Первый Страж Дракона

[Цинни]

– Ты забыл, какой вопрос я задала? – Хлоя без труда призналась себе: ей нравится вот так сидеть и болтать вроде бы ни о чем. Если бы Тим всегда был таким… вот только не болел бы!
– Я на него ответил.
– Когда?
– Только что.
– Не понимаю.
– А что тут понимать? Тебе стало скучно, и ты решила испор… то есть скрасить мой вечер.
– Не угадал. Я же намекнула, что не все так просто! Сдаешься?
– Еще чего. Не хочешь – не говори.
– Ты все равно не поверишь. – Нет, он – поверит. – Когда его величество… ну, мой дедушка, но при дворе так говорить не принято, – тяжело заболел, меня перестали к нему пускать, а мне очень хотелось его увидеть. Почему-то казалось – то, о чем по углам шепчутся, – враки. Я скучала по нему. Няня сказала: ты можешь дотянуться до него и понять, что он чувствует. Достаточно просто представить его покои, его самого и задать вопрос – любой, на который хочешь услышать ответ. У меня не получилось. Ни разу. А потом я и пробовать перестала, решила, что это одна из няниных утешительных сказок. Ну, я их делила на умные, над которыми думать надо, и утешительные, скучные, которые лучше забыть. Почти забыла. А сегодня вспомнила и позвала тебя. И ты ответил. Сказал, что тебе холодно. Я это выдумала, да?
– Нет, – он, не открывая глаз, запрокинул голову – как будто бы мог сквозь веки что-то рассмотреть на потолке, – ты сама видела, что меня знобило. – Отбросил оба одеяла, сел в кровати, с усилием, но довольно уверенно. – Ты чего? Уже все в порядке. Не вздумай.
Она не сразу поняла, что плачет. Странно: в груди не давит, горло не перехватывает, а слезы текут.
– Я и вправду тебе ответил. Я услышал вопрос, отозвался, не задумываясь. Когда болеешь, всякое может почудиться. – Он пальцами дотронулся до ее висков. – У тебя получилось.
– Это ты не вздумай! – Она оттолкнула его руки. – Я отревусь, и все. А тебе сейчас силы беречь надо. Если немедленно не угомонишься, я позову тетю Фло.
– Кошмар! – он тихонько рассмеялся. – Да не нужно со мной сидеть. У доктора на удивление разборчивый почерк, я сам в состоянии…
– Не обсуждается, – тоном, позаимствованным у дядюшки, заявила Хлоя. – Не хочешь, чтобы тебя беспокоили и о тебе беспокоились, – не болей. – Забралась с ногами в большое кресло у окна (предусмотрительная тетушка Фло, которой, должно быть, надоело коротать ночи на жестком стуле, распорядилась доставить сюда этого близкого родича дивана и софы) и созерцательно уставилась на сплетение ветвей на фоне серо-синего неба. – А хочешь сказку? – Кинула короткий взгляд на Тима. – Она мне тоже сегодня вспомнилась. Может, ты растолковать сумеешь, что к чему.
Он слушал вполуха, больше прислушивался к себе. Удивительно, но ее присутствие не раздражало – к этому он уже начал привыкать, но изумлялся по-прежнему. Он соскучился по историям, которые она упорно продолжает называть сказками. У тех, кого Лео с бесхитростностью обычного уличного мальчишки кличет Темными, нет сказок. Есть легенды, преисполненные намеков. О том, как стать угодным Дракону и государю, о подвигах во имя них, о выборе между честью и бесчестьем, о пути… И о том, что все венчает не слава земная, а Открывающая Врата – смерть. Слабый духом во Врата не войдет. Истории Хлои как будто бы не похожи на легенды, слышанные им во время Обрядов Единения, слишком уж много в них обыденного, мимо чего Страж пройдет – и не заметит, много существ, и вправду проникших из сказок, одни милые ее сердцу лисицы-оборотни чего стоят! Но эти истории тоже…Двенадцатый наверняка сказал бы – угодны Открывающей Врата. И та, которая рассказала их… непохоже, чтобы она заигрывала с Открывающей. Нет, она защищала девчонку, учила ее смотреть в глаза страху. Вот почему Хлое так легко говорить и потом кошмары не снятся. Ему снятся до сих пор, и думается: он не был достоин и одного посвящения, а дошел до четвертой ступени.
А вот сегодняшняя «сказка» ей заметно не по душе. Предложила растолковать, вроде как снова на бой вызвала. А на самом деле попросила защиты. Ошибиться невозможно. Он перехватил ее взгляд. Когда она хочет поединка – смотрит совсем иначе.
Снова царапнула мысль о поединке: «сдохнуть не сейчас…» В ту минуту ему подумалось: министр проговорился. Нет. Пусть у него другие представления о чести, но он не станет посвящать в мужские дела девчонку. Она болтает, как обычно, только и всего. И пускай болтает.
– И бежал он в горы, и взошел на такую высоту, на какую не поднимались ни пастухи, ни самые отчаянные из охотников, и поселился в пещере. И никогда больше не видел человеческого лица, не слышал человеческого голоса… – Хлоя свернулась в кресле калачиком. – Ну? Что скажешь?
– Дай подумать. Пять минут.
Он сразу понял, о чем эта история, можно было и вовсе не слушать. Загадка в другом: откуда няня Хлои узнала об обрядах Стражей? Или правильнее спросить: кто она? Вряд ли девчонка сумеет ответить на этот вопрос. Ладно, пока нужно думать о другом: как отвечать? Что ей видится, когда она произносит слово «обряд»? Нашептывания и пассы руками? Почему няня не раскрыла ей правду? И суть обряда объяснила как-то странно, будто бы нарочно сбивала с толку. Что стоило сказать: мальчик прошел посвящение и получил Силу? Нет, не какую-то там нереальную и бесполезную способность отнимать у людей часть души, а право ворожить, проливая кровь более слабого и забирая его жизнь. Не воспользовался этим правом – ну и дурак. Отрекся от Силы, а значит и от тех, кто помог ее пробудить, – хуже чем дурак. Хотя бы хватило ума уйти.
– Ты ведь не случайно рассказала мне эту… сказку? – неожиданно для себя спросил он.
Хлоя не ответила.
Он встал, подошел к креслу: она спала. Вот и хорошо. Только вот окно приоткрыто. И никак не закрыть, не сдвигая с места проклятое кресло! Конечно, она хвастается, что не боится холода, но вдруг ночью замерзнет? На диване в гостиной есть плед…

[Цинни]

Лео ввалился без стука. Почему бы и нет? Если принцесса так себя ведет, что взять с простолюдина?
– Эй, дохляк, ты живой еще?
Отвлек: порошок посыпался на скатерть, в стакан попало разве что несколько крупинок.
– Тихо, – Тим кивнул на кресло, вздохнул и принялся разворачивать второй бумажный пакетик.
Лео, неодобрительно хмурясь, постоял у окна, поправил сбившийся плед (девчонка едва слышно завозилась), подсел к столу, по-хозяйски придвинул к себе бумагу с записями доктора. Неужто уже слова разбирает? Берта можно поздравить с успехом… была бы охота. Его диктанты – то еще издевательство.
– В общем, так, пьешь свою бурду и укладываешься. А я пойду пухлую сороку угомоню и вернусь. Она за мелкую дергается, а к тебе соваться боится. Знать бы, чем ты так ее напугал.
Знать бы… Он усмехнулся. А птенец не боится. Хотя, может быть, и стоило бы. Он сам начал сомневаться. Видимо, и птичий защитничек что-то такое чувствует: демонстративно устроился на диване в гостиной, не забыв предупредить:
– Чтобы дверь не смел закрывать!
– И тебе доброй ночи.
Лео неопределенно хмыкнул.
Ночь и вправду оказалась недоброй. Вроде бы и не спал, но привиделось: Блика держат поперек живота большие черные руки, он обвис безвольно, не дергается, не скулит. Вспыхивает огонь – свеча размером с факел, опаляет Блика, но тот по-прежнему неподвижен, опаляет руки – оказывается, они не черные, они в запекшейся крови…
Он открывает глаза – и видит огонь. И не сразу понимает, что это самая обычная свеча. В руке у Лео. В другой – стакан.
– Держи, – приказывает ночной визитер. – В бумажке твоей написано в три часа лекарство пить и в восемь. Ну! Чего ждешь? Спать охота, демоны тебя раздери!
Огонек погасает.
Он свешивает руку с кровати.
– Блик.
Холодный нос тычется в ладонь. Блик укладывается рядом с кроватью. Можно запустить пальцы в его шерсть. Тепло. Лисичка права – тепло.
Не худшая из бессонных ночей.

Глава 18
В одной из сказок Хлои лиса-оборотень одарила того, кто ей помог, чудесным мечом, в другой наградила ту, что была к ней добра, голосом небесной красоты и умением играть на лютне (любопытно, это она переиначила название инструмента на здешний лад или няня раньше додумалась?).
Он не был добр к маленькой белой лисичке. И не помогал – только исправлял свои ошибки. И дары ему были вроде бы ни к чему. Но утром, в то самое время, когда – если он не заплутал в реальности, валяясь в полузабытьи после бессонной горячечной ночи, – она и Лео должны были почтительно внимать зануде историку, в дверь постучали. Как-то странно постучали: бум, приглушенное «ай, чтоб тебя!», бум. И пока он тер глаза, пытаясь сообразить, что происходит, дверь распахнулась, гулко стукнула о стену и угрожающе качнулась обратно. Хлоя успела проскочить. Глаза круглые, лапки судорожно сжимают поднос.
– Поганенько выглядишь, – утверждение бесцеремонное, голосок вкрадчивый. Зачем-то заговорила на языке детей Дракона. Уж не затем ли, чтобы похвастать, как затвердила простонародные словечки?
– А ты пропустила занятие по этикету. И, надо понимать, не только сегодня.
– Садись. – Как она все-таки похожа на своего дядю! Но смысла спорить нет. Да и забавно все это.
Она осторожно ставит ему на колени поднос.
Пять маленьких тарелочек, две миски. Почти такие же, к каким он привык с детства. Хочется снова протереть глаза. Из того, что в тарелочках, он доподлинно узнает рисовые пирожки. В одной из мисок – тоже рис, но вот декор из овощей и соуса… у того, кто это смешивал и сервировал, необычное чувство прекрасного. Или не менее необычное чувство юмора. А может, он просто не умеет готовить? Или умеет? Куриные ножки узнаваемы...
Да, он голоден. Но накидываться на еду, даже после приглашения, – признак плохого воспитания. К тому же сначала нужно понять, что означает новая девчонкина проделка.
Он медлит. Хлоя истолковывает это по-своему.
– Боюсь, получилось не то, чего тебе хотелось бы, – похоже на неуклюжую попытку извиниться. За что? В чем подвох? – Рис и фасоль на кухне были, рыбу привозят каждый день, но Лео говорит – у вас не такая. К тому же он понятия не имеет, что едят в Верхнем городе… ну, у знати. Он говорит – вроде как из крабов что-то, из омаров… И из осьминогов. Неужели и впрямь из осьминогов? Или тоже народ придумал?
– Скорее – приукрасил. – Еще немного – и он рассмеется. Оказывается, это тоже сложно – не рассмеяться. – Так это ваше совместное творчество?
Хлоя несмело кивает.
– Угу, и тетя Эйб помогала, и ее мальчишки.
Угу, проще говоря, вся кухня поучаствовала, до последнего поваренка.
Он не может сдержать улыбки. Осторожно зачерпывает бульон – точно, рыбный. Рука подрагивает. Только этого не хватает – пролить бульон в постель!
– Я лучше к столу сяду.
Хлоя понятливо (услужливо?!) подхватывает поднос. Отходит в сторону, отводит взгляд.
Такой она ему не нравится. Это слишком похоже на страх. Господин должен вызывать в почтительный трепет в сердце каждого, кто не равен ему. Один из первых уроков, преподанных ему отцом. Но испуганный человек перестает быть собой. Смотреть на него больно и гадко.

