерический характер, но времени не было. Надо было начинать немедленно, сейчас.
Времени не было, потому что в отношениях Швеции как с Германией, так и с СССР возник серьезный кризис. До того, с самого начала войны, Шведскому королевству удавалось соблюдать нейтралитет - даже в период наибольших успехов Гитлера Швеция не присоединилась ни к германским планам экономического сотрудничества в рамках "нового порядка", ни к Тройственному пакту. В стране сохранился буржуазно-демократический режим. Деятельность Коммунистической партии была ограничена, но не запрещена; стеснения свободы печати оставались сравнительно умеренными, и часть газет продолжала, хотя и в осторожных выражениях, помещать антифашистскую информацию. Хотя после нападения Германии на СССР в Швеции развернулась фашистская пропаганда, призывавшая присоединиться к "крестовому походу против коммунизма", Швеция сохранила нейтралитет, взяла на себя представительство интересов СССР в Германии, не отказалась от торгово-кредитного соглашения с СССР. В то же время были сделаны значительные уступки Германии – так, был разрешен беспрепятственный транзит немецких войск и военных грузов через шведскую территорию, и почти вся шведская внешняя торговля была перенесена в страны «оси». Немецкие транспортные суда везли войска и грузы в Финляндию и Норвегию (через порт Лулео, и дальше по ж/д до Нарвика), укрываясь в территориальных водах Швеции, причем до зимы 1942/43 г. их сопровождал конвой шведских военно-морских сил. Швеция по-прежнему была основным поставщиком железной руды в Германию. Также, самая разнообразная помощь, от оружия и боеприпасов до продовольственных посылок, поступала из Швеции в Финляндию. И эта позиция в целом устраивала Рейх, хотя существовал немецкий план «Песец», оккупации Швеции - реализовать его предполагалось после победы над СССР, когда нейтральная Швеция будет Гитлеру уже не нужна.
Однако же, после Сталинграда, шведские фирмы отказали Германии в дальнейших кредитах, а шведский военный флот - в конвое. Шведское правительство прекратило немецкий военный транзит по шведским железным дорогам. В сентябре 1943 г., после переговоров в Лондоне, было подписано экономическое соглашение с Англией и Соединенными Штатами о резком сокращении в течение 1943-1944 гг. торговли с Германией - первое подобное соглашение союзников с европейским нейтральным государством. Со шведской территории осуществлялась теперь переброска крупных партий оружия для сил Сопротивления в обеих оккупированных Скандинавских странах. Швеция дала приют тысячам беженцев и беглецов из Дании, Норвегии и других стран, а также бежавшим из немецкого плена советским военнопленным и обязалась не укрывать фашистских военных преступников. Все это вызывало бешенство в Берлине – но с осени 1943 сложившаяся ситуация перестала устраивать и СССР.
Швеция оставалась для Еврорейха основным поставщиком высококачественной железной руды с высоким содержанием никеля (в отличие от лотарингской). Именно за счет увеличения шведских поставок был в значительной степени устранен «никелевый кризис» в германской военной промышленности, после потери Петсамо, когда немецкие танки, изготовленные в первые месяцы 1943 года, имели отвратительное качество брони. Также Швеция поставляла Еврорейху шарикоподшипники, станки, высокопрочный инструмент – товары, весьма нужные и на советских заводах. Отчасти такая позиция имела оправдание, так как Швеция не могла полностью обеспечить себя продовольствием, и ввозила недостающее из стран Еврорейха. И СССР мирился с этим, до сентября 1943, когда Финляндия вышла из войны, впустив на свою территорию советские войска, предоставив базы, порты и аэродромы советскому флоту и авиации. А фронт стремительно катился на запад, уже были освобождены вся Украина, Белоруссия, большая часть Прибалтики – и ясно уже было, что дни Рейха сочтены. Теперь СССР имел силу и возможность разговаривать со Швецией по-иному. И не желал дальше терпеть, что из шведской стали изготовлена и броня всех немецких танков, и каждый третий немецкий снаряд.
Уже с конца сентября авиация Балтийского флота начала атаковать транспорта с рудой, идущие из Лулео. До 1 октября было потоплено восемь судов, причем три под шведским флагом, и без оглядки на шведские территориальные воды. На все шведские ноты Сталин отвечал требованиями немедленно прекратить поставку в Рейх стратегических военных материалов. Пользуясь предоставленным финнами правом на военный транзит, советские дивизии начали сосредотачиваться на шведско-финской границе, всего в ста километрах от Лулео – и это были те же части, что три месяца назад прорвали на Карельском перешейке тщательно подготовленную оборону финнов. Было очевидно, с чем соглашались сами шведы, включая командование армии, что в случае начала русского наступления удержать позиции не удастся, численность и боевой опыт шведской армии были явно недостаточны, а вооружение в большинстве устаревшим.
Однако даже намеки на то, что русский ультиматум будет принят, вызывали в Берлине в адрес Швеции ругань и угрозы. Так, на упомянутой встрече со шведским послом, Гитлер прямо спросил, желает ли Шведское королевство полномасштабной войны на своей территории? Известно ли Их Величеству, что одних лишь сил люфтваффе, дислоцированных в Дании и южной Норвегии, достаточно, чтобы превратить Стокгольм и Гетеборг в подобие Варшавы? Подготовка к вторжению велась немцами практически открыто. В Стокгольме в эти дни была паника, все были уверены, что Швеция стоит на пороге войны.
И в этой ситуации, 1 октября правительство Швеции обратилось к США и Британии, с просьбой о посредничестве с СССР и помощи против Еврорейха. Было ясно, что с Гитлером невозможен никакой договор, «или вступление в Еврорейх, по примеру Дании, во избежание дальнейших недоразумений, или война». Датский пример был очень нагляден: гибель датского корпуса в Прибалтике под натиском русского стального катка – и шведские газеты открыто спрашивали, где Гитлер найдет «исконно шведские земли», наверное, Петербург? Если называть вещи своими именами, Швеции пришлось выбирать, чья оккупация предпочтительнее, русская, немецкая, англо-американская? Выбрали третье.
Таким образом, желание к заключению шведско-англо-американского союза было полностью взаимным. Однако же Швеция была отделена от своих будущих союзников территориями, занятыми немецко-фашистскими войсками. И Нарвик здесь представлялся наиболее удобным местом, находясь всего в двадцати километрах от шведской границы, и в то же время связанный железной дорогой с Лулео, тем самым «яблоком раздора» с СССР. По секретному соглашению, заключенному в Лондоне, шведская сторона гарантировала беспрепятственную переброску англо-американских войск по своей территории, со всяческим содействием – требовалось лишь разбить немцев в Нарвике, затем быстро занять Лулео, не допустив вступление в Швецию советских войск, и двигаться на юг, к Датским проливам.
Шведы не знали, что стали разменной монетой в большой политической игре – потому что в военных планах союзников допускалось, что немцы, имея несравненно лучшие исходные позиции для развертывания, начнут вторжение. Сорри, джентльмены, воюем за свой интерес до последнего шведа – ну что нам с того, что Стокгольм немножко разбомбят, а в Гетеборге порезвятся головорезы Каминского и Краснова? «В крайнем случае, можно пригласить и русских поучаствовать – с тем, чтобы после настоять на их уходе, на законных основаниях, ведь именно мы а не Сталин заключили со шведами договор» - эти слова Черчилля, сказанные на заседании Комитета Начальников Штабов крайне точно характеризуют британскую политику: добиться чтобы кто-то сделал за них грязную работу, и самим воспользоваться ее плодами.
Проблема была лишь в том, что действовать надо было не просто быстро, а чрезвычайно быстро. В Лондоне были уверены, что «советского или германского вторжения в Швецию следует ожидать со дня на день», и чрезвычайно важно было опередить. Оттого план Нарвикской операции носит следы чрезвычайной поспешности, не было времени на тщательную подготовку (тут очень уместна была бы пословица «дорога ложка к обеду»). В то же время, по сравнению с Дьеппом, соотношение сил было намного более благоприятным для союзников, задача же представлялась гораздо легче, так как Нарвик практически не связан сухопутными дорогами с остальной Норвегией, и усилить свою группировку, подвезти подкрепления, в условиях господства союзников на море, немцы не могли. На бумаге же англо-американский перевес в силах выглядел подавляющим.
ВМС США выделяли эскадру в составе новых авианосцев «Лексингтон» и «Йорктаун», линкора «Алабама», тяжелых крейсеров «Бостон», «Балтимор», «Уичита», легких крейсеров «Билокси» и «Окленд», двенадцати эсминцев. С британской стороны были привлечены линкоры «Ривендж», «Роял Соверен», крейсера «Шеффилд» и «Белфаст», девять эсминцев. Только палубная авиация, должная сыграть роль непосредственной поддержки, составляла сто восемьдесят самолетов, а задействованы были и значительные силы тяжелых бомбардировщиков с баз в Британии. Сухопутные войска (имеется в виду лишь первый эшелон, должный захватить Нарвик), были представлены 28й американской пехотной дивизией, 23м полком американской морской пехоты, частями 11й английской танковой дивизии, имеющей на вооружении новейшие танки «Кромвель», а также отдельными полками и даже батальонами американских и британских войск – что говорит о крайней спешке, выдергивали и грузили подразделения, оказавшиеся под рукой; всего же силы десанта были примерно эквивалентны пяти полнокровным дивизиям, имели около 80 танков. Сильной стороной было наличие большого количества десантных кораблей и судов специальной постройки, в том числе три американских больших «штурмовых транспорта», тип «андромеда», (13000т, 1-127мм, несет до 24 высадочных средств LCI / LCM) и три британских больших танкодесантных корабля (тип LST, 4000т, вмещает 18 средних танков). В то же время противоминных кораблей у американской стороны было явно мало, а это стало одной из основных проблем.
С немецкой стороны, Нарвик обороняла 210я (стационарная) дивизия, укомплектованная в основном резервистами старших возрастов. На аэродроме Фрамнес базировалось до ста самолетов. ВМС включала в себя 11ю флотилию подводных лодок, номинально 18 единиц, но фактически в базе и вблизи нее находились лишь четыре, правда две из них новейшие, «тип XXI», было также до 30 мелких кораблей – тральщики типа М, катера «раумботы», самоходные артиллерийские баржи, торпедные катера. В то же время береговая оборона была очень мощной. Ядром ее были 406мм батареи «Трондевес» (4 орудия) и «Тиле» (3 орудия) – последняя батарея первоначально носила название «Дитл», после пленения генерала Дитля русскими под Киркенесом некоторое время была просто «номер 22», а затем получила имя «величайшего флотоводца Германии». Строительство этих батарей было начато еще летом 1942 года, обе они вошли в строй буквально накануне, в сентябре, но благодаря умело проведенной дезинформации числились у союзников недостроенными и небоеспособными, к тому же расположенными в стороне от их истинных мест. Также были две 210мм четырехорудийные батареи, одна 170мм батарея (три орудия), три 150мм батареи (11 орудий), не считая более мелких калибров (из которых заслуживали внимания 128мм зенитки, способные стрелять и по морским целям). Кроме того, обороняющиеся могли рассчитывать на железнодорожную артиллерию, среди которой были 305мм гаубицы «бофорс», 240мм французские пушки, 150мм германские пушки. Было выставлено очень большое количество мин (немцы обоснованно опасались атак советского флота), на удобных для высадки местах на берегу сооружены противодесантные заграждения и подготовлена оборона. Все сооружения были хорошо замаскированы, заглублены в скалы, залиты бетоном.
