Вежливые люди на тропе войны: Бои местного значения.

[Uksus]

Кровь вроде уже больше не тела из раны,

ТеКла.

[Наташка]

остановился, и тут же

мимо.

разрежен, и напоминал

опять мимо.

Причем, оно было

снова.

«Вперед»»

лишние кавычки.

начали по полшажку

полшажка

бородка мужчины

и так ясно, чья. Без "мужчины" лучше.

ыл странно одет – в куртку

замените на двоеточие.

брюки, и мягкие башмаки

мимо...

Правая рука мужчины неестественно вывернута, и похоже, что она сломана в запястье.

... вывернута и, похоже, сломана в запястье.

Леня и Динго, который был пулеметчиком в его подгруппе шли сзади, прикрывая отход.

Леня и Динго, пулеметчик его подгруппы, шли сзади, прикрывая отход.

Добавлено спустя 5 минут 1 секунду:

училищами), не могло повлиять на это

зпт не в кассу

по сторонам, и держа

так же

спешиться, и спрыгнул

снова

отом он подошел к люку десанта и доставал

лучше "достал".

все вещи были извлечены и машины,

а тут не хватает. перед "и".

впереди стоящего

в одно слово.

Добавлено спустя 1 час 10 минут:

Волк, живший в нем

запятая

напоминать волка, такой

замените запятую на двоеточие

слышать его и доверять ему.

второе "ему" лучше убрать

татарские корни, и Бог знает еще какие

лишняя запятая

Возможно в числе

запятая после "возможно"

Уже в тумане,

лишняя

Причем, Леня сообщил

лишняя

давно давно ходила вместе, и слажена

убираем одно "давно" и запятую

команду оттянуться головняка вместе

оттянуть головняк?

к основной группе, и подозвал к себе

лишняя

затем достав из рюкзака

запятая после "затем"

Тот склонился к нему и Дарт

запятая перед "и"

карельских скал, или где-

лишняя

сшитый из лосиной шкуры

сшитых. И запятая дальше лишняя.

Клинок чем-то напоминавшим

Клинок, чем-то напоминавший,...

Хасим знал, как минимум,

обе лишние.

[Road Warrior]

Кузьма Новиков (продолжение)

Добрались мы с Жаком до хутора, на котором жили дикие люди, индейцами называемые. Это я потом узнал, что они разные бывают, и друг друга часто не понимают. А так мне они показались одинаковыми, все на одно лицо. И бабы у них – те, к кому я попал, их называли «иаконкве», тоже на наших не похожи. Но среди них были молодухи ничего, на лицо приятные.

Узнал я и как племя именуется, в которое меня Жак привел. Французы называли их «макуасами», сами они себя – «каниэнкехака», а если по-русски – «людьми кремня». Мужики у них были хорошими охотниками, но смотреть на них было страшно – головы выбриты, лишь клок волос торчит. А как на войну идти, так еще раскрашивали себя страхолюдно. Воевать они любили, нападали друг на друга, таких же как они индейцев. Бились жестоко, а если в плен кого и брали, то мучили немилосердно.

Но меня они встретили хорошо. А когда узнали, что я в кузнечном деле разумею, да и в плотницкое знаю – так вообще зауважали. Даже жену для меня нашли, правда, не девку, а бабу вдовую, с двумя детишками – парнем и девкой. Мужа ее медведь задрал на охоте, так и жила она одна без мужика, бедствовала. Сама она еще не старая была, моя ровесница. И на лицо пригожая. Белое Облачко ее звали. Красивое имя. А мне они тоже имя дали. Стали называть Ононтио – «огромный», «большой» на их языке. И вправду, я был выше их мужиков. Да и силушкой меня Господь не обидел.

Вот так мы и стали жить с ней невенчанные. Только где в лесу священника найдешь-то? Можно было, конечно, в Квебеке у кюре тамошнего повенчаться, только мне тогда в город лучше было не соваться, да и не любил я папистов. Хотя, были среди них и хорошие, душевные люди. Вон, Жака взять. Он мне из Квебека инструменты кузнечные и слесарные принес, недорого взял. Я с ним шкурками рассчитался – вспомнил о самодельных ловушках, которые у себя в Кончанском делал. Стал их ставить, вот и пушнина появилась. Индейцы на них смотрели удивленно, и только головами качали.

Жили мы с моей женой хорошо. Жили отдельно, хотя тамошние индейцы живут все вместе в длинных домах – под одной крышей весь род. Строят дом они всем скопом – созывают всех молодых парней и девок из селения. А за работу потом с ними рассчитывались угощением. Работают они споро – день-два и дом готов. Правда, строили они дом не как у нас. Не рубили сруб, а строили из дерева каркас и покрывали его корой. Селения их обычно состоят из одного-трех десятков таких домов. Но их может быть и больше. Хотя «люди кремня» и слывут воинственными, но свои деревни они на всякий случай огораживают высоким тыном.

Здешние бабы хотя мужей и слушают, но власть в племени имеют большую. Без их совета вожди ихние ничего не делают. В мирное время у них самый главный в роду «сахем». Все сородичи стоят друг за друга, помогаю, мстят за обиды. Только вот выбирают этих самых сахемов самая старшая из баб местных – «овачира» их называют. Меня как бы приняли в род, но все равно посматривали косо. Наверное, потому что мы с моей женкой жили отдельно. Я срубил избу, рядом устроил кузню, словом, хоть и со всеми, но как бы и сам по себе.

