Вокруг Великой Реки

[Road Warrior]

Глава 4. На чужих Елисейских полях.

- Андрюх, ну что у тебя?

- Да профессор Джонс сказал, что "удовлетворительно" и там, и там. А у тебя как было?

- Как ни странно, по латыни у меня даже "хорошо". По греческому же тоже "удовлетворительно".

- Ну ладно, пойдем собираться.

Последние экзамены, последние сборы, и кавалькада из четырех всадников выехала на юг. Во главе ехал Альфред, последним Джон, присланный за Альфредом раб. Он же привез лошадей и для Юры с Андреем.

Джон оказался пожилым и весьма общительным человеком. Он с удовольствием отвечал на расспросы Андрея, а к Альфреду относился с почтением, но почти по отцовски. Альфред рассказал, что его родители давно предлагали Джону свободу, но тот сказал, что так он член семьи, а кем он будет, если станет свободным? И отказался.

Именно Джон находил ночлег для молодых людей, и именно он заботился о пропитании. Получалось намного лучше, чем было, когда Андрей с Юрой делали это сами.

Они давно уже проехали Филадельфию и повернули на запад. И опять потянулись все те же города и села.

В Харрисбурге паромщик почему-то довольно долго косился на молодых людей, но ничего не сказал. Впрочем, дочка его щеголяла с украшенным стразами пластмассовым гребешком в волосах, каковых гребешков здесь не водилось.

А вот в городке Сомерсет, где намечался последний привал перед Питтсбургом, произошел казус. Джон поехал договариваться о ночлеге, потом вернулся озабоченный.

- Масса, поедем лучше в другое место.

- Почему?

- Да я как раз заехал в гостиницу, а хозяин меня и спросил, для каких таких молодых людей я про комнаты спрашиваю? Не иноземцев ли? И описал массу Yury и массу Andrew. Я говорю, да нет, для своего массы, а тот не иноземец, он из Теннесси. Но смотрю, тот достает двустволку. Говорю, масса, что вы хотите сделать с бедным негром? Он же, не с тобой, а вот если те появятся... После их отъезда смотрю, у дочери непонятная радостная ухмылка на лице и духами от нее какими-то воняет. А духов я ей в жизни не покупал. Поднимаю ее одеяло, а на простыни кровь. А теперь, видишь, она брюхатая. И повинилась родному отцу, что от того из иноземцев, что повыше. Так что если увижу тех двоих, то или тот, кто это сделал, под венец пойдет, либо я угощу его из этой двустволки.

Андрей посмотрел на Юру.

- Говорил же я тебе...

- Джон, а ее ты видел?

- Да она недалеко от него сидела. И когда отец ее заговорил о вас, она аж побледнела. Хоть и сидит с невинным видом, но она явно беременна, причем месяце так на шестом. И мне почему-то кажется, что если вы проезжали здесь почти год назад, то вряд ли от вас...

Так что, масса, повезло вам. Но этот город лучше засветло не проезжать, боюсь, отец ее будет на улицу посматривать, а там всего одна улица. Поедем вот по этой дороге, глядишь, город объедем.

Но дорога эта пошла резко на север и привела их в городок Стойстаун, где они и заночевали.

После этого все было почти без приключений. На следующий день добрались до Питтсбурга, сели на пароход. Вниз по течению было намного быстрее, и уже рано утром 8 июня они приехали в Мемфис. Этот прекрасный город был основан всего десять лет назад, но он был более похож на европейский город, вроде тех, которые Юра видел, когда с родителями путешествовал до бретонского Бреста. Главные улицы были застроены красивыми каменными зданиями, а население было намного более дружелюбным, чем в северных городах. Все здоровались с новоприбывшими и желали гостям Альфреда приятного времяпровождения в Теннесси.

Напротив Мемфиса была уже Русская Америка. Альфред, хоть и вырос недалеко отсюда, еще ни разу не был по ту сторону реки, а Юре с Андреем нужно было купить подарков для семей Альфреда и Эндрю. И они сели на паром до Черепашьего острова, такого же торгового поселения, как и Длинный остров дальше на севере.

Первым делом, молодые люди пошли в церковь при торговых рядах. Служба уже началась, но Альфреда поразила величественность православной службы, а также то, что священник во время проповеди не изрыгал громы и молнии и не брызгал слюной при этом. В минусах значилось то, что пришлось стоять, и то, что служба была на непонятном языке.

Потом они прогулялись по торговым рядам, и Юра с Андреем накупили подарков для семьи Альфреда, а также кое-что для Джона. Впрочем, и Альфред основательно потратился. Юра еще купил пару пачек неизвестных Альфреду приспособлений с обнимающимися юношей и девушкой на коробке, а также несколько безделушек. Андрей прошипел: "Опять хочешь, как в Сомерсете?" На что Юра обещал быть поосторожнее.

Они вернулись в Мемфис и поехали в Элисию, поместье семьи Иннис. Оно было старше, чем Мемфис; отец Альфреда, Эбенезер Иннис, основал его в 1815 году, одним из первых. Эбенезер родился и вырос в Северной Каролине, и дети его родились еще там, но Альфред уже с шести лет жил в Элисии, и она была его домом.

Мать Альфреда, Мейбел, была относительно худощавой дамой лет сорока пяти, всегда красиво одетой и вечно улыбающейся. Старший сын, Арчибальд, побывал, по рассказам, и в Техасе, а теперь служил во флоте в Саванне, штат Джорджия. Старшая сестра, Елизабет, была уже замужем и жила в соседнем поместье с мужем и двумя детьми. Младший сын, Александр, был точной копией Альфреда--такой же блондин с пронзительно-голубыми глазами--только поменьше.

Младшая же сестра, Розалинн, была необыкновенной красавицей 18 лет, и ей сразу понравился Андрей. Но тот при ее виде все время краснел или бледнел, но в любом случае терял дар речи. Юра же, в иной ситуации не прочь пофлиртовать с девушкой, вместо этого подбадривал Андрея, но безуспешно. Тот, похоже, впервые в жизни действительно влюбился. Сара, пожилая негритянка, приставленная к девушкам так же, как Джон был к мальчикам, уже подъезжала к Юре с разговором о том, что стоит его другу сделать предложение, и он получит великолепную жену, а сама она с удовольствием дожила бы остаток дней своих в услужении у них, своих детей Господь ведь не дал, а муж ее, бывший дворецкий у семьи Иннисов, уже два года как скончался. И несмотря на все Юрины уговоры, Андрей краснел, бледнел, но так и не отважился ничего сказать предмету своего обожания, не заметив, что все вокруг все уже и так заметили.

Тем временем, скучать им не приходилось. На Севере отношение к гостям лучше всего выразил Бенджамин Франклин, один из самых ярких политиков и философов времен Американской революции: "Гости и рыба портятся через три дня." На Юге же гостеприимство напомнило Юре и Андрею то, как встречают гостей в Русской Америке. День за днем приемы, балы, театр в Мемфисе, а также и прогулки на лошадях, и купание в реке, и охота, от приглашения на которую невозможно было отказаться. У Андрея даже сложилась теория, что это "метод Демьяновой ухи", если вспомнить модного баснописца Ивана Крылова, и что это в конце концов не менее действенно, чем формула Франклина.

[Road Warrior]

Глава 5. Гости, не надоели ли вам хозяева?

- Юра, пора и честь знать. А то уже первое июля, мы здесь уже скоро месяц.

- Да я знаю, пора. Только вот тут такая девушка, а ты ей так ничего и не сказал.

- Ммм... Эта... Знаешь...

- Да знаю. Глупый ты.

- А ты что про девушек знаешь? Тебе б лишь переспать с ними, а все остальное не так важно. Видел я, как ты с горничной пару дней назад уединялся...

- Ты знаешь, не береди раны. Тех, кого я люблю, у меня, наверное, никогда и не будет. А так я хоть на пару часов могу их позабыть. Тем более, что я никого не принуждаю, а местные дамы не привыкли, что подобного рода занятия могут принести столько удовольствия.

- Ну и что? Всю жизнь будешь по бабам бегать?

- А хрен его знает. Может, мой крестный прав, все позабудется, и найду я ту самую единственную... Но пока этого не произошло, почему бы и не поразвлечься? А то даже через год только и хочется, что выть.

Утром второго июля из отвезли к парому в Мемфис, и они переправились на Черепаший остров и там сели на теплоход из Сен-Луи в Новый Орлеан, куда они прибыли утром третьего. Для Андрея в диковинку был француский дух города, прекрасная его архитектура, замечательная кухня, и то, что почти все говорили по французски. Но флаг Русской Америки с гордостью реял почти на каждом здании, и все весьма неплохо говорили и по русски, старшее поколение с акцентом, младшее в основном без.

Юра устроил Андрею экскурсию по городу, где он провел немалую часть своего детства. День был, впрочем, жаркий, так что через час, осмотрев самые основные достопримечательности, они зашли в местный ресторан. Подошедшая официантка, красивая черноволосая молодая женщина, всмотрелась в Юру и вдруг бросилась к нему на шею.

- Monsieur Yury! Я так рада вас видеть! А как вы выросли!

- Mademoiselle Sophie, ну почему ж вы со мной на "вы"! Я ж все тот же Юра, за которым вы тогда смотрели, когда уходили родители.

- Да, озорник ты был, Юра... До сих пор помню. Если Сергей с девочками вели себя всегда примерно, то за тобой нужен был глаз да глаз...

После обеда Софи вдруг сказала:

- Юра, а не хочешь зайти ко мне? Вспомнишь, как все это было, да и другу твоему, наверное, будет интересно. А то у меня смена кончилась.

Юра бросил многозначительный взгляд на Андрея, тот сказал:

- Знаете, вы идите, а я еще посижу. Юр, встретимся в гостинице.

Андрей заказал кофе и весьма вкусных, как оказалось, beignets - сладкиx жареныx пирожныx. Вдруг он услышал девичий голос:

- Excusez-moi, est-ce que une place est encore libre?

Андрей замялся, пытаясь вспомнить свой французский. Хоть он и учил его и в Форт-Россе, и в Колледже Нью-Джерси, а на тебе, когда нужно на нем говорить, два слова связать не смог...

Девушка засмеялась и продолжила на чистом русском языке:

- Извините, а у вас за столом не найдется свободного места? А то все столики заняты.

- Конечно, мадемуазель, садитесь!

Девушка оказалась смуглой, красивой и черноволосой. Ее звали Жанна, и она только что закончила школу и с сентября уезжала в Новоархангельский университет.

- А почему так далеко?

- Да вот, родители у меня классные, но хотелось бы пожить от них подальше. А то мама с папой все время то еду принесут, то в театр сводят, то еще что, а мне хотелось бы вырваться из-под их опеки...

- Но там холодно зимой, в Новоархангельске-то. Это уже Аляска, хоть и южная.

- А я еще ни разу снега не видела. Так что будет интересно. А ты чем занимаешься?

- А я пока учусь в университете в САСШ, но в декабре как раз экзамены, а с января я могу или вернуться в армию, или еще поучиться в университете. У меня последний год училища и полтора в САСШ засчитываются, так что останется только два года, и получу диплом.

- Неплохо. Слушай, когда поедим, давай я тебе город покажу.

- Да мне приятель уже показал.

- А он отсюда?

- Нет, он из Форт-Росса.

- Ну тогда о чем разговор? Я местная, вряд ли он знает то, что покажу тебе я. Заодно с родителями познакомлю.

Андрей, вспомнив заветы Юры, при упоминании о родителях поскучнел. Потом посмотрел на Жанну и опять повеселел. У Юры свои принципы, у него свои.

А Розалинн как-то подзабылась...

[Road Warrior]

Глава 6. Тяжело в ученье...

- Алло! Алло! Мама, привет! Это я, Юра!

- Юрочка, ты где?

- Ну не в САСШ же. Там и телефонов-то нет. В Новом Орлеане. На переговорном пункте.

- А ты знаешь, папа сейчас в Новом Орлеане. Там у него совещание в Военном городке.

- Совсем, значит, недалеко...

Через пять минут, Юра попрощался с мамой, подумав, как же ему ее не хватает. А вот как же ему повезло, что папа здесь...

В военный городок его пропустили по предъявлению военного удостоверения, а когда увидели фамилию, то направили его к зданию Командования Луизианским Военным Округом. С тех пор, как он был здесь, появились новые здания, дорожки вымостили камнем, но все было так знакомо...