Строго по плану, в ночь на 15 октября по Нарвику был нанесен британской авиацией (более ста «Ланкастеров») мощный удар. Были большие разрушения и жертвы в городе, потери среди гражданского населения и тылового персонала, в порту было потоплено около десятка малых кораблей, судов и плавсредств, однако подавляющее большинство военных объектов не пострадало. В девять часов утра последовал второй авианалет, уже палубной авиации, не принесший успех ни одной из сторон (немцы заявили о «тридцати американских самолетах, сбитых истребителями и зенитчиками», американцы – что город, порт, военно-морская база полностью уничтожены, как и аэродром Фрамнес, там все горит, море огня), однако собственно немецкая оборона урона не понесла, немцы готовы были встретить противника, палубные одномоторные самолеты однозначно свидетельствовали о близости эскадры (а были еще и пленные с минимум шести сбитых).
В 10.45 с юго-запада со стороны Вест-фиорда была обнаружена подходившая американская эскадра.

Добавлено спустя 39 секунд:
Норвегия, Нарвик, 15 октября 1943.
Головным шел крейсер «Бостон», за ним на расстоянии двух миль держались «Алабама», «Балтимор», «Уичита», с охранением из четырех эсминцев, за горизонтом, пока не обнаруженным оставался транспортный отряд в сопровождении «Билокси», двух эсминцев, и эскортных кораблей. Авианосцы под охраной «Окленда» и шести эсминцев, отделились от эскадры еще вчера вечером, за двести миль к юго-западу. Британские силы, которым был назначен для высадки Вогс-фиорд (северный участок) также отделившись, шли отдельно.
Немецкие батареи огня пока не открывали. «Бостон» сбавил ход, пропуская «отряд минного разграждения» (спасибо русским, поделились картами минной опасности возле Нарвика, составленными еще весной). Для быстрого форсирования минных заграждений, прикрываемых береговыми батареями, американцами были предназначены «прорыватели», три старых судна, набитых пустыми бочками, впрочем присутствовали и тральщики… если можно назвать таковым корабль в тысячу двести тонн и осадкой свыше трех метров (большой эскадренный тральщик, тип «Оук», един в трех лицах – тральщик, противолодочник, минный заградитель), целых шесть штук. Эскадра выстраивалась в ордер десантирования: впереди «прорыватели», за ними тральщики, чистят что осталось, под прикрытием тяжелого крейсера. Следом идут главные силы артиллерийской поддержки (линкор и два крейсера), прикрывая выдвижение десантных сил первого броска (штурмовые транспорта «Андромеда», «Аквариус», «Центаврус» - корабли новой концепции, океанская дальность и мореходность, размеры легкого крейсера, четыре с половиной тысячи тонн груза, огневая мощь как у фрегата, на борту восемь танкодесантных катеров, берут средний танк или два взвода пехоты в полной выкладке, плюс шестнадцать малых катеров, на взвод пехоты). И когда десант зацепится за берег, вперед пойдет второй эшелон, десантные корабли, которые даже не доходя до берега сбросят солдат на «аллигаторах» LVT, плавающих гусеничных бронетранспортерах, а затем третья волна подойдет к захваченному берегу, удобным для высадки местам, откинет аппарели и выпустит прямо на сушу технику, артиллерию, еще солдат, и наконец, когда исход будет уже ясен, в отбитый порт войдут транспорты (обычные, не спецпостройки), и выгрузят на причалы тыловое снабжение. Все было продумано и рассчитано, план составлен и утвержден, за рекордное время, что составляло предмет гордости штаба. 28я Пенсильванская, не подведет Америку!
«Прорывателей» хватило лишь на самые первые ряды мин. Количество их тут было совершенно непредставимым. Эти джерри тут и в самом деле от морского черта пытались спрятаться? Вперед вышли тральщики, сняв экипажи с затонувших «прорывателей», и тут ударили береговые батареи, шестидюймового калибра, но для тральщика хватит.
«Бостон» ответил залпами, как на досадное недоразумение. Ведь летчики докладывали, что в Нарвике уже не осталось целей, «мы все там разбомбили». Так что, больших проблем быть не может, вот только мины, это неприятно, но решаемо, сейчас расчистят проход, чтобы десант мог проследовать к берегу…
И тут возле борта тяжелого крейсера встали огромные столбы воды. Шестнадцатидюймовая батарея «Тиле» открыла огонь. Стрельба немецких артиллеристов была великолепной, с дистанции тридцать километров первый же залп лег накрытием. «Бостон» немедленно дал самый полный, положив руль вправо. Он был хорошим кораблем, этот тип «Балтимор» многие эксперты считали лучшим тяжелым крейсером этой войны – вот только шестнадцатидюймовые снаряды, это совсем другая весовая категория, и надо было немедленно отсюда убираться. Удалось бы ему это, история не знает – второй и третий залпы немцев также не попали в цель, хотя и легли в опасной близости. Но, выкатившись на скорости вперед и вправо, крейсер наскочил на мину, для корабля в семнадцать тысяч тонн тяжело, но не смертельно. Чего нельзя было сказать про потерю хода, даже временную, под огнем шестнадцатидюймовой батареи, успевшей пристреляться. Первое попадание вырвало из корпуса «Бостона» столб огня и обломков, вспыхнул сильный пожар. Но опаснее оказалось второе, этот снаряд кажется даже не попал, а взорвался у самого борта, - для корабля, уже поврежденного взрывом мины это оказалось слишком. Не только русские знают пословицу про синицу в руках – конечно, крейсер не линкор, но был в тот момент намного более легкой и гарантированной целью. Последний залп лег по «Бостону», когда крейсер уже скрывался под водой – разорвавшись в непосредственной близости, среди скопления плотиков, немецкие снаряды вызвали большие потери в экипаже, из тысячи ста человек спаслись меньше пятисот, подобранных тральщиками по пути их отступления к главным силам. Несмотря на то, что 150-мм батарея продолжала вести огонь, попаданий не было - все же расстояние было слишком велико.
Предположительное место тяжелой немецкой батареи было засечено с «Алабамы». Развернувшись бортом, линкор дал залп, ответные снаряды ударили в воду, для первого залпа достаточно близко. Положение становилось опасным, еще кажется Нельсон сказал, что флотоводец, затевающий дуэль с береговыми батареями, или дурак, или безумец. Меткость огня береговых орудий гораздо выше, а уязвимых мест у батареи меньше – можно было уравнять шансы, решительно сократив дистанцию, курсом вперед… и на минное поле? Пусть лучше поработает авиация, а мы подождем – и «Алабама» стала удаляться от берега, уводя эскадру.
Вот проклятье! Идиотская случайность – немцы провожали залпами, и один снаряд, непонятно каким перелетом, угодил точно в «Аквариус»! Для десантного транспорта это было «выше крыши», на нем начался сильнейший пожар, стали взрываться боеприпасы десанта. Чудо, что успели спустить полдесятка катеров, набитых солдатами – поняв, что никто не будет ради их спасения останавливаться в пределах огня тяжелой батареи, катера направились к берегу, видневшемуся слева. Даже если им удастся его достичь, это место не имеет ничего общего с тем, что было предписано планом. Треть первого эшелона десанта выбыла из игры – план летел ко всем чертям!
Несколько часов ничего не происходило. Затем прилетели самолеты, покружились над берегом, сбрасывая бомбы, доложились по радио, все Ок, цели уничтожены – и унеслись к авианосцам. Вперед пошли тральщики, чтобы расчистить путь, их встретили огнем шестидюймовых, «Алабама» и крейсера стреляли в ответ, благоразумно не входя в пределы досягаемости шестнадцатидюймовой батареи – была надежда, что ее разбомбили, но проверять не хочется, чтобы не вышло как с «Бостоном»? Один тральщик поймал все же снаряд и загорелся – но погиб не он, а его сосед, вдруг подорвавшись на мине. Затем еще один, и подбитый не стали спасать, а бросили, сняв команду, и сами стали отходить. Было уже два часа дня, когда по плану на берег должен был уже высаживаться второй эшелон десанта.
И отступать было никак невозможно. Поскольку в штабе флота категорически сказали, что нужна обязательная победа, по высоким политическим соображениям. И за нее уже был уплачен первый взнос кровью, больше тысячи человек, погибших на «Бостоне», «Аквариусе», двух тральщиках – если будет победа, потери будут считаться оправданными.
Снова прилетели самолеты, на этот раз средние В-25 из Британии. Неприятной неожиданностью было появление немецких истребителей (как выяснилось позже, взлетевших с соседних аэродромов Бардуфосс и Бодо), прежде чем спешно поднятые с авианосцев «хеллкеты» успели прийти на помощь, шесть бомбардировщиков были сбиты, палубники доложились о восьми сбитых «фокке-вульфах», потеряв трех своих, еще один «адский кот» уже после возвращения был признан не подлежащим ремонту. И по докладам пилотов, там все заволокло дымом, так что найти цели и определить реальную эффективность налетов не представляется возможным, «мы высыпаем бомбы куда-то туда, сэр», зато зенитный огонь оставался достаточно сильным.
Взорвался еще один тральщик – мина, или прямое попадание тяжелого снаряда, неясно. По тральщикам с берега стреляли восьми- и шестидюймовые – два последних, бросив бессмысленное занятие, повернули к эскадре, волоча хвосты дымовых завес. Когда они казалось бы, были в безопасности, вокруг них вдруг встали высоченные столбы разрывов, шестнадцатидюймовая батарея снова открыла огонь, не видя других целей в пределах досягаемости. Второй залп, третий… Четвертый – попадание! Тральщик затонул почти мгновенно. Очевидно, у немцев был артиллерийский локатор, раз они так метко стреляли по небольшим кораблям, не видя их в дыму. Последний тральщик удирал самым полным, и наверное, вся команда там молилась своим святым. Но немцы больше не стреляли, решив все же поберечь снаряды. Как без тральщиков проложить путь через минные поля?
Значит, спускаем десант здесь! До цели миль тридцать, катера должны дойти. Мины им не опасны, а дым прикроет от немецких снарядов, да и труднее будут стрелять по множеству мелких целей! При скорости десять узлов, катерам до берега больше трех часов ходу, ну а «аллигаторы» в море, это авантюра? Ну зачем же так пессимистично, джентльмены, на Тараве эти «плавающие трактора» вполне нормально проплывали несколько миль, продержатся и тридцать, что вы говорите, они на воде не делают больше четырех миль в час, четыре узла, как у шлюпки – ну значит, как раз к темноте доберутся! Вы можете предложить другой вариант? Я – нет, потому действуем именно так!
Никто не знал, что у этих гуннов есть снаряды, более дальнобойные чем стандартные. Если стандартный снаряд в тонну весом летел на сорок два километра, то облегченный, шестьсот десять кило – на пятьдесят шесть. А флотилия транспортов, собравшаяся вместе в «безопасной» зоне, почти без хода, чтобы выпустить десант – это такая цель, что лучше не придумать! Когда среди этого табора встали разрывы, началось то, что один из очевидцев назвал «паникой с пожаром в переполненном кабаке» - управление отрядом было полностью нарушено, транспорты бросались в стороны, сталкивались, давили десантные плавсредства. Попадание, еще одно – и каждого снаряда хватало, чтобы транспорт тонул. Прекратив спуск катеров, и не подбирая уже выпущенных, корабли бросились назад в полном беспорядке. Собравшись на этот раз действительно вне предела досягаемости немецких пушек, произвели подсчет. Потери составили семь транспортов, и почти четверть десанта – правда, включая и тех, кто сейчас плыл к вражескому берегу, исполняя последний приказ, что им еще оставалось?