Родилось у нас двое детишек – сын и дочка. Я им русские имена дал: Андрей и Василиса. Но крестить их не крестил, хотя молитвам православным и научил. Жили мы не тужили, я в кузнице работал, ножи ковал – индейцы за них много шкурок давали, оружие чинил, а если время было – на охоту ходил. Помню, как медведя на рогатину посадил. Мех у него оказался не такой как у нашего – черный и гладкий. Правда, здешние медведи были поменьше наших и не такие злые. А Облачко мое – я ее Аграфеной называл – хозяйство вела: еду готовила, одежду шила, детей нянчила. Здесь бабы все хозяйство вели: сажали маис – это трава такая высокая – с человеческий рост, а на ней в листьях колос с зернами крупными. Сажали они на огородах бобы и тыквы. Индейцы собирали этот маис и продавали французам. А вот мужики такой работы чурались. Они заставляли рядом с бабами трудиться в поле пленных. Еще они сок варили, который добывали из местных кленов. Когда начиналась варка, то селение становилось пустым – все уходили в лес, ставили там шалаши и вываривали сок.

А вот воевать и охотиться – это мужское дело. Ну, а если не было войны и охоты, то мужики рыбу ловили.

Так я прожил в селении индейском лет пятнадцать. А потом пришла беда, откуда не ждали. Начали в селении люди болеть. Сначала у них начинался жар, на коже появлялись пузыри, которые вызревали и лопались. Люди задыхались – у них нарывало горло – а потом и умирали. Болезнь эта страшная называлась оспой. Поговаривали, что ее занесли к нам английские торговцы, которые продали в соседнем селении одеяла, в которые раньше заворачивали своих больных оспой.

От этой проклятой болезни умерла моя жена и старшая дочка. Сыновья и младшая дочка, Бог миловал, не заболели. Да и я остался в живых, хотя за Аграфеной ухаживал до самой ее смерти.

А вот наши соседи почти все поумирали, а те, кто остался, разбрелись. И пришлось мне тоже уходить из селения, где я счастливо прожил столько лет. Решил я поселиться подальше от этого страшного места, где умерло столько людей. И пошли мы на юг, но ни в одной индейской деревне нас не приняли; где просто прогоняли, а где и насилие нам учинить хотели, пару раз мы еле-еле отбились от них. Кричали, что «люди кремня» – их враги.

И вот, наконец, дошли мы до земель племени, которых соседние племена называли «сасквеханноками», а сами они себя - «конестога». Вот и у них почти все племя перемерло от той же болезни, а те, кто остался в живых, перебрался в новую деревеньку, в которой было всего четыре «длинных дома». По языку они были схожи с «людьми кремня», и когда я спросил у них разрешения остаться, их совет после долгого совещания нам это разрешил.

Сасквеханноки были людьми рослыми и крепкими. Каждый был, считай, с меня ростом. Я еще подумал, что у них меня вряд ли назвали бы «Большим» или «Огромным»...

Ох, совсем мне что-то стало плохо. Перед глазами плывет какой-то морок. Вроде тумана, но это не туман. И на дым непохоже. Что-то мелькает перед глазами, а что – не пойму. Голоса какие-то слышаться. Может, это Аграфена за душенькой моей пришла? Подожди, родная, скоро будем вместе.

А ведь не старый я еще, да и детишки у меня остались. Они, правда, взрослые уже. Два сына – один родной, один пасынок. Старший уже воин, сильный и храбрый. Вот только жив ли он – Желтый Бобер. Он ведь со мной был рядом, когда по нам из кустов эти злодеи стрелять начали…

А ведь мы никого не трогали, шли к англичанину, Джону Харрису, который поселился неподалеку. Хотели у него обменять шкурки белок и лис – бобры-то в этих местах уже повывелись – на порох и свинец. У нас стрелять стало нечем, вот я и решил вместе с сыном и двумя молодыми воинами заглянуть к торговцу. Индейцев он, правда, случалось, обманывал. Но меня-то нет. Стреляного воробья, на мякине не проведешь. Ан вот как все вышло-то...

Идем мы, значит, по тропке, что вдоль обрыва стелется. Вдруг из кустов впереди – бах – бабах! Вижу, как воин, который впереди шел, взмахнул руками, и упал. Желтый Бобер – он тюки с мехами нес – уронил тюки и за грудь схватился. А третий воин, Скачущий Олень, крикнул мне, что он уведет врагов, и стал карабкаться на скалу. У самого же кровь по руке течет – похоже, что его пуля задела.

А потом снова кто-то выстрелил из кустов, и меня словно палкой по ребрам ударило. Ноги у меня подкосились, и я полетел вниз, с обрыва. Ох я и летел! Стукался о камни, кусты царапали мне лицо. Один раз так о камень боком ударился, что в глазах темно стало. А потом, когда уже перестал было вниз катиться, упал так, что руку подвернул. Сломал, похоже. Причем, правую руку, так что я теперь с супостатами и сразиться не смогу – левой рукой делать это несподручно.

Полежал я чуток, а потом собрал последние силы и отполз в кусты. Вовремя я это сделал. Слышу – разговаривают наверху. По-английски говорят, а что именно никак разобрать не могу. В голове все шумит, да и английский язык знаю плохо. Понял я лишь одно, бандиты эти решали – что им делать дальше – спуститься и добить меня, или догонять индейца, который от них сбежал. Потом голоса затихли. Видно, они за Скачущим Оленем погнались. Только его не зря так назвали – бегал он быстро, и так просто его трудно будет поймать.

А солнышко высоко на небе – почитай, в зените... Видно, не дотерплю я до темноты – совсем мне худо стало. Проваливаюсь я куда-то, словно в яму темную. Свет у меня померк в глазах, и я сомлел. Привиделось мне, что Аграфена вместе с бабушкой моей идут вдвоем по зеленому лугу у нас на Шерегодро-озере, разговаривают и смеются. Бабушка говорит по-русски, Аграфена – по-индейски, но друг друга понимают. А меня не видят. Значит, не время мне к ним, на тот свет идти…

Очнулся я от того, что кто-то меня ворочает. Тихо так, словно старается мне больно не сделать. Открываю я глаза, и вижу: стоят вокруг меня люди, одетые чудно. На индейцев непохожи, и на трапперов тоже. И не солдаты вроде. И вот слышу, как они тихонько между собой переговариваются. ПО-РУССКИ ПЕРЕГОВАРИВАЮТСЯ!