Перед зданием командования стоял джип, в котором сидел... сержант Камеалоха. Юра козырнул сержанту, тот козырнул в ответ, открыл вдруг дверь и сказал:

- Садись, рядовой. Отца твоего не будет еще как минимум часа полтора.

- Господин сержант, а как Леилани?

- До сих пор тебе простить не может. Зря, конечно. А так молодец, учится на медицинском. Сдружилась, кстати, с другой твоей пассией. Ладно, я б на твоем месте решил, кто именно тебе нужен, и попробовал бы завоевать ее обратно.

- Не могу, господин сержант. Для меня выбрать одну равносильно измене другой.

- Ну у тебя и понимание измены... Ладно, рядовой. У нас время еще есть. Давай посмотрим, чему тебя в твоем училище научили.

Сержант Камеалоха был ростом с Юру, но намного более мощного телосложения.

- Не бойся. Ты ж меня моложе на двадцать лет. Мне должно быть стремно.

- Ладно, давайте!

Они поехали на близлежащее поле, на котором Юра не раз наблюдал занятия курса молодого бойца. Сейчас там никого не было - жарко все-таки, июль - и Юра встал в стойку, как его учили. Все-таки и по рукопашной он был чемпионом училища.

Он не увидел, что произошло, но через пару секунд сержант уже помогал ему встать с земли. Удар был молниеносным, но ничего повреждено вроде не было.

- Эх, мальчик, пока ты там встаешь в свою стойку, враг тебя и вырубит, ну как я сейчас. Только он не будет в последний момент уменьшать силу удара. А ну, давай еще!

Через час, Юре казалось, что на нем не было живого места. Но час занятий сейчас, казалось, научил его большему, чем месяцы занятий в училище. Сержант достал нож, который он оставил в ножнах, и показал ему еще несколько приемов. Потом он сказал:

- Ничего, похоже, из тебя выйдет толк. А то убьют тебя, и что я Леилани скажу? Она до сих пор без тебя страдает. Ладно, нож твой, дарю. И поехали уже, а то твой папа сейчас выйдет.

- Откуда вы знаете?

- А видишь, там собрались несколько офицеров? Они, конечно, не его ждут, а генерала Кии. Впрочем, говорят, он здесь тоже в свое время командовал, может, они его и запомнили. А насчет синяков и всего такого - сходи в баню, поможет. По крайней мере, мне помогало.

Отец был несказанно рад встрече, Юрий Кии тоже. Они схватили Юру и потащили его в офицерскую столовую - то, что он рядовой, никого не смущало, ведь он был не в форме. Крестный потребовал, чтобы Юра еще раз навестил его завтра с утра, ведь днем ему ехать в Форт Сабин, для очередных переговоров с мексиканцами. А отца и сержанта Камеалоху отвезли в аэропорт - Юра поехал с ними, потом его отвезли обратно в город. Напоследок отец обнял Юру, а сержант шепнул ему на ухо: "Помни, если есть вероятность, что твой противник тебя ударит, бей первым - не ошибешься."

После этого Юра добрел до мадемуазель Софи. Как оказалось, на соседней улице была смешанная баня - кроме Луизианы, такие Юра видел только на Гавайях - и они провели первую половину вечера там, после чего Юра стал чувствовать себя настолько лучше, что и Софи осталась вполне довольна после того, как они вернулись к ней домой.

[Road Warrior]

В главе 25 второй части меняю Генри Бичера на Оуэна Брауна. Бичер тогда был, увы, слишком молод - вот что значит полагаться на память. А Браун - отец того самого психопата Джона Брауна, которого потом казнили и про труп которого пели северяне.

[Road Warrior]

Глава 7. Мы стоим за дело мира, мы готовимся к войне...

- Андрюх, что это ты вдруг так расцвел?

- Юр, не твое дело. Я ж тебе не спрашиваю, чем вы там занимаетесь с Софи. Тем более, что она тебя и постарше будет.

- Ну, во первых, всего на шесть лет. А во вторых, откуда ты знаешь, может мы там старые фотографии рассматриваем?

- Не знаю. И знать не хочу. И даже спрашивать не буду, почему это у тебя на шее свежий засос...

- То есть и сам не расколешься. Ну да ладно. Мы с Софи видели тебя на рю Бурбон в сопровождении прелестной девушки. Издалека, конечно, но губа у тебя не дура.

- Слушай, не твое собачье дело.

- Ладно, ладно, умолкаю. А что тогда так рано уезжаем?

- Да она с родителями с утра полетела в Новоархангельск, на университет посмотреть. Впрочем, думает потом перевестись обратно в Новый Орлеан, если надоест.

Перед глазами простиралась прекрасная панорама Нового Орлеана, а теплоход шел вниз по течению к Мексиканскому заливу. Вскоре берег Луизианы пропал в дымке - о ревуар, Софи! О ревуар, Нуво Орлеан!

На следующий день, корабль зашел в Сарасотский залив во Флориде. У них было несколько часов, но сам город Сарасота оказался маленьким и малоинтересным, а вот пляжи там были лучше, чем где-либо, кроме, наверное, все-таки Гавай. И когда они приехали на катере на белоснежный пляж острова Сиесты, это так до боли было похоже на пляж в Коне, где он впервые познакомился с Леилани... Вот разве что не было ни гор, ни джунглей.

Андрей и здесь вдруг заметил, что Юры рядом нет. Через час он выбежал из зарослей какого-то кустарника с большими круглыми листьями, таща за собой красивую девушку. Поцеловав и обняв ее, он добежал до Андрея, и они вместе схватили вещи и ринулись к катеру. На теплоход успели буквально за десять минут до отплытия.

- Юра, а кто это был?

- Маша. То есть Мара... Или Нюра? Не важно, уже не помню.

- Юра, да как ты так можешь?

- А вот могу. Сейчас будешь нотации читать или за ужином?

Андрей подумал и признал, что сам бы на такое никогда не пошел, но Юра - его друг, и этим все сказано.

Корабль еще зашел на Западный остров, но там у них было всего полчаса, и дело было поздно вечером, так что корабль они не покидали. На следующий вечер они сошли по трапу в Сан-Агустине, столице Флориды.

Если Новый Орлеан был французским, то Сан-Агустин был испанским, с крепостями, зданиями в испанском стиле, тенистыми внутренними двориками, и испанской речью вокруг. Но и здесь практически везде реяли флаги Русской Америки, и здесь население неплохо говорило по русски.

Купив сувениров для Эндрю с семьей, они переехали на пароме на еще один торговый остров--остров Анастасии. И с него на паруснике ушли в Чарльстон, куда наконец попали двадцатого июля.

И оказались в, наверное, самом красивом городе САСШ. Расположенный на берегу живописного залива, он изобиловал прекрасными зданиями, церквями, и почти каждый вид был весьма живописным. Эндрю приехал в город сам, семья проводила жаркое время года в поместье на Острове Пальм, недалеко от города.

День за днем, Эндрю водил их по городу, показывая все новые прекрасные уголки, а по вечерам иногда места, где появляются привидения. Привидений Андрей не видел, но вот Юра время от времени исчезал, и на вопрос о том, уносили ли его привидения, всегда говорил, что вроде так оно и есть. Андрей же все не мог забыть Жанну, и другие девушки его не интересовали.

На острове посреди гавани виднелся форт. Когда они спросили Эндрю про него, тот сплюнул и сказал, "Это Форт Самтер, база флота, но сейчас там командуют янки."

Если Мемфис жил балами, приемами и охотой, то Чарльстон по своему накалу страстей напомнил Бостон. Год назад, Джон Калхун, вице-президент и самый авторитетный южный политик, отказался баллотироваться в вице-президенты во второй раз, и вместо этого выставил свою кандидатуру в президенты. И, хоть он и получил самое большое количество голосов, но, увы, в коллегии выборщиков расклад оказался не в его пользу. Президентом стал вновь Джон Квинси Адамс, а вот вице-президентом стал Ричард Раш, северянин, в последнее время все чаще заявлявший о своих симпатиях к аболиционизму. Как горько шутил Эндрю, лучшее, что можно было про него сказать, это то, что он тоже когда-то учился в Колледже Нью-Джерси.

Один раз, Андрей и Юра услышали, как Калхун держал речь на одной из площадей города. Когда оказалось, что Эндрю неплохо его знает, они попросили его познакомить их с ним. Калхун по человечески заинтересовался ими, долго расспрашивал их о Русской Америке, а в конце сказал, что если Юг когда-нибудь отсоединится от севера, то он надеется на более сердечные отношения, чем те, которые ныне царили между САСШ и РА. На что Юра ответил, что он настолько очарован южанами, что надеется на то же самое, но рабство может остаться раздражителем в отношениях. Калхун же ответил, что он это понимает, но надеется, что это будет единственный раздражитель. Но пока все-таки надо будет попробовать договориться с Севером, все-таки они уже почти сорок лет одна страна, и негоже объявлять независимость, пока не исчерпаны все возможности.

После этого они поехали на Остров Пальм. И здесь их встречали по королевски, и они с огромным удовольствием нежились на широком пляже с белым песком, а по вечерам сидели на веранде в кругу семьи Эндрю. Он был младшим ребенком в семье, и, кроме него, присутствовал лишь его брат, Джозеф, офицер гарнизона Чарльстона.

Здесь рабов было намного больше, и не было тех доверительных отношений, как в Элисии. Тем не менее, ребята ни разу не видели ни порки, ни других наказаний, о чем верещали северные газеты, и спросили об этом Джулиана, отца Эндрю. Тот им сказал, что бить раба, каждый из которых стоит с неплохой дом, привилегия или богатых садистов, или абсолютных идиотов. И что любой раб может быть уверен, что его отпустят на покой на старости лет, и что в любом случае его будут кормить, поить и лечить до самой смерти.

И вот подошел август, и они опять оказались на борту парусника, который шел в Филадельфию. Но не успел он пройти полпути, как вдруг небо почернело, ветер усилися, и корабль стало бросать по огромным волнам. Юра, Андрей и Эндрю предложили свою помощь, хоть и не были моряками, после чего они часами то помогали тянуть за канат, то откачивали воду из трюма, а потом пришлось срубить одну из мачт. Но корабль уцелел, и дошел до Филадельфии даже раньше, чем ожидалось, несмотря на отсутствие одной мачты--ураган отнес корабль далеко на север.

Они решили провести последний день в Филадельфии и пошли в старый центр, туда, где находился Индепенденс Холл, где была когда-то провозглашена независимость САСШ. Перед ним на деревянном ящике стояла та же немка, еще располневшая с тех пор, как они ее видели в Бруклине. И говорила она уже совсем другое:

- Ми должен вести священный война против Юг. Юг должен быть наказан. Южанин должен быть наказан. Рабы должны свобода. Рабы должны компенсация. Негры святой народ. Священный война!!

И народ стоял и внимал ей так же, как тогда в Бруклине. Потом, как обычно, выступил Питер Стивенсон, и рассказы его об ужасных южанах обросли и вовсе уж жуткими подробностями. Потом выступил Аристарх Подвальный, и Андрей потемнел в лице.

- Сначала Север да принесет истинную демократию Югу, потом моей многострадальной родине, Русской Америке! Конечно, Север должен получить за это достаточную компенсацию - Флориду и Луизиану, а также все земли на правом берегу Миссисипи. Да здравствует свобода! Да здравствует демократия! В борьбе обретешь ты право свое!!

До этой речи, они собирались остаться в Филадельфии на ночь, но после этого решили срочно вернуться в Колледж Нью-Джерси. Первый извозчик, к которому они подошли, услышав южный акцент Эндрю, отказался их везти, то же и второй. С третьим договаривался лично Юра, и он согласился на то, чтобы довезти господ иноземцев до университета - но за огромные деньги. Юра плюнул и заплатил. Потом, впрочем, извозчик заставил их платить и за паром, что обычно входило в стоимость проезда, но Юра заплатил и за это. Ведь деньги, по русским понятиям, были смешными.

[Road Warrior]

Глава 8. Gaudeamus igitur.

И вот они опять в Колледже Нью-Джерси.