Дальше пытаться пройти здесь – самоубийство. К северу островная гряда, далеко вдающаяся в море, можно высадиться там… и штурмовать остров за островом, под огнем множества батарей? Отойти южнее – если вне досягаемости этой проклятой батареи, то до Нарвика выйдет почти сотня километров по крайне пересеченной местности без всяких дорог, зато форсируя или обходя фиорды, вдающиеся глубоко в сушу. Еще севернее островов, там на карте очень удобный залив, и Нарвик недалеко – но там британская зона. В которой пока не прозвучало ни единого выстрела, насколько можно было слышать… проклятые британцы, и здесь хотят в рай на чужой спине? А может, они подошли, посмотрели, и уже плывут назад, не желая собирать синяки и шишки?
Значит, идем на север. Эта батарея за острова не достанет, есть какой-то шанс. И если «кузены» еще не сбежали, им тоже придется потрудиться.
А те кто уже ушли на немецкий берег? Сожалею, парни, но вы сейчас сыграете роль отвлечения. Что поделать – война!

[Влад Савин]

Контр-адмирал Чарльз Л.Додсон, 2007, Лондон (альт-ист)
Что ж, молодой человек, вас можно поздравить. У вас вышла великолепная книга. Именно то, о чем вы написали, я счел бы за честь положить на бумагу, если бы господь дал мне литературный талант. И именно такими словами.
Но я просил вас об этой встрече не только затем, чтобы выразить свою искреннюю благодарность. Видите вот эти папки? Начав собирать информацию про бой у Сокотры, я записывал и другое, что показалось мне интересным, от тех же людей, в тех же архивах. И будет жаль, если это умрет со мной. Потому что то, что вот в этой папке, вы не найдете больше нигде.
Секреты? Молодой человек, я не хочу создавать вам проблемы. Это секреты несколько другого рода, скажем так, несовпадение с официальной точкой зрения на некоторые события, в рассказах их участников. Вот только не надо, молодой человек, считать меня «разгребателем грязи»! Вам знакомо правило, «моя страна может быть неправа – но это моя страна?». Так вот, в войне, как и в политике, а впрочем это часто переплетается, нередко бывает нужно назвать белое черным! Это выгодно, на тот момент – но время идет, события погружаются в Лету, и когда-нибудь становится возможным восстановить честное имя несправедливо обвиненных людей, хотя бы для их детей, внуков, и нашей памяти, черт побери! И я считаю, для того, что вот в этой папке, время настало!
Сейчас очень мало хороших книг про ту войну. Только не надо ссылаться на ту макулатуру, которой завалены прилавки – как крутой супергерой, шпион или диверсант, в одиночку решает ее исход. Авторы этих опусов не задумываются, что все умение взрывать, стрелять и драться, по большому счету окажет влияние на события лишь при условии «в нужном месте и в нужное время», а это-то как раз самое трудное, в отличие от книжных героев, всегда случайно оказывающихся именно там, где надо. Нет, молодой человек, мне никогда не приходилось служить в SBS и подобных им, но не раз доводилось принимать участие в планировании операций, где эти службы были задействованы тоже. И не приводя подробностей – вы же понимаете, что иные дела не рассекретятся никогда! – авторитетно уверяю, разведчики и диверсанты могут, и даже весьма существенно, облегчить вам задачу, но никогда – решить ее целиком! Нет, если бы мы жили с другими законами мироздания, допускавшими например магию, и магические артефакты… Но в нашем мире не бывает, чтобы вся мощь противника сосредоточилась в одном колечке, которое достаточно бросить в жерло вулкана, для полной победы – не надо слишком всерьез принимать тот действительно эффектный русский фильм. Кстати, молодой человек, чем не тема для расследования, кто был автором русской версии «Властелина Колец»? Сам Джон Рональд Толкиен, с которым я имел честь быть знакомым, высказал уж вовсе умопомрачительную гипотезу, и пребывал в этой уверенности до самой своей смерти… но про это, в другой раз.
Так вот, Нарвикская битва 1943 года. Я хочу восстановить доброе имя того, кто был единственно обвинен во всех бедах, чье имя стало символом глупости, безграмотности, ослиного упрямства, ведущего прямиком в пропасть. Имя, настолько замаранное, что мой друг Джонни Ледлоу, в шестьдесят третьем, когда я сделал эти записи, настоял, чтобы там не было имени, а просто, Адмирал – но вы конечно же, поймете, о ком идет речь. Тогда еще был жив сэр Уинстон Черчилль, его «История Второй мировой войны» у нас в Англии считалась столь же непогрешимым, как Священное Писание, и любая точка зрения, идущая вразрез, была бы воспринята как самая ужасная ересь. И знаете, молодой человек, пожалуй тогда, на месте сэра Уинстона я бы поступил точно так же – потому что лидер нации, да еще в тяжелейшее время, ошибаться никак не может, чтобы не вызывать смятения. Ради блага Англии - ну а тем, кто погиб, уже все равно.
Итак, свидетельствует кэптен Ледлоу, кавалер нескольких орденов – послужной список в папке, первым листом. В 1943 энсин, и это тоже был его первый бой.

Добавлено спустя 39 секунд:
Энсин Джонни Ледлоу. Линкор «Ривендж». Нарвик, 15 октября 1943.
Мы должны были победить. Потому что очень хотели победить. Наш боевой дух был силен, как никогда. Окажись среди нас провидец, рассказавший, что будет, и предложивший отступить – мы заклеймили бы его навеки, как труса.
Сорок третий был для Британии годом страшных испытаний. Казалось, что Империя рушится, как Рим. Японцы в Индии, итальянцы в Африке, немцы на Мальте, в Суэце и Гибралтаре. Мы отступали, неся огромные потери, казалось, что удача отвернулась от нас. Но мы твердо знали, что Империя жива, пока есть солдаты, готовые за нее сражаться и умирать. И мы хотели драться – чтобы Империя поднялась снова.
Говорят, что Адмирал не отступил, потому что это было запрещено ему лично сэром Уинстоном? Про то не знаю – но могу заверить, что сама мысль об отступлении не могла прийти в голову никому из нас. Мы шли, чтобы победить – отомстив за все досадные поражения. И у нас было для того достаточно сил!
Американцы начали первыми. В этих широтах в октябре темнеет рано – на мостике «Ривенджа» кто-то высказал мысль, что янки наверное, боятся во мраке сесть на мель, не найдя гавань Нарвика. Впрочем у них всегда было принято, заменять отсутствующие традиции военного искусства натиском грубой силы. И наверняка нарвутся на неприятности – победят конечно, но слишком грязно, с лишней кровью и потерями кораблей.
Сегодня, оглядываясь назад, могу сказать, что мы сделали единственную ошибку. Так как операция готовилась в ужасной спешке, доразведка целей, сил противника и участков высадки проходила по разряду «прочее». И условия были совершенно неподходящие для парашютистов. Подлодка с группой коммандос погибла на минном заграждении, не дойдя до цели. А группы УСО из Швеции банально не успели. Если бы не эта недопустимая торопливость! Но история не знает сослагательного наклонения. Однако же Адмирал в этой ошибке был виноват меньше всех.
Мы подошли к Вогс-фиорду, когда уже было темно. Но корабли с радарами проблем не испытывали, на десантных транспортах же горели незаметные издали огни. Вдали было видно зарево, это горел Нарвик после бомбежки. Немецкая авиация в темноте мало опасна, надводных кораблей после ухода эскадры Тиле не осталось, ну один два миноносца, и всякая мелочь. Сухопутных войск у немцев было, про разведданным, одна резервная дивизия неполного состава. Реальную опасность представляли мины (предположительно на них три дня назад погибла подлодка «Апрайт» с группой спецназа СОРР на борту), немецкие субмарины (по донесениям разведки и аэрофотоснимкам, в базе не больше трех-четырех), и береговые батареи (именно так, на третьем месте по значимости). Считалось, что эти батареи, калибром восемь и шесть дюймов, легко будут приведены к молчанию корабельной артиллерией, для чего в состав эскадры и включили целых два старых линкора, очень хороши также, как артиллерийские корабли, были крейсера, «Белфаст» и «Шеффилд»,с очень опытными и отлично подготовленными командами, по двенадцать шестидюймовых орудий.
Да, мы знали, что немцы строят где-то вблизи Нарвика одну или даже две тяжелые батареи – но не имели никаких данных о том, что они уже находятся в боеготовности. В конце концов, не надо требовать от разведки всеведения – уж если эти «всезнающие», как выяснилось позже, у себя под носом, на островах Джерси, проглядели постройку немцами двенадцатидюймовой башенной батареи? Могу засвидетельствовать, что штаб Адмирала при планировании операции допускал, что немцы успели ввести в строй одну батарею 305мм пушек, предположительно трофейных русских, или же образца прошлой войны, какие были на дредноутах типа «Кайзер» - были также сведения, что одну из пушек утопили при перевозке, и оттого батарея стала трехорудийной. Однако было решено, что огневой мощи двух линейных кораблей должно хватить, чтобы устранить эту угрозу.
Зато минной и подводной опасности придавалось чрезвычайно большое значение. Тральщиков было целых тридцать единиц («элджерины», могли исполнять обязанности и противолодочных кораблей), кроме того, девять шлюпов (тоже при необходимости способных тралить). И двенадцать фрегатов (эти, чистые противолодочники) – итого, считая еще восемь эсминцев, пятьдесят девять единиц, для борьбы с субмаринами! В целом можно было считать, что эскадра была хорошо сбалансирована, даже несмотря на то, что в ее составе не было ни одного авианосца – включение в состав «Аттакера» отменили в последний момент, посчитав что его реальная ценность, с учетом малого светового дня, отвратительной погоды и состава авиагруппы невелика – да и аварийность «сифайров» при полетах в этих условиях с короткой палубы была бы недопустимо высокой. Решено было поверить американцам, гарантировавшим, что двух больших авианосцев с полноценными авиагруппами будет достаточно на всех.
Эскадра полностью втянулась в Аннфьорд. Впереди шли тральщики, в два эшелона (также обеспечивая с того направления и ПЛО). За ними «Ривендж» (головной) и «Роял Соверен», строем пеленга влево. По флангам, левее и правее, крейсера, и завесы из эсминцев, на случай атаки субмарин. В миле позади уже были головные суда транспортного отряда, в охранении фрегатов. Генеральный курс 170, скорость 10 узлов, больше не позволяла работа с тралами. Слева острова, справа темнеет большой остров Сенье. Прямо по курсу маленький остров Бьяркея, за ним побольше и выше, Грютейя, за ними Хиннейя, там порт и поселок Харстад, если идти мимо него, оставляя по правому борту, будет вход в Вогс-фиорд, а за ним уже Нарвик.
И вдруг залп, причем сразу накрытие, снаряды легли между кораблями ордера. Что по-вашему должен был решить Адмирал? Сразу и немедленно повернуть назад? От батареи, которую мы считали 305мм пушками прошлой войны? По всплескам трудно оценить реальную огневую мощь, неприятным открытием лишь было, что их не три а четыре. И мы не видели откуда стреляют – вспышки выстрелов были закрыты от нас скалами Грютейи, снаряды шли по навесной, по наводке от радара. Но противник казался вполне нам по силам. Вот только подойти чуть ближе – повышенная дальнобойность немецких пушек в сравнении с главным калибром дредноутов той войны легко объяснялась, береговые установки обычно имеют больший угол возвышения, да и ставятся не на уровне моря, а выше, что тоже дает прибавку к дальности. Но все же у них четыре ствола, а у нас шестнадцать, для подавления должно хватить!