[Цинни]

– Ты тоже садись. Вряд ли у тебя было время позавтракать.
– Ой, да ты не представляешь, как я объелась! – Хлоя всплескивает руками – и сразу становится самой собой. Значит, ему просто показалось. – Все ведь пробовать надо, когда готовишь. Вот водички попью – столько перца, жуть! – Она закатывает глаза. – А Лео хоть бы что, нахваливает…
– Ты нахваталась от него уличных словечек, Готов поспорить, раньше ничему подобному тебя не учили. – Он позволяет себе рассмеяться.
– Ага, а в отместку я учу его нашим таким же…
– Неужели так говорят во дворце? – Оказывается это здорово – болтать ни о чем!
– Так говорят наши слуги. Промеж собой. – Она прячет улыбку в ладошку.
– А ты подслушиваешь?
– И как ты догадался!.. Ну хоть немножечко съедобно? – Она снова смотрит ему в глаза, и взгляд – и просящий, и требующий, как у Блика, когда возвращаешься после долгого отсутствия. – Я старалась, так старалась, что даже обожглась, вот! – С гордостью демонстрирует узенькую полоску на запястье. Какая же глупая!
Черенок ложки звякает о край миски. Все-таки не удержал!
– Больше в кухню ни ногой, – настроение портится сразу, и он не намерен этого скрывать. – Ну какая из тебя кухарка? Покажи!
Хлоя проворно отскакивает к двери, прячет руку за спину, заполошно вспискивает:
– Ни за что! Ты только-только выздоравливать начал! А Лео меня уже полечил.
– Лео?! Он что, тоже целителем заделался? – Оказывается, все это заразно – и просторечье, и страсть к врачеванию… не исключено, что и глупость.
– Да ну тебя, – отмахивается Хлоя. – Просто наврал тете Фло, что обжегся по рассеянности, когда угли в камине ворошить полез…
– В этакую жару?
– Так вы ж теплолюбивые. И да, ты должен быть ему благодарен: он сейчас на занятиях за нас за всех отдувается!.. Тим, ну скажи правду! Скажи! Ни капельки не вкусно? Совсем…
– Не канючь! – строго обрывает он. – Ем же!
Он и вправду берет ложку. Ничего похожего он никогда не пробовал, но вкусно.
– А сладкого нет? – Он не привык просить. Где бы он ни был, что бы с ним ни происходило, в его жилах течет кровь Стража. Кровь важнее, чем имя. Таким, как он, пристало или приказывать, или молчать. Но спросить – не значит попросить, так ведь?
Хлоя живо скрывается в общей гостиной и дальше – в комнате Лео. Вот уж эти простолюдины, живут, как муравьи в муравейнике, всегда на виду! Да и принцесса не лучше – подхватывает словечки у лакеев и стряпает вместе с поварятами!
Он хотел бы злиться на нее подольше, но не получается. Такое чувство, какое было вчера, когда он гладил Блика… А вот и он, тут как тут. Рисовый пирожок – без перца, да и соли не очень много. Эй, чудо, ты такое ешь? Ест. Еще как лопает!
Хлоя кладет на край стола кусок… нет, потрепанный жизнью обломок шоколадки.
– Лео тоже жуткий сладкоежка. Надо пополнить ваши запа…
– Пополняй. Но на кухню не ходи. – Можно и притвориться, что зол. Все равно она не поверит.
– И как же я тогда…
– Если я прошу чего-то не делать – просто не делай. Что непонятного?
А вот Блик поверил – ткнулся ему в ладонь… утешитель!
Нет, не поверил. Пирожки понравились!
– Не клянчи. Я и сам догадался бы. – И добавляет, как будто бы ни к кому не обращаясь: – Спасибо. Но больше – не надо. Я постараюсь не доставлять вам хлопот.

Пальцы и ладони горят, в сердце будто бы раскаленная игла вошла, а он ведь не дотрагивался до ожога – только видел. Несколько секунд. Почти десять часов назад. Вроде бы уже не лихорадит – то ли порошки помогли, то ли питье, что принесла госпожа Фло. А может, лисичкины яства или ее болтовня. Или Блик – забрался в кровать, прижался к боку, греет. Но вот – накатило. Крошеный ожог так не болит. Да и сквозь стены боль не просачивается, это ж ведь не зов. А Хлоя его не зовет, позвала бы – он точно услышал бы. Откуда взялась уверенность? Да демоны знают, как сказал бы Лео. Заявиться самочинно и выдать: я начинаю сходить с ума, разреши поворожить, не то рискую необратимо помешаться? Можно без долгих слов сказать: я чокнутый. Абсолютно то же самое!
А что если?.. Стоп! Такого он никогда не делал. И делал ли кто-нибудь вообще – знают разве что демоны.
Он довольно неделикатно сгоняет с постели Блика – если тратить время и силы на дипломатические переговоры с хвостатым, решимость успеет уйти. Ему надо слышать только свое сердце. Не в метафорическом, а в самом что ни на есть прямом смысле этих слов. Представляет себе узкую красновато-бурую полосу на запястье Хлои. А дальше? Как можно почувствовать боль, что давно уже утихла? И зачем? Девчонку шрам не беспокоит, к тому же, скорее всего, через короткое время и следа от него не останется. И все-таки – его не должно быть! А значит…
Он представляет себе, как сквозь багровую корку проступает розовая, еще тонкая кожа, вот-вот посветлеет, словно и не было ничего. Но это «вот-вот» не наступает: он перестает видеть, на мгновение – вообще. А потом взгляд упирается в уныло-зеленую стену (почему-то этот цвет раздражает только тогда, когда бесит вообще все?). Ничего не вышло? А почему тогда руки не болят, только пальцы слегка пощипывает, будто за крапиву ухватился? И да, они не онемели, не закостенели! Так получилось или нет?
На несколько секунд возникает дурацкое, ребяческое желание позвать Хлою. Да, как раз таки не выходя из комнаты! Идея ворваться к ней, как обычно врывается в чужие комнаты она, тоже страшно привлекательна – лисичке полезно поглядеть на себя со стороны. Но позвать и по ответу, каким бы он ни был, понять, удалось ли… Нет. Это не любопытство, а глупость и несдержанность.
Он с тоской смотрит на кувшинчик с сонным снадобьем госпожи Фло. Хорошо бы выспаться, пока и вправду мозги не отказали. Жаль, никакие зелья не помогут, если он не прекратит то и дело обращаться к Силе.

[Цинни]

Маленькая ладошка дотрагивается до его щеки. Прохладная, но прикосновение согревает.
– Что случилось, лисичка? – спрашивает он, не торопясь открывать глаза. Чувствует: ее сердце бьется спокойно.
Рука отдергивается – и в следующее мгновение ударяет его по губам. Несильно, но во рту появляется привкус крови. Он вскакивает с кровати, смотрит на сестру снизу вверх (почему-то совсем не удивляясь, что это она, а не Хлоя, и что он дома). Тэхи выше него всего-то на полголовы. Но сейчас – он сразу понимает – на Солнечной деве праздничные туфли на высокой, очень высокой подошве. И на голове как будто бы башня, того и гляди рухнет… Но нет, не рухнет даже под тяжестью большущего гребня – конечно же, в форме половинки солнечного диска. У сестры вышколенные служанки и всезнающая мать, которая не упустит, не проглядит ни единой мелочи… Вон сколько заколок, похожих на кинжалы! У Тэхи болит шея, боль растекается ниже, до самых ступней. Он ничем не может ей помочь – она одета для свадебной церемонии. И ослепительна, по-настоящему ослепительна: в свете заходящего солнца алый шелк превратился в рубиновый, от каждой чешуйки вышитых на одеянии золотых драконов – искры.
– Я беспокоилась, что ты опять простудился. А ты, как вижу, окончательно забыл и о долге, и о простых приличиях, – сестра не повышает голоса, она никогда не нарушила ни одного правила, она безупречна… равных ей не существует, как она не поймет?
– Хи…
Сестра поджимает губы – высшее проявление гнева. Да, он знает, что так нельзя, он, младший, назвал старшую по имени, да еще так, как ее звали только в детстве. Невесту!
– Хи, – упрямо повторяет он. У сестры есть имя, по которому уже сегодня к ней будет обращаться кто-то совсем чужой. Да, наверное, достойный ее, это же выбор отца, но чужой!
А он лишен имени. И больше не услышит его даже из уст Тэхи.
– Замолчи, – приказывает она. – И ступай готовиться к Обряду Единения.
Разве не к свадебному? Два обряда нельзя проводить одновременно.
Спросить он не осмеливается: все равно уже потерял Тэхи, не надо позволять ей задуматься, не то она потеряет себя.
Все, что он может себе позволить, – поклониться так низко, как не кланялся даже отцу.
Солнечная не могла ошибиться, и она спасла его не то что от наказания – от позора: он едва успел сбросить одежду и занять свое место у дальней от входа стены Зала Посвящений (кольнуло сомнение: он должен быть пятым, а не тринадцатым в ряду, но как будто бы в спину кто-то подтолкнул – он оказался среди посвященных первой ступени, по левую руку от него – только один мальчишка, незнакомый), даже дух не перевел, как начали входить Стражи. Несуетливо раздевались, оставляя алые ритуальные одеяния на широких лавках у входа, и так же степенно рассаживались вокруг огромного деревянного стола, выскобленного до белизны.
На секунду то, что было перед ним, заслонило видение: заполненная светом комната, полупрозрачные занавеси и полупрозрачный фарфор. Смех и мягкий голос: «Тим, почему ты так мало ешь?»
Раньше ему не подумалось бы, что те, кто сидит вокруг этого стола, похожи на почтенное семейство, которое готовится к самой обычной трапезе. Да вот все – и те, кто на нее зван, и те, кому предстоит прислуживать, – обнажены, а в столешницу вбиты кольца с цепями.
Страх никогда не уходит из Зала Посвящений, но панике здесь не место. А она приближается: непонятно, как видение нашло дорогу сюда!
Стоящий слева робко дотрагивается до его локтя.
– Меня зовут Хэюн.
В ответ нужно представиться. Но у него нет имени.
– Я в первый раз… Что сейчас будет, а?
Что ответить, если и сам не знаешь? Наверняка известно только одно: будет плохо. Очень. Иные новички валяются в беспамятстве с первых минут обряда и до тех пор, пока кто-нибудь из Стражей не распорядится привести их в чувство. Не распорядится – можно сказать, повезло, ничего не увидишь, а как все закончится – один из мальчишек, обычно низший по рангу, сбегает за ведром воды, самой ледяной, какую найдет, и выплеснет в лицо. Но везение это – страшное, как и все здесь. Три обряда повалялся в углу – убирайся. Вон из дома, в военное училище, куда принимают даже детей простолюдинов. Фамилию получишь там же, чтобы не позорить отца. И не быть тебе даже Младшим Стражем – в тех какая-никакая Сила пробудилась.
Ему повезло: он терял сознание только дважды. От увиденного – дважды. И с десяток раз – во время испытаний, но это другое, это от боли, к ней тоже надо себя приучить. Стражи знают – нужно время…
Он пытается придумать хоть какой-то ответ: молчание затянулось, Тэхи не понравилось бы нарушение правил поведения. Пытается найти слова – и едва удерживается на ногах: те воспоминания принадлежат посвященному четвертой ступени, пятому в ряду. Пятому, не тринадцатому! И Хэюн появился одновременно с девятью новичками, но действительно стоял рядом и задал этот вопрос ему, самому младшему из посвященных. Но это была третья ступень!
Тем вечером его рукой убили человека, он впервые пил кровь из костяного кубка, такого же, как у Стражей, и поднялся на четвертую ступень.
…Тогда откуда же здесь Тень? Тень, единственный отцовский подарок, темно-серая девчонка-волкодав, уже почти взрослая и знает все основные команды. Но при виде хозяина бросается к нему, по-щенячьи заваливается на спину, подставляет брюхо.
Ему нельзя двигаться без приказания одного из Стражей. И он знает, кто первым отдаст распоряжение. Отец.
– Убей ее.
Он склоняется над Тенью, гладит: «Ты ведь знаешь, что я тебя не оставлю?»
Нужно убить. Чтобы не видеть снова ее бесконечную агонию. Но пальцы сводит такой судорогой, какой не бывает и после ворожбы на пределе сил. В самом темном уголке сознания угольком тлеет мысль: ты ведь тогда еще не ворожил. Да, в те минуты еще не ворожил – не умел.
Отец, не меняясь в лице, спокойно велит:
– Тогда умри вместе с ней.
Их приковывают рядом.
Он знает, как она будет умирать. Знает, что первым его ударит Страж Знания, следом – Страж Традиций. Кто потом – неведомо, потому что его захлестнет болью Тени. И он начнет вытягивать из нее эту боль. И потеряет сознание только тогда, когда сердце Тени перестанет биться.
И в этот раз он приходит в себя, когда ему в рот, ложка за ложкой, начинают вливать кровь. Теперь ему ведомо то, о чем тогда он догадался не сразу, – это была его собственная кровь.
– Интересное ты создание, – Страж Знания ухмыляется в седую бороду.
Отец брезгливо отворачивается. Подает кубок одноглазому Стражу Справедливости.