Вокруг все уже очень сильно изменилось. В Конгрессе, где у Севера было большинство голосов, все чаще раздавались призывы к урезанию прав штатов, которые больнее всего ударили бы по южным штатам. Еще чаще раздавался призыв к пропорциональной комплектации сената, куда призывалось по двум сенаторам от каждого штата и в котором сложилось устойчивое равновесие. Ведь на Юге было десять штатов: Делавер, Мэриленд, Вирджиния, Северная Каролина, Южная Каролина, Джорджия, Миссисипи, Алабама, Кентукки, Теннесси, и на севере тоже десять: Пенсильвания, Нью-Джерси, Нью-Йорк, Коннектикут, Род-Айленд, Массачусеттс, Огайо, Индиана, Иллинойс, Мичиган. Но при голосовании, при равенстве сторон, лишний голос принадлежал вице-президенту, а "филибастер", или бесконечное затягивание дебатов с целью не допустить законопроект до голосования, был отменен еще в 1811 году, когда было решено, что дебаты можно было прекратить простым большинством голосов, причем решение о таком голосовании принимал вице-президент. Они надеялись, что страсти не достигнут "башни из слоновой кости", в коей они имели счастье ныне пребывать, но увы, все оказалось совсем иначе.

Заселившись обратно в свою комнату, Юра и Андрей пошли проведать Эрнеста и Джона.

- Войдите, - раздалось из-за двери в ответ на Юрин стук.

Они вошли. Эрнест с Джоном сидели на кроватях, о чем-то тихо переговариваясь. Увидев Юру и Андрея, они сдержанно поздоровались, но потом Эрнест сказал:

- Джентльмены, как вы, может, заметили, у нас с южанами крупные разногласия. Поэтому я надеюсь, что вы выберете сторону, на которой вы будете находиться в этом семестре - или вы с ними, или вы с нами. Третьего не дано.

Андрей попытался, как обычно, договориться о мире:

- Ребята, зачем же так? Мы тут всего-то еще полгода, и не хотим ни с кем портить отношения.

- Нет, решайте. Если вы с ними, то нам с вами не по пути. А если вы с нами, то я надеюсь, что вы с ними прекратите общение.

Тут выступил Юра.

- Эрнест, ты всегда был моим другом. Но так я не могу.

- Ладно. Очень жаль. Врагами я вас, конечно, считать не буду, но и с дружбой нашей покончено.

Когда они вышли в коридор, их догнал Джон и извиняющимся тоном попросил их не обращать внимания, что все устаканится, что Эрнеста укусила какая-то не та муха. Но с этого дня и он начал сторониться Юру и Андрея, когда рядом был Эрнест.

Впрочем, у них оставался всего лишь один последний семестр - по договоренностям, срок обучения студентов из РА был полтора года, вместо трех, положенных обычным студентам. И они принялись за работу с удвоенным усердием. Перед началом классов они сразу сдали экзамены по математике и физике; Андрей благоразумно промолчал про неевклидовы геометрии, а Юра, когда его спросили, сколько параллельных линий можно провести через одну точку, сказал, что это зависит от определения, что у Евклида это одна прямая, а можно придумать пространство, где вообще нет параллельных линий, или такое, где через одну точку их может быть множество. Профессор Карнахан долго думал, но в конце концов сказал Юре, что мысль весьма интересная, но это разговор не для экзамена. Впрочем, так как мистер Заборс сказал, что у Евклида таких линий ровно одна, то он, Карнахан, засчитает этот ответ и поставит ему "отлично".

Они также сдали экзамен по французскому - Юра с легкостью, Андрей на "удовлетворительно", но и этого хватило для получения диплома. Если бы не Жанна и не то, что она заставляла его говорить с ней по французски, он бы вообще не сдал язык.

Начались классы. Оставались философия, история, литература, латынь и греческий. Больше всего им пришлось работать над двумя древними языками, но в этом году даже они шли намного проще. Лето сменилось осенью, леса полыхнули пожаром красных листьев и опали. В этом году первый снег выпал уже в начале ноября, и стало очень и очень холодно.

Незадолго до того, как их освободили от классов для подготовки к экзаменам, к ним постучались.

- Войдите, - сказал Юра.

На пороге показался Эрнест. Он подошел к ним и сказал:

- Ребята, я был неправ. Какие бы у нас ни были отношения с южанами, вы всегда были хорошими друзьями. Не хочу, чтобы мы расстались на такой плохой ноте. Простите меня.

В то воскресенье, они пошли в трактир уже с Эрнестом и Джоном - Эндрю и Альфред не обиделись. И со следующего дня началась зубрежка.

Философию и литературу они сдали без всякого труда, историю тоже, ведь главное было следить за своим языком и выдавать на гора ту версию истории, которая была принята на Севере САСШ. Оставались латынь и греческий.

Оба экзамена профессор Стэнхоуп вел на латыни. Юра, у которого были недюжинные способности к языкам, сдал оба экзамена, как ни странно, на "отлично". Вторым пошел Андрей. Юра долго ждал его у двери кабинета профессора. Наконец тот вышел, изрядно ощипанный, но не побежденный.

- Ну как? - спросил Юра.

- "Хорошо" по латыни, "удовлетворительно" по гречески! Спасибо, что сказал мне заучить Апологию Сократа! Только это меня и спасло!! А про Аристофана не смог ответить ни на один вопрос. Но он все равно меня не завалил.

- Так он же монографию написал про Апологию Сократа. Понятно, что главное ударение он сделает на него.

- Ну да ладно. Больше экзаменов нет! И у нас еще четыре дня в запасе до зимнего выпуска. Кстати, больше на нас не действуют ограничения!

- Ты как хочешь, а у меня есть одна знакомая. К ней и схожу. Вечером буду, не бойся.

Следующие три дня Юра, как штык, по утрам исчезал, а днем, когда у всех заканчивались занятия, они проводили время то с южанами, то с северянами. И вот, наконец, день выпуска.

Им позволили в вечер перед выпуском вне очереди воспользоваться ваннами, а перед выпуском впервые за все время всех девятерых выпускников пригласил на обед сам президент университета, все тот же Карнахан. Это был самый вкусный обед за все их пребывание на Севере САСШ - тыквенный суп, индейка с клюквенным соусом, бататы, и на десерт пирог с орехами пекан. После этого они вышли к трибунам, построенным перед университетом, и Юре, как лучшему студенту, даже довелось произнести речь по латыни. В ней он вспоминал время в Колледже Нью-Джерси, профессоров, и других студентов, с некоторыми из которых их связывали узы дружбы. Он закончил речь надеждой, что все выпускники Колледжа так и останутся друзьями навсегда.

После этой речи, а также речей президента Карнахана и нескольких профессоров, на них водрузили академические черные шапочки с черно-оранжевыми кисточками и объявили, что они отныне бакалавры философии (кроме двух, ставших бакалаврами богословия). И сразу после выпуска, в тот же самый день, пятнадцатого декабря 1829 года, они распрощались с друзьями, оплатили все неоплаченные доселе счета, сели в университетскую карету - ее им лично одолжил президент Карнахан - и поехали в Перт Амбой, порт на севере Нью-Джерси, откуда на остров Анастасии отправлялся грузовой парусник.

28 декабря Юра и Андрей высадились на острове Анастасии, где их сразу заключили в объятия Юрина семья, Юрий Кии и мать Андрея, Евгения Мышкина. Алексей и Лена пригласили Евгению провести две недели в снятом ими доме на Анастасии, после чего Юра и Андрей отправились на военную базу на острове.

Там им присвоили звания ефрейтора, после чего дороги разошлись. Андрей решил получить ученую степень бакалавра Новоархангельского университета, благо аттестат Училища и полтора года в САСШ давали ему право перейти сразу на третий курс; все, кроме Юры, удивились такому решению, ведь там было очень и очень холодно зимой. Юра же остался в армии, выбрав морскую пехоту.

[Road Warrior]

Глава 9. Вот так Африка!

На крайнем западе Африки расположен песчасный полуостров под названием Зеленый Мыс, населенный народом лебу. Климат там засушливый, почвы неплодородные, но зато там есть весьма удобная гавань, с севера и запада защищенная полуостровом.

Еще арабы, после завоевания Северной Африки, регулярно устраивали здесь охоту на рабов. Когда у испанцев и португальцев появились колонии в Новом Свете, арабы начали продавать свежепойманных рабов этим державам. Но португальцы еще в первой половине шестнадцатого века решили, что они и сами могут добывать себе рабов. И тогда они захватили небольшой островок, единственный в заливе - остров Горé, известный тогда как Безегиче. Через полвека его в свою очередь захватили голландцы и дали ему новое имя - Гурé. Он несколько раз переходил из рук в руки, пока наконец, в конце 17 века, не стал французским.

Напротив Горé появилась местная деревня, Ндакара, которая специализировалась на поставках всего, что могло возжелать сердце француза тех времен - воды и питания для кораблей, привозимых из более восточных земель древесины и слоновой кости, но, самое главное, рабов. Ибо местные лебу быстро научились совершать рейды на более незадачливых соседей, а потом и они прекратились - царьки других местных народов стали сами продавать своих подданных за не столь уж и большие деньги.

Всему этому пришел конец в 1776 году, когда, в ходе Войны за Запрет Работорговли, остров Горé был захвачен русскими и превращен в небольшую военно-морскую базу, филиал более крупных баз на лежащих недалеко отсюда островах Зеленого Мыса, захваченных у португальцев в том же 1776 году. Для черного населения этих островов, а также тех, кого перевозили захваченные корабли-работорговцы, и тех рабов, которые изъявили желание репатриироваться в Африку, были куплены несколько крупных земельных участков в районе Зеленого мыса, а также немного южнее. А на самой оконечности Зеленого Мыса, между Ндакарой и морем, был сооружен городок для первичной обработки репатриантов - со школами, училищами, и огромным госпиталем.

За весь 1778 год, ни один корабль-работорговец не смог достичь Америки. То же повторилось и в 1779, и в 1780. В Зеленомысске - так по русски назывался анклав на берегу, хоть он и не был официально частью России - теперь лечились и учились репатрианты, а также местные лебу. Ибо было известно - русские за лечение денег брали мало (а с малоимущих вообще ничего), за учебу тоже, а вылечить могли очень многое. Ндакара стала городом ремесленников, со смешанным населением, состоявшим из лебу и репатриантов, и расширилась далеко на восток. Русские помогли им решить проблему безопасного водоснабжения, открыть собственные школы и лечебницы на основе тех, кто отучился в Зеленомысске, а приток репатриантов-христиан, и те, кто перешел в православие в Зеленомысске, расшатали влияние ислама, некогда принесенного арабами в обмен на рабов, и до недавнего времени доминантной религии в этой части Африки.

Но в 1812 году на выборах в Ндакарской республике победила партия Черной Силы. И Ндакара превратилась во врага русских. Всех белых изгнали из Ндакары, потом всех репатриантов. После этого последовала попытка захвата двух из купленных некогда анклавов, закончившаяся поражением Черной Силы, но лучше отношения не стали. Зато начались показательные казни тех, кто учлся или стажировался в Зеленомысске. Некоторым удалось попасть в Зеленомысск, несмотря на кордоны, которые Черная Сила воздвигла по всей границе. Те же, кто уже там пребывал, получили разрешение там остаться, и Зеленомысск превратился в большое африканское село. Впрочем, он де юре не являлся русской территорией, так что большой проблемы в этом никто не видел.

Больше выборов в Ндакаре не было, а один из лидеров Черной Силы, Абубакар Ндиайе, объявил себя королем Абубакаром I. Как ни странно, после этого противостояние постепенно сошло на нет, учителей и медиков, оставшихся тогда в Зеленомысске, опять начали усиленно зазывать в Ндакару. Когда те, кто туда уехали, не подверглись никаким репрессиям, за ними последовали многие другие. А обратно стали приходить пациенты и ученики.

Охраной границы, госпиталя и школ в Зеленомысске давно уже занималась Национальная Полиция, состоявшая в основном из репатриантов, которых обучали, а потом распределяли по анклавам. Русских там было всего одна рота - один взвод занимался инструктажем, другой был придан полиции на границе, третий помогал в обороне госпиталя. Когда-то давно решили, что так будет лучше, тем более, что были и постоянные инструктора, из числа самых способных местных курсантов. Кроме военных, русскими были еще представитель администрации (сама администрация располагалась на Горé) и священник местной церкви; даже диакон был из местных. А еще если учесть, что священник был алеутом, а представитель администрации оджибуэем...