Потому, мы не изменили курс. Придется потерпеть, неприятно, но не смертельно. К тому же ночь, немцы стреляют вслепую. Мы не знали тогда, что на батарее «Троденес» уже стоял радар артиллерийской наводки. Всего три года назад радиолокаторы были мачтами стометровой высоты, пригодными лишь для грубого обнаружения высоко летящих самолетов. А артиллерийские радары, сопряженные с СУО, в сорок третьем еще были большой редкостью, обычно же локатором лишь засекали цель, а стреляли по оптике, дающей большую точность. Но немцы сумели нас опередить, и оттого их снаряды ложились убийственно метко. И мы не могли прибавить ход, всего десять узлов, казалось очевидным, что впереди, в проходе между Бьяркеей и Сенье, поставлены мины, и не в один ряд.
Затем в небе повисли «люстры» осветительных снарядов. И ударили еще батареи, восьми и шестидюймовые, с соседних островов. Эскадра шла как сквозь палочный строй, или как в сорок первом у Крита, по «бомбовой аллее» - когда наш сэр Уинстон призвал флот «терпеть и вынести». Мы сражались, мы стреляли в ответ, и кажется успешно – но до той проклятой батареи нам никак было не достать! Помню, что первые попадания были в «Соверен», огромная вспышка на надстройке, позади трубы, затем в самую середину, рухнули обе мачты и труба, линкор горел, но еще стрелял, а затем вдруг покатился вправо, нам казалось, что он нас сейчас протаранит, но «Соверену» все же удалось выправиться. Но нам казалось, что бой не безнадежен, мы принимали удары и отдавали в ответ, корабли глубоко уже вошли во вражеские воды, шанс на победу еще не был упущен! И мы продолжали идти вперед.
И тут с тральщиков просигналили, обнаружены мины. В проливе, где мы и ожидали. И мы еще сбавили ход, чтобы не поймать бортом всплывшую, подрезанную тралом мину – теперь мы ползли под немецким огнем со скоростью едва восемь узлов, быстрее было никак, можно было отойти назад, хотя бы из зоны досягаемости шестидюймовых – но сзади напирали транспорта, и идти под расстрелом тяжелой батареи даже лишние кабельтовы казалось выше наших сил.
Мы уже начинали догадываться, что калибр у немецких пушек не двенадцать дюймов, а больше. Но что мы могли сделать? Шансы еще не казались призрачными. Пока не погиб «Роял Соверен». Сначала он поднял сигнал «не могу управляться», ему было совсем плохо, каждый залп немцев давал как минимум одно попадание. «Соверен» уже не стрелял и горел весь от носа до кормы, и наверное, немцы могли уже не тратить на него снаряды? Помню, как кто-то из флаг-офицеров обратился к Адмиралу с предложением послать тральщики, снять команду с гибнущего корабля. На что Адмирал усмехнулся, и ответил:
-Мы следующие, когда «Соверен» перестанет отвлекать огонь на себя. Пусть тральщики расчищают мины. Передадите десантному отряду, пункт высадки – Харстад. Если мы не сумеем подавить эту чертову батарею, это должны сделать они.
Горел «Белфаст», получив восьмидюймовый снаряд, и пару попаданий другими калибрами. Подорвался на мине эсминец «Эрроу», то ли отнесло подсеченную тралами, то ли выкатился слишком влево и угодил на заграждение. И тральщиков стало меньше – но видно было плохо, а в эфире стоял кавардак. Но нам казалось, еще немного, еще чуть-чуть, страха не было, было упоение, ожесточение боем. Знаете, это как в футболе, бежать за «безнадежным мячом»?
Мы наконец входили в пролив, радуясь что кажется, достанем теперь эту батарею. Сейчас говорят, можно было послать вперед крейсер, или даже дивизион эсминцев, у немцев на орудиях были лишь легкие противоосколочные щиты, мы могли засыпать батарею градом шести- и даже пятидюймовых снарядов, и она не смогла бы стрелять. Спрашиваю умников, откуда мы могли знать, какая у немцев защита? Если бы там были башни корабельного типа, мы просто послали бы легкие корабли на убой без всякой пользы. И при номинальном равенстве в дальности стрельбы, меньшие калибры имеют на предельной дистанции намного большее рассеивание, а значит, худшую меткость. Наконец, на выходе из пролива еще следовало пройти две-три мили, чтобы уверенно достать до дальнего острова – целых две мили, это очень много, если идти по минным полям!
И тут немцы обратили внимание на нас. Первое попадание было с правого борта, выше каземата, в надстройку, под острым углом, снаряд прошел к трубе, пробил всего лишь двухдюймовую броневую палубу, и разорвался в котельном отделении. Наверх вырвалось облако пара, но мы еще не потеряли ход. И немцы начали молотить нас, как до того «Соверен», каждые две минуты залп, и почти всегда одно попадание. И это было уже страшно – но даже тогда не было ощущения безысходности, нам все же казалось, есть возможность дотянуться до горла врага. И Адмирал сказал:
-Сигнал десантному отряду: ваша цель, тот остров впереди. И в машину, выжмите сколько можете. Побольше этих восьми узлов.
И мы пошли вперед, догоняя тральщики. Горели, садились носом, но шли. Поняв замысел Адмирала – что мы все, уже мертвецы. Но «к черту мины», как сказал Фаррагут на Миссисипи, восемьдесят лет назад, только вперед – у нас булевые наделки по бортам, как хорошее ПТЗ, сразу утонуть мы не должны. А значит успеем, и сократить дистанцию, на которой достанем наконец до этой проклятой батареи, теперь мы ясно видели вспышки выстрелов на северо-восточном берегу острова Харстаг. И расчистим своим корпусом дорогу от мин десантному отряду. А кто из нас после останется живым, видит бог!
Немцы стреляли. Когда мы поравнялись с тральщиками, один из маленьких корабликов просто разнесло в клочья снарядом, предназначенным для нас. Прямое попадание в крышу первой башни, броню пробило, в башне полегли все, хорошо, не взорвался погреб. Но за нами шли десантные суда, наш приказ был принят и понят! Я и сейчас считаю, что нам не хватило чуть-чуть. Мы отвернули вправо, чтобы ввести в дело кормовые башни, чтобы было шесть стволов в залпе вместо двух, и тут под бортом взорвалась мина. Взрыв был необычно сильным, или немцы ставят мины в связке, или у нас сдетонировал погреб шестидюймовых? И «Ривендж» стал валиться на борт. Но Адмирал был спокоен, как подобает британскому джентльмену, его последний приказ был, «всем оставить корабль». Лишь благодаря этому, многие из экипажа спаслись. И я тоже - а Адмирала никто не видел из выживших, неизвестно, что с ним стало, и как он погиб. Может быть, он так и не покинул мостик.
Болтаясь на плотиках, мы видели, как немцы расстреливали идущие за нами транспорта. Было уже совсем темно – но костры на воде хорошо различались. Затем мимо нас прошли десантные боты, набитые солдатами, нас не взяли, потому что были гружены до предела – транспортов, с которых их сбросили, больше не было. Мы погребли к Бьяркее, этот остров был ближе, там оказались немцы, кого-то взяли в плен, но я и еще несколько матросов сумели спрятаться, в темноте нас не нашли. А затем на юго-западе вспыхнула стрельба, взлетали ракеты, светили лучи прожекторов – там еще не стихло, когда стрельбы и крики начались уже рядом. И мы встретили наших солдат, высадившихся уже на этот остров, они рассказали, у Харстага была бойня, их осветили прожекторами и ракетами, и расстреливали на воде из пулеметов и мелких пушек, спаслись лишь те, кто повернул, и высадился здесь.
Немцев на этом острове было мало, и они отступили в его южную часть, а затем на катере ушли на Грютейю. И мы нашли нескольких наших, с»Ривенджа», расстрелянными – их сначала взяли в плен, а когда пришлось отступать, убили. Нас оказалось почти пятьсот, целый батальон, правда, вооружены были едва половина, все кто не десант, что-то сумели у дохлых немцев взять, вот только патронов и еды было мало.
Наши рассказали, «Белфаст» тоже погиб. Когда пытался прикрыть десант огнем. А «Шеффилд» уходил, горя и кренясь, но вроде ушел. Из эсминцев, фрегатов, тральщиков тоже многие потонули, там батареи оказались с трех сторон, как в мешке, ну а транспорта точно погибли все. Но вроде многие успели спустить боты, и мелкие группы, пользуясь темнотой, разбежались кто куда, по островам – как это у русских называлось бы, «ушли в партизаны»? Вот только с едой плохо, с патронами, с медикаментами – короче, будем сидеть, пока всего этого хватит, ну а после придется сдаваться. Или попробовать, через пролив вплавь? Боты спрятать некуда, днем их все у берегов расстреляют. А вода холодная, не доплыть.
Решили не сдаваться – помня, как немцы относятся к пленным. Днем на соседних островах Сенье и Грютейе, слышалась стрельба, но до нас у немцев руки не дошли – наверное, много таких спасшихся «партизан» было. Сидели так неделю, господи, адские мучения впроголодь, хорошо хоть источник воды нашли. Если бы немцы высадили десант, нам всем был бы конец, потому что мы сильно ослабели – но у них, так мне показалось, не так много было людей. Меньше, чем снарядов – иначе с чего бы это им по нашему острову, когда мы сдаться в очередной раз отказались, стрелять не меньше чем шестидюймовым калибром? Или они своих солдат в прочесывании не хотели гробить, выжидали, пока мы сами сдадимся, вконец оголодав?
А затем пришли русские, сняли с острова и привезли в Нарвик. И после транспортом до Англии, домой.

Добавлено спустя 40 секунд:
Еще одни документ из «нарвикской» папки Додсона. Несколько листков, написанных от руки. Автор не указан. (предположительно, черновик отчета офицера связи УСО при штабе высадки десанта, адресованный генерал-майору К.Габбинсу, оперативному директору УСО)
Крайняя поспешность в подготовке операции отразилась и на действиях сил специального назначения. Кроме того проявились межсоюзнические противоречия, совершенно неуместные в борьбе против общего врага.
Обстановка изначально благоприятствовала самому тщательному ведению разведки. Так как рыба составляла значительную долю в продуктовом рационе как норвежского населения так и оккупационных войск, в течение всей войны плавания большого количества рыболовных судов было обычным делом, не только вблизи норвежского побережья но и по морю вплоть до принадлежащих Англии Шетландских островов (визиты к родственникам, контрабанда). Пресечь и проконтролировать это со стороны немцев было чрезвычайно трудно – и как результат, только в течение весны-лета 1943 года и только силы УСО успешно провели свыше сотни забросок агентов и групп на норвежскую территорию. При этом ужесточение оккупационного режима имело следствием рост симпатии местного населения к Англии и США.
Факт строительства немцами новых мощных береговых батарей у Харстада и на острове Энгелой был заблаговременно установлен. Однако при определении их боевых характеристик были совершенно неоправданно приняты на веру разговоры немецких солдат, что якобы одна батарея, это 280мм или 305мм немецкие пушки, образца прошлой Великой Войны, снятые с кораблей, списываемых на слом (первое предположение казалось даже более верным, так как было известно о переводе в береговую оборону артиллерии старых броненосцев типа «Шлезиен»), вторая же батарея, это 305мм русские пушки с дредноутов типа «Петропавловск», захваченные в 1941 году на береговых батареях в Прибалтике. Следует также отметить, что о самом существовании германских 406мм пушек новейшей конструкции, предназначенных для так и не построенных линкоров «супер-Тирпиц», у союзного командования не было достоверных данных (их считали таким же блефом, как указанный в пропаганде для этих же кораблей 508мм калибр). Потому, нейтрализации этих батарей совершенно не было уделено должного внимания, какие-то меры были включены в план, но считалось, что в принципе, атакующие корабли могут справится и сами.