– Господи, – пробормотал я, – неужто русские? Откуда вы здесь взялись?

И снова провалился в вязкую тьму…

[Uksus]

Road Warrior

что я в кузнечном деле разумею, да и в плотницкое знаю

На фиг.

Добавлено спустя 2 минуты 37 секунд:

Только вот выбирают этих самых сахемов самая старшая из баб местных – «овачира» их называют.

ВыбираЕт.

[Звёзды Светят]

Интересно, однако...

Смогут ли попаданцы завоевать весь континент....

У некоторых такое и в одиночку получалось -

[Road Warrior]

15 июня 1755 года. Долина реки Сасквеханны.
Кузьма Новиков, он же Ононтио.

Не помню – сколько я провалялся без памяти. Но очнулся я от слов, сказанных по-русски.

– Командир, как ты считаешь, откуда это чудо здесь появилось?

– Ума не приложу… Думал, что это какой-то реконструктор шальной, решил в Чингачгука поиграть. Только, что-то тут не вяжется. Ну, не похож он на любителя экстрима, который, надев мокасины, начинает размахивать томагавком и звать всех на тропу войны.

– Кто же он тогда?

– А вот давай у него прямо и спросим. Видишь, он очухался – хотя глаза и не открывает, но слышит, о чем мы тут с тобой говорим.

– Эй, мил человек, – надо мной склонился один из моих спасителей, – как зовут тебя, и откуда ты родом?

Я полностью открыл глаза, и зажмурился от ярких солнечных лучей. Когда зрение мое полностью восстановилось, я увидел стоявших вокруг меня людей в чудной одежде. И оружие, которое было у них, тоже я никогда раньше не видал. Но они спасли меня от неминучей смерти, и я им был за это благодарен.

– Кузьма я, Новиков, родом из Новгородской губернии, Боровичского уезда, Кончанской волости.

– Это где Суворов в ссылке был? – спросил меня один из моих спасителей.

– Не знаю я никакого Суворова, – ответил я. – А село наше принадлежит императрице Елизавете Петровне.* (*Кончанское стало принадлежать Василию Ивановичу Суворову – отцу великого полководца Александра Васильевича Суворова – лишь в 1763 году). Я же попал в плен к французам на фрегате «Митау». В Копенгагене сбежал от них, нанялся на шведский корабль, и отправился в Новый Свет в город Квебек. Ну, а потом я стал жить среди индейцев. Много чего со мной случилось. А сегодня какие-то тати напали на нас в лесу. Двух индейцев убили, один сбежал от них, а я вот получил пулю в бок, да и упал с обрыва вниз. Ребра болят, и рука вот…

Совсем было с жизнью простился, да вот, спаси вас Господи, спасли вы меня. Теперь я вечный ваш должник…

Пока я говорил, мои спасители удивленно переглядывались между собой и пожимали плечами. Видно было по их лицам, что они не верили ни одному моему слову.

– Клянусь, что то, что я вам сказал – правда истинная. Крест готов в этом целовать. Ни в чем плохом перед Россией, и матушкой нашей, императрицей Елизаветой Петровной не замешан, – я стал шарить левой рукой под одеждой, стараясь найти нательный крест.

– Ладно, Кузьма, лежи, – один из моих спасителей, видимо старший, удержал руку. – Значит, ты говоришь, что попал в плен к французам? А в каком году это было?

– В 1735 году от Рождества Христова, – ответил я. – А сейчас на дворе 1755 год. Я за временем слежу, отметки на специальной доске дома делаю. Надо же знать – когда Рождество отмечать, а когда Покров.

– Значит, ты говоришь, что сейчас на дворе 1755 год? – спросил меня старший. – А ты ничего не путаешь?

– Нет, не путаю, – мне даже стало обидно, – Вы что, думаете, я тут среди дикарей сам дикарем стал? Тут один англичанин – Джоном Харрисом его кличут – у него я порох и свинец покупаю – когда я к нему в гости прихожу, рассказывает мне о том, что в мире происходит. От него я и узнал, что императрица Анна Иоанновна померла, а править стал император-младенец Иоанн Антонович. А потом там что-то в Петербурге произошло, и на престол взошла императрица Елизавета Петровна. Я ее хорошо знал – работал кузнецом на Смольном дворе, там, где дворец царевны стоял.

– Во дела! – старший не мог скрыть удивления, – это ж надо же, куда мы попали! Вижу, Кузьма, что ты не врешь. Скажи мне лучше – далеко ли деревня твоя? Ну, или становище, как тут у вас оно называется.

– Да верст с десяток будет, – ответил я. – Только ты, барин, не обессудь – я сам идти не могу. Совсем я плох. Бок болит, да и рука тоже.

– Не боись, Кузьма, – улыбнулся старший. – Тебя мои ребята на руках понесут, словно шаха персидского. Да, кстати, а индейцы твои разве дорогу к становищу не охраняют? Ведь те люди лихие, которые тебя подстрелили, могут к лагерю вашему незаметно подкрасться, и всех людей в нем поубивать.

– Охраняют, как не охранять. Только мало мужиков в становище осталось. От оспы многие поумирали. Вот женка моя… – Тут мне снова привиделась Аграфенушка моя, стоит у сосны и так печально на меня смотрит. По щеке моей покатилась слеза, и я смахнул ее левой рукой.