Роту меняли раз в шесть недель, и для Юры эта неделя была последней - так ему надоело в Зеленомысске. Он даже от скуки завел небольшой роман с одной смазливой медсестрой - здешние негритянки были не столь страшны, как в иных других частях Африки, а в Тион, похоже, было немало португальской, голландской или французской крови, слишком уж черты ее лица были похожими на европейские.

Но сейчас начиналось ночное дежурство. Оно было короче других - семь часов место восьми с половиной - но именно это время он с удовольствием провел бы с Тион. Ладно, в семь их заменят, а следующее дежурство будет только послезавтра - точнее, уже завтра - в половине четвертого дня.

Главный зеленомысский госпиталь располагался примерно в двухстах метрах от границы. До победы Черной силы граница была чисто условной, потом в связи с разгулом преступности вдоль границы построили стену с колючей проволокой и двумя пулеметными башнями по обе стороны единственных ворот. Впрочем, пока они еще ни разу не понадобились. Многие медсестры и пара местных врачей, жившие тогда в Ндакаре, боялись возвращаться домой ночью, часть разместили в специальных спальных залах в здании самого госпиталя, а еще построили дополнительный домик с двумя спальными комнатами для женщин. И если окна первого этажа главного здания были закрыты решетками, то до спального домика руки так и не дошли.

После оттока части врачей и медсестер в Ндакару и далее, домик опустел; одну комнату отдали под дополнительную караулку, другая все еще иногда использовалась по назначению, но чаще пустовала. К слову, Юра именно там иногда уединялся с Тион; подобного рода связи не поощрялись, но знали об этом немногие, и Юре это сходило с рук. Тем более, он входил и выходил обычно в темноте и через окно, которое Тион оставляла открытым. Да и познакомился он однажды, когда Тион пришла туда поспать перед службой, а у Юры как раз кончалась вечерняя смена...

Сегодняшнюю ночь Юрино отделение заступало на дежурство в госпитале. Сержант Нечипоренко с двумя бойцами расположился в караульной в главном здании. Их позиция была сродни доту – при малейшей опасности, они закрывали и блокировали стальные двери, после чего стреляли через амбразуру из пулемета. Вторая тройка точно так же контролировала служебный вход с другой стороны здания. В сторожке обычно располагались четверо – двое у пулемета, двое со снайперскими винтовками и автоматами. Именно там предстояло провести ночь Юре, но недавно один человек из их отделения попал в госпиталь после инцидента у пограничной стены в двухстах метрах от госпиталя – самом опасном месте при дежурствах.

Там, у ворот, действительно могут выстрелить по воротам, могут что-нибудь бросить через забор - хорошо еще, у них гранат вроде нет, но камнем по башке получить тоже не так уж и приятно. И как раз это и произошло там две недели назад - один молодой рядовой вышел на обход, а тут каменюка, брошенная через стену, а он, как дурак, без шлема. Теперь парень лежит в госпитале на одном из Островов Зеленого Мыса к западу отсюда - острове Майо – ведь на Горé госпиталя нет. Бросившего камень поймали, оказался мальчишка шестнадцати лет, из ультраисламской семьи - а что с ним сделаешь? Подержали три дня, сделали внушение и отпустили. Потом, конечно, администрация Ндакары прибежала с извинениями, обещали лучше патрулировать пограничную зону, принесли в дар пострадавшему какую-то поделку из черного дерева - спасибо, конечно, но нафиг она нужна? Теперь тем, кто на вышках, работы прибавилось - наблюдать еще и за этими "охранничками"...

Ну да ладно. Юра открыл сумку с едой, протянул по бутерброду двум товарищам по сторожке, налил всем по кружке кофе, и усиленно заработал челюстями.

[Road Warrior]

Глава 10. Легко в бою.

Вдруг замигала лампочка и запищало в динамиках. На экране, на котором изображалось то, что показывала инфракрасная камера, он увидел, как ворота распахнулись, и инфракрасная масса стала стремительно приближаться к сторожке.

Юра нажал на кнопку тревоги и показал двум другим - к пулемету! Те бросили недоеденные бутерброды и подготовили пулемет к стрельбе. Тем временем, загорелись прожектора, и Юра увидел десятки негров, бегущих к входу в больницу. Некоторые были одеты во что попало и бежали кто с допотопными пистолетами, кто с мачете - понятно, "охранники" от местного королька, а вот другие... Похоже, человек сорок были новичками-курсантами местной полиции - недавно король уговорил администрацию увеличить квоту местных полицейских вчетверо. И эти были вооружены ружьями, хоть и старыми, но с обоймой на пять патронов и с эффективной дальностью стрельбы в триста-триста пятьдесят метров.

Забили оба пулемета - его и первой тройки. Вторая же тройка караулила запасной вход и ничем помочь не могла.

Раньше, сразу после прихода "Черной Силы" к власти в Ндакаре, учения для персонала госпиталя на случай агрессии извне проводились еженедельно. Но с момента потепления отношений это случалось хорошо если раз в год, да и то спустя рукава - местные неплохо учились на медперсонал, но никто не хотел отрабатывать то, что все равно никогда не пригодится.

Да, если бы да кабы... Теперь нужно продержаться хотя бы до прихода основных сил с острова Горé, но на это понадобится как минимум пятнадцать-двадцать минут. И столько, Юра почувствовал, они вряд ли продержатся.

И тут произошло то, чего Юра не ожидал. Когда начались выстрелы, вдруг распахнулась дверь, и оттуда вбежали две девушки, в одной из которых Юра с ужасом узнал Тион, а в другой ее лучшую подругу, Фатиму.

- Заприте дверь в спальню и спрячьтесь вон там, за тем столом, - скомандовал Юра. Девушки с лицами, полными ужаса, забрались за тяжелый письменный стол в углу.

Кто-то из предателей-полицейских снаружи произнес команду на местном языке, и дюжина их остановилась, встала на одно колено и подняла стволы... Ага, щас! Очередь - и они попадали. Нескольких, похоже, задело, но пяток винтовок показались из-за трупов. Со звоном вылетело окно, и Юрино левое предплечье вдруг что-то обожгло. Похоже, пуля, даже если и прошла по касательной. Юра отскочил от окна (вот что значит непривычка, надо было сразу присесть за бруствер) и стал методично стрелять туда, где выглядывали стволы.

Вдруг чуть поодаль ствол поднялся вверх, и раздался один - другой - третий выстрел. Два из трех прожекторов погасли, а третий освещал лишь правый фланг. Юра успел еще выстрелить два раза туда, откуда виднелся ствол, и выстрелы по прожекторам прекратились. Но по их домику стрельба продолжалась.

Выстрел... выстрел... выстрел... Запасной позиции в этой сторожке не было - понадеялись на пулемет. И тут вдруг закричал и упал на землю второй номер пулеметной команды. Потом просто упал первый. Вскочила, истошно вопя, Фатима - и была сразу же застрелена кем-то с той стороны.

Юра отбросил снайперку и припал к пулемету. Продвижение толпы, уже подбегавшей к разбитым окнам сторожевого помещения, вдруг захлебнулась - нападающие от неожиданности и страха попадали на землю. Но тут кончилась лента, а перезаряжать ее было некому.

Юра схватил автомат. Шансов выжить, похоже, больше не было, но нужно было их остановить хоть еще на несколько минут.

Очередь по наступающим... Еще очередь... Ну, кажется, все, как пел отец иногда, "и молодаая не узнаает, какой у парня был конец..." Подумал вскользь, что его-то молодые и так уже все знают на эту тему, но что поделаешь, из песни слов не выкинешь.

И вдруг прожектора осветили площадь со стороны моря, и оттуда заговорили крупнокалиберные пулеметы. Нападающие опять попадали, но вдруг из чрева десантного корабля вышел танк, потом еще один. Они с ревом помчались прямо к нападавшим, которые никогда не видели таких металлических монстров. Началась паника, а когда сначала один, потом другой танк вломились в толпу и начали ее давить, те с криком бросились наутек, к воротам. Но дежурное отделение инструкторов уже сумело выбить нападавших из тамошнего караульного помещения, и три пулемета заговорили и оттуда. Казалось, все кончилось.

Вдруг несколько страшных ударов послышались по двери, ведущей в девичью спальню – похоже, туда кто-то проник через окна. Дверь слетела с петель, и два огромных негра с окровавленными мачете бросились в сторожевое помещение. Тион жутко завопила и бросилась к окну, им наперерез. Страшный удар мачете, и девушка упала – крик прекратился. Другой в этот самый момент попытался достать с помощью своего мачете Юру. Юра отскочил, нажал на спуск, но автомат заклинило. И он вспомнил то, чему его так недавно учил сержант Камеалоха. Бросив автомат прямо в черное мурло, отчего тот отпрянул, он ударил того по яйцам, развернулся ко второму, встававшему в стойку - и всадил ему нож, подаренный сержантом, в район сердца. Выдернув нож, он ударил ножом по скрючившейся спине второго - минус два. Как сказал ему сержант, тяжело в учении, легко в бою - а приемы, показанные ему сержантом, он отрабатывал каждый день. Ну, похоже, все кончено. Он вытер нож об одежду последнего и вложил его обратно в ножны.

В этот момент появившийся в дверном проеме третий негр, в форме и с винтовкой, выстрелил в Юру. Юра почувствовал, что обожгло уже правую руку, причем намного сильней, и она у него повисла плетью. Второй выстрел попал ему в ногу. Юра упал и попытался откатиться, но нападающий обрушил на него страшный удар прикладом. Все стало черным-черно.

[Road Warrior]

Глава 11. Второе явление Пеле.

Юра с трудом открыл глаза. Интересно, подумал он, на каком я свете: на этом или на том? Он лежал на белоснежной перине, рядом с ним висела на штативе капельница. Окно было закрыто занавеской, через которую виднелись очертания солнца. Похоже, все-таки этот свет. Тем более, сильно болит голова.

И тут распахнулась дверь и вошла высокая фигура в белом, кроме одежды и отсутствия леи, точно такая же, как та, которую он видел купающейся в озере лавы на Гавайском Большом острове. Нет, подумал он, значит, я на том свете. Но почему на нем языческие боги? Я же православный.

Фигура подошла поближе, обняла его и заплакала. И тут Юра понял, что это Поля, и что он жив. И совершенно непрошенной пришла мысль, что стоило так получить по башке, чтобы к нему вернулась хотя бы одна из его богинь.

Он попытался обнять ее, но не смог - руки не слушались. Посмотрев чуть пониже, он увидел, что обе они забинтованы, и даже будь у него чуть больше сил, он все равно бы не смог их поднять.

- Поля! - с трудом выговорил он.

- Ничего не говори, милый, - заговорила та. - Так будет лучше. У тебя было сильное сотрясение мозга, в добавку к ранениям обеих рук и правой ноги. Ничего, все будет нормально, не бойся...

И рассказала ему, что он находится в военном госпитале на острове Майо, главном острове из на островах Зеленого Мыса.

Поля продолжала:

- У меня сейчас первая врачебная практика - ты же знаешь, врачи проходят ее сначала медсестрами или медбратами после четырех лет, потом уже военврачами после шести. Я должна была вот-вот вернуться в Форт-Росс. А тут команда - идти к Зеленомысску и Острову Горе, там несколько тяжелораненных. И первый, кого внесли, был ты, и выглядел ты совсем плохо. Я думала, я сойду с ума, если ты умрешь. Оказалось, что у тебя всего лишь сотрясение мозга и сильная потеря крови после трех ранений.

Да, не бойся, нападение было полностью отбито, нападавшие все убиты или захвачены в плен. Потом был захвачен королевский дворец в Ндакаре, и оказалось, что эту операцию давно планировали - негры наперебой стали все рассказывать, когда их повязали. А из наших убили все отделение, которое было у ворот, похоже, свои же – точнее, те негры, которые якобы были своими. Зарезали и четырех в пулеметных вышках, те не успели сделать ни единого выстрела. А из тех, кто был в госпитале, убили четверых и ранили двоих. Так что вас здесь трое, тут еще и мальчик с сотрясением мозга.

Еще рассказывают, нашли трупы двух девушек-негритянок, одну там, где нашли тебя, одну чуть поодаль. Ее мы тоже попытались спасти, но раны от мачете... потеря крови...

"Да", подумал Юра. "Останься Тион в караулке, может, и выжила бы. Какой же я дурак..."

- Поля, - выговорил он с огромным трудом, - я тебя люблю.