Согласно плану наступления на британском участке, предполагалось после Харстада не прорываться к Нарвику через узкий и извилистый проход, а высадить десанты на северной стороне полуострова, от Тенневолля до Гратангена, и пройти по суше до Уфут-фиорда. Это решение напрашивалось при ускоренной подготовке десанта, но это же и могло бы стать камнем преткновения. Так как резком осложнении обстановки, десанту оставалось лишь идти вперед, на прорыв. Но в реально сложившейся ситуации фатальным оказалось то, что и коммандос и боевые группы УСО, успешно заброшенные в район Нарвика, не выдвигались к Харстаду. Их задачей по плану должно было стать обеспечение беспрепятственного выхода высадившихся моторизованных колонн по дорогам от Тенневолля и Гратангена на шоссе, ведущее и к Нарвику, и в Швецию. с последующим соединением английских сил с американцами восточнее нарвика и в Швеции - и, соответственно, к полной изоляции немцев во всей зоне Нарвика. Результатом же было, что в «час Х» весь английский спецназ оказался более чем в тридцати милях к востоку от места сражения, при затрудненной радиосвязи.
Также, со стороны американского командования была допущена легкомысленная, если не сказать преступная, недооценка противника и сложности ситуации. Не только среди солдат, но и в штабе, среди командиров, господствовало настроение, «только покажите нам, где гунны, и мы их всем перебьем» - поскольку американцам, в отличие от англичан, за последний год не довелось испытать на суше тяжелых поражений, значительность же выделенных сил, их отличная подготовка, вооружение, снабжение, вызывали мысль, что «мы не можем проиграть». В то же время имело место высокомерие, и даже презрение американцев к своим британским союзникам, после Гибралтара, Мальты, Египта, Ирака, Индии, в разговорах опять же не одних рядовых, но и офицеров звучало, что «Британская Империя уходит со сцены, как когда-то Испания», что не могло не обижать любого, помнившего о судьбе Кубы и Филиппин. Результатом же было глупое состязание, более уместное в споре футбольных клубов, «посмотрим, кто скорее возьмет Нарвик, мы с запада, или вы с севера» - и это взаимодействие, вернее его почти полное отсутствие, было забито в утвержденный план!
Что самым фатальным образом отразилось прежде всего на действиях спецподразделений. Поскольку американцы, при всем их апломбе, не имели в Норвегии ни агентуры, ни налаженных каналов ее заброски, они милостливо уступили эту честь тем, кого презирали, англичанам! И естественно, что УСО для действий на американском участке (прежде всего, против батареи на Энгелое) выделило силы и средства, по остаточному принципу. Так, для разведки «полосы прибоя» на предмет мин и противодесантных заграждений выделили всего одну группу, которая погибла на подлодке «Апрайт», не выполнив поставленной задачи. Информация, иногда полученная из сомнительных источников, как правило, не перепроверялась, а принималась на веру. Наконец, в американских частях, все командиры до уровня батальона имели подробные карты лишь своего участка высадки – вынужденные же в ходе боя выбрасываться на первый оказавшийся вблизи берег, десантируемые войска оказывались на совершенно незнакомой местности (как выяснилось уже позже, очень многие американцы считали Лофотенский архипелаг полуостровом, по которому можно выйти к Нарвику по суше!).
Совершенно не поддающейся объяснению может быть названа попытка американцев 13 октября сбросить собственные группы спецназначения (если не считать за причину недоверие к британцам). Причем при ее осуществлении не было сделано различия между джунглями Бирмы и северной Норвегией. Во-первых, десант был слишком велик для «группы коммандос», более 140 человек, целая рота с тяжелым вооружением (минометы). Что повлекло, во-вторых, резкое усложнение высадки – двенадцать транспортных самолетов были разбиты на три группы, идущих к цели самостоятельно – считалось, что десант, сброшенный с первой из них, должен был после сбора быстро обследовать местность, найти наиболее удобную точку для сбора и зажечь там зеленый маркер, на который будут высаживаться все последующие группы. В третьих, объем и вес снаряжения превышал все разумные пределы – на каждого человека приходилось больше ста килограмм переносимого груза (предполагалось, что часть будет спрятана как аварийный запас на случай отхода, а часть контейнеров не найдут). План был может и хорош на бумаге – но никто отчего-то не подумал, что сильным ветром парашютистов и груз разбросает по большой территории. Что приземляться придется ночью, на скалы, поросшие лесом – и большое количество десантников получат травмы и переломы, без всякого воздействия врага. Что полмили по ровной местности, это совсем не то, что те же полмили, разделенные горным хребтом. Что «быстро обследовать территорию», за короткий срок до подлета второй и третьей волны решительно невозможно, как впрочем и найти контейнер с маркером. Что просто собраться вместе, а тем более собрать все сброшенные парашюты, включая грузовые, и найти все грузы, это непосильная задача, даже останься весь десант на ногах и каким-то волшебным образом установив немедленную связь друг с другом на земле. Что управлять таким отрядом после приземления в первые часы абсолютно нереально.
Немцы же, получив сообщения от своих постов и отдельных лояльных норвежцев, действовали на удивление быстро и четко. Из-за большого разброса, десант был принят за гораздо более крупный. Но утром 14 октября, он представлял собой не организованную и боеспособную часть, а толпу одиночек, раскиданных по незнакомой местности, без руководства, без снабжения, зачастую с переломанными ногами. И что страшнее всего, немцы, знакомые с этим театром, подобные трудности хорошо представляли. В итоге, вместо тайного выдвижения на исходный рубеж и внезапной атаки, американским десантникам пришлось играть в «кошки-мышки» со спешно переброшенным батальоном горных егерей. Самой страшной была судьба раненых и покалеченных, превратившихся в обузу для товарищей (четверо здоровых едва могли нести одного по той местности, а ведь был еще груз!), однако и немцы по тем же причинам, увечных не брали в плен, а добивали на месте. Лишь 18 октября последние из уцелевших американцев сумели перейти шведскую границу, успев подвергнуться краткосрочному интернированию, до того как воспользоваться русским гостеприимством.
Стратегическим результатом могло бы быть отвлечение у немцев одного батальона, причем наиболее подготовленного для боя на той местности. Однако гораздо больше сказалось на исходе сражения, что под удар чрезвычайных мер, принятых при отражении американского десанта, попали группы УСО на южном направлении (одна уничтожена, две отошли с потерями).
В результате, во время сражения, немецкие тылы остались совершенно без воздействия сил спецназначения. По причине ошибочного плана (британский участок) и совершенно неуместной американской инициативы с парашютистами (американский участок).

[Влад Савин]

Из «нарвикской» папки Додсона. Капрал Тони Боумен. 28я Пенсильванская дивизия.
Мы верили, что мы – лучшие. Так твердили нам наши командиры. «Скажите нам, что – и мы сделаем это!». Символ нашей дивизии – красный кирпич, как символ стойкости, «краеугольный камень». И стойкость наша в сражении должна быть такой же!
За что мы сражались? Оттого что Гитлер, которого назначили «очень плохим парнем» с чего-то решил, что лишь немцы должны быть как белые, а все прочие как ниггеры. А русские считают, что все люди белые, а ниггеров не должно быть вообще. Что на мой взгляд, не меньший бред: скажи мне, что я равен ниггеру, по уму и способностям, сразу в морду дам! Так что мы, по крайней мере в Европе (с желтомордыми и так все ясно, а кто сказал, что ниггеры лишь черными могут быть?), должны всего лишь сказать дерущимся «брэк», и взять с них плату за услуги. В первую очередь, конечно, с Гитлера – поскольку он успел очень сильно обидеть наших британских кузенов. Ну а русским может быть довольно будет и по-хорошему, показать глубину их заблуждений – слышал, что не водятся ниггеры в России, вот русские и привыкли всех белыми считать. Но ведь зачем-то Бог создал людей разными? Белые должны командовать, и деньги считать, ну а ниггеры работать на белых. Что есть справедливость? Это когда все довольны – белые, что они богаты, а ниггеры, что на белых работают.
Спрашиваете, сэр, как это я с такими убеждениями, да в 28й Пенсильванской? Так я вообще-то родом из Алабамы, и родители мои оттуда, а меня жизнью помотало по десятку штатов, как это у нас бывает, чемодан, поезд, автобус, сел и погнал туда, где заработок есть! А сейчас вообще, в этой африканской дыре, в пятьдесят втором осел, как воевать уже староват, и пораненный, повезло вот бизнес ухватить. Одни черные рожи вокруг, беседе с белыми людьми всегда рад - так что крутите свой диктофон, сэр, мне не жалко. Ведь секреты моего бизнеса здесь вам неинтересны – ну а то, что было когда-то в Норвегии, никому не интересно, кроме вас.
Начало драки пропущу, поскольку ни черта не видел. Где-то стреляли, вроде даже потопили кого-то – мы в это время в коробке сидели, как сельди в бочке. Десантный транспорт, это вам не «Куин Мэри», цель здесь запихнуть максимальное число личного состава, и чтоб кое-как перетерпели до высадки. Так что когда нам скомандовали, все наверх и в «калоши» грузись – только рады были. Что такое «калоша» - ну вы же, как моряк, видели наверное, на что малый пехотно-десантный катер похож? Нос широкий и плоский, там аппарель, рубка сильно к корме сдвинута – на взгляд со стороны, все здорово на громадный башмак или калошу смахивает. А палубы нет – так что хоть воздухом подышим, и небо видать.
И тут, бабах! Прямо в куче, высоченный столб, оказывается, немцы до нас пушками доставали. Что тут началось, страху натерпелся – вот вы, сэр, можете представить, как пешеходу перейти даже не улицу, а перекресток, с очень оживленным движением, когда ни светофора, ни регулировщика нет, все едут как хотят – и знают, что если тебя задавят, то ничего им за это не будет? Калоша рядом с нами, прямо под нос кораблю, и не выплыл никто! Отчего не выплыл – так на каждом из парней, как на мне сейчас, кроме винтовки Гаранд, еще ранец, подсумки, противогаз, каска, лопатка, с таким грузом в воду, так сразу на дно, будь ты хоть сам Джонни Вейсмюллер! А на мне еще рация, поскольку я был ротным связистом. Но рулевой у нас был мастер, как он уворачивался, это надо было видеть! А снаряды летят – не знаю, сэр, в кого попадало, я больше боялся, чтобы не попало в нас!
Куда плыть? Левее, милях в двух-трех наверное, не знаю, не умею на море расстояния определять, виден берег. Но – виден, и вроде, недалеко. А впереди море, вдоль этого берега, и кажется, оттуда еще и стреляют! Ну, лейтенант, кто старший у нас оказался, и велел, правь к берегу! Не по воде, так по суше к месту выйдем, это вернее.
Мы не одни такие – за нами сразу несколько «калош» свернуло. Ну а как большие корабли стали уходить куда-то назад, так и те, кто вначале было направился вдоль берега, повернули влево. Дошли без особых проблем – уже после я узнал, что оказывается в тех самых местах водоворот Мальмстрем, про который Эдгар По ужасы писал – но нам повезло, хотя качало! На берег выползли, половина от морской болезни на нога не стоит, однако оклемались кое-как, вот повезло, что немцы нас минометами в эти минуты не накрыли! Собрались, снаряжение проверили, пошли долг взыскивать, за наши страдания - где тут немцы, кого убивать?