[Цинни]

– Что скажешь, брат? Я думаю, что жертва из него выйдет неплохая. Но хочу оставить последнее слово за тобой. Не исключено, что стыд за него помрачил мой разум.
– Прости, брат. Но для меня очевидно, что он перешел на вторую ступень.
Вторая! Он глядит на свое левое плечо – вместо шрамов тончайшей работы изображение Дракона – алый, оранжевый, золотисто-желтый, серовато-черный огонь.
Он не позволяет себе верить, что вернулся. Горячечный бред или безумие.
– Ты воспользуешься ею как ключом?
Слова из кошмара. Отец никогда не спрашивал. Тогда он сказал: «Возьми ее». Без каких бы то ни было объяснений.
А сейчас продолжил:
– Ты ведь знаешь, что для нее это честь. И если ей удастся зачать дитя, она станет женой Младшего Стража и матерью старшего из его детей. Матерью Дара Дракона.
– Я тоже Дар? – он никогда не задал бы отцу этот вопрос, но сейчас…
– Лучше бы ты был Даром. Я надеялся, что от светлоглазой родится тот, перед чьей Силой все будут преклоняться. Но родился нелюдь. Я отец нелюдя.
Никогда, никогда отец не произнес бы таких слов! Это даже не безумие. Пожелание Лео сбылось: демоны забрали его душу.
– Возьми ее.
Он отводит глаза. Мужчины без одежды убивают, едят плоть, пьют кровь и набираются силы. Женщины без одежды – испуганные и слабые.
Ключ!
Он всматривается в лицо Подношения. Если это Хлоя…
Нет, та, которая предназначалась ему, была высокой… была взрослее.
Тэхи!
Этого не может быть! Она дочь Стража, госпожа, ни один отец не…
– Мальчик, – стонет она, – ты же добрый…
А вот эти слова он слышал. От девушки-служанки. Подношения, которое предназначали ему.
– Мальчик, ты же добрый. Принеси мне нож.
Он никогда не сможет забыть, что с ней сделали. Он отступился – и Стражи все, один за другим… Кто еще не насытился другой пищей…
Наверное, так правильно.
Отец говорит, что так правильно.
Почему же тогда она просит нож?
Он опускается на колени перед столом-колодой… алтарем, следует говорить и думать – алтарем, кладет руки на виски девушки с лицом божественной Тэхи.
– Нет. Ты для жизни, не для смерти. Ничего страшнее с тобой никогда не случится…
Хэюн на раскрытых дрожащих ладонях протягивает ему глиняную плошку. На самом деле плошку подал Страж Знания. И он же утром, удостоверившись, что яд не подействовал, провозгласил во всеуслышание: «Я старик, но не утратил интереса к миру. Позвольте мне увидеть, до какой ступени дойдет это дитя».
Тогда – позволили.
Сейчас… Не хочется оставаться ни в той светлой комнате с полупрозрачными занавесями, ни в этом зале, пропахшем кровью. От запаха крови тошнит. Но совсем уйти нельзя. Сбежать – нарушить бескровную клятву, что он принес принцу Теодору, равную клятве на крови.

– Тим! Тим, мне страшно!
Он с привычным усилием открывает глаза.
Маленькая лисичка в каком-то белом кружевном балахоне, делающем ее совсем прозрачной, устроилась на краешке его кровати, гладит по голове. Похожа на свою тетку. Прикладывает ладошку к его щеке.
– Не чувствую, чтобы жар был. Лео?
Этот тоже тянет лапищу.
– Не сдохнет. Привиделось что-то, а мы сдуру всполошились.
Привиделось? Наверное, самое правильное слово. Но что же это было? Не сон и не явь.
Понять все равно не удастся. Не сейчас.
Надо сказать им, чтобы ушли. Но сил нет.
Лео сидит у кровати. Хлоя – в изножье. Госпожа Фло – в кресле у окна.
Пусть остаются.

[Цинни]

Глава 19
Вот уж чего Лео никак не ожидал после полубессонной ночки у «одра страждущего» (здешние поэты, судя по книжке, которую подсунул Берт «для развития навыков словоупотребления», жизни себе не представляли без «еженощных бдений у одра», как будто бы более приятных занятий вообразить не могли… например, выспаться как следует, ага!), так это того, что задохлик этим же утром довольно бодро приковыляет к столу. В ответ на неизбежные вопросы заявит со своим излюбленным выражением физиономии: «Я достаточно здоров». Но вместо того чтобы, по обыкновению, смотреть в тарелку, примется шарить очумелым взглядом по комнате… когда впервые сюда попал – и то по сторонам так башкой не крутил. Здоров он, как же! Здоровые так себя не ведут.
– Тим, хотя бы на занятия сегодня не ходи, отдохни еще денек. – Добрая тетушка верна себе.
– Благодарю. Но это лишние хлопоты. Для всех. – И дохляк такой же, как всегда. Всегда, когда не стонет и не мечется в горячке. Что с ним творилось вчера – вообще непонятно. Вроде не поправку пошел – и вдруг стоны, вопли посреди ночи. Проснулся почти сразу – а прочухался хорошо если через час… Я нынче – поглядите на него, гусь гусем.
– Поступай, как решил. – В такие моменты хозяина невозможно не уважать.
И все бы ладно, кабы бы не гаденькое предчувствие: что-нибудь да приключится? Или это не предчувствие говорит, а опыт?
Поначалу казалось, что опыт, за компанию с предчувствием, ошибся: знаток цветочков-бабочек с таким умилением поздравил недодохляка с выздоровлением, что тот решил быть паинькой и снизошел до рассказа о том, что выращивают на полях Земли Дракона. Трижды ха! Вот уж знаток сельского хозяйства!
Берта это кое-как ходячее недоразумение тоже порадовало, выдав по памяти зачин «Лисьего леса»… Сразу вспомнилось: первый наставник бил по плечам указкой за каждое перевранное слово этого самого зачина, «величайшей из поэм, рожденных на Земле Дракона». Одна ошибка – один удар. Благо память не слишком подводила… Бр-р! Аж в башке помутилось, не сразу дошло, что недоразумение повторяет зачин уже в переводе – ясное дело, собственном. Кое-что понятно, а иные слова – чудные какие-то… только бы Берту не взбрендило обратиться к нему, к Лео, за уточнениями!
Нет, он точно спятил! Раньше на занятиях открывал рот только тогда, когда его прямо о чем-то спрашивали. Да от ответа не уклонялся и дураком не прикидывался. Но сам в разговор не лез. А тут вдруг огорошил математика:
– Подобные задачи меня учили решать иным способом.
Ну ничего себе!
Оставалось пережить самый нудный урок – урок этикета. Ну и тренировку. Нет, с тренировки этого героя героического надо гнать в шею, а то еще немного – и опять с копыт долой, возись с ним…
– Сегодня я собирался проверить, сколь хорошо вы помните правила поведения на малом приеме у венценосной особы…
Взвыть впору!
– Однако мне рассказали, как блистательно вы, дитя мое, – полупоклон в сторону Тима, – решили весьма непростую математическую задачу. И я подумал, что не будет беды, если сегодня мы проведем урок истории. И поменяемся ролями. В качестве учителей выступите вы. Я ведь недопустимо мало знаю о Земле Дракона. А те знания, что у меня имеются, лишены конкретики. – Он пощипал жидкую светлую бородку. – Ну, например: общественная иерархия у вас и у нас сильно разнится. Во главе Земли Дракона стоит император. А дальше? Стражи, военное командование, министры, чиновники более низкого ранга. Вот тут возникает путаница. Каково соотношение?
Неужто он не понимает, что вышел прямиком к пропасти и двинулся по ее краю?
– Или образовательный процесс – как вы понимаете, эта тема мне крайне близка. Как организована система образования, на какие предметы делается упор, чему вообще учат? Мне интересно все…
Надо хватать лисицу за хвост, пока не поздно!
– Ну, тут я много чего порассказать могу. – Он намеренно начал на языке детей Дракона, да еще так, как говорят в предместьях. Хочет господин наставник экзотики – пусть черпает полной ложкой. Хлоя вздохнула тяжело-претяжело – и принялась переводить. Прости, маленькая, но иначе нельзя. – Есть у нас школы императрицы. Мне, когда я был совсем еще бестолковый, казалось – из-за названия, может, – что туда принимают только богатеньких детишек, и то самых примерных. То есть меня в такую нипочем не взяли бы, даже с мешком денег. – Он весело фыркнул. – Ума не приложу, как мне этакое в башку взбрело. Не иначе кто из старших надо мной над легковерным подшутил, с них бы сталось! А взаправду школы эти – для самых бедных, кто читать-то выучиться за свой счет не может. Почему школы императрицы? Потому что содержатся из ее казны. Ну, или так считается. Но было дело – услыхал, как старшие тайком посмеиваются: не сказать, чтоб императрица так уж тратилась. Бедняки-то детишек поскорее к делу приставляют, что им чтение? Чтение – блажь.
Знаток этикета деликатно, но явно неодобрительно прокашлялся. А у дохляка морда, как у статуи божества в храме. А сам-то, что бы ни вытворял, всего лишь мелкий божок. Младший… Демоны, в этом доме кто угодно остатков рассудка лишится!
– А не хочешь среди бедняков этих блажных оказаться, которые что с грамотой, что без грамоты все равно будут хозяйскую обувку чистить да за лошадьми навоз выгребать, – так раскошеливайся. Мои и раскошеливались. Чтоб я все ж не навоз выгребал, а бумажки разбирал в какой-нибудь конторе. Тут поди пойми, что полезнее. Да за бумажки платят больше. – Он покосился на профессора: ну чем не сом из рыбного ряда? Вроде еще в воде, но воды в бадейке – на две ладони… Пожалеть, что ли, бедолагу? Так он и в другой раз с дурными вопросами подступится. – Ну вот что вам точно по душе придется – у нас наставников встречали и провожали поклонами в пояс, а отвечать было принято стоя, и чтоб всенепременно глаза в пол. – Он поудобнее устроился в широком кресле, откинулся на спинку. – А чей ответ наставнику не понравится, ну или поведение, тому и розог иной раз прописывали. Но у нас-то попроще было, а вот в военном училище, я слыхал…
– Достаточно, господин Тео, достаточно, благодарю вас, – выкашлял профессор. – Ну а вы, дитя мое, что можете рассказать?
Вот же ж невезуха!