Вышло это примерно так: "ятелю", но Поля все поняла, обняла его и поцеловала в губы. Тут открылась дверь, и Поля резво вскочила. Вошел незнакомый майор, посмотрел на молодых людей и смущенно улыбнулся.

Поля встала во фрунт и сказала:

- Господин майор, больной пришел в сознание.

- Вижу я, как он пришел в сознание. Ладно, дочка, не обижайся.

Он подошел к Юре и сказал:

- Ефрейтор Заборщиков, вам решено присвоить досрочно звание сержанта, а также наградить вас медалью "За мужество". Не благодарите, вам лучше не разговаривать. И не целоваться - тут его глаза стали игривыми. Поздравляю вас.

И еще. Атака полностью отбита. Ндакара под нашим контролем, нападавшие и руководство, а также самозваный король Ндакары, все задержаны. Наши потери - четырнадцать убитых и двое раненых. В том числе и вы. Второй раненый, увы, покинет армию - у него слишком тяжелые травмы. А вот про вас мы решим после консилиума.

- Господин майор, он полностью восстановится, - сказала Поля.

Майор ответил с каким-то необычным акцентом - он сильно акал и якал, и буква ч у него иногда превращалась практически в ц.

- Сержант Иванова, - ("Однако", подумал Юра. "Неплохо им. Даже еще университет не закончила, пару месяцев во флоте провела, а уже сержант.") - Если так, то вашему подопечному - тут он опять улыбнулся - предстоит отпуск по ранению, а потом вы, сержант Заборщиков, будете служить дальше. Если, конечно, захотите, у вас есть право уволиться.

Юра чуть мотнул головой, отчего она у него заболела пуще прежнего.

- Ну и ладненько. Полежите в Майском госпитале, потом полетите на Анастасию. Привет вашему отцу, он со мной под Могилевом познакомился, когда я еще подростком был, и выписал меня в Америку. Адамович моя фамилия.

Майор вышел. Поля еще раз подошла к Юре, обняла его, и тоже вышла. Юра подумал, "Поля, останься", но тут же уснул. И снилось ему, что он вместе с Пеле купается в огненном озере. А потом они вышли на берег, улеглись на теплой застывшей лаве, и ему опять стало так невообразимо хорошо...

[Road Warrior]

Новый конец тринадцатой главы третьей части:

- Тут у Маунд Сити Джон Браун купил землю и создает негритянскую армию. Можешь примкнуть, если хочешь. Джон всему научит.

- Здорово! А как туда попасть?

- А очень просто. Завтра я отплываю в Маунд Сити в одиннадцать утра. Поплывешь со мной, я тебя отведу, куда надо. Как зовут?

- Карл Грейди.

- Сегодня скажешь родителям, что я тебя беру на работу, чтобы не было лишних вопросов. И будь в порту не позже десяти утра.

А сам зашагал дальше, в местную штаб-квартиру аболиционистов. Вечером, когда все будут праздновать, нужно будет обсудить следующие шаги - ведь здесь, увы, большинство все еще за Юг.

[vorobei]

А сам зашагал дальше, в местную штаб-квартиру аболиционистов.

Непонятно, кто говорит и вообще о чём.

Впрочем, если это кусок в текст, где всё это понятно -- тогда нормально...

[Road Warrior]

Впрочем, если это кусок в текст, где всё это понятно -- тогда нормально...

Ага, это конец 13-й главы; я там решил кое-что поменять. Говорит Эйбрахам Линкольн, тот самый, которому в этой версии истории так и не суждено стать президентом.

Только что к стыду своему увидел, что мы только на одиннадцатой, так что пардон

[Road Warrior]

Глава 12. You Can't Have It All...

Юра наконец проснулся. В окно светило солнце, голова болела намного меньше, и жить было намного веселее, чем вчера. Вдруг ему почудилось, что от подушки пахнет духами. Глупости, подумал он, наверное, какие-нибудь медикаменты.

Через минуту вошла медсестра и принесла ему завтрак - оказалось, как ни странно. Потом вошел врач и провел небольшое обследование, после чего сказал:

- Молодой человек, не пойму, почему так получилось, но должен вас обрадовать: выглядит все намного лучше, чем вчера. Похоже, у вас весьма крепкое здоровье.

Ни телевизора, ни радио в палате не было, да и книжек ему не дали. Когда он спросил медсестру, почему, она ему сказала, что ему еще рано напрягаться, пусть подождет пару дней, пока доктор не разрешит. Так что он проскучал до обеда, который опять оказался на удивление вкусным, потом сестра выкатила его из здания госпиталя в парк из лавровых деревьев, с видом на недалекое море, синее-синее.

И вдруг он услышал знакомый голос:

- Машенька, давай я его у тебя заберу.

- Поля, конечно, - засмеялась сестра, и вдруг Юра почувствовал Полин поцелуй на своих губах. Он обнял ее одной рукой, другой оперся на каталку, и встал. Оказалось не так плохо - Поля, посмотрев на него, сказала вдруг:

- Маша, кресло можешь обратно отвести, не понадобится больше.

И отвела Юру на лавочку, куда и села вместе с ним.

- Давай просто посидим вместе. Тебе лучше не говорить пока. Захочешь спать, спи.

Они сидели молча, потом он положил голову ей на колени и опять уснул. Когда она его разбудило, солнце уже клонилось к закату.

- Милый, пойдем, я тебя отведу обратно, мне на обход нужно.

Вскоре он уже лежал на своей кровати. Привезли ужин, который оказался не хуже завтрака и обеда, потом зашла Поля, поцеловала его и наказала ему спать. Ночью ему опять приснился тот же сон - богиня Пеле на озере, купание, а потом такая же сладкая истома. И опять сладкий запах орхидей при пробуждении.

На следующий день он себя уже почувствовал так хорошо, что его выпустили на прогулку по парку уже одного - с палочкой, ведь рана в ноге, хоть кость была только задета, давала себя знать. Но голова уже почти не болела, другие раны заживали очень быстро, и через неделю его уже перевели в санаторный корпус у самой воды и разрешили даже купаться. И Поля, когда у нее не было дежурства, составляла ему компанию.

Через две недели, пятнадцатого июня, его решили послать в отпуск по ранению домой - точнее, на Гавайи, к родителям. Услышав это, Поля его расцеловала и сказала, что будет в конце месяца - ее практика закончится двадцать седьмого. И шестнадцатого он полетел через Барбадос, Сан Агустин во Флориде, Новый Орлеан и Лас Крусес в Форт Росс, где провел полторы недели у бабушки с дедушкой. Дедушка Василий, сам трехкратный Герой Русской Америки и кавалер целой кучи орденов, расцеловал внука и сказал, что первая медаль, а тем более "За Мужество", доказывает, что внук пошел в деда и отца.

Тридцатого прилетела Поля, и они полетели вместе на Гавайи. Он вспомнил, как в тот раз летел туда с Серегой, и подумал, что брат - это хорошо, а прекрасная девушка - лучше.

Голова больше не болела вообще, а руки и нога потихонечку заживали. Еще пара недель, и можно будет начинать реабилитацию - что ему и предстояло на Гавайях. Но первые две недели он провел у родителей. Все, кроме Лизы, были рады его видеть, да и Лиза, после того, как в первый же вечер пришла Поля, довольно быстро оттаяла.

На следующий день, впрочем, Поля его огорошила, когда он начал было предохраняться, на что она ответила:

- А зачем?

Потом, впрочем, промямлила что-то вроде:

- Ой, я не про это.

Но он, обняв ее, выпытывал подробности, пока она не раскололась. Оказалось, что когда он чуял запах духов на своей подушке, это было потому, что Поля по ночам, когда могла, приходила к нему - и то, что он помнил по снам, проходило в действительности; он не просыпался только из-за снотворного, которое ему давали на ночь. И понял, почему он так быстро пошел на поправку.

- Милый, я понимаю, что я тобой воспользовалась, так что я пойму, если ты обидишься или не захочешь со мной иметь дело. - и Поля заплакала.

Юра сорвал несколько орхидей, встал перед ней на колени и сказал:

- Пуалани Викторовна Иванова, будь моей женою!

Поля еще сильнее заплакала, обняла его и сказала:

- Милый, конечно, я согласна!! Только я не хотела, чтобы это произошло именно так.

Он обнял ее еще сильнее и сказал:

- А что, иначе я б долго не рискнул сделать тебе предложение. Так что не плачь. Давай лучше поедем выбирать кольца - а то денег у меня много, я ж их не тратил там, на Горé, было не на что.

Про себя подумал, что хотя бы половина его мечтаний, похоже, сбылась, когда он думал, что никогда уже не сбудется. И как говорили его друзья в Колледже Нью-Джерси, you can't have it all - всего, что пожелаешь, не получишь.

[Road Warrior]

А вот и глава, к которой я уже привел концовку

Глава 13. Мы смело в бой пойдем...

На пологом северном берегу широченной реки Огайо - здесь она была более полукилометра в ширину - располагался комплекс беломраморных зданий в греческом стиле, окруженный улицами зажиточных домов. Чуть подальше на восток дымили трубы мастерских, а на запад строились новые кварталы города. Эвансвилль, штат Индиана, был основан восемнадцать лет назад, в 1812 году, но место было выбрано неожиданно удачно; теперь это был один из крупнейших речных портов на Огайо, а с 1818 года и столица новосозданного графства Вандербильдт. И деньги, вложенные в город его основателем Хью МакГери, окупились сторицею - он получил всю территорию нынешнего города почти бесплатно, а участки ныне продавались по двести-триста долларов, а иногда и дороже. Да и портовые сборы шли в карман его наследников. МакГери так разбогател, что перед его смертью несколько лет назад весь комплекс зданий - здание легислатуры графства, мэрия, правительство графства, суд - были подарены им городу и построены по высшему разряду.

В этот день, четвертого июля 1830 года, на площади на ящике стоял высокий молодой человек, которому внимало человек тридцать. Он говорил:

- Братья, в этот день, два раза по двадцать и четырнадцать лет назад, наши великие предки провозгласили независимость от тирании Великобритании. Они

посмотрите через реку. За ней находится White City, "Белый Город" в штате Кентукки. Белый город - а что насчет черных рабов, которых мучают и там, и по всему штату, а тем более еще дальше на юг? Мы требуем свободы для наших черных братьев к югу от реки Огайо, точно так же, как свободу получили рабы здесь, в Индиане, всего лишь десять лет назад. Мы требуем, чтобы южные штаты заплатили компенсацию бывшим рабам. Мы требуем, чтобы они оплатили и то, что их люди сделали с городом Бостон во время Второй Бостонской Резни. И чтобы получить все это, голосуйте осенью за Леви Коффина в Палату представителей.

Один из немногих, слушавших его речь, спросил у другого:

- А кто это вообще такой?

- Эйбрахам Линкольн, из Маунд Сити, Иллинойс.

- Так пусть у себя в Иллинойсе витийствует, что он здесь-то делает?

И оба ушли домой, готовиться к городскому празднику. За ними начали расходиться и другие.

Но шесть человек остались, среди них два негра, один помоложе, другой постарше.

После окончания его речей, он спустился с ящика под жидкие аплодисменты полудюжины человек. Все белые пожали ему руку, обещали голосовать за Коффина, и разошлись. А вот негр постарше учтиво снял шляпу, поклонился и сказал:

- Сэр, меня зовут Джек Грейди. Вы очень хорошо говорили, но мало кому здесь такое интересно. Многие местные жители - южане, и у доброй трети есть родственники в Кентукки или даже южнее. Здесь не очень любят аболиционистов.

- Сэр, а не хотели бы вы нам помочь?

- Сэр, вы должны понимать, что означает быть единственным негром в городе в Южной Индиане. Для нас главное - не высовываться. Мы за десять лет добились того, что нас здесь не просто терпят, а даже уважают, что у меня много заказов, что моим детям можно учиться в местной школе. А это дорогого стоит.

Линкольн посмотрел на собеседника, чуть поклонился и сказал:

- Сэр, увы, придется вас покинуть.

- Да хранит вас Бог!

Джек Грейди приехал в Эвансвилль десять лет назад, когда город еще только строился. Сам он родился в Цинциннати сорок два года назад в семье недавно освобожденного раба, Айзейи Грейди. Хозяин, старый Джон Грейди, умерший неженатым и бездетным, если не считать пару-тройку детей-рабов с подозрительно светлой кожей, освободил всех своих рабов в своем завещании, и все они взяли фамилию бывшего хозяина.