– Ладно, Кузьма, – сказал старший, – ты нам только говори – куда идти, куда поворачивать. Ну, а дозорных индейцев встретишь – скажешь им, что мы друзья, а не враги.

До становища мы шли не спеша. Воины внимательно смотрели по сторонам, и держали свое оружие наизготовку. Видно было, что они знали свое дело, и так просто их не возьмешь. А в полуверсте от становища на тропу вышел дозор – три воина, среди которых был и мой младший сын, Андрей, или как его индейцы называли, Хитрый Барсук. Я помахал левой рукой, и крикнул по-индейски, что люди, которые со мной – наши друзья.

Воины были вооружены, словно собирались немедленно идти в бой. У каждого был лук со стрелами, деревянные дубинки и маленькие топорики. У моего сына, помимо всего прочего, было ружье – я купил его у Джона Харриса, заплатив за него два десятка отличных бобровых шкурок. И это было еще дешево – с индейцев за ружья французские и английские торговцы брали дороже. Два воина, кроме того, надели доспехи, сделанные из деревянных пластинок, перевязанных бечевками, и в руках держали небольшие круглые деревянные щиты.

Вскоре мы были в селении. Меня донесли до моего дома. Из него выскочила с кувшином воды Василиса, или как ее звали индейцы – Рыжая Белка. Действительно, не знаю в кого из моей родни, но волосы у нее были золотыми. Она подбежала ко мне, и дала мне напиться. Мои спасители с любопытством посматривали на мою дочь. Она была очень красива, и мало похожа на здешних индейских девок.

Потом ко мне подошел сахем – вождь рода, и я рассказал ему все, что со мной случилось. Черный Медведь – так звали сахема, покачал головой.

– Похоже, что бледнолицые снова будут воевать между собой на нашей земле, – сказал он. – А как всегда достанется больше всех индейцам. Я думаю, что нам придется уходить из этих мест. Если, конечно, мы хотим уцелеть.

Черный Медведь опять покачал головой, и, посмотрев на воинов, которые спасли меня от смерти, сказал:

– Эти люди, хотя они и бледнолицые, имеют доброе сердце, и они не способны на дурные дела. Пусть они живут у нас столько, сколько захотят. Ты переведи им мои слова.

Потом сахем медленно, по старчески шаркая ногами, пошел в сторону длинного дома…

[Uksus]

Road Warrior

Не помню – сколько я провалялся без памяти. Но очнулся я от слов, сказанных по-русски.

1. После - запятая вместо тире.
2. После - :

Добавлено спустя 7 минут 57 секунд:

Я полностью открыл глаза, и зажмурился от ярких солнечных лучей. Когда зрение мое полностью восстановилось,

1, 2 - на фиг.

Добавлено спустя 1 минуту 30 секунд:

Совсем было с жизнью простился, да вот, спаси вас Господи, спасли вы меня.

ГосподЬ.

Добавлено спустя 3 минуты 52 секунды:

я купил его у Джона Харриса, заплатив за него два десятка отличных бобровых шкурок.

...купил его у Джона Харриса за два десятка...

Добавлено спустя 1 минуту 36 секунд:

Потом сахем медленно, по старчески шаркая ногами,

Через дефис.

[Road Warrior]

17 июня 1755 года. Долина реки Джуниатты недалеко от впадения ее в Сасквеханну.
Капитан 3 ранга Хасим Хасханов, позывной «Самум».

Хас сидел в центре индейской деревни, там, где отвели место его группе. Опершись спиной на рюкзак, он гонял в голове мысли уже по десятому кругу. Он уже свыкся с мыслью, что они в Северной Америке, причем в далеком прошлом. В отличие от большинства своих сослуживцев, семьи он не имел, постоянной девушки тоже не было. Немного тревожила мысль, как там родители, как его пес и кот, которых он на время командировки распихал по друзьям. В любом случае, то что они имеют – это уже данность и объективная реальность. Можно признавать это, можно и не признавать, но от этого ничего не изменится. С другой стороны, его грела мысль, что он сам стал участником приключения, о котором до этого читал только в книгах. И он мог повлиять на ход истории, мог изменить ее.

Только, в отличие от книжных героев, у них не было каких-то академических знаний по истории, ноутбуков с учебниками и энциклопедиями и какими-либо фундаментальными знаниями в области наук и производств они не обладали. Они были обычными парнями, которые делали свою работу. Правда, делали ее очень хорошо. И еще надо понять, каковы их запасы, и как они будут жить в этом мире. А в том, что в этом мире им придётся жить очень-очень долго, Хасим не сомневался.

– Чи-чи, – прошипел он сигнал внимания/вызова. Околачивавшийся неподалеку Север моментально принял охотничью стойку.

– Через десять малых большой сбор, – скомандовал Хас. Север кивнул и ушел оповещать парней.

Минут через пятнадцать все собрались вокруг Хаса.

– Товарищи офицеры, – начал он, – вы уже, наверное, поняли, что мы попали в глубокое прошлое, да еще на американский континент. Обстановка сейчас здесь сложная. Насколько я помню, здесь уже вовсю идут трапперные войны. Англичане и французы делят новые земли, а лет через двадцать-тридцать американцы начнут войну за независимость. В Европе идет Семилетняя война.* (*Хасим немного ошибся, Семилетняя война начнется на следующий год). В общем, если кто-то смотрел или читал Чингачгука и прочих Зверобоев, то он примерно может себе представить, о чем идет речь. Нам с вами надо определиться, как мы будем жить дальше. И с кем мы будем жить дальше. И что мы можем предложить этому миру. Есть какие-нибудь мысли, товарищи офицеры? Согласно традиции прошу высказываться, начиная с младших офицеров.