[Uksus]

Вроде не поправку пошел – и вдруг стоны, вопли посреди ночи.

НА.

Добавлено спустя 52 секунды:

Я нынче – поглядите на него, гусь гусем.

А.

Добавлено спустя 1 минуту 47 секунд:

И все бы ладно, кабы бы не гаденькое предчувствие:

???

Добавлено спустя 3 минуты 48 секунд:

Да от ответа не уклонялся и дураком не прикидывался.

Запятая после.

Добавлено спустя 8 минут 12 секунд:

Да за бумажки платят больше.

См. выше.

Добавлено спустя 1 минуту 16 секунд:

– Достаточно, господин Тео, достаточно, благодарю вас,

Лео.

[Цинни]

Тим улыбнулся. Физиономия задумчивая-задумчивая… Не обошлось.
– Таким, как я, не пристало сидеть за одной партой с такими, как он, – отчеканил негодяй. – Ко мне учителя приходили в дом и почитали честью то, что их пригласили. А значит, и кланялись они, а не я. – Ему что, мало просто выплеснуть воду – надо еще и сома вывалять в пыли?! – Учителя – та же прислуга, разве что с образованием и правом пожаловаться на ученика хозяину дома. Самочинно наказывать? Подобное просто невозможно. Слуга, даже самый привилегированный, не вправе поднять руку на господина.
– Неожиданно… – пробулькал, как бы не из последних сил, несчастный сом. – Опасаюсь, вы еще не вполне здоровы. Отдыхайте.
– У вас тоже есть право пожаловаться на меня хозяину дома. – Ухмылка у болезного вышла что надо – даже у него, у Лео, руки зачесались смазать по этой надменной роже.
И он нескрываемо позлорадствовал, когда Гарт захлопнул дверь оружейки перед самым носом Тима.

– Пойдем! Ну пойдем же! – Хлоя верна себе: схватила его за руку, потянула.
– Куда? – Он не двинулся с места. – Сначала скажи, что замыслила.
– Да ничего особенного. – Она скорчила огорченную мордашку. – Не нравится мне, какой ты сегодня. А если не приду на урок музыки, такой шум поднимется – у-у-у! – Закатила глазенки. – Но если не пойдешь, я тоже не пойду.
– Это дядя научил тебя шантажу как способу вести переговоры? – Все-таки она забавная.
– Нет, дядя научил меня всегда говорить правду! – ничуть не обидевшись, весело парировала девчонка.
– Небогатый у меня выбор – слушать сейчас твою, с позволения сказать, игру на пианино, или слушать потом слегка завуалированное под воспитательную беседу нытье твоей тети. Спасибо за заботу. – Он насмешливо поклонился. Презабавный казус: нет никакой проблемы в том, чтобы посидеть на занятии и нет никакого смысла упираться. И она понимает, что он давно уже согласен, но продолжает убеждать. Оба потешаются, но прикидываются серьезными.
– Знаешь, что я тебе скажу?
Вот лукавая лисичка!
– Надеюсь, поведаешь, сколько у тебя хвостов и как ты ухитряешься их прятать от людей? Да только вот я – не совсем человек. Правда, считаю плохо и мысли, как некоторые сказочные волшебники, читать не умею. Так что – не знаю.
– А вот что: когда ты спокоен, мне трудно понять, что ты чувствуешь: злишься, расстроен, сомневаешься… И мне становится не по себе, понимаешь? А веселишься всегда по-настоящему. – Она вздохнула. Так вздыхает Блик, когда устраивается под боком. – Ты такой солнечный.
– Прекрати выдумывать. – Он нахмурился. Непритворно. – Пойдем.

– Ваше высочество, вы меня снова разочаровали. Прошу прощения, но учиться который год – кстати, который? – и остановиться, по сути, на уровне гамм! – Желтолицый, похожий на трость маэстро, казалось, готов схватиться за голову и едва сдерживается. Его страдание было неподдельным. – Господин Кляйн говорил мне, что придется начинать едва ли не сначала, но я счел это преувеличением , проявлением скромности истинного мастера. Но – увы. Мы работаем которую неделю. На пьесах Бруно рос и я, и мой учитель. Но Бруно, простите за экспрессию, вертелся бы в гробу, если бы слышал ваше исполнение! Это трагедия!
– Ну, его пьесы веселыми никак не назовешь… – подчеркнуто осторожно возразила Хлоя.
– Вам смешно? А вот ее высочество принцесса Ханна… – Он горестно махнул рукой. – Вот, – выцепил из бордовой бархатной папочки плотные желтоватые листы, – мы согласовали, что далее вы будете работать с пьесами маэстро Моретти. Он жил всего лишь полвека назад, его музыка и сегодня звучит на балах… Принимайтесь за дело. Пожалуйста.
– Стоп!
Она и не заметила, что Тим встал и встал за ее плечом.
– Попробуй сыграть то, что играешь обычно, когда остаешься наедине с этим монстром, – он указал глазами на пианино.
– Не припоминаю, чтобы приглашал вас на свое занятие, – повысил голос маэстро.
– Не беспокойтесь, я бы к вам учиться и не пошел, – равнодушно обронил Тим. – Делай, что я сказал. Потом объясню.
Хлоя неуверенно положила руки на клавиши, глубоко вдохнула и с усилием взяла несколько аккордов. Обернувшись через плечо, жалобно поглядела на него.
– Возможно, ты ее знаешь. Меня научила ей нянюшка…
– Дальше. – Тим вздернул подбородок. Вид у него был подчеркнуто мрачный.
Мелодия хромала, спотыкалась, замирала – будто бы на развилке, не зная, куда двигаться дальше…
– Хватит, – смилостивился Тим. – Разреши мне.
Она поспешно уступила ему место.

[Цинни]

Он повторил мелодию легко и свободно, немного ускорив темп. Ни разу не сбился. Если бы поглядел на Хлою – наверняка увидел бы безмолвное потрясение, лучшую награду музыканту и представить сложно.
– Ты знаешь, что это? – он смотрел на свои руки.
Хлоя тоже опустила глаза: шрам на тыльной стороне его левой ладони – тот самый, от ланцета, – давно побелел, но все равно оставался жутким.
– П-песня, – с запинкой проговорила она. – «Да сгинут супостаты».
– И? – он смерил ее взглядом, исполненным превосходства. Вполне обоснованного превосходства, прямо-таки обидно стало. Сколько всего он скрывает, а?! – Дальше-то там что?
– Ты не рассердишься? – Не самый умный вопрос, но ничего другого на ум не пришло.
– За что? Я же сам спросил.
– «Да воспарит Дракон». – И затараторила, отгоняя страх: – Это какой-то ваш гимн. Няня поначалу только мелодию напевала, вроде как колыбельную, а потом – со словами, я упросила.
– Какой-то там гимн? – было непонятно, вправду ли Тим раздражен, или удивлен, или попросту заинтересован. – Это гимн Земли Дракона. – Колыбельная! – он усмехнулся – и снова заиграл. Аккорды звучали все мощнее и мощнее… по-настоящему грозно.
– У меня так нипочем не выйдет, – сказала Хлоя. И прикусила язычок: глупо!
– Не выйдет, – не стал обнадеживать Тим.
Маэстро закашлялся. Если бы она накрепко не затвердила один из уроков доктора Мунка – никакая зараза с ходу до человека не доберется, – то решила бы, что та болезнь, которую так тяжело, но так быстро поборол Тим, привязалась и к господину Станли – весь урок прокашлял, и к маэстро.
– Тетя говорит – надо больше практиковаться. – Она скосила глаза на очередную жертву заразы и страдальчески вздохнула. – Но это так скучно…
– Сударь, попробуйте-ка вы. – Маэстро ткнул длинным пальцем в ноты. Удивительно, но у них ноты записывают точно так же… Или – ожидаемо? Крепость Дракона! Сколько же лазутчиков было в этой крепости? Вызнавали секреты, завозили всякую гнусь.
– Вы ведь знакомы с нотной грамотой? Я уверен, у вас получится.
– Зачем?
– Если бы вы пожелали, я мог бы озаботиться вашим совершенствованием. У вас ведь та…
– Я полагал, вы меня услышали – не вижу в этом необходимости. – Тим снова повернулся к Хлое. – Ты тоже не видишь необходимости заниматься. Тетушкина прихоть – вот и все. Поэтому у тебя ничего и не получается.
– Кажется, уже вижу. – Хлоя улыбнулась и поняла: сейчас он думает, что она все больше походит на лисичку-оборотня. И снова улыбнулась. – Я жуть как не люблю уступать и проигрывать. А ты настолько лучше меня, что… что это просто оскорбительно!
Он качнул головой. Снова спрятался, снова непонятно, что у него в голове.
– Мне нипочем за тобой не угнаться. Но я все равно попытаюсь!
– Зачем? – Вопрос тот же, интонация совсем другая: сейчас как будто бы обескуражен. Да неужели?!
– Хочу услышать от тебя, что пианистка из меня лучше, чем кухарка.

Шрам от ожога на ее руке едва заметен. Как ему это удалось, по-прежнему непонятно. Но стало спокойнее. Надолго ли?

Глава 20
Вроде бы он живет здесь долго, невообразимо долго и волей-неволей научился отличать Кейт от Бесс, а Бесс от Барб, а вот садовника толком рассмотрел впервые. Почему бы и не поглазеть, пока греешься на солнышке, сидя на широких перилах. Можно было бы и прилечь – почти что диван, разве что пожестче. Но не хочется выказывать себя дикарем, пускай даже и перед слугами… тем более перед слугами!
Садовник низкорослый, коренастый, похожий на здешнее сказочное существо – гнома. И на картинках в книжках как раз таки чаще всего светло-русые, как и этот бородач. И прячутся отменно, если сами того желают. Вот и этот промелькнет между ветвей – только его и видели. О том, что он где-то здесь, не испарился, не ушел под землю, не врос в ствол одной из лип, свидетельствовали фигурно подстриженные кустарники, клумбы без единого сорняка, чистый песок на боковых, не мощеных аллейках, даже беленький заборчик высотой по щиколотку, появившийся вокруг лисичкиной землянички.
Сегодня гному не до игры в прятки. Мерит свои владения широкими шагами, высматривает, все ли в порядке. Ему в помощь дали нескольких подчиненных господина Эварда – небывалое дело. По крайней мере, видеть подобное еще не доводилось.
Занятия отменены, слуги открыли парадные залы, большую столовую и тоже наводят лоск. Он заглянул походя, не желая привлекать к себе внимание, – и спустился в сад. На такие его отлучки теперь никто не обращает внимания. Поначалу кто-нибудь из «серых» маячил поблизости, на глаза не лез, но настороженное внимание чувствуется и на большем расстоянии. Сейчас если и следят, то издалека, из окна, с ленцой, довольствуясь тем, что и дверец, и парк, и сад охраняются.
Им невдомек, что если он захочет – уйдет в любое время. Но прогулки по незнакомым улицам не представляют интереса, разве что тоже – поглазеть. А исчезнуть навсегда нельзя – он связан словом.