Отец Джека рассказывал про жизнь на плантации, про надсмотрщиков с кнутами, про работу на табачных плантациях. Но говорил, что хотя бы кормили хорошо, били редко. Тем не менее, как только он получил свободу, он сразу уехал на север, в Цинциннати. Там хотя негров и не любили, но там не было рабства, и ничто не напоминало Айзейе о Южной Каролине. Айзейя был кузнецом у старого Грейди, и он открыл кузнечную мастерскую. Работал он хорошо, брал меньше, чем белые, и процветал. Работы хватало для всех, и белые конкуренты побили его пару раз, потом успокоились.

Джек стал помогать отцу, потом решил открыть собственную мастерскую. Услышав про новый город, Эвансвилль, он переехал туда; одного негра-кузнеца Цинциннати еще терпел, но два уже перебор. Женился на дочери приятеля его отца, с той же плантации. Старший, Винсент, помогал ему в кузне. Дочь, Арита, росла, по негритянским меркам, красавицей--хоть шестнадцать лет всего, но огромная грудь и задница. Женихов здесь не найдешь, а вот в Цинциннати, когда они гостили у Айзейи, интерес был однозначно.

Второй же сын, Карл, которому недавно исполнилось двадцать лет, был, в отличие от Винсента, абсолютно не заинтересован в кузнечном деле. Шалопай, каких поискать... Джек давно ему намекал, что пора бы и своим делом обзавестись, неча всю жизнь у отца на шее сидеть. Но тут встревала жена и говорила, что ребенок еще маленький, и чтобы Джон к нему не лез. Ведь именно Карл был маминым любимцем.

Джек повернулся к сыну и вдруг увидел, что никто рядом с ним не идет. Он махнул рукой - уже взрослый, сам домой вернется.

Карл же побежал за Линкольном.

- Сэр, сказал он, схватив того за рукав, - мне очень понравилась ваша речь. Могу ли я чем-нибудь помочь?

Тот посмотрел на него и сказал:

- Тут у Маунд Сити Джон Браун купил землю и создает негритянскую армию. Можешь примкнуть, если хочешь. Джон всему научит.

- Здорово! А как туда попасть?

- А очень просто. Завтра я отплываю в Маунд Сити в одиннадцать утра. Поплывешь со мной, я тебя отведу, куда надо. Как зовут?

- Карл Грейди.

- Сегодня скажешь родителям, что я тебя беру на работу, чтобы не было лишних вопросов. И будь в порту не позже десяти утра.

А сам зашагал дальше, в местную штаб-квартиру аболиционистов. Вечером, когда все будут праздновать, нужно будет обсудить следующие шаги - ведь здесь, увы, большинство все еще за Юг.

[Road Warrior]

Глава 14. Тучи сгущаются.

- Майор, проходите! Вот ваша фамилия в списках - майор Сэмюэл Хьюстон. Добро пожаловать на выборы. Вы принесли бюллетень?

- Конечно! Вот он.

И Сэм отдал синий бюллетень, полученный им чуть раньше в штаб-квартире местного отделения Джексонианской партии. Он подумал мельком, что теперь все будут знать, что он проголосовал за Франклина Пламмера - ну и пусть, за него, скорее всего, будут почти все. Тем более, это всего лишь Палата Представителей, до выборов президента еще два года.

- С вас пятьдесят центов, майор. Налог за голосование.

Он отдал пару монет клерку, раскланялся, и пошел домой, где его ждали его ненаглядная Дженни с маленьким Джорджем. Еще каких-нибудь пару месяцев, и второй ребенок будет на подходе.

Домик был маленький, не сравнить с особняком, в котором выросла Дженни. Но он был своим; Сэм собирался купить дом, когда Джон, его тесть, пришел к нему и сказал, что у них есть небольшой домик недалеко от форта, и что он и будет частью приданого Дженни. Еще Дженни получила Лорену - которую они с Сэмом сразу хотели освободить, но та отказалась, еще и обидевшись. Но когда пошли дети, Лорена расцвела; Джордж был первым мальчиком, которого ей довелось нянчить, и она была ему, наверное, даже более, чем второй матерью. Вот только что потакала ему во всем...

Дженни сидела в кресле-качалке на веранде, и, увидев мужа, радостно замахала руками. Он настоял, чтобы она не вставала - уже конец седьмого месяца, и живот у нее огромный. В прошлую беременность, она почти не набрала веса, а сейчас все-таки поправилась, но она ему была люба и в таком виде.

Когда он вошел, на него прыгнул двухлетний Джордж - и он долго целовал сына, слушая добродушное ворчание Лорены о том, что папа устал, ему тяжело, пусть лучше Джордж пойдет поиграет с тетей Лореной. Сынок стал ему рассказывать про все, что было - про красную птичку, которая сидела на окне, про то, чем Лорена кормила его на завтрак и обед, про маму, которая очень устает и проводит много времени в кресле... Тем временем, Лорена пошла готовить ужин. Вторая невольница, Айрис, которую он купил, как обещал, убежала к своему молодому человеку - по договоренности с хозяевами. Обычно она работала местной швеей, самой лучшей в городе, и заказов у нее было масса; по договоренности с Сэм и Дженнифер, она оставляла себе треть от стоимости заказа (Сэм предложил ей больше, но она отказалась), и все деньги, вложенные в нее, она давно отработала. Кроме того, она очень много делала по дому. Она также отказалась от свободы, сказав, что сначала соберет денег, чтобы выкупить своего жениха, на что не хватало всего около двухсот долларов. Да и потом, по ее словам, она лучше уж останется у них, если Сэм возьмет ее Амоса на работу. На предложение Сэма ссудить ей недостающие деньги она сказала, что масса и так много для нее сделал и что она их сама заработает.

Все-таки как хорошо, что он остался в Натчезе. Замечательные жена и сын, неплохой дом, хорошие друзья, тесть с тещей, принявшие его как сына... Но одно не давало ему покоя. Он так и не смог добиться ареста Стивенсона - более того, тот стал звездой и героем на Севере. Он уже давно хотел отправиться на Север и вызвать его на дуэль – он не сомневался в исходе дуэли – но тот, скорее всего, не примет вызова, так что придется его просто застрелить. Но жена ему строго-настрого запретила, присовокупив, что ей нужен муж, а деткам - отец.

Тем не менее, он один раз поехал послушать выступление Стивенсона в Кейро. Там, хоть это и Иллинойс, большинство населения - южане, и если его жену-немку слушали со смехом, то его попросту забросали тухлыми яйцами, которые народ принес специально для этой забавы. Ибо то, что он рассказывал, было плодом больного воображения - к действительности это никакого отношения не имело, о чем знало практически все население Кейро. Да, там убить Стивенсона не составило бы труда, а преследовать его убийцу никто бы не стал. Но он не мог нарушить обещания, данного жене.

Через два дня, он купил местную газету, Натчезский Курьер. Из нее он узнал, что практически все, кого выбрали на Севере - представители и треть сенаторов - аболиционисты. И если в Сенате, где сенаторы сидят по шесть лет, а выбирают местные легислатуры по двоих от каждого штата, все еще было большинство антиаболиционистов, то в Палате из двухсот тридцати шести членов сто шесть были аболиционистами, а еще шестнадцать им симпатизировали. Только в Южном Огайо, Южной Индиане и Иллинойсе не выбрали ни единого аболициониста.

И в этом году проходила перепись населения. Результаты не были готовы до этих выборов, но к следующим будут. И в следующем Конгрессе баланс сил сместится еще раз, да и Джон Квинси Адамс больше не будет баллотироваться в президенты. И вот что будет тогда...

А ниже была статья про то, что и Пенсильвания отказалась от торговли с Югом. Теперь торговля велась через Бермудские острова, Русскую Америку, а также западные штаты - Огайо, Индиану, Иллинойс. А из северных университетов уехали все тамошние студенты-южане; только один Колледж Нью-Джерси организовал собственный транспорт в Вилмингтон, штат Делавер, для своих южан, чтобы побудить их остаться; но новых студентов с Юга и они больше не набирали; ведь неизвестно, когда и этот путь будет закрыт. Все чаще раздавались призывы вернуть столицу в Филадельфию, хотя южане пока что беспрепятственно пропускали северян в Вашингтон, в центре которого, хоть город и находился в окружении южных штатов, преобладали северяне.

Хьюстон, перешедший в католичество в Мексике и оставшийся католиком ради жены, мысленно еще раз помолился Мадонне о том, чтобы она не оставила его семью, да и весь Юг. Он молился и за то, чтобы не было раскола страны, но, увы, боялся, что эта молитва не будет услышана.

[Road Warrior]

Глава 15. Что Бог соединил...

В центре огромного и светлого собора, парившего над Коной, стояли двое - Пуалани в прекрасном белом платье и, в качестве дани традиции, в леи из орхидей, и Юра, в белой парадной форме морского пехотинца и в леи из ракушек.

Высокий священник-гаваец в золотом облачении вопрошал Юру, обратившись к нему его церковным именем:

- Имаши ли, Георгие, произволение благое и непринужденное, и крепкую мысль, пояти себе в жену сию Павлину, юже зде пред тобою видиши?

- Имам, честный отче.

- Не обещался ли еси иной невесте?

- Не обещахся, честный отче.

Те же вопросы были заданы и Пуалани, после чего священник взял один из сиявших в лучах солнца венцов, поднял его над головой Юры и сказал:

- Венчается раб Божий Георгий рабе Божией Павлине во имя Отца, и Сына, и Святаго Духа, аминь.

Подошедший Андрей с взял венец у отца Димитрия и поднял его над Юриной головой. А священник в это время поднял второй венец над головой Поли и провозгласил:

- Венчается раба Божия Павлина рабу Божию Георгию во имя Отца, и Сына, и Святаго Духа, аминь.

Этот венец с трудом перехватила Лиза. Священник же благословил новобрачных и продолжал:

- Господи Боже наш, славою и честию венчай я.

Через некоторое время, Юра поцеловал Полю у Царских врат церкви, и свадьба переместилась в сады у Полиных родителей, где их ждало, понятно, луау, разве что на этот раз вместо перебродившего кокосового сока их ждали шампанское и вина из Калифорнии и Орегона. Разве что Поля пила очень мало - только один бокал шампанского.

В конце празднования, к ним подошел Андрей и, смущаясь, попросил Юру быть его шафером на венчании с Жанной, которое планировалось на следующее лето. Поля сразу предложила им воспользоваться ее домом и садом; родители ее в качестве подарка построили для молодоженов отдельный домик недалеко от большого дома родителей.

Праздненства продолжались три дня, после чего Юра с Полей улетели на Кауаи, где им предстояло провести две недели.

[Road Warrior]

Глава 16. За правое дело.

Пятадцатого августа 1831 года, на участке у реки Огайо, была торжественно построены четыре шеренги негров, одетых в новенькие синие мундиры. Черный оркестрик играл "Звездно-Полосатый Флаг", новый национальный гимн САСШ. После этого выступил специально приехавший из форта Кавендиш полковник Карни:

- Солдаты! Поздравляю вас с окончанием обучения! Ныне вы Первая Черная Рота! На вас налагается великая миссия - освободить ваших черных братьев и сестер от тирании южан!

Карни говорил довольно долго, а потом показал на человека в такой же синей форме, но с двумя прямоугольниками на каждом лацкане.

- А теперь к вам обратится ваш командир, капитан Джон Браун!

Браун, строго говоря, не был капитаном армии САСШ, точно так же, как никто из черных солдат в ней не состоял. Но он отдал честь Карни и начал:

- Полковник Карни сказал о вашей великой миссии. Сегодня же мы начнем воплощать ее в жизнь. Лучшие солдаты, зачисленные в Первый взвод, пойдут сегодня со мной и с лейтенантом Стивенсоном.

Стивенсон, тоже в такой же форме, козырнул Брауну и отчеканил:

- Первый взвод готов к походу, сэр!

Потом еще выступила Мария Стивенсон:

- Когда вы будеть на юг, не жалеть никого. Они там все рабовладелец или сочуствуют. Женщины, дети, никто. Идить и приносить победу!

Она, как обычно, говорила долго, после чего отряд увели к накрытым столам. Всем, кроме первого взвода, выдали и по большой порции самогона, первому же взводу по маленькой рюмочке.