Господи, помилуй! Там черт ноги переломает, сплошные скалы, высотой как Эмпайр Стейт в Нью-Йорке, и никаких дорог, только тропки какие-то, и так вверх-вниз! И все на себе тащить, и вниз как бы не труднее, чем вверх, чтобы не сверзиться, ладно я тридцатилетний, старичок уже, так у молодых парней языки на плечах были, как у загнанных лошадок. Мне правда повезло, что оказался в арьегарде, как-то незаметно, а впереди несколько раз слышалась стрельба, и даже гранаты рвались, говорили что немцы за нами следят, выстрелят, и отступят, хотя и наши тоже стреляли во что попало, жить-то хочется? Шли долго, с моря тоже стрельба, а мы все топаем по эти чертовым горам, наверное, по миле в час. И вдруг, очередной обрыв вниз, за ним вода. Мы на острове, что ли?!
Лейтенант скомандовал, по берегу в стороны, искать, может не остров все же? Мне повезло – не ноги бить, а связь устанавливать, лейтенант доложил, плацдарм захвачен, противник отступает, продолжаем продвижение вперед. Тут справа стрельба, мы туда потянулись. Не остров оказался, слава господу – перешеек впереди, за ним земля. Вот только перешеек низкий и совершенно открытый, а за ним где-то в скалах, немецкий дот. И уже десяток наших мертвыми валяются, а все прочие залегли и куда-то стреляют.
Немцев там было, судя по стрельбе, до взвода. Два пулемета, и винтовки. И еще миномет был, как наши стали накапливаться в лощине, их накрыло. Убитых еще десятка полтора, раненых вдвое больше, а что мы с ранеными будем делать, у нас же только ротный санитар! Перевязали, положили в укромном месте, и все – эвакуировать не на чем и некуда! Стреляем, немцы в ответ. У нас еще троих зацепило, надеюсь что у немцев больше, у нас же наверное, полторы сотни стволов работало, и десяток пулеметов. А на перешеек полезли, снова пулемет, и опять потери. Я ж говорю, там дот был, амбразура лишь в узком секторе видна, но как раз в том, в котором перешеек, а с боков не подавишь никак. Да еще проволока была там, в самом узком месте, и сказали, мины-противопехотки. Как пройти?
Лейтенант снова к рации. Чудо первое – связь все еще есть. Чудо второе – с тем, кем надо. Чудо третье – обещали помочь авиацией. Чудо четвертое – прилетели, и нас нашли. Лучше б не находили! Шесть «донтлессов», несмотря на условленные наши сигналы ракетами, положили бомбы не только по немцам, но и в воду, и по нашему берегу тоже! Еще десяток убитых и раненых – а немцы все стреляют. Правда, бьет у них теперь лишь один пулемет, но как раз тот, самый опасный. Наших на перешейке уже с полсотни трупов лежат! После последней атаки прибавилось – когда сзади еще наши подтянулись, так что теперь нас почти что целый батальон, и капитан какой-то за старшего – на нашего лейтенанта орет, отчего встали? С кучкой немцев справиться не можете, трусы? Попробовали, откатились, опять кровью умывшись. И наш лейтенант погиб, со всеми шел, пуля ему в голову, не мучился хоть, и то хорошо.
Стемнело уже. Мы еще раз попробовали, в надежде что не увидят. Тихо к проволоке подползли, стали резать. Так у немцев, оказывается, там рыболовные крючки на стальных поводках подвешены, и пустые консервные банки, все загремело, снова ракеты в воздух и пулемет ударил. Мы все назад, что делать?
А холодно! И огонь не развести, и не согреться, и не приготовить – про немецкие минометы все помнят. Кое–как подкрепились, сухими пайками, и спать. Злые, невыспавшиеся, голодные, замерзшие, под утро снова пошли – капитан зверь, но сообразил, у кого-то из саперов дымовая шашка оказалась. Снова подползли, зажгли, стали проволоку резать (и кажется, еще елового лапника собрали, чтобы горело, и дым был). И хорошо, сэр, что я, как радист, со всеми не пошел! Потому что пулемет в дым бил вслепую, но места там мало, в кого-то все равно попадал. А наши парни бежали, и ползли через перешеек, и лезли вверх – когда закончилось, у проволоки все было телами завалено. А наверху, действительно немецкая позиция в скалах была, и там всего один немец у пулемета, его в спину убили, он так и стрелял до последнего. И еще двенадцать мертвых мы нашли, пятерых прямо в окопах, а семерых аккуратно уложенных в лощине, вроде трое еще живыми были, раненые, их наши парни штыками добили, обозленные за потери. Еще был миномет без мин, и второй пулемет поврежденный. А тот, кто у пулемета был, жаль, что подох, ну мы его и мертвого привязали, чтобы «алабамский театр» устроить, наше американское национальное развлечение. Этот немец уже старый был, седой, с нашивками, наверное сержант, на мундире какие-то значки и кресты – Железный сначала Вильямс из моего взвода хотел взять, но после разглядел, что на нем W.1914 выбито, и интерес потерял, значит с той еще войны, у нас такие побрякушки в антикварных лавках продавались. Кстати, вот он, сэр, не желаете купить, сувенир на память, сто долларов всего?
Что за алабамский театр? Так это, сэр, у нас на Юге было, дед рассказывал, ему самому там бывать и участвовать еще доводилось. Зал, билеты, все как подобает, на сцене преступника-ниггера привязывают, который например, посмел на хозяина руку поднять – и те, кто в партере, по сигналу имеют право в живую мишень всю обойму винчествера или барабан кольта разрядить, а галерка может лишь по одному выстрелу. Да, жаль что тот проклятый гунн уже был дохлый, от страха не корчился, не визжал, как наши ниггеры, видя стволы. Ну, мы в него все равно, патронов не жалея, в лицо старались целиться - за то, что столько наших положил.
Нет, сэр, он прикован к пулемету не был. Не знаю, отчего не ушел – мог бы вполне, ночью, деру дать, если он тут все тропинки знает, хрен бы мы его поймали. Дурак, что поделать – я бы на его месте точно, сказал бы себе, погеройствовал в меру, долг исполнил, на медаль заслужил, ну а теперь ноги в руки и бегом, мертвому слава и почести не нужны, а деньги тем более. Сэр, я не трус, но всегда по-честному: если кто-то хочет, чтобы лично я под пули лез, так пусть платит наличными, а не словами. И конечно, обеспечит, чтобы я вернулся – а если мне выпишут билет в один конец, так и я от всех обязательств свободен.
Так вот я и воевал, почти десять лет, сначала там, в Европе, а после, до пятьдесят второго, здесь промышлял, охотой на черномазых. Юмор был в том, что платили мне иногда за это другие черные, против которых я тоже воевал, годом раньше или парой лет позже. И еще кое-кого из своих сослуживцев я здесь встречал – мы были лучшими солдатами в мире, сэр! Тысяча врагов, убитых мной лично – какой солдат какой армии мира может этим похвастать? Мне приходилось видеть, как взвод белых разгоняет и разоружает батальон черномазых, а рота за один день меняет правительство в не самой маленькой африканской стране. И это была правильная война – когда есть и легкая победа, и хорошая оплата. А не та мясорубка, бессмысленная и безжалостная, где рекой лилась кровь белых американских парней.
Ведь именно после того сражения в Норвегии, герб нашей 28й Пенсильванской стали называть «ведром с кровью»? Из-за идиотского упрямства немцев, не желающих понимать, что раз они проиграли, то надо сдаваться, не создавая лишних проблем ни себе, ни победителю. Впрочем я слышал, что русские еще более упрямы – нет, в бою с ними мне встречаться не доводилось. Здесь, в Африке, надо быть сумасшедшим, чтоб взять контракт против них – нет, сэр, это не трусость, а благоразумие, все знают, что даже если твоя команда победит, не факт что лично ты доживешь до дивидендов, кровью умоются все. И если тебе повезет остаться живым, русские ничего не забудут и не простят, и после достанут тебя хоть из-под земли. Но это же русские, бешеные все, с такими разве воюют?
Так не желаете купить Железный Крест, той еще войны? Эх, сэр, вы не поверите, сколько я уже пытаюсь его продать – один раз это даже получилось, но он вернулся ко мне, когда… скажем так, я стал наследником вещей того парня. А ведь я, когда бедствовал, продал все свои медали, полученные от американского правительства, и деньги те давно уже ушли. А этот крест от того старого немца так и болтается в моем кармане, и никто его не берет. Иногда мне хочется просто бросить его в реку – останавливает меня лишь мысль, что если есть господь на небе, то он явно этого не хочет, а в мои года поневоле станешь верующим, сэр!
А там, в Норвегии, что дальше было? Да ничего хорошего, сэр! Пару миль прошли, вымотались все, ну про пейзаж и дороги там я вам сказал – и снова перешеек впереди. С проволокой, и пулеметами за ней. И не атаковать в лоб, даже у нашего капитана ума хватило, вроде бы, эта позиция была посерьезнее той, немцев явно больше сидело. Заняли оборону, ждали, лениво перестреливались, те гунны тоже не атаковали, жить всем хотелось. Ребят лишь жалко, кто раненые были, очень многие умерли, так и не эвакуированные. Нас ведь с острова лишь на седьмой день сняли, или десятый, не помню уже. Да, сэр, оказалось все-таки, что это остров был!
Кто снял – русские конечно. Пришли, и разобрались, немцев в плен, нас до Нарвика, там уже английские транспорты стояли. Еще через три дня, мы все в Британии.

Добавлено спустя 36 секунд:
Из «нарвикской» папки Додсона. Зигфрид Штрель. В октябре 1943 – корветтен-капитан, командир U-1506
Мы были честными солдатами фюрера! И как подобает германским воинам, блюли дисциплину, исполняя приказы.
В тот день мы стояли в базе Нарвик. После того, как наша лодка в прошлом выходе чуть не погибла, встретив русскую сверхсубмарину, мы не выходили в море. Теперь я знаю, что это был всего лишь подводный крейсер К-25, с фторовой турбиной, но это стало достоверно известно лишь после заключения мира. А тогда весь Арктический флот Рейха знал про «русский подводный Ужас», то ли еще одно воплощение «летучего голландца», то ли демон из преисподней, призванный русскими священниками – ведь известно, что он появился в океане как раз тогда, когда их Вождь Сталин вдруг стал другом русской Церкви? В общем, говорили всякое – но все сходились, что в море этому неизвестно чему лучше не попадаться.
Это было так. Еще год назад мы могли проникать глубоко в русские воды до Карского моря. Теперь же экипажи субмарин считали величайшей удачей и подвигом, очень осторожно подойти к границе русской зоны ответственности, чуть углубиться в нее, и боясь каждого шороха, отбыть там какой-то срок, по истечении которого спешить в базу, с рапортом, «поход завершен, противника не встретил». Ну а атаковать русские конвои считалось заведомым самоубийством, ясно было, что этот «ужас» ждет нас там, и уже не выпустит.
Согласитесь, что для солдата очень страшно, выйти против заведомо сильнейшего противника, с негодным оружием? Знать, что он быстрее, незаметнее, лучше видит и много лучше вооружен? Чувствовать себя в положении, пусть даже волка – в лесу, где охотится голодный тигр? После того, как мы все чудом остались живы, в экипаже были двое сумасшедших, а пятерых пришлось списать из-за нервного срыва. Да и я сам был близок к этому, проводя все время на берегу в кабаке и напиваясь до одури, чтобы лишь не вспоминать! И не думать о том, что завтра, возможно придется снова в море.