[Цинни]

Лео высовывается наружу, щурится на солнце, примеривается, как поудобнее расположиться на ступеньке, а потом растягивается рядом, на перилах, свесив ноги. Волчонок заползает в тенек, к Блику.
– Девчонку не видел?
– Куда уж мне? Если она даже тебя не почтила визитом.
– Муторно как-то. У меня так обычно на чужих чутье срабатывает. Еще и малая запропастилась.
– А кто тебе свои?
– Да все, кто не чужие! И суеты в этот раз что-то многовато.
Они не ссорятся, не провоцируют. И ничего не выясняют – ни отношения, ни информацию. Ругаться лень, и знают оба одинаково мало, можно сказать, ничего: во дворце будут визитеры, вот и все.
Вот Гарт точно в курсе происходящего. И послан – сразу видно – за ними.
– Юноши, извольте вернуться в дом и проследовать в свои покои. И не покидать их до тех пор, пока я не позволю.
– Вроде ничего такого сегодня еще не натворили, – бурчит Лео.
– Обед должны принести в вашу гостиную, – привычно не дает сбить себя с толку Гарт. Продолжает инструктировать на ходу: – Если нужны какие-то книги из библиотеки – у вас четверть часа, чтобы их взять. Ну а чтобы вам наверняка было чем заняться, для тебя, Лео, доставлено дополнительное задание от Берта, для тебя, Тим, – от господина Станли.
– Может, все-таки напомнишь, чем мы провинились? – Лео взял обыкновение говорить помощнику начальника стражи то «ты», то «вы», и непохоже, чтобы Гарта это смущало.
Но и о субординации он не забывал:
– Еще один вопрос, и я запру ваши двери снаружи.
– Угу, запри, опечатай и караул приставь, – не думал сдаваться Лео. Остановился на пороге своей комнаты – и ни шагу. – А давай так: два вопроса? Ну, то есть после второго запрешь. А на один по-хорошему ответишь? Что сегодня тут творится-то?
– День рождения ее высочества. И прием по этому случаю.
– Хлои? – Лео удивленно присвистнул.
– Это второй вопрос.
– Э-э-э, так нечестно! Я же просто уточнил.
– И я просто уточняю: занимайтесь чем хотите, хоть, как ты обычно говоришь, крестиком вышивайте, но чтобы тихо было. Вознамеритесь склоку устроить – чтобы ни звука за дверью слышно не было.
– Стеречь будешь?
– Не сомневайся.
Лео по-шутовски поклонился и, уворачиваясь от пинка, влетел в комнату. Дверь оставил открытой – ясно, не для Гарта.
Первая мысль: демонстративно удалиться к себе, а уж потом перейти в гостиную. Но то-то и оно, что демонстративно. Глупость это.
И он двинулся следом за Лео.
– Ну и свинарник у тебя. – Мелкая месть – тоже не слишком умно. Но хотя бы потешно.
– Зато я уверен: куда что положил, там и найду. Велел служанкам только тряпье мое подбирать, если на виду оставил, значит в стирку, – с превосходством парировал Лео.
– Неужели для того, чтобы на столе был порядок, нужны слуги, а грязная одежда должна валяться по всей комнате? Какое-то превратное у тебя представление о благородном воспитании.
– А на что ж тогда слуги? – Начал прикидываться простачком. Дразнит.
– Тебе не понять, ущербное дитя предместий, – он старательно копирует Берта.
– Можно подумать, ты в своем Верхнем городе сам постель заправлял и вещички по шкафам распихивал.
– Именно. Содержать в порядке все, что тебе принадлежит, ты должен сам. Так положено.
Лео снова присвистнул – на этот раз озадаченно.
– Ну и чего тогда хорошего в вашей житухе? Чего наши вам завидовали-то? – И вдруг как будто бы спохватился, воздел руки в жесте защиты. – Ладно, ладно, мне не понять. Пойдем, что ли… отметим день рождения ее высочества. К тем, кому рядом с ней быть пристало, нас выпускать нельзя, может, мы в два пальца сморкаемся и вилкой в зубах ковыряем. Или гости ихние воображают нас чудищами какими с рогами и жопами, как у павианов, и хозяевам не хочется их разочаровывать, еще и сами чего-нибудь прискажут. Но хотя бы голодными нас сидеть не заставили, и на том спасибо благородным господам.
Он был обижен. Очень обижен. Ай, да когда это портило ему аппетит? На сервированный по всем правилам стол (сами-то они, завтракая или обедая тут, нарочито избегали церемоний), на многочисленные блюда под серебристыми колпаками и хрустальные графины, общим числом три, позолоченные – наверняка старинные – столовые приборы, кубки с чеканкой в виде виноградных лоз Лео воззрился с вожделением. Преувеличенным – да. Но в целом искренним. Первым делом сунул нос в каждый из графинов, разочарованно скривился:
– Опять соки… еще и кислятина, небось. Ну, лимонад – терпимо. – Скривился еще сильнее. – Ладно, главное, чтобы мы не скис… – Прикусил язык, вытаращил глаза. – Выцарапай демон мне глаза, а эта зверюга откуда взялась? – Прошагал к дальней стене, потыкал пальцем в черный лаковый корпус пианино, словно подозревая, что перед ним мираж.
– Думаю, скоро узнаем. – Ну как тут не улыбнуться? – Пусть Хлоя расскажет сама.
– Расскажет. Еще как расскажет! – Лео изобразил то, что в его понимании, наверное, было зверской физиономией. Похоже, и он не сомневался, что это дело рук девчонки. – Ты подожди лимонадик-то хлестать.
Нырнул в свою комнату, как совсем недавно Хлоя… они туда что, все запасы стаскивают? А беспорядок – для маскировки?
Но притащил не надкусанный кусочек шоколада, а запечатанную сургучом бутылку синевато-зеленого стекла.

[Цинни]

– Вот. Это, вообще-то, твое. Тетка Эйб на той неделе тебе, дурню, кланяться велела.
– Кто это?
– Кухарка, кто ж еще?.. Ну да, где ты и где кухарка! – Сейчас он язвит по-настоящему. – А она о тебе спрашивала. И сказала, что это вот, – он встряхнул бутылку, – от простуды помогает лучше всяких снадобий, какими тебя лекарь и Фло пичкают.
Вспомнилось навязчивое «бедный мальчик!» старшей принцессы. Теперь и кухарка жалость выказывает? Что-то давно ему не напоминали, какое он ничтожество. Мальчишке из черни ни до чего подобного дела нет, тараторит в радостном предвкушении:
– Я сперва собирался ее бальзамчик тебе торжественно вручить и, это самое, проконтролировать, да вокруг тебя все, кому не лень, день и ночь роились. А потом ты оп – и очухался. Ну, я бутылочку и припрятал.
Гордится своей предусмотрительностью. Что там Гарт сказал насчет склок? Если бы не лисичкин праздник…
Внизу, будто откликаясь на его мысли, тоненько взвизгнули скрипки. (Интересно, кто у кого крадет музыкальные инструменты?.. дома скрипки – только для слуг, а тут и на высоком приеме не брезгуют…) И словно испугались сами себя, притихли, замурчали ласково, едва слышно.
– Они там совсем дурные – в этакие кубки лимонад разливать! Благо не молоко! – Лео с азартом сковыривал сургуч, орудуя антикварным ножом, будто обычным старым ножиком. – Пусть они все там лопнут от собственной важности, а и мы отметим, как полагается.
– Ты вино-то пил? – издевки в голосе как раз столько, чтобы она не была нарочитой.
– А как же! – огрызается Лео и шипит: соскользнувшее лезвие ударяет его по пальцу. Рубленой раной эту царапину не назвала бы даже впечатлительная госпожа Ханна, но это не обычный порез: тупой столовый нож порубает кожу.
Знакомая кровь. Для того чтобы безошибочно ее угадывать, не нужно ритуалов. Достаточно одной драки. И да, месть бывает разной. Расстояние великовато, но и ранка пустячная. Он поднимает руку на уровень груди, не распрямляя, ладонью вперед.
– Э-э-э, ты совсем с башкой не дружишь? – Лео подозрительно быстро почувствовал ворожбу. Да, быстро. Но все-таки недостаточно.
– Не хватало еще, чтобы ты кровью скатерть заляпал.
Неужели ты настолько толстокожий, что можешь усесться жрать, когда на столе кровь?
– Уж там крови-то… – снисходительно тянет Лео и торжествующе водружает на самое почетное место откупоренную бутылку. – А ты пил?
– Как и ты. Разбавленное.
Ума у Лео оказалось больше, чем норова, – отрицать не стал. Но в спор все равно полез:
– И чего, лимонадом разбавлять прикажешь?
– Тебе настолько необходимо, чтобы воду подавали слуги? Из крана набери.
– Да ну тебя! Когда еще настоящее вино попробовать доведется. – Лео льет вино в свой кубок, так, чтобы до краев, готовится уничтожить предмет спора в самом прямом смысле слова. – А ты, как тебя там… безукоризненно воспитанный молодой человек, хоть и вовсе воду пей.
Он давно привык к подобным выходкам Лео, они не задевают, да и забавляет разве что одна из десяти. Но и оставлять последнее слово за тем, кто намеренно выказывает дурные манеры, негоже.
Он наполняет кубок ровно на две трети (не вспоминать о том, что научился этому, прислуживая побратимам отца, не получается), берет за середину ножки, слегка покачивает (не думать о том, как похоже оно на кровь, не удается). Вкус… нет, это чудится, на самом деле – как у густого виноградного сока, только с горчинкой.
Лео поглядел на него с насмешкой – и разом выхлебал содержимое своего бокала. Задохнулся, на скатерть пролил, по подбородку стекает… ну и что кому ты в итоге доказал? Ждешь едкого комментария? Не дождешься. Все слишком очевидно.
Дальше пьют маленькими глоточками, понемногу. До Лео дошло, что хорошее вино ударяет в голову не сразу, начал осторожничать. Поглядывает украдкой. Продолжает ждать. Нет. Такие спокойные вечера надо ценить. Копить силы.
Он отходит от стола, полулежа устраивается в кресле и закрывает глаза. Но не спит, даже не дремлет. Думает о том, что все настойчивее заявляет о себе: что-то здесь ему помогает. Сначала думалось: находясь между жизнью и смертью, он поднялся на пятую ступень и обрел новые способности. Начиная с четвертой, продвигаться дальше, расплачиваясь чужими жизнями, невозможно. Чужие всего лишь дают силы выжить, когда сам умираешь.
Может ли лишенный имени пройти следующее посвящение? Для него это тайна.
Потом он понял: что-то здесь ему помогает. Об Алтарях Дракона он кое-что слышал. Кое-что напоминающее лисичкины сказки: одни намеки, и ничего, за что можно было бы уцепиться – и…
И попытаться стать по-настоящему достойным Сыном Дракона.
У него есть почти два года, чтобы узнать хотя бы что-то.
Он пытается почувствовать, куда его тянет больше всего. Неживое звать не может, но наделенное Силой неживое иногда указывает путь к себе, об этом иногда рассказывал Страж Знания. Почему-то чаще всего вспоминается и снится именно он. Только бы это не оказалось знаком, что он попал в беду.
Все, что удается увидеть, – пятно, похожее на нераспустившуюся лилию, белое с серебристым ореолом, на черном. И всего на мгновение: потом черное поглощает «лилию». Первое, что он видит, открыв глаза, – черный лаковый бок пианино. Не сумел. То ли стукнувшая в голову не ко времени мысль не дала сосредоточиться, то ли сил и опыта для этого маловато, то ли вообще не каждому дано. И снова: он знает слишком мало, даже понять, что ему помогает или мешает, способен далеко не всегда.
– Эй, ты пить-то еще будешь?
…Или такие эксперименты лучше проделывать на светлую голову?
– Нет. И ты не будешь. Мы должны дождаться Хлою.