– А русских в Америке сейчас нет? – спросил Дарт

– Есть. Но по-моему, они находятся где-то в районе Калифорнии и на Аляске.*(*Хас опять ошибся. Постоянно проживающих русских в Америке нет. Русские промышленники бьют каланов у берегов Аляски, но первое постоянное поселение появится лишь в 1784 году на острове Кодьяк. Пока же на Тихом океане освоены только Камчатка и Охотский порт.)

– А мы можем дойти до них? Со своими все-таки как-то проще...

– Может, и попробуем. Но не в ближайшей перспективе. Еще вопросы будут? – Хас посмотрел на Севера.

Тот отрицательно кивнул головой.

– Хорошо. Давайте облегчим задачу. Надо определиться – с кем мы сейчас законтачим, установим отношения, и попробуем наладить какой-то элементарный быт. Или вы хотите всю жизнь в индейских вигвамах прожить? Нет? Хорошо. Тогда у нас три варианта: французы, англичане и американцы*(американцев, как самостоятельной нации на тот момент еще не было, хотя жители британских колоний в Новом Свете уже противопоставляли себя жителям Метрополии). Крови между нами и ними пока нет, и мы вполне можем с любыми из них вступить в переговоры. Кто-нибудь хочет к англосаксам?

Вся группа отрицательно покачала головами.

– Хорошо. Тогда это, предварительно, французы. Хотя они тоже обезьяны порядочные...

Сейчас я хочу следующее: Удав – Леня кивнул ему, – подсчитать весь БК, который в наличии у группы.

– Салават, – Наиль поднял руку, – от тебя доклад по минно-взрывным средствам.

– Север, – Андрей тоже поднял руку, – с тебя доклад по АКБ ко всем радиостанциям, и предложения по их зарядке. Вопросы?

Группа синхронно покачала головами.

– Добро. Тогда разойдись. А вас, Руссо, – голосом папы Мюллера произнес Хас, – я попрошу остаться.

– Ну, что ты думаешь? – когда они остались одни, спросил Хас.

– Что тут думать, – пожал плечами Рустам, – ты все верно, в принципе, сказал. А, вообще-то, надо как следует все оценить и взвесить.

В это время у длинного дома, как его называл Кузьма, началась какая-то движуха. Хас некоторое время прислушивался, а потом тронул Рустама за плечо,

– Пойдем-ка, понюхаем, что там стряслось. Что-то мне не нравится вся эта возня.

Когда они подошли к дому, то увидели группу индейцев, которые что-то возбужденно рассказывали и жестикулировали, показывая руками в сторону леса. На земле сидел молодой изможденный индеец в окровавленной одежде. Видимо, он был или сильно избит, или легко ранен. Хас увидел стоящего в толпе, и опиравшегося на плечо симпатичной рыжеволосой девушки Кузьму, ухватил его за рукав, и спросил:

– Что там у них произошло? – и кивнул головой в сторону о чем-то горячо спорящих индейцев.

– Так это, индейцы из лесу возвратились. Они за раненым своим ходили. Ну, которого вместе со мной подстрелили. Раненого нашли и привели, а от него узнали, что по его следу белые трапперы идут. Он со скалы из заметил – они по ущелью шли. Он их как следует по лесу покружил, но, похоже, что они крепко его след взяли. Скоро они будут тут.

– Эти охотники – американцы? – спросил Хас

– Кто? – не понял Кузьма.

– Я говорю, это англичане идут? – тут же поправился Хас, вспомнивший, что до американцев здесь еще дело не дошло. Надо было чуть-чуть потерпеть – всего каких-нибудь двадцать лет.

– Да, англичане, – ответил Кузьма.

– И что теперь будет?

– Биться с ними будут, вот что. Если они наше селение найдут, то запросят подмогу, и индейцам тут не жить. Опять придется все бросить и бежать. Ведь эти ироды вырежут всех. Они ни баб, ни детишек не пощадят. Вон, когда я у макуасов жил, мне рассказывали, что губернатор Массачусетса Уильям Шерл платит 40 фунтов за скальп индейца-мужика и 20 фунтов – за скальп бабы. Большие деньги, между прочим… Вряд ли здесь по другому.

Хасим и Рустам переглянулись. Вот она, первая кровь... Быстро же... Но выбора не было. Англичане большими силами выйдут сюда и начнут резать всех подряд, не разбираясь, кто здесь индеец, а кто русский. Если что, то их скальпы сбагрят, как скальпы французов. Да и Хасу неожиданно захотелось схлестнуться с англичанами, если честно. Он ощутил боевой кураж, как тогда, на Юго-Востоке, когда они распотрошили группу британской САС.

– Сколько их? Откуда идут? Далеко отсюда?

– Этот воин, его зовут Скачущий Олень, говорит, что две руки будет – человек десять. Идут они с восхода, – Кузьма махнул левой, невредимой рукой в сторону леса. Здесь скоро будут, вроде в верстах трех-четырех отсюда. Надо уходить побыстрее. Они, хоть сразу и не нападут, но пошлют за своими, а те к вечеру уже будут здесь.

Хасим и Рустам еще раз переглянулись между собой

– Кузьма, скажи индейцам, чтобы они не вздумали соваться в лес. Иначе мы и их порешим под горячую руку. Мы сами с этими охотниками за скальпами разберемся.

Оба не сговариваясь, быстрым шагом зашагали в сторону своих. Подходя к дневке, Хас на ходу скомандовал:

– Группа к бою! Готовность десять минут! Рюкзаки не берем!

Парни, привычные к подобным делам, быстро облачались в разгрузки, разбирали оружие, досылали патрон в патронник и строились в одну шеренгу по подгруппам.