В восемь вечера, когда еще не стемнело, первый взвод погрузился на лодки и переплыл на другую сторону полноводной реки. Лодки запрятали в камышах, после чего взвод собрался в буковом лесу у места переправы.

Когда стемнело, отряд вышел из леса и пошел к находившемуся недалеко фермерскому дому. Рядом были еще бревенчатые строения - сараи, сеновал, зернохранилище... И еще одно жилое здание, в котором любой, знакомый с Югом, распознал бы домик для рабов.

Надрывно залаяла собака, но никто не обратил внимания – вокруг было столько живности, и ночной лай собак был частым явлением. Один из солдат подбежал к конуре; удар прикладом, и лай прекратился.

Первые три отделения под командой Брауна пошли к главному дому, четвертое же, под командой Стивенсона, пошло освобождать рабов. Дверь оказалась незаперта, и они вошли в коридор.

По команде Стивенсона были выбиты все четыре двери. За первой оказались девушки, которые истошно завизжали. За второй была кухня, где никого не было. За третьей оказалась семейная пара, а за четвертой трое мужчин-рабов.

Карл Грейди закричал:

- Затктнитесь, дуры! Ничего вам не будет.

Те испуганно замолчали.

- Мы пришли вас спасти!

Один из молодых людей сказал:

- А нас нечего спасать. Мы и так все свободные. Нас старая миссис освободила еще год назад, в завещании.

- Но до того вы были рабами!

- Да, были.

- И вы не хотите воевать за правое дело?

- А что вы сделаете с масса и миссис? И их детьми?

- Они были рабовладельцами. Они достойны смерти!

- Они хорошие люди. Уходите отсюда.

Карл Грейди, по сигналу Стивенсона, достал пистолет и застрелил говорящего. Девушки опять закричали, и двое из отряда Стивенсона бросились на них и заткнули им рты. Женщина из третьей комнаты сказала:

- Ах вы сволочи!

За что и словила следующую пулю, на этот раз от Стивенсона. Ее муж бросился на Стивенсона, но получил прикладом по голове от одного из его людей, и упал бездыханный.

Три молодых негра переглянулись, и первый сказал:

- А мы пойдем с вами.

- Хорошо, - сказал Грейди. - А с этими что делать? - и показал на девушек.

- Они нам не нужны, - сказал Стивенсон. - Ненужная обуза.

- Пожалуйста, не надо, - сказал первый из молодых людей. - Это наши невесты.

На что первая укусила руку того, кто ее держал, после чего и ее голова была размозжена прикладом. Бросившийся ей на помощь молодой негр был застрелен Стивенсоном. Последняя негритянка закивала.

- Невесты, говорите? - спросил Стивенсон. - Точнее, осталась одна невеста. Тогда она не откажется доказать свою лояльность, - и спустил штаны.

Тем временем, в главном здании Браун безучастно взирал на трупы восьмерых детей, от двух лет и до четырнадцати, и их отца. А мать и двух старших девочек, тринадцати и пятнадцати лет, по очереди насиловали его доблестные солдаты. Когда всем надоело, забрали все найденные деньги, оружие и запасы спирного, а дом подожгли. То же произошло и с домиком негров, причем второй девушке перед этим перерезали горло. А двоих, изъявивших желание служить "правому делу", взяли с собой.

Семнадцатого августа, бостонская газета аболиционистов Liberator вышла с огромным заголовоком:

НОВЫЙ ДЖОРДЖ ВАШИНГТОН

Под ним пространная статья начиналась так:

"Как когда-то Джордж Вашингон восстал против тирании короля Джорджа и угнетения американских колонистов, так и Джон Браун, новый Джордж Вашингтон, восстал против тирании Юга и угнетения негров-рабов. Пятнадцатого августа доблестные силы под командованием Брауна уничтожили крупный центр работорговли в Кентукки и освободили десятки рабов, многие из которых с радостью вступили в войска Освободительной Негритянской Армии."

Другие северные газеты были поосторожнее в сравнениях, но общее мнение выразила, например, New York Sun:

"Джон Браун и его Освободительная Негритянская Армия - еще один гвоздь в гроб рабства. Недалек тот день, когда Юг будет наказан за его преступления."

[Road Warrior]

Глава 17. Благословен Калифорнийский край.

- Поля, береги себя! - Юра обнял жену, перегнувшись через барьер, - Буду через месяц, ты же знаешь! Не скучай!

Позавчера, двадцать третьего августа, он прибыл в местную военную санаторную часть на реабилитацию; раны, впрочем, и так почти все зажили, а голова ничем не напоминала о прикладе того неизвестного негра. Впрочем, тому оборотню не посчастливилось - Юре тогда еще, на Майо, рассказали, что его застрелили тогда, когда он заносил ружье, как дубинку, во второй раз.

Он прошел целую батарею медицинских тестов, и сегодня, после аэропорта, у него начнется курс реабилитации. Слава Богу, было сказано, что он, вероятно, будет признан неограниченно годным к военной службе. А тридцатого сентября ему предстоит лететь в Форт-Росс, на дальнейшую службу.

А Поле пришлось лететь уже сейчас, ведь университет никто не отменял. Вместе с ней улетела Лиза, которая тоже теперь училась в Форт-Россе, только на филолога. Она все еще избегала его компании. И когда он попробовал с ней поговорить, сказала ему:

- Братец, с Полей у тебя все хорошо, и ты вроде на других и не смотришь, что радует. Но мою лучшую подругу Леилани ты обидел, и я тебе этого простить не могу. Так что, уж извини, я тебя люблю, конечно, ты мой брат, но общаться с тобой у меня желания нет.

Так что, наверное, и к лучшему, что она улетела. А что насчет собственного будущего... Они с Полей решили, что до конца осеннего семестра она будет учиться, а потом уйдет в полугодичный отпуск. Следующей же осенью, точнее, в конце августа 1831 года, продолжит обучение. Ей и останется-то всего лишь полгода в университете и год военным врачом, после чего она сможет остаться в армии или уйти на вольные хлеба. В последнем случае, предстоят еще два года службы в России, но Юра, вероятно, сможет на этот срок устроиться в одну из частей, расквартированных там. А после возвращения, Юра собирался наконец и сам отучиться в университете, что можно было сделать без отрыва от службы.

Но планы планами, а пока полным ходом шла реабилитация, и одновременно месячные сержантские курсы. Обычно курсы продолжались дольше, но выпускникам училищ можно было ходить только на последнюю их часть. Свободное время он проводил в воде - Поля ему сказала, что плаванье ему поможет больше, чем все курсы вместе взятые - и в горах, забравшись наконец на Мауну Кеу, Мауну Лоу и другие местные вершины.

А еще он занимался рукопашным боем у сержанта Камеалоха. Поля сразу тогда настояла на том, чтобы пригласить на свадьбу Леилани и ее родителей. Пришло письмо, что, увы, сама Леилани проходит практику в Новой Зеландии, а мать ее болеет, и, увы, никто прийти не сможет. Но сержант Камеалоха все-таки пришел в собор на венчание, после чего он подошел поздравить молодых и сказал:

- Ладно, ребята, мне пора. Жена не знает, что я здесь, и лучше будет, если я не задержусь. И еще - Юра, когда будет время, дай знать, позанимаемся еще.

Когда Поля уехала, Юра стал ходить к нему три раза в неделю, после чего каждый раз ездил в близлежащие бани. Он даже удивлялся, что, хотя бани и были смешанными, его абсолютно не тянуло к обнаженным красоткам, коих там было так много. Да и вообще, он даже не мог себе представить любую другую женщину в своей постели - и ему было стыдно за все другие связи в его прошлом. Все, кроме Леилани. Но о ней он старался не думать. Даже когда встречался с сержантом - занимались они обычно на поляне за родительским особняком.

Впрочем, как раз там думать на посторонние темы времени не было. И если сначала эти занятия были похожи на избиение младенцев, то потом он постепенно мог уже продержаться какое-то время, а ближе к концу сержант начал смотреть на него с новым уважением.

Дома же все было по старому. Жаль, Сергея не было, но он проводил много времени с Машей, Ниной и маленьким Сашей.

Но вот настало тридцатое сентября. Сначала бурные проводы дома. Потом шесть часов в самолете. И вот наконец аэропорт Форт-Росса. И, самое главное, Поля. Да, на Гаваях хорошо, но благословен Калифорнийский край...

[Road Warrior]

Эта прода уже была выше, как глава 14. Здесь она с весьма небольшими изменениями.

Глава 18. Тучи сгущаются.

- Майор, проходите! Вот ваша фамилия в списках - майор Сэмюэл Хьюстон. Добро пожаловать на выборы. Вы принесли бюллетень?

- Конечно! Вот он.

И Сэм отдал синий бюллетень, полученный им чуть раньше в штаб-квартире местного отделения Джексонианской партии. Он подумал мельком, что теперь все будут знать, что он проголосовал за Франклина Пламмера - ну и пусть, за него, скорее всего, будут почти все. Тем более, это всего лишь Палата Представителей, до выборов президента еще два года.

- С вас пятьдесят центов, майор. Налог за голосование.

Он отдал пару монет клерку, раскланялся, и пошел домой, где его ждали его ненаглядная Дженни с маленьким Джорджем. Еще каких-нибудь пару месяцев, и второй ребенок будет на подходе.

Домик был маленький, не сравнить с особняком, в котором выросла Дженни. Но он был своим; Сэм собирался купить дом, когда Джон, его тесть, пришел к нему и сказал, что у них есть небольшой домик недалеко от форта, и что он и будет частью приданого Дженни. Еще Дженни получила Лорену - которую они с Сэмом сразу хотели освободить, но та отказалась, еще и обидевшись. Но когда пошли дети, Лорена расцвела; Джордж был первым мальчиком, которого ей довелось нянчить, и она была ему, наверное, даже более, чем второй матерью. Вот только что потакала ему во всем...

Дженни сидела в кресле-качалке на веранде, и, увидев мужа, радостно замахала руками. Он настоял, чтобы она не вставала - уже конец седьмого месяца, и живот у нее огромный. В прошлую беременность, она почти не набрала веса, а сейчас все-таки поправилась, но она ему была люба и в таком виде.

Когда он вошел, на него прыгнул двухлетний Джордж - и он долго целовал сына, слушая добродушное ворчание Лорены о том, что папа устал, ему тяжело, пусть лучше Джордж пойдет поиграет с тетей Лореной. Сынок стал ему рассказывать про все, что было - про красную птичку, которая сидела на окне, про то, чем Лорена кормила его на завтрак и обед, про маму, которая очень устает и проводит много времени в кресле... Тем временем, Лорена пошла готовить ужин. Вторая невольница, Айрис, которую он купил, как обещал, убежала к своему молодому человеку - по договоренности с хозяевами. Обычно она работала местной швеей, самой лучшей в городе, и заказов у нее было масса; по договоренности с Сэм и Дженнифер, она оставляла себе треть от стоимости заказа (Сэм предложил ей больше, но она отказалась), и все деньги, вложенные в нее, она давно отработала. Кроме того, она очень много делала по дому. Она также отказалась от свободы, сказав, что сначала соберет денег, чтобы выкупить своего жениха, на что не хватало всего около двухсот долларов. Да и потом, по ее словам, она лучше уж останется у них, если Сэм возьмет ее Амоса на работу. На предложение Сэма ссудить ей недостающие деньги она сказала, что масса и так много для нее сделал и что она их сама заработает.

Все-таки как хорошо, что он остался в Натчезе. Замечательные жена и сын, неплохой дом, хорошие друзья, тесть с тещей, принявшие его как сына... Но одно не давало ему покоя. Он так и не смог добиться ареста Стивенсона - более того, тот стал звездой и героем на Севере. Он уже давно хотел отправиться на Север и вызвать его на дуэль – он не сомневался в исходе дуэли – но тот, скорее всего, не примет вызова, так что придется его просто застрелить. Но жена ему строго-настрого запретила, присовокупив, что ей нужен муж, а деткам - отец.

Тем не менее, он один раз поехал послушать выступление Стивенсона в Кейро. Там, хоть это и Иллинойс, большинство населения - южане, и если его жену-немку слушали со смехом, то его попросту забросали тухлыми яйцами, которые народ принес специально для этой забавы. Ибо то, что он рассказывал, было плодом больного воображения - к действительности это никакого отношения не имело, о чем знало практически все население Кейро. Да, там убить Стивенсона не составило бы труда, а преследовать его убийцу никто бы не стал. Но он не мог нарушить обещания, данного жене.