[Uksus]

тупой столовый нож порубает кожу.

ПРорубает.

Добавлено спустя 6 минут 45 секунд:

но наделенное Силой неживое иногда указывает путь к себе, об этом иногда рассказывал Страж Знания.

...неживое МОЖЕТ УКАЗЫВАТЬ...

[Цинни]

Ждать пришлось до самых сумерек. Лео успел дважды подремать, пристроив голову на валике дивана (ну не идти же за подушкой, в самом деле? это ж добрый десяток шагов), а в промежутке подробно и обстоятельно (недаром же его учит риторике не только знаток всего и вся господин Станли, но и Берт, который над этой наукой посмеивается) изложил, почему всяческая знать – паразиты на теле общества, сколько бы ни прикидывались, что без них – ни к аисту в гнездо, ни к лисе в нору…
Тим первым услышал стук. В дверь комнаты Лео. К чему вдруг двойная предосторожность?
Причина внезапной деликатности стала ясна сразу же после того, как Лео, разбуженный без излишних политесов кулаком в бок, распахнул дверь. В руках у Хлои был поднос – к этому Тим начал уже привыкать. А вот вид самой лисички едва не заставил его присвистнуть на зависть Лео. Ладно бы прическа «как у взрослой», ладно бы серьги – что подвески на люстре и ожерелье, на которое смотреть больно: сверкает огненно в лучах заходящего солнца и настолько массивное, что не ровен час переломит тонкую лисичкину шейку… Но платье! Не сизое голубиное оперенье, которое не пристало маленькой хищнице, и не бело-розовый кошмар – в цветнике впору прятаться, а лимонно-желтый шелк и кружево цвета слоновой кости. Вот теперь она настоящая. Не первая странная мысль. Лучше не обдумывать – просто поверить.
– Ну чего застыли? – сварливо осведомилась Хлоя, но образ не рассеялся. Она – это она, и точка. – Поднос у меня кто-нибудь заберет? Или хотя бы на столе место освободите.
– Так мы уже обожрались. – Порой и Лео можно смутить.
– Вижу. – Лисичка выразительно зыркнула на полупустую бутылку. – Но, во-первых, это не значит, что я должна служить подставкой подносу.
Тим перехватил ее ношу, недоумевая, почему же так долго медлил. Вроде бы хмель давно выветрился. Лео тоже отмер, принялся убирать пустую посуду.
– А во-вторых, в то время, когда подавали горячее – вам раньше всех, между прочим, – торт, понятно, еще не был разрезан. – Хлоя сдернула полотняное полотенце с подноса и повела рукой над яствами – полюбуйтесь, мол. Три внушительных куска того самого торта – о ужас, бело-розового! – небольшой чайничек сизовато-голубого фарфора и такие же чашки. Крайне неаппетитная цветовая гамма, но запах предсказуемо выше всяких похвал. Хотя чай здесь заваривать не умеют.
– Гости уже разъехались? – Против воли прозвучало как: «Объедками нас побаловать решила?»
– Не-а. – Хлоя вытащила из прически длинную – с ее ладошку – шпильку и наощупь принялась искать следующую. – Я дождалась тортам – и сразу к вам. Хорошо, что его величество и ее высочество изволили отбыть раньше. – Она фыркнула, вышло невесело. Поспешно добавила: – Нет, кузина хорошая.
Лео хмыкнул.
– Да не в том дело, что у меня все хорошие! – сразу уловила намек лисичка, резко дернула очередную шпильку, зашипела от боли. – Вот уж ничуть не бывало! Мелисса и вправду хорошая. И очень одинокая. Особенно с тех пор как меня забрали из дворца. Поглядите, что она мне подарила! – Выудила из рукава маленький плоский футлярчик синего бархата. – Сразу вам показать захотелось!
Кулон. Фигурка дракона. Золото и рубины, глаза – кажется, черный жемчуг.
Такие кулоны состоятельные отцы дарят дочерям в день свадьбы. Те, кто победнее, – из простого металла, с эмалью. Но цвета те же – золотистый, темно-красный и черный. Цвета Дракона. Он видел что-то похожее у одной из служанок, что была замужем за десятником. А еще более похожее – у Тэхи, когда она заходила к братьям принимать поздравления перед свадебным обрядом: в праздничную залу младшим вход заказан.
– Эта вещь не отсюда. – Голос не дрогнул. Но лисичка все поняла.
– Конечно. – Напряженно выпрямилась. – Ну помоги же! – Нетерпеливо дернула плечиком. – Не беспокойся, мы с ней о вас никогда не говорили. – Отзываясь на его осторожное прикосновение, послушно встала боком к окну, к свету. – Мелисса знает, что дядюшка интересуется всем восточным, потому и выискивает для нас редкости. Она добрая и внимательная, заодно и дядю порадовать решила.
Пока возился с едва заметными шпильками (надо же – немаленькие, а поди отыщи!) печаль рассеялась, осталось легкое огорчение. Нащупал под распущенными волосами замочек колье, расстегнул. Хлоя благодарно улыбнулась, сняла серьги.
– А мы ничего тебе подарить не можем, – эта мысль занимала Лео куда сильнее, чем лежащий на краешке стола кулон.
– Да неужели? – Лисичка хихикнула. – Ты даришь мне спокойствие. И не по какому-то случаю, а каждый день. По секрету скажу: даже тогда, когда напрашиваешься на трепку, а порой и получаешь. – Придвинула к столу стул, не дожидаясь, пока хотя бы один из балбесов вспомнит о том, что так старательно вбивает в их головы господин Станли. – Что же до всяких вещей – ими я не обижена. Придет время – сможешь подарить мне что-нибудь по своему выбору. Но ты ведь знаешь, для меня важнее, чтобы ты рядом оставался.
– Выпьешь? – Лео – это Лео. Вопроса умнее не придумал.
– Н-немножечко. – Хлоя колебалась, но не слишком.
– А множечко тебе никто и не разрешит. Маленькая еще.
Оставшегося в бутылке хватило как раз на то, чтобы один раз поднять кубки – и чайную чашечку.
Скрипки зачирикали что-то бойкое.
– Танцы начинаются, – пояснила лисичка, с легким сожалением глядя на дно чашки. – Я должна быть с гостями. А не хочется. Я бы, будь моя воля, вообще с вами праздновала, с дядей, тетей, Риком. – Сбросила туфли, втянула ноги под пышную юбку. Как ей только удается вот так сидеть на узком для этакой портняжьей конструкции стуле? – Но полагается устраивать бал. Четырнадцать лет – первая ступень взросления. У нас так говорят. – Вздохнула. – Тетя, конечно, поворчит, что я сбежала, – для порядка. Она все понимает. Если кто и обидится, так это дядя Ник. Конечно, он не признается, разве что намекнет. Как намекал на то, что я должна обещать два танца Нику-младшему. А я снова сделаю вид, что не поняла намека.
– Лисичка-лисичка, покажи свои хвосты, – вспомнил он детскую припевку, которой давным-давно научила его сестра.

[Uksus]

Я дождалась тортам – и сразу к вам.

ТортА.

[Цинни]

– Тим, – как будто бы спохватилась Хлоя, – я ж от тебя подарка жду. – И указала глазами на пианино. – Оно твое. И не вздумай спорить. Даже легендарный Небесный Музыкант из вашего эпоса нипочем не был бы признан богами равным им, если бы не практиковался. И да, что это за соревнование будет, если у меня по три урока в неделю, а у тебя – ни одного? Но это потом. А сейчас сыграй. Что сам пожелаешь, что помнишь.
Медлить нельзя – она расстроится.
Клавиши легонько толкнулись в пальцы, как Блик, когда мягко, но настойчиво предъявляет права на время и внимание хозяина.

Мы, воины Востока,
За правду постоим.
Дракон погубит Запад
Дыханием своим.

Интересно, няня пела Хлое этот куплет?
Воин Востока знает гимн и да пару маршей. Есть песни, чтобы услаждать слух знатных женщин, уметь исполнять их по памяти – признак хорошего воспитания. Есть песенки, которыми забавляются простолюдины…
Сестре было скучно на уроках музыки. И когда она заметила, что он тайком стоит за дверью, выпросила у родителей разрешение, чтобы он был ее слушателем – так интереснее, а шестилетку все равно ни к какому делу не приставишь. В восемь он уже вовсю наигрывал немудреные пьески, в десять сам придумал песенку и даже записал на одной из страничек нотной тетради Тэхи – ей в подарок. Сестра рассердилась, что он испортил своими каракулями ее тетрадь. Учитель, которому он показал запись, – испугался: сын Стража Дракона поклонился. Конечно, первым накажут мальчишку, но и простолюдину, допустившему подобное в доме Высшего, не поздоровится.
Простолюдины не обязаны быть храбрыми. Но это перекосившееся от страха лицо… Он поклонился снова. Отец прав: видеть страх ничтожного приятно. Этот червь точно не осмелится запретить молодому господину посещать занятия.
Он приходил. И играл. И записывал мелодии, что приходили на ум. Но больше никому не показывал. А в двенадцать впервые был наказан за то, что тратит время на пустячное развлечение. До сих пор спрашивал себя: а не выглядел в тот момент таким же червем?
Два года он «играл», воображая клавиши пианино. До того самого дня, который и привел его сюда, на этот ужасный, достойный одного только уничтожения Запад. И похожая на лисичку-оборотня девчонка в день своего рождения подарила ему пианино и попросила сыграть. И смотрит на него не как на низшего, который волен бездельничать, как ему угодно, лишь бы дело при этом не забывал, а как на… как он, шестилетний, смотрел на Тэхи, которой подвластна была музыка.
«Старшая сестра, а что случится, если отец не будет доволен мной?» – спросил он однажды, когда ему не исполнилось еще и пяти и он в страхе прибежал к Тэхи после того как увидел – отец бьет одного из старших братьев палкой.
Он хотел знать, каково это – когда бьют. Только потом понял: Тэхи, божественная, всезнающая Тэхи, понятия об этом не имела: девочек из знатных семей принято воспитывать только словом.
«Дракон отречется от тебя».
Тогда ему было страшно. И он пообещал себе, что будет очень стараться угодить отцу и Дракону.
Потом он понял, что не нужно было все понимать так прямолинейно, и вообще это фраза из букваря.
Но сейчас подумалось: мир перевернулся с ног на голову, и проще всего объяснить это тем, что Дракон отрекся от него – от того, кто до конца жизни будет носить кличку Тим.
Хлоя ждала, поглядывала с беспокойством, но не торопила. А он перебирал в памяти все, что когда-то играл, все, что не позабыл. Удивительно, но та песенка, из-за которой он здесь оказался, улетучилась.
– Тебе мешает музыка внизу?
– Нет.
И он, сделав над собой усилие, заиграл. Эта мелодия появилась как будто бы сама собой в день свадьбы Тэхи. Он ни разу не играл ее по-настоящему, только в воображении. И не записывал. Но часто мысленно повторял – и вот… Не самая подходящая вещь для праздничного дня. И левая рука плохо слушается – когда он проводил обряды на крови, меньше всего думал, как будет играть. Он вообще не думал, что будет играть.
Лисичка подкралась на мягких лапках, подышала в ухо и, улучив минутку, погладила кончиками пальцев шрам на тыльной стороне его левой руки.
– Знаешь, я не буду с тобой состязаться. Я просто буду приходить тебя слушать. Если разрешишь.
Она сияла – не радостно, нет, растревоженно. Но сияла.
– Мальчишки, здесь я дышу свободно. А там – дядя Ник опять подступился к дядюшке: дескать, давайте ваших подопечных используем – слово-то какое нашел, а?! – чтобы показать, какого совершенства они достигли благодаря вашим заботам.
И, под перекрестными взглядами Тима и Лео, поспешила заверить:
– На этот раз – не подслушивала. Он при мне этот разговор затеял. Другого времени не нашел! На что дядюшка ему и намекнул. Он не позволит. Но я не хочу вам врать: раз опять начались такие разговоры, зреет какая-то политическая пакость. Какая – думаю, скоро узнаем.
В дверь – снова в дверь комнаты Лео – постучали.
– Ваше высочество! – Тима госпожа Мэй по-прежнему старалась избегать. – Гости разъезжаются, вам надлежит выйти к ним.
Хлоя виновато улыбнулась, на ходу сцапала со стола футляр.
– Минуту, – остановил ее Тим. – Храни это украшение у себя, но не надевай. Пока я не разрешу.