– Внимание! – произнес Хас, – Время и судьба все решили за нас. Сейчас к лагерю по лесу подбирается отряд англичан, человек десять. Хотят выследить индейцев и затем напасть на лагерь. Нападут на лагерь – разбираться не будут, кто тут индеец, а кто – нет. Задача: выдвинуться в лес. Группу англичан обнаружить и уничтожить. Одного оставить живым. Надо поговорить с ним. Засаду ставим следующим образом – тыльник выделяет наблюдателей, обнаруживает англичан, пропускает их мимо себя, передает по радейке нам, и дальше следит, чтобы ни одна британская морда живой не сбежала. Два ядра садятся вдоль дороги, дистанция от дороги 20-30 метров. Интервал между подгруппами 10 метров. Головняк садится поперек тропы в 20-30 метрах от нас. Короче, ставим классическую «Г-образную» засаду. Местность позволяет. Снайпера не работают, только наблюдают.

Пулеметчикам расход БК разрешаю 50 выстрелов. По моей команде. Давить не надо. Их там мало и оружие у них кремневое. Они стреляют метко, но перезаряжают свои «зверобои» долго. Все работают одиночными или отсечками. Хочу видеть ван шут – ван килл* (*one shoot, one kill – один выстрел, один труп). Вопросы?

– Где их искать-то в лесу? – спросил Мажор.

– Элементарно, Ватсон. Они охотники, а, значит, идут по индейским следам. Индейцы доведут нас до тропы, по которой они возвращались. Еще вопросы? Нет? Хорошо. Джентльмены, каждый из вас знает, что ему делать. Давайте пойдем и поработаем. Напра-во!

Группа повернулась направо и порысила в сторону леса.

[Uksus]

что он сам стал участником приключения, о котором до этого читал только в книгах.

Лучше бы приключениЙ, которЫХ.

Добавлено спустя 2 минуты 7 секунд:

если кто-то смотрел или читал Чингачгука и прочих Зверобоев,

Таки в кавычки. Оба.

Добавлено спустя 3 минуты 27 секунд:

Большие деньги, между прочим… Вряд ли здесь по другому.

Через дефис.

Добавлено спустя 1 минуту 46 секунд:

досылали патрон в патронник и строились в одну шеренгу по подгруппам.

...досылали патроны и строились...

[Звёзды Светят]

у нас три варианта: французы, англичане и американцы

А сами они - не в счёт?!...

Объединить индюков индейцев под антиевропейскими знамёнами - и вперёд!

[Садко]

Объединить индюков индейцев под антиевропейскими знамёнами - и вперёд!

Это маловероятно... Объединить индейцев не смог даже гениальный Текумзе... Кончилось тем, что после войны 1812-1814 года и победители и побежденные (англичане и американцы) отгеноцидили индейцев...

[Road Warrior]

Это маловероятно... Объединить индейцев не смог даже гениальный Текумзе... Кончилось тем, что после войны 1812-1814 года и победители и побежденные (англичане и американцы) отгеноцидили индейцев...

Конечно, Текумзе рано убили. Но даже если бы этого не случилось, то, скорее всего, индейцы получили бы отсрочку, не более.

Фигня была в том, что индейцы были а) весьма немногочисленны и б) не очень жаловали друг друга.

[Road Warrior]

12 июня 1755 года. Долина реки Джуниатты.
Томас Форрестер Вильсон, траппер и трейдер, бывший студент.

Минут через десять после того, как босс с ребятами нас покинули, я посмотрел на Робина Хейза – именно он был правой рукой нашего командира – и мотнул головой в сторону Оделла. Тот подошел к незадачливому натуралисту и спросил:

– Ну, что скажешь, хирург? Развязывать я тебя пока не буду, а вот кляп могу вынуть. Но только если будешь себя хорошо вести. Если согласен, кивни.

Джонни кивнул, и Хейз вытащил грязную тряпку из его рта. Оделл закашлялся, а Хейз ему отеческим тоном сказал:

– Здесь тебе не Нью-Джерси, где и индейцев-то, наверное, почти не осталось. Здесь они – хуже диких зверей. Особенно здешние, сасквеханноки. У них у многих есть ружья – когда-то им раздали их шведы. Они убивают наших людей, насилуют наших женщин, и вообще, чем быстрее мы их уничтожим, тем лучше.

На самом деле сасквеханноки – весьма миролюбивое племя, воюют только тогда, когда на них нападают, а про насилие в отношении женщин я не слышал ни разу. Да и Оделл, судя по физиономии, не поверил Хейзу, но ничего не сказал.

Впервые про заказ на уничтожение сасквеханноков я услышал после того, как наши ребята вырезали какую-то их деревню милях в тридцати от Монокаси. Мне, к счастью, в этом участвовать не пришлось – меня, как нового человека в группе, оставили в дозоре. Но выстрелы я слышал, да и трупы видел своими глазами – а там были все, от стариков до младенцев. Меня вырвало, за что Скрэнтон с компанией заставил именно меня, плюс Артура Честера, еще одного новичка, которого точно так же стошнило, побросать тела в овраг. Деревня была чуть в стороне от маршрута солдат Брэддока, и Скрэнтон решил, что трупы можно не засыпать.

Нас с Честером Скрэнтон взял к себе в Монокаси, за половинные паи («вы же новички»). Речь была лишь о сопровождении группы Брэддока до форта Дюкень, хотя шеф туманно намекнул на “дополнительные заработки”.


Чем Артур ранее занимался, не знаю. А я до этого четыре года торговал с индейцами, но не здесь, а западнее, пока меня не схватили и не побили новые конкуренты. Забрав ружье, нож, деньги, и весь запас шкур, они подожгли построенную мною избушку, и их главарь напоследок бросил:

– Еще раз тебя увидим, пеняй на себя. Это теперь наша территория.