Слава богу, командование флотилии, и что еще лучше, штаб в Берлине, также пришли к выводу о нецелесообразности использования наших субмарин в русских водах. Адмиралам тоже нужны ордена и доклады о победах – и все чаще нас посылали не на Север, а в Атлантику, воевать всего лишь с англичанами. Там тоже конечно, были потери – но все происходящее укладывалось в рамки «обычная война», без всякой чертовщины. И был очень хороший шанс вернуться живым.
В тот день в базе стояла наша U-1506, и две лодки старого проекта, «тип VII», U-473 и U-476. Лодка U-1505, однотипная с нашей, вечером 14 октября вышла в Атлантику. И налет вашей авиации был полностью внезапным – но поначалу, совершенно не метким, были разрушения в городе, но насколько мне известно, ни один из военных объектов серьезно не пострадал. И штаб 11й флотилии тоже, мне тогда казалось, на нашу беду. Потому что на U-1506 поступил однозначный приказ, немедленно выйти в море! За невыполнение, арест, концлагерь или казнь – причем наказание полагалось не только нам, но и семьям «изменников». Мы вышли из базы, скажу открыто, с настроением, как на убой. Если англо-американскую эскадру сопровождает русское нечто, мы все покойники.
Да, мы могли наверное, атаковать американские корабли еще днем 15 октября. Но не решались выходить из-за линии минных заграждений, это давало нам хоть какую-то уверенность. Однако же, чтобы не подвергнуться репрессиям, следовало хоть как-то проявить активность. В шесть вечера мы очень осторожно выдвинулись вперед, затем провидению угодно было, чтобы U-1506 повернула на север, и очень скоро акустик доложил, что слышит много шумов транспортных судов и боевых кораблей, на малом ходу (это был третий, транспортный эшелон американской группы десанта).
Так же осторожно мы двигались вперед, шестиузловым ходом подкрадывания. Нас не обнаружили, хотя судя по акустике, два или три эскортных корабля несли дозор, но их присутствие не составило для нас никаких проблем. В 20.45 мы были на позиции атаки, подняв на короткое время перископ, я увидел прямо перед собой, в шести-семи кабельтовых, буквально стену из транспортов, цели створились друг с другом, промах был даже теоретически невозможен!
В 20.50 U-1506 дала полный шеститорпедный залп. Такую цель упускать было нельзя – казалось, вернулись благословенные «жирные годы»! Американцам очень помешало, что конвой шел самым малым ходом, по сути крутясь в зоне ожидания, и эскорт ожидал атаки по привычной «атлантической» схеме – когда субмарина ночью подходит к цели в надводном положении, погружаясь непосредственно перед атакой. Эта их тактика тоже оказалась успешной – именно так, парой часов спустя, была потоплена U-476, вышедшая на этот же конвой по пламени горящих, торпедированных нами судов, но обнаруженная радарами эсминцев. Но мы не ушли, и не всплывали – дальность подводного хода нашей «двадцать первой», составляла триста сорок миль, а база была рядом, и мы могли позволить себе роскошь не экономить батареи!
Меня после упрекали, что я не рискнул пройти всего двадцать миль на север, тогда я имел бы шансы потопить линкор «Алабама»? А почему тогда не двести миль к западу, где были американские авианосцы? Я имел перед собой реальную цель, здесь и сейчас! А запас торпед на лодке не бесконечен. Кто может винить меня за то, что победе вероятной я предпочел победу верную? А груженный военный транспорт в десантной операции для противника столь же важен, как линкор.
В 21.40 мы выпустили последние торпеды. Все двадцать три «рыбки» боезапаса ушли меньше чем за час. А мы теперь могли идти в базу с чувством выполненного долга. Эти торгаши сбивались в кучу, может быть они решили, что голова конвоя попала на мины? На наш счет после того боя записали четырнадцать побед, этого не бывало даже в «жирные годы» в Атлантике, у таких мастеров, как Кречмер или Прин! Ну, может стоило бы отдать один на долю U-476, если она все-таки успела, как сообщают… Или на долю U-473, которая в ту же ночь пропала без вести? Но ведь эти сведения так достоверно и не подтверждены, а у нас выходило бы несчастливое число?
После было – фанфары, Берлин, Дубовые Листья к моему Рыцарскому Кресту. А тогда мы удирали домой, молясь о том, чтобы скорее оказаться в базе, пока нас не заметило русское нечто. И только пришвартовавшись к пирсу, почувствовали себя победителями. И первое, что я сделал, сойдя на берег после официальных процедур, это пошел в кабак и напился в стельку. Наплевать, что город в осаде, его бомбили и завтра, возможно, будут штурмовать!
И хотя мы были первой лодкой нового типа, добившейся столь впечатляющей победы, могу сказать вам, сэр, с чистой совестью, что на мне нет обильной крови американцев. Ведь те транспорта, которые нам попались были, как я сказал, третьим эшелоном, должным разгружаться уже в захваченном Нарвикском порту – там были в основном грузы, запасы и техника. Ну и несколько тыловых подразделений – но ведь войны без потерь не бывает, сэр?
Слышал, моя U-1506, которой повезло пережить войну, стоит сейчас в Киле как музей? Мне же не повезло, командуя уже другой лодкой, попасть в плен к англичанам. Ну а английский плен для германских подводников, поверьте, намного более ужасен, чем Дахау. А русские лагеря для военнопленных, по рассказам моих знакомых, это вообще был курорт, «здоровая работа на свежем воздухе» - хотя мой давний приятель Генрих Брода, которого я встретил в Гамбурге в пятьдесят седьмом, при вопросе о его пребывании в русском плену, начинал бледнеть и заикаться. А поскольку нам обоим тогда заняться было решительно нечем, в военно-морской флот ГДР нас категорически не брали, как и на офицерскую должность во флоте торговом, то я с охотой принял предложение Генриха ехать в Уругвай, которому русские среди прочего оружия продали несколько подводных лодок «тип VII».
Адмиралиссимус Брода… А ведь мы начинали с ним в одном чине – там наши прежние звания и награды не имели никакого значения. Нам удалось поднять службу на лодках на должную высоту, насколько это было реально для Уругвая – но Брода оказался шустрее, во время одной из их смут вовремя приняв верную сторону претендента на престол. И вот – Адмиралиссимус, командующий флотом Уругвая, и даже когда его покровителя через пять лет скинули, и пришлось спешно уносить ноги, это звание осталось при нем. А ведь я по праву, был больше достоин – фрегаттен-капитан, кавалер Рыцарского Креста с Дубовыми Листьями и Мечами, тридцать потопленных кораблей и транспортов - а что у Броды, тьфу! Но у Генриха всегда было чутье, перед кем и когда склонить голову, чью задницу лизать, и хоть бы меня тогда прихватил, удирая, сволочь! Он снова стал Адмиралиссимусом какой-то центральноамериканской республики, где весь флот, это пара патрульных катеров, командовать которыми достаточно обер-лейтенанту – а я отсидел год в уругвайской тюрьме, пока эту «гориллу»-диктатора не сверг следующий. После чего болтался по миру – кому нужен офицер-подводник с боевым опытом? Имел ли я отношение к тем «потаенным транспортам» дона Эскомбедо? Вы же понимаете, что я не отвечу, хоть я и старый человек, но мне еще не надоело жить. Могу лишь дать подсказку, вы не задумывались, откуда у колумбийской наркомафии взялись подводные лодки? И не «семерки» и «девятки», которые после войны русские продавали всяким там уругваям, а «тип XXIII», в отличном техническом состоянии, и это через столько-то лет, как прямо с консервации? А в окружении Эскомбедо и других «донов» были достоверно замечены некие господа «арийского типа» - а теперь выяснилось, что «Рагнарек», «общество за возрождение нацизма» на деле оказалось грандиозной аферой русского КГБ?
Так что я не отвечу вам, сэр. Я прожил свою жизнь, хорошо или плохо, но я ею доволен. Здесь, на Барбадосе, просто рай земной, если у тебя есть деньги – ну а я все же кое-что скопил. Достаточно, чтобы прожить самому остаток своих лет, не отказывая в удовольствиях.
Ну а что будет после меня, атомная война, или коммунистическая революция, мне абсолютно все равно. У меня нет семьи и детей, нет отечества, нет веры в святую идею. Все мое – уйдет вместе со мной. И потому я легко могу сказать, как тот французский король – после нас, хоть потоп.

[Влад Савин]

Лазарев Михаил Петрович. Подводная лодка «Воронеж». Норвежское море, к западу от Нарвика.
Быть лесником, который всех разгоняет, тоже непросто. Вопрос, а что лесник с этого будет иметь? А значит, надо выбрать время, когда начинать, ну и решить конечно, с кого начинать?
-Ну и здоров, собака!
-Ты что, Григорьич, разве это «здоров»? Всего-то на тридцать килотонн тянет, в наше время «Нимиц» в три раза крупнее был.
На экране кадр, зафиксированный на видео в короткие секунды подъема перископа. Американский авианосец типа «Эссекс», их самый массовый в эту войну (не считая эскортников). В кадр попал даже самолет, взлетевший с палубы. Бомбят Нарвик, пока без особого успеха. Ну а мы пока, тихо-мирно, ходим себе в глубине, подвсплыли вот, глянули, что точно, они, без ошибки, и снова на триста метров вниз. Пока приказа не было – ждем.
-Судя по тому, что нет команды, гэдээровцы еще держатся. Хотя пиндосы явно ведут – интересно, с каким счетом?
-Товарищи офицеры! – это наш «жандарм» - еще не хватало, такое при экипаже сказать! Чтобы они к нашим злейшим врагам, как к почти союзникам относились? Война не кончена еще!
-Так, тащ комиссар третьего ранга, это мы в будущем времени – не растерялся Петрович – поскольку те из фрицев, кто не будут гэдээровцами, не будут вообще. А насчет того, кто тут у нас союзники, так ведь… хм!
-Товарищ капитан первого ранга, пока приказа нет, они для нас союзники – отрезал Кириллов – а вот когда придет, тогда и будем думать.
Несколько раз в сутки мы всплываем на перископную, для сеанса связи. Сначала поднять антенну радара, убедиться что не крутится над нами самолет, затем аппаратура ЗАС выстреливает в эфир сжатый пакет, сообщение что у нас все хорошо, и одновременно «квитанция», что мы на связи, слушаем. Там, на берегу, эту волну должны отслеживать постоянно – и через несколько секунд нам прилетает их пакет информации, более объемный, и повторяемый два раза, как положено при передаче на подлодку. Там оперсводка обстановки на театре, в той мере, в какой ее надо знать нам, и приказ. Одно кодовое слово из трех.
Или пока мир. Тогда мы просто тень в океане, нас нет, мы мираж. Готовый легко и быстро перейти в другое состояние.
Или «ограниченная» война. Тогда мы аккуратно бьем авианосцы, не насмерть, но чтобы повредить, лишить их возможности продолжать операцию. Как тогда «Айову», и не возбраняется после подвсплыть и скинуть в эфир сообщение от «немецкой» лодки, координаты жирной и подбитой дичи. Для «Айовы» это окончилось печально, но наша совесть чиста, мы-то тут причем?