[Uksus]

Воин Востока знает гимн и да пару маршей.

Одно лишнее.

[Цинни]

Глава 21
День, когда Хлое сравнялось четырнадцать, тоже, как вскоре выяснилось, был подарком: солнечный, но с прохладным ветерком. Ночью разразилась гроза, да еще какая. Блик влез на подоконник и наслаждался зрелищем, какого никогда в своей короткой пока жизни не видел. Да и он присоединился, сначала неохотно (после выпитого и съеденного клонило в сон), а потом увлекся.
«Вы видели? Нет, вы видели? У-у-у, красотища!» – восторгалась лисичка следующим утром, сидя на том же самом подоконнике в их гостиной и наблюдая, как гном-садовник, облаченный в балахон с капюшоном, чтобы защититься от мороси, собирает сломанные шквалом ветки в тачку.
И вот день за днем – дожди. Самые обычные, ничего впечатляющего. Но ему хватило и той грозы. Не иначе как от какой-нибудь шальной молнии вспыхнуло вдохновение, какого не бывало с незапамятных времен, – и он урывками, вечерами и в промежутках между занятиями, написал новую мелодию. Поразительно, но ни Хлоя, ни Лео в такие минуты к нему не заглядывали и всю неделю упрямо делали вид, что ничего не поменялось. Хотя – поменялось. И не для него одного. Он знал – почти наверняка, – что они боятся помешать, боятся вторгнуться туда, куда их не звали. И он был им благодарен.
Однажды после ужина, удостоверившись, что Хлою отвлекла тетушка, Лео едва слышно велел ему: «Пойдем». Не тот случай, когда нужно спорить – слишком Лео серьезный, слишком старательно изображает невозмутимость. И по галерее – переходу в старую часть дворца – припустил так, будто за ним гонятся, но бежать почему-то воспрещено. Оглядывается: не отстал ли он? не увязался ли кто-нибудь еще?
Как только они вошли в библиотеку, началась игра не то в догонялки, не то в прятки: Лео ускорил шаг, нырнул в один закоулок, в другой… В сумерках не упустить его из виду было ох как непросто. Поначалу удавалось, а потом…
– Эй, задохлик, ты где? – прошипел Лео из темноты.
– К твоему счастью, понятия не имею.
В глубине смежной комнаты вспыхнул огонек, прокладывая прямую дорогу к цели. Вместо того чтобы, как обычно, зажечь газовые рожки по периметру помещения, Лео примостил на столе масляную лампу – едва-едва хватило места между двумя подшивками газет, похожими на старинные фолианты. Подготовился. Интересно, к чему? Пока ясно одно: выгадывает время. Их хватятся, пойдут искать. Яркий свет выдаст их сразу, а вот единственный огонек в дальней комнате заметишь только тогда, когда свернешь в нужную галерейку…
– Читай, – приказал Лео. – Да поживее. А лучше – проглядывай, этого пока довольно будет. Там закладки. Все разговоры потом. И характер свой выказывать будешь когда-нибудь после и не здесь. Пока прикинься немым, понял?
По левую руку – листы с иероглифами, по правую – со здешними буквами. Достаточно выцепить с полдюжины заголовков, чтобы сообразить: бесцеремонное предупреждение не было излишним. Вряд ли Лео намеревался оскорбить, ему сейчас не до обычных шуточек.
«Новая славная победа Воинов Дракона будет внесена в Золотую Летопись». – «Пусть вечно живет Император, Первый из Сынов Дракона, ведущий нас от победы к победе» – «Белые дикари повержены, священные Алые острова вновь осеняет Знамя Дракона».
«Победа оружия, торжество дипломатии». – «Его Королевское Величество Уильям III Лоуренс удостоил награды двух адмиралов и трех контр-адмиралов». – «На вновь присоединенной территории начинается разработка месторождений угля, железной руды, меди и серы. Заключены концессионные договоры».
– Кажется, что они то и дело друг у друга списывают, – все-таки не удержался от комментария Лео. – Наши у ихних, а ихние у наших. – И добавил жестко: – Только вот сейчас наши брешут.
– А о том корабле – ну, помнишь, я тебе рассказывал – где-нибудь хотя бы несколько слов было? – Плевать, что сейчас не время для вопросов. Ему нужно знать. Не догадываться, а знать наверняка. – Ты ведь не один день во всем этом копаешься.
– Прямо говори – в дерьме, – Лео скрипнул зубами. – Было. Дураку понятно – не ты один видел. Наверняка и слухи поползли. Ты же не думаешь, что о них написали взаправду как о героях?
– Да не тяни ты!
– Вот. – Лео уверенно раскрыл подшивку на одной из закладок.
Коротенькая заметка без заголовка, пускай и на первой странице номера. «Командование Императорского флота с прискорбием сообщает о том, что в Жемчужной бухте в результате возникшего на борту пожара затонул крейсер „Слуга Повелителя“. Команда не пожелала покидать гибнущий корабль и боролась за его живучесть до последней возможности».
Вот и все. Даже дата «происшествия» не указана. Неловкая, но для кого-то, наверное, успокоительная ложь.
«А чего ты ждал?»
– А чего ты ждал? – спросил Лео, выныривая из темноты, в руках объемистый том в коричневом кожаном переплете. И еще один – в алом бархатном. Открыл второй.
– Смотри, и очень внимательно. Вот она, Земля Дракона. Атлас двадцатилетней давности, Прибережье, разумеется, наше. Как у нас полезные ископаемые обозначаются, ты не хуже меня знаешь. Вот сера. В Лунном Поле, на Небесном острове… – Он насторожился. – Нет, показалось. – И заторопился: – Ну и так далее, всего пять месторождений. Железная руда – тоже пять. Уголь – восемь. Медь – три. А на Прибережье хоть один значок есть? Нет. – Захлопнул книги, положил поверх другую. – А вот их атлас, постарше лет на десять. Как у них что обозначают, помнишь? Угу, я и не сомневался. Алые острова. Один-единственный значок. Нефть. – Пошелестел страницами. – Наше Прибережье – вот тебе и железо, и уголь, и медь, и сера – раз и два… Подожди! Потом скажешь все, что хочешь, я даже перебивать не буду и со своими мыслями лезть. Еще вот это прочтешь, но от и до, – перевернул несколько страниц одной подшивки, – и вот это, – ткнул пальцем в другую.
«Мятежники повержены».
В заметке – чуть побольше той, о корабле, – говорилось о презревших законы и долг жителях нескольких поселений в Предгорье Ветров… мятеж… убит наместник…кара… И традиционные проклятия на головы восставших и здравицы Императору.
На мгновение руки онемели, как после ворожбы, а к щекам прихлынула кровь: его забрали из дома на исходе весны. Еще осень не началась, а он уже не верит тому, чему раньше поверил бы, не задумываясь.
«Я предатель, – подумал он, стараясь выровнять дыхание. – Они лжецы, но предателя это не оправдывает. Я смогу искупить».
Эта привычная мысль успокоила.
В здешней газете, как он понял, самой главной, – целая страница, еще и с продолжением. «Мятежники повержены. Что дальше?» Совпадение? И дальше примерно то же самое: мятеж, убит наместник, повешены две сотни человек… А вот принципиально иное: на подавление восстания брошены дополнительные силы… лояльность местного гарнизона под вопросом… беспорядки в двух крупнейших городах провинции…
Дочитать не успел. Почувствовал: кто-то приближается. И только потом увидел огонек фонаря. Лео мгновенно сдернул со стола обе подшивки – как только ухитрился-то, они же немаленькие и нырнул во мрак. Вынырнул с какой-то книжкой, когда Хлоя была не более чем в десятке шагов. За ней – большие бесшумные тени – Волк, Собака, Малыш. Как будто опасность чуют, сбились в стаю.

[Цинни]

– Вы тут часом не рассказываете страшные сказки, а? – Зыркнула на одного, на другого. – Без меня – нельзя!
– Просто сумерничаем, – без запинки соврал Лео. Как это мерзко, когда приходится лгать. – Уже уходить собирались, да вот я книжку долго искал.
Если бы Лео смолчал, солгать пришлось бы ему. Лео опять поступил, как полагается старшему.
Похоже, у них появились новые тайны, которые нельзя доверить лисичке.
– А меня тетушка усадила нитки к вышивке подбирать. Одна радость – вышивать не я буду… Что за книжка? – Лисичка ткнулась любопытным носиком в обложку. – О, история династии! Неожиданно, но приятно! Правда, тут, если верно помню, последняя глава – о Теодоре III, это мой прадед, потом был Ричард II, сейчас Уильям III. Если бы правил мой отец, он был бы Ричардом III. А если на престол взойдет дядюшка Тео, он станет Теодором IV.
– Как вы сами в них не путаетесь?
– А ты прочитай – тоже путаться не будешь… может быть.
Он поймал себя на том, что болтовня лисички не развлекает, а, как было поначалу, раздражает. И втайне обрадовался, когда, поднявшись на жилой этаж, они разошлись в разные стороны. Он не знал, чего ему хотелось больше: поделиться своими соображениями или услышать, до чего додумался Лео… вот ведь скрытный негодяй!
Правда, он сам заслуживает этого определения куда больше.
По-прежнему накрапывал дождь. Холодно не было. Но Лео принялся разводить огонь в камине. Лисичка права: так уютнее. Блик и Волчонок рядом. Тоже почуяли: что-то не так, крутятся рядом, а места никак не найдут.
– Ну, говори уже! – Оказывается, Лео не просто так с камином возился. Ждал.
С чего начать? Новых подсказок ждать не приходится – великодушие Лео имеет предел.
– Я верю их атласу. – Сказать такое – объявить себя предателем. Назвать вещи своими именами – разве это трудно? – Не понимаю, откуда еще тогда у них были сведения о месторождениях, не обозначенных на наших картах, но они многое знали. И не только об этом. Мы гордились тем, что могли иносказательно именовать Землю Дракона Крепостью Дракона, но в стенах этой крепости были лазейки.
– Угу, все так, – мрачно подтвердил Лео.
– Об Алых островах пишут как о священной земле. Сомневаюсь. По-моему, это только сейчас придумали, чтобы доказать самым упрямым – обмен был не то что равноценным – выгоднейшим!
– Самым упрямым ничего не докажут. – Лео ухмыльнулся с вызовом. – Таким, как мы.
– А таких, как мы, ничего не стоит перебить. Всех до единого. Нас мало. – Резким жестом остановил Лео: – Молчи. И так еле с мыслями собрался, в голове мешанина. Ну, есть на Алых островах нефть – и что? Скорее сдохнешь, чем ее там добудешь.
– Разумеешь. Не случайно сом так тобой гордится, примерный ученичок… Как по мне, там только птицы срут. Людей – и тех нет. А вот сколько наших на Прибережье бросили… Ладно, заткнулся.
– Кстати, о Прибережье – наши к его богатствам и то не прикасались, хотя там с этим никаких проблем. Дома строили, да. У нас два было. Один из них отец старшей сестре отдал, когда она вышла замуж.
Он не забывал о Тэхи, конечно же, нет. Но так часто думал о ней… наверное, в первые полгода после того как она покинула родительский кров.
– Раньше я тебе позавидовал бы, – прозвучало не как насмешка, а как признание вины.
– Я не могу сказать наверняка, но вряд ли Прибережье берегли только на радость знати и богатеям. Пока давай на этом остановимся. Сейчас важнее понять, что творится в Предгорье Ветров.
– Ничего хорошего.
– Не язви. Что ты понял?
– Понял бы – сказал бы, – ответ быстрый, как выпад. Но они сейчас не сражаются друг с другом. Они тренируются, чтобы дать отпор пока еще неведомому врагу.
– Тогда давай так: будем наведываться в библиотеку так часто, как сможем. Лучше порознь, чтобы Хлоя могла переключать внимание и не лезла в наши дела. Насколько это возможно.
– Думаешь, лучше ей не рассказывать?
– Ты тоже так решил. Пусть так и будет.
Он встал. Пора прекращать. Все необходимое сказано. А если продолжать додумывать, толком ничего не зная, – можно договориться до того, что существованию Великого Дракона угрожает маленькая белая лисичка.

