Глава 2.
Очнулся я как то сразу. Даже не очнулся, просто проснулся. Зевнув, и со скулежом потянувшись, с закрытыми глазами вскинул, почему то, легко взлетевшие руки, вверх, чтобы ухватится, за прикрученные скобы и несколько десятков раз подтянувшись, привычно закинуть себя в инвалидное кресло, стоящее рядом с кроватью. Руки ухватили пустоту, скоб не было. Широко открыв глаза, я смотрел, на детские ладошки перед собой. Проследив, куда они уходят, изумился. Они уходили мне в плечо.
- Что за …,- блин, скинув с себя одеяло, я с отвисшей челюстью разглядывал тело, в которое попал. То, что попал, теперь я не сомневался. Это было тело мальчика лет пяти-шести. И самое главное у него были НОГИ. Причем ОБЕ НОГИ. Спрыгнув на пол, я стал их рассматривать. Пред глазами замелькали звездочки, и я понял, что не дышу уже несколько минут. Запрыгнув обратно на кровать, теперь все казалось огромным, я стал размеренно дышать, успокаивая сильно бившееся сердце. Вытерев, ладонью пот, выступивший на лбу, стал осматриваться. Это была палата, больничная палата. Немного успокоившись, задумался, а в кого я попал? Спрыгнув с кровати на пол я подошел к столу и вытащил из под него табуретку. Взяв, эту просто гигантскую по сравнением с ростом, сейчас, и что был раньше, табуретку я пыхтя потащил ее к небольшому настенному зеркалу, висящему на недосягаемой для меня высоте. Взобравшись, уставился на самого себя, только помолодевшего на тридцать лет. Передо мной стоял я с детских фотографий. Задумавшись, тряхнул головой. Двойник в зеркале, в ответ скорчил забавную, задумчивою, рожицу и потряс головой. Хмыкнув я сделал свирепое лицо, от которого, при одной операций, во время допроса обделался пленный боевик. Двойник в ответ оскалил зубы и скорчил рожицу. Ничего свирепого в лице не было, только в глазах прыгали веселые бесенята. Махнув рукой на двойника я спрыгнул на пол и спустил трусики в которые был одет. Да, это точно был я. Во первых мой парень, хоть и маленький, но точно мой. Во вторых родинка справа от паха, в форме копеечной монеты. В третьих, повернув ногу я посмотрел на правую икру, шрама не было. Шрам я получил в шестилетнем возрасте, летом играя в индейцев, мне засадили стрелу в ногу. Отчего остался шрам, в форме звездочки на все жизнь. Какой вывод? Мне меньше шести лет. Осталось выяснить, где я. Дотащив табуретку до окна я взобрался на подоконник и откинув штору выглянул на улицу. Это был не современный, знакомый мне город. А город времен СССР. Выяснилось это одним только видом проезжей части. Находящейся, между больницей и девятиэтажным домом. Новенькая тройка, копейки, Волга и ЗИЛ-130 проехавшие перед больницей. Но не это повергло меня в изумление, а плакат с изображением Брежнего и надписью ( Советские люди знают: там где партия.- там успех. там победа!). Покачав головой, я задумался. Назвать этот перенос счастливым, значит, ничего не сказать. Мне хотелось плясать и петь от счастья.
Ушатом холодной воды, было воспоминание, как я очнулся в своем детском теле. Вспомнив выражение врача, мне пришлось задуматься. Думая, я волоком перетащил табуретку обратно под стол. И вернувшись к кровати, забрался под одеяло. Врач, явно все понял. Это было видно по его глазам, когда он внимательно вслушивался, во время моего бреда. Это было плохо, очень плохо. Если он не лох. То сдал меня местной госбезопасности. Попасть в руки, какому ни будь костолому-дуболому, мне не улыбалось. Надо было выходить на руководство, на Генсека. Только, кто он? Может Брежнев? Если его плакат висит на стенде, то может он? Не факт. Блин, не зная который сейчас год и поэтому, кто стоит у руля мне неизвестно. Первым делом надо выяснить, число, дату и год. То, что сейчас, где то восемьдесят первый или восемьдесят второй, было понятно, после осмотра себя и улицы. Шрам я получил в восемьдесят втором в пятнадцатого июля, через два дня, после дня рождения. Где я находился, мне было известно, по осмотру улицы из окна. В полукилометре от больницы торчала приметная труба котельной. Находящейся, не далеко, от моего дома. Значит, я был в родной Казани. Мои размышления прервал раздавшийся скрежет ключа, вставляемый в замочную скважину. В открывшуюся дверь, вошла смутно знакомая медсестра. Увидев, что я внимательно смотрю на ее, она насторожено меня разглядывая, начала пятится задом к двери. Тут я ее узнал. Это была та женщина, от голоса которой я очнулся. Совсем палится, не хотелось, мне пришлось сделать, испуганное выражений лица и сказать,
- Тетенька. А где я? А вы кто? Я кушать хочу,- быстро захлопав глазами, сделал просительное выражение. Было заметно, что медсестра вздохнула с облегчением. Стараясь ничем себя не выдать, я сложив кулачки на груди с низу в верх жалобно смотрел на ее. Эту фишку я запомнил у дочки соседа по площадке, трех летней Ксюши. Которая, именно так, выпрашивала у меня конфетки и другие сладости, когда приходила вместе с отцом к ко мне в гости. И надо сказать у нее это блестяще получалось. К моему изумлению сработало и здесь. Умильно глядя на меня, медсестра подошла, сев с края на кровать, погладив по голове, сказала,
- Сейчас кушать принесем Артурчик. И ты покушаешь. У тебя ни чего не болит?- я отрицательно покачал головой, успокаиваясь. Ее желание погладить меня, чуть не привело к тому, что у меня, едва не сработал рефлекс, и я не откатился в сторону. Не люблю, когда меня гладят.
В дверь заглянула молоденькая, удивительно красивая медичка. От ее бюста у меня сработал рефлекс Павлова, и я громко сглотнул. Пожилая медсестра восприняла, это по своему,
- Катя, принеси завтрак, пожалуйста,- молча кивнув. Катя, озадаченно глянув на меня, спокойно удалилась, прикрыв за собой дверь. Похоже мои пламенные взгляды, от ее, не укрылись. Меня это немного смутило, вроде маленький, а девчонку хочу, не могу, а все равно хочу. Блин, во попал. Хорошо, что медсестра ни чего не заметила, а так и сидела рядом, продолжая меня гладить. Я подумал, что надо продолжать играть сейчас свою роль ребенка. Не думаю, что смогу долго водить ее за нос, но время выиграю.
Я не писатель - я просто автор.