Или «полная» война. Не подранивать, а убивать насмерть. И после опять же сообщение… ну а что будет после с лодкой U-675, истребившей цвет американского флота, отчего она, сообщив о победе как положено, своим шифром и кодом, на установленной радиоволне, так и не вернулась домой – знает лишь бог Нептун. И мы, конечно – потому что мы потопили эту лодку три дня назад. По подсказке с берега, вышли в примерный район, откуда эта субмарина последний раз выходила на связь, прошлись зигзагом, акустикой засекли цель. Ночью сблизившись на две мили, подняли антенну и стали передавать «междулодочным» шифром, вызываем «675ю» (не номер, а известные нам позывные), ответьте, свои позывные неразборчиво. Вот вышло бы, если это оказалась другая лодка, а после на берегу очень удивились бы, как это раздвоилась U-675 и кто передает от ее имени? Но немцы ответили, и получили две торпеды. Спасшихся быть не должно – в радиусе десятков миль не было слышно ни одного судна, а вода холодная. Так что наша «легенда» лишь момента ждет, перейти из виртуальности в реальность.
С чего это мы на союзников ополчились? Так «жандарм» Кириллов политическую обстановку прояснил (сам же, надо полагать, получил инструкции от Лаврентий палыча, а тот – от Самого). Не будет в этой реальности Тегерана-43, по понятным причинам (немцы там рядом совсем, в Ираке), а обеспокоенность тамошних «хозяев мира» даже больше, чем была, а вдруг СССР слишком много достанется? Так что встреча состоится в другом месте, пока же в Москву прилетели их министры иностранных дел, решать предварительно. И вот тут началась нехорошая возня вокруг Швеции, конечно, победа союзникам тоже нужна, а то договариваться и требовать как-то неудобно, но главное, впервые за эту войну нам решили указать место! Ведь им не Нарвик нужен, сам по себе имеющий ценность, не считая рыбного порта, лишь как конечная станция железной дороги от шведских рудников – а успеть встать на шведской границе, «миротворческими силами», нас не пуская. Ну и конечно, Швецию в своей орбите удержать. То есть, взятие Нарвика союзниками, СССР крайне невыгодно. Значит, надо помешать, но так, чтобы самим остаться вне подозрений. Нет, если будущие «гэдээровцы» управятся сами, мы тихо пойдем домой. Но если союзники будут близки к успеху, придется поработать регулятором, в обратную сторону.
Обнаружить авианосцы было нетрудно, с нашей акустикой и их шумом. В охранении шли легкий крейсер и шесть эсминцев, завесой впереди и по флангам. Мы не приближались, после опознания целей отойдя на десять миль севернее. И слушали акустику на глубине.
-Александр Михайлович! – обращаюсь я к Кирилову – ну а не оружием, а советом, подыграть «гэдээровцам» можно? Если допустим, сейчас U-675 выйдет в эфир, сообщив координаты авианосцев? Глядь, и кто-то еще подтянется на банкет. Радиограмма не торпеда в борт, и уж точно, никто ничего никогда не докажет?
«Жандарм» подумал, и кивнул. Мы отошли еще миль на десять к северу, подвсплыли, выпустили антенну, и после обычного сеанса связи, перешли на немецкую волну и отправили подготовленное сообщение. Никто нам не помешал, мы ушли на глубину, и снова сблизились с американской эскадрой.
Шло время. Наверху уже скоро должно начать темнеть.
-Контакт, пеленг 70. Подводная лодка, тип «21», под дизелем!
Взгляд на планшет. Авианосная эскадра идет курсом норд, скорость 14 узлов. Взаимное положение такое, что янки немца пока еще не слышат, но могут засечь уже скоро. А вот фриц отчего гонит над водой – он, похоже, амеров обнаружил и пытается выйти наперехват, погрузится за несколько миль, и бросок на аккумуляторах. Саныч прикидывает – нет, не догонит, когда выйдет на дистанцию, если амеры не повернут, то будет у них на кормовых курсовых углах. У нас положение для атаки идеальное, но нам нельзя. Ну а если подыграть? У амеров не противолодочное, а ударное соединение, им вступать с лодками в ближний бой противопоказано. Как поступит любой вменяемый командир, обнаружив вражескую подлодку почти прямо по курсу?
Быстро ставлю задачу всем. Кириллов удивлен, но соглашается – под вашу ответственность, Михаил Петрович. Саныч рассчитывает выход в заданную позицию. Сирый докладывает, БЧ-5 к даче самого полного хода готова. Буров – готовы и имитатор, и патроны газовой завесы, и на всякий случай, торпеды тоже, если не отвяжутся, придется топить. Ну а старший мичман (вообще-то младлей) Сидорчук, как знаток немецкого, вооружается мегафоном и кувалдой.
Смотрю на планшет. До ближайшего эсминца две мили. Ну, с богом – командую по «Лиственнице», давай!
Сделали? Самый полный! Хотя триста метров считается тут для лодок запредельной глубиной, попасть под какую-нибудь бомбу с заевшим взрывателей не хочется. Лучше быть подальше.
Американцы меняют курс. Весь ордер поворачивает, оставляя внезапно возникшую угрозу за кормой. А тот, самый ближний эсминец, идет полным ходом на то место, откуда он услышал… Различаем работу его гидролокатора – но мы уже пересекли прежний курс эскадры и сейчас почти в двух милях к осту, и дистанция еще увеличивается.
Интересно, что подумал американский акустик, услышав сначала удары металла о металл, а затем немецкую ругань? Если мегафон уткнуть в переборку прочного корпуса и орать погромче, то должно быть слышно и за милю, для хорошей аппаратуры. Что на немецкой субмарине, затаившейся впереди, произошла какая-то авария? И офицер, не выдержав, орет на провинившегося матроса? Днем можно было перископ показать – так темно ведь, не увидят. Дать полный ход на малой глубине – если даже не заметят необычно высокую скорость, обязательно обратят внимание на шум, резко отличающийся от винтов субмарин этой войны. Врубить ГАС в активном на максимум – так нет гидролокаторов на немецких лодках, кроме «двадцать первых», а этот тип союзникам пока незнаком. Но сработало ведь!
А дальше, все вполне предсказуемо. Курс тактики, читаемый в военно-морских училищах конца века предписывает однозначно, при обнаружении подводной лодки противника в непосредственной близости от ордера кораблей предполагается, что лодка уже выпустила торпеды. Все соединение изменяет курс, по возможности приводя подлодку на кормовые курсовые углы и уходит самым полным, сбрасывая глубинные бомбы (чтобы сбить цель торпедам с наведением на кильватер). Если силы эскорта достаточны, выделяется группа кораблей для поиска и уничтожения лодки. Американцы так и поступили – один эсминец спешит по пеленгу, где слышал шум, а вся эскадра поворачивает вправо, почти на контркурс, выводящий прямо на «двадцать первую». Фриц сообразил, перешел на электромоторы, значит погрузился – мы на него дичь выгнали, теперь стреляй, охотник! А мы сбоку, параллельно, слушаем. Если ты не попадешь… а впрочем, жить тебе по-всякому, до первого твоего выхода в эфир. Как только доложишь на берег о победе, так станешь нам уже не нужен, живой.
Три взрыва торпед! Немца не слышим, до американцев четыре мили. Шум винтов одного из авианосцев прекратился. Второй авианосец и три эсминца быстро удаляются на зюйд-зюйд-вест, а все оставшиеся крутятся вокруг подбитого, слышна работа гидролокаторов и взрывы глубинок. Мы тем временем перемещаемся к осту, если фриц будет удирать, то как раз мимо нас. Ждем.
Снова взрыв, еще один! Не ушел немец, решил добить. Упертый, уважаю. Жаль, что не доведется тебе служить во флоте ГДР. Потому что мы тобой непременно займемся, когда ты всплывешь, решив, что все уже завершилось. А авианосец тонет, слышны характерные звуки. Что ж, фриц, вошел ты в историю – как единственный немецкий подводник, утопивший американский авианосец. «Эссексы» вроде никто в нашей истории потопить не сумел, все они до победы дожили. Что доказывает, каким страшным оружием в битвах на море могли бы стать «двадцать первые», доведись им воевать. А ведь американцы тоже учтут – нам-то без особой разницы, а вот к встрече с нашими «613ми» успеют подготовиться?
А ведь на «Эссексах» экипаж под три тысячи человек, это вместе с авиатехническим персоналом. И куда же американцы такую толпу денут? Легкий крейсер явно всех не возьмет, ну если только еще на эсминцы человек по пятьсот напихать, во все помещения. Вода холодная, и придется вам, янки, сейчас срочно заниматься спасательными работами, иначе получите жертв как на «Титанике». Точно, шум винтов одного из эсминцев почти прекратился, значит, подбирает людей с воды, самым малым ходом.
Решаем осторожно приблизиться. И засекаем немца. По уровню сигнала можно примерно прикинуть дистанцию, смотрю на планшет, ну и картина, фрицу лавры Ведингена покоя не дают? Первый эсминец наконец дал ход, зато второй замедлил, на том же месте – значит, один уже поднял с воды столько, сколько сумел - если поднапрячься то можно, как наш «Сообразительный» при эвакуации из Севастополя, без малого две тысячи человек, но тогда корабль не то что не боеспособен, от волны или порыва ветра опрокинется, не решатся американцы на такой риск. Второй эсминец занят спасением людей, почти без хода, а фриц явно выходит в атаку на него, это же мясорубка сейчас будет, ну вот, еще один взрыв торпеды! И шум винтов эсминца прекратился совсем.
И американцы уходят на зюйд! Уходят самым полным. Сколько же там на воде осталось? На поверхности волна и ветер балла три-четыре, даже тем, кто на плотиках, искренне не завидую, ну а те, кто плавают в жилетах, до утра покойники с вероятностью процентов девяносто. С другой стороны, на море свои законы – и пресловутый Вединген сумел тогда потопить три британских крейсера именно потому, что они оставались на месте, занимаясь спасением людей. «В военное время, командир принимает решение, исходя из тактической обстановки», так записано в Корабельном Уставе.
Представляю, как те, на плотах, смотрят вслед уходящим кораблям? А если бы это наши были? Положим, я бы самой ситуации не допустил, потопив немца еще на подходе. Ну а если все же, чисто теоретически, как разместить на лодке пары тысяч человек, повторяю, если бы это были наши? Нет, не выходит – мы морской убийца, истребитель, а не спасатель.
И что это всякие мысли в голову лезут? Может, просто устал?
-Контакт, пеленг 110. Немец всплыл, ходит под дизелем, малым. Слышны звуки пулеметной стрельбы.
На «двадцать первых» были спаренные зенитные двадцатимиллиметровки, убираемые в ограждение рубки. Так он что там, плавающих американцев расстреливает? Без всякой военной необходимости, просто чтобы по мишеням пострелять? Нет, точно не быть тебе после под флагом ГДР. И жить ты сейчас не будешь – спасать мы не умеем, зато убивать, очень хорошо.
-Михаил Петрович! – вмешивается Кириллов – я бы очень не рекомендовал вам этого делать. Он живым пока нужен – кто доложит, что авианосец потоплен именно немецкой подводной лодкой? Чтобы доказательства были, свидетельства всего экипажа, награды. Если же хоть какая-то информация пройдет, что мы были в этом районе в это время, у СССР будут большие проблемы. Вы знаете, что я в морские дела обычно не вмешиваюсь, своей властью, но сейчас именно тот случай. И скажите, что вы будете делать со свидетелями, что немецкая подлодка была потоплена кем-то? Сами всплывете и прикажете перестрелять? Спасти их вы при всем желании не можете, а нашей стране навредите по-крупному. В конце концов, это не наши люди, и мы за них не отвечаем! Да и после такого, немцы союзникам точно сдаваться не будут от нас бегать, как в вашей истории было.
Ну, раз ты «око государево»… Но никто не запретит мне приказать акустику записать подробный «портрет»-сигнатуру именно этой лодки. Поскольку я не забуду, и в следующий раз живым тебя не отпущу.
Уходим на восток. Ближе к Нарвику – тут нам делать больше нечего.