[Цинни]

Глава 22
В одной занимательной повести о приключениях и злоключениях девочки-дворянки, отданной на учебу в пансион в соседнем графстве – за тридевять земель, как казалось героине – был эпизод: учитель вовремя не явился на урок, как потом выяснилось – навещал родственников, а в обратном пути его задержала непогода. Занятие отменили, и три подружки, забравшись в укромный уголок, принялись делиться секретами. Эти секреты сыграли свою роль в дальнейших событиях, но это после, после. А завязка того эпизода показалась Хлое надуманной: так радоваться отмене урока и так старательно искать убежище, чтобы строгая заведующая не приставила к какому-нибудь делу!
Это было в первый год жизни в доме дяди. Хлоя то и дело болела (почти как Тим сейчас), достаточно было сказать, что кружится голова или саднит в горле – и занятия отменяли. Да и учителя были совсем не такими, как в книжке: не придирались, не ругались, не наказывали, не читали скучную мораль…
И вот – вечер, непогода, маэстро не явился на урок. Прислал слугу с запиской, в которой в самых учтивых выражениях – верен себе – сообщил, что «простуда удерживает его в постели», выразил печаль по поводу того, что «лишен счастья видеть ваше высочество и ваше высочество» (слово «счастье» применимо было только к тетушке Ханне, на свой счет Хлоя не заблуждалась), и попросил прощения за «отсутствие возможности надлежащим образом исполнять свои обязанности».
Хлоя сунула записку в ладошку к рыженькой Кейт, так кстати попавшейся по пути в «убежище», – «Отнеси тетушке, пожалуйста», – и опрометью бросилась в библиотеку. В груди сладко заныло, так захотелось перечитать «Весенние дни Молли де Грем».
Конечно, к завтрашнему дню тетушка что-нибудь придумает. Но этот кусочек вечера – только ее!
Самый дальний, самый темный уголок – самый уютный.
Сюда, за массивные шкафы с подшивками газет и подборками журналов, Рик по ее просьбе когда-то перетащил небольшую этажерку, места на которой хватило точь-в-точь для того, чтобы расставить самые любимые книги. Они и сейчас на тех же местах, которые она для каждой определила. Вот «Истории о привидениях» – при чтении дрожь пробирала не столько от страха, сколько от предвкушения неожиданной развязки, главное было удержаться и не подсмотреть: чем кончается очередной рассказ? Вот старинная пьеса о принцессе, рука которой была обещана сразу двум рыцарям. Вот уморительно смешные «Сказки беззаботной феи». А вот история юного оруженосца, впервые попавшего на войну – Хлоя была просто влюблена в Юстина, попадавшего из передряги в передрягу, но ухитрявшегося не терять присутствия духа… А вот «Весенние дни…» Кажется, три подруги, Молли, Мэгги и Лус, стали только понятнее. И любовь Молли сначала к Рою, а потом к Робу уже не видится предательством – Рой сам виноват, разочаровал ее. А главное – сколько бы ни ссорилась она с Мэгги и Лус, а они – с ней, все равно остались вместе.
Тихие шаги. Она всех своих узнает по шагам и редко ошибается. Тим.
– Ты меня ищешь?
– Нет, – поколебавшись, отвечает он.
– Жаль. Но все равно заходи, рада гостю.
Он опять какой-то непонятный, но у нее отличное настроение, хочется поделиться, хочется, чтобы он улыбался.
– Это моя библиотека в библиотеке. Все мои самые любимые книги. Вот, гляди, решила перечитать…

Как некстати она здесь оказалась! В первое мгновение подумалось: она что-то заподозрила. Но нет – сует ему в руки книжонку, серо-сизую – да неужели! – с тиснеными серебристыми цветочками.
– Вот, гляди…
Одна из тех книг, что пару раз попадались ему в руки. Мужчины в них не сильнее женщин. А женщин, как будто бы в насмешку, объявляют сильными. Да эти книги от начала до конца – насмешка!
– Я просто с ума по ней сходила, сколько раз перечитывала – и не помню. – Она светится так, как в тот час, когда слушала его дурацкое сочиненьице. Он и не припомнит другого случая, когда бы еще она светилась таким теплым светом: белая лисичка становится жемчужной. Не надо, маленькая, не светись так по пустякам, иначе однажды у тебя не хватит сил. – Ты не будешь смеяться, нет? – Хватает его за левую руку. Шрамы отзываются болью, будто бы свежие раны. Да что за Сила здесь распоряжается?! – Мне так хотелось, чтобы эти книги стали особенными, вообще особенными. Понимаешь?
Нет. Но достаточно продолжить слушать – и он поймет. Надо понять.
– Я придумала: стала на платье носить брошку, была у меня такая, в виде стрекозки, потерялась… да неважно. Проколю палец – и вот тут, на титульной страничке, делаю оттиск вроде личной печати. Я совсем сумасшедшая, да? Тетя ко мне докторов водила, дядя отмалчивался. Вроде бы понимал, но…
Не сумасшедшая. Ты брала от них Силу и просто силы, взамен отдавая свою кровь.
– А Рик понял, поставил рядом этажерку для своих любимых книг. И тоже отмечал. И для него это была не игра, понимаешь?
Да. Вот теперь – понимает.
Она подскакивает ко второй этажерке, хватает с полки книгу.
– Надо же! Это о маршале де Гасте. Рик хотел быть на него похожим.
Он дотрагивается до кровавой печати над алыми буквами – и едва не отдергивает руку.
– Тим, что?
– Ничего. – Вот и ему пришло время солгать. – Можешь дать мне пару ваших книг? Вот эту, – наугад протягивает руку к первой этажерке, на светло-желтой обложке – веселые буковки, «Сказки беззаботной феи», – и эту, про маршала.
– Бери. – Лисичка оторопела. Еще бы! Ну какой из него обманщик? – Мог бы и не спрашивать разрешения… Тим, что-то случилось?
– Все в порядке. Устал немного. Господин Эвард сегодня что-то особенно усердствовал. – Теперь он еще и наставника к своей лжи приплел. Хотя сегодня была самая обычная тренировка, они старались, чтобы у начальника стражи даже мысли не возникло прибавить к положенному времени десяток-другой минут. Все напрасно! Или нет? Он ни на полшага не приблизился к ответам на прежние вопросы, зато совершенно случайно получил новый вопрос сразу вместе с ответом.

[Цинни]

Стоило бы задержаться, поговорить с Хлоей. О чем? – да безразлично. Чтобы лишних подозрений не вызывать. Но лучше уйти: куда вероятнее, что он себя выдаст.
– Тим! – окликает она.
Почувствовала фальшь и решила узнать наверняка?
– Ты не мог бы учить меня музыке? Ну хотя бы пока маэстро болен? Тетя придумает мне занятие, как всегда – скучное. С дядей и господином Эвардом я договорюсь. Сама не справлюсь – попрошу тетю.
Нашла время!
– Я живу на попечении твоей семьи. Ты вправе мне приказывать.
Она вскидывает голову и пытается всмотреться в его лицо. Маленькая, сумерки против тебя.
–Если мне однажды вздумается тебе приказать, знай – я окончательно спятила, – не остается в долгу Хлоя. – Заранее прошу – добей меня из милосердия.
– Следи за словами. И не смей так шутить.
Уследить за ней невозможно. А не уследишь – не защитишь.

Он снова запирает обе двери изнутри. Раскрывает обе книги. Выравнивает дыхание, сосредотачивается.
Рик – племянник старшей принцессы? Тогда почему его кровь отзывается на кровь Хлои?
Этот дом тонет во лжи, медленно идет ко дну.
Мир тонет во лжи.
Никого не удастся спасти.

Глава 23
– Ух ты! Эй! Да оторвись ты от своих сказочек! – Лео ткнул Тима кулаком в бок.
Мстительный негодяй! В день рождения Хлои был далеко не трезв, но обиду накрепко запомнил.
– Страшных темных колдунов бояться перестал? – Первое, что взбрело в голову. Пусть довольствуется. Только этим. Поднимать голову и глядеть на наглеца – много ему чести будет.
– Угу, перестал. Лет в пять. А ссаться в кроватку – и того раньше. – Где ты такую книжку нарыл, а? Там еще такие есть?
– Какие? – Бывают моменты, когда он и вправду чувствует себя Темным из россказней простолюдинов: Лео сдуру подставляет лоб под щелбан, а он – отвешивает и смеется. – Для воображающих себя героями деточек или для выживших из ума взрослых? Да полным полно.
– Придержи язык! – В глазах Лео прямо-таки детская обида. Наверное, так же смотрела бы Хлоя, если бы услышала честное мнение о своих феечках. – Это ж почти как «Рассказы о Хангюне»! Ну, этот ихний де Гаст, когда был еще оруженосцем, в одиночку вражеский авангард задержал до подхода основных сил, почти как Хангюн, который в пятнадцать лет выступил один против сотни.
– А кто враги? – Он откинулся на спинку стула, предвкушая развлечение.
– Да дикари какие-то. Вот, написано: дикие горцы.
– А у Хангюна?
– Тоже дикари.
– Просто дикари? Ты ж вроде как историей интересуешься. И когда речь идет о нынешних событиях, вполне грамотно их анализируешь. – Он невольно скопировал профессора Станли. Да ну и ладно, так еще забавнее. – А тут ведешься на сказочки. И требуешь, чтобы ради твоих сказочек я оторвался от своих.
Лео сверкнул глазами из-под нахмуренных бровей. Попался!
– Темный, я из-за таких вот сказочек, – припечатал кулак к раскрытой странице, – чуть не сдох. – Возомнил себя Хангюном и очертя голову полез в драку.
– Ну и дурак. Могу только посочувствовать.
– Себе посочувствуй. Намного умнее, что ли?
– Глупее. Потому что тоже полез напролом. Потому что сейчас пытаюсь что-то доказать мальчишке из черни. Ну и потому что сразу не выгнал тебя взашей из своей комнаты. Ты мне мешаешь.
– Читать про девок с крыльями? – Лео раздраженно фыркнул. – Дело, понятно, важное, а может, даже интересное, но я-то думал, мы настоящим делом займемся, пока лишних глаз нет.