Денег у меня почти не оставалось – в углу избушки в землю была зарыта кубышка с четырнадцатью испанскими долларами, которую, к счастью, бандиты не нашли. Этого не хватало даже на новое ружье, без которого жизнь трейдера была невозможной. Подумав, я отправился в Вильямсбург, к родителям. Шел недели три, сторонясь каждой тени – меня не только медведь, любой волк бы убил на раз - из оружия у меня была лишь палка с острым наконечником из тына избушки, из еды - ягоды и другие “дары леса”. Два раза заходил к знакомым индейцам, которые меня каждый раз кормили - что ни говори, а индейцы, которые я знаю, пусть не “благородные дикари” из трудов герцога де Лаонтана, но намного более приличные люди, нежели большинство белых, даже родственников.

Каким-то чудом дошел я тогда благополучно до родного дома. Постучался в дверь, но дворецкий, Джим, увидев меня, сказал:

- Масса Том, подождите здесь.

- Почему, Джим?

- Вы же знаете, что родители запретили вам даже появляться на плантации. Но я попробую с ними поговорить. Вот вы какой исхудалый и оборванный...

Но минут через пятнадцать, он вышел, скорбно качая своей черной кудрявой головой:

- Увы, масса Том, я им и про блудного сына напомнил, и рассказал, как вы жалко выглядите. Миссис сказала, что нет у нее больше сына. Вот, возьмите - и он протянул мне старое ружье, и мешочек с монетками - здесь три доллара, мои сбережения. Берите, масса Том, вы всегда были добры к нам, невольникам, не то что ваши братья... А вот в этом узелке - кое-какая еда. А здесь - пулелейка, свинец и порох. Берите и ступайте. Даст Бог, увидимся при других обстоятельствах...

Обнял он меня, заплакал, и помахал рукой на прощанье.

Моя настоящая фамилия не Вильсон, а... Впрочем, неважно; Вильсон - девичья фамилия моей любимой бабушки. Вырос я в богатой семье, да и помолвлен был с дочерью вице-губернатора колонии. И послали меня учиться на хирурга в университет Вильяма и Мэри, в родном Вильямсбурге. А за полгода до диплома вдруг... расскажу лучше в другой раз. Кончилось тем, что родители объявили мне, что у них теперь три сына вместо четырех, выдали мне двадцать фунтов, и сказали на глаза им больше не попадаться.

Тогда я подался в новосозданный городок Ричмонд, где открыл врачебную практику. Но не прошло и месяца, как ко мне явился чиновник от губернатора и заявил, чтобы я немедленно прекратил сие занятие, так как лицензии у меня на это нет. Я отправился дальше на запад, в предгорья Голубого хребта, где и занялся торговлей с индейцами. Языки я их – как ленапе, так и сасквеханноков – выучил быстро, все-таки я с детства знал французский, немецкий, латынь, а в университете еще добавил к списку древнегреческий... А с местными индейцами проблем не было, особенно после того, как я излечил вождя одного из сасквеханнокских деревень от лихорадки, а сыну другого спас поврежденную волком ногу. Деревень этих больше нет – в прошлом году, как мне рассказали в Монокаси, почти все тамошние жители перемерли от оспы, а немногие оставшиеся куда-то ушли.

В Монокаси я и отправился после неудавшегося визита к родителям, надеясь примкнуть к каким-нибудь трейдерам либо трапперам; я понял, что в одиночку этим лучше не заниматься. За зиму, мои деньги практически кончились, пришлось подрабатывать у местных немцев при рубке леса, а вы знаете, какие они скупые, еле на жизнь хватало... Там я и познакомился с Честером. И когда пришел Скрэнтон, он развесил объявления о том, что ему нужны люди; нас он выбрал из двух десятков желающих, меня - за то, что я умею врачевать, а почему Честера, не знаю.

А с молодым Оделлом я сдружился сразу; учил его индейским языкам (он страшно удивился, узнав, что «индейского» языка нет, и что сасквеханнокский от ленапе отличается сильнее, чем древнегреческий от английского), а также языку жестов, с помощью которого общаются индейцы разных племен. Я рассказывал про нравы и повадки разных племен, про природу и географию. Да и про врачебное дело мы с ним потолковали – он знал его лучше меня, все-таки я недоучка. Зато я смог показать ему растения, которыми лечатся индейцы, и рассказал, как именно они их употребляют. И вот сейчас я слушал, как Хейз рассказывал ему, почему индейцев нужно перебить. Во мне все кипело, но что я мог поделать? Одно слово против начальства, и мне еще повезло бы, если бы меня не нашли с дыркой в голове в каком-нибудь овраге...

Через полтора часа, мы развязали Оделла, поели, и решили вздремнуть по очереди. Мы с Адамсом легли первыми; помню еще, как я сквозь дрему услышал выстрелы, а минут, наверное, через двадцать меня вдруг начали трясти за плечо, и голос Хейза прервал мой сон:

– Эй, Вильсон, просыпайся! Оделл сбежал!!

[Звёзды Светят]

он страшно удивился, узнав, что «индейского» языка нет, и что сасквеханнокский от ленапе отличается сильнее, чем древнегреческий от английского

https://heretics.wapper.ru/library/poetry/hiawatha/hiaw17.htm

http://western.rpg.by/indians_dictionary.html

[Road Warrior]

12 июня 1755 года. Долина реки Джуниатты.
Майор Сергей Наумов, позывной «Хазар».