Через два дня, он купил местную газету, Натчезский Курьер. Из нее он узнал, что практически все, кого выбрали на Севере - представители и треть сенаторов - аболиционисты. И если в Сенате, где сенаторы сидят по шесть лет, а выбирают местные легислатуры по двоих от каждого штата, все еще было большинство антиаболиционистов, то в Палате из двухсот тридцати шести членов сто шесть были аболиционистами, а еще шестнадцать им симпатизировали. Только в Южном Огайо, Южной Индиане и Иллинойсе не выбрали ни единого аболициониста.

И в этом году проходила перепись населения. Результаты не были готовы до этих выборов, но к следующим будут. И в следующем Конгрессе баланс сил сместится еще раз, да и Джон Квинси Адамс больше не будет баллотироваться в президенты. И вот что будет тогда...

А ниже была статья про то, что и Пенсильвания отказалась от торговли с Югом. Теперь торговля велась через Бермудские острова, Русскую Америку, а также западные штаты - Огайо, Индиану, Иллинойс. А из северных университетов уехали все тамошние студенты-южане; только один Колледж Нью-Джерси организовал собственный транспорт в Вилмингтон, штат Делавер, для своих южан, чтобы побудить их остаться; но новых студентов с Юга и они больше не набирали; ведь неизвестно, когда и этот путь будет закрыт. Все чаще раздавались призывы вернуть столицу в Филадельфию, хотя южане пока что беспрепятственно пропускали северян в Вашингтон, в центре которого, хоть город и находился в окружении южных штатов, преобладали северяне..

Хьюстон, перешедший в католичество в Мексике и оставшийся католиком ради жены, мысленно еще раз помолился Мадонне о том, чтобы она не оставила его семью, да и весь Юг. Он молился и за то, чтобы не было раскола страны, но, увы, боялся, что эта молитва не будет услышана.

Добавлено спустя 2 минуты 29 секунд:
А вот эта новая...

Глава 19. У реки Огайо.

- Майор, это, увы, все, что мы знаем.

Сэм посмотрел на главу полиции графства МакКракен, сидевшего напротив. Неделю назад, 28 февраля, полковник Александер пригласил Хьюстона к себе в кабинет и рассказал ему о том, что штат Кентукки, неспособный самостоятельно справиться с участившимися нападениями на фермы на севере штата, попросил помощи у армии, и было принято решение откомандировать Хьюстона с двумя ротами в город Падуку, в районе которого и происходило большинство рейдов неизвестных сил. В Падуке располагался Форт Андерсон, в котором после изгнания местных индейцев оставалось всего лишь одна рота, главной задачей которой была охрана тамошнего арсенала.
Хьюстон и его люди заселились в пустующие жилые корпуса, которые его люди и выделенные городом рабы как раз приводили в порядок. А он приехал к начальнику полиции местного графства.

А известно было очень мало. С середины августа были уничтожены двенадцать ферм, семь из них в графстве МакКракен. Каждый раз, семьи фермеров были вырезаны полностью, причем женщин перед смертью насиловали. Негров – рабов и свободных – тоже находили мертвыми, и женщин почти всегда тоже изнасилованными, но некоторых молодых мужчин в числе трупов не было. Также обычно убивали всех собак. После первых двух рейдов, большинство владельцев ферм начали организовывать ночные дежурства, и, судя по всему, им удалось убить или ранить кое-кого из нападавших, но раненых и убитых нападавшие уносили с собой, вероятно, для того, чтобы не было ясно, кто именно виновен в преступлениях.

Доказательств, конечно, нет, но личности убийц – секрет Полишинеля. Ведь
северные газеты трубят про рейды Освободительной Армии Джона Брауна. Причем статьи публикуются через два-три дня после рейдов.

Было известно, что эта так называемая армия базировалась в крепости под названием Форт Либерти, построенной на земле к востоку от Маунд Сити, на реке Огайо. Но командующий войсками в Иллинойсе и Индиане, полковник Карни, назвал это выдумкой и отказался что-либо предпринимать. Более того, он сказал, что не потерпит вмешательства армии из других округов, а Падука, как часть Кентукки, относилась к Юго-Западному округу наряду с Теннесси и Миссисипи.

Хьюстон склонялся к идее немедленного рейда в Форт Либерти, но инструкции полковника Александера исключали подобный рейд до выяснения всех обстоятельств. Ферм вдоль Огайо было более ста, из них около десяти в графстве МакКракен; а были еще и другие графства, и кто знает, где именно будет следущее бандитское нападение. Кроме того, два раза из семи целью нападения были фермы в пяти-десяти милях от реки – поэтому предсказать, где бандиты нападут в следующий раз, было весьма сложно.

Джон Деррик, глава полиции, сказал, что нужно узаконить их деятельность, и Хьюстон с десятком людей приняли присягу в качестве временных полицейских. Деррик придал им двоих своих людей, хорошо знавших графство,

Но для начала Хьюстон с десятком людей решил посетить две фермы, которые уже подверглись нападению. Начал он с фермы, находившейся ближе всего к Падуке, милях в четырех.

Он ожидал увидеть заброшенную ферму и кучи головешек, но, к своему вящему удивлению, рядом с пепелищами стоял небольшой, но свежепостроенный дом. А рядом с ним располагался домик с трубой, из которой шел черный дым – похоже, кузница.

Перед домом стоял мальчик лет одиннадцати-двенадцати с двустволкой. Увидев подъезжавших всадников, он закричал:
- Стой, кто идет?
- Свои. Майор Хьюстон с солдатами и полицейскими.
- Проходите. Отец в кузнице.

Хьюстон прошел в кузницу. Там работал огромный человек в фартуке. Увидев посетителей, он отложил в сторону молот, щипцами снял заготовку с наковальни, улыбнулся и сказал:
- Здравствуйте. Меня зовут Уиллиам Форрест. Ферма принадлежала брату моей жены, и мы ее унаследовали.
- Здравствуйте, - сказал Сэм. Я майор Хьюстон. Расследую нападения на фермы.
- Вы видели моего старшего сына, Нейтана? Он стоит у дома с ружьем. Когда мы приехали, он излазил все вокруг, и может вам рассказать про то, что он увидел. Пошли в дом, заодно поедите с нами; Нейтан вчера подстрелил лося, и моя Мириам приготовила тушеную лосятину с клюквой, а также пюре из кукурузы. Вам, я надеюсь, понравится. А ваши люди могут поесть на сеновале, я распоряжусь, чтобы туда принесли еду.

За столом сидели миловидная женщина и семеро детей от двух лет и выше. Женщина была опять беременна, но дети выглядели сытыми и бедно, но чисто одетыми, а еда была весьма и весьма вкусной. Нейтан и его близняшка-сестра, Фэнни, накрыли на стол, семья помолилась, и все сели за обед. Уиллиам нацедил себе и Сэму по кружке пива, а другие довольствовались водой из кувшина.

За обедом, Нейтан рассказал, что, когда они приехали, оставалось лишь одно несгоревшее здание, сеновал. Все остальное – загон для скота, зернохранилище, конюшня, и собственно дом – были сожжены. Рабов у их родственников не было, поэтому и дома для них не было. Собаки у их родни тоже не было, а Форресты собирались ее приобрести, когда будет получше с деньгами на прокорм для собаки.

По словам Нейтана, нападавшие высадились на причале у соседней фермы, которая была сожжена несколькими неделями раньше и до сих пор не была восстановлена. Там были свежие следы на столбах там, где кто-то привязывал лодки, которых было, судя по этим следам, три. Более того, этим причалом пользовались в последнее время несколько раз – некоторые следы были вполне свежими.

А вот следы людей на тот момент, когда они приехали, не сохранились, ведь за это время не раз и не два лили дожди, но в лесу были сломаны несколько веток, по которым можно было понять, откуда те люди пришли и куда они потом ушли – к тому же причалу. На одной из веток был найден кусок синего сукна – похоже, тот, кто зацепился за ветку, порвал одежду. Сукно это Нейтан показал Сэму – оно было очень похоже на то, из которого изготовлялась форма, только на юге оно было серым. Но синее сукно он видел в форте Дефайенс в Кейро, и ему рассказали, что форму на Севере теперь шьют из такого сукна.

Попрощавшись с Форрестами, Сэм собрал своих людей и уехал, решив, что купит и пришлет им в подарок овцу, ведь в Падуке цены на скот резко упали после нападений на фермы, а деньги у него были. Но пока путь его шел ко второй ферме, на которую напали буквально позавчера.

Эта ферма располагалась к юго-западу от Падуки, в семи милях от реки Огайо. Здесь, судя по всему, рабы были – один из сгоревших домов был типичным длинным домом для рабов. Уже давно лежал снег, и путь их можно было проследить. И если те, кто пришел на ферму, были в примерно одинаковых сапогах, то среди следов тех, кто с нее ушел, были и типичные деревянные ботинки рабов. Кроме того, были видны следы коров и овец, а также двух саней.

Все трупы кто-то – или соседи, или полиция – уже похоронили в свежевырытых могилках рядом с развалинами домов. Сэм не стал раскапывать могилы, но обыскал территорию рядом с домом. И нашел там несколько пуль Минье, которые прямо указывали на то, что у нападавших были современные нарезные ружья. Кроме того, он нашел несколько дробин – судя по всему, обитатели фермы отстреливались.

После этого, они последовали по следам нападавших, которые, как ни странно, привели их к мосткам сожженной фермы рядом с фермой Форрестов. На столбах были весьма свежие следы уже четырех лодок.

Недалеко от причала был небольшой заброшенный рыбацкий домик. Как ни странно, он был в хорошем состоянии, и в нем даже была печь. Стекол в окнах не было, да, наверное, и не было никогда, но ставни закрывались плотно.

Подумав, он решил, что ночью дыма все равно видно не будет, так что там вполне можно будет разместить дежурное отделение. И он оставил троих из своей группы, а по возвращении в Падуку организовал дежурство, с тем, чтобы раз в неделю менять тамошний гарнизон.

[Road Warrior]

Глава 20. Женился, остепенился...

- Крещается раб Божий Андрей во имя Отца, Сына, и Святаго Духа. – и каждый раз, священник окунал младенца в купель. После этого, ребенка взял Андрей Мышкин, а Лиза, Юрина сестра, надела на него крестильную рубашку и пеленки.

А священник продолжал:

- Крещается раба Божия Лилиана во имя Отца, Сына, и Святаго Духа.
На этот раз, ребенка взял Сергей, Юрин брат, а одела девочку Леилани.

После службы, все собрались у Юриных родителей, которые ради крещения внуков прилетели в Форт Росс.

Две недели назад, восьмого марта, Поля родила двойняшек. И Юра, помогавший при этом событии, вдруг понял, что беззаботное прошлое позади – теперь он отец. И поймал себя тогда на мысли о том, что он очень даже рад.
Поля сама выбрала крестных – Сергей с Валентиной для этого специально прилетели из Сарасоты во Флориде, а Андрей с Жанной аж из Новоархангельска. Леилани, когда приехала на крестины, всего лишь пожала Юре руку, и когда он встретился с ней взглядом, ее глаза были ледяными, но к деткам, а особенно к маленькой Леилани, она была весьма нежна. Лиза же уже начала оттаивать, а когда она познакомилась с Колей, старшим братом Поли, то у них что-то, видимо, заладилось с самого первого момента, даром что и тот теперь учился в Форт Россе.

Дети были голубоглазыми блондинами, как их папа, хотя, как рассказала тетя Лана, Полина мама, и Поля была сразу после рождения блодинкой. Гости вскоре разъехались, но у Юры в Форт Россе были бабушки и дедушки, и проблема была не в том, что помочь было некому, а в том, что помогать рвались все, даже Лиза, а также Юрины дяди и тети. Так что все оказалось не так трудно, как Юра боялся.

И его, как молодого отца, согласились оставить в Форт Россе до конца года. Более того, с января он начал учебу по специальной офицерской программе в Форт-Росском Университете. В январе следующего года, конечно, ему придется прервать обучение, ведь они с Полей отправятся туда, куда ее пошлют уже на врачебную практику. Но и здесь ему обещали, что его откомандируют туда же на то время. Так что они будут вместе и в следующем году. И куда бы их не послали, это явно будет не Африка.

Будущее представлялось ему прекрасным.