Сергей расположился в кустах, метрах в двадцати от тропы, по которой должны были пройти англичане. Индеец довёл их до нужного места, объяснил наскоро особенности рельефа, и был отправлен Хасимом обратно в лагерь. Участок для засады был выбран там, где тропа делала небольшой поворот, что и позволяло поставить Г-образную засаду. Сергей со своей подгруппой расположился метрах в пятидесяти от ядра Хасима. Между офицерами подгруппы было по 5-7 метров расстояния, что позволяло маневрировать во время боя. Медленно тянулись минуты и Сергей поневоле возвращался мыслями к молодой жене и маленькой дочке. Как они там? Семья осталась в Рязани, он так и не успел перевезти их к себе. Ничего, в крайнем случае, родители заберут их к себе, в Казань.

Внезапно справа раздалось тихое «Чи-Чи» от Апача, который сидел крайним правофланговым в его подгруппе. Хазар сквозь просветы в зелени нашёл Апача, тот начал жестами передать информацию: «Наблюдаю противника. Направление 11 часов. 7 человек». Сергей немного приподнялся, пытаясь рассмотреть двигавшихся людей. Вроде как их должно было быть около десяти, хотя количество сообщали ориентировочно, так что не догма. Мимо него, крадучись, проследовала семерка людей, одетая в костюмы из выделанной оленьей кожи, на некоторых были бобровые или енотовые шапки. На ногах мокасины, в руках ружья. У некоторых за поясом томагавки и у всех ножи. Двигались и вели себя в лесу они достаточно профессионально. Сергей моментально оценил их уровень. Недооценка противника ведёт к скорой встрече со всевышним. Однако Хазара и его подгруппу люди не заметили и не учуяли. Британские камуфляжи прекрасно работали в лесу, да и опыта у группы было на три роты таких охотников. Ведь и Сергей, и все остальные несколько лет охотились в лесу не на дичь, а на себе подобных, и делали это весьма хорошо. Пропустив охотников мимо себя, ещё раз пересчитав их и убедившись, что сзади них никого больше нет, он дал два длинных тоновых сигнала тангентой радиостанции и получил один длинный тоновый сигнал в ответ. Значит, его инфа принята. Через какое-то время в гарнитуре радиостанции раздался приглушённый голос Хасима:

- Триста!

Сергей знал, что по этой команде офицеры приникли к окулярам своих коллиматорных прицелов и разобрали цели.

- Тридцать!

Пальцы офицеров выбирают свободный ход спускового крючка, одновременно с глубоким вдохом-выдохом, насыщающим мозг кислородом и придающим ему гиперактивность.

- Три!

На полувыдохе одновременный спуск и характерное шипение пуль при вылете из автоматов, снабжённых пэбээсами.

- Дробь огонь! Наблюдать.

- Хазар-Самуму!

- На приеме!

- Семь! Как принял меня?

- Принял тебя! Подтверждаю, семь!

Значит, никто из охотников не ушёл.

- Урал-Самуму!

- Урал-да!

- Подгруппе - досмотр и контроль! Остальным - прикрывать.

Потянулись очередные минуты ожидания... минут через пятнадцать-двадцать в гарнитуре прозвучало:

- Внимание группе! Сбор в основной точке. Как приняли меня?

- Удав - да!

- Урал принял!

- Хазар - да! - ответил Сергей и дал своей подгруппе команду сворачиваться и уходить. Основной точкой была обозначена индейская деревня, из которой они пришли.

На опушке леса группа собралась вместе и построилась в походный порядок. В центре ядра Урала находился один из охотников, с кляпом во рту, с руками, стянутыми за спиной, и в окровавленной куртке. Его под руки тащили Казак и Мастер. Группа скорым шагом направилась в деревню...

[Road Warrior]

https://heretics.wapper.ru/library/poetry/hiawatha/hiaw17.htm

http://western.rpg.by/indians_dictionary.html

Первый - словарик языка оджибве (несколько искаженный Лонгфелло), родственный ленапе. Второй - языка лакота (сиу), первому абсолютно не родственный.

[Uksus]

успел перевезти их к себе. Ничего, в крайнем случае, родители заберут их к себе, в Казань.

Второе на фиг.

Добавлено спустя 2 минуты 28 секунд:

он дал два длинных тоновых сигнала тангентой радиостанции и получил один длинный тоновый сигнал в ответ.

НА ФИГ!!! Макс, ну ты сказал... Сигнал тангентой...

[chortik66]

Road Warrior, спасибо, только начал читать, интересно, от тапок пока откажусь, надо переварить идею.

[Uksus]

офицеры приникли к окулярам своих коллиматорных прицелов

Я тут вспоминал коллиматорные прицелы, которые видел. В тырьнет залез... Но так и не нашёл коллиматорного прицела, К ОКУЛЯРУ КОТОРОГО МОЖНО ПРИНИКНУТЬ!

Просто приникли к прицелам.

[Звёзды Светят]

оджибве родственный ленапе

Так что же, попаданцы могут перепеть Высоцкого запустить такую поэму? -

Спойлер

В безмятежные дни мира, дни и радости, и счастья,
На земле Оджибуэев жил седой учитель-кацик.
У него был Мишенава, пёс ученый и лукавый,
И старик души не чаял в Мишенаве, псе разумном.

Как-то, сидя у вигвама и прислушиваясь к стону
Засыпающей Шух-шух-ги, цапли сизой длиннопёрой,
Он задумался глубоко и забыл о пеммикане,
Что для трапезы вечерней принесли ему соседи.

То проведал Мишенава, и как гнусный Шогодайя,
Трус презренный и ничтожный,
Он подкрался к пеммикану.
Вмиг всё съел обжора гадкий.

Но узнал об этом кацик и схватил свой томагаук,
он убил одним ударом злого вора Мишенаву.
А потом сплёл пестрый вампум про себя и про собаку:
"В безмятежные дни мира, дни и радости и счастья..."